Т А М А Р А

 

Не выходит у меня из головы Тамара. Не выходит и все. В какой-то сказке говорится о некоем цирюльнике, узнавшем о страшной тайне шаха, который страдал оттого, что был связан клятвой и не мог никому рассказать о тайне. Правда, то, о чем я хотел бы рассказать здесь, не является тайной, даже наоборот, следовало бы кричать о нем на каждом углу! Причина тут иная – рассказчик уж больно «аховский», к тому же, достаточно ленивый. Однако, все по порядку.

Среди множества грандиозных вершин Памира и менее впечатляющих вершин предгорий, мне запомнилась одна, отдельно возвышающаяся над бурливым Вахшем в поблизости города Файзабада. Для геолога она может представлять особый интерес – здесь наблюдается огромное «обнажение», большой обрыв, свободный от покровных поздних пород, часто скрывающих от наблюдателя переслаивание древних пород, нередко причудливо изогнутых, разорванных, смещенных, сдавленных вследствие различных напряжений в более поздние времена. Однако я хочу рассказать не об этом. Эта вершина называется «Тамара», вернее, Гора - Тамара. Сама гора отдаленно напоминает остов какого-то сказочного корабля.

В необычных условиях я увидел эту гору. Ехал я тогда из Хорога в Душанбе. Это была не туристическая поездка и даже не командировка. Прогнал меня, молодого специалиста с «поля» с участка выполнения работ на Восточном Памире, начальник нашей партии за легкомыслие. Работали мы там, в районе городка Мургаб, в верховьях реки Мургаб и ее притоков. База наша располагалась рядом с речушкой Чечикты. Недалеко, на противоположной стороне речки возвышается одноименная вершина, склон которой начинается непосредственно от речки. По памирским масштабам вершина довольно скромная, но если сравнить ее с тем же Эльбрусом, она повыше метров на триста. Вот и решил я в выходной день, подняться на эту вершину. Тем более, тут она возвышается над высокогорной долиной всего-то метров пятьсот.

Никого не предупредил, иначе меня бы просто не отпустили. Правила техники безопасности, как и весь «закон гор», здесь категоричны. Свое желание я осуществил. Правда, я предполагал управиться часа за два, а потратил почти целый день. Вернулся на базу в диком восторге. А на базе ЧП; пропал человек. Тогда я был сильно удивлен жестким осуждением товарищей моего поступка. Только много позже я понял их правоту. Жалею ли я о своем проступке – сложный вопрос. И, да и нет. Но никакие мои оправдания не подействовали, меня со скандалом прогнали.

Случилась оказия. На базу экспедиции отправляли образцы проб и кое-какие приборы и документацию. Труженик грузовик «газон», был готов к отправлению и мне тоже отправляться с ним. Володя – шофер был против нашей совместной поездки; кстати, он был единственный, кто как-то попытался вступиться за меня, но сделал это в такой форме, что мне это показалось возмутительным.

Причину возражения я понял чуть позже, уже в пути. Оказывается, я занимаю место в кабине, и он из-за этого теряет много денег. Да и как не понять, когда он мне сразу высказал это без обиняков. В то время автобусное движение по Памирскому тракту было налажено плохо, если оно вообще было, и водители проходящего транспорта этим обстоятельством пользовались неплохо. «Попутки» были самым доступным транспортом в то время.

По своей натуре я человек слабохарактерный, Володя это определил сразу и быстро «придавил» меня. Разговаривал со мной отрывисто, подчеркивая командный тон, не чурался и окриков. Он даже сделал попытку пересадить меня на постоянной основе в открытый кузов, но тут я решительно отказался. Перспектива ехать почти неделю в кузове, вряд ли кого может устроит. Причем, я уже не боялся настроить его против себя, он уже был настроен. Уступи тут ему – он будет вести себя еще наглее. Пассажирам в кузове легче, час, два, три можно и в кузове посидеть.

Обычно насажает полный кузов пассажиров, но если среди них есть молодая симпатичная девушка, у него вновь и вновь возникает желание пересадить меня в кузов. Тут я ему не уступал. Уступишь один раз, будешь уступать и дальше.

Брал он «дорожные» по стоимости бессовестной. Мне было стыдно. Я переживал, что у пассажиров останется впечатление, что мы – одна кампания. Как ни странно, именно его командные окрики позволяли так думать. В конце концов я не стерпел и высказал ему это.

- Что тебе, детей с ними крестить? – последовал ответ.

Особенно возмутил меня один эпизод. Посадил он полный кузов школьниц, лет по тринадцать - четырнадцать. С ними учитель- маленький щупленький человечек. Не помню уж, сколько они проехали, где сели, где сошли. Дело не в этом. Володя велел мне собрать с них деньги, причем по цене, будто они проехали целых полдня. Я с возмущением отказался. Он зло прошипел что-то и собрал деньги сам. Тут ему вдруг показалось, что он продешевил. Затребовал «багажные» за чемоданчики, дескать, не пешком же шли чемоданы… Учитель вроде, попытался что-то возразить, этим только распалил Володю. У учителя не хватает денег и он в растерянности, Володя не отдает им два чемодана, зло ругается…Перепуганные девочки столпилис перед машиной и не знают, что им делать...

Улучив момент, я скрытно передал учителю недостающую сумму. Видели бы его глаза! Много, много воды утекло с тех пор. Я убежден, если он все еще жив, наверняка он помнит эту историю, не в пример Володе.

Я ожидал бурю в свой адрес и даже внутренне набычился, намереваясь дать хороший отпор. Бури не последовало, Володя наоборот пришел в хорошее настроение.

- Как я этого «учителишку»! При девочках, а!

И даже дружески хлопнул меня по плечу. Я промолчал. Сам я тоже не стал обострять отношения. И вообще, я уже позже, не раз убеждался, что Володя не злопамятен и отходчив. В общем, едем молча. И вдруг:

- Гора-Тамара.

Ну и что,- подумалось мне. Говорить не хотелось. Сделал вид, что не расслышал.

- Чего не спрашиваешь, почему так называют?

- Почему так называют?

- О-о, это – длинная история. Девушка была такая, Тамарой звали. Говорят, красавица была.

Мне показалось странным, что гору назвали именем русской девушки.

- Хочешь, расскажу? Легенда есть про нее. И не легенда вовсе, а настоящая быль. Даже сейчас в соседних кишлаках есть бабаи, помнящие эту девушку (следует отметить, поездка наша была в начале июня 1966 г.) Она приехала сюда откуда-то, из-под Иванова, по комсомольской путевке. Работала в школе.

Не люблю, когда в рассказе нет сути, когда все вокруг да около… Истории еще нет, а он уже начал уверять, что это – чистейшая, правда. Да еще потом надолго умолк, сосредоточенно глядя на дорогу.

- Так, что же случилось с этой девушкой?

- Она приехала сюда учить детей грамоте.

И опять умолк. «Так, если в час по чайной ложечке – лучше не надо»,- подумалось мне. Я демонстративно зевнул и стал смотреть в другую сторону. Это подействовало.

- Ты вон туда гляди, видишь вон, кишлак? Там она жила; видишь, сразу начинается резкий подъем в гору? В те годы тут воевали с басмачами. Не было кишлака, где бы они не появлялись. Только прогонят с одного, они уже другой захватили. Прогонят оттуда – они, опять… Что могли противопоставить им темные запуганные жители кишлаков? Да и сообщники были среди них.

Вообще-то, басмачи местных людей не трогали, разве что, активистов. А тут, нате вам, русская учительница. Ну и пришли, чтобы захватить ее.

- А что же, в такое время она была одна, без охраны?

- Ты слушай! Причем тут охрана? Может, подгадали, может, подкупили. Я не знаю. Пришли они в кишлак под утро, уже начинало светать. Девушку в кишлаке любили. Поэтому кто-то из соседей предупредил ее, но слишком поздно – уже ни спрятаться, ни убежать. Одно ей только и осталось – на вершину. Местные жители показали ей единственную, ведущую туда дорожку. Но говорю же, слишком поздно. Басмачи не обнаружив ее дома, погнались за ней.

- Так они ж не знали про ту тропинку.

- В том то и дело, знали. Не забывай, что в басмачах ходили в основном местные жители. Они знали и то, что эта тропинка единственная и ей фактически, деваться некуда. Видишь, какая она крутая и какие там обрывы? Не зря теперь тут часто тренируются альпинисты. Не только из Душанбе, но и из Новосибирска, из Кемерово и из других городов. Недавно я встретил здесь своих земляков, из Караганды. Ну и попили же! Я каким-то внутренним чувством угадал в них своих земляков. Даже общих знакомых нашли!..

Такие перескоки в разговоре с одного на другое раздражают. Задаю вопрос.

- Ну и что, догнали они ее?

- Ты слушай! Вот она уже почти на вершине, уже во всю рассвело – все видно. Басмачи уже рядом, вот, вот догонят. Карабкаются, обгоняя друг друга, вот, вот догонят. Во всю уже и слышится их надсадное дыхание…

- Ну и догнали ее?

- Да погоди ты! Ну что ты заладил: «догнали…, догнали…» Конечно, догнали, куда же ей деваться? Только мешаешь. Забыл уже, на чем остановился. Ах, да! Вот, вот схватят ее, может через минуту…. И вдруг Тамара срывает с себя алую косынку и расправив ее отпускает лететь по ветру с высоко поднятых рук. В рассветных лучах солнца косынка удаляясь, не уменьшается, а наоборот, увеличивается в размерах и делается ярче. Раздается, звонкая девичья песня… Опешившие басмачи зачарованно смотрят на косынку, и слушают звуки песни. В этот момент девушка резко бросается на бандитов и увлекает с собой в пропасть нескольких из них…

Уцелевшие басмачи с криком ужаса бросаются назад и некоторые из них так же срываются в пропасть. Говорили, что тогда погибло не меньше десятка бандитов.

И еще. Басмачей напугало не то, что падали в пропасть некоторые их товарищи, а то, что со смертью девушки, не прервалась ее песня, наоборот, зазвучала громче. Это вызвало мистический ужас.

Говорят, после этого они ушли из района, даже не заходя в кишлак, и больше здесь не появлялись…

Воцарилась тишина. Не знаю, то ли, оттого, что мы вплотную подъехали к подножию горы, то ли по каким другим причинам, содержание рассказа потрясло меня. Я так отчетливо представил себе происшедшее, что испытал ощущение, будто бы сам все это видел. Даже огромный обрыв, представший перед нашим взором во всей своей красоте, как будто бы нам подсказывал, что трагедия произошла именно здесь, хотя он и находился намного ниже вершины горы.

Я предложил Володе собрать цветы и положить под обрывом в память тех событий. Благо, алых маков вокруг было великое множество. Володя, немного подумав согласился.

Мы собрали большую охапку алых маков и зеленовато-желтых ирисов, и я отнес ее к подножию обрыва. Для меня в этот момент главным был не букет цветов, а дань памяти несчастной девушки, волею судьбы и глупой романтики, оторванной от Родины и нашедшей здесь нелепую смерть. Спустя много, много лет, я все еще убежден в правильности своего поступка.

Дальнейший путь продолжался в молчании. Каждый углубился в свои мысли. Меня пленила эта легенда. Конечно же, это – легенда, может возникшая на почве реальных событий. В сущности, что такое – легенда? Это – та же история, только приукрашенная многократно рассказчиками, если хотите – опоэтизированная.

История без легенды мертва. Просто ее неинтересно рассказывать, тем более, пересказывать… даже летописцы, обязанные записывать события в «сухом остатке», старались все-таки что-то приукрашивать.

После смерти певца, песня не может звучать. С другой стороны, перепуганному уху, мало ли что может померещиться…. Так же может быть и история с косынкой – не может она увеличиваться в размере. Хотя… Раннее горное утро, релаксация там…, рефракция, и бог знает, еще что… хоть и не верю, можно и поверить. Обидно только, что светлую историю гибели юной девушки пришлось услышать от человека, которого я сам бы прежде всего записал в «басмачи». Вот ведь, абсурдность ситуации.

Интересно, видит ли он разницу между рассказанной им истории с своим поведением на дороге. Кто его знает. Может, и задумался.

В тряской кабине не только подскакиваешь сам, подскакивают и мысли. Причем, с такой амплитудой, что только и остается удивляться. Вот и у меня. Они перескочили на мои первые рабочие недели, на мое восхождение на «Чечикты» Если до сих пор, я находил уважительные причины для оправдания своего проступка, то тут осудил себя строже, чем даже свои товарищи. Мальчишество в двадцать четыре года – это не мальчишество в четырнадцать лет. Хотя и тогда бы я заслуживал бы порки.

Потом сосредоточился на ближайшем будущем: как-то меня встретят в экспедиции, какое наказание будет. Хорошо бы только, если накажут только меня. Не люблю подводить невинных людей…

Задумавшись, даже забыл про Володю.

- А зря я так, с этим «учителишкой….» Фактически перед девчонками я опозорил себя, а не его…

«Батюшки! Неужто проняло!»

- Чего тебе, детей с ними крестить?

- Ты-то, сам-то! Ангелочек выискался! Святого из себя строишь. Ты без году неделя, здесь, холостой – тебе оклад сделали три сотни. А у меня, сто пять - зарплата, да у жены семьдесят два рубля. Не нас надо ругать, а…

Я так и не понял, кого именно надо ругать, впереди появилась очередная группа потенциальных пассажиров и Володя превратился в прежнего «хозяина транспортного средства».

 

Саратов. 1975