фантазия в стиле ретро

 

Он сразу не поверил штурмбанфюреру, якобы дословно передавшему ему фразу отца. Потому что отец в этой фразе назвал его солдатом. Чего сделать просто не мог. Отлично зная в каком звании воюет сын. Точнее – воевал. До плена и лагеря. Почему в тот же день бывший старший лейтенант Красной армии и решился на побег. Поняв, что по своим разведканалам немцы отцу ничего о нем не передавали. И, значит, обмена никакого делать даже не собирались. По всему приберегая для него более позорную участь. Для него, а значит и для отца. И с одной стороны то, что отец пока ничего не знает о его пленении - было несомненным плюсом. С другой же стороны он понимал: если бы немцы его не обманули и действительно предложили отцу вариант с обменом – это тоже было бы позором. Поскольку, невзирая на их с отцом отношения, а точнее – в последние годы полное их отсутствие, тот, безусловно бы, на обмен согласился. Согласился бы как любой отец, сын которого, пусть и нелюбимый, оказался в беде. Вот только как после этого обмена они смотрели бы друг другу в глаза, думать не хотелось. Хотя, скорее всего, у отца не возникло бы желание увидеться с ним, и его просто приписали бы в какую-нибудь тыловую часть. Именно тыловую. И может быть, даже не понизив в звании. Чтобы каждая секунда будущей этой тыловой службы стучала в виски постыдным подтверждением отцовской правоты в отношении его, а именно – никчемности как мужчины в любом вопросе. От умения выбрать себе жену до защиты от врага своей Родины…

 

…В одной из резерваций на границе штатов Миннесота и Северная Дакота индейцы третий день репетировали пляску смерти. Двигаясь по кругу под современный ритм, доносящийся из динамика подвешенного к ветке сосны кассетного магнитофона. А совсем неподалеку, у самой воды, в своем вигваме умирал вождь Яки Крепкая Сталь. Семеро же его сыновей молча сидели у входа в вигвам. Они ожидали, когда отец позовет внутрь кого-нибудь из них. Чтобы объявить новым вождем. Но тот не спешил. Редко и неглубоко затягиваясь из трубки, которую держала перед ним жена его Верная Би, он молча смотрел на экран маленького телевизора. С экрана же прямо на него бежали русские солдаты времен последней Большой войны, громыхая гусеницами выезжали легкие и тяжелые танки, отрешенно выходили из длинных бараков костлявые люди в полосатых робах и снова, что-то беззвучно крича, бежали и бежали солдаты. За кадром же чей-то быстрый голос рассказывал вождю о нем же самом. И рассказывал неправду. Начиная с истории его пленения и заканчивая гибелью под пулями шмайстера, выпущенными с вышки часовым, когда он от безысходности и страха перед будущим будто бы бросился на лагерную колючку. При этом голос за кадром был по своему прав. Потому что именно о такой смерти объявил всему миру начальник концлагеря после его, Яки, удачного побега. Объявил чтобы самому не оказаться в бараке, куда штурмбанфюрера вместе со всей командой – от часового до повара - несомненно бы поместили, признайся тот, что заключенный особой важности на самом деле из лагеря просто сбежал. Через подкоп. Вместе с еще тремя французскими офицерами. И нашпигованный пулями изувеченный труп одного из этих офицеров (покинувшего выкопанный ими лаз последним) был предъявлен штурмбанфюрером своему начальству как труп Яки. И Яки узнал об этом только в конце войны. В американском фильтрационном лагере. Куда добровольно сдался под чужим именем. После того как два года униженно прятался от смерти на территории семи держав, входивших в состав третьего рейха. Чтобы в результате после письменно подтвержденного отказа от гражданства СССР оказаться в Соединенных Штатах. Где судьба подарила ему новую жизнь. На границе Миннесоты и Северной Дакоты. Откуда душа его уже очень скоро взлетит к Высокой горе мертвых. И на ее вершине встретиться с душою отца. И сначала скажет ей, что там, внизу, Яки не опозорил ни его, ни себя, так же как и отец тоже став вождем. А потом душа Яки поведает душе отца самое главное – о том, как очень давно, во время последней Большой войны, бывший старший лейтенант Красной Армии не поверил словам штурмбанфюрера. Штурмбанфюрера, сказавшему старшему лейтенанту, что будто на предложение о его обмене на фельдмаршала, плененного под Сталинградом, отец ответил: «Я солдат на фельдмаршалов не меняю». Не поверил ни на секунду. Ведь, во-первых, старший лейтенант – это не солдат; а во-вторых, отец - это отец. То есть, конечно, сначала - «во-первых», и только потом – «во-вторых»…