- Вы мне скажите, как психолог обычному человеку: может ли мужчина любить более двух женщин?

- Ну, я думаю, это зависит от психологии этого обычного человека.

- Вот-вот, а мужчина тут не при чем!

 

1

 

Он следил за ним. Он шел по пятам. В этот морозный темный вечер Владимир чувствовал не скрипящий снег под ногами, а адову тропу, не декабрьский холод, а неиссякаемый холод внутри себя, страх.

Владимир свернул в проулок и смешался. Он понял, что сделал непоправимое. Теперь незнакомцу легче будет настигнуть его.

Три дня назад, после работы, Владимир так же колесил улицами, запутывая следы, и его преследовал все этот же тип.

Он зашел в кофейню и заказал чашку кофе. Приятной наружности девушка, изгибая кисть руки, подала ему из-за прилавка крохотную чашку горячей черной жидкости. Она улыбнулась Владимиру настолько, насколько это было возможным. Он протянул свою руку, замерзшую в карманах худого модного пальтишко и увидел, что распухшая красная его конечность просто жутко трясется. Едва ли что можно было поправить и Владимир-таки пронес свою руку к чашке, глядя с каким тщательно скрываемым пренебрежением она, прекрасная кофейница, передает из своих белых ручек в его огромные, мешковатые, черные.

Он успел улыбнуться ей, поблагодарив за внимание. И она, сжав тонкие губы, глянула с сожалением в его глаза.

«Это все он, это черт!» - Стояло в голове Владимира. «Неслыханный позор! И ощущения…»

Владимир чувствовал, как в его душе проносится что-то мерзкое и застревает.

Он глядит в черное вечернее окно кафе и не видит загадочного преследователя.

Спустя шесть минут, отогревшись в атмосфере шумного кафе, Владимир выходит на улицу, выдыхая горячий пар, употребленного кофе, и глядит с решительностью по сторонам - где этот тип?

- Молодой человек! – Он подходит к черной вельветовой спине незнакомца и начинает разговор.

- Зачем вы преследуете меня?

Молодой высокий человек оборачивается. В его белых чистых глазах удивление. Брови подскакивают, смешивается привычная улыбка. На Владимира тотчас устремляется несколько посторонних взглядов, друзей этого Незнакомца.

- Что? – Незнакомец произносит вполголоса, еще не понимая, что от него требуется.

Лицо Владимира вытягивается, он извиняется, и уходит.

«Это не тот».

Снова подлое необъяснимое чувство в душе. И неизвестность.

- Кто это?

Обознанный высокий в вельвете, поднимает плечи. Молодые люди продолжают курить и вести беседу.

 

2

 

Еще несколько десятков шагов и вновь Неизвестный появляется и преследует Владимира.

Владимир проходит по тротуару у высотного дома, где до остановки рукой подать, останавливается, разворачивается и идет прямо на незнакомца. Неизвестный стоит на месте, не двигаясь. Что-то зловещее находится в его фигуре.

- Вы зачем меня преследуете? – Владимир останавливается в пяти шагах от преследователя, аккуратно так, чтобы тот слышал его слова, и чтобы можно было дать деру в случае нападения.

В карманах ерзают начинающие замерзать руки.

«Чертова работа! Приходится зимой ходить в офис в хлюпенькой одеженке».

- Зачем вы за мной следите? Что вам от меня нужно?

Незнакомец молчит. В его большой фигуре чувствуется какой-то спад напряжения. Как-будто пальто на вешалке спокойно висит на невидимой веревке.

- Я вас вижу уже вторую неделю. Вы регулярно идете за мной. Я …- Владимир подумал, не слишком ли крут продолжается разговор. – Я намерен объясниться.

Ноги сами проходят опасное расстояние к большой вешалке, и голова Незнакомца проясняется в тени отраженного уличного фонаря. Глаза Владимира разбегаются, и волосы становятся дыбом. По телу пробегает трель, которой он не помнит с малых лет, когда еще лазил в темный чулан доставать старинные куклы с нарисованными лицами.

Под капюшоном Незнакомца – не видно лица! Только черная дыра.

Владимир спотыкается, оборачиваясь от ужаса. Касается коленом мокрого снега и размазывается слякоть по брюкам. Бежит прочь, не оглядываясь.

Так было три дня назад.

Теперь этот Неизвестный, Человек Без Головы вновь преследует его.

 

3

 

Каким-то дьявольским образом Владимира все время тянет в темные подворотни. Превозмогая минорное внутреннее чувство, Владимир выходит на проспект и старается смешаться с толпой. Незнакомец идет позади, не отставая ни на шаг.

Владимир останавливается, натыкаясь на красивую девушку. Бледнощекую и красными пышными губами. Путана. Она глядит на клиента очарованными до приторности глазами, хлопает ресницами, ожидая предложения. Вот-вот и ее губы раскиснут в кровавой улыбке.

Владимир что-то хочет сказать ей, - она это чувствует. Он оглядывается на преследователя и видит, как тот внимательно наблюдает за ними обоими.

- Ты живешь здесь? – спросила она.

- Да-да, - сбивчиво объяснился Владимир. – В этом городе.

- Ха-ха-ха, - рассмеялась дама. В этом смехе, открытом смехе, как ни странно, было что-то приятное.

- Может, пойдем? – предложила она. – В твой город?

Владимир показал кривую улыбку, придавая ей качество неуверенности в себе.

«Ах, милашка»! – подумала наверняка дама. Она сама подхватила клиента под руки и направилась вместе с ним туда, куда подсказывала ей интуиция.

«Этот парень и правда живет где-то недалеко от проспекта».

Они свернули с проспекта под арку и снова пошли темным проулком.

- Ну, может, ты что-нибудь расскажешь, молчун!

Владимир чувствовал шаги Незнакомца сзади, и эти шаги теперь были отнюдь не на приемлемом расстоянии от уходящей их пары. Преследователь беспрерывно приближался.

«Так невозможно жить»!

Владимир остановился. Дама вынула свою мягкую руку от него. Она продолжала улыбаться, не подозревая, какая опасность им грозит.

«Какой-то ты стремный, парниша»! – в глазах путаны только на мгновение мелькнуло непрофессиональное недоверие к клиенту и в следующее мгновение из ее глаз хлынули слезы крови.

Владимир зажал рот, чтобы не крикнуть. В той мере, как модельная высота фигуры путаны, оседала на снег, с ниспадающей головой, в этой же мере поднималась за ней фигура Вешалки Безликого.

Владимир вновь глянул в черную дыру капюшона Убийцы, и его озарило!

 

 

4

 

 

Полгода назад он расстался с Натальей, бывшей супругой. Были неприятные минуты ожидания полного отрыва. Словно не аура отношений рвалась, а душу вытравливали кузнечными щипцами.

Он помнил, как уходил от нее не один раз, напоминая ей о том, что не стоит с ним так нерадиво обращаться. Он получал от нее ругательства ревности и унижения. Она плакала, но не могла ничего поделать со своим характером. Такой уж был ее нрав…

В ее зеленых, полупрозрачный глазах стояло море, залитое утренним солнцем, она глядела по-детски, стряхивая слезы и напрягая жилку, пересекающую ее высокий лоб. Она хотела б что-то большее сказать ему, пожаловаться на свою судьбу, но каким образом было ей это сделать, чтобы не унизить себя, чтобы не сдать полностью все свои позиции.

Владимир понимал (да и она понимала), что жизни семейной, нормальной семейной жизни у них уже не будет. И что всего несколько шажков к настоящей пропасти разрыва. Что их удерживало? Память о прожитых годах, о перенесенных событиях, о ребенке, которого они похоронили…

Он обнимал ее, а она касалась кончиками своих пальцев его плеча, и перебирала ими, представляя, что скоро, очень скоро всего этого не будет. И это останется также – в памяти.

Владимир глядел в тусклое окошко балконной рамы и тогда он впервые увидел ЕГО.

Безликий объявился перед глазами и тут же исчез. Владимир прикрыл глаза и встряхнул головой.

- Что с тобой?

- Ничего. Померещилось.

- Я думаю о тебе! – сказала она.

Это была ключевая фраза.

С тех пор, полгода тому, когда они расстались, когда Наталья думала о нем, этот Безликий появлялся. Это приведение было концентрацией ревности бывшей супруги к Владимиру.

Безликий сделал несколько шагов по направлению к жертве.

Владимир бросил взгляд на неловко сложенные ноги девушки, прежней жертве Безликого.

Интуитивно мужчина залез в карман, и набрал номер бывшей.

- Алло, - ответили.

Ее голос был смешан с горечью недавних слез.

- Наташа? – спросил он.

- Да, - хрипло ответила она.

Произошло молчание, в которое Владимир во все глаза наблюдал за поведением Безликого. Тот стал вести себя как-то странно. Он принялся бессмысленно вращать головой, как-будто не видя теперь ничего.

«Потерял объект! Отлично!»

- Наташа, ты думаешь обо мне? - спросил он, желая обратиться к самой ее душе.

Снова пауза и Наталья ответила, не кривя душой.

- Думаю. – Ее голос по-прежнему был хрипл. Но он выражал массу эмоций. Казалось, она хотела дотянуться теперь до него рукой.

Владимир кивнул головой, понимая расклад сил.

- Я просто переживал за тебя.

- Не надо за меня переживать. Со мной все хорошо. И дела мои тоже…

- Дела, какие? – спросил он, едва скрывая издевку.

- Такие, - неуверенно продолжила Наталья, уже жалея, что ее вытащили на несколько откровенных фраз.

В это самое мгновение Безликий как-будто прозрел, он перестал рыскать своим капюшоном по белому полотну снега, он направил свой взгляд прямо на жертву.

«Господи»!

Губы мужчины задрожали. Больше всего он боялся, что теперь не сможет вымолвить ни слова.

- Что молчишь?

- Наташа, - наконец выдавил он из себя, - дорогая моя, Наташа!

Капюшон Безликого вновь заерзал в недоумении. А брови бывшей молнией взметнулись вверх от удивления. Но ведь удивление было приятным.

«Ведь удивление было приятным», - проговорил про себя Владимир.

- Я ушел от тебя не потому, что разлюбил.

«Начало бреда».

- А потому, что ты просто плохо готовишь.

Безликий продолжал путаться в следах.

«Сколько нужно сказать таких бессмысленных фраз, чтобы уйти по добру, по здорову»?

- Разве мы не готовили с тобой пиццу? Разве не я тебе складывала на работу беляши, измазавшись по локти в муке. Ты не помнишь все праздники, в которые мы с тобой наполняли стол вкусными разностями? Зачем ты мне это говоришь сейчас? Ты хочешь сказать, что я невежда?

Безликий уперся взглядом во Владимира, и быстро произвел шаг. Между ними критически сокращалось расстояние.

- Я! – взвизгнул Владимир. – Я – люблю тебя!

Безликого отшатнуло.

«Черт»!

В трубке прозвучало тугое дыхание в ответ на такие слова. Еще мгновение и она положит телефон.

Но что-то славное, выработанное несколькими месяцами ее одиночества, сказало:

- Ты издеваешься?

«Хотя бы так».

- Я понял, Наташенька, что ты мне дорога.

- Я? А эта твоя? Ведь ты с ней живешь?

- Я?

Безликий сделал еще шаг, заставляя Владимира попятиться.

- Я ненавижу ее! – произнес с жаром Владимир, упуская самый смысл этого слова.

- Кого?

- Ее.

- Настену?

- Ты знаешь, она ни на край пальца не достойна тебя.

- Вот как?

- Я… (хотел сказать «когда лежу ночью» - передумал) я думаю о тебе чаще, чем ты это можешь себе представить.

- Я, собственно…

- Я вспоминаю, как мы первым нашим летом поехали в Крым. Помнишь у Ялты.

- О, да! – на этот раз в этом междометии было столько пафоса, что Безликому пришлось ретироваться на несколько шагов назад.

Владимир глубоко вздохнул, продолжая дуть в трубку, чтобы она приняла это, как его искренние переживания.

- О, да! Я помню! Я тоже об этом только что думала.

- Там было так хорошо нам.

- Да… правда… ты помнишь…

«Господи! Я все помню!»

- Красное вино, шашлык, горы.

- Да.

- И мое первое объяснение тебе в любви! – Это походило на пышный букет цветов.

Ее дыхание просто сперло. Он не слышал ни звука с той стороны.

Приведение все отходило дальше, вглубь света, льющегося от проспекта, под арку.

Владимир огляделся, прижимая к заиндевевшему уху мобильник.

«Да, в общем-то, можно было и сбежать. Теперь видно дорогу».

- Ну, ладно! – сказал он, желая немедленно прервать разговор и идти на транспорт и домой. Ему было очень холодно.

Ему хотелось тут же опустить трубку, чтобы больше, на сегодня, не слышать от нее ни слова, и одновременно от себя – этой пошлости, которой он тут выпалил.

- Постой! – предупредила она его. – Ты говоришь как-то неестественно. Все это время… что ты мне говорил…

Внезапно Безликий объявился перед самым лицом Владимира, да так, что Владимир пошатнулся назад, поскользнулся, неверно произведя движения ног, упал, целуя грязь снега, и со всех сил, прижимая мобильный телефон к онемевшему уху.

- Наташа! Что ты говоришь? Я …

Ноги Безликого находились прямо перед носом.

- Я просто…

- Слушаю.

- Я просто не знал, как тебе сказать, как позвонить тебе по этому поводу.

- Ведь ты знаешь, сколько я ждала твоих звонков?

Мужчина почувствовал, как рука (вполне материальная) взяла за ворот модного пальто и стала тянуть вверх.

- Я знаю. Но не мог позвонить.

- Чего?

- Я думал, я не думал… Я не хотел причинить тебе боль.

- Ах, вот как!

Рука Приведения уже почти подняла мужчину. Следующим действием предстояло нечто иное.

 

 

5

 

- В твоих словах, уважаемый бывший супруг, слышится много фальши!

Трубка была брошена.

Владимир ощутил дыхание Безликого. Черная дыра теперь должна была поглотить его, и он закрыл глаза. И… расслабился.

Он подумал, а почему, собственно, на самом деле, он не любит Наташу? Что такого военного произошло между ними, что он не может любить, например, двух женщин одновременно?

«Как это»?

Владимир приоткрыл глаз. Безликий был в недоумении.

«Так, так, так».

Владимиру в голову (как иногда это бывает вовремя) пришло воспоминание о корпоративном психологическом тренинге: «Как поверить в то, что вы не лжете».

Владимир взметнул в голове яркий образ, насколько мог, - картинку двух женщин, шествующих с ним под руку, и его губы, которые поворачиваются то к одной, то к другой, чтобы поцеловать в щечку.

Безликий поставил мужчину и опустил руку.

«Ведь она сама предлагала жить вместе! Да, втроем».

И тогда он представил еще более удобоваримый вариант: он вспомнил себя мальчишкой лет семи, стоящим осенью, при ниспадавших листьях на тропку возле сада родителей, и калитку, в которую было запрещено открывать. Потому что в саду осталось дерево с зимними яблоками, огромными и пресладучими…

Слюньки бежали.

Владимир вспомнил, как поступил он тогда. Он не стал открывать калитку, он не нарушил честного слова, данное им своим родителям, он пролез через прутья и оказался в саду, у того самого заветного дерева, и теперь…

Разве не представляет мужчина, при половом акте какую-нибудь другую женщину, может быть виденную им сегодняшним днем и возбудившую интерес… Разве меньше волнует это женщину родную? Нет, а даже напротив.

Интеграция!

- Я люблю ее, браток! – неожиданно сказал Владимир Безликому.

- Я люблю ее и ее тоже. – Владимир поднапрягся и представил себе еще раз цветную картинку. Потом еще раз и еще раз, закрепляя этот образ в памяти.

«Дома требуется поработать над этим».

Интегрированная индивидуальность любви – мостик, проложенный в мозгу мужчины, ответственным за двух (как минимум дам). Одну любит духовно, другую физически.

«Настена… какую роль я для тебя оставил»? В мозгу больно кольнуло. Ведь он не сможет так.

Безликий поднял руку.

«А почему бы и нет»?

Зазвонил телефон. Владимир нажал клавишу.

- Добрый вечер, милый! Ты где? – говорил голос Настены.

- Я? – полуудивленно, полурастерянно, полураздраженно ответил супруг.

- Что с твоим голосом? Ты где?

- Я тут. На улице с этим…

- Ты на улице? На остановке? Едешь домой?

- Да, дорогая, - ответил Владимир (не обращаясь к Настене так никогда), и не придавая особенного этому «дорогая» значения.

- Какой-то ты странный!

«Была б ты странной, если б рядом такое Чудо находилось»!

- Нет, ничего.

- Я жду тебя. Ждет ужин.

- Да, да. Бегу.

- Я люблю тебя, - произнесла Настенька, прижимаясь к телефону. Он чувствовал это.

- Я тоже люблю тебя, - произнес Владимир и увидел, как над ним взметнулась рука Безликого.

«Тут пришел конец»!

Трубка издала зуммер. И Владимир приготовился к смерти.

И тут же вновь зазвонил телефон. Владимир нажал ответ.

На связи бывшая. Она молча сопела в трубку. Наверное, была зла. Обычное явление.

«Какая разница! Все равно подыхать»!

Он поднял брови, все так же, не открывая глаз, не желая видеть собственной своей смерти, произнес, пуская в свои слова миллион роз оставшейся смеси эмоций:

- Я люблю тебя тоже!

В трубке произошло примерно то, что Наталья поглядела издалека на с ума сошедшую трубу, и, может быть, наконец, удовлетворенная этим, нажала «Прекратить».

Далее Владимир открыл глаза, и видел, как Безликий уходил прочь, придерживая правую руку у своего мешковидного адского капюшона.

Ему казалось, САМО ПРИВЕДЕНИЕ НАДО ВСЕМ ЭТИМ СМЕЕТСЯ.

Оно вышло в арку и потерялось в толпе людей: мужчин и женщин, спешивших домой к своим семьям.