Мощный, раскатистый львиный рык. В нем столько тоски, ярости, страсти, голода и еще чего-то, не имеющего названия. Он мгновенно заполняет твое нутро леденящим первобытным ужасом…

Я открываю глаза, долго и неподвижно смотрю в потолок, пытаясь определить, откуда пришло это рычание. Скорее всего, из только что прерванного сна, в котором было что-то африканское, экзотическое и которое, там еще, во сне, я старался запомнить.

Бесполезное занятие. Я совсем не помню свои сны. От них в лучшем случае остаются какие-то бессвязные обрывки, но и они как-то уж очень быстро растворяются в сознании. Правда, остаются ощущения. Вот их я помню, и именно они каким-то, только одним им понятным образом, иногда проявляются строками на моем ноутбуке…

Вот и теперь, всплывают строчки когда-то прочитанные:

 

 

Не помню, чьи это вирши. Надо будет в Интернете пошарить на досуге.

Утро раннее. На будильнике нет и пяти часов. Кстати, я переводил часы на местное время? Кажется, да. Несмотря на открытое окно, душно и, кажется, что скомканные простыни моей постели можно выжимать. Если учесть, что лег я за полночь, то удалось мне поспать часа четыре. Надо попробовать заснуть, впереди совсем непростой день. Кстати, где я? В каком городе?

Для кого-то этот вопрос может звучать странно, но только не для меня. Последние… сколько там… шесть-семь… нет, уже больше – девять лет, по меньшей мере, два раза в неделю мне приходится этот вопрос самому себе задавать. Я живу «на колесах», все города и веси моей страны давно уже перемешались в голове и слились в одно непрерывное мелькание, превратившись в географический «компот».

Ладно, все равно не спится. Наверно норму сна с избытком я выполнил вчера в поезде. Так что немного расскажу о своей работе.

Я – Администратор гастрольных концертных программ. Точнее, любых зрелищных программ, от концерта барда-одиночки до балета на льду с участием разных спортивных знаменитостей, коих мы между собой называем «обезьянами». Сами же себя мы гордо величаем – Прокатчики. Мы… нет, все же только про себя буду говорить… я работаю от одной хиленькой продюсерской компании со звучным названием «Oстарт продакшн». Название должно верно обозначать, что сфера нашей деятельности простирается от места расположения самой фирмы на восток. Хотя это не совсем верно, хотя бы потому, что и другими направлениями фирма не гнушается.

Мне, за все время пребывания в ней, в основном приходилось «катать» небольшие, сравнительно дешевые попсовые коллективы. Коллективы, давно вышедшие «в тираж», но все же изредка напоминающие о своей существовании бывшим своим поклонникам, которым давно уже за… Одним словом, тем, кто с внуками приходят на концерты. «Ретро», так сказать. Затрат на них немного, правда и доход они приносят небольшой. Но это уже не мое дело – я-то самого себя никогда не обижал, даже при самых плохих финансовых раскладах.

Исколесил всю матушку-Россию вдоль и поперек, да и не один раз. Так что в последние годы из гостиницы никогда не выходил без местной карты из боязни заблудиться.

Смешно конечно, но пару лет назад, проходя по Грайвороновской улице в столице и будучи в легкой задумчивости, вдруг остановился как пришибленный. Мне вдруг так ясно представилось, что нахожусь я в данный момент в Краснодаре, а вот там, за тем углом будет офсетная фабрика. Никакой фабрики там, конечно, не оказалось, да и не нужна она была мне совсем, но само отсутствие фабрики на должном месте поставило меня в тупик, и я начал рыться в своем кейсе, в надежде найти карту Краснодара, чтобы… Минут только через пять, сообразил, где я на самом деле.

Это теперь мне смешно, но тогда было совсем не до смеха.

Кажется, именно после этого случая, признаюсь не единственного из этой серии, я и приобрел вот этот компактный ноутбук, в котором у меня теперь есть все. Ну, или почти все, из того, что может интересовать администратора моего уровня в любой географической точке России.

Вот и теперь… кстати, в каком я теперь городе? Шучу, конечно, теперь-то я еще подъезжая к месту назначения, настраиваю «бегущую строку» ноутбука на это самое название и карту данного города выкладываю на «рабочий стол». Утром первым делом включаю своего верного «секретаря».

Итак, сегодня 28 июня пятница. По большому счету меня здесь, в этом городе не должно быть. Я должен греться на черноморском пляже, с удовольствием используя свой законный отпуск. Но я оказался «крайним». Третьего дня срочно вызвал меня шеф и в приказном порядке «упросил» совершить подвиг. Иначе не могу назвать. Меня кинули на «передовую», в качестве разведчика на совершенно незнакомый «фронт». Шеф… не то с большого бодуна, не то, поддавшись на уговоры своих друганов - коллег продюсеров, решил осваивать прокат цирковых программ. Никого под рукой из свободных администраторов не оказалось, а я не успел отъехать на юга.

Несмотря на громкое название, фирмочка наша помещается в небольшом номере московской гостиницы. Шеф, бухгалтер и секретарь – вот и весь персонал в одной комнатенке. Наш брат администратор появляется здесь «набегами», в перерывах между поездками. Многих я могу не видеть по полгода и больше.

Конечно же, я попытался с ходу отбрыкаться.

- Андрей Николаевич, - так моего шефа кличут, - вы, я надеюсь, понимаете, что это авантюра чистейшей воды? Мы никогда этим не занимались. Наверняка у цирковых программ есть своя специфика. И потом, одно дело - зарядил маршрут какой-нибудь «звездульки» и вперед с песнями. А тут, насколько мне известно, программа цирковая обычно с месяц сидит в одном городе…

- Вот и хорошо. Чем тебе не отдых? Владимир, соглашайся. Тебе нужно будет только дней за десять раскрутить рекламу, а потом отдыхай себе, бабки считай. И потом, ты же не один там будешь - опираться будешь на цирковую администрацию. Там же все отлажено, все схвачено.

- Если все отлажено, на кой тогда им прокатчик сдался? Они и сами могут…

- Росгосцирк посчитал, что ему выгоднее спрашивать с прокатчиков, чем с директоров цирков.

- Ну, да, конечно! Выходит, своим не доверяют и «засылают казачка». А мы как лохи попадаем между молотом и наковальней. Директора на местах, понятное дело, блюдут свой интерес. А Росгосцирку бабули живые нужны, которые местные директора, понятное дело, зажимают. Вот они лохов и ищут.

- Ты Владимир говори, да не заговаривайся. По проверенным агентурным сведениям, на прокате цирковой программы можно лихо заработать. Целый месяц отдыхай в свое удовольствие. В конце рассчитаешься со всеми, подмахнешь какие нужно документы и свободен. А специфику тебе расскажет одна моя знакомая. Я ей звонил, и она тебя уже ждет. Завтра утром получишь деньги на рекламу, проезд и прочее и катись… только не забывай докладываться хотя бы через день-два.

- Ну, Андрей Николаевич…

- Володька, ёшкин кот! Ну, кто-то же должен начинать! Если даже «по нолям» приедешь, расстреливать не буду. Обещаю. Но надеюсь, что у тебя выгорит, ты у нас везунчик. И… так и быть, получишь 10 процентов от чистого дохода. По рукам?

- А по самым скромным… это скока?

- По самым скромным… я от тебя жду полтора миллиона чистыми. Сам понимаешь, пол лимона придется «откатить».

- Кому? Кто там теперь «банкует»? Слышал, у них тоже чехарда.

- Ну, это мое дело, кому. Тебя это не касается. Десять процентов с миллиона. Считай.

«Калькулятор» в моей башке моментально сработал и решил за меня.

Так что… теперь 28 июня, пятница, цирковая гостиница. Обшарпанный номер на 12 квадратов. Кровать, стол с неизменным графином и стаканом, два стула и тумбочка, на которой теперь «прописался» мой нотик. Знавал я «пристанища» и похуже. С «удобствами» во дворе. А в этом есть даже закуток с унитазом, раковиной и душем. Между прочим, этот номер именуется у аборигенов «полулюксом». Супер! Ладно, не привыкать.

Все, хватит валяться. Будем, не спеша приводить себя в порядок, потом надо будет выйти и где-то позавтракать, а уж потом приступать к работе. Раньше девяти в цирке делать нечего, так что времени у меня еще…

 

***

Я уже бывал в этом городе. Лет шесть назад. Тогда я привозил сюда… не помню кого, надо будет посмотреть в записках. Ну, и не важно это. Главное, что центральный проспект города… интересно, как вы догадались? Действительно имени Ленина. Так вот, он остался на месте. Мало того, в самом конце его… или начале, нерушимо остался стоять лысый истукан с вскинутой в приветствии рукой. А за ним, как это и положено, здание местного правительства в архитектурно-имперских изысках начала пятидесятых прошлого века. Справа от него центральная гостиница, в которую я в целях экономии, не поселился, а слева муздрамтеатр. Вот на его площадке я и «катал»… нет, иначе как ранним склерозом не назовешь – не помню кого. Как не помню и здания цирка в другом конце проспекта. Ну, с этим-то как раз все нормально – я просто до него не добирался, ни к чему было. Да и был я здесь, кажется, всего два дня. Потом… опаньки, вспомнил – Наталью Чиж с группой «Копейщики» привозил. На 80% прошли. Фу, не все еще потеряно, если даже это вспомнил.

Сам же цирк искать не нужно, ночной «извозчик» довез меня от вокзала минуты за три. И слупил с меня стольник.

Здание, как и положено циркам, с куполом. А для разнообразия еще и с трехэтажными «крыльями» на обе стороны от центрального входа. В одном крыле, собственно, гостиница для цирковых артистов, в другом, как я догадываюсь, различные вспомогательные службы, администрация и прочее. Посредине массивный фасад с квадратными колонами, на которых теперь висит большой баннер – «Уникальное лазерное шоу. По странам и континентам. Артисты знаменитого цирка «Cirque du Soleil». Спешите! Только до 30 июня».

Утро ясное, солнечное. Пока еще терпимо, но днем обещали больше 30 градусов. Вон, гроздья тополиного пуха висят, то-то днем будет «метелица». Я сижу в летнем кафе «Минутка», прямо напротив цирка, в сквере, и уплетаю с аппетитом яичницу с сарделькой.

Смотрю я на этот цирковой баннер, а про себя думаю: Сщас, как же, так тебе и поедут артисты «Дю солей» в эту дыру. Хотя, кто его знает, может, их расплодилось так много, что мировых столиц им уже маловато? Или кризис их так задел?

Ладно, господа. Я уже немного закусил, а потому у меня к вам один вопрос. Любите ли вы цирк? Не хмыкайте, я помню, классик о театре спрашивал, а потому у меня вопрос плагиатом лишь слегка попахивает. Итак, любите ли вы цирк? Любите ли вы его так, как я его… ненавижу?!

Нет, пожалуй, «ненавижу» звучит грубовато. И потом, как можно ненавидеть то, о чем не имеешь ни малейшего представления. Последний раз в цирке я был лет около сорока назад. Было мне тогда 5-6 лет. Перед представлением меня успели чем-то «угостить» в буфете. Через минут десять после начала представления, меня начало тошнить… надеюсь дальше объяснять не нужно. За завтраком об этом вспоминать не стоило, но так уж вышло. Вот и теперь при одном только виде цирковой афиши, аппетит пропадает.

Все равно, пора закругляться. Пойдем знакомиться с местным руководством, боками с ним тереться придется почти полтора месяца. Посмотрим, с кем и против кого «дружить» здесь нужно.

Интересно, с какой стороны у них служебный вход? Можно конечно вернуться в гостиницу и по переходу пройти, но лучше будет, если так сказать, официально появиться, с улицы.

***

Ну, вот. Кажется «цирк» начинается. Мне пришлось обойти здание почти кругом, чтобы обнаружить проходную. Прошел без проблем, сонный охранник мутными глазами «заценил» мою фигуру и в ответ на приветствие только мотнул головой – «проходи».

Сразу за проходной большой двор, за высоким забором. Четыре длинномерных прицепа с надписями на бортах «Цирк». В дальнем углу большая клетка, в которой из угла в угол без остановки мотается бурый медведь. Там же, под навесом двое служащих разгружают «Газель» с тюками сена. А прямо напротив проходной высокое крыльцо на десяток ступенек без перил. Рядом «Волга» с открытой задней дверцей. У самого крыльца стоят два крепких мужика пенсионного возраста, и по всем приметам ждут.

Я не успеваю дойти до них. Дверь на крыльце распахивается и из нее выкатывается «Колобок» - маленького роста, заплывший жиром, сильно помятый мужичок. Он как-то нелепо раскидывает руки, словно пытаясь дирижировать симфоническим оркестром и вдруг «ласточкой» валится с крыльца. Мужики привычно «принимают» его в свои руки, почти торжественно несут и запихивают в «Волгу». Сия «процедура» у них занимает от силы минуту. Дверцы захлопываются, одновременно ворота открываются и «Колобок» отъезжает.

Первое правило Администратора – «На чужой территории, никогда и ничему не удивляться, не делать резких телодвижений и скоропалительных выводов».

Я спокойно подошел к мужикам и спросил, как пройти к директору.

- Опоздал ты, паря. Только что загрузку произвели. До понедельника теперь не просохнет.

- И кто ж, его замещает в таком случае?

- А ты случаем не из?..

- Нет, не оттуда. Я администратор новой программы.

- Тогда другое дело. В отсутствие директора, Алевтина Петровна, главный бух всем заправляет. Но она только во второй половине дня, к вечернему представлению будет.

- А весь день вы что же, в автономном плаванье?

- Скажите тоже… кому приказывать всегда найдутся. Вы лучше к нашему администратору идите. Правда, она немного… Михалыч, как она?

- Переживает…

- Ну, вот к ней и… Михайлыч, проводи товарища. Мне в слоновник нужно.

- Знам я твой слоновник… Ладно, пойдемтя. Как величать-то?

- Владимир.

- А по батьке?

- Да вот как вас, Михайлычем.

- Ну, добре. А администраторшу нашу Ирина Аркадьевной кличут. Про меж прочим, племянница моя. Брательника Аркашки дочь. Сюды проходьтя…

Мы поднимаемся на третий этаж. Здесь недавно сделали ремонт, пахнет краской, а в дальнем конце коридора, женщина-маляр докрашивает раму окна.

- Ну, вот. Я дальше-то не пойду… а вы ходьте до третьей двери, что по праву руку. Только сперва стукните… может… ну, для порядку.

- Спасибо, Михайлыч.

- Ну, и вам не хворать. Если, что нужно будет подсобить…

- Спасибо. Так, я сразу к вам и…

- Ну, добре.

На этом мое знакомство с низшим звеном работников цирка не закончилось. Не успел я дойти до нужного кабинета, как малярша обернулась, оказавшись смугленькой грудастой татарочкой. Словно давно ожидая меня, облегченно выдохнула и, улыбаясь золотыми коронками передних зубов, флейцем поманила меня к себе.

Второе правило Администратора – «Информацию бери, где только возможно. Особенно, если она сама к тебе идет в руки». Я подошел.

- Здрасте вам.

- И вам того же…

- Слыхала, новую программу везете?

- Так и есть.

- Хочу предупредить. Вы будете работать с «борзыми»?

- Очень даже может быть. А что?

- А… а вот и…

- Фаина! Ты это окно уже вчера красила.

Это прозвучало у меня за спиной. Я обернулся и встретился еще с одной симпатичной мордашкой женского пола. Фигурка ладная, высокая, головка, коротко стриженая, темненькая. Нос с легкой горбинкой. Как мне показалось, по отчего-то заплаканным глазкам, лет около тридцати. На кого только она похожа?..

- Ирина Аркадьевна, да я только чуток подправила, вчерась-то вечером не приметила, а молодой человек как раз вот и спрашивал, как вас найтить…

Ирина как-то резко мотнула подбородком и тихо сказала

- Проходите в кабинет, Владимир Михайлович.

Про себя отметил, раз «величают», то приказ Росгосцирка, стало быть, уже получили, и какие-то права у меня есть.

Кабинет небольшой, уютный, «женственный» по чистоте и устроенности. Одна стена полностью в цветах и растениях, по другой стеллаж с папками и небольшая библиотека, по корешкам не художественная, специальная. На рабочем столе порядок. За рабочим креслом простенок в цирковых афишах с автографами.

- Присаживайтесь. Чай, кофе?

- Спасибо, только позавтракал, Ирина Аркадьевна.

- Как угодно. Вроде бы познакомились. И…

- Ну и давайте тогда без отчеств. Больше доверительности.

Вскинула на меня глаза и долго внимательно изучала мою физиономию, словно решая про себя, до какой степени может пойти «доверительность». Кажется, не внушил ничего хорошего… равно, как и плохого. Я даже усмехнулся, разумеется, про себя – со мной всегда так, с первого взгляда очень редко произвожу благоприятное впечатление, но зато уж со второго…

- Так чем могу?..

- Да очень многим… Ирина. Для начала информацией по городу, области… Ну, а там, посмотрим. Все равно, нам вместе работать, одну программу вытягивать.

- Если хотите, курите.

- Да, вот, знаете, месяц назад бросил. Пока держусь.

- А я все же закурю, если…

- Не возражаю.

Только Ирина закурила, а я деловито открыл свой ноутбук… так, пока больше для создания впечатления, как зазвонил телефон. Ирина, мельком взглянув на определитель, кажется, тут же напрочь забыла о моем присутствии. Вдруг, на пару секунд молитвенно сложила ладони, крепко-крепко так сжала их, словно от этого зависело что-то необычайно важное. На четвертый гудок только подняла трубку.

- Демушкина…

И зависла длинная пауза, в которой кто-то что-то ей сказал и уже положил трубку, даже я со своего места слышал короткие гудки. Медленно положила, наконец, трубку…

- Что-нибудь случилось? – спросил я осторожно.

- «Кинг» умер…

- Это?..

- Льва «Кинга» усыпили…

И столько неподдельного трагизма прозвучало в ее голосе, что я понял, меня сейчас здесь не должно быть.

- Так… понятно, я зайду… позднее.

- Подождите. Вот. Я отпечатала для вас… Здесь все адреса и телефоны, которые вас могут заинтересовать.

Сказала тихо, пытаясь сдержать слезы. Достала из папки несколько листочков и положила на край стола.

Я поднялся со своего места, мельком оценил их содержание. И только теперь до меня вдруг дошло, что тот ночной рык и был последним рыком уже умирающего льва. Уже взявшись за дверную ручку, я неожиданно для самого себя вспомнил утренние строчки. Вспомнил и окончание. Не оборачиваясь, тихо произнес их.

 

«Архангел каждый львиный рык

Пером записывает в книге.

Трудам пустынным меры есть,

И если лев исполнил меры —

Приходит Ангел льва увесть

В благословенные пещеры».

 

Тихо вышел и уже пробираясь к выходу из цирка, вспомнил и автора. Второй муж Анны Ахматовой, Владимир Шилейко. И сама Ирина чем-то неуловимо напоминает Ахматову. Надо же, какой длинный ассоциативный ряд… еще на что-то гожусь.

На лестнице меня ждала Фаина. Что-то пыталась мне «натараторить» про распространителей билетов, но я только махнул ей рукой – «потом, мол» и вышел.

Мой первый рабочий день только начинался.

 

2. Простая арифметика

 

Я зашел в гостиницу переодеться. Официальную часть представления отчасти закончилась, а бегать по городу в тридцатиградусную жару в костюме, выше моих сил. Попутно поболтал с дежурной гостиницы и вытянул у нее немало весьма полезной информации. Потом прошел в свой номер, нырнул под душ и только после этого принялся изучать «досье» на этот город. Просмотрел и откровенно приуныл. Выходило по моим подсчетам, что себестоимость моей программы и прочие расходы возможны к исполнению при условии 50% сбора. Несложная арифметика:

 

Одно представление:

при 100% «загрузке» 1400 мест зала – 350 т руб.

22 представления – 8 млн. руб.

Затраты:

Аренда - 0,8 млн. руб.

Программа (зарплата, корма и проч.) – 2,5 млн. руб.

Реклама - 0,3 млн. руб.

Распрост. билетов 3-5% – 0,2-0,4 млн. руб.

Итого: - 4 млн. руб.

 

Это как раз и называется «пройти по нулям». За двадцать два представления собрать 50% в условиях июля месяца, почти нереально. Город пуст – дачи, лагеря, отпуска и… одним словом, совсем невеселая картинка. А еще нужно полтора лимона отбить для фирмы. Наверняка выплывут еще какие-нибудь непредвиденные расходы. 75% нужно! Совсем нереально. Надо каким-то ужом выворачиваться. Думать надо.

Я ничего не смыслю в цирке, но даже из той информации, которая у меня имеется, выходит, что программа моя совсем не «ах». Какая-то «сборная солянка». Половина номеров уже «каталась» здесь в прошлом году. Коверный, как мне успели доложить, откровенно слабый. А основной, «ударный» аттракцион никому не известен. Присылают дрессированного бегемота под кличкой «Фружа». Ну и что? Что я спрашиваю, может такого выдать бегемот, чтобы на него повалил зритель? Не представляю. Признаюсь, что встречал афиши с бегемотом «Жужа», но это было давно, и, кажется, она… то есть, бегемотиха эта, сдохла. Ну, точно! Я тогда в Брянске был с… вот же память, совсем никуда стала. Тогда в Брянске из этого «падежа» такую рекламную трагедию раздули. Да, и школьные каникулы тогда были…

Это что же, другая туша?

Вот с такими невеселыми мыслями я отправился в местные СМИ, чтобы начать рекламную компанию.

 

***

Часа за три управился с местным телевидением и радио. Афишами и расклейками заниматься рано – пока предыдущая программа работает, не моги. К тому же, мой шеф обещал окончательно утрясти программу и только в начале следующей недели с проводниками передать афиши, отпечатанные в Москве.

Припекало здорово. Пятница короткий рабочий день и на улицах уже после обеда начало заметно редеть – за город народ потек.

Есть не хотелось. Я зашел в открытое кафе и выпил пару бокалов вполне сносного пива. Уже выходя, на улице, прямо на асфальте увидел разноцветные следы босых ног. Следы вели в кафе, из которого я только что вышел.

А ведь это идея! Нужен креатив!

Я снова пошел «на поклон» к рекламщикам. Кое-что подкорректировал. И только теперь почувствовал, что настроение мое заметно улучшается. Еще раз взглянул на листок, что выдала мне Ирина. Вот это явное упущение – «позывных» художника цирка, в нем нет. А он мне теперь крайне необходим. Придется возвращаться в цирк, хотя до понедельника я не хотел встречаться с главбухом, поскольку эта встреча не сулила мне ничего хорошего.

Ладно, делать нечего. Заодно посмотрим, как крутится коллега этого лазерного шоу.

До представления оставалось примерно полчаса, а, подходя к цирку, я ажиотажа не увидел.

К бухгалтеру я не успел зайти. Кабинет Алевтины Петровны был дальше по коридору, за кабинетом директора цирка. Дверь же его кабинета была распахнута настежь. У меня создалось впечатление, что меня здесь ждали…

- Э… как вас там… не проходите мимо. Таки невежливо это. Заходите-заходите, знакомиться будем. Когда придется еще… кхм… если таки придется…

Ну, меня таким «приемом» не возьмешь, бывало и хуже. Меня просто подмывало ответить в таком же тоне. «Э… как вас там… мне теперь не до сук. У меня прием в другое время» - или как-нибудь в таком же роде. Еле сдержался. Третье правило администратора - «Хочешь знать больше, утрись и больше слушай».

Я остановился. Несколько секунд помедлил и зашел в кабинет.

За директорским столом, откинувшись в кресле, с дымящейся сигарой в одной руке и бокалом коньяка в другой, сидел крупный, плотный, абсолютно лысый… ну, вылитый «Шрэк». Только что не зеленый, как мультике. Я про себя ухмыльнулся.

- Моня, погляди, как вышколили псинку, не обижается. Хвостом почти виляет. – «Шрэк» от собственной реплики весь затрясся от смеха с каким-то взвизгиваниями и прихрюкиванием. А я только теперь заметил на диване в углу кабинета маленького, сухонького старичка, с бегающими хитрыми глазками.

- Извини, Вовчик… пардон… э… - скосил глаза на лист бумаги на углу стола, - Владимир Михайлович. На кого работаем?

- А вы?..

- Я-то? Я сам на себя. Да, я таки Борис Исаакович Гутман. Слыхал?

- Признаться, не приходилось. Я от «Остарта» администратором.

- А… ну, и как ваш «Бакс» таки поживает? Лет пять не встречал.

- Андрей Николаевич? Нормально.

Интересно-то как! И у моего шефа «кликуха» имеется. Не знал. Приеду, я ему…

- Моня, сгоняй, посмотри, таки сколько скота сегодня нагнали?

- Беня, я тебе и так скажу. 122 билета продано. На завтра – пятнадцать. А на воскресенье четыре… Снимать будем, или где?

- Моня… - «Шрэк» покачал укоризненно головой.

- Я Беня понял, понял. Вам пошуршать нужно. Так я и так уйду. Пошел кассу снимать.

- Без обид. И дверь прикрой.

Моня… или как там его, ушел, а «Шрэк» аккуратно загасил сигару в бокале, потом допил этот коньяк с пеплом, бросил в пепельницу сигару, тяжело выбрался из директорского кресла и переместился на диван.

- Да, не стой ты, как пацан какой. «Hennessy» будешь?

- Нет.

- Таки падай куда-нибудь. Разговор есть.

Прежде чем выбрать себе место, я прошелся по кабинету, независимо сунув руки в карманы. Директор цирка оказался коллекционером. На нескольких стеллажах, полках, полочках расположились на вскидку более сотни самых разных клоунов. Из них я узнал только Карандаша с «Кляксой», Олега Попова и Никулина, что само по себе уже неплохо.

- Наш уважаемый директор некогда сам таки был коверным. Очень неплохим. «Засрак» и прочие регалии имеет. В городе его уважают. А я таки понял, что вы далеки от мира цирка…

Надо же, на «вы» перешел! Надо ухо держать востро, таким образом, обычно «разводить» начинают.

- … вот о директоре и пойдет таки речь. Вы уже встречались?

- Присутствовал при выносе тела.

- Ну, таки у вас еще все впереди.

Я, наконец, пристроился на стуле в конце стола для переговоров.

- Борис Исаакович, можно задать вам вопрос?

- Готов услышать.

- Как прошла ваша программа в этом городе, и что мне грозит?

- Как обычно в конце июня. Дальше таки отобью. Вот у тебя будет еще хуже. «Спалишь» программу, «Бакс» получит кучу долгов, только и всего. Это все, как говорится, очевидно. Пал Палыч таки давить будет. Требовать «откат» будет. Прокатчики ему костью в горле, от кормушки отодвигают. Таки мой совет – «слей» ему программу, пусть сам крутит. Все равно таки прогоришь. А он чики-пуки устроит, чистеньким отсюда уедешь.

- А если я не соглашусь?

- Сурово тебе будет, Вовчик… сурово…

- Забыли.

- Что?

- Забыли добавить «таки».

«Шрэк» снова принялся подхрюкивать.

- А тебе таки палец в рот не стоит…

- Оттяпаю по локоть! – я тоже с каким-то даже облегчением рассмеялся.

- А по внешнему виду и не скажешь.

- А то! Минутку. То ли еще… - я посмотрел на часы, встал и включил телевизор, - какой канал здесь местный?

- Третий.

Я переключил на тройку. Заканчивались местные новости.

- Информашку по городу подгребаешь?

- Нет… вот сейчас…

Экран неожиданно погас, в темноте послышалось какое-то сопение. Потом шепот – «Фру-жжжжа, Фру-жжа, Фружа» и легкий смешок ребенка. Экран снова засветился, и пошла обычная реклама. Ровно пять секунд шло все «действо». И будет так до полудня понедельника в каждом рекламном блоке…

- Любопытно таки… а ничего… может прокатить… - «Шрэк» выпятил нижнюю губу и почесал мизинцем щеку, - но раньше понедельника чтобы я афиш в городе не видел.

- И не будет… до среды.

Ну, вот, кажется, отыгралсяся, немного кураж сбил «Шрэку». Будем закреплять.

- Борис Исаакович, а еще один… или два вопроса можно?

- Да, хоть три.

- У вас действительно цирковая труппа из «Дю Солей»?

- А тебе таки зачем знать?

- Любопытно… и потом, так сказать, для опыта…

- Если так… пара «воздух на ремнях», когда-то сезон работала. Давай второй вопрос.

- Почему моего шефа «погоняют» «Баксом»?

- Я думал таки, что тебе известно?

- Нет, первый раз от вас и слышу.

- Мы с ним таки старые знакомые. В юности вместе работали в ансамбле песни и пляски. Я тогда на тромбоне упражнялся, а он таки плясал … «казачка». По загранкам мотались. Ну, а в свободное таки время… да чего там, тогда все мы… но он таки больше и удачливее, подфарцовывал. Отсюда таки и… вот и прилипло…

 

***

Расстались мы примерно через час, заверяя друг друга в самой, что ни на есть бесконечной дружбе. Надеюсь, никому не надо объяснять, что я точно знал, как «Шрэк» после моего ухода смачно сплевывает… или выражает в мой адрес похожее «действо». Я тоже не тешил себя иллюзиями относительно «дружбы». Одним словом, проехали и закопали задними лапами.

Правило Администратора – «среди коллег друзей быть не может».

Как я и ожидал, Алевтина Петровна ушла минут десять назад. Обстоятельству этому я ничуть не огорчился, а отправился искать художника. На арене громыхала музыка, слышались чьи-то вопли, жиденькие аплодисменты, но у меня ни на секунду не возникло желания заглянуть в зал.

Понятно было, что вечером в пятницу в цирке застать художника почти не реально. Но на первый же мой вопрос, обращенный к кому-то из пробегавших мимо служащих, был получен положительный ответ и направление куда-то на самый верх, следуя которому я без труда нашел мастерскую художника и его самого собственной и абсолютно трезвой персоной. Я давно привык, что художники, имеющие контакт с шоу бизнесом, пьют как сапожники. Да, простят меня не пьющие производители обуви.

 

«Художник смешивал на палитре своей души, краски тихого, крадущегося за окном вечера, все больше и больше наполняющего полутонами теней уходящий, пройденный, прожитый, но так до конца и не понятый день…». Вот так я, наверное, изобразил бы, глядя со стороны, состояние этого бородатого, кудлатого (простите за литературный штамп, но так он и выглядел на самом деле) не высокого и щуплого, примерно моего возраста человека, стоящего у окна. Он и мое-то присутствие не сразу заметил, «улетев», вероятно, мыслями… или любуясь, только одному ему понятной композицией формы, цвета и света за окном…

- Простите, вы ко мне?

- Если вас зовут Олег Иванович?

- Просто Олег.

- Отлично. А я…

- Владимир, так я понимаю. Весь цирк уже знает. Сказать почему?

- Ну, и почему же?

- Раньше на три дня приехали…

- Не вижу логики…

- А ее и нет. Приехали бы к вечеру в понедельник, на вас бы и внимания никто не обратил. Просто цирковые, как малые дети, очень любопытные, любят все необычное. Водку пьете?

- Умеренно.

- Хорошо. А то я без вас не мог начать…

- Выходит, ждали?

- Выходит… Ирина позвонила, сказала, что непременно вечером искать меня будете.

- Еще четыре часа назад я предполагал провести этот вечер иным образом. Выходит, что Ирина не только зверей любит, переживает их уход и… ну, и так далее, но и может предвидеть поступки совершенно незнакомых людей?

- Она работу свою хорошо знает. И любит… вот и все. Ферштейн? А что это мы на ногах топчемся? Не пора ли?..

- Да, неплохо и начать, да после первой на «ты» перейти. Потому как у меня дело…

- О деле после третьей. Возражения есть? Я мигом.

Пока Олег готовил нехитрую закуску, я прошелся по мастерской. В основном здесь были разные шрифтовые работы, цирковой реквизит, требующий подкраски и… нет, все же мольберт был. Я не удержался и откинул тряпицу, закрывающую холст. Спиной я почувствовал, как Олег замер и насторожился, но ничего не сказал и через мгновенье снова стал хозяйничать.

Это был портрет Ирины. Почти завершенный портрет. Я отошел к окну, и заходящее солнце мягким светом осветило картину. И что-то в этой картине…

 

«Последний луч вечернего светила

коснулся бархата твоих ресниц»…

 

Это еще что за «сопля» из меня полезла? Хотя, если разобраться…

- Портрет не закончен… и… одним словом, ферштейн?

- Понял. Простите, если что не так… - я аккуратно закрыл портрет. И в самое последнее мгновение мне вдруг показалось, что глаз на портрете мне как-то грустно подмигнул. Или фантазия разыгралась? Так это рановато будет, для разного рода фантазий и меня определено другое время суток.

- У меня все готово.

Водка была из дешевых, может быть «паленая». А потому, зная себя, я решил за 200 грамм не переваливать и больше налегать на огурчики-помидорчики.

После третьей неудержимо захотелось курить. Еле удержался, чтобы не «стрельнуть» у Олега.

- Так… - Олег задымил «Пегас», - теперь можно и о деле.

- Для начала, скажи мне, Олег, у тебя много работы?

- Да какая тут работа. Я здесь ухитряюсь кроме цирка еще в ТЮЗе подрабатывать. Но теперь ТЮЗ в отъезде, на гастролях, а в цирке… какая здесь работа? Малярка. С другой стороны, отсутствие «принудработ» вдохновляет к самореализации. Ферштейн?

- Олег, мне нужен помощник. По оплате, не обижу. Ты как?

- Да, можно… почему бы и нет. А что делать-то?

- Что делать мы придумаем вместе. Нам нужно с тобой этот город… с областью в придачу, «на уши поставить». Сам понимаешь, все средства хороши, любые идеи приветствуются. Я уже кое-что предпринял…

- Володя… одно условие. Ты меня только «не свети». Главное, чтобы Ирина не…

- Думаешь, она будет против?

- Да, нет, не думаю. Тут сложно объяснить... Ну, в общем, она моя невеста и… ну, как бы это… Не в восторге она оттого, что я здесь работаю. А тут… Вот. Ферштейн?

- Нихт блин ферштейн, но прикрою, как смогу.

- Вот и ладно. А кого везешь?

- Бегемота. И нужно решить простую арифметическую задачку - как на этой туше собрать 70 процентов вала.

- Ёклмн! В июле? Больше сорока никто не проходил на моей памяти летом. Нет, за эту явную авантюру надо еще выпить. Может и у меня идейки зашевелятся.

- Погнали.

Бутылку за разговором мы все же оприходовали. Потом… не помню, кажется уже где-то в городе пили еще. Подвальчик какой-то. Сколько? Кажется, много. Как попал в свою кровать, разутый и раздетый… это вопрос к следователю.

 

3. «Палыч»

 

Самое удивительное состояло в том, что я проснулся, хотя и очень поздно, что-то возле одиннадцати часов, но с совершенно свежей головой. Словно накануне и не квасил. Спешить сегодня никуда не нужно было, а потому, быстренько добежав до туалета, я снова забрался в кровать, пристроил на коленях ноутбук и стал выстраивать наполеоновские планы завоевания этого городишка, числом своих жителей, как мне подсказал справочник, более шестисот тысяч.

«Планов громадье» изредка прерывалось разными литературными «всплывающими фразочками», которые я укладывал в другой «сундучок» на потом. Ну, что-то вроде такой бредятины как - «Вечер загоняет облака в овчарню, плотно закрывает ворота»… К чему, зачем? Никто не знает… пока. «Пока» откладывается на то время, когда спадут «вериги» этого города и придет свобода, на просторе которой «…но в тишине, но в тайне, не смея помышлять…» ну, и так далее… самую малость примазавшись к гению…

За этим занятием меня и застал Олег. Он появился с двумя запотевшими бутылками пива и ухмыляющейся мордой.

- Ну, и как?

- Привет. Что как?

- Как на столичную особь повлияло местное пойло?

- Как видишь, жив и даже что-то пытаюсь из себя изображать. Олег… один нескромный вопрос. Кто меня вчера раздел? Вырубился, честно, не помню.

- Кхм… все предельно просто. Я пригласил двух местных юных блудниц и… ферштейн? – но, заметив мою растерянность, успокоил, - Да сам ты, сам. Сам раздевался. Я только за тобой по всему номеру части одежды подбирал. Не переживай, я в голубизне тоже не был замечен, так что невинность твою никто не потревожил. Держи бутылку. Даже если головка не бо-бо, с утра пиво это что надо. И потом через час ты должен быть «на ковре». Ферштейн?

- То есть?

- Я не знаю, что происходит на небесах, но ты вызвал очень сильный интерес Пал Палыча. Ты уже успел где-то проколоться. Он даже прервал, начавшийся было запой, чего на моей памяти не было, и ждет тебя через час у себя в кабинете. Я только что перехватил коридорную с этим сообщением. Так что, давай помалу приводить себя в порядок. Ферштейн?

- Ты хоть помнишь, какую мы вчера придумали «детективу»?

- Конечно. И пока ты будешь бодаться с Палычем, я успею кое-что сделать. Потом ко мне в мастерскую зайдешь.

- Ферштейн…

Пока занимался туалетом, я сообразил, что мой выпендреж перед «Шрэком», кажется, сыграл со мной плохую шутку. В мои теперешние планы до понедельника как-то не входила встреча с директором цирка. Ладно, придется, как говорится, соответствовать.

***

На этот раз мы прошли прямо из гостиницы в цирк. Доложу вам, запашок в цирке, это что-то! Это просто поэма. Как-нибудь позже попробую рассортировать эти «ароматы». А пока к этому надо будет привыкнуть и принимать как временную данность.

Олег пошел к себе в мастерскую, а я повинуясь только собственному чутью, стал пробираться какими-то переходами в администрацию. В одном из коридоров столкнулся с Фаиной. Успел подумать, что опять она начнет про «борзых», теперь как раз самое время... Но она как-то испуганно на меня взглянула и, отвернувшись, попыталась исчезнуть за ближайшей дверью.

- Стоять! Бояться! Деньги не прятать! Фаина, в чем дело? Я ее ищу по всему цирку, - не моргнув, солгал я, - а она, понимаешь… Быстро отвечать, сколько вас, распространителей, готовых на трудовой подвиг?

Видя, что деваться ей некуда, Фаина, нехотя, подошла.

- Восемь человек, Владимир Михайлович. Но…

- Но получен приказ, со мной дел никаких не иметь. Так?

Фаина облегченно вздохнула

- Ну, раз вы все знаете…

- Ничего я не знаю. Только хочу сказать, что мне нужно человек пятнадцать.

- Да нам и восьми-то делать нечего… не сезон.

- Сколько вам обычно платят? Только не сочиняй, все равно узнаю.

- 3 процента. Борис Исаакович заплатил по два…

- Крохобор! По области работали?

- Нет, только по городу.

- Хорошо. Буду платить от четырех до пяти. Слово. Но побегать придется. И нужно не менее четырнадцати человек. Я так понял, вы, Фаина, старшая? Бригадир?

- Вроде бы.

- А точнее?

- Да.

- Лично вам гарантирую 5 процентов.

- Хорошо бы… если б только…

- Это ваше «только» я разрешу как-нибудь. В понедельник к 19.00 полный сбор.

- Но понедельник выходной в цирке.

- Поэтому и собираю. А пока, до встречи.

- Вы уж, Владимир Михайлович постарайтесь, а мы…

- Стараться будем вместе.

То, что «свидание» будет не простым, я еще раз убедился, подходя к кабинету. Дверь резко распахнулась, из кабинета выскочила разъяренная Ирина, а вслед ей понеслась длинная матерная тирада. Увидев меня, она только резко покачала головой, схватилась за виски и почти бегом направилась в свой кабинет. Но, уже взявшись за ручку двери, резко остановилась, оглянулась и внимательно посмотрела мне в глаза, словно проверяя, выдержу ли я «натиск». Вероятно, мой спокойный вид ее удовлетворил, она чуть улыбнулась и одними губами шепнула «удачи».

- Ирина, я после зайду. Дождись.

Она коротко кивнула и скрылась за дверью.

Я стукнул и, не дожидаясь ответа, вошел.

Пал Палыч, не обращая на меня внимания, как-то очень медленно и осторожно наливал из бутылки в высокий бокал минеральную воду. Я прошел, без разрешения сел напротив него, открыл кейс и достал договор о проведении программы. Достал и положил прямо перед ним. И только когда он также медленно влил в себя пузырящееся содержимое бокала, я вполне миролюбиво начал.

- Доброе утро, Павел Павлович. Вы меня вызывали? Разрешите представиться…

- Ты кто? – Пал Палыч поднял, наконец, на меня свои заплывшие мутные глазки.

- Администратор новой программы. Приказ вы, уже получили, а это договор о проведении. Требуется подписать…

- Насрал я на твой договор. Ты для меня Никто, и звать тебя Никак. Понял? И катись к такой-то матери.

Ну, «Колобок», меня таким приемом на лопатки не кинешь. Я спокойно достал из кармана мобильник.

- Разрешите, Пал Палыч, именно так и передать ваши слова Семен Семеновичу? – Тут я немного сблефовал, - я успел записать ваше «приветствие». Семен Семеновичу будет приятно услышать ваш голос.

Безошибочно прием срабатывает. Что мне нравится во всех периферийных «князьках», так это то, как они держат «стойку» перед Центром.

Вероятно такого разворота «Колобок» не ожидал. Выдержав большую паузу, он придвинул в себе договор и долго его изучал. Потом все же попытался еще раз «куснуть». Но уже более спокойно.

- Это что за х…ню ты мне суешь? Да тут…

Я только пожал плечами

- Стандартный договор, утвержденный Росгосцирком. Мне он, тоже откровенно местами не нравится, но что поделаешь, начальству виднее.

И тут я блефанул. Этот договор за два часа «сваяла» наша секретарша, шеф только чуть поправил…

- Они там что, совсем ох…ли?

- Не знаю, Пал Палыч. Мое дело исполнять приказ, а кто там и чего…

- Как тебя?

- Можно просто, Владимир, Володя…

Похоже, что «сломал» я его…

- Вот что… ты свой аппарат все же выключи. У меня встречное предложение.

- Как скажете, Пал Палыч. Можно и без свидетелей.

Я сделал вид, что нажал куда-то в мобильнике, положил его в кейс, а кейс закрыл.

«Колобок» снова налил себе бокал воды

- Минералку будешь?

- Спасибо, нет.

- А мне надо… вчера совсем зае…ся с этой работой. Да еще этот жидок со своими вонючими сигарами и с этим старым пидором… Ладно, давай о деле. Ты я смотрю мужик ушлый и…

Интересно, сколько он попросит? Если пятьдесят, пожалуй, можно будет и согласиться…

- Значит так. Ты будешь отдыхать целый месяц на полном довольстве в санатории. Здесь недалеко, в тридцати км. Сосновый бор, река… девочки отдельно… по желанию. И все на халяву. Я провожу сам программу. Процентов тридцать вытяну. Ты приезжаешь, получаешь все документы и везешь долги своему генеральному и госцирку.

- Пал Палыч… боюсь, не получится. Меня ведь тоже проверяют. А как вы думали? Пару раз за этот месяц «гонца» пришлют. Что я своего шефа не знаю. Да и сидеть без дела я не умею.

- Слышал уже… доложили. Про черную кошку в комнате без света. Надеешься проскочить?

- Без долгов хотя бы. Если никто мешать не будет.

- Ну, тогда… если сам… тогда, сам ты и понимать должен…

Я понимающе ухмыльнулся, поскольку это был даже не намек.

- Сколько?

- Пятьсот.

- Тысяч?

- Копеек!

- Круто. Это называется выкручиванием рук. Сто еще куда ни шло, да и то…

- Пятьсот. А иначе…

- Да вы же, Пал Палыч, стольник только на своей директорской ложе отобьете.

- П…ц тому настанет, если узнаю, кто слил!

- Я не вчера родился, Пал Палыч. План зала посмотрел. Вы свою ложу увеличили на двадцать мест за счет зала…

- Пятьсот и… дальше сам крутись.

- Посоветоваться с шефом нужно. Как я выкручиваться буду, не знаю. Может, и пойдем на ваши условия, но только при одном моем условии.

- Ну, и…

- Вас я в цирке после первого представления и до конца программы не наблюдаю. Все службы по вашему приказу работают как часики. Расчет по окончании…

- Это уже три условия

- Пусть так. В противном случае, я уезжаю и докладываю обо всем, что я здесь узнал…

- Ты кого вздумал пугать? Вовочка, да я здесь дела крутил, когда ты еще на горшке сидел.

- Ну, когда я на горшке сидел, вы… кстати, очередная идея возникла… - вот такой своей следующий фразы, я сам от себя не ожидал – сплошная импровизация,- в программе… могу предложить вам бенефис. Тряхнуть, так сказать, стариной. Коверным! Надо же отрабатывать…

Я подумал, что «Колобок» просто лопнет от ярости.

- Пацан, ты совсем еб…ся? Да я… да у меня весь город вот где! Не, Вова, ты точно отсюда живым не уедешь.

- Да и меня пугать не стоит. Меня с пемзой терли.

Я поднялся с места. «Колобок» тоже медленно встал со своего кресла и прошелся по кабинету с бокалом в руках, свободной рукой оттягивая и отпуская подтяжку брюк, едва сходящихся ниже живота. Долго стоял перед стеллажом с клоунами, прихлебывая воду, словно решая что-то для себя важное…

Нет, не ошибся я! Задел я его больное место. Может мужик и спивается, понимая, что кончилось его время, профессия ушла. А тут…

- Все, ладно, вали. Приказ сегодня… нет, в понедельник, когда этот… Исаакович свалит, подпишу. Не хочу, чтобы еще и эта падаль мне…

- Ну, и договор заодно. Мне же документ отправлять нужно шефу своему не позднее вторника…

- Мудаки писали… а я должен… ладно, решим. Все, до вторника. Тоже с ответом жду.

- Откланиваюсь. Вы уж не сильно… хворайте, Пал Палыч. Печень отвалится, поздно будет пить «Боржоми».

- Вали к такой-то матери… засранец. Много он понимает.

Уже в коридоре я про себя решил, что хрена он «откат» у меня увидит. Слипнется. Но пока надо тянуть резину. Лишь бы под ногами не путался. А там, ближе к концу, решим и эту проблему. А может, действительно клюнет на бенефис? Случайно ведь у меня вырвалось, но на этом можно еще процентов настричь…

Я немного поколебался и решился все же зайти к Ирине. Подумал, что досталось ей от «Колобка», похоже, из-за меня. Так что повиниться нужно и успокоить. К тому же… к тому же неудержимо захотелось еще раз взглянуть на ее похожесть с Ахматовой. А в качестве комплимента мучительно покопавшись в памяти, наскреб четверостишье «блочное», которое могло послужить знакомству более близкому.

 

Божий Ангел, этим утром

Тайно обручивший нас,

С нашей жизни беспечальной

Глаз не сводит потемневших.

 

В оригинале там было, кажется «зимним утром», но это в данном случае не имело особого значения. И ни на секунду не возникло при этом угрызения… или еще чего оттого, что она чья-то невеста…

Из кабинета Ирины раздался грохот и я, как мне показалось, в одно мгновение оказался в комнате.

- Что случилось?

Ирина сидела за своим столом и невозмутимо разглядывала то, что осталось от грохнувшегося горшка с… ну, беда у меня – не знаю, как они эти самые комнатные растения называются. Одним словом, один «веник» не захотел больше жить…

- Как видите, Володя, ничего страшного не случилось. Вы, вероятно, подумали, что это я решила свести счеты с жизнью? До этого в ближайшее обозримое будущее не дойдет. И потом, если вы по поводу моего «общения» с руководством, то я давно привыкла к такому стилю.

Слава Богу, кажется гибель растений, не входило в число переживаний Ирины.

- Но столько ненормативной лексики… вас не смущает?

- Что я могу поделать, если он на матерном языке разговаривает, а с нормальной речью у него проблемы. По поводу же цимбидиума, то цветок не погиб, его можно, да и, пожалуй, давно необходимо пересадить в более просторный горшок. Мне нужно кое-что дописать и минут через пять я этим и займусь. А у вас ко мне…

- Зашел вот… подумал, что влетело вам из-за…

- Инициатива наказуема.

- Это за помощь информацией? Ирина, я все уладил… и если, конечно, не будет «рецидива», то мы еще с вами поработаем дружно.

- Ну, и прекрасно. – Ирина немного помолчала, а потом добавила, глядя в окно. - Только прошу вас, Олега не спаиваете. Ему нельзя. Ему и так осталось…

- Не понял…

- Врачи обещают максимально год.

Вот такого я действительно не ожидал…

- И что? Что, совсем ничего нельзя?

- В пересчете на рубли пять миллионов выходит, да и то… Так что… совсем ничего.

- А если?..

- Володя, я прошу… и не нужно, чтобы он знал, что я сказала. Все. Мне еще курсовую надо дописать.

- А куда, если не секрет?

- Университет культуры. В Москве. На заочном. Третий курс.

- Оба-на! Я тоже этот «кулек» закачивал. И тоже заочно. Только тогда он еще просто институтом был. Факультет?

- Режмасс…

- Нет, я по театру, но это и не важно. Вот, что-то общее у нас с вами… - но, заметив ее уже «улетевший» взгляд, с сожалением сказал. - Все, ухожу, не буду мешать. Надеюсь, будет еще время посидеть, поболтать.

- Думаю, что не так много. Начнется программа только, и я на сессию уеду.

- Тогда, ни пуха…

- И вам…

Вот такая проявилась «информация», совсем не располагающая к даже к легкому флирту, не говоря уже о большем. А может и к лучшему.

С другой стороны – Правило администратора – «Никогда не влезай в чужие проблемы»

 

4. «Следы»

 

Уже к обеду воскресного дня по городу поползли слухи. Говорили разное. Одни, что ночью из проезжавшего мимо передвижного зоопарка сбежал крупный зверь, носорог или даже слон. Другие, что этот зверь переплыл реку, спасаясь от лесных пожаров, которые, увы, не редки в это время года при такой жаре. С другой стороны, местная фауна не располагает данными о наличии в лесах на другой стороне реки носорогов и других крупных зверей. Третьи же начинали обвинять милицию, местную власть и лично мэра города в том, что в городе неспокойно и ночью совершенно невозможно выйти из дома, не рискуя нарваться на неприятность в виде какого-нибудь хищного зверя. Находились и скептики, объяснявшие все просто хулиганской выходкой, но таких было мало и их не слушали…

Милиционеры, дежурившие на улицах города, не подтверждали, но и не опровергали слухов. Они просто ходили и… как-то странно ухмылялись, будто зная нечто такое, отчего у простого обывателя должна была от страха на голове встать дыбом вся растительность, если такая имелась в наличии.

Всему виной были следы. Опытным следопытам в лице вездесущих пацанов удалось проследить – следы начинались на набережной возле городского парка, замысловато петляли по улицам, несколько раз наискось пересекали центральный проспект им. Ленина и неожиданно пропадали на площади им. Лермонтова. Словно какая-то неведомая сила оторвала носителя этих следов и унесла в неведомую высь и даль.

К вечеру, когда основной контингент населения повалил с дачных участков, у безмолвного, по случаю воскресного дня, здания мэрии даже собралось несколько десятков человек с требованием от… Правда требовать собственно было не у кого, городское руководство отсутствовало, а вышедшие на крыльцо пара молодых охранников только добавили «масла в огонь», заявив, что ночью они действительно видели огромного косматого зверя, чем-то отдаленно напоминающего мамонта. У них есть запись видеокамеры, которой удалось зафиксировать… не очень хорошего качества, правда, и, что они эту самую запись непременно передадут на местный канал телевидения, с просьбой создать комиссию по расследованию этого происшествия.

 

Мы с Олегом во второй половине дня появлялись то тут, то там, в местах, где еще отчетливо были видны следы. С глубокомысленным видом при помощи рулетки и циркуля мы замеряли их размеры, длину шага и прочие параметры. Заносили в большой блокнот «показания», и вели между собой глубокомысленный разговор, пересыпая его различными научными терминами, чем вызывали к своим персонам интерес. Когда же удавалось собрать небольшую группу граждан, мы всячески способствовали распространению самых невероятных версий. Основной же была, что в связи с парниковым эффектом и надвигающимся глобальным потеплением на планете, по-видимому, происходит миграция на север животных из тропических и субтропических зон Индии и даже Африки. Это создает определенные проблемы и в связи с этим уже через пару недель в нашем городе состоится международный симпозиум с участием многих научных светил мирового значения. Обыватели легко соглашались с этой версией, вероятно подзабыв горькую участь мировой шахматной столицы под гордым названием Васюки, тем более что жара в городе не спадала уже вторую неделю, а в отдельные дни термометр зашкаливал за 40 градусов. Древние старики копались в остатках своей дырявой памяти и не могли припомнить подобного за всю свою жизнь…

 

***

Наверно, вы уже догадались и требуете объяснений? Извольте. Но для этого нужно будет вернуться во вчерашний день.

После вчерашних моих визитов к директору и администратору, я успел еще познакомиться с бухгалтером и старшим билетным кассиром цирка. «Колобок» все-таки дал свои весьма «ценные указания», не чинить мне… я так понял, до поры, до времени, препятствий и всячески содействовать проведению новой программы. Так что все мои требования отчетности и по билетному столу, по кормам, зарплате… ну, и прочим составляющим «бумажное творчество» воспринимались, как инструкция к неукоснительному применению. Все это заняло ни много, ни мало, а почти два часа кряду. Тема эта скучная и неинтересная, и я намеренно ее опускаю.

Поднимался я в мастерскую к Олегу с надеждой, что он не дождался меня и пошел по своим делам. Мне так хотелось потому, что я вдруг вспомнил, что день уже к вечеру наклоняется, а в живот мой кроме бутылки пива, ничего не «заряжалось».

В мастерской шел спор на повышенных тонах. Олег спорил с Михалычем. От меня они как-то даже не очень вежливо отмахнулись и продолжали друг на друга орать. Так продолжалось еще минут пять, пока вдруг, неожиданно разом успокоились, видимо придя к консенсусу и дружески обнявшись, стали похлопывать друг друга по спине.

- Ну, вот. Ну, вот! А ты говоришь, что какой-то твой Боливар хренов двоих не вынесет. Моя Глаша троих повезет за мил душу. И скорость я ей пропишу, котору надоть. Как ты там говоришь, жаних… ферштейн?

- Григорий Михайлыч, да я же…

- Да ты же, да ты же. Ладно, мыслю я вашу понял. У меня как раз от прицепа только шкилет остался, пойду, покумекаю, как вдобнее все пристроить, чтоб можно было быстрее печати ставить. – И только теперь ко мне обратил свое смеющееся лицо. - Вот только командир скажет к какому часу Глашу подгонять…

- Михайлыч, Олег, я не понял. Вы что тут, все без меня решили? А что хоть решили-то, можно узнать?

- Володь, мы же ночью с тобой это дело обмозговали.

- Это про явление бегемота?

- Ну, да. Вот только… тити-мити и… ферштейн?

- Я понял. Материальные затраты?

- Надо теперь же бежать покупать, через час будет все закрыто.

- А тогда, что мы стоим? Погнали. Да, сегодня, именно сегодня ночью и нужно это дело провернуть.

- Мужики, так когда?

- Михалыч, ты что, тоже с нами? А старуха на ночь отпустит?

- Не сумлевайся даже. А потом, моя Глафира только меня слухает.

- Тогда в полночь… где бы только? Не в цирке же…

- Так у моей сараюшки. Возле моего дома. Вон, Олег знает…

- Идет.

 

***

«Глафира-Боливар» оказался стареньким мотороллером с прицепом. Пока мы ездили за краской, искали «посуду», пока из цирка забирали уже готовые «лапы» бегемота, Михалыч приспособил его к ночной операции. Мы с Олегом должны были сидеть на бортах прицепа. Почти полное отсутствие днища у этого транспорта, делало это сидение почти акробатическим трюком. Нужно было не просто усидеть при движении, но еще и успевать, когда нужно, макать «лапы» в краску и «печатать» следы.

Управились мы часам к одиннадцати. В моем животе было как-то чересчур просторно и это, кажется, заметил даже Михалыч.

- Ну, вот чего, мужики. Я смотрю, что силенок-то у вас на ночь почти и не осталось. Слухай мою команду, идем ко мне ужинать.

- А удобно ли, Григорий Михайлович? Галина Ивановна, наверное, спит уже.

- Как же! Уже с полчаса в окно знаки подает, чтобы ужинать шли. Спит… ишь… моя старуха, да чтоб без ужина отпустить? Так что… ходьте мыть руки и за стол. Я вчера перемет ставил, так утром десяток подлещиков взял. Рыбка у нас будет жарена. Володя, ты как? По соточке?

- Да нет, Михалыч, не стоит. С собой можно взять. Кто знает, как ночью-то будет.

- И то дело.

 

За нехитрым ужином, Михалыч не удержался и спросил у меня

- Володь, ты мне вот скажи, что за транспорт такой – Боливар? Мне Олег все талдычил, а я спросить забыл.

- Михалыч, этот транспорт о четырех копытах. Американский писатель О,Генри написал рассказ… как же он назывался-то? Олег помнишь?

- Угу. «Дороги, которые мы выбираем»

- Точно. Боливар — кличка коня, на котором могли бы спастись двое друзей, но один из них, по имени Додсон, по прозвищу Акула, бросил друга и спасся сам. А в свое оправдание он сказал: «Боливар не вынесет двоих».

- Ну, и сволочь же, прости мою душу грешную. Не по-нашему это так.

- Я тоже так думаю. Михалыч, а можно тебе тоже встречный вопрос подкинуть?

- Так спрашивай.

- Вот я у вас в прихожей афишу очень старую видел с девочкой на проволоке…

- Глазастый. Ты же с цирком приехал работать, ну вот и… а та девочка, что на проволоке, недавно нам ужин сготовила и теперь какую-то лабуду по ящику смотрит.

- Выходит, что Галина Ивановна…

- Володя ты слышал когда-нибудь… вот… песня такая была… во дворах ее, давно правда, пацаны под гитару бренчали? «А он циркачку полюбил»… и там еще как… – «она по проволоке ходила, махала белою рукой. И страсть Морозова схватила своей мозолистой рукой»…

- Признаюсь, не приходилось… или уж в самом раннем возрасте. Не запомнил.

- Так, Володя, я тот самый Морозов и есть.

- Болтун ты старый… тот самый и есть. – Это Галина Ивановна, реплику из комнаты подала. Когда это было…

- Ишь, услыхала. Об ей заговорили. А то быват и не дозовешься. Словом, вот уж… эй, старуха, слышь штоль… сколько уж минуло?

- Чего кричишь, слышу… - Галина Ивановна в дверном проеме показалась да и осталась там стоять, скрестив на груди руки. - Считай, не считай, а скоро полвека. Да, вы ешьте, ешьте. Ночью-то быстро проголодаетесь.

- Да, красивый был номер у моей Галины. Теперь так уж никто не может. Володь, ты только представь себе – тройной эквилибр на свободной проволоке с жонгляжем. Извини, я забываю, что ты в цирке, как это… ладно. Представь себе – проволока не туго натянутая, болтается, значит. А эта… вот эта девушка, на этой проволоке на высоком моноцикле… такой лисипед одноколесный, катается, при этом на лбу держит полутораметровую палку с корзинкой на конце. И при всем том опять же, жонглирует… кольца, факела, мячи в корзинку закидыват. Во как!

- Невероятно!

- Я и говорю. Ну, я как первый раз увидел… и все. Молодой был, горячий. Да и она еще совсем девчонка, шестнадцать только стукнуло. Вобчем через год…

- Через полтора.

- Как это? Ишь, посчитала. И, правда, через полтора, я у нее ассистентом стал… и мужем, по совместительству. И так вот до самой пенсии. Да и теперь я еще униформистом подрабатываю, а Галина на контроле или в гардеробе. Так что никак мы без цирка…

А тут и полночь настала.

 

Сначала у нас очень медленно продвигалось «следение». Мы прикинули – оказалось, что такими темпами мы до утра едва метров восемьсот одолеем. Пришлось на ходу придумывать приспособления, для ускорения процесса. Зато когда удалось соединить… но я думаю, технические подробности вам знать будет не интересно. Где-то после часа ночи, у нас появилась скорость «печатания» следов. И дело пошло. Пару раз нас останавливала патрульная милицейская машина, но, узнав, что мы из цирка и у нас очень секретная миссия, менты начинали ухмыляться, потом глубокомысленно изрекали «А-аааа… ну, понятно. Если так… ну, тогда… тогда что ж, будем считать, что все в порядке. Спокойной ночи, граждане артисты». И отъезжали.

Была у нас задача «дотянуть» следы до цирка. Признаюсь, мы немного лопухнулись, уж чересчур долго петляли по переулкам. В итоге, когда мы пересекали площадь им. Лермонтова, краска закончилась. До цирка оставался всего один квартал. А на часах было три. Восток начал розоветь, предвещая утро. Искать краску в такое время было бессмысленно, с чем мы все трое дружно согласились. И тут же разбежались по домам, догонять сны.

 

***

И был сон. Не знаю, с субботы на воскресенье под утро, когда уже солнце всходит, какие сны обычно снятся – пророческие или так просто? Никогда не интересовался. Но лучше бы он был «так просто», ни к чему. Мне бы было спокойнее. Хотя, если разобраться, после ночной «операции» с виртуальным бегемотом, а они… эти самые бегемоты, как известно, в Африке водятся. Так какие еще могут сниться сны, как ни «африканские»? Вот такой мне и приснился…

Иду я по саванне. Именно такая саванна, какую я видел недавно в каком-то документальном фильме. Иду, и такая у меня тоска, что, кажется вот сейчас просто лягу и сдохну. И буду сам смотреть, как мое тело звери там и птицы будут растаскивать да расклевывать. И это тоже я в том фильме видел, как они падаль жрут. Но тоска не от этого безобразия, она вроде бы сама по себе. Тоска такая, будто я все уже растерял, что имел и ждать впереди нечего. Пуст и гол, как барабан. И не ищу ничего, не жду… так просто, двигаюсь, передвигаюсь. Потом… потом как будто туман какой вокруг меня клубиться начал. И уже дальше трех шагов и не видно ничего. А из этого клубящегося серого тумана появляется вдруг совсем молоденькая, почти девчонка еще, негритосочка стройненькая. А на ней всего лишь один лоскуток ткани ниже пупка болтается. И все. Грудки небольшие, так, с кулак сжатый. И, наверное, такие же, как кулак, твердые. И глаза почти круглые, темные. Мне показалось, что она красивая. И даже очень. Статуэтки такие встречаются, знаете, черного дерева, все хотел купить, но так и не купил. Идет прямо на меня, но как-то так… вроде как, по проволоке идет, руками равновесие ловит, идет, но не приближается. И прямо ко мне обращается, то есть лопочет что-то, как мне показалось по-французски, а я хоть в школе и зубрил, но это когда было, потому понять ничего не могу. Кроме фраз отдельных, вроде «искала тебя», меня то есть. Ну и еще, что меня какой-то «Номмо зовет» и если я не приду, «бум-бум»… или что-то в таком роде будет. Вот под этот «бум-бум» я и проснулся…

Бум… бум… бум…

Проснуться проснулся, а вот тоска звериная, от которой хоть вой, хоть ори, осталась. И сердце колотится, будто только что из этой самой Африки бегом прибежал и рухнул на кровать в изнеможении.

Бум… бум… бум…

Приходить в себя понемногу стал. Может, только через минуту сообразил, что «бум-бум» этот доносится из туалета. Поднялся и открыл дверь. Ну, точно. Вчера… то есть несколько часов назад я, придя в номер, хотел, помнится, принять перед сном душ, но воды не было. Вероятно, кран я неплотно закрыл. И теперь редкие капли звонко капают в поддон. Вот весь «бум-бум» и объяснился.

Стоя уже под прохладным душем, поймал себя на том, что тоска моя неизвестного происхождения хоть и начала как сон рассыпаться, но само ощущение тоски, осталось. А казалось бы с чего?

 

Выручил телефон. Я завернулся в полотенце и пошел брать трубку. Удивительно, но я точно знал, что звонит мой шеф. Я успел мельком взглянуть на часы. Десять. В Москве еще меньше. Очень на него это не похоже. Но на определителе было «босс»…

- Слушаю вас, Андрей Николаевич. Доброе утро. Как в Москве с погодой? Тоже печет?

- Привет. Володька, ты, что там в своем Мухосранске вытворяешь?

Тон предвещал привычную «бурю в стакане». Ну, это мы быстро уладим.

- Не понял! Андрей Николаевич, колитесь, ночью дятлы спят?

- Чего ты несешь?

- Кто же еще мог вам «настучать» так рано? Или же еще вчера? Попробую угадать. Директор не мог. А вот Гутман, друган ваш прежний…

- Администратор его.

- Моня? А шо такого может Моня таки знать в чужом корыте?

- Володька… ты что такой веселый?

- Так выспался, погода блеск. Все идет как надо. Если так и дальше пойдет, то могу обещать вернуться живым. А если нет, то хоть запомните меня веселым!

- Многообещающе звучит.

- Ну, а если серьезно и без мата, то пока все хреновато. Гутман на тридцадку прошел, обещал мне полный криндец.

- Ну, и?..

- А это мы еще поглядим. Вскрытие покажет.

- Ладно, не духори. Как директор? Сколько запросил?

- Пол лимона.

Мой мобильник можно было слушать из другого конца комнаты. Я думал он рванет:

- Сколько? Сука! Да, я его сдам с потрохами! Кисло ему будет! На нарах будет лимон свой сосать!

- Шеф, не пыли… пока. Еще не вечер.

- Что задумал?

- Да есть кое-что. Ежа ему под череп запустил. Если получится, то… нет, все, молчу. Пусть будет моей профессиональной тайной. А по делу мне срочно нужны афиши, формат А-1 пятьсот штук…

- Куда тебе? У тебя тумб афишных в городе, если с полсотни наберется…

- Надо, Андрей Николаевич, надо. И флаеров тысяч двадцать-тридцать.

- Охренел?

- Как догадались? Нужна во всю афишу харя бегемота разеваная. Наверху место оставить под вклейку. И не позднее вторника. Либо рано утром в среду…

- Ну, Володька…

- Мы работаем или где?

- Ладно, хотел я на дачу до вторника. Не поеду. Тем более, что холодно в Москве. Дожди.

- Нам бы дождичек в это пекло.

- В общем, что-нибудь придумаю.

- Да, еще… нужна срочно информация по этой Фруже. Пойдет любая.

- Мало информации. Едет к тебе из Казани. И это был ее первый город. Не хотел огорчать, но…

- Спалили программу?

- Да.

- Хреноватисто. Но и меня так просто без литра спирта не…

- Надеюсь. Больше двух миллионов долга фирма не выдержит. Усек?

- Хоть вы-то не хороните. Лучше в этой связи прошу напечатать еще… парочку тысяч афишек А-4.

- А не слипнется? Ты меня разоришь.

- Подыхать так музыкой. Надеюсь, до этого не дойдет. Ладно. До связи. Пошел вытаскивать программу.

- Удачи.

- Не помешает.

 

Дальше вы уже знаете. Мы с Олегом пускали «дезу». Я в который раз убедился, что народец у нас наивный до чертиков, верит всему, что ни скажи. И откликается охотно на любую рекламу. Особенно, если обещают зрелище.

Когда уже начало темнеть, Олег предложил «по пиву». Чем это предложение может закончиться, я уже понимал, как и помнил свое обещание Ирине.

- Олег, работа началась, а потому – сухой закон.

- Ферштейн… - прозвучало с явным сожалением.

- Но… хоть завтра в цирке и выходной, но придется потрудиться. Где можно купить листов пятьдесят ДВП?

- А куда столько?

- Вот завтра и объясню.

- На строительный рынок надо ехать.

Сказано было с явной задумчивостью. Вероятно, свои планы имелись. Пойдем навстречу.

- Стоп!.. Отменяется. Отдыхай. Планы поменялись. У меня появилась одна идейка. Завтра я попробую ее реализовать. А на рынок поедем во вторник. Подходи часикам к десяти.

- Договорились. – Точно, угадал. Обрадовался, и не пытался скрыть этой радости. Верно, свидание или еще что-нибудь в том же роде. - Пока тогда?

- Спокойной ночи.

 

Я пошел в гостиницу. По дороге успел перекусить все в той же «Минутке». Кхм… все же взял бутылку пива. Пока ее приходовал, наблюдал, как после окончания последнего вечернего представления из цирка вышло человек пятьдесят зрителей. Хоть это и «у соседа корова сдохла», но все равно печальное зрелище.

Только три дня я в этом городе, а столько уже всего … да и завтра предстоит…

Обычная спринтовская дистанция закончилась, а вот хватит ли меня на полуторамесячный марафон? Хватит ли дыхалки? Вопрос, однако…

 

Вот снова день исчез, как ветра легкий стон,

Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.

Но я, покуда жив, тревожиться не стану

О дне, что отошел, и дне, что не рожден.

 

Может этой ночкой попробую что-нибудь «сваять»… если получится.

 

5. «Город»

У каждого города своя физиономия. Свой характер, свои причуды. Ни один справочник, карта или даже подробный и обстоятельный рассказ не сможет дать полного представления о городе. Его нужно обойти собственными ножками, из конца в конец, вдоль и поперек, не пропуская ни одного двора. Посмотреть, послушать, пощупать, понюхать… одним словом, постараться его вобрать в себя целиком и вот тогда…

Тогда, как опытному эскулапу, становится понятен диагноз пациента и средства для его оздоровления, так и администратору будет понятно, какими «заманушками» можно «приподнять» от телевизоров аборигенов и отправить в нужное место и в нужное время.

Вечерний же, город я бы романтично сравнил с большим кораблем, плывущим в бескрайнем океане звезд. Сравнение не ново, тем не менее, мне оно нравится. Корабль со сложным и громоздким такелажем, строений и надстроек, мачт, труб, скрепленных и опутанных бесчисленным количеством проводов и стальных канатов. Ярко освещенный и подсвеченный, озвученный незаметно стихающей симфонией шуршания шин, трамвайных лязгов, осколков телевизионных программ из открытых окон… полупьяными выкриками или внезапным натужным фальшивым смехом из глубины сквера… Тем не менее, со стороны он должен был бы являть великолепное зрелище, достойное кисти великого мастера.

Что-то я размечтался, а это все, между тем, будет вечером, когда уставший от жары город начнет отходить ко сну. А пока еще время медленно ползет к полудню.

Нет, нет, я не забыл. Сегодня понедельник и в 19.00 я встречаюсь с «борзыми». А до этого мне еще нужно посетить парочку редакций местных газет, потолковать с редакторами. Выяснить их отношение к культуре и конкретно к цирку. Если получится, то «на халявку» можно будет пропиарить Фружу, и еще… и это, как мне кажется, самое важное, попробовать…

 

***

Все же, не буду забегать вперед, постараюсь все по порядку.

Для начала я зашел в первую попавшуюся библиотеку и «пошуршал» подшивками газет за последний год. Из местных, оказалось три газеты. «Вечерка», «Голос» и «Провинциальный интеллигент». Искал я только то, что касалось цирка. «Голос» несколько раз «наезжал» на директора цирка, обвиняя его в различного рода махинациях со сдачей в аренду помещений цирка, платной стоянкой автомобилей на своей территории и прочим. Обвинения были голословными, и я думаю, последствий для «Колобка» не имели. Действительно, первый этаж гостиницы занимали различные офисы, а в подвале тихо существовал ресторан с баром, сауной и прочими наворотами явно для VIP персон. Про третий этаж, вообще помалкиваю. Но если это документально оформлено, то нечего и «кусаться». И потом, это при советах культура у нас дотировалась, а теперь, выгребай, кто как может. Не можешь – потонешь, только и всего…

В «Интеллигенте» было несколько малюсеньких статей по поводу новогодней цирковой программы. Немного хвалили, но больше ругали за то, что в цирке был холод собачий. «Даже от собак-лаек, когда они бегали по барьеру манежа, валил пар». Ну, это, положим, «загнули». Но было бы смешно, если бы не было так грустно. Бедные ребятишки.

Говорят, новичкам везет. Я – новичок. Разумеется, всего, что касается цирка. Так вот мне повезло. Не успел я выйти из библиотеки, как тут же столкнулся с двумя особами, которые на ходу обсуждали газетно-редакционные дела. Как подарком судьбы не назвать? Пару минут я просто шел за ними и слушал. Потом обогнал и сделал вид, что случайно с ними столкнулся.

- Красавицы, позвольте поинтересоваться…

- Ну, и какого?.. – Вероятно, хотели послать, но мой вид, кажется, их успокоил. Остановились. – Ну, и стал быть, спрошайте.

- Сударыни, где можно найти в этом благословенном городе уютное местечко, в котором в этот полдневный час можно испить чашечку кофею в приятной компании?

На периферии подобный способ знакомства всегда действует безотказно.

- Е… гмм… сударь, ядрена вошь, вы изволите клеиться или просто приглашаете нас на чашку кофе… без последствий?

- А это как получится. Дело в том, что мне крайне необходима ваша помощь.

- И что?.. Прямо вот на этом самом месте, стал быть, так и приспичило?

- В некотором роде…

- Ну, вааще… может, уважим и поможем? Но без последствий. Вам повезло, что у нас обеденный перерыв и вааще…

- Несказанно повезло!

- Тогда, стал быть, пошли.

- Пока мы двигаемся, мне можно будет узнать, как вас зовут? Меня Владимиром нарекли…

- Смешной мужик. А вааще слабо угадать?

- Слабо… - Одна из них полненькая, рыженькая, под тридцатник уже. Я ее сразу «окрестил» «хохотушкой вааще», - Вот вас я бы назвал… Мариной.

- Иди ты!

- А меня?

Вторая строит из себя топ-модель. Высокая, худая, крашеная брюнетка. На ходу так вихляет бедрами, будто по подиуму фланирует. И знает к тому же, что это у нее чертовски здорово выходит. Около двадцати пяти.

- С вами гораздо сложнее… Вас, по всей вероятности Вероникой… нет, Виктория! Скажу больше – работаете вы в какой-то редакции на «литфронте». Достаточно?

- Ну, вааще… Эй, ты что, телепат?

- Самую малость.

Конечно же, я подслушал их разговор, и мои «сверхъестественные способности» возникли из подслушанных их «ля-ля».

- Мы, стал быть, и пришли.

 

Погребок «Сказка» оказался довольно приличным заведением и, что не маловажно, с кондиционером.

Я заказал кофе, пирожное, фрукты. Немного поколебался и присовокупил к этому бутылочку «Мартини».

- Так, Володимир, выкладывай. Командировка из столичного мегаполиса как проходит? С чем в нашу дыру пожаловали? И надолго ли?

- Эй, вы что, тоже телепаты?

- Самую малость. Стал быть, масквачей за версту видать да слыхать.

- Придется «колоться». Приехал администратором новой цирковой программы.

- Стоп! Вика, а вааще… эй, случаем, не ваши по городу «наследили»? И какого зверя вы нам покажете? Носорога? Слона?

- Не угадали, всего лишь бегемота.

- Марин, нам крупно повезло сегодня. Информация из первых рук.

- Не понял?

- Владимир, мы же к вам в цирк шли, прояснить ситуацию с этими дурацкими следами. У нас телефон оборвали, просят, требуют, грозят. Ну, и у нас, стал быть, задание от газеты...

- Не секрет, какой?

- «Провинциальный интеллигент».

- «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» – Признаюсь, пою я плохо, но когда вот так везет… - А могли бы и разминуться. И в цирке выходной сегодня. Я ведь к вам шел…

- Обалдеть! За это вааще-то надо выпить.

- Всецело поддерживаю… «Ох, чувствую я, девки, загуляю до субботы»… Напьемся и в школу не пойдем!

- А работать, стал быть, будет лошадь?

- Точнее, бегемот Фружа!

- Е… так по «ящику» эта… «Фру-жжжжа, Фру-жжа, Фружа», это бегемотиха? Ну, вааще…

 

Просидели мы в этом кафе больше двух часов. Трепались о многом, но и успели о многом договориться. О чем именно? А вот этого я вам пока не скажу. Пока… Главное, что девчонки согласились мне помочь. Я пару раз делал тонкие намеки о более, так сказать близком «сотрудничестве», но дальше легкого флирта дело не пошло. А жаль, эту Мариночку… эту «вааще», было бы совсем не плохо… мда-с…

Главное, дело сделал. Марина с Викой отправились в редакцию, я же до вечера, бродил по городу. «Впитывал» его. А заодно считал афишные тумбы и рекламные щиты…

 

***

Без чего-то семь я прошел через проходную служебного входа во внутренний дворик цирка. У крыльца стояла группа «борзых» - штатных и нештатных распространителей билетов. Пока я подошел, сумел насчитать – семнадцать человек. В основном женщины, но и три мужичка пенсионного возраста меж ними затесались.

Не успел я поздороваться с ними, как на крыльцо вышла Ирина.

- Владимир Михайлович, добрый вечер.

- Добрый, Ирина Аркадьевна.

- Я в курсе, что вы собираете распространителей. Так что будет лучше, если все пройдут в фойе. Там будет удобнее. И еще у меня просьба. Разрешите мне присутствовать на этом собрании? Все в ваших руках, я не буду даже рта раскрывать. Но, так сказать, для…

- Контроля?

- Нет, для приобретения опыта. Вы уедете, а нам здесь еще…

- Конечно, конечно. Не знаю, что от меня можно приобрести, но и отрицательный результат, тоже результат. Так что, граждане-господа прошу проходить в фойе.

Собрали по фойе несколько банкеток, уселись и, наконец, успокоились. Я встал и представился.

- Я думаю, что Фаина вам в общих чертах объяснила мои условия работы. Я так понял, что вы все до этой программы работали только в городе?

- Ну, почему? – не выдержала Ирина, - два загородных санатория, один дом отдыха… извините…

- Понятно, Ирина Аркадьевна. Я же предлагаю охватить всю область…

В прессе написали бы «оживление в зале».

- В вашей области 8 районов. Я подробно, разумеется, по карте, познакомился с ними. В городе около восьмисот тысяч жителей, а в области проживает три с лишним миллиона человек. Будем считать вкупе – четыре миллиона. И что? Неужели мы с этих миллионов не наскребем 30 тысяч зрителей? Это меньше одного процента. Задача сложная… чисто технически, но вполне выполнимая. Если проявить смекалку, то может показаться, что и легко. А я вам помогу. Чем?

Во-первых, по городу никто не работает, этим буду заниматься я сам. Ну, и стационарные кассы. Вы же делитесь на пары и будете «окучивать» по одному району области. Начинать продажу будете с последнего представления, в первые дни город и так пойдет. Всем необходимым вы будете обеспечены. Проезд за мой счет по представлению проездных документов. Что, где и как говорить, я научу, проведем тренинг.

Во-вторых, кто из вас имел дело с бухгалтерскими документами? Со счетами, платежными поручениями, гарантийными письмами, накладными? Поднимите руки.

Подняли шесть человек.

- Не густо. Придется пройти ликбез у бухгалтера цирка. Я договорюсь. Будем с областью в основном работать «по безналу». Вот и все мое ноу-хау. Нужно будет штурмовать местное руководство. У них на счетах есть деньги на культмассовую работу. Вот и заставьте их раскошелиться. Я немного поднял цены на билеты с тем расчетом, чтобы оплатить доставку зрителя на представления из самой отдаленной областной деревни, если местное руководство будет кобениться насчет транспорта. Ну, и чтобы вас не обидеть.

В-третьих, каждый распространитель, продавший зал, то есть 1400 билетов, получает 5 процентов. Не вздумайте «кооперироваться», я это мгновенно вычисляю. Так что работаем честно, на полном доверии. Теперь детали…

 

На «детали» ушло еще часа полтора. Конечно, будут еще проблемы, с живыми же людьми работаем, но это, как говорится, «в процессе».

Наконец, все стали расходиться. Темнеть начало. По мраморным полам, освещенного только дежурным светом, пустого, а потому гулкого, полукруглого фойе я прошелся из конца в конец, рассматривая «творения» Олега на стенах. Зайчики, медведи, тигры, клоуны, акробаты, жонглеры…

Когда вернулся к «изначальной» точке, увидел, что Ирина не ушла и теперь тихо сидит в сгустившемся сумраке, уткнувшись подбородком в кулачки.

- Ну-с, что-нибудь для себя новое нашли в моих затеях?

- Пожалуй.

- Видит Бог, если бы было только два-три представления, я и не стал бы запариваться.

- Ты думаешь, что можно продать 20 представлений?

- Двадцать два, если быть точным. Нет, конечно. Но хочется. В конечном итоге «борзые» получат по 3,5 процента и останутся довольны. Фаина подпишет договор на 6 процентов, разницу я положу в карман. Вот и все.

- Звучит цинично.

- И я этого не скрываю. Моя бывшая жена называла меня эстетствующим циником. Мне это больше подходит. Этому меня научила профессия. И это не воровство, ибо так делают все. И мой шеф это знает. Все знают и помалкивают. А я…

- А ты вот такой…

- А я так вот перед тобой выпендриваюсь, потому как… и чего мы здесь сидим? Домой?

- Да… что-то я устала сегодня.

- Проводить?

- Я живу на самой окраине в частном секторе. Это в ту сторону, через весь город на трамвае, потом… так что…

- Ну, и мне как раз в ту сторону. Обратно я пойду пешком.

- Зачем?

- Я же сказал, что город беру на себя. Мне с ним познакомиться нужно, пощупать, полапать. И лучше это делать ночью… интимнее как-то.

- А вот это уже…

- Я же сказал, что я – эстетствующий циник. С гораздо большим удовольствием, я бы сейчас коптился под солнцем где-нибудь в Хургаде и тискал бы египтянок. Но я, кажется, «завелся», мне вдруг страшно захотелось поиметь этот город. И я это сделаю! Причем, с особо страстным цинизмом и…

- Фуу… ну, почему же мне казалось, что ты…

- Мне тоже так казалось. Пошли. По дороге ты мне расскажешь, что же тебе во мне казалось, а что оказалось.

 

***

- А, Олег?

- А, что, Олег?

- Он же тебя любит. Да и ты его, кажется…

- Наверно и я. Не знаю… жалею, наверное. И потом…

 

Мы лежим на большой открытой террасе. Под нами надувной матрас, над нами звездное небо и на двоих у нас одна простынка. И нестерпимо хочется курить.

 

- …понимаешь, он всегда рядом. С самого моего детства. Он меня за ручку в детский сад водил. Наши семьи тогда жили в коммуналке вместе. Он старше меня на семь лет. Меня отводил в сад, а сам в школу бежал. Потом, когда же… кажется, я в восьмом училась, а он из армии пришел. И в тот же вечер он меня провожал и первый раз поцеловал. Мы уже разъехались к тому времени. А потом, наверное, через месяц, я сама к нему пришла. Ночью. И было мне всего пятнадцать. Только ничего не получилось, не вышло… он уже тогда… а я сказала, что это совсем не важно. И никакого значения не имеет. И он тогда… кажется именно тогда назвал меня своей невестой… давно…

 

Все случилось само собой. Будто только так и должно было случиться. Старый раздолбанный вагон трамвая, громыхая из последних сил, дотащился до конечной остановки. И идти нужно было еще с полчаса. И уже темно было, и фонари горели «через раз»… И помню я что-то такое… из Бродского…

 

Ты знаешь, с наступленьем темноты

пытаюсь я прикидывать на глаз,

отсчитывая горе от версты,

пространство, разделяющее нас.

И цифры как-то сходятся в слова,

откуда приближаются к тебе

смятенье, исходящее от А,

надежда, исходящая от Б.

Два путника, зажав по фонарю,

одновременно движутся во тьме,

разлуку умножая на зарю,

хотя бы и не встретившись в уме…

 

Но, Боже ж ты мой, как хочется курить.

- … и я стала его невестой. Вечной невестой, хотя бы потому, что не суждено сбыться тому, что не имеет продолженья в будущем. Печально это… даже больно порой. Видишь, и у меня иногда получается красиво ляпнуть…

 

Дальше мы шли молча и уже у самого дома, прощаясь у калитки, она неожиданно поймала мою руку и потянула за собой, шепнув только: «Все равно ты обратно без меня заблудишься». Нет, ну отчего так хочется курить? Я же вот уже год как…

 

- … А я еще живая. Я хочу жить долго, хочу детей, хочу… и вот поэтому, иногда, очень и очень редко…

- Пожалуйста, ничего не нужно объяснять.

- И потом… Олег знает.

- То есть?

- Что мы сегодня так вот… Я знаю, ты будешь, потом себя упрекать. Будешь-будешь… И совершенно напрасно. Это я тебя сама соблазнила. Если не нравится слово «соблазнила», пусть будет «захотела, чтобы ты меня поимел». Ведь ты хотел поиметь город? А я и есть этот город, со всеми его домами, улицами и даже звездным небом над ним…

- Ну, и после этого, кто из нас больший циник?

- Олег хотел, чтобы сегодня все было. Не знаю, почему, но именно с тобой. Вероятно, что ты скоро уедешь, и никогда больше… А он хочет, чтобы у меня был ребенок, и он хочет успеть увидеть его… нашего ребенка…

- Ужасно хочется курить!

- Ты теперь в смятении, но очень скоро забудешь. Ну, а если и будешь вспоминать, то просто как забавный эпизод в своей жизни. Почему-то я думаю, что у тебя таких эпизодов по жизни… Может быть, даже гордишься ими. Только ты глубоко заблуждаешься, думая, что завоевал очередную юбку. Это мы вас, мужиков, выбираем и предоставляем вам возможность нас завоевывать… Вот так же и с городом… чудак.

- Курить хочу!

- Мне немного жаль, что приходится уезжать на сессию. У меня такое предчувствие, что вся эта программа, этот бегемот, эта Фружа и все, что ее окружает, таит в себе…

- Курить!!!

- Не кричи. Встань и возьми. На столе в комнате пачка «Salem». Правда, они бабские…

- Да, не важно это! Все не важно… все.

Я, как был голый, прошел в комнату и принес сигареты. Сделал пару затяжек и тут же передал сигарету Ирине. А сам остался стоять у парапета террасы, всматриваясь в уже начинающее розоветь небо, на бледнеющие звезды.

- Володь, скажи… почему обнаженное тело… неважно, мужчины или женщины, кажется таким красивым ночью?

- Не знаю… никогда не думал. Вероятно потому, что мы мысленно укутываем его своими желаниями.

- Может быть… может быть… На что смотришь?

- «Как звезд рассыпанное просо

Ждет первых розовых цыплят»

- Что это? Стихи? Твои?

- Иногда мне кажется, что они не мои… и вовсе даже и не стихи.

 

6. «Вторник»

 

До начала программы еще больше недели, потом целый месяц почти ежедневных представлений, а мне вдруг… правда, только на одну секунду, малодушно захотелось все бросить и просто удрать из этого города. Потому как увидел - вон у проходной топчется Олег, и надо будет смотреть ему в глаза и руку пожимать. И знать, что он знает, что я знаю, что он знает… и от этого становится совсем неуютно. И чувствую я при этом, что если вдруг спросит, буду цинично врать напропалую, как сивый мерин. Во, попал!

- Привет. Как договаривались, десять часов.

- Привет. Все отлично. Поехали на строительный рынок.

- Палыч уже тебя спрашивал. Успели уже доложить ему, что ты не ночевал в гостинице…

- Подождет. Сегодня у него день сюрпризов намечается. А мы пока добываем ДВП, проволоку. Режем ДВП под формат А-1…

- Под афиши?

- Которые с вечерним паровозом прибудут. До вечера пятницы нужно изготовить 388 щитов…

- Куда столько?

- На проспекте имени пролетарского друга всех детей ровно 388 столбов, которые нужно в ночь на субботу оформить.

- Круто. А если по шапке дадут?

- Непременно наваляют. Административный штраф обеспечен точно. Сколько-то там МРОТ. Но субботу и воскресенье повисят. А нам больше и не надо. Потом мы их снимем и перевесим на Окружную, по которой основной транзитный транспорт мимо города пробегает. Нас… меня то есть, опять штрафанут и на этот раз немного попинают в администрации. Тогда мы повинимся слезно, вздохнем, и еще раз снимем плакатики и разошлем их по всей губернии. Штраф обойдется дешевле, чем если бы официально мы оформляли их размещение. Сечешь? Так что, поехали. «Газельку» на месте найдем. А, вот еще… - я взглянул на часы, - где у нас по дороге можно через полчаса в телевизор ткнуться?

- Новую рекламу посмотреть?

- Ты каждый вторник такой догадливый?

- Да нет, просто… просто так должно было быть… случиться.

Сказано с явной горечью в голосе и как-то «в сторону». Признаюсь, этой его «реплики» оказалось достаточно, чтобы я надолго заткнулся.

 

На черном экране, легким «пером» возникает добродушная морда бегемота. Звон хрустальной палочки и бегемот оживает. Морда разевает пасть и поет нараспев - «Фру-жа, Фру-жа». Дергает своим небольшим ушком, потом хитро подмигивает и улыбается…

- Интригует?

- Неплохо исполнено. Вот только клыки у бегемота… побольше бы. А так… нормально.

- Гадом буду, если уже через день все «шнурки» этого города не будут скандировать дружно - «Фру-жа, Фру-жа». А когда появятся афиши, потянут своих предков в кассу цирка. И будет совершенно неважно, что программа слабенькая и взрослые будут откровенно скучать. Зато их драгоценные чада, наконец, увидят именно ту «Фружу», которую к этому времени успеют себе нафантазировать. И будут счастливы, вполне… может на целых два дня.

- Может быть. Похоже, ты умеешь просчитывать…

- Ну… не пальцем же деланный. Чего-то могем.

 

В поисках телевизора мы заскочили в какой-то салон-парикмахерскую под названием «Феличита». Счастье неимоверное. Девушки засуетились, завидев наши лохмы, но тут же и потеряли интерес, поняв, что это не их клиенты. Мы пообещали, что в следующий раз мы непременно свои головы предоставим в полное их распоряжение, а теперь «наш путь далек и многотруден. Так что пожелайте нам удачи. И у вас сегодня непременно будут богатенькие клиенты. Так что и вам удачи!» С этим расшаркиванием мы и погнали дальше.

Купили что надо очень быстро, машину не пришлось искать – предлагали наперебой. Так что уже через два часа, к полудню мы вернулись в цирк.

Олег с Михалычем начали резать ДВП, а я отправился «на ковер».

 

Сама собой получилась шахматная «многоходовка». Поднявшись на третий этаж, я услышал такой отборный мат, от которого у меня мигом уши в трубочку свернулись и стыдливо к затылку прижались. Самое безобидное… гм… в мой адрес - «Да, я ему яйца пообрываю, за такую мать его … мать … мать … самодеятельность». В ответ «Колобку» не менее агрессивно и также забористо, голосом Марины зазвучали не менее «этажные» ругательства.

Я прошел мимо кабинета директора и вошел к Ирине. Она оторвалась от своей писанины и с тревогой уставилась на меня.

- Привет, студентка. Ты как?

- Нормально. А вот тебя там поливают уже с полчаса. Хоть уши затыкай.

- Это хорошо! Т-ссс… я сейчас.

Я среагировал на то, что «интервью», кажется, заканчивалось, и надо было постараться перехватить корреспондента. Я выглянул в коридор, и как только Марина выскочила из кабинета, затащил ее к Ирине.

- Жива?

- Ну, вааще!.. Класс! Давненько я так не упражнялась в родной речи. Суперкайф! Больше корреспондентов могут материться только телевизионщики и топменеджеры. Рабочий класс, увы, далеко отстает.

- Ладно, чем дело кончилось?

- Я же сказала, супер! Дал разрешение на съемку приезда бегемота, на пресс конференцию…

- А бенефис?

- Думать будет. Да куда он денется? Мы такую бурю устроим, что вааще… - плюхнулась на стул, достала сигарету, и, кажется, только теперь заметила Ирину. – Извините, можно?.. Если память не изменяет, Ирина…

- Просто, Ирина. Курите, курите. Я тоже с вами. – И достала свой «Salem».

И эта пачка сигарет… и ночь под звездным небом… и… только не надо сейчас ударяться в сантименты, теперь нельзя расслабляться. И тут же совершенно дурацкий стих выплыл… по теме.

 

"Курение - вред" - непреложный закон.

Один только раз вышло ловко:

Купил сигареты "Союз-Аполлон" -

И сразу случилась стыковка.

 

Грубо, пошловато, но в точку. И отрезвляет…

- Ирина, можно узнать, когда у вашего шефа юбилей? Вы-то должны знать… вааще?

- Шестьдесят в конце августа. Точнее, 23 августа.

- Е… чуть рановато, но допустимо. Начинаем кампанию по проведению юбилея заслуженного артиста цирка Павла Павловича Зимина! С бе-не-фи-сом!!! Как, вааще?

- Наверно, будет здорово! Это Владимир вас надоумил?

- С его подачи совершен культурный теракт на территории цирка. Ирина, можно я вас еще потерзаю вопросами о личной жизни шефа?.. Клянусь, портянками махать не будем. Знаю, что пять лет назад жена у него умерла, сынок наркоман из клиники не вылезает. Думаю, от всего этого и пьет как лошадь. Что еще?..

- Что еще может быть любопытно? Пожалуй, появление директора в цирке. Появление В цирке Пал Палыча можно определить безошибочно. Если в его отсутствие стоит почти гробовая тишина, то с его появлением, все приходит в движение, начинаются стуки, беготня, громкая суета и прочие явления. Пал Палыча можно увидеть в цирке с молотком или гаечным ключом. Он отлично знает свое хозяйство. Но череда бурной деятельности сменяется длительным запоем и тогда в цирке снова наступает сонная одурь… еще…

Я выждал необходимую паузу и влез в разговор.

- Так, девушки, вы тут без меня… я на эшафот

- Солнце мое, голову обратно принеси, хоть в руках, вааще. Мы тут пришьем. Про между прочим, он про тебя мне «слил» много интересного, тихоня. Так что иди-иди, а мы тут пощебечем.

- Володя… аккуратнее там.

- Как получится.

 

***

С олимпийским спокойствием, я сделал «тук-тук» и вошел в кабинет к «Колобку».

Он стоял спиной ко мне, от неожиданности вздрогнул, звякнув при этом стеклом. Так, похоже, собрался квасить. После такого «сюрприза», что я ему устроил, я на его месте так бы и поступил.

- День добрый, Пал Павлович. С началом трудовой недели.

Не знаю, радоваться или нет, но я ошибся – «Колобок» развернулся ко мне и… в его руках оказался большой хрустальный клоун, сидящий на барабане. По боку барабана шла какая-то надпись, с моего места не разобрать. Видимо, к какому-нибудь юбилею подарок.

Ноль внимания на мое присутствие – достал носовой платок и долго протирал фигурку. Потом поставил на свой письменный стол и только тогда поднял на меня глаза. Его взгляд ничего хорошего мне не сулил.

- Садись. Да, не туда, ближе садись. Сразу морду бить не буду, успеется.

Я как-то неловко пододвинул стул у его стола и присел на краешек, чтобы быть готовым к любому «исходу». Он, усаживаясь на свое место, заметил это.

- Что, бздишь, сынок? Правильно. Меня бояться надо.

И вдруг, без всякого перехода, широко разинул рот и захохотал тем ненатуральным, но таким заразительным «клоунским» смехом, что я не удержался и тоже стал как-то, как мне показалось, подленько и… тоже ненатурально, подхихикивать.

Но также вдруг «Колобок» закрыл рот, через стол сунулся ко мне и зловеще зашептал

- Ты, какого… на меня эту шавку помойную спустил? Думаешь, я не понял, что это твои какашки? Я все могу понять – на баб потянуло, по мне, хоть весь город перетрахай. Мои «уши» доложили, где ты сегодня… да и хрен с тобой, твои проблемы. А вот скажи, твою мать… какого … ты в мою личную жизнь…

- Пал Палыч…

- Я спрашиваю тебя, засранец, какого…

- Мне до вашей личной, как… я не знаю…

- Договаривай.

- Неважно. Мне за державу обидно. Что не может держава воздавать должное своим героям. Это по поводу вашего бенефиса. Вы договор подписали?

- А ты бабло принес? Пол-лимона?

- Пал Палыч, я рисовать не умею. И потом за фальшивые срок дают. А мне это надо?

- Что, не катит? Думаешь, что приехал такой, чистенький, без пятнышка? А ну, расскажи, как ты из Перми удирал с кассой стадионной. Кинул всех. Какой смыв фанерный «Ласкового мая» ты тогда таскал?

- Не помню, пятый или шестой. Детдомовцам приключения, нам бабули. Время такое было.

- Ммдяя-с… время было… - «Колобок» откинулся на своем кресле и задумчиво уставился на своего хрустального «коллегу». Теперь я сумел прочитать часть надписи на барабане. Что-то вроде «… полвека на арене… …дорогому и неутомимому… … коллектив единомыш…»

- Без пол-лимона не подпишу, хоть усрись.

- Касса пуста, кассир сдох… Пал Палыч, мы же деловые люди. В конце программы обещаю выкатить всю сумму сразу.

- А если спалишь программу? А на то похоже…

- Если будет ваш бенефис, то и я лапки погрею… уверьтесь же, наконец.

- Я бы понял тебя, если бы были зимние школьные каникулы. Но теперь же июль – полный дохляк.

- Пал Палыч, это уже мои дела. Но с вашей помощью…

- И еще одну проблему я тебе впендюрю. Так, для общей кучи. Инспектора манежа у тебя нет, лег в больницу на пару месяцев.

- А без него никак?

- Без него один пердеж.

- А если… - похоже, я тоже могу, когда надо «выразительно» смотреть.

- Ты, пацан зуев, ты что совсем?.. Чтобы я еще и за инспектора?

- Вы же гениальный клоун. Вы же из любого дерьма конфетку…

- Мать твою перемать!.. как ты себе это представляешь?

Я начал «на ходу» импровизировать

- Ну, как? Значит, клоун…

- Коверный.

- Нет, коверный отдельно, сам по себе. Клоун. С большой буквы. То есть, волшебный клоун. Алладин. Нет, всемогущий Джинн из…

- Лампы Алладина?

- Что, не сможем «лампу» соорудить? Дымку подпустим. Для самого начала, бороду длинную, халат, чалму… Он и программу поведет.

- Коверным к тебе Антоша едет. Старый пердун, джина не потянет. У него репризы позапрошлого века и толком даже «апачи» делать не может.

- А «апачи», это?..

- Е… и он еще собирается? Вставай.

«Колобок» вдруг, как-то очень резво, выскочил из-за стола. Не успел я подняться со стула, как он размахнулся и со всей силы… я не успел увернуться. Последовал громкий хлопок, но при этом, его ладонь не коснулась моего лица…

- Вот это и есть «апачи». Дальше, партнер делает задний каскад или кульбит. Все ржут. А ты думал, индейцы?

- Нет, вертолет такой есть, «апачи»…

- А-а-ааа!!!! Вертулет!!! – и он снова по клоунски захохотал, покачиваясь из стороны в сторону как маятник. – Ве-ве-вер-ту-ту-ту… приехали!

- Пал Палыч, договор подпишите.

- Я же сказал, - «Колобок» резко остановил свое кривлянье и вернулся на место, - я же сказал, что Антоша не потянет.

- При чем здесь Антоша? Джин… я вас имел в виду. Договор подпишите.

- Так перетак твою дивизию! Я что тебе, благотворительное общество?

- Нет, Пал Палыч. Вы гениальный клоун! К тому же, как мне кажется, прекрасный человек. И… и идеальный директор цирка… так ваш коллектив о вас… Подпишите договор. А пол-лимона я вам гарантирую.

- Как детдомовцам в Перми?

- Детдомовцы в шоколаде были, это я «откат» увез. Вот пыль и поднялась. Видите, я перед вами, как на духу. Договор подпишите.

- Так и меня тоже можешь кинуть! Хрена тебе лысого – не подпишу.

- Ну, и пошли вы тогда… с бёнёфисой, с бегемотами. Мне что, я в полминуты собрался и… ковыряйтесь и выясняйте отношения с Центром сами…

И повисла пауза. Я знал, что дальше не надо настаивать, но и резких выпадов тоже не надо делать. Надо просто ждать. Дать время «Колобку» просчитать все «про и контра». Он же не дурак, понимает, что денег теперь от меня не получит, а в финале хватит у него возможностей не дать мне слинять… А потом, бенефис, это же так заманчиво, так щекочет самолюбие. Хоть какая-то радость в жизни… и, кажется, дождался.

«Колобок» достал из стола договор, полистал его. Потом правой рукой почесал левый свой бок. Левой же рукой схватил правую, и решительно положил ее на стол. Потом, снова левой взял авторучку, долго «уговаривал» правую руку, пытаясь всучить ей эту ручку. Потом вздохнул глубоко и подписал.

- Живоглот. Коньяк будешь?

- Три капли…

- Да кто тебе, засранцу больше нальет? Держи свой договор. Будем работать. И программа будет называться «Волшебная лампа».

- Вполне.

- Я им такого джина выдам, кипятком писать будут… вот только еще бы сценарий…

- За успех! Позже набросаем и сценарий. Что-нибудь придумаем, когда все участники будут в сборе. Есть кое-какой опыт.

- Думаешь, я и этого не знаю?

- Штирлиц знает все! Будем.

 

***

«Девочки» продолжали балабонить. И уже с чаем и пирожными. Меня встретили с набитыми ртами и вопросом в глазах. Я постарался выглядеть жутко расстроенным. Наконец, Ирина прожевала очередной кусок пирожного.

- Ну, как? Коньяку налил?

Дальше притворяться не имело смысла.

- Только закусить не дал. Жмот.

- Ну, ты… ваааще! Я думала, что он тебя вместе с потрохами…

- Пришли к консенсусу. Процесс пошел. Будет бенефис. А программа будет называться «Волшебная лампа Алладина»! Вот так. Мне хоть кусочек пирожного оставили?

- Еще чего! И вааще, время обеденное, нечего аппетит перебивать. Я вас, сударь, ждала. Сейчас поедем к нам в редакцию. Анонс забабахаем. Потом к телевизионщикам тебя потащу, познакомлю, а то ты только с рекламщиками дело имел. Но прежде тебя накормить надо, у нас столовка приличная. Ириш, мы убегаем. Спасибо за информацию, про контромарочки не забудь. И вааще… готовь брифинг.

- Брифинг пока нафинг. Я тоже с вами. Мне тоже не помешает познакомиться поближе...

Мне оставалось только подчиниться такому напору.

- Поехали.

 

К вечеру уже я заглянул к Олегу, но наткнулся на замок. В полночь был на вокзале. Встретил московский поезд. Вагон 9. Проводница Александра. Словом все, как в СМСке сказано было. Шеф не поскупился, пришлось искать носильщика с тележкой, сам бы не донес «продукцию» даже до такси. Опять с меня стольник сняли. Правда, водила помог разгрузиться и даже половину афиш донес до проходной. Оставил записку Олегу и пошел в гостиницу. И уже в номере вдруг почувствовал, что страшно устал. Кое-как разделся, бухнулся на кровать и заснул.

И не снилось ничего…

 

7. «Среда»

 

Проснулся рано от шума в коридоре. На часах шестой. По отрывистым репликам, хлопанью дверями, переругиванию и смеху, догадался, что начали прибывать цирковые артисты. Но когда в соседний со мной номер, вселился… пока не знаю кто, я начал жалеть, что не остановился в городской гостинице. Похоже, что стены здесь фанерные, а сосед с ходу включил магнитофон с «блатняком» на полную громкость…

Мне только этого не хватало. Я пару раз стукнул кулаком в стену, лишний раз убедившись, что и в самом деле, перегородка фанерная. «Музыка» не утихла, через пару минут к ней прибавился рев водопада из его туалета. В моем, это происходит почти бесшумно, деликатно, я бы сказал. Может быть, это единственный плюс моего номера…

Я не выдержал, встал, натянул треники и пошел объяснить, кто здесь кто. Дверь соседа была полуоткрыта, и я зашел без стука.

На кровати сидел «горилл», состоящий из гор, холмов и бугров мышц. Мой торс рядом с ним выглядел, мягко говоря, засушенным овощем. Все его «географические выпуклости» обнимала татуировка из синего дракона. Кроме того, опухшее, небритое лицо дополнялось круглой розовой печатью на лбу. Был он пьян и видимо собирался продолжить – на тумбочке перед ним стояла батарея бутылок пива.

- И чё?.. – поднял на меня глаза «горилл» - чё надо, мужик?

- Я ваш сосед и к тому же администратор проката этой цирковой программы. Не могли ли вы убавить звук вашего магнитофона – мешает отдыхать. Кстати, я так понимаю, что вы артист…

- Да, мы артисты… - сказал он с гордостью о себе во множественном числе. Потом потянулся через кровать и все же выключил магнитофон, - …и зовут нас, Борис. Першевики мы.

- Простите, я неважно разбираюсь пока в цирковых терминах. Першевик… это?..

- Хрен о двух и четырех метров на моем лбу. А на верху работает… - и вдруг заорал дурным голосом, – Зин-ка! Растуды твою в качель!

В коридоре хлобыстнула еще одна дверь и в номер ворвалась босая, в одной нижней короткой рубашке пигалица, лет тринадцати, «метр с кепкой», но тоже атлетического сложения

- Борька, какого хера ты орешь? Я только спать легла.

- Зинуля… чё я хотел? – тихо и как-то неожиданно ласково, произнес Борис, - ты помнишь, что в два у нас репетиция на манеже?

- Пошел ты… ты в два трупом еще будешь храпеть.

- Зинуля, я чё… не руководитель номера уже? Я сказал в два, значит в два! И вот… этому гражданину объясни, что у нас за номер… там, за дверью. Он нас «катать» будет. Алле, все свободны. Вы, чё… не поняли? Пошли все на…

Мы вышли в коридор. Зина потопталась немного, а потом вздохнула как-то совсем по-взрослому

- Ничего не могу поделать. Вообще, он хороший, когда не пьет. Заботливый. Программа начнется, увидите, совсем пить не будет. Обещаю. Ну, ладно, я пошла. Еще выспаться хоть немного надо – дорога была… растуды ее в качель… А в два на арену приходите, сами увидите, протрезвеет.

- Постараюсь, если получится. Бай.

Зина на цыпочках побежала в свою комнату, а я…

Не успел я закрыть дверь своего номера, как Борис снова врубил магнитофон.

 

«По тундре, по железной дороге,

Где мчится поезд Воркута - Ленинград,

Мы бежали с тобою, опасаясь погони,

Чтобы нас не настигнул пистолета заряд».

 

Против лома… похоже, смириться надо… пока. С пьяным человеком, да еще с таким бугаем вступать в переговоры себе дороже станет. Так примерно я пробормотал про себя, стоя у двери. Хотел уже, было снова попытаться заснуть, но вдруг вздрогнул. Когда я входил к себе в номер… что-то такое видел еще… необычное. Мне что, померещилось?

Я быстро вскочил, открыл дверь и выглянул в коридор. Уф, слава богу, не померещилось. В дальнем его конце, у окна выходящего на восток, а потому раньше всех встречающее утреннее солнце… сидели в позе «лотоса» ко мне спиной, соответственно к солнцу лицом, шесть человек.

Надо же, медитируют! И, кажется «блатное» сопровождение ничуть им не мешает. Я закрыл дверь, включил чуть теплый душ, встал… вернее сказать, сел скрючившись, в поддон душа и просидел под этим «дождиком» минут двадцать, если не больше. Даже задремать успел. Вот и еще один день пошел отсчитывать свою реальность и, кажется, обещает мне немало сюрпризов.

Еще час, промучившись дремотой, прерываемой «концертом по заявкам ИТК», я решил пойти прогуляться, пока еще не так жарко. Спустился вниз.

- Что, не дали вам выспаться, Владимир Михайлович? Вы уж их извините, люди с дороги…

Дежурная Степановна, по прозвищу Анка. Толстая старуха лет семидесяти с хвостиком. И как, наверное, все старухи, вяжущая, очередное шерстяное изделие.

- Степановна, а другого номера найти никак?.. Скажем на третьем этаже?

- На третьем?.. Так… Владимир Михайлович, туда разрешение Пал Палыча нужно. Тама у нас…

- Да, знаю уже. Общежитие для посторонних…

- Вроде того. Люди семейные, тихие. Тама две комнаты свободны… но я вам по секрету.

- Ладно, попробуем у Палыча… а вопрос можно еще?

- Отчего же нельзя? Можно.

- Вот я слыхал, что вас Анкой все зовут. А вы, насколько я знаю, Екатерина… странно это как-то слышать.

- И ничего странного в том. Я двадцать пять лет цирковой наездницей была. Номер такой был массовый – «конница Чапаева». С тачанкой и прочим. А я тама вроде как за Анку-пулеметчицу… красивый был номер. На «да-капо»… на поклон, значит, до пятнадцати лошадей выходили. Сейчас-то номеров с лошадями почти и не осталось. Разве у французов… у них тама, цирк «Зингаро», кажется, называется. А раньше у нас редко программы шли без джигитовки. Меняются времена, а мы вот моложе не становимся только. Так вы поговорите с Палычем. Я же с пониманием – у вас работа нервная, отдыхать нормально нужно…

- Спасибо за совет, Степановна. Пойду, прогуляюсь.

- Поди, поди. Вот еще… сама не видала, но слыхала, бегемотиха приехала ночью тоже. Пока еще в своем транспорте, готовят значит е й место в «аквариуме», есть тама у нас такой бассейн для разных… ну, тама котиков, тюленей, львов морских… Так попозжа, загляните во двор, интересно, как она выходить из своего вагона будет… да и я к тому времени тама буду, скоро смена придет.

- Непременно так и сделаю. Спасибо вам…

- А не за что. Засыпать было начала, а тут вы и разбудили… на работе ведь. Так что вам спасибо.

 

Утренняя прогулка пошла мне на пользу. А завтрак вернул мне рабочее настроение. У ворот цирка заметил машину телевизионщиков и несколько человек, скорее всего из пишущей братии, которые безрезультатно пытались пройти на территорию цирка. Один из них… кажется Алексей… вечно я в именах… ну, словом, все-таки один из вчерашних новых моих знакомых с отдела новостей, завидев меня, чуть «ура»! не заорал

- Володька! Спаситель ты наш! Пусти на зверюгу глянуть. Такую конфетку слепим.

- Ребята, я, к сожалению, тоже здесь гость, хоть и администратор программы. Но сейчас что-нибудь придумаю. Ждите.

Интересно, это как же они узнали, что «Фружа» прикатила? Я, понимаешь, проспал… а они… ну, орлы!

Не успел я пройти через проходную, как столкнулся с Ириной.

- Ириш, доброе утро.

- Да уж… лучше не скажешь.

- Э-э-э?..

- Да не видела я сама ее. Нельзя, понимаешь. Почивать изволит бегемотиха. Ты думаешь, переезды ей в радость?

- Но одним глазком-то можно?

- Даже не рыпайся. И потом, она еще в своем контейнере. Раньше шести часов вечера ее не выпустят.

- А где хоть руководитель?

- Иди в мой кабинет, он там. А я отобью атаку корреспондентов и приду.

Посреди двора красуется, поблескивая никелем своих поверхностей, большой, метров десяти в длину, прицеп. У больших и пока неплотно закрытых ворот его стоит массивная лестница в восемь ступенек. А возле нее, на корточках, вероятно выполняющий функцию сторожа или охранника, сидит пожилой, очень худой и почти лысый негр с редкой седенькой бородкой,. Джинсы и серая футболка на нем, смотрятся чуть ли не карнавальным костюмом, до того неуместны. Наверно он гораздо уютнее чувствовал бы себя просто в набедренной повязке. Сидит он с закрытыми глазами, вытянув вперед свои тощие руки почти до земли, тихонько покачиваясь и мелко кивая головой, в такт покачиванию, шепчет что-то совсем неслышно.

Я обошел вокруг прицепа и замер. Вот еще новости. В дальнем углу двора стоит старенькая, изрядно потрепанная, большая палатка армейского образца. Перед палаткой на листе железа, уже прогорающий костерок.

И на какое-то мгновенье мне показалось во всем этом - в прицепе, старике, в этой палатке и даже в угольках костра, в запахе жареного мяса – что-то тревожное и даже пугающее…

- Эй, Владимир Михайлович, никак шифером зашуршали? – Я даже вздрогнул от неожиданности. Вздрогнул и оглянулся на голос Ирины, - Мне казалось, что администраторам… - но, осеклась вдруг, - У тебя все в порядке?

- Нормально. А что? – И сам не узнал своего голоса.

- Побледнел вдруг.

- Да, нет, так, мгновение было…

- Ничего себе «мгновение». Я за твоей окаменевшей фигурой уже минут пять наблюдаю. Да с телевизионщиками пятнадцать… А ты…

- Все нормально, я сказал. Пошли. Познакомишь меня с руководителем этого… походного балагана.

- Это ты про?.. Кстати, что ты о догонах знаешь?

- Что-то слышал. Где-то в дебрях Африки обитают. Кажется в Мали. А этот негр, он что, из догонов?..

- И с ним еще двое и девчонка.

- Уже любопытно. Пойдем, потрясем руководителя… надеюсь, он по-русски шарит? Не из этих?..

- Негров? Слава Богу, нет. Нашенский он. Только, похоже, что к цирку никаким боком не прислонялся никогда. Чудик какой-то из ученых. Заводовский Сергей Львович.

- Не приходилось работать с обществом «Знание»… Не слыхал.

И снова, уже поднявшись на крыльцо, спиной, какими-то кончиками нервов, я снова вдруг почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Естественно, я резко обернулся. Удалось заметить только, что слегка колыхнулся край брезента, закрывающий вход в палатку. А на удивленный взгляд Ирины ответил:

- Не выспался, мерещится всякое. Не дали артисты, паразиты. Под «блатняк» не очень спится, шконки, колючка, вышки с часовыми в башке мотыляются.

- Ой, страсти-то какие. Сегодня, немного позже переедешь на третий этаж в 301 номер, а «укротителя» поселим в 310, в другом конце коридора.

- Почему раньше этого нельзя было?..

- Догадайся с одного раза. В твоем номере есть… это потом тоже… сюрприз.

- Похоже, предчувствия мои насчет сегодняшних сюрпризов начинают сбываться.

 

Такого рыжины с сильной проседью коротко стриженых волос как у Сергея Львовича, я встречал, пожалуй, только на автопортрете Ван Гога. Да и сам он, если ему приделать такую же рыжую бороду, усы… был бы очень похож. Такой же худой, болезненного вида мужчина, перешагнувший за полсотни лет. Немного не складный, сутуловатый и ко всему еще сильно близорукий.

Сергей Львович спал, «сложившись» почти пополам и уместившись каким-то чудом на двух стульях. Очки с мощными стеклами лежали рядом на полу, один сильно поношенный сандалий свалился с ноги, обнажив дырявый на пятке носок. Запашок от него шел, скажу я вам…

Заметив мое брезгливое выражение, Ирина тихо зашептала.

- А ты как хотел, чтобы во фраке и цилиндре после трех дней пути с черепашьей скоростью.

- Почему с черепашьей? – я тоже зашептал.

- Да, бегемотиху в бассейне везли. При скорости 10-20 км. в час, чтобы не расплескать. Прикинь, каково с такой скоростью да с остановками через каждые два часа, да ночные прогулки с обедом и ужином сразу. И здесь ей тоже приготовили «ванночку». Сейчас воду греют. Надо было бы тебе хоть чего-нибудь о бегемотах…

- Извините, господа, заснул ненароком. Действительно дорога вымотала. Пешком, я думаю, мне, по крайней мере, было бы легче… да и привычней, так сказать…

Сергей Львович поднимаясь со своего «ложа», чуть было не наступил на собственные очки, и пока искал свой сандаль, близоруко щурясь, коротко «проинформировал».

- Что касается бегемота, то… Обыкновенный бегемот, или гиппопотам - крупное в основном травоядное млекопитающее из отряда парнокопытных, подотряда свинообразных (нежвачных), семейства бегемотовых. Научное название является латинизированной формой греческого слова, означающего «речной конь». Несмотря на это название, бегемот связан таксонометрическим родством не с лошадьми, а, как то ни кажется странным на первый взгляд, с китообразными и, чуть более отдалённо, со свиньями, ближайшими родственниками человека, по мозгам правда только… Вот собственно и все, что я знаю… знал, так сказать, о бегемотах до недавнего времени.

- Сергей Львович, Извините, что потревожили. Я сейчас вас провожу в ваш номер, отдохнете с дороги…

- Да, помыться бы поскорее, да сдернуть с себя дорожное… ну, может быть еще во фрак переодеться… вот только цилиндра у меня, правда нет. А вас… - это уже на меня вопросительный взгляд через толстые линзы очков, делающие глаза неправдоподобно большими, - …вас зовут Владимиром. Вот к вам-то мы и двигались с черепашьей скоростью.

- Как вы узнали, Сергей Львович? Ну, что меня…

- В нескольких снах моих нас с вами уже знакомили. Ну, а наяву разрешите представиться, так сказать, официально - Заводовский Сергей Львович доцент-энтомолог. Так сказать, насекомыми занимаюсь. В основном бабочками, епидоптерологией, как это ни ругательно и звучит.

- А при чем тогда?..

- Бегемот? Вот и я себе уже год задаю этот вопрос? При чем здесь я и, так сказать, гиппопотам. Видно судьбе было так угодно распорядиться. Вот только непонятно пока одно, кто кому больше нужен. Бегемот мне, что весьма сомнительно, или же все-таки я ему? Надеюсь с вашей помощью, так сказать, разрешить этот вопрос.

- А я-то тут при чем?

- А я? Впрочем, пока я промолчу на это. А вам, Владимир, думаю, скоро все объяснят. Очень я на это надеюсь… потому устал я… невероятно.

- Сергей Львович, отдыхать! Немедленно! Если хотите, это приказ. Потом у вас еще будет время с администратором проката выяснить все интересующие вопросы.

- Слушаю, и так сказать, повинуюсь. Но прежде под душ… или лучше в ванну залечь. А в 18 часов выводим Фружу и…

- Отвечаем на вопросы корреспондентов. Короткий брифинг.

- А вот этого не нужно было бы. Вы уж без меня сами что-нибудь…

- Но вы же…

- Я же, так сказать, дрессировщик и так далее… знали бы они. Ладно, так сказать, набрешем чего-нибудь.

- Володя, я провожу Сергея Львовича, а ты к Пал Палычу зайди. Что-то у него по сценарию к тебе… ты вроде обещал.

Сергей Львович покатил за Ириной свой «рундук», а я на минутку остался в кабинете. Нужно было немного подытожить ощущения. Во всем сегодняшнем утре есть нечто странное, неподдающееся объяснению. «Укротитель» что-то темнит. При всей своей легкости в общении, что-то есть в нем… затаенное, подавленное. Что-то его беспокоит и, как мне показалось, даже пугает. Как и меня, впрочем…

 

Просидел я у Пал Палыча несколько часов, пытаясь совместными усилиями «сваять» сценарий будущего представления. Кажется, из всего этого может получиться впечатляющее зрелище. А Палыч молодец, загорелся и рвется на арену. Хороший знак, но надо будет еще подогреть. В два часа по полудню, вспомнил я, что сейчас на арене идет репетиция.

- Пал Палыч, а вот эти першевики?..

- Откровенно слабый номер. Самый дырявый, не штопаный, мать его. Борька партнершу сменил. С Танькой развелся, чего-то там не поделили, тоже была… подстилка еще та, а Зинаида пока сикульдявка, только входит в номер. Сыро еще. Но выпускать приходится, ему нельзя в учебный отпуск, не дадут. На грани дисквалификации вальсирует.

- Можно взглянуть, что у него? Они как раз теперь на арене.

- На манеже. Хотя и один хрен, но… Валяй. Теперь это твоя программа. А ты, Вовка, ничего, фишки сечешь, засранец. Ты вроде по театру, как известно.

- Давно… кое-что помню еще. Все одно – действие, зрелище. Законы одни.

- Ладно, вали. Я попробую на бумаге изобразить еще парочку антре… на местные темы. Я им покажу…

- Удачи.

***

- Ты че, Зинка, падлюка, ты же это делала! Я для чего тебе «бублик» даю? Этот капштейн в партере держишь? Держишь. А вверху, что, куражу не хватает? И не реви, блин горелый, а то урою. Не посмотрю… Ну, все, все… хватит. Три минуты и репете… и не забудь в конце комплимент… да не раскорякой как… цыпленок табака, блин…

- В партере толчок есть, а с перша в копштейн войти… - все еще всхлипывая, попыталась оправдаться Зинаида.

- Ниче, ниче, выжмешься… ну, попробуй хоть… блин… надо.

Прямо из кабинета директора я прошел в верхнее фойе, тихонько вошел в зал и попал на самый последний ряд амфитеатра цирка. Первый раз за все мое пребывание здесь, я вошел в зал.

В зале полумрак. Только над ареной… хм… над манежем дежурный свет. Удивительно, но Борис действительно в форме. Ходит по кругу и костерит Зинаиду. А та, как-то по-детски размазывает слезы по лицу и едва слышно возражает. Я, стараясь не шуметь, присел на последнем ряду и стал смотреть.

- Ну, давай, с выхода, все подряд… погнали.

Девчонка старается, чувствуется, что опытная гимнастка, на перш забирается ловко, пытается делать, как ей самой кажется, красиво. Вот, попробовала сделать этот для меня загадочный «капштейн». Не выходит… не выходит стойка на голове без рук на перше. И розовое пятно на лбу Бориса объяснилось – попробуйте на лбу в вертикальном положении подержать дюралевую палку трех метров. Да еще нагрузите ее. А Зинаида за сорок кило, поди, потянет.

С полчаса я наблюдал за репетицией и не выдержал. Во время очередной паузы, спустился вниз. Первой меня заметила Зинаида.

- Дядя Володя… можно я так вас буду звать?

- Тебе можно, а вот для твоего бугая, я - Владимир Михайлович.

- Борька, ты хоть извинись… а то утром…

- А че?... с кем не бывает. Извиняюсь.

- Борис, «извиняюсь» обозначает, что я извиняю самого себя.

- И че?

- Проехали. Будем считать, что извинения приняты, инцидент исчерпан.

- Если про… то во время программы ни грамма. Закон.

- И это принято. Смотрел ваш номер…

- И че?

- Давно делаете?

- Я этот номер семь лет уже… с Зинкой только полгода.

- Видно… сюжета нет в номере.

- Когда тарифицировали, сюжета не спрашивали.

- Может, тогда он и не нужен был. Не хотите обновить?

- А че, может стоит… блин. И как?

- Есть одна мысль. Зина, ты как, на шаре смогла бы равновесие держать?

- Запросто. Я счас, видела там… счас прикачу.

Зинаида убежала за кулисы, чем-то на бегу грохнула, кто-то на нее ругнулся…

- Сестра?

- Нет, просто из спортивной гимнастики. Чемпионка среди юниоров. А че?

- Да нет, ничего. Сильная. Было бы лучше, если бы из художественной.

- Нет, на перше не смогут работать.

- Зато фигурки складные. А Зинаида…

- Ни че у нее фигурка.

- Ноги коротковаты. Тумбочкой смотрится.

- Ну, это… мне нравится.

- А должна нравиться зрителю. Попробуем сделать иллюстрацию к Пикассо, для начала. Потом… потом, «лав стори» с доставанием звезды с купола… с «неба». И под соответствующий музон…

- А это кто?..

- Что, «кто»?

- Этот… Пикассо?

- Французский художник. Есть у него картина «Девочка на шаре». Можно попробовать изобразить.

- И че?

 

Облом вышел. Бился я с ними около часа. И все в пустую – не может получиться из «тумбочки» «девочка на шаре» и все тут. Хотя Зинаида на шаре вполне уверенно работает…

Под конец поймал себя на мысли – «а тебе это надо? Что-то ты начал влезать не свое корыто. Дурной знак…»

На арену начали выносить реквизит для другого номера, стало быть, время репетиции Бориса истекло. Я с некоторым внутренним облегчением извинился перед ним и Зинаидой и поспешно ретировался. Одним словом, постыдно бежал, не справившись с номером. Надо делать то, что ты умеешь, отрабатывать свои бабки.

 

8. «Фружа»

 

До «парадного выхода» бегемота оставалось еще больше двух часов, и я их действительно употребил с пользой. Посмотрел, как подвигаются дела у Олега с наклейкой афиш, перекинулся с ним буквально парой фраз и, прихватив с полсотни афиш, поехал отдавать их в расклейку. По дороге успел пообедать, а на обратном пути удачно, как мне кажется, сделал два визита, посетил городской департамент по культуре. Встретил понимание чиновников от культуры по поводу бенефиса Пал Палыча, заставив их шевелить по этому поводу мозгами. Потом побывал в департаменте общественного транспорта и договорился о расклейке афишек… разумеется не даром, но обошелся очень «малой кровью».

К шести я уже был в цирке.

 

Мы, то есть, Пал Палыч, Ирина, Сергей Львович и я, стоим на крыльце. Со стороны, наверное, наша группа на «правительственной трибуне» выглядит вполне демократично. Выделяется только Пал Палыч. Он успел съездить домой, переодеться и теперь стоит в стального цвета костюме, свежей рубашке и даже при галстуке. Сергей Львович тоже успел привести себя в порядок и теперь на нем как-то, я бы сказал, стильно помятый белый парусиновый костюм и светло-голубая футболка. На Ирине по моде «драненькие» на коленях и других местах джинсики и сиреневый топик. На мне стандартные широкие бриджи и футболка с… пардон, не успел переодеться… с заметными кругами высохшего пота. Сергей Львович курит трубку черного дерева, явно африканского происхождения, и запах его табака слегка кружит мне голову.

Все окна, выходящие во двор, открыты и полны любопытствующими. На третьем этаже, в окне я вижу голову Олега и машу ему рукой «спускайся, мол», но он только отрицательно качает головой.

Телевизионщики поставили две камеры и еще у двоих переносные камеры. С десяток корреспондентов и… да, вот и, собственно все - больше никого из посторонних во дворе нет.

Кажется и в самом деле, ожидается неплохое зрелище. Три негра, один старик, которого я уже видел и два молодых с бритыми головами, в балахонах в, вероятно национальных узорах, «колдуют» у фургона, жестко скрепляя его с лестницей.

После некоторой паузы, старик приносит небольшой, сантиметров тридцать в диаметре и высотой с полметра, барабан, у молодых в руках появляются копья.

Минуты три все трое топчутся и стучат копьями по земле под редкие удары барабана, вероятно совершая некое ритуальное действие. Потом, старик неожиданно громко и как-то визгливо кричит «Наумбу»…

Молодые взбегают по лестнице и открывают обе створки фургона. Солнце еще достаточно ярко, а потому внутренности фургона, по крайней мере, нам с крыльца, кажутся просто черным квадратом. Старик снова начинает стучать в свой барабан громче и чаще, и через полминуты из фургона на лестницу выходит, заслоняясь от солнца рукой… в «драненьких» на коленях джинсиках и коротенькой сиреневой маячке… молоденькая негритяночка.

Я невольно вздрагиваю и оборачиваюсь на Ирину. Пал Палыч тоже оборачивается и одна его бровь застревает чуть ли не на затылке. Меня потрясает не то, что она и эта… «Наумбу» или еще как ее там, и Ирина в совершенно одинаковом наряде. Потрясает, что ее я уже видел! Видел эту черную девчонку. Встречал во сне! И что она… как «негатив» похожа на Ирину, если ей, разумеется, сделать такую же прическу из множества мелких косичек. Похоже, Ирина удивилена не меньше. По крайней мере, глаза ее заметно округляются…

- Не удивляйтесь так, Владимир. Для вас все еще впереди. – Сергей Львович загадочно ухмыляется и снова набивает травкой свою трубочку.

- Волёдия! Воледья! Salut. Bravo. Je ici. - слышу я спиной.

Я снова вздрагиваю какой-то «лошадиной» дрожью и оборачиваюсь. Эта негритянка явно обращается ко мне! Она машет мне рукой и широко улыбается. Цирк какой-то! Меня, кажется, разыгрывают. Быстро нужно реагировать. Я тоже стараюсь улыбнуться и вяло машу в ответ. Палыч на это мое действие, не оборачиваясь, тихонько матюгается... в переводе это должно звучать как – «Он гм, … такой нехороший пацан, уже успел и всю Африку перетрахать!».

Старик вдруг резко ударил в барабан и снова завопил свое «Наумбу». Негритянка повернулась и стала чуть нараспев звать – «Номма, Ном-ма, Фрюжа… алле-алле… алле…». Аккуратно, спиной стала спускаться по лестнице, а из глубины фургона показался бегемот. «Фружа» что-то долго вынюхивала на первой ступени, потом подняла морду, совсем как в мультяшной рекламе, забавно дернула одним ухом, шумно вздохнула и, не обращая ни на кого внимания, под удары барабана, стала медленно спускаться по лестнице.

Спустившись, снова шумно фыркнула, немного «попозировала» перед камерами и в сопровождении негров затрусила в отведенный ей «номер». Все. Телевизионщики, кажется, довольны, начинают сворачиваться…

 

***

Пресс-конференция началась примерно через полчаса. Телевизионщики свернулись и уехали готовить материал, оставив одного оператора с ручной камерой. Под пресс-конференцию задействовали малый репетиционный зал, имеющий выход в оркестровую над форгангом. Собралось человек десять корреспондентов и наша «великолепная четверка».

Я пристроился как-то совсем уж сбоку, потому что… нет, ерунда какая-то… но меня продолжало мелко трясти, знобить, как бывает от сильного перегрева на солнце. Главное, я все никак не мог сосредоточиться и задать самому себе вопрос. Мне казалось, что сам вопрос этот должен звучать предельно просто и ответ на него должен был появиться сразу и звучать убедительно. Но в голове мешались отдельные фразы, ничего общего не имеющие к данной ситуации. Потом «выплыл» вдруг старый детский стишок и начал повторяться на все лады, как старая, заевшая грампластинка.

 

По реке плывет кораблик.

Он плывет издалека.

На кораблике четыре,

Очень храбрых моряка…

 

И на весь этот бред «накладывалась» пресс-конференция, которую начал Сергей Львович.

- Извините, но я буду врать вам все подряд. Потому что, если я буду говорить вам одну правду… и только правду, она, так сказать, эта правда, будет казаться вам таким враньем, что барону Мюнхаузену и не могло бы присниться. Но что не должно вызывать никаких сомнений, так это то, что вы действительно видели сегодня бегемота. Немного скажу о нем… вернее, так сказать, о ней… Родилась в Мали. Есть такая страна в центральной Африке. Родилась в 2003 году. Так что еще девочка, двух с половиной тонн живого веса. Для справки – бегемоты живут до двадцати пяти – тридцати лет. Вероятно, к людям попала совсем маленьким бегемотиком. Непонятным образом выжила, приручилась, что уже одно само по себе явление необычное и, так сказать, чрезвычайное. Как попала в Россию? Мне кажется, что она сама очень этого захотела, а уж после этого, обстоятельства сами стали складываться так, что… так сказать… вот так. Она оказалась в России по одной ей понятной причине, о которой она мне, так сказать, не докладывала…

Вопрос – А трудно ли дрессировать бегемота?

- Не знаю, не пробовал.

Вопрос – Как это?

- А вот так. «Фружу» никто не дрессировал. Все, что вы увидите, она делает сама, по своей, так сказать, доброй воле. Или по воле определенных ритмов барабана, как вам больше нравится. Неизвестно только, что первичнее – ритм барабана или ее реакция. Может статься, что барабанщик выполняет лишь функцию, так сказать, музыкального сопровождения, полностью подчиняясь ее воле…

Вопрос – Выходит, вы не укротитель, не дрессировщик?

- Вас это смущает? Я всего лишь руководитель номера. Так сказать, импресарио по неволе…

Вопрос – А что кушает «Фружа»?

- «Фружа» - вегетарианка. В России ей очень нравится морковь, свекла и капуста. С большим удовольствием ест сено, если в нем присутствует клевер. Кушает «Фружа» один раз в день, поздно вечером. Съедает до восьмидесяти килограммов корма. Потом прогулка… извините, туалет и бай. Все остальное время, бегемот проводит в воде.

Вопрос – Вы заметили, что больше всего любит «Фружа»?

- «Discovery Channel». Этот канал она может смотреть сутками напролет. А также любые новостные каналы.

Вопрос – У нее что, есть телевизор?

- Да, это было главным ее условием пребывания в нашей стране… как туристки.

Вопрос – Получается, по-вашему, что цирковой артисткой она стала временно… и когда…

- Совершенно верно. И когда закончится, так сказать, ее туристическая… миссия… чуть не сказал «виза», она, по всей вероятности, погрузится на кораблик и… вернется на родину. Надеюсь…

Вопрос – Несколько дней назад в городе видели следы. Теперь это, кажется, объяснилось. Но каким образом следы «Фружи» могли появиться? Приехала в город она только сегодня. Она что, по ночам еще и летает?

- Попробуйте спросить об этом ее саму. Я по ночам привык спать. Но если вам хочется думать, что это животное… она много может, но вот летать… впрочем, кто знает…

Мое сознание зацепилось, наконец, за знакомое слово «кораблик» и перестало хаотично метаться в поисках ответа на не сформулированный вопрос. И как только я пришел в себя, этот вопрос прозвучал ясно и просто – «В чем дело?» «Что происходит?». Тебя беспокоит, что появление этого экзотического животного со «свитой» таит в себе… нечто непонятное?

Да, меня это почему-то беспокоит!

Но почему остальных, кажется, это ничуть не волнует. Скорее всего, они, эти все остальные, связаны с цирком своей работой, судьбой, жизнью, а ты здесь человек новый и просто «не въезжаешь» в то, что им кажется нормой.

Пал Палыч долго сидел с отсутствующим видом, но вдруг не выдержал и перевел стрелки на собственную персону.

- Эй, писаки… кроме бегемота в программе еще много чего есть. Так что не очень увлекайтесь живностью. А в качестве затравки, я предложу вам самые последние цирковые новости. Во-первых, программа будет называться «Волшебная лампа Алладина, а во-вторых, все представление на манеже будет работать великий джин Абдурахман, в прежнем своем воплощении пребывавший клоуном. И этим джином буду…

- Пал Палыч, эту новость уже полгорода знает!

- Если вы непременно хотите услышать от меня матершину по этому поводу, то после окончания пресс-конференции, я вас порадую, а пока – не дождетесь. А чтобы ее быстренько свернуть, и перейти к легкому фуршету, я вам скажу одно – пишите, что хотите, сочиняйте всякие небылицы, даже самые скандальные, я все равно газет ваших сра… в общем, не читаю. Но… хрена лысого у меня кто-нибудь из вас получит контромарку, пока лично не принесет и не положит мне на стол свою напечатанную х… ммм… мазню… Одна полоса – одна контромарка. Сечете… папарацци зуевы?

 

Я понял, что сейчас начнется обычное переругивание, пресс-конференция плавно переместится к накрытому теперь как раз за спинами корреспондентов, столу и тихо вышел. Меня неудержимо тянуло выглянуть во двор цирка, чтобы еще раз убедиться, что все мои «заморочки» гроша ломаного не стоят и объясняются затянувшейся жарой, от которой крыша едет.

Из окна коридора второго этажа я выглянул во двор. Ничего необычного, тем более, таинственного – Все также в клетке мотается бурый медведь, все тот же фургон, палатка… нет, вот еще появился голубой трехсотый «Мерседес» с трейлером. Кто-то из артистов верно приехал. Надо же, некоторые из них все же могут позволить себе иметь и такой транспорт. И что с того? И что тогда?.. Тогда… тогда…

 

Наверно, будет угадана связь,

Меж сценой и Дантовым адом,

Иначе, откуда бы площадь взялась,

Со всей этой шушерой рядом?

 

Вот так, все просто и обыденно! У Арсения, правда не об этом, но теперь это и не важно. Нечего дурить себе мозги, дел еще невпроворот…

- Конечно, еще дюже много робить треба.

Я что, это вслух сказал? И кто же это услышал, никого рядом не было? Я повернулся и столкнулся с вполне добродушным взглядом серо-голубых глаз, глядящих на меня чуть сверху. Умные глаза на широком, грубо, по топорному «сработанном» лице, украшенному густыми, пышными, на концах отвисшими усами цвета спелой пшеницы…

- Вы ко мне?.. А вы, кажется…

- Та Миколой кличте. Ще молодый, до отчеству не вышел.

- Ну, отчества человек с пеленок достоин. Вы, наверное, завхоз? Михаил…

- Гнатюк Михаил Панасович. Завхоз, завпост, завхвост и за все, что робить треба.

- У вас ко мне дело, я так понимаю?

- Владимир Михалыч, просимо за мной, на манеж, две хвылинки займет дило. Совет нужон.

- Какой из меня советчик. Вы бы Пал Палыча…

- Да, Палыч, верно, горилку уж хлещет на этом пустобрехинге. Пидемо, побачте, шо мы сробили.

- Ну, пойдем.

 

Посреди манежа стоит конструкция… вернее, «скелет» конструкции, отдаленно напоминающий летающую тарелку в диаметре до двух метров. Олег сидит на первом ряду и что-то лихорадочно рисует в большом альбоме. Еще один работник ковыряется в днище этого «НЛО». Олег замечает меня первым.

- Володь, посмотри на эту штукенцию. Прообраз лампы Алладина. Ферштейн? Конечно, пока без стенок… А теперь смотри. Лешка, давай.

Рабочий отбегает от «лампы», раздается сильный хлопок, верхняя часть ее распахивается на четыре стороны, а из «дна» мощной струей валит дым.

- Ну, как? Впечатляет?

Все устремляют на меня взоры, будто от моего решения зависит, будут ли они сегодня ужинать. Я спускаюсь к первому ряду, рассматриваю несколько эскизов оформления «лампы», выбираю, на мой взгляд, лучший

- Вот этот ничего…

- Блин, тебя спрашивают об…

- Алексей, подойди. Ты пиротехник?

- Ну…

- «Холодный огонь» можешь сделать?

- Ну…

- Так «ну» или «могу»?

- Ну, могу.

- Вот, Олег. Будет так. Сначала хлопок, потом «огненный фонтан»…

- Дюже гарно буде! – не удержался от восклицания Микола и крякнул от удовольствия.

- Потом дым и… появление…

- Эй вы, охламоны! Я в эту кастрюлю не полезу! - Пал Палыч появился… или уже давно стоял незамеченный на форганге. И кажется трезвый… ну, почти трезвый. – Я вам что, гутаперчивый, чтобы полчаса лежать в этой утке?

- Пал Палыч, очень хорошо, что вы пришли. Мы как раз…

- Искали способ, чтобы меня грохнуть! Шиш вам!

- Ну, что вы, вот так сразу… ваша жизнь, поверьте, нам еще дорога. – Я начал импровизировать. – Вам не придется тысячу лет сидеть в бутылке. Это вы уж как-нибудь без нас… а ваше появление… в дыму… А вот скажите, с того места, где вы сейчас стоите, сможете на лонже зависнуть над этой «лампой»?

- Завтра попробуем. Только «страховщиком» я тебя, Володька не возьму. Даже не рассчитывай…

 

***

Уже за полночь. Я стою и ковыряюсь ключом в замке, а он, паразит не открывается. После «посиделок» на манеже, я прогулялся по городу, посидел в кафе, чего-то поклевал. Потом зачем-то купил бутылку чилийского вина и пошел в гостиницу…

После пятиминутного «сражения» с замком, вдруг сообразил, что по старой привычке поднялся на второй этаж. А ключ-то у меня от 301-го номера! Этажом выше…

Бог мой, номер с джакузи! Мало того - в данный момент в этой самой ванне с джакузи горит свет, булькает вода, а по матовому стеклу двери с внутренней стороны текут редкие капли…

Стараясь не шуметь, я прошел в номер. Меня переселили в мое отсутствие, все мои вещи аккуратно разложены в шкафу. На столе стоит ноутбук и похоже еще совсем недавно его пытались включить, но без знания пароля… Зато на широкой кровати разбросаны детали… в том числе сиреневая маячка. А на столе стоит точно такая же, как я принес, бутылка чилийского вина, два… гм… стакана и пачка «Salem»…

Я подошел к ванной комнате и чуть приоткрыл дверь.

- Составить компанию?

- Я, кажется, успела немного вздремнуть. Что ты так долго, где шлялся?

- Так…

- И что, «так»… за дверью и будешь стоять?..

 

У третьего этажа есть преимущество, окно не заслонено ветвями… пока, разумеется, давно отцветшей сирени. А потому теперь в него смотрится огромная желтая луна и освещает почти всю комнату. Со мной рядом лежит Ирина. Опершись на локоть, рассматривает меня. Может показаться странным, но ее взгляд меня смущает. Но все же, утомленный прошедшим днем, вином и женским телом я неудержимо начинаю «проваливаться» в сон…

- Я совсем тебя не знаю. Ты спишь?

- Мммм…

- Я совсем тебя не знаю. И я даже не предполагала, что…

- Что ты говоришь? Я уже на полпути в страну, в которой так много еще белых пятен.

- Я говорю, что совсем не предполагала, что ты такой…

- Какой?

- Впечатлительный, тонко чувствующий…

- Ты о чем?

- Только один вопрос – почему тебя бросила твоя жена?

Я все же с трудом открываю глаза.

- Не она меня, а я бросил ее.

- Почему?

- Она сказала, что не любит Джойса.

- И что с того?

- Потом, кажется, тогда же, выяснилось, что она его не читала.

- Ну, и что?

- Как что? Как можно не любить то, о чем не имеешь ни малейшего представления? Потом… слово за слово… в общем, выяснилось, что за два года, что мы вместе, она и меня совершенно не знает, не прочитала во мне ни строчки, а при этом твердила постоянно, что любит…

- Ну да, тебе непременно хотелось бы, что бы тебя…

- Ничего мне не хотелось. Просто я устал от ее лжи и неискренности. Кстати, я так тебя и не спросил, как ты попала в номер? Или теперь весь цирк знает…

- Будем говорить, догадывается. Знать никто не знает, потому как ты не очень внимателен. Ты не заметил, что в прихожей есть еще одна дверь.

- Заметил. На ней висят крючки вешалки.

- А вот ключ у меня от той двери, ведущей в технический коридор цирка, у меня есть. Этот номер для избранных, гордись. В этом номере Юрий Никулин даже бывал. Но вот последний год, Палыч никого сюда…

- И ты как «призрак оперы»…

- Типа… А ты, все-таки…

- Говори, пока я не уснул.

- Я очень удивилась твоей реакции на сегодняшний выход «Фружи». Плохой из меня режиссер, если я не смогла предугадать этого. Я видела, как долго тебя трясло. Если бы я знала, то не стала бы устраивать…

- Постой… - на минутку сон отлетел, - так это твоих рук дело? С копьями, тамтамами и с одеждой этой черной туземки.

- Только с костюмом и «приветом». Просто приколоться захотелось. Видимо, перестаралась. И потом, не такая уж она туземка. Она наполовину француженка. Ее папаша путешественник-исследователь пошалил с ее матерью, дочерью верховного колдуна… или жреца, не знаю, как правильно, догонов. Но как истинный джентльмен, принял участие в судьбе дочери. Так что эта «туземка» выросла в Париже и даже окончила Сорбонну по африканистике. Потом вернулась на Родину. А зовут ее по-французски довольно прозаично – Симона. А по-догонски… я думаю, ты сам узнаешь скоро. По-русски прилично уже понимает, говорит пока плохо, но это дело времени. Она тобой, кажется, и вправду заинтересовалась.

- Мне этого еще не хватало…

- Все, засыпай. Не мешай мне… не мешай мне смотреть на тебя.

- Зачем?

- Я хочу успеть. Успеть прочитать тебя. Хотя бы первую страничку… и запомнить. Вот и все, спи. Нет, подожди, еще хочу сказать. Не успею уехать, как, кажется, начну страшно тебя ревновать к этой Симоне. Наверное, уже и теперь… вот такая ерунда. Сама не ожидала. Спи… а я тебе колыбайку спою…

 

Улетелечки

Птички

Песенки

Лесенки

Палькай

Водички

и спи-спи-спи.

Мушки у

Ямушки

Лягушки

Квакушки

Барашки с

Рожками

Кружочки

Снежочки

спи-спи…

 

Последних фраз я уже не слышу. Я сплю…

 

9. «Четверг»

 

В четверг, четвертого числа, во… сколько там… да, в девять с четвертью часа… проснулся я. Проснулся, наполненный какой-то, буквально распирающей изнутри радостью. Совсем как в детстве, когда само просыпание сулит длинный, замечательный день, полный новых открытий и приключений.

Божественное своей прохладой утро. Вставать не хочется. Ирины нет, когда ушла и была ли вообще, неизвестно. Но на столе одна пустая, вторая, так и не начатая бутылка чилийского вина, а это значит, что все мне не приснилась, все же Ирина была. И даже, кажется, что-то пела… такое детское… под которое так хорошо спится.

На улице неожиданно раздаются гавкающие команды мегафона. Слов не разобрать, но по совершенно четко слышимым матерным «посылам», я узнаю голос Пал Палыча.

Так… совсем негоже появляться позднее директора. Придется вставать и снова погружаться в суету.

 

Я появляюсь под самый конец «действа». На фасаде цирка висит огромный банер. «Волшебная лампа Алладина». Из лампы поднимается дым и в клубах этого дыма разевает свою пасть бегемот. И все это на фоне Джинна с длинной бородой, в чалме и в гриме клоуна…

- Федор! Федька, мать твою!

В ответ на этот «посыл», на крыше возня и кто-то огрызается.

- Да слышу я, слышу, не глухой. Ну?.. –

- На двадцать сантиметров выше правый угол. Вот так. Крепи! Если ветром сорвет, ноги тебе повыдергиваю. – Наконец заметил меня, стоящего вот уже минут десять у него за спиной. И прямо в лицо «гавкнул» мне через мегафон. - Ревизку читал?

- Пал Палыч, так и заикой сделаете. Доброе утро. Нет еще.

- Спишь долго. Мне бы твои годы. Ну, и кого сегодня ночью трахал?

- Вам что за дело? Я не заказывал банер. Откуда и на какие?..

- От тебя разве дождешься? И делали бы тебе неделю, а мне за ночь. Понял? За мои личные наличные в счет будущего пол-лимона. И какого хрена ты самодеятельностью занимаешься?

- Это вы о чем?

- Про столбы на проспекте. Штрафом одним не отделаешься, в кутузку посадят, я позабочусь. – И довольный произведенным эффектом моего замешательства, добавляет покровительственно, - Ладно, не ссы, пацан в штаны. Один звонок мэру и все. Неделю висеть будут. Да, я еще обратную сторону заказал, так что еще четыреста планшетов готовь… за свои бабки.

- У меня столько афиш нет.

- На обратной стороне, моя рожа будет висеть. К двум афиши будут готовы. Ревизку я вывесил. В полдень общий сбор программы. Все уже приехали. Так что… сопли утри и готовься объяснять свои предложения.

- Вы хотели сказать, наши предложения. Мое дело зал набить.

- Нет уж, сначала ты пожуешь говна от господ артистов, а уж потом… ну, я-то им так впендюрю по самые уши, шелковыми станут. Свободен. Да, и разберись с билетами, через час касса должна начать работу.

- Не рано?

- Реклама пошла. Ох, попаду я с тобой… мать твою… втравил, авантюрист хренов.

 

Я не знаю, то ли Палыч меня пожалел, что само по себе маловероятно, то ли у него самого честолюбие взыграло, но на общем «сборе» труппы, он сразу «потянул одеяло на себя».

Разместились в зале, кто где хотел. Я сижу на первом ряду последнего сектора. Позади меня с тетрадкой в руках пристроилась только что появившаяся Ирина. От нее исходит какой-то невероятно волнующий запах.

Набралось человек двадцать. Я из них уже знаю Бориса с Зинаидой, Сергея Львовича с… как ее… с Симоной, да маленького корейца с седенькой бородкой в окружении шести своих молодцев. Остальные с любопытством поглядывают в мою сторону, а три девчушки, невероятно друг на друга похожие, даже показали в меня пальчиком и теперь меж собой шушукаются.

На первом ряду первого сектора с очень грустными глазами и каким-то неестественно сильно морщинистым лицом сидит с отсутствующим видом небольшого росточка, совершенно лысый человечек. Над ним, выше на пару рядов расположилась молодая, стильная по прикиду парочка, коротко стриженные, с выбритыми полосами крашеных под седину волос. Недалеко от них…

Впрочем, кажется, начинается. Пал Палыч, до этого задумчиво гулявший по барьеру манежа, внезапно остановился и непонятно откуда вытащил несколько листов бумаги. Легко соскочил с барьера на манеж и обвел всех взглядом.

- Привет, оглоеды. Кажется, все в сборе. С приехалом всех. Будем работать. Это вот, - жест довольно небрежный через плечо в мою сторону, - администратор проката этой программы. Все вопросы по бабкам к нему теперь. Ко мне с клянченьем авансов, премий и прочего чтобы не подкатывались, на кукиш нарветесь. У меня другая будет роля. Я теперь постановщик программы. Кроить из вас буду… видели банер? Так вот, Джинн, это я!

Лысый человечек почему-то громко вздохнул и захлопал глазами. Я невольно повернул голову к Ирине. Наклонившись ко мне, она шепнула

- Коверный это. Степан Николаевич Разин…

- Степка, не вздыхай. Тебе тоже придется несладко.

- Да я уж чую…

- Чует он!.. Глянь-ка! Почуешь, когда я тебя заставлю рылом арену пахать… ладно, всем слушать сюда. Читать сценарий буду. По мере возможности, номера трогать не буду, а вот… ладно, вопросы потом, слушайте.

 

На чтение сценария ушло всего минут десять, а на вопросы – больше часа. Потом еще посыпались вопросы, но уже «технические и бытовые», по проживанию, репетициям…

- Пал Палыч, а с места в фойе, как обычно, тридцать? – вопрос задала пышная дамочка, сидевшая почти на самом верху и все это время занимавшаяся маникюром

- Зоя Гриднева… собачки, кошечки, попугайчики – прокомментировала Ирина.

- Нет, дорогуша! Хоть ты и высоко забралась, но и мы здесь на месте не топчемся – полтинник с места.

Все… кроме «корейцев» зашумели, а я опять «дернулся» на Ирину.

- Торгуют они все. Столики в фойе с разной мишурой перед началом и в антракте. Зарплату свою в разы перекрывают, между прочим. Бизнес…

- Ша, оглоеды! Я сказал, полтинник, значит так и будет. Мне сантехнику менять надо. Сральники в ваших номерах, вами же побитые. Понятно? Вопрос закрыт. А вот у меня вопросец один есть. Он к основному аттракциону. Вас я всех как облупленных знаю, а вот… Сергей Львович, вам когда репетицию ставить?

Сергей Львович, надел свои очки, как показалось, растерянно посмотрел на Пал Палыча, потом на Симону. Та ему легонько кивнула.

- Э… как вам… дело в том, что… так сказать, Фруже репетиции не нужны.

- Это как же? И что у нее за номер? Что она работает?

- Я думаю, что Симона сможет объяснить. Собственно, она руководитель номера.

- А она хоть по-русски?..

- Она почти все понимает. Симона, tu peux leur dire? Если что, я переведу, так сказать, но и так будет, я думаю, понятно.

- Ну, валяй, Симона. Объясняй.

Симона легко вскочила на барьер и тоже, как вначале Пал Палыч, стала расхаживать по нему, жестикулируя руками.

- Я да. Я валяй… Фружа... Elle marche... топ-топ. – Соскочила на манеж и руками захлопала по барьеру, - Selon le cercle, selon la barrière par les pieds de devant. Лапама топ-топ.

- По кругу, по барьеру переступает передними лапами – перевел Сергей Львович.

- Ну, это и без перевода… еще…

- Tourne. Se lève selon l'escalier et sourit. Лестниц… верх топ-топ, низ топ-топ э… Sourit largement, à toute la gueule. Elle aime tous... Particulièrement des enfants

- Улыбается во всю свою пасть. Очень ребятишек любит.

- Не густо. Это все?

- Нет, все… нет, все… я танса… Je danse chez celle-ci sur le dos. La dans rituel sous les tambours. Et tout cela.

- Симона танцует под барабаны на спине Фружи. Что-то африканское… может ритуальное.

- Фу… хоть что-то. Так, танцует. Танцует в чем?

- То есть?

- Симона, ты танцуешь в каком костюме?

- Le costume? Да-да… D'aucun costume. Le bikini, sans soutien – gorge.

- Не понял. Сергей Львович?..

- Бикини… и топлес.

- Это что? Без насисьника? А что? – Пал Палыч подошел к Симоне, обошел ее кругом, «заценивая» фигурку, а потом задумчиво произнес, - Владимир, поднимай цены на билеты – все мужики будут наши. Будут держать руки в карманах.

Все засмеялись. Пал Палыч поднял обе руки вверх и несколько раз отвесил шутовской поклон, складываясь почти пополам, что при его комплекции… Причем руки его при этом описали почти полный оборот, а в последний раз правая рука ухитрилась почесать ягодицу…

- Поздно, билеты давно распечатаны. – Ответил я, отсмеявшись.

- Жаль… Ну, кажись все обсудачили. За работу. Пока все свободны, следите за ревизкой.

 

На этом бы «сбор» команды и закончился бы, если бы только не эта выходка. Симона, уже было направилась к выходу, но неожиданно остановилась, повернулась и вдруг в два прыжка очутилась на коленях возле барьера как раз напротив меня.

На меня… куда-то мне вовнутрь, глубоко совсем, смотрели два черных, сверкающих глаза. И этот взгляд… как в том сне, казалось, звал куда-то, и было в нем какое-то отчаяние…

- Володья… - ее шопот я услышал бы и за сто километров, он во мне звучал.

- Что, Симона, что? Говори, на каком хочешь языке. Говори, я пойму. – Мне казалось, что я заорал и в этом крике на весь цирк эти слова вырвались из меня сами.

- Non maintenant, pas encore le temps...

 

- Эй, Владимир Михайлович, очнись. Володечка… ну же… – Ирина трясет меня за плечо. Я же говорила… предупреждала. Ну, нельзя же так вот…

В зале никого нет. Только я и Ирина. Да вот еще, кажется, Олег спускается сверху.

- Эй, начальники! У вас что, еще совещание?

- Погоди, Олег. Володя, у тебя что… часто вот так?

Я прихожу в себя, совершенно не понимая, что произошло.

- Что часто?

- У тебя как с крышей? Может к врачу?..

- Володь, не слушай ее. Ферштейн? Все нормально, ведь так? Что тут у вас произошло?

- Симона на него глаз положила. А он и… сразу ступор какой-то…

- Да, похоже, наш москвич втрескался в черномазую циркачку. Только и всего. Нормально.

- Я что-то кричал?

- Был нем. Был как «рыба в лед». Все ребята, я должна бежать, Палыч просил зайти – ждать не любит. Олег, ты здесь…

- Иди, иди. Разберемся, – и, проводив Ирину влюбленным взглядом, спросил, - Ты, друг, когда последний раз жрал?

- Вчера… вроде бы.

- Понятно. Пошли обедать. У тебя для чего голова? Чтобы ей, головой, есть. Ферштейн? Чтобы шевелить мозгами, надо сначала челюстями поработать.

- Ладно. Пошли.

- Потом снова на строительный рынок… Палыч еще афиши подбросил

- Я в курсе…

 

***

Вышли на улицу. Жара и духота. Рубашка тотчас же прилипла к спине.

Мы идем, Олег что-то мне оживленно рассказывает, а я никак не могу «въехать в тему», машинально киваю и даже пытаюсь изредка улыбаться. Меня волнует совсем другое.

Что со мной? Даже вспоминать не нужно – не было еще такого в моей сорокалетней жизни. Не было, чтобы я вдруг терял над собой контроль, чтобы «выпадал» из времени. Все это каким-то образом выходит за границы реального. В другое время, я бы, кажется, даже обрадовался этому, принялся бы экспериментировать… из чистого любопытства. Но теперь мне это совсем не к чему, работать надо. Внезапно появляется, как мне кажется, «здоровая» мысль. Я неожиданно останавливаюсь, Олег по инерции продолжает движение и только метров через десять замечает мое отсутствие. Оборачивается.

- Э… нихт ферштейн… Володь, ты чего?

Я, окончательно придя в себя, спокойно иду к нему. Мне хочется сказать ему «Прости, друг. Так вышло, понимаешь. Ирина, она и сама…». Но вместо этого я говорю.

- Слушай, как тебе этот… укротитель бегемотов? Он тебе не показался?..

- Странным? Есть малость. Ученый чудик. Бродит по всему цирку, бубнит про себя что-то. Вчера вечером ко мне заходил. Я к нему «чего вам?», а он ничего не ответил, только покачал головой, и ушел… Чудик. Да-с, в цирке всякие бывают…

- Так… Олег, одно дело сделаешь?

- Только на мокруху не пойду, а так…

- Нужно, этого Сергей Львовича как-то заловить, подпоить и поговорить по душам.

- Душевно? Это мы завсегда… это ферштейн. А на кой?

- Понимаешь… кажется мне, что он что-то темнит.

- Разведем.

- Только… вот держи деньги. Купи самой лучшей водки… литр… или два. Предупреди меня – я появлюсь, когда он будет в кондиции, но не до отключки. И сам смотри, не надирайся, мне свидетель нужен будет.

- Ферштейн. Как скажешь.

 

После обеда, как и следовало ожидать, дела, ставшие уже привычными, окончательно привели меня в норму. Привез дополнительные листы ДВП, отдал в расклейку на транспорте, афишки, провел тренинг с «борзыми». Был весел, остроумен. К вечеру, я уже с юмором вспоминал свои «заморочки».

И, наконец, о, Боже правый, духота, от которой все тело постоянно было постоянно липким, а при резких движениях даже темнело в глазах, вдруг сменилась прохладой, с порывами долгожданного ветра, а с запада, закрывая собой вечернее солнце, полезли на город грозовые облака.

Но облака, казалось, передумали и направились куда-то в сторону, пролившись над городом несколькими каплями, даже не сбившими двухнедельную пыль с листьев деревьев. Тем не менее, я посчитал и это хорошим знаком для окончания первой моей недели пребывания в городе.

Оптимизму мне прибавило еще тот факт, что за первый день цирковая касса продала 18 билетов. Кассирша, небольшого росточка, очень полная и к тому же хромая женщина, судя по цвету лица, явно крепко поддающая. Боком, еще прежде, я узнал, что бывшая воздушная гимнастка. Ловитор не поймал, «приземлилась» мимо натянутого батута, сломала ногу, и что-то там при лечении пошло не так… так вот, она сказала, что для первого дня 18 билетов это очень много. Основной зритель потянется к понедельнику. И перспективы пока очень и очень… тьфу-тьфу-тьфу… это чтобы не сглазить.

Я уже собирался идти к себе в номер, когда мобильник мой заверещал. Звонил Олег. Доложил заплетающимся языком

- Володь, клиент созрел. Бери его, пока он не отключился…

- Горючее еще нужно?

- Не… хва… я уже того… ферштейн? Приходи быстрее…

 

10. «Догоны»

 

Я быстро взлетел в мастерскую.

Выпили они на двоих примерно литр. Во второй бутылке 0,7л. «Русского размера» оставалось половина. Действительно, Олег был «уже того», в полной кондиции. Он полулежал на маленькой кушетке и, кажется, собирался отключаться. А Сергей Львович… у Сергея Львовича на удивление были совершенно трезвые глаза, и выглядел он гораздо лучше, чем вчера. Сергей Львович вышагивал уверенными шагами по мастерской, дымил своей трубкой как паровоз и в такт своим шагам «читал лекцию»…

- Эффектом бабочки называют, так сказать, связь между причиной и непредсказуемыми масштабами ее следствий. Классическая фраза автора термина метеоролога Эдварда Лоренцо: «Взмах крыла бабочки в Айове может привести к тайфуну в Индонезии». Или, помнишь - как у Бредбери, в рассказе «И грянул гром»: смотался экскурсант, так сказать, на машине времени в прошлое, случайно раздавил бабочку, вернулся - а мир изменился до жути. С древних времен разные народы связывали бабочек с высшими тайнами: любовь, душа, возрождение... Во всех культурах стадии жизни бабочки соотносили и с жизнью человеческой. От яйца до личинки - зарождение сознания. От личинки до гусеницы - вхождение в физический мир. Гусеница - мирская жизнь в заботах о материальном. Куколка - уход от суеты или вообще из этого мира. Бабочка - просветление, воскресение души... А ты говоришь, не наука. Это не только наука, но и, так сказать, философия… а где философия, там и до искусства только крылышком махнуть. Вот так, молодой человек. А-а-а, вот и третий! – в этом месте он, наконец, заметил меня, - Владимир… как дальше… э… вот ведь…

- Просто Володя, Владимир.

- Это хорошо. Хорошо, что вы… изволили почтить нас своим присутствием. Главное, так сказать, во время, не все еще выпито. А то у нас не полная компания, так сказать, не по-русски это. А вот теперь… кстати, я к вам, Володя, сам собирался зайти, но Олег перехватил и попытался напоить до… так сказать, поросячьего состояния. Одно лишь он… вы, вместе, не учли… - Сергей Львович сделал глубокомысленную паузу и видимо решил не продолжать эту мысль, - … так что, так сказать… Володя, примите, если есть желание, дозу оставшегося спиртного и… и… спрашивайте. У меня еще прилично работает голова… особенно после спиртного… и так далее. Скажу больше – голова моя как раз после водки даже еще лучше соображает, потому как получает на некоторое время, так сказать, освобождение от воздействия извне… да-с…

Сергей Львович в очередной раз выбил свою трубку и тут же, хитро на меня поглядывая сквозь очки, стал снова ее набивать.

- И я догадался, что эта пьянка инспирирована вами. С целью, так сказать, развязать… узлы, разрешить вопросы, возникшие в вашем сознании с появлением этого бегемота. Ведь так?

Олег только растерянно и расслаблено развел руки и похлопал глазами, мол «как и что я смог, звиняй»… и тут же начал укладываться на кушетке, сунув под голову, непонятно откуда взявшиеся старые, огромного размера валенки. Мне стало немного не по себе. Я окинул взглядом мастерскую, нашел некое подобие пледа и накрыл его. Потом налил почти полный стакан водки и… поставил его на стол – не время, голова должна оставаться свежей, до выяснения…

- Извините, Сергей Львович, случился такой грех.

- Володя, если даже вы не пьете, то, по крайней мере, закусывайте, закусывайте, чем бог послал. Колбаска, надо сказать, очень приличная, а огурчики… давно мечтал-с. А извиняться не нужно. Я и сам хотел, так сказать… ну, не важно и это. Важно, что мы, наконец, встретились. Но если вы надеетесь, что в двух словах я вам смогу все объяснить, то… так что я издалека, с истории. Иначе в настоящем, вы еще больше, запутаетесь. Так, с чего бы… ну, вот, хотя бы… что вы знаете о догонах?

- Практически ничего.

- Ну, и славно. Начнем с того, как мир о них узнал. Я буду ходить, не возражаете. Привычка, знаете ли… препода. Правда, тема не совсем моя… но…

- Пожалуйста. Я слушаю вас… как прилежный школяр.

Сергей Львович закончил, наконец «процедуру» с трубкой и снова задымил.

- Я не историк, а потому буду популярно… как смогу. Итак, догоны.

Догоны — небольшая народность Западного Судана. Они обитают в Республике Мали, южнее излучины Нигера, на гористом плато Бандиагара, к северо-западу от Верхней Вольты. Численность их, по данным 1954 г., — около 225 тыс. человек; ныне не более 130 тыс. Так сказать, вымирают самым классическим образом. Если и дальше так пойдет, то через лет семьдесят… но будем надеяться, что этого не произойдет.

Догоны в основном земледельцы. До последнего времени главным орудием производства у них была железная мотыга. Сеют просо, кукурузу; выращивают также овощи, плодовые деревья и хлопок. Из домашних животных и птиц разводят овец, коз, кур. Охота и рыбная ловля, так сказать, выполняют подсобную роль в хозяйстве.

Из ремесел у догонов давно практикуются кузнечное дело, плетение, ткачество,

а также гончарное, кожевенное, красильное и швейное производства. Торговля еще не так давно носила примитивный характер. На базары, устраивавшиеся раз в неделю, местные жители выносили продукты земледелия и животноводства, ремесленные изделия. В качестве платежного средства фигурировали наравне с металлическими деньгами раковины каури, луковицы и т. п.

Руководящая роль в хозяйстве и быту отдельного селения принадлежит старейшине-патриарху, гинна-бана. До последних лет общественные вопросы решались советом старейшин.

У догонов и сейчас бытуют представления о принадлежности их общин — гинна — к одному из четырех племен — дион, ару, оно и домно, на которые в прошлом подразделялся догонский народ.

Ремесленники догонов — кузнецы, кожевники, гончары и другие — выделяются в обособленные группы, которые живут отдельными кварталами, а иногда и целыми селениями. Общественное устройство внутри этих групп, напоминающих касты, такое же, как у остальных догонов. Брак и половые связи между земледельцами и ремесленниками строго запрещены.

Советы старейшин еще недавно подчинялись огону, великому огону — верховному жрецу и воплощению бога солнца и огня.

Но чем же они нам любопытны?

Их космогоническая мифология, познания в астрономии, явно переданные им в глубокой древности… назовем пока их «цивилизаторами. В своей книге «Бог воды» М. Гриоль, один из первых исследователей этого района Африки, изложил один из космогонических циклов догонской мифологии. Володя, как-нибудь потом непременно прочти эту книгу – весьма увлекательна. Нас же в мифологии догонов будет интересовать иное. Нас будут интересовать боги догонов.

Итак, верховный бог Амма. Он олицетворяет все, он создатель всего. Затем Номмо – олицетворяет он многое, но главное – вода… и как ни покажется странным, слово. Вода – Слово. Тоже, так сказать, намек на философию.

От сочетания бога Аммы с Землей родились злокозненный Йуругу и благодетельный Номмо. Так вот, именно они, в свою очередь, сотворили четыре пары первопредков. Это, так сказать нотабена – весьма важно. Первопредки были андрогинами и обладали способностью оплодотворять самих себя. А вот уж от них родились первые восемь семейств, потомки которых размножились по всей земле. Первопредкам смерть была неведома: после ряда превращений в «муравейнике»… что это за «муравейник», я не совсем понимаю — этом «вместилище нисшествий божества к первозданной стихии, вобравшей в себя воду и слово, два великих начала, составляющих мистическое единство», — восемь прародителей сами преобразились в Номмо и вознеслись на небо. Немного путано, но я лишь пересказываю то, что удалось Гриолю записать.

Среди мифических первопредков особую роль сыграл седьмой, наиболее совершенный из них. Число семь — это вообще символ совершенства, ибо оно складывается из чисел три и четыре, соответствующих, согласно символике догонов, сексуальной анатомии мужчины и женщины, и, таким образом, символизирует единство мужского и женского начал.

Седьмой первопредок во время пребывания в муравейнике овладел речью Номмо и стал обучать ей человеческих потомков, выпуская из своего рта, через зубы, влажные нити, которые, перекрещиваясь между собой, образовали первую ткань. Таким путем люди научились и говорить и ткать. «Ткать — это говорить». Первоначально речь, полученная людьми, была зачаточной, примитивной; она состояла из одного слова «со!», т. е. «говори!».

Но это слово заключало в себе возможность развития всего будущего словаря, всех диалектов догонского и чужеземных языков

Слово, человеческая речь связаны с Номмо, с началами, которые он олицетворяет: с водой, плодородием, с рождением и вечным круговоротом возрождения природы.

Царство Номмо — это царство воды, т. е. элемента, благоприятствующего развитию речи. Номмо, взявший на себя задачу обучить людей речи, должен был сделать ее доступной для человеческого восприятия и выражения. Речь, которая сначала существовала в виде отдельных элементов, обрела плоть и голос. Здесь возникает символизация речи с ткачеством: образовывать звуки и слагать их в связном порядке, следуя законам речи, — это прекрасное искусство «ткать» слово…

Мне от такого обилия информации все же захотелось выпить, чтобы потом, слегка расслабившись, можно было слушать любую чушь. Я отлил в другой стакан грамм пятьдесят и выпил.

- Я пока не понимаю, зачем вы мне все это? Что мне до…

- «Что эму Гекуба, что он Гекубе»… - театрально вздел руки к потолку, Сергей Львович, - потерпите, приводить вас к пониманию того, что с вами теперь, так сказать, происходит, необходимо постепенно, иначе психбольница ваш следующий гастроль…

- Хорошо, я слушаю… - сказал я, и не найдя вилки, руками взял большой малосольный огурец.

- И, наконец, «цивилизаторы» пришедшие из космоса на «небесном ковчеге». Как вам, Владимир?

- Пожалуй, я все же я еще выпью. Потому что без…

- Вот и славно. Дальше будет веселее.

Я еще плеснул в стакан и снова выпил. И уже через минуту мне стало все равно. А «лекция» продолжалась.

- И так, о пришельцах – «цивилизаторах». Создатель небесного ковчега, который был ипостасью Номмо, явился героем-цивилизатором: он принес с собой в мир не только все предметы, одушевленные и неодушевленные, но и все ремесла, и, прежде всего кузнечное дело. Прихватив из небесной кузницы кусочек солнца в виде горящего угля и раскаленного железа, прародитель-кузнец спустился со своим чудесным ковчегом по радуге и принес новую систему мира, что и послужило третьим и окончательным явлением слова. И лишь после этого у людей стали сгибаться в своих сочленениях руки и ноги, которые раньше лишь извивались, как туловище змеи. С этой поры началось и земледелие, так как первый кузнец научил людей делать мотыгу.

- Типа Прометея…

- Да, пожалуй. Если вам ближе такая аналогия.

Теперь об астрономических познаниях догонов. В 1950 году французские этнографы Марсель Гриоль и Жермена Дитерлен опубликовали статью, посвященную мифологии догонов. Представьте себе - догонские мифы свидетельствовали, что этот народ еще в древние времена знал о свойствах и траектории движения невидимого невооруженным взглядом спутника Сириуса, о четырех крупнейших спутниках Юпитера, о спиральных галактиках и многих других астрономических реальностях, которые стали известны современной науке лишь относительно недавно. Догонские мифы повествовали и о прибытии на Землю в «крутящемся ковчеге» существ, как-то связанных со звездной системой Сириуса. Изложив информацию, полученную от догонских старейшин, Гриоль и Дитерлен честно признались, что «не ставили перед собой вопрос о том, каким образом люди, не располагавшие необходимыми инструментами, сумели узнать о движении и определенных характеристиках невидимых невооруженным взглядом небесных тел».

Как и современная астрономическая наука, догоны знают, что вокруг «главного» Сириуса (Сириуса А) обращается невидимый невооруженному глазу спутник — белый карлик Сириус В, маленькая, состоящая из плотного вещества звезда, обладающая чрезвычайно большой массой. Предположим, догоны разглядели в свой «телескоп» слабенькую звездочку рядом с Сириусом А — как они пришли к выводу о том, что это «самая тяжелая звезда из всех существующих?» Массу Сириуса В астрономы вычислили в ХIX столетии по воздействию, которое тот оказывает на движение в пространстве Сириуса А. Затем, когда в начале ХХ века удалось определить крайне малые размеры Сириуса В, был сделан вывод, что он состоит из сверхплотного, а следовательно, и сверхтяжелого вещества. Станем ли мы предполагать, что такими же вычислениями в глубине Африки занимались догоны?

Догонам известно и о вращении Сириуса В вокруг своей оси, о том, что Млечный Путь является спиральной звездной системой. Эти знания не могли родиться от простого созерцания неба в телескоп, пусть сколь угодно мощный. Эти знания перечеркивают не только домыслы о «догонском телескопе», но и предположения о том, что предки догонов могли унаследовать свои астрономические знания от древнеегипетских жрецов, поскольку и египетским жрецам овладеть такими знаниями было явно не под силу.

Значит… пришельцы? Вроде бы все сходится: первобытный народ обладает знаниями о космосе, во много раз превосходящими его собственные способности к познанию, а отчасти — и уровень знаний современной науки…

- Львович… - я все же не удержался и довольно грубо прервал его «лекцию» – все же зря выпил, - знаешь, мне по фигу их знания. Мне программу надо не спалить. Бабла наскрести для своего шефа и себя не забыть при этом. То, что в программе будут негры – хорошо, экзотика не повредит, но… я… зачем мне все эти «пришельцы»? Вы – ученый, вот и занимайтесь этим. А мне лучше объясните, как вы сами дошли до… до… как стали пастухом этого бегемота? Мне он откровенно не нравится…

- Он вас пугает, я заметил. Это понятно. Еще немного информации, а потом…

- Потом я пойду спать, завтра будет напряженный день.

- Хорошо. Две минуты. Сириус В совершает один оборот вокруг Сириуса А за 50 земных лет. Догоны… каждые 50 лет празднуют это событие. И считают, точнее, гинна-бана – теперешний их старейшина-жрец, считает, что в это время Номма опускается на Землю и… Номма должен был появиться в 2003 году. Фруже теперь…

- Ха, появляется… как вы их… «цивилизатор» с Сириуса и становится бегемотом! Как все просто. Охренеть!

- Володя, я этого не говорил. Это сказали вы. Сказали, не подумав. Подсознание ваше выкинуло на поверхность совершенно верный ответ. До этого момента я и сам несколько сомневался, хотя имел, так сказать, наблюдения и некоторый опыт…

- Общения с бегемотом? Ну, Сергей Львович фу… серьезный ученый и так… Давайте допьем эту водку и «по нарам», вслед за Олегом.

- Пожалуй. В какой-то степени мне все же удалось вас подготовить…

- К чему?

- Фружа, действительно… как бы это вам… и вы в этом скоро убедитесь, НЕ ЖИВОТНОЕ.

- Действительно… какого-растакого, она должна быть животным? Мы с вами высокоорганизованные животные, а вот бегемот, ядрена копоть, совсем не… И давайте за это выпьем! Не за животных! За Сириусян!.. нет, за Серутян… в общем, за гостей с Сери-уса.

- За Номма.

- Да будет так.

Мы допили остатки. И несколько минут сидели молча и жевали. Потом, Сергей Львович снова засмолил свою трубку. Я не удержался и все же спросил.

- Что за травку курите? Наркота?

- Вовсе нет. Обычный ароматизированный самосад. Брательник с Дону поставляет. Хотите попробовать?

- Бросил… пока держусь.

- Это хорошо. Фружа не переваривает дым.

- Львович, ну, ты… ну, ладно, все. Я не собираюсь вступать с ней в контакт.

- Посмотрим.

- Львович, чтобы состоялся контакт, я должен сколько?.. Не, я столько не выпью.

- Володя… главное, чтобы она этого захотела…

И выпил-то я всего ничего, но меня откровенно «повело». Мне стало совсем неуютно. Львович, вместо того, чтобы расставить все по местам, еще больше меня запутал.

- Все, Львович, все… Ответь мне только… как ты стал дрессировщиком?

- Володь, я не дрессировщик, я сопровождающее лицо. И только. И как ученый… пусть и в другой области, пытаюсь понять, так сказать, этот фантастический феномен.

- Пусть так. Так все же, как ты им стал?..

- Это тоже почти фантастическая история.

- Валяй уж, до кучи.

- Ладно. Поехал я в Африку как раз год назад. Было у меня страстное желание поймать или найти гусеницу Данаюс хризиппус, или малый монарх, семейство нимфалиды. Тебе это ничего не говорит, и это неважно. Просто очень редкая тропическая бабочка. Нужна она была мне позарез для работы.

- Искал, значит, бабочку, а в итоге…

- Можешь мне не верить… да я и сам с трудом в это, но мне кажется, что я попал под сильное влияние и… все обстоятельства… как будто из разрозненных, никак не связанных между собой деталей и обстоятельств, сложились сами собой в тот порядок, что еще в Мали, где я и был-то всего считанные часы, неожиданно для себя, вдруг, стал сопровождающим… переводчиком, представителем этого бегемота. Доставил его в Каир, посольство, таможня. Потом… впрочем, дальше не важно. В итоге оплачивать его пребывание в России взялся Росгосцирк. И поскольку, все документы на бегемота, с чьего-то совершенно, так сказать, дурацкого решения, были изначально выписаны на меня… одним словом, так вышло. Единственно чему я активно сопротивлялся, так это тому, чтобы Фружа «выступала» в цирке. Но и здесь я вынужден был, так сказать, уступить требованиям. Так что, в меру своих способностей и возможностей, вынужден изучать этот феномен «на ходу». Мне… как ты, Володя, совершенно верно думаешь, никто не верит. Да, и меня самого порой одолевают сомнения, но что-то мне подсказывает…

- Львович, а не подсказывают ли вам, что давно пора на боковую?

- Все. Все, уходим. Как думаешь, Олег?..

- Проспится и… есть у него на опохмелку сто грамм. Все будет нормально. Пошли.

 

День, начавшийся так многообещающе по-детски светло и радостно, закончился заурядной пьянкой, какой-то полу мистической путаницей новых «сведений» по теме, которая далека от моих рационалистических убеждений.

Уже лежа в постели, я с тоской посмотрел на начавшийся пылиться ноутбук. Пару раз даже мелькнуло желание встать, открыть его и… но и эти желания показались мне каким-то бессмысленным «деянием». Ну, что бы я мог сейчас такого написать? Да, ничего! Ни одной фразы, заслуживающей родиться…

Я не понимаю, что со мной происходит. Почему самые обыденные вещи начинают оказывать на меня такое влияние? С этим надо заканчивать… точно.

Все хорошо пока. Движется к своему началу программа. Дел еще много, и это одно должно меня «приземлять», адекватно оценивать обстановку.

Но откуда вдруг эти строки Тарковского, так неудачно, так не кстати… «поплыли».

 

Когда тебе придется туго,

Найдешь и сто рублей и друга.

Себя найти куда трудней,

Чем друга или сто рублей.

Ты вывернешься наизнанку,

Себя обшаришь спозаранку,

В одно смешаешь явь и сны,

Увидишь мир со стороны…

 

Так я и заснул, забыв даже выключить свет.

 

Утром, влажная подушка и опухшее лицо, мне подсказали, что ночью, во сне я плакал. Совершенно не помню при этом, что же снилось. Последний раз со мной такое было, кажется, лет двадцать назад. Тогда еще… нет, об этом даже и вспоминать не хочу… будет только хуже.

 

11. «Процесс пошел»

 

Мы делаем «завесу» - на каждый фонарный столб одной скобой из тонкой проволоки крепим сразу две афиши. На один столб уходит до двух минут. Если учесть, что столбов 488, а на «Глафиру» больше ста планшетов не помещается, следовательно, нужно будет не раз возвращаться в цирк, то не сложный подсчет подсказывает, этим делом с перерывами на еду, мы будем заниматься сутки напролет. Перспектива удручающая.

В это утро была моя очередь приводить Олега в нормальное состояние. Если учесть, что сам я весьма неохотно поднялся в десятом часу, на опохмелку и другие восстанавливающие «процедуры» ушло часа два, то вот вам и полдень с палящим нещадно солнцем, от которого не спасают тени деревьев на тротуарах.

Поскольку было получено почти официальное разрешение на рекламную оккупацию центрального проспекта, мы решили не оттягивать время на ночь и начать «операцию» среди бела дня. Начали «от печки», то есть с конца проспекта.

Несколько раз в течение двух часов работы, Михалыч замечает машину Пал Палыча и кряхтит, предчувствуя, что для него эта «выездная сессия» добром не кончится.

Но все разрешается в лучшую сторону – через час, тот же Михалыч, он все же немного свободнее нас, имеет возможность поглядывать по сторонам, замечает, что по другую сторону проспекта, прямо по встречной полосе ползет «газелька» и на столбах за ней тоже появляются наши афиши. Там работают четверо и потому еще через час «Глафира» с «Газелькой» идут почти наравне. Мы собираемся ехать за «добавкой», но нам кричат, «куды вы, афиши все у нас, Пал Палыч распорядился. Так что причаливайте!».

Я кормлю всех обедом… по паре пива на брата идет как премия, и мы продолжаем работу. Позади нас от афиш уже начинает рябить в глазах, проезжающие машины нам сигналят, жестикулируют, отпускают шутки, словом кто как может нас «поддерживает»…

Пополняя очередной раз… кажется последний, запас афиш, я замечаю троих подростков - двое лет четырнадцати, темненькие и кажется, братья, очень уж похожи, третьему, белобрысому на вскидку двенадцать и он почти на голову ниже двоих своих товарищей. Олег докладывает, что они уже с полчаса следуют за нами.

- Эй, пацаны! В цирк хотите попасть?

- Не-а… Фигня все это. Я пару раз был – это для малышни все… - подает голос младший

- А ты уже вырос?

- Конечно.

- А за почти бесплатно?

- А че, прикольно даже… тем более на халявку – говорит один из «старичков».

- Ну, пацаны, на халявку даже сыр из мышеловки не достанешь – по пальцам так звезданет…

- Да, ладно, можно ухитриться.

- Ну, а если слегка потрудиться?

- Ну, да. У нас законные каникулы. Нам погулять еще охота.

- Я и предлагаю приятное объединить с полезным. Но нужно еще человек пять, семь…

- На кой? Че делать?

- Афишки, открытки такие маленькие, флаерсами называются, разнести по всему городу. Можно на тачки за «дворники» цеплять, у касс магазинов «забывать». Ну, и плюс ваша фантазия, в смысле, куда их можно разумно пристроить. На рынок, вокзал, почту…

- И много?

- Если десять человек будут, то по пятьсот на брата. Билеты входные я вам гарантирую. Не сами, так «шнуркам» своим отдадите.

- А че, я бы сеструху сводил. Ей уже пять.

- Ну, вот, видишь, до пяти лет как раз бесплатно, а у тебя входной…

- И когда?

- Да хоть завтра. Часам к десяти к проходной цирка подходите. Дядю Володю спросите, администратора. Я и выйду.

- А можно будет на «Фружу» одним глазком?..

- Не обещаю, но попробую. Кстати, тебя… как тебя зовут?

- Колька. Николай.

- Тебя, Николай, назначаю бригадиром.

- Ни фига себе! Это почему же Кольку, а не нас?

- Да потому. У него сеструха маленькая есть. Ясно?

- А-а-а…

- Ну, че, пацаны, пойдете в мою бригаду? А то я других найду?

- Если вместо нас кого найдешь, мы тебе накостыляем, понял? Пошли, Саньку и Юрку искать. Они к парку попилили…

- Айда.

 

К семи часам управились. Я отправил Михалыча и Олега по домам, отдыхать, а сам на «газельке» поехал в цирк.

Подъезжая к цирку… нет, я много чего повидал за время своей работы администратором, но такого…

В кассу цирка стоит очередь метров пятьдесят длинной! И, кажется, не думает убывать, потому что подходят все новые и новые.

На крыльце в растерянности стоит Ирина

- Это что же делается? Откуда они все взялись?

- Привет, Ириш. Как откуда? Все люди берутся исключительно из одного места. От мамки… естественно с участием папки. Ну, и чего мы стоим?

- Наблюдаю. Нет, такой ажиотаж… глазам не верю. Не было никогда у нас такого.

- Не наблюдать надо, а работать. «Ковать железо, не отходя от кассы». У вас только одно окно?

- Два.

- Тогда почему ты здесь? Пошли второе окно открывать. Как нашу кассиршу зовут? Запамятовал.

- Маргарита… Маргарита Юрьевна.

- Пошли.

 

В кассе слегка попахивает перегаром. Маргарита работает медленно, незлобно переругиваясь с покупателями

- Ну, и где я вам первый ряд возьму, нарисую что ль? На воскресенье вечер только… И восьмой сектор. Где-где? Глаза разуйте – схема перед вами… ну и что? Чем вам наши спины не нра?..

- Маргарита Юрьевна, мы к вам на помощь. Второе окно будем открывать.

- Ну, слава богу! В сортир некогда добежать. Хоть под себя пруди.

- Давайте, я пока вас подменю. Где у вас что?

- Вот на субботу утро, вот вечер. Здесь на воскресенье, утро…

- А пятница?

- Хватился. Час назад все продала.

- Вот, ни хрена себе!

- Что же это происходит? В семидесятом на Никулина была такая же очередь. Он тогда… Да, не шумите вы. Не видите, с администратором разговариваю. А я говорю, подождете! И вообще, через двадцать минут касса закрывается.

 

Касса закрылась через час двадцать минут, когда последний «страждущий» был осчастливлен. В общей сложности продано почти два зала. «Процесс пошел». Можно радоваться, но я прекрасно знаю, что это везение, так внезапно начавшееся, так же внезапно может и прекратиться. Все будет зависеть от… если я начну перечислять все факторы, от которых зависит наполняемость зала, как и его пустота, я буду перечислять очень долго. Но пока, на сегодня меня вполне устраивает этот ажиотаж.

И за всей этой суетой сегодняшнего дня я ни разу не вспомнил о вчерашней «лекции» Сергея Львовича.

 

***

Мы ужинаем в кафе «Старый причал» на набережной. Вернее, я расправляюсь с шашлыком, а Ирина отказалась и сейчас булькает через соломинку сок со льдом.

- И все же, как так случилось?

- Что?

- Вал такой?

- Ах, да, Ириш, ты же не видела проспекта. Мы его залепил афишами. Весь, не пропуская ни одного столба.

- И все?

- Мало? А пресса? А ТВ? Главное, теперь не останавливаться. Еще что-нибудь придумаю. Надо будет, нагишом на Фруже по городу проеду. Процесс пошел.

- Да… процесс пошел.

Ирина произносит это таким тоном, что я на секунду перестаю жевать.

- Не понял?

- Чего непонятного? У меня тоже… кажется, пошел процесс.

- Так «кажется», или?..

- Рано, конечно, говорить. Да, по большому счету, тебя это и не касается.

- Тогда зачем ты мне это?..

- Не знаю… забудь.

- Попробую. Может быть, и получится.

- Может, просто задержка.

- Вполне… неплохо было бы.

- Ну, ты все же и…

- Договаривай. Если бы ты сама этого не хотела, то ничего и…

- Все! Тема закрыта. Я сказала! Теперь о другом. Ты порядочная скотина. Ты же обещал, что не будешь Олега спаивать.

- Он большой мальчик. И сам решает…

- Но ты не будь при этом сволочью! Ты же знаешь…

Кажется, назревает ссора, а мне совсем не хочется этого.

- Подожди…

Я встаю и, подойдя к бару, долго выбираю и, в конце концов, беру бутылку «Черного лекаря». Прихватив два бокала, возвращаюсь к столику. Ирины нет.

Может быть, это и к лучшему, что она ушла… вот так, без лишних слов. По крайней мере, я могу впервые за эту неделю самому себе задать вопрос – «Что она для меня значит? Просто очередная, мимолетная… кхм… так не кстати «залетевшая»… или все же?..»

- Почему бокалы пусты? Стоит только на минуту в туалет отойти…

- Ириш… ты…

Я облегченно вздыхаю, понимая, что не нужно отвечать на этот, как мне теперь кажется бредовый вопрос, молча разливаю вино.

- Ты говори, говори. Что ты хотел?

- Я только хотел спросить… как тебе «укротитель» и эта Симона… ты с ней как?

- Нормально. Полдня с ней сегодня разговаривали.

- Ты ее понимаешь?

- Да она русский знает лучше нас с тобой. Ну, немного преувеличиваю. В общем, понимаем друг друга. Не знаю, зачем, но она тобой очень интересуется и мне совершенно непонятно, откуда она так хорошо тебя знает? Ты что, с ней уже…

- Упс! Я ее видел всего два раза. Давай выпьем, а потом ты мне расскажешь, что такого она обо мне может знать.

- Хорошо. Только к тосту присовокупи что-нибудь поэтическое. Когда ты читаешь стихи, ты мне не кажешься таким уж подлецом.

- Интересное наблюдение. Ладно, попробую напрячь извилины. Хотя бы это… «досвидальный» тост, к этой опускающейся на нас романтической ночи… За точность и последовательность не ручаюсь.

 

Будьте грустны и прекрасны! Доброй ночи!

Метеоров огненные очи!

Вы ночами знойными летели

Без теней, как раскаленные метели,

И сводили нас с ума своим накалом.

До свиданья, придорожные сигналы,

Вдаль манившие меня, как запах розы

До свиданья, звезды, чистые, как слезы,

Открывавшие мне рощи и долины,

Где в садах цветут немые бальзамины…

 

- Ну, вот… ведь можешь же быть иногда таким...

- Увы, это не я. Это чешский поэт Витезлав Незвал всего лишь. Да и то, изрядно «покореженный» мною… вот мы за поэзию и выпьем.

- Нет, за «процесс»…

- Двусмысленный тост… в свете поступления новой информации.

- Ну, хорошо… за сегодняшний успех.

- Идет. Прозит.

И мы выпили.

- А теперь, я весь во внимании. Сплетничай.

- Только сигарету зажгу… Все это выглядит очень странно, может кто-нибудь и может это объяснить, но только не я. Каким образом Симона знает о тебе все?

- Вероятно, она агент ЦРУ, Интерпола… ну и еще парочки не менее интересных организаций, которым почему-то понадобилось досье на меня. И все же?..

- Нет. Сперва, ответь мне - кто ты? Ну, кем ты себя мнишь?

- Ну, вот… философия пошла после одного бокала вина. Не рано? Ладно, что-нибудь по этому поводу изреку. Я считаю себя… считаю себя Прохожим. Устраивает такой ответ? Да, просто прохожим по тому отрезку времени, что мне отпущено. Довольно? Лучше скажи…

- Теперь понятно. Вернее, ничего не понятно. Ты вечно убегаешь в слова. Симона назвала тебя по-другому. Она сказала, что ты Наблюдатель.

- Интересно-то как! А это заразно?

- Еще Симона говорит, что тебя скоро ждет дальняя дорога…

- И «казенный дом»? Ах, как трогательно! Кроме того, что она черная француженка-догонша, она еще и цыганка? Охренеть!

- Она говорит… поверь, я почти ничего не поняла из смеси языков… одним словом, она сказала, что ты типа «Избранный».

- Опа-на! Как-то надо определиться. То Наблюдатель, а то Избранный. Час от часу… куда и кем Избранный? Надо ей сказать, что меньше чем на пост президента Франции я не согласен.

- Не паясничай… мне отчего-то стало как-то не по себе от ее слов.

- А она не сказала, кем я «Избранный»? И на кой?

- Фружей избранный!

- Еще хлеще! Вчера мне этот… «Жак Паганель» мозги бегемотом парил, а сегодня Симона через тебя с другого конца заходит. Я, надеюсь, что ты-то хоть адекватно воспринимаешь реальность?

- Как тебе сказать? Мне кажется, что да.

- Так вот. На мой взгляд, реальность такова – этот цирковой аттракцион в лице его… э… продюсера… или как он себя… антрепренера и цирковой артистки «сложного» происхождения, пытаются набить себе цену. Можешь поверить мне, что закончится это все тем, что за несколько часов до начала программы, они начнут у меня клянчить дополнительную «черную премию», постараются поставить меня на бабки.

- Может быть, ты меня почти убедил, но…

- Какие здесь могут быть еще «но»? Вот увидишь, попробуют поставить меня «на колени». И самое интересное в этом будет то, что я соглашусь… ну, или якобы соглашусь на все их условия. А потом… потом вскрытие покажет.

- Если ты такой практичный… объясни, почему ты сам при виде бегемота, Симоны… не можешь, как ты говоришь, адекватно воспринимать реальность? Бледнеешь и «отсутствуешь»?

- Не допускаешь гипнотического воздействия?

- Думаешь? Ты что, такой податливый? Цыганки верно к тебе часто пристают? Вот уж никак не думала…

- Так вот, ничего не выйдет у них… я тоже могу блефовать.

- Сколько же у тебя масок? Ужас! И где ты тогда сам – настоящий?

Я еще налил вина, чувствуя, что от накопившейся за день усталости, неожиданно начинаю пьянеть.

- Сам? Сам-сам-сам… Где-то не здесь, где-то над всем этим…

 

Над кафе, где пьется допьяна,

Над зеркальным льдом студеного вина,

Над рекою призрачной и старой,

Над моей душой – разлаженной гитарой,

На которой я, взыскуя ласки,

Плачу и бренчу, меняя маски.

Страстный трубадур, и принц, и самозванец

Города распутников и пьяниц…

 

- Что-то в этом, во всем… Ладно, прохожий-проходимец, мне пора.

- А?..

- Нет. Мне еще нужно курсовую дописать. Не успеваю. Не вздумай меня провожать. Кстати, вон мой трамвай. Побежала. И ты здесь не сиди, отправляйся в свою очередную ночлежку. Тебе тоже есть о чем подумать.

Она чмокнула меня в небритую щеку и убежала.

Скрежетнул на повороте трамвай, на ветвях старого каштана спросонья испуганно пискнула и захлопала крыльями птица, за соседним столиком у меня за спиной раздался звон бокалов…

Я еще долго сидел, глядя на темную воду. В голове моей было также темно и пусто. Действительно, кто я? Кем я себя… гм… мню?

Утопиться что ли? Чтобы не возникали такие непотребные вопросы?

 

12. «Перед началом»

 

- С началом вас, Владимир Михайлович.

- Доброе утро, Степановна. Скажите, в цирке так принято, еще до начала представления поздравлять? Не хочется быть белой вороной.

- Так уж и вороной. Вы у нас сокол, можно сказать, боевой. Вона как город наш всколыхнули. Говорили, что уже пять аншлагов?

- Шесть.

- Ну, вот. А то ворона… А с поздравлением-то, может и рановато, но я вас после представления не увижу, сменяюсь скоро, так что…

- Тогда и вас, с началом.

- Дай вам Бог здоровья. А нам не мешало бы контромарочку получить. Уж больно хочется на Пал Палыча посмотреть на арене. Когда еще…

- Да неужели же работники цирка не могут на представления без контромарки?

- Да я ж о внуках пекусь.

- Понятно. Сделаем.

 

Следующая неделя до начала представлений пролетела как-то уж очень быстро. Я с утра до вечера бегал по городу, заходя во все учреждения подряд с предложением билетов в цирк. «Зарядил борзых» и даже во вторник съездил с «показательным выступлением» в самый дальний район области. Правда, эта поездка особого успеха не имела. Хотя, говорить об этом пока рано – область, думаю, подтянется дней через десять. Вчера же весь день перевешивали афиши на окружное шоссе.

В среду Палыч приглашал на генеральную репетицию «по точкам», но я вежливо отказался, кинув ему очередного «леща», мол «мастера править, только портить». В ответ получил уже ставшую привычной благодушную ругань.

С прошлой пятницы Ирину я видел мельком пару раз, на бегу. У нее, кажется, тоже не возникало желания посетить меня ночью. Так что, «цирковой романчик» будем считать оконченным, тем более что завтра она отбывает на свою институтскую сессию. Пару раз ловил себя на мысли, что она для меня вдруг стала нечто большим. Что тянет меня к ней не просто «игра гормонов», а нечто, чему я в свои почти сорок, к стыду своему, почему-то не могу найти названия. Даже порывался сам отправиться к ней на окраину, чтобы…

Но останавливался с вопросом – «Чтобы что»? Чтобы снова попасть в капкан, лишиться свободы? Нет, только не это! У меня с «чердаком» пока порядок…

Что еще? Да, все это время я старался не попадать на глаза Сергею Львовичу, обходил стороной хоздвор. Что-то мне подсказывало, что от Симоны и уж тем более от «Фружи» желательно держаться пока подальше. Не то чтобы я чего-то боялся, но сильно подозревал, что эти «контакты» не пойдут на пользу моей деятельности - теперь мне нужно иметь совершенно «конкретные» мозги, а всякие фантазии постараться оттянуть как можно дальше. Если нормально пойдут дела, то почему бы и не полюбопытствовать? Как выражаются тины – вполне прикольно.

 

Я давно не испытываю волнений перед выступлениями. Тем более что сам в них, с некоторых пор, не принимаю участия, я их только организую. Но сегодня я почему-то проснулся с легким мандражом, как в былые годы перед премьерой. И даже сумел станком порезаться, когда брился. Хороший знак – значит «на взводе», в полной боевой готовности.

 

Расшаркался я со Степановной и прошел в цирк. До представления еще больше восьми часов, но заметно общее оживление - без суеты усердно драится фойе, начинают выставляться буфеты. Михалыч потащил куда-то сразу шесть стульев.

- Михалыч, что в зале приставные будут?

- Привет, тезка. Какие приставные? Не положено, пожарники холку намнут. А вот после представления, банкет в фойе за директорской ложей – это святое. Туда и сиденья пру. Что-то последнее время тебя не видно в цирке.

- Так, Михалыч, наше дело ногами больше работать. Мы же «борзые».

- Ну-ну… вроде получается. Удачи.

- Не знаешь, Палыч у себя?

- Только прошел. Сердитый, ворчит, а у самого глаза… волнуется, старик одним словом. Шутка сказать, десять лет на арену не выходил.

- Мастерство, Михалыч, не пропьешь.

- Бум надеяться.

 

Я деликатно стукнул в дверь и, не дождавшись ответа, вошел в кабинет директора.

- Доброе утро, господин Джинн.

Палыч стоит перед зеркалом в углу кабинета и что-то поправляет в огромной чалме с пером, в которой утопает его голова. В этой чалме он больше похож на «маленького Мука». Увидев меня через зеркало, сердито хмурит одну бровь и бурчит себе под нос.

- Привет, Волкодав.

- Э… меня что, повысили в должности, Пал Палыч?

- Нужда заставляет. Если бы Ирка не уезжала, я тебя уже давно пинком под зад.

- За что такая немилость?

- Билеты подчистую слил? А куда я «нужников», спрашивается, буду сажать? Еще мэра и губернатора области в свою конуру определю, а остальных шавок?

- Так у вас же сорок мест в ложе.

- А этих… телефон оборвали, паразиты номенклатурные, уже больше шестидесяти.

- А паразиты посидят… вернее, постоят на галерке. Там проход…

Я не успеваю договорить. Палыч оборачивается ко мне и ошарашивает следующим вопросом.

- У Джинна какого цвета слезы?

- А я почем знаю? Не имел удовольствия тереться об лампу.

- Сейчас узнаешь.

Палыч широко растопыривает свои пухлые руки, закидывает голову назад, визжит как недорезанный поросенок, а из его глаз на меня извергаются две струи воды. Я естественно пытаюсь увернуться, но все равно, мне достается, умыл, что называется.

- Что, дворняга помойная, подмочил я твою репутацию? – хохочет Палыч, когда «фонтан слез» иссякает, и уже добавляет печально, - а слезы у Джинна увы, бесцветные. Вот хотел, было, сделать розовую и голубую струю, но тогда от зрителей мне бы досталось, по судам бы затаскали. Зритель пошел такой наглый – плюнешь в рожу, он драться не лезет, он в суд тебя тащит за нанесения морального ущерба, а пристяжные… тьфу ты, присяжные просто будут ржать от радости, будто овса обожрались, если тебе присудят за плевок компенсацию в пару сотен баксов. Ну, да хрен с ними, ничего, утрутся.

Я кое-как привожу себя в порядок, но на светлой штанине все равно остается мокрое пятно. Палыч снимает чалму и, как-то вдруг разом сникнув, садится в свое кресло.

- Пал Палыч, у вас что, личные проблемы?

- Сынок, я все личное оставляю за проходной. Никого это не должно касаться. А вот тебе сегодня достанется. Вернее, сегодня вам с Иркой вдвоем, а уже завтра на себе попрешь то, что называется обслуживание представления. Все службы на тебе повиснут, билеты, контролеры, буфет… потом еще халявщики достанут, во все щели как тараканы полезут. Так что въезжай сразу, времени на твою дрессуру нет. Жаль, что в среду не был на генеральной.

- Как хоть прошла?

- Хреновей не бывает! Сыро все, дыр не меряно, хоть отменяй. Сгорим мы сегодня под фанфары!

- Это… - я не решаюсь сказать, что это хороший знак, это значит, что представлению обеспечен успех. Но может этот суеверный признак касается только театра? А в цирке может все наоборот – это же «цирк». Поэтому на всякий случай, я все же добавляю, - ну, поглядим… не оторвут же нам головы.

- Если провал, я из тебя крайнего сделаю! Я тебе твои причиндалы… волкодавские… блеять, как ягненок начнешь… дискантом… уяснил?

- Уж куда яснее…

- И это будет правильно.

Палыч разворачивается и грохает кулаком по стене. Через некоторую паузу в ответ слышны два удара.

- Все, топай к своей… э… хрен с тобой, даже ругаться вот стало лень… в общем, иди к Ирине Аркадьевне. Пусть она тебя вводит в курс. А я пока есть еще время, попробую хоть что-нибудь поправить…

- Пал Палыч… - я указываю на стенку, - а по телефону никак?

- Учить еще будет меня. Проверка слуха это. Все. Вали.

Едва я успеваю открыть дверь, как меня буквально сбивает с ног еще один «клоун». Не извинившись, он захлопывает перед самым моим носом дверь, и даже из-за закрытой двери мне хорошо слышен его вопль.

- Пашка, пидор македоский, твой паскудный бульбаш, твой хохол сраный, мне не купил исходящий реквизит! С чем я на раус выйду?

- Не ори, Степка! Как был стукачем, таким и сдохнешь, наверно. А сам куды зыркал? Кобылам под хвост? – и уже тише, добавляет, - На, держи тысячу и попробуй только не отчитаться за каждую копейку, уши на задницу натяну…

 

В соседнем кабинете тоже «весело». Фаина пытается что-то сказать Ирине, а Ирина в это время ухитряется разговаривать сразу по двум телефонам и отвечать ей. Я догадываюсь о стуке Палыча в стену – свой телефон переключил на администратора, пусть, мол, отдувается.

- Да, цирк… нет… нет… ну, и пошли его куда… это я не вам. Нет, на среду первых рядов нет. Да, проданы…

- Ирина Аркадьевна…

- Нет, не бронируем. В свободной продаже. Как? Ну, что же вы сразу не назвались?.. Пишу. Фаина, в твоей Салтыковке… Да, цирк… - Фаине пальцем показывает на меня, - нет… нет… у нас не благотворительное общество, мы тоже хотим кушать… Нет, так было в прошлом году… Володя, разберись с Фаиной, я не могу разорваться… нет… я же сказала, только два колясочника на одно представление. И только в будни.

В маленькой паузе, в которой все же звенит один телефон, но Ирина пока не берет трубку

- Владимир Михайлович, видите, как приходится работать. С завтрашнего дня это удовольствие на вас свалится. Покурить некогда. Да, цирк. Да, Фружа будет. Когда-когда? Во втором отделении. Да, цирк… нет… нет… нет… я понимаю, детский дом и… нет, ищите спонсора. Не прибедняйтесь, не… я знаю, интересовалась. Губернатора попросите, он детей любит… Только на конец программы…

Я шарю глазами по стенам, нахожу телефонные розетки и, добравшись до них, с решительным видом выдергиваю провода.

- Все. Антракт. Обеденный перерыв! И не смотри на меня как удав на кролика – я совсем не питательный. И лучше пока не кури. Говори, Фаина.

- Этот мудрило, Токарев ухитрился потерять бланки договоров, реквизитов… и… в общем, все потерял. Заснул в электричке.

- Фаина, ты же умная женщина, придумай сама. Возьми свои бланки и размножь. Сложно?

- Но… вот ведь как… а, шайтан его задери, так и сделаю.

- Как у тебя самой?

- Пока шесть заявок на сто сорок мест. Мало.

- Неплохо. На следующей неделе пойдут, ни куда не денутся. Предлагай в основном на будни.

- Стараюсь.

- А всего на сегодня?

- Около… вчера вечером было шестьсот восемьдесят.

- Вот и славно. Главное, вовремя в бухгалтерию гарантийные письма отдавайте и только тогда места бронируйте.

- Так и делаем. Ну, я пошла? С Салтыковкой я уж как-нибудь сама… сама придумаю. Гм… я же не глупая женщина!

- Удачи.

- Нам всем! И с началом.

- Как, тебя вечером не будет?

- Я только на окончание программы прихожу. Заодно с расчетом и смотрю.

- Мудро.

Фаина ушла. А в кабинете после ее ухода вдруг неожиданно повисла пауза. Ирина стоит у окна и курит уже вторую сигарету подряд, а я… я просто сижу и смотрю, как дым от сигареты вытягивался в окно. Мне почему-то думается, что вот, она завтра уедет, я ее больше не увижу, быть может, никогда не увижу. И нужно сказать что-то необычайно важное, но что? Что я хочу ей сказать? Все слова, которые готовы были сорваться с языка, мне теперь кажутся пустыми, нелепыми и даже попахивающими пошлостью. И где взять нужные?..

- Я завтра уезжаю… - не оборачиваясь, прерывает затянувшуюся паузу, Ирина. – Я завтра уезжаю, и знаешь, мне будет чего-то не хватать. Такое ощущение, что я сама себя загнала в угол, сама себе ампутирую руку… или там, ногу… без анастезии…

- У тебя останется беби. – сказал, не подумав, я и сам себя за эти слова тут же возненавидел.

- Не останется… увы, ошибочка вышла. Просто задержка. Вот так. Это я к тому, чтобы тебя совесть не мучила. Может быть, я тебя придумала? Захотелось почувствовать себя женщиной. Захотелось, чтобы мне читали стихи. Захотелось любить… и быть любимой.

- Это не конец жизни, Ириш, сколько еще таких… - вот и снова не то ляпнул. Что же это со мной происходит?

- Ладно, – Ирина резко оборачивается, старательно гасит сигарету, - пошли обедать. Нас еще сегодня ждут великие дела. Не дергайся, ты не герой моего романа. Мне только на минутку показалось…

Я ловлю ее уже у самой двери. Разворачиваю и пытаюсь притянуть к себе, но в грудь мою упираются ее острые локти. Она пытливо смотрит мне в глаза, словно пытаясь найти в них для себя что-то сокровенное, что сразу и навсегда изменит ее, мою жизни и понесет по ней в совершенно иную сторону. Не знаю, что она в моих глазах видит.

- Ты придешь сегодня?

- Пусти. Мне больно. Нет, даже не надейся. И не провожай меня завтра, даже не вздумай. Меня Олег проводит…

- Зачем ты ему пудришь мозги? Только потому, что он такой несчастный? Что жить ему осталось… да в любой момент можно выйти на улицу и тебе на голову кирпич… в любой момент!

- Но ты этого не знаешь. Этого момента, а он знает…

- А ему легче оттого, что он знает, что его невеста трахается с залетными?..

Я получаю самую банальную пощечину и… и все становится на свои места. Еще полминуты назад я, кажется, был готов «расплескаться любовной лужею» с объяснениями, со всеми вытекающими из них предложениями… Остудили пацана вовремя. Вот и славно, трам-пам-пам… и не нужно ничего менять.

- Извини, не удержала порыва.

- Спасибо. Возвращая долг, за обед плачу я.

- Кстати, отчего у тебя брюки мокрые? Ты что, описался?

- Ты так смотрела, что мог вполне…

- Так ты к тому же еще и трус?

- Нет, я может быть и законченный идиот, но не трус… подожди. Я хочу тебе сказать, что сегодня ночью я буду тебя ждать. Я хочу, чтобы ты это знала.

- Нет. Не жди, я не приду.

Вполне возможно, что в следующий момент я смог бы сломить этот «редут», потому что мне вдруг самому показалось, что этой ночью должно решиться все. Но тут в кабинет ворвалась Симона, будто точно знала, что я должен быть здесь.

- Володья, но свет. Est tout à fait sombre.

Эту следующую свою фразу, которую я рявкнул, ни в чем не повинной Симоне, я помнил с шестого или седьмого класса

- Je non l'électricien!

- Excuse… Звини, я не время. Я другой раз…

И исчезла. Момент ушел… и вероятно уже никогда не повторится.

 

13. «Начало»

 

Я никогда не «пасусь» в фойе перед началом концерта, спектакля, представления, одним словом любого зрелища, к которому я, так или иначе, причастен. Мне это не нужно. Не знаю отчего, но сам вид зрителя, входящего толпой в помещение, в коем это зрелище обещает быть, наводит на меня гнетущее состояние. Никогда не задавался вопросом, отчего это происходит, но это так. Причем, когда я сам выступаю в роли зрителя, ничего подобного не происходит.

Вот и теперь. Ровно за час до начала представления, Ирина дает команду, открываются сразу три двери и… нет, я решительно не понимаю, неужели надо создавать давку при входе за час до начала? Да еще и с детьми? Будто не успеют, места их займут или что-то такое не достанется в буфетах и лотках с их пищалками, стрелялками, мигалками и прочей мишурой? Для меня это непостижимо! Но приходится принимать как данность – следующие двадцать представлений мне придется командовать, контролерами, вахтерами, билетерами, капельдинерами и прочим обслуживающим представление работниками цирка, «гасить» возникающие недоразумения, отлавливать «зайцев»…

- … я не первый год работаю, знаю все входы-выходы в цирке, но мне никогда не удавалось понять – откуда они берутся?

- Кто? – я немного ошалел от вида плотного потока зрителя, штурмующего вход в цирк, а потому прослушал, что мне говорит Ирина, - Кто берется?

- Да, «зайцы» же! Какой бы жесткий контроль не проводили, а они все равно есть. И не завсегдатаи, а каждый раз другие…

- Тайна, покрытая мраком. Хотя я знаю примерно двадцать способов прорываться в театр без билета. Пользовался некоторыми в дни студенческой юности…

- Оооо! А вот и наш Юрасик! Я уж думала, что его на лето куда-нибудь на дачу увезли.

- Юрасик, это кто?

- Это наш талисман. Когда его нет, можно быть уверенным, что представление пройдет вяло и зритель будет сонный. Для него есть даже специальное место в первом ряду. Никитишна, пропускай, пропускай! Как же мы без него… Ну, здравствуй, Юрасик. Давно не был у нас. С кем пришел?

- Т… д… ддрасте…

К нам подошел, широко улыбаясь, необыкновенно толстый и высокий мужик лет тридцати с совершенно по-идиотски детскими глазами. Даун.

- … папа би-би. Пишель с... т…ст… ст.. ддра-атом.

- С братом?

- Дд..да… у ттебя аминазинчик есть?

- Зачем тебе аминазин? Ты же не псих.

- Дд… да я муу… умный.

- Я знаю. Сахарной ваты хочешь?

- Ддд… да.

- Пойдем. Володя, будь на посту. Я на минутку. Городское руководство не скоро будет. Они к самому началу подвалят. Успеем еще кофе попить. Потом покажу, где звонки давать для зрителя и за кулисы.

- Володя! Володя, меня… нас не пускают!..

Ну, вот, кажется, и я заступаю на «пост». И меня начинают требовать. Я пока не вижу в толпе, но голос знакомый. Точно, вон, подпрыгивает над толпой рыжая копна Марины-вааще. Я подхожу ближе к дверям и кричу ей

- А подождать минут двадцать слабо? Куда вас несет в самую толчею? И… вааще-то, входные билеты у вас есть?

- Есть, стал быть… постоять, ёлы-палы! - ну, конечно, куда она без Виктории - шерочка с машерочкой, блин.

- Ну, вот и давайте задний ход. Покурите пока. Еще час до начала.

- Не, назад не получится. Вааще-то надо до начала поснимать немного.

- Надо? Если надо, надо… кому надо было, за час приехали. Телевидение уже на месте. - Я пытаюсь оценить обстановку и вижу, что… - нет, пока ничем не могу, парьтесь.

А в самое мое ухо уже шепчет Ирина

- Не успела уехать, а ты уже с этими потаскушками?..

- Во-первых, не я с ними, а они со мной. А во-вторых, Ириш, ты как собака на сене – отвинтила мне сегодняшнюю ночь и пытаешься при этом еще и кислород мне перекрыть.

- Пошли, кобелино, я кофе заказала. Здесь все нормально, наше присутствие не требуется. А на твои… резоны… я бы тебя кастрировала… так, на всякий случай. Вжик, и все. Чтобы никому. Вот так!

- Я и говорю – собака на сене.

- Я уеду, можешь меня хоть сукой называть.

Мы сидим в подсобке буфета и пьем кофе. Ирина украдкой курит, стараясь, чтобы дым не шел в фойе. Нам отсюда виден главный вход, так что мы вроде бы и при исполнении…

- Володь… - Ирина как-то неожиданно, вдруг задает вопрос - … скажи ты мне. Не могла раньше тебя спросить. Из тебя клещами не вытащишь, но я все же знаю, что ты достаточно долгое время был режиссером.

- Что с того?

- Я вижу, с какой дикостью ты воспринимаешь зрительскую толпу. Неужели в театре?.. Нет, не так… почему ты ушел из театра?

- Клещами из меня ничего не нужно тащить. Просто ты не спрашивала…

- И все же?

- Никогда не задавал себе этот вопрос. Даже странно. Ушел и все. Какая разница?

- Так не бывает. Должна быть причина.

- Наверно. Ох, попробую тебе что-нибудь насвистеть. Я ушел из мира театра…

«А, правда, почему? И в тот момент, когда все впереди было так ясно, так понятно? И все получалось. И были какие-то планы…»

- Эй, ты мне так и не ответил. Куда улетел?

- Честно, не знаю. Вероятно… вероятно, я просто вырос из него. Вырос, как вырастают из коротких детских штанишек. Тебя устраивает такой ответ?

- Нет, не понимаю.

- Я тоже. Но другого ответа я пока не вижу… смотри, кажется назревает какой-то скандальчик при входе. Пошли на «разборку».

- Вот ведь гад какой. Увильнул как всегда…

- Какой есть.

 

Ну, все. Третий звонок. Последние зрители поспешно покупают попкорн и даже, не взяв сдачу, устремляются в зал. Нет, вот еще из туалета бежит пацан, на ходу застегивая ширинку…

Я захожу с бокового прохода в зрительный зал. Посреди манежа стоит «лампа Алладина». От «летающей тарелки», что я видел, ничего не осталось. Теперь это «сооружение» больше походит на масляную лампу. Свободных мест не видно, на ступеньках сидят. На галерке, за последним рядом наблюдаются стоящие. Там же пара телекамер. Приглушенный шум, где-то заливается ревом ребенок. Над форгангом оркестр настраивает инструменты. Здесь уже душновато, что же будет через час? И у меня, совсем как в детстве начинается тошнота.

Из динамиков объявление

- Уважаемые зрители! Представление сейчас начнется. Убедительная просьба, отключить сотовые телефоны, не отпускать от себя детей. Фото и видеосъемка запрещена. Приятного вам отдыха.

Свет медленно гаснет, остается только «пистолет» на центр манежа. Откуда-то сбоку появляется «Степка» - клоун. За собой волочит огромную щетку. Ноль внимания на зрителя, занимается «уборкой», сдувает пылинки с барьера. Потом замечает «лампу», подходит к ней, дышит и трет рукавом одному ему видное пятно. Явно не получается. В ход идет щетка. Раздается скрежет. Крышка у лампы взлетает. «Степка» делает задний кульбит и остается лежать неподвижно. Из отверстия бьет огненный фонтан, потом клубы дыма. А откуда-то сверху раздается «старческий» голос Палыча-Джинна.

- Ну, наконец-то! Хоть кто-то за три тысячи лет догадался потереть лампу. Думал, что вот так и придется сидеть целую вечность…

В кармане у меня верещит телефон и я быстро выскакиваю в фойе. В зале раздался хлопок… еще… дружный смех и аплодисменты. У меня на определителе шеф…

- Слушаю, Андрей Николаевич.

- Это я тебя слушаю. Неделю не звонил. Докладывай.

- С началом вас, Андрей Николаевич.

- Тем же концом. Ползала-то хоть есть?

- Обижаете. Аншлаг!

- Иди ты!

- Слушайте сами, – я сунул телефон между портьер входа в зал как раз в момент, когда раздался очередной взрыв смеха, - Ну, и как?

- Впечатляет.

- Да, и выходные четыре представления проданы.

- Фу… обрадовал. Глядишь, и вытянешь программу.

- На сегодня почти 30 процентов. Половину точно отобью, а дальше посмотрим.

- Как директор?

- Ждет откат по окончанию. Уболтал его.

- Ну, ну, пусть ждет. Дождется, мать его… я ему сюрприз приготовлю.

- Может не надо? Все-таки у человека бенефис.

- Иди ты! Посмотрим. И что, тянет?

- Вскрытие покажет.

- Ладно, удачи тебе.

- И вам не хворать… до связи.

 

***

Обратно в зал я не пошел. Мерил фойе шагами, прислушивался к реакции зала, а в голове неотступно также «вышагивали», перескакивая с одной на другую, мысли.

Ну, хорошо, шесть залов – задел хороший, а дальше вполне может быть и голяк. Что-то надо придумывать. Только вот что?.. Странное ощущение – вот, казалось бы, завтра уедет Ирина и слава Аллаху, конец очередной интрижки, снова свободен и… может, еще какую рекламу запустить по ТВ? Вряд ли поможет… свободен. А что… что эти две недели я не был свободен? Я был как-то связан?.. чем-то она меня зацепила? Ну, не знаю… Афиши с Окружного шоссе надо снимать и… в микрорайоны, на окраину?.. надо признаваться самому себе, что «захомутала» тебя баба по самые… отрывать придется… а может не надо?.. Вот еще и Олег… что если попробовать заказать большой шар в виде бегемота и таскать его по городу? Непременно нужно маленькое «чудо». И лучше бы она… не уезжала…

Вот примерно в таком… гмм, «ракурсе», я и прошагал все первое отделение.

Зритель повалил в фойе, а я вышел на крыльцо.

Все-таки к вечеру стало немного свежее, и далеко, по горизонту зарозовели в закатных лучах солнца облака. Вот чего мне не хватает в этом городе, так это хорошего дождя. Для города это было бы настоящим чудом.

Позади себя уловил знакомый запах табака Сергея Львовича и, не оборачиваясь с улыбкой произношу «сакраментальную» фразу

- Значит, говорите – «не животное»? Ну-ну…

К сожалению, продолжения разговора не получается, потому как, чуть не сбив меня с ног, на меня налетает Ирина.

- Я его по фойе рыскаю, а он… извините, Сергей Львович, должна у вас похитить Владимира.

Сергей Львович только разводит руками.

- Что случилось?

- Да, ничего не случилось. Тебя хочет видеть мэр. Пошли, познакомлю с Александром Петровичем.

- Е! Точно, за окружное шоссе влетит.

- Это не его ведомство, а губернатора. А губернатор уехал двадцать минут назад, у него что-то там в области горит…

- Тоже радости мало. Извините, Сергей Львович, работа.

- У-гу. – только улыбается, не выпуская своей трубки изо рта, Сергей Львович.

 

В директорской ложе на первом ряду сидит представительный мужик с короткой с проседью растительностью. На коленях у него девочка лет трех, скорее всего внучка. Она, кажется, уже не знает, куда еще пристроить деду клоунский поролоновый красный нос, то на ухо, то на лоб пристроит. Мэр добродушно отбивается…

Я пробираюсь между дополнительных стульев, соображая, что Пап Палыч все-таки всех своих «нужников» пристроил…

- Пробирайтесь, пробирайтесь, Владимир Михайлович. Разговор есть. Киска, погоди немного…

- Я не киска.

- А кто же ты теперь?

- Гибимота.

- Бегемота?

- Гибимота. Так лучшее.

- Ну, хорошо, хорошо. Только дай мне с человеком поговорить. Сядь рядом, посиди спокойно.

- Слушаю вас, Александр Петрович.

- Понятно, что не время и не место… ну, да ладно. Мне много о вас наговорили, да и сам имел время убедиться…

- У меня такое ощущение, что весь этот город «повязан». Не успеешь где-нибудь в уголке тихонько чихнуть, в другом конце города тебе…

- Да, не ершитесь, молодой человек. Ничего криминального на вас нет.

- И на том спасибо.

- А вот старших… неважно, мэр перед тобой или просто пожилой человек, перебивать не здорово.

- Извините.

- Я понимаю, начало программы и все прочее. Ладно, скажите, это вы сгоношили Пал Палыча на бенефис?

- Не без участия.

- Я так и понял. У меня был разговор с Пал Палычем. Так что тоже «не без участия» у меня предложение – не хотите пойти к нам директором цирка?

- Вот уж увольте.

- Да сразу вот так резко и не надо отвечать. Времени до окончания программы у вас предостаточно. Подумайте. Пал Палыч на покой просится. Хочет уйти красиво, а потому… бенефис. Немного поторопился, ну да ладно.

В это время прозвенел второй звонок

- Не смею задерживать, а то через минуту вы отсюда не вылезете. Надумаете, приходите без звонка.

- Всего доброго.

 

Все гениальное одновременно должно быть предельно простым. Это аксиома. Не знаю, что повлияло на мое решение. Быть может, брошенная мною фраза «Не животное», или же последнее, что я видел в зале, уже пробравшись к выходу и обернувшись. Я заметил в боковом проходе, ребенка в инвалидной коляске. Он сидел весь как-то скособочась и, кажется, сосал палец.

Я дождался в фойе номера «Фружи», вошел в зал через боковой проход и стал наблюдать. Нет, мне было совершенно безразлично, что вытворяют там «папуасы», как бегают по арене две с лишним тонны живого мяса… ну, нет, танец Симоны я все же посмотрел и остался доволен. Основной моей целью было понаблюдать реакцию детей на бегемота. Не просто детей, а конкретно, вот этого ребенка-инвалида. И если ребятня в зале визжала от восторга, то этот несчастный ничем не выразил своих эмоций. Если они вообще у него были. Он, все также скрючившись, смотрел безучастно на арену, все так же сосал… я прежде ошибся, сосал он не палец, а банальный «чупа-чупс»…

Представление окончилось. Зритель повалил из зала. В дальнем конце фойе мелькнула Ирина и Олег… и вся моя радость от найденного решения продолжения рекламной кампании, мгновенно испарилась.

Мимо меня к лестнице на второй этаж вихрем пролетел еще в гриме и костюме, к вящему удовольствию еще не успевших уйти зрителей, Палыч. Я успел крикнуть ему «С началом!», он что-то в ответ буркнул, рукой показывая «следуй за мной».

Я не пошел на банкет. Дождался, когда последний зритель выйдет, вышел вслед за ним.

В воздухе пахло дождем. Пока я дошел до «Минутки», заморосил мелкий дождик. Заказал какой-то салат, жареную рыбу и… хотел заказать грамм двести сухого, но передумал. Ковыряя пережаренную рыбу, а почувствовал, как устал. К тому же начавшиеся вдруг порывы ветра, подсказали мне, что просто моросью дело не кончится, надо перемещаться в гостиницу.

 

На площадке между первым и вторым этажом, я вдруг почувствовал, что в моем номере кто-то есть. «Что значит кто-то? Кому еще там быть! Вот ведь, засранка, до конца затянула петлю. Хочешь от меня услышать… а куда деваться…».

Перепрыгивая через две-три ступеньки, я рванул наверх. В полутемном коридоре, я, как мне показалось, целую вечность, открывал дверь.

В номере темно. И только отблеск дальнего заблудившегося уличного фонаря дает угадать силуэт сидящий на подоконнике. Я не стал зажигать свет.

- Ириша, хорошо, что ты передумала. Иначе бы никогда не услышала от меня этих слов. А ты постоянно из меня их вытягивала, думаешь я этого не чувствовал? Сейчас это не важно. Хотела услышать, получи. Да, я люблю тебя. Тебе этого мало? Хорошо… я очень люблю тебя и… я не знаю, как я смогу жить без тебя. Я не хочу жить без тебя, понимаешь? Ну, что ты еще от меня хочешь услышать?..

Очередной порыв ветра вдруг донес от окна совершенно незнакомый мне запах. Не ЕЕ запах! Я потянулся к выключателю…

 

14. «Чудо»

 

Дождь прекратился только под утро. Этот долгожданный дождь, принесший в город прохладу, должен был радовать, но я проснулся с ощущением тоски и тревоги. Что-то случилось! Точно!

Я долго лежу с закрытыми глазами, прислушиваясь, как редкие капли долбят жестяной карниз. Мне кажется, я слышу, как деревья за окном еле слышно от удовольствия поскрипывают, разминая свои занемевшие от жары и засухи руки-ветви. В другое время я непременно бы вскочил и высунулся в окно, чтобы убедиться в этом…

Что случилось?

Я пытаюсь восстановить в памяти вчерашний день. Вернее, вечер… поздний вечер. Закончилось представление, я ушел. Сидел в кафе. Начинал моросить дождь, я пошел в гостиницу. Мне показалось, что в номере Ирина, проникшая, как и в прошлый раз через «технический» вход-выход. Я, кажется, успел наговорить разных благоглупостей. Но в номере Ирины не было. Да и откуда бы ей и взяться, если она ушла с Олегом?.. Тогда… тогда, для кого я «разливался соловьем»? Ничего не помню. Но ведь кто-то же был в номере! Какие могут быть сомнения? Я же был «сухой, как лист»… даже не успевший промокнуть под дождем.

Я встал с кровати, прошелся по номеру. Здесь, все вроде бы на своих местах. Вышел в прихожую. Вот здесь что-то не так. Нет, это просто с вешалки упала ветровка, которую я за две недели так ни разу не одел – ни к чему было.

Машинально я попытался поднять ее с пола. Не тут-то было. Один рукав зажат этой самой таинственной дверью. Я слегка толкнул ее, и она легко подалась. За дверью темнота и узкая металлическая лестница, ведущая куда-то вверх. Значит, не приснилось – кто-то был!

Со стороны номера у двери нет даже намека на замочную скважину, с другой стороны элементарный накладной «аглицкий» замок, не требующий даже ключа… и не каких тебе «сим-сим». Ветровка не дала защелкнуть замок. Элементарно и прозаично.

Так, попробуем еще раз… я стоял здесь, когда… «трепался». Потом… потом, я почувствовал что-то и… да, в номере было темно, я не зажигал свет. А потом я протянул руку к выключателю и…

- Excuse, moi non à temps. Sont allés, t'attendent…

Да, прозвучала именно эта фраза… означающая что-то вроде «топай за мной»… и…

И все! Дальше решительно ничего не помню, хоть убей. Ну, хорошо, по-французски здесь могут двое – Львовыч и Симона. Ну, Львович, сразу отпадает… а вот…

Но почему я ничего не помню? Не помню, что было дальше. Да и было ли вообще что-нибудь дальше?

Это «расследование» привело меня в норму. Что толку валяться в постели и упиваться собственным дурным настроением? Ну, уехала баба… нет, скажем, женщина, не совсем тебе безразличная, и что? С самого начала предполагалось, что продолжения не будет. Ну, и все. Все. Я сказал – все! Будем жить дальше. Тем более что, кажется, теперь у меня появилась возможность узнать, кто же пытается мной манипулировать. И, главное, на хрена? Надо будет купить фонарь и исследовать особенности цирковой архитектуры. Но только позже. Позже потому, что на сегодня у меня запланировано чудо. Барон Мюнхгаузен планировал подвиг, мы же пойдем дальше, сотворим чудо! Уподобимся… нет, это уже слишком высоко, можно сорваться, и будет «бо-бо». Так что останемся верны собственной персоне. А для этого…

Вот за таким трепом, я успел совершить все, что полагается делать по утрам, чтобы выглядеть соответственно предназначению исполняющего обязанности администратора цирка. Первый раз за все время включил телевизор и пока завтракал, прослушал городские новости. О цирке почти ничего – «новая цирковая программа обещает радовать детей весь июль месяц»…

Что, и это все? Хотя для субботнего утра это нормально. Но вот если и в полдень будет такая же скупая информация, то… чего же они там вчера снимали? После того, как еще до начала программы, пели разные дифирамбы в адрес цирка, сейчас вдруг тишина? Неужели программа действительно такая слабая, что… не хочется верить, но и тревожиться тоже пока рановато – сегодня-завтра все станет окончательно ясно. А еще мы добавим чудо… и тогда посмотрим…

 

В девять часов я уже сидел в кабинете Ирины и отвечал на телефонные звонки. Звонков было немного, в основном интересовались наличием билетов на сегодня.

За окном последние тучки, словно ватой протирали бездонно-голубое небо, обещая снова жаркий день. Но пока утро наполнено свежестью и эта свежесть на меня действует весьма положительно - я старательно забываю ночной «инцидент»…

Во время очередного звонка, в кабинет, предварительно постучав, входит завпост Михаил Панасович. У него несколько помятый вид, похоже, что вчера он «принял» изрядно. Продолжая отвечать по телефону, я вопросительно смотрю на него, но он только машет рукой и устраивается на диване. Наконец, я кладу трубку

- Что-нибудь случилось, Михаил Панасович?

- Тилько на хвылинку заглянул. А дило так соби… гроши треба. – Он усиленно чешет затылок, и вздыхает, - Проштрафился я. У вчера не взял у бухгалтера на корма, а тут с колхозу привезли, рассчитать треба…

- Сколько? Сколько нужно?

- Да, жменьку… двадцать тысяч.

- Я позвоню в кассу. Под расписку возьмете.

- Ну и гарно. А то я вже…

- Михаил Панасович, а у меня тоже к вам дело.

- Слухаю.

- В вашем ведомстве инвалидная коляска есть?

- Вам треба?

- Угу. Да, не беспокойтесь, у меня все нормально, хожу пока. А вот для дела…

- У доктора нашего в кабинете… носилки имеются.

- Не, коляска нужна.

- Срочно?

- Сегодня… до трех часов. Вечером возвращаю.

- Добре. Пошукаемо…

 

Через час я спустился в гримерку Пал Палыча. Он только появился и был в отличном настроении. Начали, как обычно, с «приветствий». Я ему вспомнил вчерашнюю «подставу» с мэром, он мне мое отсутствие на банкете… «Приветствовали» друг друга мы минут десять. Я по понятным причинам не привожу дословно нашего разговора. Потому что если наш разговор переводить на литературный язык, то и тогда этот перевод будет звучать матерно.

Когда мы оба, наконец, выдохлись, я рассказал о своей задумке.

- Говоришь, подсадной нужен?

- Желательно пацан или девчонка лет десяти-двенадцати.

- Рискуешь, Вовка! Одно дело подсадка в антре, а тут… за шкирку нас не возьмут, если прокол будет? И никакой гарантии, что сработает…

- Палыч, принимаю огонь на себя. Вы ни ухом, ни рылом.

- Что-то ты, засранец… распоясываться начал, я смотрю. На директора хвост палкой задираешь?

- У вас учусь. Хочу почувствовать, какого это быть в шкуре директора цирка.

- Ой, блин… на свою сивую голову… не было у бабы забот, да надула живот…

 

Второе представление. Снова давка при входе, праздничная суета. Для детишек праздник, а вот для родителей… родители еще сонные, папаши первым делом «поправляют» здоровье пивом в буфетах. Я так понимаю, что многие из них устроят своих чад в зале, а сами останутся при этих буфетах…

Меня дергает за рукав пацан лет двенадцати. Худенький, бледный, коротко стриженая голова на цыплячьей шее, уши «лопушками».

- Владимир Михайлович, меня к вам Пал Палыч послал. Говорил, работа для меня.

- А ты кто? Как звать?

- Дима. Дима Клюев.

- Ты чей?

- Мама с папой «воздух» работают. На шаре. Видели?

- Нет, пока. Подсадным работал?

- С шести лет. Что делать нужно?

- Инвалидом будешь.

- Кем, кем?

- В коляске сидеть будешь. Типа ноги у тебя совсем не работают.

- И все? – интерес в глазах у него мгновенно потух.

- А дальше… дальше что делать, я скажу. За два часа перед вечерним представлением репетиция в зале. Запомнил?

- И сколько?

- Что сколько?

- Сколько вы мне?..

- Твоя ставка, бизнесмен?

- Ну… не знаю. Надо родителей спросить. Это смотря…

- Ну, Димон, ты, деловой. Ладно, штука устроит?

У него от этой «цифры», кажется, дух захватило.

- А не брешете?..

- Собака брешет, я гарантирую. Свободен, до пяти вечера. И никому, понял?

- Обижаете. Я же цирковой, правила знаю…

 

Во время представления я еще раз посмотрел номер «Фружи», но уже с центрального прохода. Симона, оказавшись почти рядом со мной, заметив меня, сделала удивленные глаза и даже чуть пожала плечами. «А я-то тут причем?» - сказалось в этом удивлении. Я же про себя подумал, что вот это мы скоро и выясним, кто тут при чем и при ком. Но все-таки, как мне, кажется, вымученно улыбнулся ей и слегка покачал головой.

 

Можно было никуда не ходить, перекусить в буфете. Но я после дневного представления пошел в город, хорошо пообедал и купил мощный фонарь. До пяти у меня было в запасе еще около двух часов, и я решил их использовать рационально.

Диггеры, насколько мне известно, занимаются исследованием всяких подземелий. К чему относятся чердаки, надземные нежилые и технические сооружения я не знаю, поэтому буду считать себя первооткрывателем в этой области.

Фонарь не понадобился. По узкой лестнице я поднялся всего на пару метров и оказался в узком коридоре, вероятно по всей окружности опоясывающем купол цирка. В коридоре горят редкие дежурные пампы, вполне все видно. Утром их не было. Выходит, что включаются они лишь по необходимости, то есть для функционирования помещения.

Ничего неожиданного, и тем более таинственного в этом коридоре не обнаружил. Через каждые пять-шесть метров проемы с лестницами вниз. Спустившись по одной лестнице и толкнув маленькую дверку, как и ожидал, попал на световую галерею под самым куполом. Ничего особенного.

Обнаружил выход на крышу цирка, потом чуть не столкнулся с осветителями, когда спустился еще по одной лестнице. Хорошо, что они громко разговаривали в своей «рубке», а не то наверно очень бы удивились. И через день весь цирк знал бы, что приезжий администратор страдает лунатизмом посреди бела дня.

Мне пришлось раза два пройтись по всему кругу, прежде чем я обнаружил то, что искал – дверь, ведущую в мастерскую Олега. Я свободно ее открыл и вошел. Хозяина не было. Немного поколебавшись, я прошел по мастерской и… да, признаюсь, мне вдруг захотелось еще раз взглянуть на портрет Ирины.

Мольберт стоял на том же месте, и все так же закрыт тряпицей. Я аккуратно откинул ее…

На холсте едва начатый портрет Симоны, танцующей на бегемоте…

«Ах, как все завязано-то!» - воскликнул я про себя. Хотя, если разобраться, ничего во всем этом нет… то есть решительно ничего. Симона могла ко мне проникнуть и без ведома Олега. И уж тем более, Ирины. Наверняка я что-нибудь пропустил, и есть выход в закулисную часть цирка. Но, по крайней мере, никакой мистики, и это уже радует. А что меня ждет дальше – поживем, увидим…

Я закрыл мольберт и еще долго сидел, тупо глядя на не совсем чистую тряпицу, словно пытаясь вызвать в памяти… но кроме вспыхнувших в голове строк, ничего так и не смог вспомнить.

Я боюсь, что слишком поздно,

Стало сниться счастье мне.

Я боюсь, что слишком поздно,

Потянулся я к беззвездной,

И чужой твоей стране…

 

Складное прогулочное инвалидное кресло нашлось, за что отдельное спасибо Панасычу.

Репетиция прошла более-менее удачно, Дима оказался способным мальчишкой. Немного пережимал на «расслабленность», только что слюни не пускал. Но и это ничего – посидит часок с неподвижными ногами, затекут они у него, все само собой и выйдет в лучшем виде.

И все же я его пожалел – вывез его «трон» в боковой проход только в антракте, между отделениями. Предупредил билетера, и униформиста, что должны были стоять в этом проходе во время представления. Коротко объяснил им их задачу. Они только переглянулись, но промолчали.

 

С самого начала все пошло не так!

Палыч-Джинн «наколдовал» выход «Фружи». Негр-старик, со своим там-тамом должен был остаться справа от выхода, но почему-то уселся на барьер прямо перед нашим проходом. «Копьеносцы» исполнили свой «ритуал» и вместо того, чтобы убраться через центральный проход, перепрыгнули через барьер и тоже остались стоять за спиной старика. Я наклонился к Диме и шепнул

- Без моей команды, не начинай.

Тот испуганно взглянул на меня и тоже шепотом выдал мне

- Владимир Михайлович, у меня это… в самом деле ноги не слушаются.

- Этого еще не хватало. Попробуй пошевелить хоть пальцами.

- Я пробовал… не выходит.

- Ладно. Будет видно.

«Фружа» бойкой трусцой выбежала на арену. Зал взорвался овациями, ребятишки завизжали от восторга. Симона исполнила свой танец на спине бегемота. Причем на этот раз «Фружа» не стояла неподвижно в центре арены, а все время поворачивалась, словно высматривая в зале кого-то.

В конце номера, «туземцы» все же убрались от нашего прохода. По ходу номера, «Фружа» должна была делать «топ-топ передними лапами» по манежу, начиная с нашей стороны. Но в этот раз, она будто на секунду замешкалась и пошла «топать» с другой стороны, напротив нас. Я крепко сжал Димкино плечо.

- Дядя Володя, я вроде могу… шевелятся пальцы.

- Ждем, Дима, ждем… когда до нас дойдет.

На противоположной стороне в проходе тоже сидит колясочник – девочка лет десяти.

Вот «Фружа» переставляет по барьеру лапы уже у того прохода…

И вдруг, жуткий, почти нечеловеческий крик вырывается из груди ребенка. Она вдруг выгибается всем телом, резко отталкивается руками от коляски, встает и делает три шага навстречу бегемоту. Только три неверных шага. Дальше, похоже, теряет сознание и падает, едва не ударившись головой о барьер манежа.

Зал дружно охает. Половина зрителей встают. Барабаны молчат. И в этой вдруг наступившей тишине, «Фружа» очень медленно сходит с барьера. Пятится к центру манежа. Потом вдруг разевает свою пасть, и цирк буквально содрогается от ее победного короткого рева…

Девочку осторожно поднимают и уносят вместе с коляской…

А зал, будто опомнившись, начинает стоя аплодировать. Поначалу не очень дружно, но совсем скоро, аплодисменты переходят в овацию.

Артисты, как-то растеряно выходят на финальный парад, на поклон. Музыки почти не слышно, Палыч отдает кому-то ненужный микрофон и только неловко раскланивается. А овации не смолкают еще минут десять…

Дима пытается встать из своего кресла, но я его прижимаю и увожу коляску через фойе за кулисы.

За кулисами царит возбуждение.

- Все, Дима, теперь можно. Вставай.

- Дядя Володя… - чуть не плачет, пацан, - дядя Володя, как это? Ведь должен был я вскочить. Вы меня что, кинули?

- Димон, никто тебя не кидал. Понял? Это, похоже, что меня кинули. Вот держи свой гонорар и помалкивай. Ты хорошо сидел. Все, топай. У меня, похоже, будут разборки.

Это я заметил, как ко мне с грозным видом приближается Палыч.

- Ты что там натворил?

- Я думал, что это вы решили меня переплюнуть. Я только приготовился «натворить», а…

- Не понял! А эта девчонка?

- Знать не знаю, ведать, не ведаю.

- Иди, выясняй, мать твою. Если на цирк покатят с претензиями, не ручаюсь, я тебя сгною, точно. Понял, админисратор зуев?

 

Я выскакиваю в фойе и тут же сталкиваюсь с Олегом.

- Володь, что случилось? Только что «скорая» от цирка отъехала с воем. И «укротитель» в машине мелькнул, я видел.

- Привет, Олег. Случилось… не запланированное чудо случилось, вот что случилось…. Не знаю, как это объяснить, но очень возможно, что «Фружа» шепнула ребенку-калеке «талифа куми» и ребенок пошел!

- Чего несешь? Не может быть!

- Да, весь зал присутствовал.

- И что теперь?

- Не знаю. Два варианта – или запретят медики выступление бегемота, или…

- Или все немощные и калеки попрут валом в цирк. А это уже…

- Если честно, то я и сам думал устроить нечто похожее, но… тут без моего участия все произошло. Просто голова кругом идет.

- Если голова… что-то мы давно с тобой не квасили. Отметим это «чудо», а заодно и начало? Между прочим, это вполне могло произойти и без всякого чуда. Просто ребенок перевозбудился при виде бегемота, какой-то механизм внутренний сработал и… а что, вполне…

- Да, какая теперь разница? Все, уходим.

 

15. «Разговорчики»

 

- Ненавижу!..

Я вздрагиваю и чуть приоткрываю глаза.

- Ненавижу!

Олег только что выскочил из воды, пробежал по раскаленному песку и грохнулся на лежак со мной рядом, зубами от холода стучит, морж хренов.

- Ненавижу!

- Чего орешь? Ну, достаточно сильное чувство и что с того? Только хочу заметить, что деструктивные качества этого направленного посыла деформативно сказываются на системе компонентов мыслеобраза мишени, что в конечном итоге приводит к качественным изменениям этого мыслеобраза. Если следовать этой логике…

- Ты чего несешь?

- Пытаюсь наукотезировать твои вопли. По какому случаю и самое главное, каков предмет твоей ненависти? Какую часть мироздания ты пытаешься разрушить своим… э… посылом? Колись.

- Ненавижу цирк.

- Только и всего? В некотором роде я с тобой солидарен, но думаю, что вектора нашей… мягко говоря, нелюбови, могут не совпадать по причине…

- По-моему, ты перегрелся. Не пора ли тебе принять отрезвляющую ванну?

- Peut être…

- Чего?.. Сам такой!

- Ладно, я пошел в воду. Потом выясним причины…

 

Понедельник. В цирке сегодня выходной. Все не как у людей. На городском пляже народу немного. После выходных, отдыхающие аборигены оставили после себя «пейзаж после битвы». Но по пляжу бродят несколько молодых людей в жилетах с надписью «greenpeace», с умиротворенными и почти блаженными мордами собирают «отходы цивилизации» в большие черные полиэтиленовые мешки.

Я подхожу к самой кромке воды. Полосой с полметра вдоль берега мелкая галька покрыта черным налетом, а в воде полосой медленно колышется радужная пленка, беда почти всех наших судоходных рек. После такого купания придется долго отмываться в душе. Но это будет потом. А теперь, я пытаюсь ногой хоть немного разогнать эту «муть». Поняв бесполезность этого занятия, быстро шлепаю по воде и через три метра, ныряю.

Под водой нет ни любви, ни ненависти. Только шуршит в ушах вечность, дробленая на гулкие удары сердца. Я выныриваю, ложусь на спину и, раскинув руки, «сплавляюсь» по течению. Теперь голова моя полна светом, проникающим через закрытые веки в виде, красных кругов, спиралей, блестящих «мух».

В ушах раздается тарахтенье. Я открываю глаза и оглядываюсь по сторонам. Надо убираться, по курсу моторная лодка. Довольно быстрое течение успевает меня снести метров на двести. Пока я добираюсь до берега, еще набирается метров пятьдесят. Ничего хорошего в этом нет, придется по раскаленному песку топать обратно.

На той стороне реки, замечаю группу в белых «окияма» выполняющих ката. Далековато конечно, но я узнаю, «своих», вон, перед ними и их сансэй Ли Чуан. Надо же, куда забрались.

 

- Олег, видел наших столбистов-каратистов?

- Они не каратисты, а дзюдоисты. Между прочим, каждое утро переплывают туда и занимаются часа по четыре.

- Откуда знаешь?

- Это тебе не столица, здесь все на виду…

- Ну, хорошо. Я остыл, ты согрелся, докладывай, за что ты ненавидишь цирк? За то, что люди всю свою жизнь кладут на отработку одного единственного номера, которого ни я, ни ты, ни в жизнь не сделаешь? За то, что они другие… не такие, как все?

- За то, что они тупые, ограниченные. Именно потому, что всю жизнь только и знают, что ходят по канату… и если день-два пропустят, то непременно грохнутся. Они рабы своего ремесла. Это же просто балаган. Тупые бахвалятся своей резвостью перед толпой таких же тупых. Ты, Володька, вот скажи, ты хоть раз… хоть краем глаза, видел у кого-нибудь из них в руках книгу… или даже газету? Да, они же просто полуграмотные. Они кое-как полусреднее образование… а то и того не имеют. И дети их такими же растут, по четыре школы за год меняют. Чему они могут?..

И при этом, они гордо называют себя артистами, и гонору в каждом на десятерых Чаплиных. Никогда… никогда балаган не будет видом искусства. Зрелищем для праздных и нищих духом, разве что… Ты мне, конечно же, возразишь, «если там звезды зажигают»… и так далее, но я-то…

- А что ты-то? Ну, не считаешь цирк искусством, твое дело. Я, кстати, тоже. Да, интеллигенция, скорее по традиции и из-за любви к автору «Каштанки» тащит своих сопливых детишек на представления, а сами зевают. Ну, и что? Каждый получает, что хочет. И потом… не все же цирковые… вон, например, твои дзюдоисты…

- Да, для них цирк только прикрытие, способ прокормиться. На самом же деле они…

- Вот именно, на самом деле они заняты совсем другим… и почему-то думаю, что они не собираются никому демонстрировать, как они ломают кирпичи, или там доски. Не собираются кому-либо вышибать мозги, ломать руки или там ноги. У них, судя по всему, другая задача. Они заняты раскрытием возможностей человеческого тела, воспитанием человеческого духа...

- Да, просто они сектанты!

- А что в этом плохого? Вот ты тоже, своего рода сектант – «маляр» оформительского цеха, в тайне занимающийся живописью. И думаю, что ты не намерен устраивать свои вернисажи…

- Даже если бы и хотел…

- Я, надеюсь, правильно тебя понял. Понял, что твоя… так называемая, ненависть, больше базируется на собственной неудовлетворенности. Потому как, если человек по уши погружен в свое дело, ему совершенно по барабану, что кто-то рядом дует в свою дуду, главное, чтобы это «дудение» не шибко мешало. Но и тогда, на крайний случай всегда можно заткнуть уши берушами.

- Хорошо… ну, хорошо, я согласен, может ты и прав. Но, скажи ты мне тогда, гуманист хренов, какого тогда ты сам харю воротишь от цирковых? На представление тебя не затащишь – это же твоя работа?

- Моя работа, бабки собрать, да побольше. Поезди с мое, поймешь - я ни одного концерта, что катал, не смотрел. Установка у меня такая. Схавал?

- А с «Фружей» как? На ее выходах был постоянно замечен.

- Что как? Что как? Производственная необходимость. Удовлетворил? И потом, вы что, все сговорились – так и норовите меня с бегемотихой столкнуть? Сергей Львович, Ирина, эта… Симона. Теперь вот ты ту же песню… Я еще в своем уме.

- А чего ты тогда вдруг на стенку лезешь? Я тебя не сватаю. Ты сам, как мне кажется, неровно дышишь в сторону этой тушки. Или ты больше по черномазеньким?

- Все. Кажется, мы сейчас договоримся до… пошли, я лучше тебя сразу утоплю.

- А это как фишка ляжет, ферштейн? Пошли.

 

Через пару часов, изрядно обгоревшие, едем в автобусе и переглядываемся. Очень уж любопытный разговор. Да, похоже, бабки глуховатые и думают, что «шепчутся», когда на самом деле слышно их всем и, прежде всего шоферу, за спиной которого они сидят.

- Думаешь, поможет?

- Так то по вере будет. Только допреж надоть свечку поставить… одну Николе-угоднику, а другу – Пантелеймону. Ну, и конечно по десять молитв каждому об исцелении. Суседка баяла, как глянет на тебя эта скотина, так все зараз и узнает, а дале по грехам твоим решае… давеча вон дивчинка неходячая, пошла и слепец заезжий прозрел.

- Вона как!

- Совсем памяти не стало. Вот что еще. Непременно треба подушку таку… наволочку свежими травками набить и под себя, стало быть, сунуть. Значится так – пустырник, чистотел, мать-мачеху и… вот ведь окаянная, забыла шо еще туды…

- А дальше-то что?..

- Дальше? Главно, чтоб на тебя глянул этот бегемот. Как глянет, тут и крестись тайком. Проси, че надо. А он, если захочет, то пасть свою как разинет…

В это время автобус тормозит на перекрестке и шофер не выдерживает, включает свой микрофон и на весь автобус комментирует

- Да, граждане пассажиры, такой хавкой да водочки цеберко принять.

Автобус дружно сотрясается от смеха.

- А я вам так, граждане, скажу. Животина, конечно, диковина. Может, и чудеса творит, кто знает. Но если моя баба вздумает меня от табаку или там от водки отвадить, потянет меня в цирк, не посчитавшись с затратами, то може и пойду глянуть, да только хрена этот бегемот со мной совладает!

- Паскудник ты, грешный. Да тебя только могила одна… Давай, рули себе! Не мешай добрым людям. Сказано, что по вере кажному будет…

- Ну, бабуля, веры-то у нас хошь наволочку, хошь мешок цельный набивай. В коммунизму верили, в социализму с человечьей харей тоже, а глянь, куды въехали… в дерьмецо всеми колесьями, да по самое не балуй…

- Да ты гляди, сам куды едешь-та! Ишь, как только таких за руль содют? Вишь вон, в разговоры встреват на работнем месте. Рули себе… во, Мотря, вспомнила – чаберу и крапивки нужно сунуть еще.

- Да, крапивки-то можно и побольше!..

Мы вышли в центре, а автобус уже отъехавший от остановки снова потряс хохот.

- Да, веселый маршрут, даром что №13.

- Развлекается народ, как может…

- А ты говоришь, тупой. Да тут не на одного Жванецкого хватит.

- Это точно… а между тем, это все потенциальный зритель. «Фружа» нам хорошую рекламу сделала. Попрет народец. Олег, не слыхал, как там у этой девочки с ногами?

- Львович, говорил, срочно в Москву отправили. Есть надежда, что пойдет.

- Ну, вот. А ты говоришь, балаган. И из балагана можно…

- Из невежества да темноты…

- Какая разница, откуда приходит благо? О, вот то, что нам нужно. «Хозтовары». Зайдем, Панасыч матерился, что обычных веников никак не может найти. Исходящий реквизит, мать его…

- Да, Панасыч, ищет, где бы подешевле…

- Прижимистый хохол. Может и хорошо.

В магазине никого, за прилавком продавщица чаи гоняет.

- Веники в наличии имеются?

- Разуйте глаза, за спиной у вас что?

- И, правда! Вот они, родимые. Десяток веников покупаем.

Продавщица отставила свою бездонную кружку, подняла со стула необъятную корму и критически на нас посмотрела…

- Вам как, связать их все вместе, или сразу полетите?

- Нет, мы для этого дела лучше четыре листа фанеры используем…

- А вот фанеры как раз и нет.

- А веники больше для женского полу подходят. Ферштейн?

- Ну, глядите… так будете брать? Сто шестнадцать рублей…

С вениками много не нагуляешь, пришлось идти в цирк. Как-то само собой получилось, что дальше, день полетел в какой-то мелкой суете. Мы дружно решили, что квасить сегодня не будем и за обедом, плавно перешедшим в ужин, обошлись по паре банок пива. Еще одну я прихватил в гостиницу, решив, что уж сегодня я точно засяду за ноутбук и попробую записать хотя бы то, что накопилось за сегодняшний день…

Ох, уж эти планы… им очень редко суждена участь сбываться.

В номере, первым делом, я решил себя обезопасить от неожиданного вторжения со стороны «потайной» двери. Я придвинул к двери тумбочку, а поскольку дверь открывается наружу, приделал нехитрое устройство, состоящее из двух пустых бутылок, метровой бечевки, весьма кстати обнаруженной в тумбочке, и скотча. Если кто попробует только приоткрыть дверь, то в темноте… а я надеялся, что всякие такие «штучки» могут происходить исключительно в темноте… в темноте будет произведен шум от падающей пустой бутылки и «самопроизвольное» включение света.

Весьма довольный своим изобретательством, я наскоро ополоснулся под душем, включил ноутбук, открыл банку пива, прежде предусмотрительно помещенную в холодильник, а потому сразу же запотевшую, и…

Сильный удар кулаком в дверь, заставил меня вздрогнуть в тот самый момент, когда я сделал первый глоток пива.

Мне бы, дураку, прежде спросить и потом ни в коем случае не впускать в номер этого… Нет, я беспечно произнес:

- Войдите. Не надо портить казенное имущество. Палыч непременно за порчу оштрафует…

Ввалился в номер, сильно поддатый Борис. Мне его как раз «не хватало» для полного ощущения, что день прожит не зря.

- Мона?

- Входи, Боря, коли уже вошел. Но, честно говоря, я сильно занят, а потому могу уделить только две минуты. Время пошло.

- Поял… я пришел спросить… - сильно шатаясь и задевая за все углы, Борис осмотрел номер и видимо решив, что самое подходящее место для сидения, это моя кровать, грохнулся на нее. Как он ее не развалил, вопрос к мебельной фабрике… - какого… е… Михалыч, ты назвал мою партнершу тумбочкой? Помаешь, ты мою партнершу… тумбочкой? Мою партнершу…

Похоже, что он сам себя начал «заводить». Чем это могло бы кончиться, мне не хотелось и думать, но то, что он меня с одного удара вырубит, сомневаться не приходится…

- Когда, Боря? Я что-то такого не помню.

- И че? Я помню, как ты назвал мою партнершу тумбочкой. Ну… и че бум делать? Я за Зинку… помаешь?

- Правильно, Боря. Так и надо. За своего партнера надо горой… Но Зинаиду не требуется защищать, поскольку никто… и я в том числе, ничего плохого ей желать не могут. Она прекрасная артистка…

- И че?.. причем здесь тогда тумбочка?

- Действительно, при чем здесь тумбочка? У нее очень неплохая фигурка и все это видят. И работает она прекрасно…

Борис, кажется, слегка начал угасать… Он еще несколько секунд тупо смотрел на меня, видимо соображая…

- Херово она работает… - вдруг выдал, тяжко выдохнув, и наполнив номер запахом перегара, - … вот у меня раньше был номер… сука, как я ее любил… а она меня бросила…

Вот пьяных слез от этого бугая я точно не ожидал.

- Боря, успокойся. Все, в конце концов, проходит.

- И че?.. вот ты, Михалыч, стихи писал своей бабе?

- Любимой?

- Бабе… любимой? А я вот писал. Не веришь?

- Ну, отчего же? Очень даже верю. Любовь она… она окрыляет… способствует открытию таланта. Отсюда и стихи и…

- И че?.. ты не хочешь услышать?

- Ну, отчего же? Хочу. Читай.

- Только… только можно я сидя буду читать?

Я чуть не спросил, «а что, читать стихи нужно непременно стоя… скажем, на табуретке»? Еле сдержался.

- Боря, читай, как нравится.

- Щас… вспомню… вот…

Это было весной,

Да, весною той было.

Я тебя под сосной,

Под могучей сосной,

Зацеловывал в усмерть,

Кобыла…

- Дальше не помню. Ну, че?..

- Э… Боря, - я постарался, как можно осторожнее спросить, - причем тут «Кобыла»?

- Е… ну, она была… была такая… - Боря долго водил своими мощными «граблями» в воздухе, рисуя формы… - вот какая… ну, прям, кобылка стройная такая…

- Понятно… что ж, очень образно, надо сказать. Тебе бы нужно больше писать…

- И че?.. и напечатать могут?

- Весьма вероятно. Так что, иди, Боря, трудись на почве поэзии. Завтра рабочая неделя начинается.

- Да, завтра вторник. И че?.. Я буду в порядке.

- Вот и иди. Попробуй для Зинаиды написать стих.

- Да, блин, она же… тумбочка она, что я сам не вижу… у тебя выпить что-нибудь…

- Да, вот только банка пива, но…

- И че? Сойдет…

Он бесцеремонно взял мое пиво и в один «бульк» влил его в себя.

- Ладно, я все. Пшел я.

- Спокойной ночи, Боря. Пиши, Боря, пиши…

Мне удалось его выпроводить в твердой уверенности, что на этом визиты закончены. Писать мне расхотелось. И я, кажется, мог бы вслед за Олегом воскликнуть – «Как же я ненавижу, этот гребаный цирк!».

Но не успел я потушить свет и лечь, как в прихожей звякнула и покатилась пустая бутылка

 

16. «Симона»

 

Ну, вот, кажется, и началось! Что-то многовато для одного дня…

Свет, как я мастерил, не загорелся, вероятно, скотч отклеился. В прихожей послышалась тихая возня. Я подождал с полминуты, потянулся и включил настольную лампу.

На пороге, потирая ушибленное колено, стоит Симона.

- Привет – я все же поднялся и стал натягивать джинсы, - Ты всегда появляешься без приглашения? Проходи и рассказывай, что тебе… или все-таки вам, тебе и бегемоту, от меня нужно?

- Excuse, mais il ne suffit pas le temps chez nous...

- Ну, то, что ты извиняешься, это я еще понял, но дальше моих познаний будет явно недостаточно, так что давай, как умеешь, только по-русски. И не стой в дверях, проходи, садись, куда хочешь. Угостить тебя, правда, нечем, хотя, впрочем… минутку, - я вспомнил, что в холодильнике, в самом низу есть бутылка чилийского вина, осталось от… сразу же вспомнил Ирину и мне стало грустно, - вино будешь?

- Nous avons peu de temps.

- Ну, и это я понял. Понял, что со временем у нас проблемы. Пока непонятно какие. Мне Ирина Аркадьевна говорила, что ты прилично можешь по-русски. Так что… валяй, я слушаю.

- Я, да… я, валяй… - Симона, вздохнула и, наконец, оторвалась от дверного косяка, прошла и села на кровать. Я про себя подумал, что же это получается, как посетитель, так сразу и на кровать, есть же для этого стул, но промолчал. Нарочито медленно открывал бутылку, потом сходил и так же медленно ополоснул стаканы. Разлил вино

- Ну-тес… la madame ou la mademoiselle… не знаю, как вас величать, за более близкое, так сказать, знакомство.

Симона, взяла стакан, понюхала и…

- Плох le vin… паделка… брр…

- Ну, что есть. Ладно, не будешь пить, не неволю. Рассказывай, что вам от меня нужно.

- Володья, ты не помнил?.. перед вчера…

- Позавчера?

- Oui… ты бил…

- Я ничего не помню. Помню только, что ты была у меня номере, а… что было дальше и было ли вообще…

- Ти, Володья… Était expliqué à l'amour à Irina…

- Ну, да-да, я думал, что в номере Ирина и… кхм… объяснялся…

- Bien, j'aimais

- Ничего хорошего… Ладно, потом я проснулся утром… Валяй, твоя версия.

- Ми ходил к Номмо Ра-диис…

- А это еще кто?

- Эта «Фруж»…

- Понятно. Хотя, честно говоря, ничего не понятно.

- Ти, Володья не биль готовь понимать. И ти… у тибья голова могла бух!.. «Фруж» не мог помалу… медленно тибья Informer…

- Значит, я все же ходил с тобой к Фруже, и поскольку моя крыша могла поехать от полученной информации… в общем, меня заставили забыть? Так?

- Ridiculement. Ха-ха… крыш ехай… смешно…

- Хорошо. Посмеялись и хватить. Рассказывай, что вы мне такого хотели рассказать? И почему именно мне? И кто такая эта «Фружа»? Я сейчас готов поверить во что угодно.

- Il y a beaucoup de questions…

- Я не тороплю. Ты как хочешь, а я буду это пойло… хм… мне казалось, что это вполне приличное вино. Ладно, я буду понемногу пить, и слушать тебя…

- Ти, Володья, не сказаль «валяй»

- Хорошо. Валяй!

- Я валяй… можно я буду ходи?

- Топ-топ? Валяй, ходи, если тебе так удобнее.

- Ти, Володья, сидеть, я ходи…

Эх, если бы сюда камеру, да заснять, как выписывает круги по номеру и пытается еще и руками досказать то, что непонятно, эта тоненькая, как тростинка, черненькая девушка в джинсах и короткой черненькой маячке… Надо сказать, что смешение негритяского с европейским типом смотрится очень интересно… я бы даже сказал весьма симпатично… этакое…

- … «Фруж» не бегемота.

- Это я уже слышал от Сергей Львовича. Дальше…

- «Фруж» - Номмо Ра-диис. Он со звезда Сириус. С планет Ара-того.

- Круто! Что-то такое я предполагал. Уже интересно.

- N'interromps pas… слушай.

- Молчу… молчу.

- Номмо Ра-диис… L'espace турист… и это… L'observateur et l'inspecteur.

- Типа ревизора?

- Но… он смотреть и… как это… матать на уси…

- Мотать на ус? Ну-ну… запоминает, значит.

- Он мало на Земле и скоро назад, на Сириус. Он… как это… попаль как курвщи… ха-ха… ошибка?

- Как кур в ощип? Понятно.

- Стал бегемота. Он хотель бить как я. Он хотель бить внутри я.

- Промазал? Хотел быть внутри тебя, а попал в бегемота. Всякое бывает. Весело, ничего не скажу. Ладно, у него не вышло, а я тут причем? Я так понял, что этот «Фруж» специально из Африки прикатил, чтобы посмотреть на меня?

- Oui… ты будеш потом… другой la fois космос турист.

- С какой такой стати?

- Ты – догон. Я – догон…

- Упс!.. Хотя если поразмыслить хорошенько, да потрясти прах прапредков, то кто знает. Пушкин Александр Сергеевич тоже был на какую-то долю негр.

- Пушкин - догон.

- Приятно слышать. Выходит, что туристы с Сириуса могут останавливаться только в отеле… в теле догонов? Крутенько. Надо будет запомнить, да какой-нибудь фантастический рассказец сбацать. И надолго… надолго занимают они «номер в отеле»?

- Cinq ans.

- Пять лет? А хозяин «отеля» в это время?

- Он на Сириус…

- Ну, ни хрена себе! Получается культурный обмен?

- Oui… я хотель на Сириус… не вышель кур…

- А вот у меня такого желания что-то не возникает. Мне и здесь совсем неплохо.

- Володья, ты сказать отказ… и et tout cela. Но… тибе надо говорить с Номмо Ра-диис.

- Допустим. Мда-с… ну, и как он будет со мной говорить? По-каковски? Мычать, рычать, визжать?

- Но,но,но! Номмо Ра-диис буди говорить en russe в твой… эта… крыш.

- Этого еще не хватало! Он, верно, и мысли умеет читать? И свои навязывать?

- Вязать… как?

- Ну, внушать… делать свои мысли моими. Понятно?

- Oui… Нет, он… tient la distance…

- Держит дистанцию? Хочется верить… Но, надо признаться, что все это… бред какой-то. Еще вопрос. И как долго эти «турпоездки» продолжаются?

- Combien de temps?

- Да, сколько?

- Toujours. Ils ont créé догоны.

- Не понял. Как, они сотворили догонов? Так они еще и наши родители? Охренеть! То-то я смотрю… кхм… что-то от бегемотов у нас… Послушай, Симона, ты по жизни, кто? Чем занимаешься?

- L'histoire, l'archéologie… изучать догоны…

- Да-да, Мне Львович что-то говорил. Ты Сорбонну закончила. Историк.

- Oui…

- Тогда рассказывай о догонах. Мне кое-что успел поведать Сергей Львович, но, так сказать, из первых рук, было бы любопытно услышать.

- Bien. Я… Cherchait dans les mythes… искаль в миф… искаль искаль и нашель. Нашель le miroir… зеркаль догоны. Это озеро в пещере… глубоко в земля… в гора - имья Пирамида. Озеро… есть зеркаль телескопа. Есть времья, телескоп можно смотреть три звезды системы Сириуса, их планет и спутник! Догон есть миссия. Они не знать сами в голова, они не знают, что делают. Их работа направляется Высшим Сознанием и Жрецами, главным из которых является Хогон. Хогон есть мой отец отца, и отца… L'arrière-grand-père…

- Прадед?

- Oui… он мне сказаль много. Потом я дольго дольго искаль. Догоны пришли на Землю с Сириуса. Высоки Силы называют догон Хранитель Код. В пещер, есть артефакты с Сириуса: Мумия Номма… еще есть кристалл... еще… Миссия Догоны – La compilation на Землю энерги Сириуса через свои тела, Мумию, Кристалл и Пирамиду. Эта нада для Земли энергия должна топ-топ через Планет Чакры, Пирамиды и Мест Силы. Потом билль блок… плох… и энерги Сириус не могут пробиться на ядро Земли. Хранители Галактик Луч и Эталонн Частот Времиья, Галактик Иерархии Света подумать и на Землю пришель… прислаль космический десант – Догоны. Les mythes так говорить. Я нашель Пирамид… Я быль в Пирамид. Видель… Tu as compris?

- Понял я, понял… не совсем уж я тупой… но все равно, это для меня это все слишком… фантастично. Я никогда не примерял себя к героям фантастических романов, которые без страха и упрека, не сомневаясь ни секунды, лезут в машины времени или супер-пупер навороченные звездолеты… это все литература. Я прогматик и реалист… но… можно еще несколько вопросов?

- Валяй!

- В воскресное представление, был эпизод… сцена…

- La fille l'invalide – koljasochnik? Топ-топ?

- Да. Это твой «Фруж» устроил?

- Но… не Номма… он… она сама. Бил такой… l'atmosphère… бум… и пошель… Номма может, но он табу… нильзя. Такой правил.

- Верю… это я могу понять. И принять, по крайней мере, это объяснимо.

- Еще спрашавай. Aujourd'hui nous n'irons plus également… твой крыш не готовий…

- Ну, хорошо. Я понимаю, что твой вояж на Сириус не удался. Тебе выпало быть сопровождающим лицом этого «туриста». Но в качестве компенсации, он тебе хоть что-нибудь рассказал о своей планете?

- Ара-того?

- Да.

- Он рассказаль. Я видель… как cinéma.

- Ну, и?..

- Ти не сказаль «валяй».

- Да, конечно. С тобой не заскучашь…

- Я – валяй. Ара-того - L'océan total.

- Что, сплошной океан?

- Земля мало-мало. Вода. И он… они живьут… как это… в вода.

- Ихтиандры?

- Les reptiles.

- Это как? Как змеи, черпахи, ну не знаю… драконы?

- Но. Это людьи. Они дышать вода и воздух. Вода на Ара-того… легкий. La litre de l'eau selon le poids est égale trois cents le gramme…

- Стоп, стоп, стоп! Не так быстро. Так литр воды триста грамм? Это к физикам. Я не могу представить. Ладно, пусть так будет. Так почему они рептилии?

- Как рыб. Кожа, как рыб.

- Чешуя?

- Oui… И еще… нет L'homme et la femme.

- И… что тогда? Они… как это… у них нет полов?

- Oui…

- Несчастные. Вот уж кому не позавидуешь?

- Pourquoi?

- Ну, как почему? Как же они, без секса? Без любви? И как размножаются? Почкованием?

- Sur, l'amour?

- Да, любовь

- Любов есть. И очень… очень… рoétiquement.

- Да какая уж тут может быть поэзия?

- Как на Земля. Они сherchait свой часть…

- Свою половину?

- Oui… и потом э… становиться как один и… мeurent

- Что? Умирают?

- Oui… и потом… разделять… и Il y a quatre enfants…

- Ага, я понял. Ищут, ищут свою половину… совсем как у людей, потом, найдя, сливаются в любовном экстазе и… умирают, дав жизнь четырем таким же… ихтиандрам. А что, в этом что-то есть. Действительно, только в смерти может жить любовь, все остальное только профанация. Как там у…

 

Кто-то едет – к смертной победе

У деревьев – жесты трагедий…

Это – заговор против века: веса, счета, времени, дроби

Се – разодранная завеса: у деревьев – жесты надгробий

Кто-то едет. Небо – как въезд

У деревьев – жесты торжеств…

 

Кажется, так… мда-с…

Я не заметил, когда Симона присела к столу и потихоньку потягивает из своего стакана этот «плехой вин»…

- Un beau poème… красива…

- Да, только на это уже стоило бы взглянуть. Хотя, я так понимаю, что это для них таинство, наверно?

- Nous avons peu de temps. Мало времени.

- И когда этот Номма домой собирается?

- Dans cinq jours… Пьять дней… и…

- Постой, постой! Что же получается? Через пять дней он отсюда линяет, а у меня программа еще почти три недели!

- Линьят? Как?

- Ну, возвращается к себе. Он же мне все срывает. Ну-ка, пошли к нему. Я ему выдам! Полная фигня выходит…

Вот тут я уже забегал по номеру. Эта новость никак не входила в мои планы.

- Володья, но…

- Что «но»? Что «но»? Он что, до конца программы не может дотерпеть?

- Володья… сиди. А то мой крыш ехай. Номма домой, Сириус, «Фружа» в цирк…

- И как это будет? Номма покинет шкуру бегемота, бегемот станет сам… сама собой… и что, сможет также работать дальше?

- Работай дальше… до финиш программ… Потом… потом «Фружа» в зоопарк, я Африка. Мой виз финиш

- Ну, почему сразу и в зоопарк?

- Она не сможет… Elle oubliera tout… она – дикий…

- Ладно, это уже не мои проблемы. Значит и ты тоже со своими… «партнерами», возвращаешься домой? – я подошел к окну и уставился в темноту.

- Oui…

- Может так и надо.

- Володья… - она почти неслышно подошла ко мне, по кошачьи ловко села на подоконник и вдруг своей ладошкой нежно погладила меня по щеке, - Володья… ты пойдем к Номмо? Demain… заватра?

- Не знаю… может быть. Peut être…

- Très bien. Тибе нужно бай… чтобы крыш бил на места…

Я поймал себя на мысли, что если я немедленно не отойду от окна, то еще минута и может начаться… Я отошел от окна, налил себе еще вина и залпом выпил целый стакан.

- Ладно, спокойной ночи… хотя, какая уж тут может быть спокойная ночь…

- Bonne nuit, jusqu'à demain… - Симона соскочила с подоконника и уже в дверях неожиданно сказала, - Володья… если ти хотель, я остаться… - и замерла.

Хочу я или нет, чтобы она осталась? Не знаю… вот ведь, раньше у меня таких вопросов не возникало… Я медленно стянул джинсы, выключил настольную лампу, лег в кровать и только тогда ответил

- Только если ты сама хочешь…

В темноте мягко хлопнула дверь. А на меня навалилась тяжелой тушей, усталость. Последнее, что я еще слышал – начался сильный дождь… или мне показалось, а это был не дождь, а так звучали струи душа в ванной…

 

17. «Ежики в тумане»

 

«Утро туманное, утро седое. Нивы…». И хотя давно уже не утро, а до ближайших нив топать и топать, но все же такого тумана я давно не видел. В окно из кабинета Ирины видно не дальше двадцати метров, прямо только несколько ветвей липы, у которой не видно ствола, а если высунуться в окно и взглянуть налево и вниз, то чуть видна очередь в кассу цирка. Вернее, призрачная молчаливая цепочка из восьми-девяти человек, медленно возникающая их серого тумана, поеживающихся от липкой сырости, и покорно, как на закланье пропадающая в вестибюле.

Дело сделано, по самым скромным подсчетам, выхожу на 80 процентов. Можно радоваться, потирать руки и плясать лезгинку, как это делает мой шеф, Андрей Николаевич, когда администратор привозит чистый навар наличными с очередной, непонятно какой, авантюрной по своей сути поездки. Дальше он «покажет» какую-нибудь часть, а остальное, как само собой разумеющееся, «уведет» от налогов в тень. Как, впрочем, и «гонорар» администратора, проставив в ведомости по зарплате смехотворно маленькую цифирку…

Все прекрасно, но настроение у меня, как и погода, мягко говоря, серенькое – а по сему выходит, что я, как ни крути, метеозависимый индивид…

В который раз начинаю мурлыкать слова романса и каждый раз, как только дохожу до «печальных нив», звонит телефон. Звонки тоже какие-то тусклые, невразумительные, как бы подернутые плесенью. В этих звонках… почти в каждом, присутствуют отголоски воскресного представления. В «просящих» звонках угадывается надежда на что-то необыкновенное, таинственное, звучит надежда на исполнение потаенного, сокровенного. Кому-то, хочется что-то непременно получить, не прикладывая к этому своего труда. Другим, отчаявшимся и опустившим руки, уставшим от борьбы, хочется попытать судьбу свою еще раз… быть может в последний раз.

Такая же вялая философия с таким же туманом бродит и во мне.

Все иллюзия, все обман! Только погружаясь в глубины своей собственной души, только собирая растерянные по дороге жизни крупицы своих ранее невостребованных возможностей, можно добиться многого, конечно, при условии, если это действительно необходимо…

Можно долго собирать в предложения, такие же красивые фразы, можно красиво рассуждать, но и они, ни фразы, ни рассуждения никогда не смогут дотянуться до истины, потому что истина…

Что за бред я несу? Это что, попытка уйти от реалий вчерашних «посиделок» с Симоной? От сегодняшнего сна, после которого я проснулся с тяжелой головой? От него в памяти осталось только то, что был Ихтиандром. И ничего более…

Судя по второй примятой подушке, еще по кое-каким признакам, Симона спала в моей кровати. А вот было ли между нами… вот это меня интересует больше, чем этот дурацкий сон. Честно говоря, не люблю, когда что-то происходит со мной, что потом нужно вспоминать, а не получается…

«Утро туманное…». На этот раз телефон звенит немного раньше. Ну, конечно, так и должно быть - за окном туман вроде бы начал рассеиваться и кое-где даже прорываются солнечные лучи, так что… еще повоюем…

- Да, цирк.

- Владимир, это вы?

- Нет, это тень отца Гамлета, явившегося из тумана вечности. Устраивает?

- Ну, вааще… Солнце мое, послушай, что в цирке происходит? Кажется, я что-то пропустила?

- Начало рабочей недели. Очередь в кассу. Ну, что еще?.. вот туман еще. И часто у вас такое творится?

- Что творится?

- Такой густой туман.

- Бывает. Ты мне зубы не заговаривай. Слухи ходят, что «Фружа» чудеса творит…

- Так на то и слухи…

 

Словно мухи, тут и там,

Ходят слухи по домам,

А беззубые старухи

Их разносят по умам,

Их разносят по умам.

 

- Ну, вааще… если ты, Владимир, запел, то дела у тебя, действительно неважнец.

- Дела-то как раз идут как надо, с превышением графика…

- Солнце мое… кхм… Ириния твоя, это… того… закатилась…

- И что с того?

- Может, замена нужна?

- Мариночка, не разыгрывай из себя шлюшку. Тебе как-то не идет.

- Ладно, проехали. Так что там «Фружа»?

- Да, ничего особенного. Желания всякие сокровенные исполняет.

- Иди ты!

- Не прибавить, не отнять. Иные сразу, прямо во время представления исполняются, другие после дождика… и непременно в четверг…

- Сколько в твоих словах правды? На статейку потянет?

- Своими глазами видел раз…

- Так, вполне достаточно. Через час буду, подробно проинформируешь. Пирожных куплю. Кофе-то хоть есть?

- Пирожные на меня не бери, лучше баночку пивка, а кофе найдем в администраторских закромах.

- Жди…

 

Кофе я не нашел. Может быть, плохо искал – не люблю устраивать обыск в чужом помещении, придет Марина. Найдет. Звонки пошли чаще. Пока отвечал, машинально включил компьютер, в надежде поставить какую-нибудь игрушку, типа «косынка» и за ней как-то скоротать время. Пароля не потребовалось. Вернее, он был едва заметно написан на каркасе монитора. Одним словом, вошел без проблем…

Лучше бы я не открывал этот файл. Нет, только Ирина могла вот так беспечно оставить на «рабочем столе» свой дневник. Могла бы… хотя бы в «мои документы» засунуть, что ли. Но файл был назван просто «Д», а потому… в общем, я его открыл.

Я понимаю, что читать чужие дневники не порядочно, как и устраивать обыск, но откуда я мог знать? И, потом, Ирина, после всего, что между нами было, не такой уж и чужой для меня человек. Я прочел только последнюю запись.

 

«…Да, чего уж скрывать от себя самой, я очень хотела эту ночь последнюю. Но только не в гостинице – плохо мне в номере, не знаю отчего. И уж совсем не понимаю, зачем солгала – по всем признакам, я беременна. Немного радостно и страшно жуть как. Очень хочу ребеночка. Знаю, что непременно будет мальчик. И еще спросить себя пытаюсь – люб он мне иль нет? Может не надо спрашивать? Завтра в путь и будут колеса монотонно твердить «Забыть, забыть, забыть»… может, получится. Но как хочется по-детски разреветься…

Убегу от тебя, от себя и от тех…

Растекусь по асфальту морем дождя,

Буду пить из стакана сладкий успех,

В дивную реку дважды войдя.

К чему, зачем, «приплыли» строчки эти? Я становлюсь на него похожа, когда он… господи, а тут еще Олег. Просто хочется выть …».

 

Мне стоило невероятных усилий на этом месте выключить компьютер. Повторяю, лучше бы я не лез в этот файл!

Долго звонил телефон, по звонкам судя, «междугородний», но я только тупо смотрел на него и не брал трубку. И только когда, он, наконец, умолк, я вдруг сообразил, что это вполне могла звонить Ирина! Ну, почему я не взял номера ее мобильника? Я схватил уже бесполезную трубку, что-то хотел наговорить, но слова не рождались. Так с трубкой в руке меня и застала Фаина.

- Доброе утро, Владимир Михайлович. Я стучала, но вы, наверно, не слышали? Немудрено… от такого у кого хочешь голова кругом…

- Здравствуй, Фаина. Ты ко мне? Слушаю. Как наши успехи? - Я, наконец, положил трубку и поднял на нее глаза. И что-то «потерянное» было во всем ее виде, - Что-нибудь случилось? Докладывай.

- А вы, Владимир Михайлович, ничего не знаете?

- Что я должен знать? Что у нас с областью?

- А… нет, с областью все идет… едет… в общем, сегодня четыре автобуса, на завтра уже десять, на четверг… нет, вы и в самом деле…

- Не томи, что случилось?

- У Пал Палыча несчастье. Сынок его, Антон, сегодня ночью помер… говорят, повесился. Не знали?

- Только этого не хватало… а ты говоришь «доброе утро»…

- Может, этих… наркотиков перебрал, а может… отменять представление нужно бы… а как?

- Передоз?

- Чего?

- Ну, это когда наркоман меры своей не знает. Перебор и все… и на том свете. Ох, что же теперь будет? Палычу работать, а тут… Надо что-то придумать, может, что-то в программе срочно поменять…

- Я тебе поменяю, я тебе поменяю! – Фаина, входя, дверь не закрыла, а потому я и не слышал, когда вошел Палыч, - Ты, срань египетская, к программе пальца не приложил, когда я просил, а теперь он менять задумал? А ты, шавка дворовая, - это он Фаине, - брысь отсюда… и дверь плотно научись закрывать, татарская харя. Не хрена тебе слушать, как я этому…

- А я что… я и ничего. Я и уйтить могу… только уж вы, Пал Палыч…

- Я сказал, брысь! - дождался, когда Фаина, привыкшая к его ругательствам, закрыла за собой дверь, прошел мрачно по кабинету и сел на диван…

- Примите мои соболезнования, Пал Палыч…

- Да, пошел ты со своими… во время не уберег… ох, вашу мать… одно только… отмучался. И он, и я… - Снова настойчиво зазвенел телефон. И снова – «междугородний», - … ты моргалками-то не хлопай, работай, работай…

Я помедлил. Теперь я уже точно знал – это звонит Ирина. И как я буду с ней при Палыче? Меня «выручил» мой мобильник. Он тоже вдруг заверещал. На определителе шеф. Тоже при Палыче разговор с шефом не совсем удобно, но все же…

- Да, я слушаю… э… точно… - договор у меня такой с Андрем Николаевичем, если не могу говорить, «экаю» - э… нормально иду, двумя ногами. Три четверти будет или около… какие гости? Ну, хорошо… хорошо, встречу… завтра позвоню…

Палыч стоит у окна, смотрит на «небытие», снова, может быть напоследок, сгустившегося тумана… От былого его благодушия ни следа, да оно и понятно…

- Не хрена тебе не понятно…

- Я, Пал Палыч…

- Заткнись и слушай. Доживешь до шестидесяти, тогда, быть может, поймешь. Поймешь, что уходить надо вовремя. А на кого, спрашивается, я все оставлю? Еще, дурак, надеялся… Ты, Вовка… фу, что-то устал, ночь была… Ладно, носом тыкать не буду, да и не время… думай.

- Это вы, Пал Палыч, про…

- Да, про цирк, будь он проклят! Все у меня отнял этот цирк… и всех отнял. Думай, Вовка, думай. Пока, кроме тебя не на кого цирк оставить, а у меня уже сил нет. Все, до вечера. Представление не отменять, и никаких сплетен… хотя, вашу мать… - пошел, и уже в дверях, добавил, - …за сочувствие спасибо. Думай…

Ушел. Через несколько секунд, уже в коридоре, рыкнул на кого-то, а у меня снова «междугородний» звонок. И снова, как сговорились, «посетитель»! Как Пал Палыч чуть было не сорвался, чуть не «послал». Еле сдержался, молча указал вошедшему Сергею Львовичу на диван, а сам взял трубку.

- Ну, наконец-то то вас дозвонился. Пал Палыч?

- Нет, это администратор проката. Владимир.

- А, Пал Палыча я могу слышать?

- А вы, собственно?..

- Простите, не представился. Центральное телевидение. Канал «Культура». Антон.

- Здравствуйте, Антон. К сожалению, Пал Палыча нет на месте…

- Жаль. Но…

- Может, что-нибудь ему передать?

- Может и хорошо, что нет… Дело в том, что до нас дошла информация, что Пал Палычу присвоено звание «народный артист России». И в связи с этим, нам хотелось бы сделать передачу…

- Когда?

- Если ничего не изменится, то в эту пятницу…

- Откуда информация?

- Звонила сначала ваш администратор… сейчас гляну… да, вот, Ирина. Потом мы проверили по своим каналам…

- У вас остались позывные Ирины?

- Конечно.

- Если не в тягость, продиктуйте ее телефон. У меня в аппарате не забито.

- Сексундочку… диктую… 570-35-44…

- Стоп. Это же московский телефон.

- Другого нет.

- Жаль. И на том спасибо. Так что вы хотите, Антон?

- Видеоматериал, интервью… и проч…

- Приезжайте, устроим.

- До встречи.

- Ждем…

Как-то все в одну кучу. Но может быть и хорошо, что приедут, отвлекут хоть немного от «печальных дел»…

Сергей Львович лежит на подоконнике, наполовину высунувшись на улицу. Что он там видит в этом «киселе»?

- Ежики в тумане… – бормочет он, нехотя пересаживаясь с подоконника на диван, - заблудившиеся в тумане ежики. Каждый чудовищно одинок и растерян. Может я все это только придумываю… вот, Пал Палыч, нагрубил, нахамил, а у самого такая…

- У него сын…

- Знаю, знаю… колючки свои растопырил и… не пробиться. Эх, людишки, людишки, какие ж вы… право… - трубку свою достал, да тут же и снова засунул ее в карман, - Я, Владимир, прощаться зашел. Да-с… вот, уезжаю.

- Да, как же? Еще полпрограммы не прошло даже?

- Да, не нужен я здесь. Болтаюсь… путаюсь только под ногами. Не самовольничаю, не беспокойтесь – вчера полдня терзал Россцирк, выклянчил соизволение покинуть программу. Если разобраться, то мое место совсем не здесь. Мне достали «Данаюс хризиппус»… вот ею я и… а тут еще табак кончился, здесь не достать. Так что… уезжаю.

- Да, но вы же, Сергей Львович убеждали меня сами, что изучаете «Фружу»… и так далее. Про догонов, про пришельцев мне задвигали. И… что «не животное». А теперь что же, в кустики?

- Не хочет со мной иметь никаких дел, «Фружа». Мордой не вышел, верно. Ну, не нравлюсь я ей. Может и хорошо это. Была прежде такая мечта-идея, очень уж в нее я поверил. Да только всегда нужно вовремя уметь отказаться, чтобы не рехнуться окончательно и бесповоротно. А это вполне могло произойти. Так что… и вы постарайтесь забыть обо всем, что я вам успел сообщить. На всякий случай, к этому бегемоту на пушечный выстрел… ну, мало ли…

- Все-таки, что-то есть?

- Я сказал «на всякий случай». И желаю удачи.

- Ну, что ж, вольному воля. Зайдите в бухгалтерию, получите то, что вам причитается. Скажете, что со мной согласовано. И счастливого пути.

- Да, вот еще, Владимир… я через сутки уже в Москве буду. Разыскать вам Ирину Аркадьевну? Телефон я запомнил…

- Ну, Сергей Львович… не знаю. Нет, наверно… нет, не надо, спасибо. Думаю, сама объявится.

- Точно? Ну, как хотите. А то, знаете, для душевного-то спокойствия… не помешало бы ежовые иголки свои слегка пригладить… ладно, не буду. Всего хорошего.

Вот и он ушел. А меня как магнитом потянуло к окну. Все-таки, завораживающее это зрелище – туман. Есть что-то в нем… недаром с «обманом» рифмуется.

Попробовал вспомнить какие-нибудь строчки про туман… все банально донельзя… и телефон молчит. Когда действительно нужно, молчит.

Но солнце все же пробилось, наконец. И покончило с этой нереальностью. И снова пошли звонки.

- Да, цирк. Ну, хватились! На эту неделю ничего не могу вам предложить… Нет, не бронируем… да, живая очередь. Коллективные заявки? Только на конец программы… можно… да. Попробуйте… всего доброго.

Ворвалась в кабинет Марина, будто убегала от кого-то.

- Эй, солнце мое, может, хватит грызть телефонную трубку. Мне срочно нужен материал. Еще что-то случилось? У Пал Палыча несчастье…

- Сын у него умер…

- Иди ты! Вот беда… слушай, а если…

- Даже не вздумай! Чтобы ни строчки о его сыне в газетке твоей не было. Поняла?

- Ну, вааще…

- Пиши, что хочешь о бегемотихе. Можешь любую байку придумать, в этом я тебе помогу, а Палыча не тронь.

- Владимир, с каких это пор ты заделался его другом?

- Другом, не другом… только прошу не «полоскать белье». У человека трагедия, ему еще программу работать. Надеюсь, понятно?

- Да, ладно, ладно. Чего ты вдруг разошелся? Иголки ежовые выставил? Я ему баночку пива приперла, а он…

- И эта про ежей! Ну… ладно, не обижайся, но все-таки есть же какой предел?

- Есть. И закончим с этим. Где кофе?

- Не нашел. Поищи сама, пока я на звонок отвечу. Да, цирк…

 

18. «Номмо Ра»

 

День тянулся и тянулся, и казалось, конца ему не будет. Но все же и он подошел к концу. Марина, убегала и появилась снова уже перед вечером, показала черновик своей статейки. Кое-что вместе правили. Потом она напросилась на представление. В директорской ложе были свободные места, можно сказать, что ей повезло.

Во время представления ни разу в зал не заглянул.

В антракте Марина поймала меня в фойе

- Ну, вааще… я не знаю, как так можно… у него сын в морге, а он…

- Марина, он – клоун. Это его работа! Гори синим пламенем все кругом, а ты должен работать на полную катушку. Если бы это было только его представление, то…

- Не… я понимаю, не совсем же я. Я бы ему за это…

- А он бы тебя за это самое так «перекрестил», маму родную забыла бы как зовут. И был бы прав.

- Солнце мое, ты после спектакля…

- Представления.

- Пусть так. «Не хотели бы пройтиться, там, где мельница крутиться, где фонтаны шкандыбают»?.. А, как тебе такое предложение отужинать вместе? Сама предлагаю, от тебя не дождешься.

- Марина, устал я сегодня, не до прогулок.

- А я на этом основании делаю вывод, что у тебя с Ириной…

- Стоять «Зорька»! Это тебя, Мариночка, не должно парить. Или ты потеряешь ценного информатора. Все ясно?

- Куда ясней.

- Ну, вот и славно. Иди в зал, и если в чем… кхм… или в ком есть нужда, «Фружу» проси. У тебя должно получиться.

- Бум надеяться…

 

Может мне только показалось, нервы стали совсем никуда, но зритель после представления расходился без обычной шумливой суеты, как-то приглушенно задумчиво. Даже детишки не носились по фойе, что уже одно это …

- Я плакала… - Марина все-таки нашла меня в этой расходящейся толпе.

- Ну, да! Что, так впечатляет?

- Нет, но зал был будто наэлектризован. Одна искра и…

- И рванет, мама не горюй! Мариночка, это всего лишь эффект толпы, эффект стада. Сами себе напридумывали и ждут невероятного, ждут чуда. Самозавод. А на самом деле это мы все за них придумали и заставили поверить.

- Не много на себя берете, господин иллюзионист?

- Ну, чуть подтолкнули. Устраивает? Если бы эта девчонка не пошла, я сам бы такое «чудо» отчебучил. «Нельзя чтобы и в бреду не оставалось смысла». Понимаешь? Вот и жарь материал, увеличивай тираж своей газетенки…

- Ты все-таки, циник.

- И не скрываю этого. Это моя работа.

- Да пошел ты… - и столько в голосе послышалось неподдельной обиды.

- А это уже… нет, Марина, ты что это, всерьез думаешь, что эта «туша» действительно может?..

- Нет… не знаю, но хотелось бы… ну хоть самую капельку.

- Верю, что хотелось бы.

 

Прохладный вечер. После дневной жары это так стати. Я долго бродил по городу. Признаюсь честно, я просто тянул время. Не то, чтобы я трусил или… там… ну, не знаю, просто опасался. Ничего такого не было… ну, или почти не было.

Нет, все же, сейчас сформулирую – Я ничего не хочу менять в своей жизни! А эта… этот… совсем запутался, «не животное», кажется, собирается подтолкнуть меня на радикальные перемены. Мне это не нужно. Не нужны мне радикальные перемены. Меня все устраивает.

Вот такими… и не только такими, «формулировками» я себя подготавливал к ночному рандеву.

В номер свой я поднялся что-то около часа ночи. Уже подходя к номеру, я представил себе, что Симона… Угадал, в душе плескалась Симона. Я легонько стукнул в дверь и подал голос.

- Привет.

- Salut. Je finis déjà.

Я прошел в комнату, зачем-то достал и стал надевать чистую белую рубашку. Еще появилась мысль, что не мешало бы и самому принять душ… еще и галстук надеть.

Из ванной вышла Симона в обычных своих джинсиках и топике. Я почувствовал, что белая рубашка в моем случае будет казаться... вызовом, что ли. Ну, и ладно.

- Excuse, que je me sers de ta salle de bain par la pièce. Mais nous vivons dans les conditions de campagne.

- Симона, не так быстро, я почти ничего не понял. Вы что, так и живете в палатке? Может быть это и экзотично, но… скажи, зачем? Не понимаю? Вам положен двухкомнатный номер со всеми удобствами.

- Il faut tellement. Нада так. Все время рядом… нада. Il faut être constant à côté de Номма…

- Я понял. Глаза и уши всегда должны быть рядом, на месте. Ладно, je suis prêt… видишь, я тоже кое-что могу парлекать…

- Смишно. Sont allés?

- Пошли. Только фонарь возьму.

 

Как раз эту лестницу я как-то и не заметил, когда «исследовал» коридор. По ней мы спустились прямо в закулисную часть цирка. Дальше все было просто, здесь я уже ориентировался.

Вот что странно – только первые дни, когда заходишь в цирк, то тебя сражает на повал специфический запах, которому нет, вероятно, и названия. Но уже через неделю, ты его просто перестаешь слышать. Но в этом помещении с бассейном, не просто пахло – воняло так, что трудно было дышать. Такой запах иногда можно услышать в московском метро, когда в вагоне, «ночует» бомж. И какой бы не был «час пик», но вокруг него образовывается свободное пространство, границей которого служит такая вонь…

Меня едва не стошнило.

- Симона, а нельзя как-нибудь почаще проветривать помещение?

- On ne peut pas. L'hippopotame aura une voie d'eau du nez.

- Насморк у бегемота? Ну да, здесь же не Африка. Он что, мерзнет?

- Владимир, досчитай до трех и этого раздражающего тебя запаха, не станет…

Действительно от такого можно свихнуться - голос… надо признаться, довольно приятный, бархатный баритон, зазвучал у меня в голове. Вполне доброжелательный голос, даже с признаками легкой иронии. Бассейн почти два метра высотой, а потому мне не видно кто… или что в нем. Но послышался плеск воды, потом шумный вздох и на борт бассейна легла морда бегемота.

- … Извини, что в таком виде приходится тебя принимать. Гораздо приятней с вашей, земной эстетической точки зрения, мне было бы говорить с тобой, находясь в оболочке Наеми.

- Наеми?

- Cela je - Naemi. Tellement on m'appelle au Mali.

- Здесь ты ее знаешь, как Симона. Но Наеми мне больше нравится. Наеми… ты все сделала, как я просил? Où la chaise ou le fauteuil?

- Я сделаль… – Симона откуда-то из дальнего угла принесла стул. – Я… так… ти сидеть… я ушель… я… э… рядком…

- Рядом?

- Да.

- Понял я. Спасибо, Симона-Наеми.

- Ну, вот, Владимир и хорошо. Ты устраивайся, разговор у нас будет длинный. Ты, конечно, не помнишь, но в первый раз тебя хватило на пять минут… теперь, надеюсь, Симона-Наеми тебя хорошо подготовила.

- Да, но… Номма… или как мне вас называть?

- Номма – это… обращение. Как «господин» или «гражданин» только из Космоса. Можно называть Ра… Постарайся немного расслабиться. Все твои вопросы, что толпятся в твоей голове, я знаю. Так что в основном буду говорить я. Не волнуйся, я постараюсь говорить с тобой на понятном тебе языке, пользуясь земными понятиями и всеми доступными мне оборотами твоего языка… хотя это для меня не совсем… но я буду стараться. А в подтверждении этих слов, я сразу отвечу на первый же твой вопрос. Первый вопрос, который ты хотел мне задать – «Если Космос, Вселенная разумна, то почему до сих пор нет полномасштабных контактов»?

- Да… Ра… именно этот…

- Я тебе отвечу так. Первым и основным доказательством Разумности Вселенной, является как раз отсутствие этих самых «полномасштабных контактов» с Земной цивилизацией.

- Да… в юморе вам не откажешь…

- Я все же пять земных лет изучал вас…

- А зачем?..

- Для чего изучал? Хороший вопрос. Изучал, чтобы понять, насколько вы… не дотягиваете до того уровня, при котором был бы возможен контакт.

- Что, так все плохо? Человечество не готово и…

- Человечеству еще предстоит пройти очень длинный путь в своем развитии, расставаясь со своими заблуждениями, догмами, политическими и экономическими системами…

- И в чем?..

- В чем заблуждения?.. Изволь, отвечу. Действительно, разумная раса землян не является единственной во Вселенной. Заблуждением является вера ваших ученых в существование каких-то, пусть даже еще не открытых ими, незыблемых законов Вселенной и в постоянство мировых констант. Ошибочно представление о всеобщей трехмерности пространства, на котором прежде всего базируются космогонические представления. Мир хаотичен, в нем нет ничего незыблемого, в том числе и мерности. Мерность пространства во Вселенной колеблется, плавно меняется в весьма широких пределах. Вашим математикам будет понятна следующая аналогия: решение проблемы, появляющееся после решения частных опросов типа «да» - «нет», аналогично выбору одной из вершин N-мерного куба, тогда как пространством возможных решений являются в первом приближении все точки N-мерного пространства.

- Ну, мне это просто сложно даже представить… с математикой у меня не важно да, вероятно, и у большинства Человечества тоже…

- От природы человеческий мозг наделен аппаратом мышления, не менее совершенным, чем органы мышления представителей многих разумных рас во Вселенной. Но развитие вашего мышления с самого начала пошло по абсолютно неверному пути. В начале становления процесса мышления способность к мышлению кроется в потенциальной возможности многообразной реакции на одно и то же информационное воздействие. Пользуясь вашим математическим языком можно сказать, что ваша логика базируется на дискретном логическом фундаменте вместо непрерывного, причем принята за основу самая примитивная функция, имеющая всего два значения, «да – нет». Отсюда напрашивается неизбежный вывод, что если ваш метод восприятия бытия и можно назвать мышлением, то эта система мышления является самой примитивной из всех возможных. Правильнее было бы считать Человечество не разумной, а потенциально разумной расой, поскольку ограниченность мышления все же не является у вас врожденной.

- Ну, спасибо, утешили…

- Язык, как основной носитель информации, сам в свою очередь воздействует на ваше мышление, насильственно принуждая его более четко придерживаться принципа дискретности. Поэтому, в частности, ваша этика и эстетика содержат множество парных понятий, противостоящих как логические теза и антитеза. Ваша общественная и личная мораль руководствуется правилами, поляризующимися понятиями «добро – зло», «жизнь – смерть», «любовь – ненависть» и прочее в том же духе. Я скептически отношусь к Человечеству также по двум причинам, порожденным, впрочем, все той же примитивностью логики, а именно: отношением к технической цивилизации и страхом перед смертью индивида.

- Ра… все это, наверно, очень интересно, но я так далек от этой проблемы. Я верю, что Космос разумен и рано или поздно для Земли, для всего Человечества наступит время контактов. Не знаю, насколько они, эти контакты необходимы ему. Это неважно теперь. Важно другое…

- Тебя привело сюда любопытство.

- Вовсе нет. Мне было бы неплохо узнать только, что вы от меня-то хотите? Я живу отпущенный мне отрезок времени на этой Земле. Что будет потом, меня пока мало интересует. А тут в мою жизнь врывается Пришелец и требует…

- Нет, Владимир, не требует, а предлагает в недалеком обозримом будущем посетить… или как ты выразился недавно, совершить «культурный обмен» и побывать на моей планете.

- А если я не стремлюсь к такого рода «путешествию»?

- Жаль, конечно, если это так. Твоя кандидатура наиболее удобная для этого.

- И чем? Чем удобна вам моя кандидатура?

- Наличием полного генетического кода, оставленного нами на Земле в племени догонов как раз для совершения подобных телепортаций…

- Ну, хорошо. Допускаю и такую идею, что этот «код» с течением времени покинул свой ареал и «расползся» по Земле. Допускаю и что мои дальние предки, каким-то почти невероятным образом стали носителями…

- Это говорит еще раз о том, что Человечество, не смотря на границы, различные политические, экономические и прочие системы, является единым организмом Земли.

- А если я не захочу? Вы, я так понимаю, можете и без моего согласия… с вашими-то возможностями воздействия?

- До определенного предела, разумеется, это так. Но все-таки у Человека есть право выбора. Это Космический Закон и я изменять его не в праве.

- Ну, слава Богу! Хоть в этом вы меня успокоили…

- Кому «славу» ты теперь изрек? Какому Богу?

- Ра… мне только теперь пришла в голову мысль. Она же и вопрос. У Космоса… Вселенной, вашего Сириуса с планетой… э…

- Ара-того.

- Да, Ара-того… Земли и еще, как вы говорите, кучи миров, на которых есть разумная жизнь. Вот у всех их - Бог един? Тот, кто создал саму эту Вселенную?

- А ты мог бы придумать что-нибудь другое? Не смеши меня. В моем положении гиппопотама, смеяться весьма затруднительно. Конечно это так. Мало того, нами абсолютно точно установлено, что подобных Вселенных…

- А вот дальше продолжать не нужно. Иначе у меня голова расколется, пробуя представить…

- Представлять этого и не нужно. Это уже вопрос Веры…

- Религии с ее догмами…

- Только Веры. И это действительно серьезно. У тебя есть время… земных год или два, чтобы хорошо подумать над предложением. Побывав на Ара-того в оболочке, как ты нас назвал, Ихтиандра, у тебя отпали бы многие вопросы. Через несколько дней, я смогу вернуться на Ара-того. И нам знакомо чувство ностальгии. Я хочу домой. Я выполнил то, что требуется «космическому туристу». Пусть не так хорошо…

- Конечно, став бы Симоной, вы смогли бы объездить весь мир…

- Мне не нужно никуда ездить. Вся информация… буквально вся существует в любой точке земного пространства. Надо только уметь ее считать. Так что, свою миссию очередного «инспектора» я выполнил.

- А, правда, что у вас есть спутниковое телевидение? Впрочем, что я спрашиваю, «тарелку» на вашем вагоне я видел.

- Как, правда и то, что им по большей части пользуются сопровождающие меня догоны. Вот и теперь они смотрят какой-то американский боевик со стрельбой, трупами, непременными эротическими эпизодами и прочими «достижениями» человеческой морали. Я не думаю, что это пойдет им на пользу, но это их выбор…

- Ра…

- Я знаю, что ты хочешь спросить, принимал ли я участие в том эпизоде цирковой программы, когда ребенок встал из инвалидной коляски?

- Да, именно это я и хотел…

- Нет, не принимал… в тот вечер.

- Что это значит? Что в другой…

- Я на следующий день немного помог ему. Ребенок будет ходить и его ждет…

- Ты можешь видеть будущее?

- У будущего столько вариантов…

- Так да или нет?

- Не предполагал, что тебя может интересовать будущее…

- В отношении этого ребенка только. Вы уверены, что «помогая» ему, вы совершили благое дело?

- Нет, совсем не уверен. Вот поэтому, нам категорически запрещено вторгаться в вашу жизнь. За исключением одного случая.

- Если не секрет?

- Не секрет. Для тебя, не секрет. Хотя бы потому, что он касается твоей персоны.

- И?.. как это понимать?

- Правилами, которым я неукоснительно следую, предусмотрено, что человеку, от которого получено принципиальное согласие на… временное «перемещение», можно исполнить одно его желание. Разумеется, в рамках реальной осуществимости этого желания. Богатство, слава, почет, вечная жизнь в прейскурант не входит.

- Да… примите комплимент, ваш юмор мне очень по душе.

- Комплимент принят. Добавлю, что это свое желание даже не нужно будет озвучивать.

- А знаете, на что это похоже? На взятку. На «откат», как у нас, у администраторов принято говорить.

- Не надо меня так смешить, пожалейте. Это всего лишь некого рода компенсация за те неудобства, которые придется испытать путешественнику, находясь в оболочке… э… «ихтиандра».

- В сегодняшнем сне…

- Ты уже был им. Неплохо для начала. Но это был всего лишь сон, попытка с моей стороны подготовить тебя. Не более… Вот ты уже и задумался. Задумался над тем, чтобы тебе эдакого пожелать. Я думаю, что на сегодня информации тебе более чем достаточно. Не знаю, получится ли еще поговорить нам, ты, похоже, не очень стремишься к продолжению знакомства…

- Пока я сам не знаю, к чему стремлюсь. Ну, хорошо, предположим… только предположим, что я соглашусь… что, повторяю, маловероятно. Но как я узнаю, когда этот «вояж» произойдет и как долго продлится?

- Вот когда ты решишь для себя, ты будешь знать когда, где и каким образом. И желание твое будет исполнено в знак того, что договор, так сказать, оформлен.

- Но… Ра, если я все же откажусь, это как-то повлияет на «визиты» следующих «инспекторов»?

- Нет. Твое положение не уникально. Есть другие претенденты… но только мне лично хотелось бы…

- Я буду думать.

- Это уже само по себе не плохо… внушает оптимизм.

 

Симона пыталась набиться ко мне в провожатые, но я как-то разом, вдруг, так ясно себе представил, чем могут закончиться эти «проводы»… в общем, после некоторых внутренних колебаний, наотрез отказался. Мне действительно нужно было подумать…

Я лучше всего соображаю на ходу, проверенный факт. Я не пошел сразу себе в номер, а стал «нарезать» круги по этому узкому коридору под крышей цирка. Сколько кругов я прошел, светя себе под ноги фонариком, чтобы не загреметь куда-нибудь, я не знаю. Мысли мои растрепанные и обрывчатые как-то хаотично носились в голове, но я знал, что надо ждать. Ждать, когда ритм моих шагов приведет их порядок, выстроит в логически связанную цепочку. И вот тогда… тогда можно будет, наконец, самому себе задать вопрос. Один единственный вопрос, на который я хотел бы получить ответ.

Я так до конца и не поверил Ра по поводу исполнения желания… и прочего, но, в конце концов, я все же задал себе этот, как мне казалось, «провокационный вопрос – ЧЕГО Я ХОЧУ? Банально простой вопрос, как оказалось. И оттого, что прозвучал он так банально просто, я остановился, будто наткнувшись на препятствие.

Мне показалось, что за пару минут передо мной пронеслась вся моя жизнь, начиная с детства вплоть до сегодняшнего дня. Все удачи и промахи, неосуществленные мечты и потери… все то, что старался забыть, чем гордился и от чего бежал, все маленькие победы и маленькие подлости, непоправимые ошибки, сделки с собственной совестью и… поступки, за которые мне действительно не было стыдно…

Что я могу пожелать? Пожелать что-либо исправить, изменить? Нет, ни одной секунды прожитой жизни я бы не хотел изменить – это моя жизнь, хорошая или плохая, не мне судить, но она моя и только.

Пожелать что-либо на будущее? Пожалуй… и… что-нибудь непременно эдакое…

Мне показалось, что стало как-то душно. Душно мне стало оттого, что я неожиданно, как мне казалось, от самого себя вдруг пожелал…

В голове моей тихо прозвучал вздох облегчения, и голос Ра произнес: «Заказ на исполнение этого желания принят. Иди отдыхать, а то голова закружится… ты же не цирковая лошадь…

Уже за окном розовело. Воробьи рядом с моим окном устроили возню, когда я вернулся в номер и, не раздеваясь, рухнул на кровать.

 

19. «Финал»

 

Как можно говорить об N-мерном пространстве, когда даже наше, можно сказать, родное, трехмерное до конца не понято. По крайней мере, мною. Я не могу себе представить того, что твориться со временем, в котором существую. То оно тянется бесконечно, то вдруг несется сломя голову…

Как-то очень неожиданно, вдруг, оказалось, что сегодня последний день моего пребывания в этом городе. Вчера состоялось последнее представление. Две недели пролетели как один миг. Может быть, это произошло потому, что ничего достойного внимания за это время не произошло? Каждый новый день был очень похож на предыдущий? Вроде бы нет. Погода радовала перезревшим летом. Пару раз проносились над городом грозы. В самом конце июля появились почти неуловимые приметы осени в виде местами пожелтевших листьев, прохладных вечеров.

Ажиотаж на выступления «Фружи» стал спадать еще неделю назад. Никаких «чудес» больше не случилось, если не считать, что ходили слухи, что после «свиданий» с бегемотом у кого-то радикулит вылечился, а кто-то неожиданно выиграл в лотерею крупную сумму денег. Появились непроданные билеты, в основном на представления в будние дни. Меня это ничуть не волновало – свою задачу я выполнил с лихвой, по валу «прошел» на 85-90 процентов, лучшего и желать не нужно. Звонки тоже постепенно сошли на нет, так что я даже стал филонить – появлялся в цирке за два часа до начала представления и уходил сразу по окончанию, стараясь не попадаться на глаза Пал Палычу. Симона, похоже, обиделась на меня и больше не появлялась, хотя я у дверей «баррикад» больше не строил. И вообще, тот ночной визит к «Фруже» мне все больше и больше стал казаться великолепным по исполнению розыгрышем с применением элементарного гипноза… ну или чего-нибудь в подобном роде.

Кстати. Как ни бодался мой шеф еще раз прокатить «Фружу», Росцирк смекнул, что сами могут собирать на этой животине хорошие бабки, так что ничего у него не вышло. Не дали, а я вздохнул облегченно – еще один город работать с цирковой программой никак не входило в мои планы. Сегодня же ночью, погрузился бегемот в свой лимузин и отбыл. Симона даже попрощаться не зашла. Точно, обиделась, что «отвергли» ее. А может, я все это только придумал себе? Хотя, кто их разберет, этих женщин? Никогда наперед ничего нельзя предугадать, что они могут выкинуть. А тут… смех смехом, а получается, что «баба, она и в Африке…»

Прошлый понедельник мы с Олегом снова «квасили». Умеренно и грустно. Он со мной попрощался, сказав, что будет занят до… да, как раз вот до сегодня. Обещался появиться и проводить. Я не стал его пытать, но почувствовал, что ложится он в больницу на очередное обследование. Тоже вот… бедолага.

Да… два раза за это время звонила из Москвы Ирина, интересовалась ходом программы. Оба раза разговора не получалось, что-то удерживало меня и ее от откровенностей. Понятно, не телефонный это разговор. Удастся ли еще увидеться с ней – неизвестно. Может быть, застану ее в Москве. Не знаю, как не знаю, хочу ли увидеть я ее. Быть может, действительно стоило бы забыть и… одним словом, пока не решил.

Вчера все же был трудный день - все-таки окончание программы. От банкета не удалось отвертеться. Я с «барского плеча отстегнул» на это мероприятие очень приличную сумму. Знаю, что за эту статью расхода шеф меня вздрючит, но это я переживу как-нибудь.

Самое во всем этом неприятное… слабо сказано, просто паршивое, что в центральной гостинице вот уже больше недели живут два «урода» По-другому этих представителей внутренней безопасности Росцирка даже не хочу называть и одно это мне основательно портит настроение все это время. В конце концов, могли бы приехать и в последний день. Пару раз они меня по телефону вызывали к себе в номер и инструктировали по поводу «отката». Вели они себя при этом вызывающе пренебрежительно. Я тоже «колючки» выставил… даже ухитрился рекетирами их обозвать, но в ответ получил только ухмылки и заверения, что все будет тихо, без шума, «поделится директор тем, что успел наворовать и свободен… может начинать тоже самое с новыми силами».

Додавили они меня. С другой стороны и начальник мой грозился по телефону, чтобы я «не миндальничал, не апельсиничал»… Так что сегодня будут «брать» народного артиста России, директора цирка Пал Палыча Зимина с поличным. При моем непосредственном участии. И от этого я себя чувствую хреново…

 

Сейчас я, скорее всего в последний раз, сижу в кабинете Ирины и пытаюсь настроиться на эту гребаную «операцию».

С утра почти два часа занимался с главным бухгалтером цирка документами. Основную часть наличных положил на «пластик», благо сбербанк в двух шагах от цирка. Вспомнил, как в девяностые без охраны возил мешки с деньгами через всю страну. Как меня тогда не грохнули? Правда, о моем багаже обычно знали максимум два человека, и «челноков» было море точно с такими же мешками… но все равно, риск был велик.

Со всеми рассчитался по полной, вроде бы недовольных не было. Так что теперь при мне только конверт для Олега и… хороший «кирпич на пол лимона» для Пал Палыча. Как-то нехорошо получается. С одной стороны «откат», как ни крути, взятка. С этим делом вроде бы нужно бороться… долго и бесполезно. По крайней мере, у нас в России. Но с другой стороны, я же догадываюсь, куда пойдут эти деньги. А пойдут они на нужды цирка, на ремонт тот же… и это тоже почти факт. Наверно, нужно было бы директору как-то по другому «выжимать» средства на это, но… но это уже не мои проблемы. У меня пока что проблемы со своей… совестью, что ли. Получается, что я элементарно закладываю человека. С другой стороны, моя шкура мне тоже еще не надоела. Хотя… если немного напрячь извилины, то…

Е… а не попробовать ли? А там, хоть трава не расти! Может прокатит?

Я включил компьютер. Меня подмывало еще раз залезть в дневник Ирины, еле удержался. Я достал свою флешку, на которой у меня были образцы различных документов и начал «творить»…

За этим занятием меня и застал Олег. Он тихо вошел в кабинет и сел прямо у двери. И что-то меня насторожило в его появлении. Ни разу я не видел его в таком, как мне показалось, внутреннем напряжении. Похоже, что совсем плохи его дела.

- Еще минутку, Олег. Сейчас я только на принтер свое «творение» отправлю, да печать шлепну. И как это я раньше не додумался…

- Ты о чем?

- Не важно… это все теперь не важно… ну, вот и все. Через пять минут мне на ковер. Потом я в твоем распоряжении.

- Когда едешь?

- Вечерней лошадью.

- Лучше бы прямо сейчас.

- С какого перепугу? Мы еще с тобой успеем и… ну, хотя бы на посошок…

- Не буду я с тобой больше…

- Что так категорично?

- Я вызываю тебя на дуэль.

- Ну, и прекрасно! Ровно через полчаса я освобожусь, мы с тобой пойдем в ружейный магазин, купим пару стволов… потом поедем разными дорогами за город. В назначенном тобой месте выпьем из горла по бутылке водки, и через пятнадцать минут будем стреляться на расстоянии пяти шагов. Устраивает?

- Ты даже не спросил, за что я тебя вызываю.

- Во-первых, если ты меня вызываешь на дуэль, то, вероятно, причина у тебя веская, я этому без объяснения верю. Во-вторых, через полчаса мне уже будет нечего терять, а в-третьих, вот, держи свой конверт. Я думаю, что на ружо здесь хватит и… ну, и все. А теперь я должен проследовать к народному артисту России Пал Палычу Зимину. Закончить наши с ним дела и после этого как можно быстрее освободить это помещение. Извини, что тебя оставляю вот так… и если… если тебе мораль… и так далее, позволяет, то рекомендую в мое отсутствие заглянуть в компьютер, залезть в документ под названием «Д», что лежит на «рабочем столе». Я думаю, тебе будет весьма любопытно. Я же тебя покидаю… пока. А потом… когда ты меня грохнешь, я разрешу тебе закопать меня где-нибудь в лесу. Ферштейн?

Не дожидаясь ответа, взял кейс с деньгами, и вышел.

 

Не нужно быть психологом, чтобы понять, что с человеком что-то твориться неладное. Не дай Бог оказаться на его месте. Так что надо было «на тормозах» спустить его заморочки. Чего я, по всей видимости, и добился. Вот только, наверно, напрасно я ему «подбросил» дневник Ирины. А может, и нет… но «стреляться» из-за бабы… пусть даже не совсем безразличной нам обоим… банально и глупо.

 

- Пал Палыч, можно к вам?

Пал Палыч, «поправлялся» после вчерашнего коньячком. Судя по тому, что второй бокал тоже наполнен, я понял, что здесь меня с нетерпением ждут.

- Заходи. Что, пацан, не сумел удрать? Я охрану кругом цирка выставил – хрена прорвешься.

- Ну, если бы захотел, то… но мы же с вами… как сказала одна дамочка – «я женщина культурная, тридцать лет в шашлычной проработала»… Или нет?..

- Зубы-то не заговаривай.

Я все же думал, что эти «господа» из собственной безопасности Росцирка, гораздо умнее – могли бы аппаратуру для записи моей «передачи вещдока» устроить. А может, я их недооцениваю, и аппаратура уже стоит и все пишет? Поостеречься бы надо.

- Вот, Пал Палыч и до вашего гонорара дело дошло.

- Э-э-э… какого пистона?..

Я не дал ему продолжить. Прервал и дальше говорил, держа у своего рта указательный палец и при этом пристально глядя ему в глаза. Судя по тому, как начальное удивление на его лице сменилось вначале настороженностью и даже легкой бледностью, на почти нескрываемую радость и облегчение, я понял, что он быстро сообразил, в чем дело – «стреляный воробей».

- Для моей отчетности и вашего спокойствия… и чтобы все знали, «чьи в лесу шишки», требуется получить два ваших автографа. Подписать нужно один договорчик, как мы с вами в начале и договаривались. Правда, он задним числом отмечен, но это неважно, у вас просто времени не было его подписать. И, само собой – в ведомости о получении гонорара за бенефис, согласно этому договору. Только и всего.

- Как же мне осто… все эти бамаги, ты, Володька и не представляешь! Но так и быть, давай. Славно поработали. А вот то, что отказался от моего места, этого я тебе по гроб не прощу, засранец. Так, поглядим, какую парашу ты тут намарал. Гмм… ладно, сойдет. Чиркну. Бабки гони. Учти, пересчитывать буду два раза. А ты пока хлебай, не пропадать же добру, если налито… считай, что «на посошок».

 

Представляю, какой облом получат эти «гаврики». После моего ухода, через пять минут явятся, а им в нос тугаментик… шуму будет. А может, и не будет – попьют коньячку, получат «проездные»… это уж наверняка и адью. Мне, правда, это все боком может вылезти… даже наверняка. И шеф меня уже завтра в три шеи… да и наплевать! «Семь бед, один ответ». Как там у Высоцкого?..

 

Значит, больше места нет

Ни утехам, ни нарядам.

Коль семь бед - один ответ, -

Так пускай до лучших лет

 

А у меня последняя задача – как можно быстрее из цирка исчезнуть.

 

***

 

Мы с Олегом сидим на набережной в городском парке им. Островского. Александра Николаевича или Николая Алексеевича не знаю, «тайна, покрытая мраком». Впрочем, это неважно. Главное, билет в кармане, вещи в камере хранения и до поезда еще три часа. И все. Прощай, город… как же ты мне надоел.

Мы сидим, пьем пиво и молчим. Вот уже целый час молчим. Я жду, когда Олег придет в какую-нибудь норму и сам начнет «колоться». И все же я не выдерживаю эту «молчанку» и…

- Ты как?

- Володь… ты о смерти когда-нибудь думал?

- Постоянно. Как ложусь спать, так и…

- Я серьезно. Чтобы вот так… что, скажем, через день тебя не станет? Все! Криндец!

- Все мы когда-нибудь… но вот так, не приходилось.

- А я вот, постоянно. Нас было там… было там восемь человек. Семерых уже не стало…

- Что, так хреново?

- И, просыпаясь, каждый день, в течении вот уже больше десяти лет, я только и думал, что это мой последний день.

- Так и свихнуться недолго.

- Помолчи, пока… Ферштейн? Так вот, я привык к этому. Привык к этой мысли. Нет во мне уже, страха… или еще там чего… давно нет. Раньше было немного жутковато, но я… в общем привык жить с этим. Даже порой радовался, что вот почти до возраста Христа дотянул, а теперь уже можно и…

- Олег, ты дневник Ирины прочитал?

- Да. А мог бы и не читать – все там… почти все я и так знал или догадывался. Я ее как себя… Если честно… только не ожидал, что она в тебя так…

- Она просто долго собралась жить.

- Да, понимаю я! Как понимаю… вернее, раньше, до вчерашнего дня понимал, что нельзя мне цепляться за нее. Не по-людски это. Ферштейн?

- Ну… в общих чертах. А теперь что же, что-то изменилось? Вот и на дуэль хотел меня… все равно, не шлепнул бы.

- Почем знаешь?

- Не первый день живу…

- Может быть, и убил бы. Потому заново теперь хочу с Ириной… Мне тоже жизни отпустили на неизвестное время.

- То есть?

- Здоров я. Понимаешь, что это значит? Сегодня утром проснулся… «палка» стоит, как у двадцатилетнего. Врачам не поверил, когда сказали… хоть и у них самих глаза были круглые, а тут… как не поверить.

- Так это ж здорово! Поздравляю!

- С чем? С тем, что ты у меня невесту увел?

- Олег… но ты же сам…

- Но я-то думал… а оно вот как повернулось

- Е… ну, и будут у тебя еще… И потом, с чего ты взял, что я «увел»? Да, меня через час уже не будет здесь – живите, как хотите! А за то, что «костлявая» от тебя отступилась, совсем не грех было бы…

 

И тут меня словно молнией ударило – значит, все же не розыгрыш это был! Значит, на самом деле Ра-диис, пришелец с планеты… вот, опять забыл, как называется эта его мокрая планета… не важно это.

Важно то, что мое «желание» было исполнено!

Ну, и что мне теперь прикажете делать? Ждать, когда снова будет «контакт»?

Ну, не знаю. Но вот в Африку дернуть мне вдруг захотелось. Хотя бы в озеро «Титикака» плюнуть…

Ну, и что вы мне говорите, что это озеро в южной Америке? Что я сам этого не знаю? Вы думаете я в Африке не найду озера, в которое можно плюнуть?