Когда-нибудь я стану известным писателем…

Я шел по улице, произнося эти слова, пробуя их на языке, перекатывая во рту, как горошины. Когда-нибудь я стану известным… писателем… День был зимний, ветреный. Приближался Новый год.

Я только что написал свою первую повесть.

Я писал ее больше года. Я сидел над ней ночами и днями и мучился, не понимая, что именно у меня получается не так и получается ли вообще. Я замирал перед белым экраном «Word’а», и мне хотелось расколотить клавиатуру – от злости, и свою тупую голову – от отчаяния. Потом я понял, что текст может быть живым лишь тогда, когда его видишь, а не придумываешь. Они приходят – герои – непонятно откуда и поселяются в твоей голове, и ты мучаешься, не зная, какие слова подобрать, чтобы они поняли тебя, а ты – их.

Я литрами хлебал крепкий кофе, крепкий чай и вино вперемешку. Смеялся вместе с героями и радовался их удачам, плакал, когда им было плохо, и умирал за них – по два раза, по три, по десять. Я научился чувствовать слово на кончиках пальцев, и мир лег у моих ног послушным щенком, и Мироздание замерло на мгновение, когда я впервые понял, что мой текст – живой. Я отплакал и отсмеялся, я пропустил сквозь себя их беды и радости, я выбросил полтора года из собственной жизни псу под хвост, вернее – на экран монитора.

И я дописал эту повесть - и почувствовал себя счастливейшим человеком на свете. И белым зимним днем, поставив последнюю точку, я обессиленно откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

И мир обрушился на меня звуками и запахами, и я снова понял, что жизнь – продолжается.

И тогда я стал несчастен.

Потому что тот, кто отравлен ядом слова, никогда не останется прежним.

Я прошерстил сайты всех известных издательств, и отправил им файл с текстом. Файл приняли к рассмотрению в ближайшее время, а когда и кому оно ближайшее, мне не сказали. И я стал ждать – упорно и настойчиво звонить редактору, напоминать о себе и надеяться, что вот еще немного, еще чуть-чуть…

А внутри было пусто. Пусто и тихо, как в сгоревшем доме, как на развалинах старого замка, как… придумайте эпитет сами. Огонь слов сменила сизая зола равнодушия, и нигде не сверкнет ни искорки прежнего яростного потока. Вселенная ушла из моих ладоней, а я не понимал – почему. Порой мне казалось, что уже никогда, никогда я не смогу написать больше ни единой строчки.

Я ждал. Шатался по улицам, рассматривал прохожих в надежде, что сверкнет где-то искра прежнего веселого безумия. Вымучивал из головы какие-то выдуманные истории – и понимал, что это не то, не то. Перечитывал страницы своего текста и не понимал, как я мог написать такое, ведь я бездарь, неуч, идиот…

Время шло. Приближался Новый год, на улицах запахло елкой, замелькали красные колпаки и шубы Дедов Морозов.

Я всегда верил в Деда Мороза, даже когда перестал быть маленьким. Почему-то мне казалось, что Дед Мороз может исполнить любое, самое сокровенное, самое отчаянное желание. Не всегда это сбывалось, но я продолжал упрямо ждать и надеяться, что когда-нибудь эта вера не обманет меня…

В последний день декабря я нарядил елку, поставил под нее куклу в белой шубе, зажег гирлянды. Новогодняя ночь мелькала цветным экраном телевизора, трещала петардами, искрилась вином в пузатой бутыли на столе. А я сидел, глядя в окно, и ждал. Чего?

Вместе с последним ударом курантов в дверь постучали – негромко, но уверенно. Густой бас осведомился:

- Деда Мороза вызывали?

Он был высок, широкоплеч и всем своим видом напоминал могучего русского мужика – уверенного, спокойного, еще не старого, несмотря на явно приклеенную белую бороду и брови. Когда я раздраженно сказал, что это, наверное, ошибка – в доме нет детей, гость вдвинулся могучим плечом в дверь и, загадочно улыбаясь, достал из мешка тонкую книжку в серой обложке и помахал ею у моего носа.

И сердце мое остановилось на мгновение и застучало, как сумасшедшее, потому что книжкой этой была – моя книга. И со страниц ее подмигнули мне лукаво и искренне мои герои – те самые, живые, настоящие, о которых я писал.

Пока я стоял и обалдело хлопал глазами, Дед Мороз огляделся, по-хозяйски утвердился на стуле у моего компьютера и, развернувшись ко мне, попросил закурить. Я, все еще лишенный дара речи, протянул ему пачку, но он усмехнулся, вытянул из-за пазухи вишневую трубку:

- Огонька не найдется?

А потом, развеивая дым могучей ладонью в красной рукавице, спросил:

- Ну что, доволен?

Я только молча кивнул головой и судорожно, прерывисто вздохнул.

Дед Мороз опять усмехнулся и завозился с завязками мешка.

- Я тут прикинул… тебе, братец, бонус полагается. Ты в этом году норму перевыполнил…

Он вытянул из недр необъятного мешка два совершенно чистых листа обыкновенной бумаги и положил их передо мной. Хмуро кивнул:

- Выбирай…

- Что выбирать? – спросил я, недоумевая, и поразился, как тонко и испуганно звучит мой голос.

- Один из двух, - Дед Мороз покачал головой: мол, экий же ты дурак, а еще писатель, и добавил: - Это договоры. Ты прикоснись, прикоснись к ним – увидишь….

Я послушно тронул прохладную, гладкую поверхность дрожащей ладонью. Закрыл глаза – и увидел…

Первый лист.

Через три дня после Нового года мне придет письмо из ведущего издательства с согласием напечатать мою повесть и предложением немедленно засесть за другую – по предложенному им сюжету. Сюжет покажется мне банальным – так, средней руки повесть в стиле фэнтези, но я соглашусь, потому что раскрутка обеспечена. Я напишу ее – не Бог весть что, а потом – еще одну, и еще, и еще…

Через четыре года томики с моим именем будут лежать на всех прилавках всех магазинов. Тиражи станут постоянно расти, и слава будет мне обеспечена. Мои герои будут послушны моей воле и никогда, ни единого раза не возразят, не захотят поступить по-своему. Никогда ночью я не проснусь от внезапного озарения, и слова не станут плясать вихрем ярких красок, а послушными мазками будут ложиться на бумагу.

Второй лист.

Первая книжка выйдет небольшим тиражом, и год после этого я не смогу написать ни слова – потому что сил не останется, потому что я выложился, вычерпал себя до дна, до капельки. Следующий замысел станет складываться медленно, и я снова открою файл «Word'а» лишь спустя почти два года. Мои герои будут непослушными и упрямыми, мы будем спорить с ними до хрипоты, отстаивая каждый свое мнение, но когда придем, наконец, к согласию – текст ляжет послушной золотой дорогой, ведущей к закату, и они пойдут по ней, затаив дыхание, и поведут меня следом. Тонкая, дрожащая ниточка Истины на миг протянется под ногами, и я увижу ее и на миг дотронусь до этой нити, искрящейся в звездном свете. Вторая книга даст мне седую прядь в волосах и боли в сердце; ее не захотят печатать, потому что чистая любовь не в цене сейчас. То же самое будет с третьей…

Я женюсь – неудачно, потому что Ей надоест быть «женой сумасшедшего, который днями и ночами что-то бормочет про себя и смотрит шальными глазами». Я останусь один – точнее, наедине со своими героями, и буду пропускать текст сквозь сердце и душу, но это продлится совсем недолго. Я умру легко, во сне… а засыпая, увижу их – всех, кто стал живым благодаря мне, всех, кого я выпустил в этот мир, рассказав о них. И они скажут мне спасибо.

Три моих повести напечатают через пять лет после моей смерти; читая их, люди будут смеяться или плакать, а потом тихо скажут слова, которые раньше произнести не могли, не решались. И слова эти будут простыми, как мир, и такими же вечными…

Я открыл глаза – Дед Мороз смотрел на меня задумчиво и чуть печально.

- Ну, что? – спросил он. – Решай быстрее, мне ведь еще к троим до полуночи успеть надо…

- Тоже к писателям? – на остатках дыхания съязвил я, чтобы протянуть время.

- Каждому свое, - невпопад и уклончиво ответил он. И поторопил: - Решай…

Я уже знал, что именно я выберу - тут, в общем, и сомневаться нечего. Но почему-то не мог решиться сказать это вслух - при нем. И не то чтобы мне было стыдно перед этим вечным стариком в красной шубе, а просто я чувствовал неловкость.

И разозлился на себя: в конце-то концов, имею я право на успех или нет?

Снова судорожно вздохнув, как перед прыжком в воду, я протянул дрожащую руку и коснулся одного из листов.

Дед Мороз пристально посмотрел мне в лицо – и тоже вздохнул едва слышно. Потом, кивнув, вытянул второй лист из-под моих пальцев, сунул в огромный свой мешок, а книжку – ту самую, мою, первую – небрежно кинул на стол.

- Удачи тебе, парень… - проговорил он негромко. – С Новым годом…

Неслышно ступая подшитыми валенками, он вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

Одним глотком я допил остатки вина из бокала и остался сидеть у стола. Сидел и тупо смотрел на серую обложку, с которой горько улыбались мне герои моей первой и единственной книги.

Через несколько дней мне пришло письмо из издательства с предложением нового сюжета и обещанием высоких гонораров в случае удачи. Я написал им письмо с выражением согласия, благодарности и уверений в… - и даже отправил его. Я стану известным…

Я стану известным. Но никогда не смогу стать писателем.

 

25-26.12.2008.