ПОЧТИ СОЦИАЛЬНЫЙ

ОЧЕРК

 

У каждого человека своя правда, но истина для всех одна. Она существует независимо от наших пристрастий и желаний, знаний и опыта. Она объективна в отличие от правды, которая, как ни крути, субъективна. Увы, мы, люди, не хотим с этим ни мириться, ни соглашаться, и продолжаем отстаивать, а порой и насаждать свое, безжалостно тратя на это не только бесценное время, отпущенное нам Богом, но и свое, и чужое здоровье…

 

Два-три раза в неделю в любое время года и в любую погоду мы обязательно выезжаем на несколько часов за город, куда-нибудь в глухое место, где нет отдыхающих, купальщиков, рыбаков и охотников или любителей организовать пикник на природе.

Выбираем такие места не потому, что нелюдимы или предпочитаем одиночество – просто с недавних пор у нас появился третий член семьи – серьезный и весьма грозный пёс породы кавказская овчарка по кличке Швеллер. Совсем крохой, с едва открывшимися, но с рожденья колючими и злыми глазами, привез его мне сын в подарок ко дню рождения из Москвы.

Обычно впервые, если не считать охотников и заводчиков, приводишь лохматое существо жить с тобой под одной крышей исключительно для своего ребенка, которого с младенчества стараешься научить любить братьев наших меньших. При удачном стечении обстоятельств, подружившись со своей первой собакой, твои сын или дочь сами охотно заботятся о ней, начинают быстрее понимать некогда так точно сформулированное Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили».

Собственно, это была не первая собака в нашей семье. Но пса с таким крутым норовом и сердитым характером нам до сих пор держать в доме не доводилось. Наверное, поэтому, а может, из-за того, что я, если честно, и сама нередко испытывала оторопь, когда тот злобно рычал и огрызался, даже пыталась уговорить мужа отдать собаку чабанам сторожить отару, тем более что они нас об этом просили. Но муж заверил меня, что мы с ним непременно справимся и сумеем воспитать верного и надёжного защитника.

Случилось это за много лет до того, как у нас появился Швеллер. Близился к завершению очередной учебный год. Я вышла из здания музыкального училища в сопровождении студентов третьего курса, у которых только что приняла зачёт по английскому языку. До экзаменов по специальности оставалась целая неделя, так что большинство ребят с курса были не прочь провести остаток дня в бездействии и лености. Они предложили мне вместе с ними отдохнуть после зачёта и прогуляться по Комсомольскому парку. Мне всегда нравилось общаться с ними после занятий, не только потому, что, находясь в кругу студентов, я начинала чувствовать себя такой же беззаботной и счастливой. Это были весёлые, добродушные и очень интересные ребята, увлечённые музыкой и мечтавшие связать с ней всю свою жизнь. Порой, делясь своими мыслями и мечтами о будущем, они казались одержимыми благородной идеей сделать мир лучше с помощью музыки. А сколько забавных, смешных и курьёзных историй из своей жизни поведали они мне – не счесть. Нередко, вернувшись домой после встреч с моими юными друзьями, допоздна засиживалась над блокнотами, где в результате появлялись новые записи, или вдруг воскрешались в памяти и записывались события времён моего студенчества, которые сравнивались с днём сегодняшним. К сожалению, во второй половине дня меня ждали неотложные дела на основной работе, поэтому согласилась провести со студентами лишь несколько минут, посидев с ними на скамейке у соседнего здания, где располагалась музыкальная школа.

Когда я поднялась, чтобы расстаться с ребятами, кто-то из них предложил проводить меня. Я с удовольствием согласилась, тем более что у меня в руках была здоровая охапка цветов из нескольких букетов – так что от помощников донести их до дому отказываться было грех. Группа, окружавшая меня, сразу значительно поредела, так как предстояло пойти в противоположную сторону, а многие заранее договорились с друзьями встретиться после зачётов в парке.

И тут кто-то из оставшихся студентов заметил под скамейкой, на которой мы только что сидели, совсем ещё крохотного пушистого щенка.

-Какой он хорошенький!- раздалось сразу несколько голосов.

Я почувствовала, как тот тычет меня носом в пятку, едва выглядывавшую из летних туфель. Розовый нос малыша был мокрым и холодным. Наклонилась и взяла щенка в руки. Кудрявое пушистое создание было настолько миниатюрным, что буквально умещалось у меня на ладони.

- Вы посмотрите, у него ещё не до конца открылись глазки, видимо, он совсем недавно родился,- предположил кто-то из девушек.

И тут, словно пытаясь опровергнуть услышанное, щенок начал усиленно вращать маленькими глазками, сильно напоминавшими чёрные жемчужинки, в надежде отыскать в ближайшем окружении что-нибудь знакомое. Потом он лизнул мою ладонь, видимо, решив, что на данный момент это и есть самый родной и знакомый предмет – иначе как объяснить, что он сидит на этой самой ладони.

- Теперь Вам, как бы грех от него отказываться, он сам Вас выбрал,- улыбнувшись и погладив щенка по голове, словно вынеся приговор, произнёс Дмитрий, единственный из юношей, оказавшихся среди провожатых.

-Димка прав,- согласились ребята, каждый по отдельности выкрикивая своё мнение и пытаясь уговорить меня взять щенка, который сам нашёл себе хозяйку.

- Правильно, ребята,- словно подытожив всё, высказанное сокурсниками, обобщила староста Галина, кареглазая стройная красавица, с чьим мнением всегда считались и студенты и преподаватели – столь убедительно, а порой и непререкаемо звучали слова, произносимые её низким, сочным, и удивительно бархатным голосом.- Вы посмотрите – здесь нас целая толпа, а он, маленький, ни к кому не подошёл. Он Вас признал. Так что, поздравляем с найдёнышем. Говорят, что найденные собаки на всю жизнь остаются самыми верными и преданными своим хозяевам, в отличие от купленных, и даже подаренных.

А я и не пыталась возражать. Оставила щенка на попечение студентов и вернулась в здание училища, чтобы позвонить домой и спросить, как отнесутся мои домочадцы к тому, если в квартире появится четвёртый жилец, который, при умелом воспитании сможет стать новым членом семьи.

Трубку поднял сын. Едва услышав о щенке, он выкрикнул: «Ура! Наконец у нас будет собака!» Затем последовали короткие гудки.

Уже через пару минут он подъехал к училищу на велосипеде. Сын с трудом переводил дух – видимо гнал во весь опор. Отдышавшись, поздоровался и, уже засунув щенка за пазуху и развернув велосипед, чтобы немедленно отправиться с ним домой, бросил напоследок, так и не попрощавшись с ребятами:

- Мам, я поехал. Ждём тебя с Бимкой дома. Не задерживайся, пожалуйста.

Лохматую живую игрушку – иначе было трудно воспринимать миниатюрную белую болонку – в доме все сразу полюбили. Казалось, и щенок отвечал нам взаимностью. Он неизменно всех лизал, а стоило кому-нибудь подняться, он тут же следовал за ним, путаясь в ногах, так что приходилось ступать очень осторожно, чтобы ненароком не наступить на малыша.

Помню, как тяжело переживали все члены семьи потерю нашей первой собаки, прожившей с нами тринадцать лет. Ни у одного из нас язык не поворачивался сказать о Бимке «сдох» - так трепетно и нежно мы любили этот пушистый белый комочек, ставший неотъемлемой частью нашей жизни.

И вот мы остались с мужем вдвоем. Сын, став совсем взрослым, уехал, чтобы начать самостоятельную жизнь. Теперь у нас поубавилось забот: стало меньше стирки, глажки, стояния у плиты, уборки – всего того, что отнимает так много времени у хозяйки семейства. У хозяина тоже обязанностей стало поменьше: никого не нужно было по три раза на дню выгуливать. Отпала необходимость ежедневно пылесосить, чтобы избавиться от собачьей шерсти на коврах, при том бесконечно ворча и отчитывая лохматое создание за то, что чуть ли не все беды и неудобства из-за него.

Но не было и дня, чтобы не вспоминали мы о своём лохматом забавном домочадце. Как всё-таки здорово всё устроено в человеке: то, что было в нашей жизни хорошего, приятного, то, что доставляло нам радость и удовольствие, особенно с годами, возвращается к нам в воспоминаниях.

И, несмотря на то, что вот уже десять лет, как Бима нет с нами, редкий день мы не вспоминаем о нашем милом, забавном и так полюбившемся нам существе.

Стоит начать уборку в квартире, неизменно перед глазами стоит наш Бим, которому всегда доставалось за беспорядок больше всех. Ругали его за шлёпанцы, забитые под диван, за колбасу, подсунутую под ковёр – так он прятал лакомые кусочки на чёрный день, неизменно забывая про них, и находя всё новые места, чтобы отложить на потом печенье, косточку или надкусанный им же бублик. Во время наших нотаций Бимка поджимал хвост и смешно ворочал головой, делая вид, что внимательно слушает хозяина.

Однако когда на него повышали голос, пес, словно понимавший значение каждого слова, опускал глаза, изображая, что виноват, в застывшей позе выслушивал все от начала до конца, после чего неизменно подпрыгивал и пытался лизнуть хозяина в лицо, что, по его уразумению, в переводе на человеческий язык должно было означать: «Ну, простите меня, лохматого, я больше так не буду». И мы, конечно же, прощали его и не только за шерсть на коврах, но и за прочие маленькие шалости.

С кличкой, которую собаке дал наш сын Марк, мы сразу же согласились, причём не только из-за того, что всем нравилась история, описанная Троепольским в чудесной книге «Белый Бим – Чёрное ухо». Дело в том, что наш найдёныш стал сразу же откликаться на понравившееся ему имя. Стоило уйти в спальню, и шёпотом произнести: «Бимка! Ко мне!»- он тут же бежал на зов, где бы в этот момент ни находился, и чем бы ни занимался. Он нёсся во весь опор, смешно раскидывая в стороны задние лапы и тряся кудряшками на ушах, которые с внутренней стороны у него были нежно-розовыми, впрочем, как и вся кожа малыша, покрытая белой шелковистой шерстью.

На удивление быстро мы научили щенка оправляться на улице. Первое время мы выносили его во двор под мышкой, так как самостоятельно спуститься по ступенькам он не мог, а, однажды попытавшись сделать это, свалился вниз кубарем. Он, сгруппировавшись, катился по лестнице, и был похож на снежный комок, летящий с ледяной горки. Но, даже ударившись при падении, он не скулил, а сел в ожидании, пока мы спустимся и возьмём его на руки.

Первое время он гулял без поводка. Любил прыгать по траве и бегать за кудрявой кисточкой своего собственного хвоста. Иногда он вдруг замирал и внимательно рассматривал попавшихся ему на глаза жучков, паучков и муравьёв. Делал он это весьма забавно. Казалось, Бимка становился очень сосредоточенным, вытягивал лохматую шею и наклонялся к самой земле. Вволю насмотревшись на заинтересовавший его объект, он, наконец, поднимал переднюю лапу и пытался осторожно прикоснуться ею к жуку. А тот, словно не замечая над собой лохматого чудовища, превосходившего его и размерами и весом, как ни в чём ни бывало, продолжал ползти по своим делам дальше проторённой соплеменниками тоненькой тропкой, едва заметной человеческому глазу среди травинок. Недоумевающий щенок, разобиженный на то, что на него не обращают ровным счётом никакого внимания, отходил на шаг в сторону и начинал по-своему сердиться. Он капризно притопывал всеми четырьмя лапами, для чего ему приходилось всякий раз подпрыгивать. Вдобавок ко всему, он при этом жалобно и пискляво поскуливал. Чуть позже, когда щенок научился лаять, он сопровождал свои прыжки звонким лаем.

Помню день, когда наш Бимка был впервые выведен на прогулку в настоящем ошейнике. И хотя он был всё ещё неимоверно мал, и ошейник пришлось подгонять под его тоненькую шейку, он, по всему, очень гордился, что теперь стал похож на настоящего хозяйского пса. У него даже походка изменилась, если этот глагол вообще может быть применим к определению того, как наш щенок важно вышагивал впереди, высоко задрав свою лохматую мордашку. Особенно забавно он выглядел тогда, когда дул сильный встречный ветер. Кудряшки на морде пса распрямлялись и развевались на ветру, словно блестящие шёлковые нити, он щурил глаза, прикрывая их полупрозрачными веками и ещё выше задирал нежно-розовый влажный нос, смешно пошевеливая узкими щелевидными ноздрями, то и дело фыркая, захлёбываясь воздухом.

Однажды, когда сын задержался в школе, и до конца обеденного перерыва у меня оставалось совсем немного времени, я поняла, что кроме меня вывести Бимку на дневную прогулку некому. Прохаживаться же по двору на высоких каблуках было тяжело, и я вышла с ним на тротуар, попуская поводок и позволяя собаке идти по газону, чего раньше ему делать никогда не позволяла. Но случай был особый – боялась опоздать на работу, так что пришлось отступить от правил. И тут неожиданно к нам подбежала женщина. Она наклонилась к щенку и, подхватив его на руки, запричитала:

- Тимочка, маленький, нашёлся, как же я тогда тебя искала, пропажа ты моя.

Продолжая держать его на руках, она прижимала пса к груди и, не переставая, гладила его. Я с нетерпением ждала развязки, так как время поджимало, и вот-вот должен был подойти автобус, а мне ещё предстояло отвести Бимку домой.

-Простите, но это моя собачка,- впервые обратила на меня внимание женщина, - я его сразу узнала. Видите, на спинке около хвоста маленькое коричневое пятнышко. У болонок редко такие пятна бывают. Я поэтому его из всего выводка и выбрала для внучат, чтобы они, если что, тоже его сразу узнать могли. Так что это мой Тимка. Слава Богу, нашёлся.

Я была просто ошарашена тем, что теперь придётся отдавать щенка, к которому в семье уже успели привыкнуть. Однако найти подходящие слова, чтобы попытаться объяснить, что и собака к нам привыкла, никак не могла. Тем временем, бывшая хозяйка продолжала рассказывать, как она купила щенка, как позвонила близняшкам заранее, что везёт им в подарок живую лохматую собачонку, чему те несказанно обрадовались, хотя их мать, невестка женщины, особой радости не высказала и даже обрадовалась, когда бабушка обещанного пса не привезла. Затем я услышала пространный рассказ о том, как, не доходя до КПП, решила женщина зайти в магазин «Пирожковая» и купить внукам к дню рождения ещё и коробку конфет, а сумку, в которой сидел щенок, поставила на пол за входной дверью. Вернувшись за сумкой, она обнаружила, что щенка в ней нет.

- Я сразу же представила,- продолжала она,- как внуки будут разочарованы. Вот ведь, дура старая, заранее им и о собачке сказала, и о том, что везу с собой, тоже предупредила. Разве могла предположить, что такой малыш несмышлёный самостоятельно из сумки вылезет и убежит. Поискала, поискала, людей вокруг поспрашивала, не видел ли кто беленькую собачку возле магазина – всё напрасно. Ну, думаю, пусть пропущу один автобус, другим поеду в Волгоград, а без подарка все равно не гоже к дню рождения являться. Вот и отправилась в Детский мир за игрушкой. Дай, думаю, хоть плюшевого щенка куплю. Собачек красивых в магазине не оказалось. Тогда предложила продавщица тигрёнка купить. Но, если живого щенка и одного на двоих подарить можно было, то плюшевых игрушек пришлось сразу две покупать. Мальчишки-то наши близнецы, как-никак. Взяла одному тигрёнка, другому - львёнка. Ближе к осени опять поеду внуков навестить, но сейчас, наученная горьким опытом, заранее о собачке сообщать не стану, а то опять случится что-нибудь непредвиденное. Пусть найдёныш для них теперь сюрпризом будет.

Всё это время Бимка, сидевший на руках у женщины, казалось, вслушивался в каждое слово, правда, время от времени он поворачивал голову в мою сторону и открывал рот, высовывая свой розовый язычок, будто спрашивал, почему я разрешаю ему сидеть на руках у чужой тёти.

На перекрёсток выехал рейсовый автобус - следующего ждать только через час.

«Придётся звонить из дома на работу и сообщать, что задерживаюсь,- поняла я, провожая взглядом юркий ПАЗик, удалявшийся от остановки, что на проспекте 9 Мая, дальше, в сторону старых кварталов городка. – Но, если женщина продолжит столь же пространно рассказывать о своих дальнейших планах и грядущих поездках, боюсь, не успею и на следующий автобус. У меня же на четыре назначено совещание. Люди соберутся, ждать будут. Нет, нужно срочно что-то предпринять»,- решила я и, прервав рассказчицу, обратилась к ней со словами:

- Простите, не знаю, как Вас звать, может, мы Вам заплатим за собаку, а Вы купите для своих малышей другого щенка? Всё-таки Бим к нам привык, и на кличку свою откликается.

- Что Вы, что Вы, денег мне не надо. Поймите, собачка-то, как ни крути, моя, а к Вам она просто приблудилась. Вот ведь и сидит у меня на руках смирненько, видимо, вспомнила свою настоящую хозяйку.

Не понятно, что имел в виду Бимка, но на последние слова женщины он звонко залаял, после чего закопошился у неё в ладонях и, соскользнув вниз, подбежал ко мне и уткнулся носом мне в ноги, словно ища защиты.

-Тимка!- позвала женщина.

Щенок никак не отреагировал, лишь ещё сильнее прижался к моим ногам.

-Ну, пожалуйста, верните мне собачку,- взмолилась женщина. - Неужели Вы не поверили в мой рассказ? Вот, скажите, где и когда Вы его нашли?

Выслушав мой ответ, она радостно воскликнула:

- Видите!? В тот самый день! И в то же самое время! Только, как он от «Пирожковой» до музыкальной школы умудрился дойти – для такого малюсенького путь нелёгкий, да и дорогу пришлось бедняге переходить в двух местах – чудо, да и только! А, может, кто из сумки вытащил втихаря, пока я конфеты покупала, да и оттащил на руках до вашей школы? Помнится, были ребятишки в магазине, наверняка, они созорничали. Верните мне собаку, прошу Вас. К Вам привык за полтора месяца – и ко мне привыкнет. Я хорошо о нём заботиться буду, а в середине сентября, как раз отгулы накопятся, внучатам его и свезу – те давно о собаке мечтают.

Мне ничего не оставалось, как передать щенка настоящей хозяйке - мы ведь и вправду, считай, его нашли. Женщина взяла из моих рук поводок. Я старалась не смотреть на Бимку, чтобы ненароком не встретиться с ним взглядом и не прочесть в его глазах горечь обиды. Собаки порой острее, чем иные люди чувствуют и переживают – сама в этом не один раз убеждалась. Собакам вообще не свойственна людская чёрствость.

Но, как ни пыталась женщина сдвинуть Бимку с места, натягивая поводок, ей не удавалось этого сделать. Он стоял, как вкопанный, всеми четырьмя лапами упираясь в землю. Я сошла с газона и оказалась на тротуаре, продолжая стоять и наблюдать за происходившим. Ошейник начал сдавливать щенку горло, и тут он повернул голову в мою сторону и жалобно заскулил. Чтобы не нервировать собаку и не разреветься на улице самой, – мне ведь ещё предстояло ехать на работу – резко повернулась и пошла прочь. Всю дорогу, пока ноги, чеканя каблучками шаг, несли меня к дому, передо мной были глаза Бимки. Мне казалось, что их переполняли слёзы. Нестерпимо было осознавать, что я, вернее, мой поступок являлся их причиной. Подойдя к подъезду, я в последний раз обернулась. Щенка уже не тащили за поводок. Женщина несла его на руках. Я смотрела им вслед до тех пор, пока они, к моему удивлению, не скрылись в первом подъезде соседнего дома. Надо же, мы оказывается ещё и соседи, а значит, волей-неволей, будем часто видеть полюбившееся нам существо во дворе, где его наверняка будут выгуливать. Представила, какой для Бимки могут оказаться травмой подобные встречи с нами – и на душе стало совсем тошно.

Пока была на работе, старалась гнать от себя прочь мысли о том, что произошло. Сначала отвлекло совещание. Но и после него дел было невпроворот. Людей, с каждым из которых нужно было решать какие-то неотложные вопросы, побывало до конца рабочего дня столько, что, казалось, к вечеру боль потери как-то сама собой улеглась.

Вернувшись домой и бросив взгляд на пустую блестящую собачью миску, стоявшую в углу на кухне, я рухнула на табурет и разревелась. Через полчаса пришли домой и мои мужчины: муж – с работы, сын – со сборов учащихся перед началом учебного года. Узнав от меня печальную новость, сын тоже зашмыгал носом, неумело пряча мальчишеские слёзы. До самого ужина он не выходил из своей комнаты, видимо, переживая случившееся в одиночестве.

Едва сели за стол, предварительно переговорив со мной, отец начал успокаивать Марика, пытаясь объяснить ему, что хозяйка собачки тоже чувствовала нечто подобное, когда потеряла щенка, которого везла в подарок своим внукам. Я видела, что муж расстроен не меньше нашего, тем более что у них с Бимкой сразу же завязались дружеские отношения, но, как самый рассудительный в семье, он призвал домочадцев смириться с неизбежным и пообещал в ближайшее время купить нам щенка по объявлению, раз уж нам так хочется иметь в доме лохматого друга.

- Не нужен мне никакой другой щенок. Мне другого не надо. И вообще друзей не покупают,- всё-таки выслушав отца до конца, выпалил, всхлипывая, сын. Отказавшись от ужина и сославшись на приступ головной боли, он ушёл в свою комнату, пообещав, что постарается заснуть.

Мы не стали настаивать на том, чтобы он непременно поужинал, тем более что и у самих кусок в горло не лез. Обошлись кефиром. До самого сна не разговаривали, каждый - уткнувшись в свою книгу. Даже телевизор никто не захотел смотреть, хотя до этого дня последние новости смотрелись обязательно. Это было чем-то вроде ритуала.

Прошла неделя. Всё это время мы старались по двору не ходить. И даже тогда, когда это вдвое укорачивало путь, мы огибали его с фасадной стороны дома. Каждый боялся встретиться глаза в глаза со щенком, которого, как нам казалось, хотя никто об этом вслух не говорил, мы всё-таки предали.

Наступил очередной понедельник. Утро. Я, как всегда, торопилась на остановку, где рейсового автобуса ждало довольно много народа. Вполне вероятно, что всех желающих автобус попросту не вместит. Правда, проблем в утренние часы добраться вовремя до места не было, так как мимо проходило много попуток, да и потом, многие в последнее время стали ездить на службу на личном транспорте, так что кто-нибудь да подвезёт непременно. Тем не менее, я по привычке ускорила шаги, издали завидев ПАЗик, сворачивавший с улицы Первомайской на улицу Комсомольскую.

-Женщина, подождите секундочку,- услышала в спину, едва перейдя перекрёсток. Голос показался знакомым, хотя сразу определить, чей он, не могла. Обернулась. Меня догоняла, уже изрядно запыхавшись, та самая женщина, которой неделю назад я отдала нашего Бимку. – Простите, Бога ради, я всё надеялась, что встречу Вас во дворе, оказывается, мы с вами соседи, но что-то не удалось увидеться. Уезжали, наверное?

Я не отвечала, думала, так будет быстрее, и я смогу успеть освободиться от разговорчивой женщины до того, как к остановке подойдёт автобус. Мне почему-то вспомнилось, что при первой встрече я точно так же торопилась на остановку, но в тот раз вынуждена была опоздать после обеденного перерыва на работу, чего себе до того не позволяла, и очень не любила, когда опаздывали другие. Теперь буду знать, что бывают-таки обстоятельства, объективность которых заставляет людей не всегда приходить на работу вовремя, как того требует, к примеру, служебный этикет. По-моему я прослушала последние слова, а может, женщина уже всё сказала, что хотела, только она вдруг протянула мне пакет со словами:

-Вот, возьмите. Я купила Тимке новый, Может, Вы себе тоже собачку купите, и тогда поводок понадобится.

- Теперь он нам не нужен. Оставьте себе, как запасной. Извините, я очень тороплюсь,- бросила я напоследок и побежала за автобусом, сворачивавшим к остановке. Бежала изо всех сил, успев протиснуться в переполненный салон в тот самый момент, когда автобус уже начал движение, а дверь за мной стала со скрипом закрываться.

Конечно же, мне хотелось узнать, как живётся нашему пёсику в другом доме. Но, во-первых, момент для расспросов был неподходящим, во-вторых, не хотелось душу бередить, тем более в начале рабочего дня, так как грустные раздумья могли попросту вышибить из колеи.

Пробежали ещё две недели. Начался учебный год, и, казалось, нагруженный школьными заботами сынишка стал понемногу забывать о найдёныше. Однако то, что он перестал с мальчишками гонять в футбол во дворе, предпочитая ходить после уроков на школьный стадион, и то, что он ни разу не напомнил отцу об обещании купить щенка, давало понять, что мальчик переживает душевную травму.

У меня начался очередной отпуск. Сентябрь в здешних местах, пожалуй, самый подходящий для этого месяц года. Можно заняться заготовками на зиму, так как на рынке полно дешёвых овощей, можно съездить с ночёвкой на рыбалку, потому что всё ещё тепло, и даже ближе к полудню можно купаться, несмотря на то, что наступила осень. Да и потом, всё вокруг в эту пору радует глаз красками, воздух пьянит и бодрит, ветерок – ласкает и убаюкивает, так что не грех часок-другой подремать в гамаке на даче под развесистой грушей. Ну, всё располагает к отдыху. Будь моя воля, я бы в нашем регионе школьникам продлила на этот месяц летние каникулы. Согласитесь, трудно представить, как можно решать задачки, когда в окна класса стучится начавшая краснеть рябина, а строгий голос учителя перекрикивают городские пичуги, усевшиеся где-нибудь поблизости, и радостным чириканьем возвещающие о том, что до холодов ещё далеко, а значит, лето, наперекор всем законам природы, о которых вещают своим воспитанникам учителя, продолжается. Но, как говорится, лирика лирикой, а я в первый день своего отпуска, как и многие из женщин, занялась генеральной уборкой в квартире, начав, как обычно, с комнаты сына. Вытирая пыль на письменном столе, я обратила внимание на двойной лист бумаги, вырванный из ученической тетради, лежавший под стеклом. Собственно, я бы, наверное, не остановила на нём свой взгляд, если бы не бросился в глаза заголовок: «Когда теряешь друга». Предположив, что это школьное сочинение на заданную тему, решила пробежать текст глазами, на предмет обнаружения в нём ошибок. Однако это было не сочинение. Это был, скорее, рассказ о нашем найдёныше. Меня удивило то, как точно и лаконично Марк повествует о самих фактах произошедшего. В том, что это был его почерк, сомневаться не приходилось – я хорошо знала почерк своего сына. Более того, когда он бывает особенно сосредоточен, например, когда пишет письмо любимому деду, буквы всегда теряют наклон, становясь убористыми и ровными. Но по-настоящему меня поразило другое – насколько глубокими и не по-детски серьёзными оказались рассуждения десятилетнего мальчика, у которого, судя по записям, настоящих, верных, и бескорыстных друзей, увы, пока не было. Вот почему расставание с существом, в котором надеялся отыскать товарища, описывает как настоящую драму. Я не стала дочитывать весь рассказ до конца, понимая, что это было бы сродни подглядыванию в замочную скважину или прочтению чужого письма украдкой. Такое деяние мне казалось, по крайней мере, нечестным по отношению к собственному ребёнку. Кроме того, чтобы прочесть весь текст, мне бы пришлось поднимать стекло и переворачивать лист, предварительно убрав со стола всё лишнее, а это вряд ли могло остаться для Марика незамеченным.

За время уборки набралось два ведра мусора. Когда я вернулась с пустыми вёдрами в подъезд, то, к удивлению своему, обнаружила на коврике у входной двери свернувшегося клубочком Бимку. Услышав мои шаги, он сразу же вскочил, завилял хвостом и начал ласкаться, облизывая поочерёдно мои ноги, шлёпанцы и ведро. Значит, не было в его собачьей душе никакой обиды на наше предательство, что меня чрезвычайно порадовало. Едва я открыла дверь, он опрометью бросился на кухню, тщетно ища глазами свою миску и обнюхивая то место, где та прежде стояла. Поняв, что он голоден, достала из холодильника гречневую кашу с томлёной говядиной, наполнила ею миску, спрятанную, видимо, до этого конкретного момента под раковиной, долила её доверху горячей водой, размешала содержимое и опустила еду на пол. Бимка ел, что называется, взахлёб, останавливаясь лишь тогда, когда начинал давиться и кашлять. Он не отошёл от миски до тех пор, пока не вылизал её до идеального блеска и не подлизал вокруг всё то, что успело нападать с его лохматой бородки, пока он ел. Я наклонилась, чтобы взять миску и наполнить её водой, вот тут-то Бим изловчился, подскочил и лизнул меня розовым шершавым язычком прямо в лицо. Его милая смешная мордашка, казалось, расплылась в сытой довольной улыбке. Вот и не верь после этого, что собаки умеют улыбаться. Затем, пока он пил воду, я поторопилась вытащить из шкафчика в коридоре его коврик, который для него расстилался возле двери. Мы сразу же стали приучать его к этому месту, чтобы он чувствовал себя настоящей собакой, способной защищать от непрошенных гостей дом хозяев, а не маленьким щеночком, взятым в дом вместо игрушки. И я успела сделать всё вовремя. Попив воды, щенок тотчас отправился на своё законное место. Но едва он заснул и стал тихонько посапывать, вздрагивая и то и дело вздыхая во сне, как в дверь позвонили. Завидев хозяйку, стоявшую на пороге, Бим вскочил, протиснулся у меня между щиколоток и спрятался за портьерами в комнате. Казалось, он перестал дышать, чтобы не выдать своего присутствия. В протянутых руках у растерянной женщины было два поводка. Я предложила ей пройти в прихожую, но она начала прямо с порога:

- Вот видите, как оно получается – щенок вас выбрал в свои хозяева. Я ведь только на минуточку дверь приоткрыла, чтобы порожек помыть, да тряпочку возле двери влажную положить, а он, значит, шмыг – и был таков. Кубарем по лестнице полетел. Я полы намываю всегда босиком. С самого детства привычка у меня такая. Вот, пока обувь надевала, да ключи в сумке искала, он со второго этажа и успел скатиться, как мячик. На улицу вышла – смотрю, его нет, сразу поняла, что он к вам побежал. Честно признаюсь, он всё это время по вам тосковал. Скулил, плохо ел, да чего уж там, можно сказать, совсем ничего не ел – только пил. Думала, уж не заболел ли. А потом подумала и поняла, что никакая это вовсе не болезнь, а самая что ни на есть настоящая тоска по хозяевам, которых он сам для себя нашёл. Я ведь надеялась, что вот-вот привыкнет, а оно, сами видите, как всё обернулось. Забирайте Тимку. И поводки забирайте. Мне они тоже ни к чему. Передумала я внучатам собаку покупать, потому как поняла, собака – не игрушка. Подрастут немного – там видно будет, нужна им собака в доме или нет. Прощай, Тимка!- бросила женщина, пытаясь разглядеть за портьерой щенка, который спрятался там и стоял за ней, не шелохнувшись. Так больше ничего не сказав, она повернулась и исчезла. Поскольку мы жили на первом этаже, было слышно, как хлопнула дверь в подъезде. Наверное, мне нужно было предложить ей деньги или хотя бы часть той суммы, которую она потратила, приобретая щенка. Впрочем, это никогда не поздно сделать, тем более что в этот раз у меня не было возможности хоть как-то отреагировать на неожиданный визит – всё произошло стремительно и без моего участия.

Будто в знак благодарности, что на сей раз, я никому его не отдала, Бимка, добравшись до меня ползком, чуть ли не по-пластунски, начал тщательно вылизывать мои пятки.

- И не вздумай подлизываться, хитрая твоя душа,- обратилась я к собаке, сделав шаг в сторону, так как мне было щекотно. - Немедленно отправляйся на свой коврик и не мешай мне доделывать уборку в квартире,- продолжила я как можно строже, чтобы с первой минуты своего возвращения собака почувствовала, что любовь любовью, а порядок порядком.

Но, куда там! Стоило мне взять швабру в руки, как Бим стал бегать за ней и скользить мокрыми лапами по полу, видимо, думая, что с ним так на радостях играют. Но, если честно, меня это почему-то ничуть не злило, а даже умиляло. Реакцию моих мужчин на возвращение нашего лохматого домочадца предугадать было нетрудно. Оба они, как малые дети, до поздна играли со щенком, выдумывая всё новые и новые забавы.

Кстати, забавных случаев с нашим Бимкой за тринадцать лет, которые он с нами прожил, случилось немало. Некоторые из них, ну, просто настоящие анекдоты - иначе не назовёшь.

Так, когда Бим подрос, мы стали по утрам выпускать его из дома гулять самостоятельно. Как правило, возвращался он перед тем, как мне нужно было отправляться на работу. О своём возвращении с прогулки он возвещал негромким лаем, при этом стучась передними лапами в дверь квартиры. Случилось так, что мне пришлось сменить работу. Теперь мне нужно было заступать в первую смену в шесть тридцать утра. Бим выходил из дома вместе со мной, а, нагулявшись, он возвращался в подъезд, где, свернувшись клубочком на коврике у наших дверей, спал до моего возвращения. Однажды, когда в детском саду дети закончили завтракать, – здесь я теперь работала – а в группах начали готовиться к занятиям, меня позвала повар:

- Простите, Вы не могли бы на минутку к нам на кухню подойти?

Пришлось оставить детей на помощницу. Честно говоря, я была не мало удивлена – с чем, чем, но с кухней мне пока иметь дел не приходилось. Видимо, увидев недоумение на моём лице, Ольга Владимировна попыталась объяснить мне, в чём было дело:

- Видите ли, Ваш Бимка пришёл. Наверное, Вас разыскивает. Мы его у нас в предбаннике задержали. Негоже собачонке, хоть и такой хорошенькой, по детскому саду бегать – не дай Бог, заведующая, или, того хуже, врач увидят – греха не оберёшься, сами понимаете. Мы ему кашки поесть дали, так что он пока при деле, так сказать. Но, всё же Вы велите ему домой отправляться. Должен же он хозяйки послушаться.

Как ни странно, работников кухни ничуть не удивило, что, пёс внял моим увещеваниям и, вылизав консервную банку, куда для него была положена еда, вильнул хвостом и сразу же побежал по крыльцу, затем по заднему двору к воротам, а оттуда – по направлению к дому. С тех пор, когда я работала в первую смену, Бим частенько прибегал в детский сад, однако, явно не в поисках хозяйки. Он прямым ходом направлялся с хозяйственного двора на кухню, стучался в боковую дверь, неизменно кормился там, после чего «заигрывал» с поварихами, норовя лизнуть их в благодарность за угощение, а потом спокойно возвращался домой на свой коврик у двери ждать моего возвращения. Правда, порой он стал появляться и на игровой площадке, куда я выводила детей гулять после занятий. И вот, однажды, завидев забавы моей собаки с детьми, на площадку вышла медсестра и строго настрого предупредила, чтобы подобного больше не повторялось. Хотя, если честно, я не видела в играх детей с домашней ухоженной собакой, тем более такой маленькой и безобидной никакого криминала. У нас в песочнице, куда иногда забегают уличные псы справить нужду, можно больше заразы подцепить, нежели играя с Бимкой, которого мы регулярно купаем и которому сделаны все необходимые прививки. Однако спорить с медсестрой не стала, потому что наживать в ней врага совсем не входило в мои планы.

Итак, мы вынуждены были ограничить свободы нашего домашнего любимца. Теперь выходили с ним на прогулку в половине шестого утра, что было неудобно не только для него, но и для нас, конечно. Во-первых, приходилось ещё раньше вставать, а значит, недосыпать. Во-вторых, сами утренние прогулки сократились до 15-20 минут, так что свои собачьи дела пёс, увы, не всегда успевал сделать и должен был терпеть до обеда. Я же возвращалась уставшей настолько, что моим единственным желанием было скорее лечь и, почувствовав под щекой подушку, мгновенно заснуть хотя бы на часок. Наверное, поэтому дневные прогулки с собакой стали для меня в тягость. Сын в то время уже не жил с нами и учился в другом городе. Бедная собака терпеливо ждала вечера, когда со службы приходил хозяин. Вот уж когда он мог порадоваться возможностью набегаться и напрыгаться вволю. В любую погоду: шёл ли снег или лил дождь, как из ведра, вечерние прогулки не отменялись и не переносились на утро. И, несмотря на то, что Бим не был любителем водных процедур, он стоически выносил купание с едким собачьим шампунем всякий раз, когда возвращались в дни ненастья домой – оба с хозяином заляпанные грязью или промокшие до нитки.

Когда же, перейдя на преподавательскую работу, перестала уходить из дома такую рань, казалось, всё вернулось на круги своя. Каждое утро в ошейнике, на длинном поводке Бимка важно вышагивал впереди меня, время от времени поворачивая голову, словно контролируя хозяйку, де, не отстала ли по дороге. Тем не менее, и моя новая работа не позволяла строго следовать режиму, так как расписание уроков нередко менялось, между ними порой бывали окна. Кроме всего прочего, часть уроков приходилась на вторую смену. Но на утренних прогулках это никак не отразилось, чему наш подросший к тому времени любимец был несказанно рад. Правда, то, что он подрос, видели только мы, его хозяева. Бим по-прежнему оставался миниатюрной белой пушистой собачкой, которую прохожие принимали за щенка и нередко отпускали вслед что-нибудь, вроде: «Какой красивый щеночек!» или: «Ух, ты, какой масенький!», на что этот «масенький» сердился, будто понимая значение сказанного, и в ответ неизменно вполголоса рычал. Конечно же, пёс наш скорее возмужал, чем подрос. У него стал более осмысленным взгляд, и в повадках и в поведении проглядывалась совершенно определённая мотивация. Но, в то же время, он научился хитрить, нередко демонстрировал нам своё упрямство и проявлял недовольство нашими требованиями соблюдать определённые правила общежития. Каждое несогласие с нами он выражал лаем, хотя и негромким, но очень звонким и настойчивым. А ещё он смешно топал всеми четырьмя лапами – именно так порой топают каблучками актрисы, пытаясь изобразить капризных барышень. Порой, когда в квартире никого не было, Бим вёл себя так, как будто он был единственным в ней хозяином, и позволял себе всякие вольности. Он нередко забирался на нашу кровать и непременно укладывался на подушку, которая, несмотря на его незначительный вес, проминалась под его хрупким тельцем, и он утопал в ней, как в настоящей перине. Собственно, по этой вмятине мы только и могли судить, что в наше отсутствие хозяйские подушки использовались им в качестве ложа. Похоже, на них Бимка спал до самого нашего возвращения. То ли он запомнил, когда мы приходим с работы, а может, собачье чутьё помогало ему услышать наше приближение к входной двери, но, так или иначе, всякий раз, когда мы появлялись на пороге, он встречал нас лежащим на своём коврике рядом с выходом. И вид у него был такой, будто он весь день пролежал здесь, не вставая с места. Казалось, Бимка умело притворялся, демонстрируя нам своё недовольство тем, что его потревожили: он картинно потягивался, забавно оттопыривая задние лапы и прогибая спину, зачем-то закатывал сонные глаза-пуговки. Затем он потряхивал туловищем и свёрнутым в колечко лохматым хвостом, похожим на кисточку, таким образом пытаясь взбодриться и заставить себя окончательно проснуться. И проделывались все эти манипуляции исключительно для того, чтобы мы ни на миг не усомнились, что наш верный пёс ждал нас возле двери. Впрочем, может, я завышаю IQ своей собаки, и в его поступках нет никакой хитрости и продуманности. Но, в любом случае, после столь изощрённой и умелой демонстрации своей непричастности к тому, что в наше отсутствие ему удалось-таки попользоваться хозяйской кроватью, мы его сильно не ругали. Однако в скором времени врезали в дверь, которая вела в спальню, замок с защёлкой, надеясь, что никакое высокое IQ, даже если таковое присуще нашей собаке, не поможет ей открыть защёлку.

И всё-таки в смекалке Бимке отказать было нельзя. Едва с расписанием моих занятий всё утряслось окончательно, вскоре поняла, что большое окно в два часа между уроками первой и второй смены – это совсем даже неплохо. Приходила на перерыв, отпускала пса самостоятельно погулять, сама же в это время бегала по магазинам или готовила ужин. Иногда даже успевала заглянуть к одной из двух своих приятельниц, живших по соседству. Пили кофе, по-женски болтали ни о чём. Потом (по пути на работу) заходила к себе во двор и загоняла Бимку домой. Каково же было моё удивление, когда однажды, сидя на кухне и попивая кофеёк, я услышала знакомый лай возле дверей квартиры, где я была в гостях. И это притом, что квартира находилась на пятом этаже.

Хозяйка прошла в прихожую и впустила пса внутрь.

-Ну, привет, Бим,- услышала я,- сегодня ты свою хозяйку правильно вычислил. Проходи на кухню. Я тебя чем-нибудь угощу.

Светлана разговаривала с ним как с человеком, уверенная в том, что он буквально всё понимает. Тот тем временем подошёл ко мне, весело виляя хвостом, потом лизнул мне ногу, после чего отошёл к раковине за обещанным угощением. Пока он уплетал тушёную капусту с мясом, Света мне поведала:

-Представляешь, два раза на неделе, в те дни, когда по расписанию у тебя появился большой перерыв, прибегает и проверяет, не здесь ли ты. Правда, сколько ни приглашала, и чем бы ни потчевала, услышав, что хозяйка отсутствует, в гости так и не зашёл ни разу. А тут, смотри-ка, забежал и поесть не отказался. Всё-таки он у вас умный – вот ведь воспитали!

Справившись с капустой, Бимка встал на задние лапы и стал пританцовывать, маленькими шажками приближаясь к хозяйке квартиры.

- Какой он умный у нас, говоришь,- как можно строже произнесла я,- нет, он не умный. Он бессовестный и хитрый, что лиса. Ты знаешь хоть, что это за танец на задних лапах? То-то и оно – не знаешь, и даже не догадываешься. Это он, хитрюга, у тебя десерт выклянчивает.

- Ну, и что ему предложить? - От неожиданности развела руки в стороны Светлана.

- А налей-ка ему чайную ложечку кофе. Уверена, что собакам от этого напитка пользы никакой нет, а всё равно отучить от кофе не можем. Помню, совсем ещё несмышлёнышем был, под ногами вертелся, я оступилась и выронила из рук чашку с горячим кофе. Он так его тщательно вылизывал с пола, будто это было материнское, сучье молоко. Вот с тех самых пор и клянчит всякий раз, когда видит, что мы кофе пьём. Правда, стараюсь не переусердствовать и даю ему совсем по чуть-чуть.

Сытый и довольный пёс направился к двери, мы со Светланой - за ним. Думаем, насытился, теперь попросится гулять. Ан, нет, он дошёл до коврика, лёг на него, свернувшись калачиком, и сразу же засопел, не обращая на нас никакого внимания. Когда мы вернулись на кухню допивать кофе, рассказала Светлане один забавнейший случай из биографии Бимки. Он сам собой всплыл в памяти после всего им только что проделанного.

 

* * *

 

В разгаре был дачный сезон. Как назло, наш добрый старый «Москвичёнок» совсем забарахлил, и нам приходилось ездить на дачу на велосипедах. Наступил жаркий южный июль. За целый месяц на землю не упало ни одной дождинки. Чтобы не пропал урожай, огород следовало поливать не реже двух раз в неделю. Причём полив занимал порой целый день, так как напор был очень слабым, и струйка, вытекавшая из шланга, подолгу заливала каждую грядку, тогда как их на огороде не меньше десятка. Кроме того в поливе нуждался цветник и, конечно же сад, уже начавший плодоносить. Под палящими лучами астраханского солнца помидоры зрели прямо на глазах, становясь красными и мясистыми. Казалось, только вчера собрали все спелые помидоры, а приезжаем через день – грядки снова красным красны. Конечно же, хороший урожай – это здорово, но как подумаешь, сколько времени и сил затратил, прежде, чем его получил, невольно вздохнёшь. А потом этот мини-завод по переработке, в который превращается в квартире кухня! Нет, что ни говори, солёные помидорчики и огурчики и всякие прочие консервированные деликатесы, в которых столько твоего пота, а порой, когда банки почему-то начинают взрываться, то и слёз, - дорогого стоят в буквальном и переносном смыслах.

Понятно, когда ездили на машине, проблем с Бимкой не было никаких. Только дверку откроешь, он тут как тут на переднее сиденье запрыгивал и передние лапы ставил на бардачок, прилипая мокрым розовым носом к лобовому стеклу. Так, вытянувшись во всё своё тщедушное тельце он и ехал, не шевельнувшись до самой дачи. Правда, случалось, при резком торможении он падал вниз, но стоило продолжить равномерное движение по трассе, он вновь занимал прежнее место. С велосипедными поездками всё оказалось намного проблематичнее. Муж придумал возить пса в рюкзаке, который ставился на фанерку, прикреплённую к раме (на таких обычно, подложив подушку, возят маленьких детей). То-то было смешное зрелище – торчащая из рюкзака лохматая белая голова с развевающимися при езде ушами и высунутым от нестерпимой жары алым языком, с которого капала слюна, тотчас высыхавшая, едва она попадала на землю. В тот памятный день мы собрали шесть вёдер томатов, которые разместить на велосипедах было, ох, как непросто. Вот когда мы по-настоящему ощутили нехватку автомобиля, сломавшегося в самое неподходящее время. Вынуждены были для перевозки урожая задействовать и Бимкину фанерку, к которой привязали самое большое ведро. Поскольку при такой загруженности ехать на велосипедах стало невозможно, каждый повёл свой транспорт, крепко взявшись за руль, на котором висели наполненные помидорами вёдра. Бимка теперь бежал рядом с нами. Сначала он убегал далеко вперёд, хотя дорога домой была почти всё время в гору, потом вдруг стал отставать, похоже, такая жара была ему явно не по нраву. Несколько раз пришлось и нам останавливаться для передышки. И всё-таки собаке нашей было тяжелее, чем нам, в его тёплой пушистой белой шубе, которая постепенно от пыли и песка, вылетавших из-под ног и колёс, превращалась в грязно-серую. Но едва мы преодолели подъём, а на горизонте замаячил КПП, Бим словно ожил, видимо, возрадовавшись тому, что, слава Богу, это восхождение закончилось. Он даже прибавил ходу, почувствовав, что до дома осталось совсем немного. А там можно будет вдоволь напиться воды, лечь на прохладный пол рядом с любимым ковриком и, отдохнуть и от этой невыносимой жары, и от безжалостного солнца, и от этой ужасной горы, которой, как ему казалось, не предвиделось конца. Стоило нам пройти через КПП, как наш пёс рванул, что спринтер на стометровке, и через мгновение исчез из виду. Мы же шли не спеша, стараясь проходить под деревьями, чтобы спастись от прямого попадания солнечных лучей, которые к полудню стали особенно жаркими и яростными. Дойдя до улицы Пионерской, мы вдруг застыли, как вкопанные. Рядом с магазином «Пирожковая» стоял пивной ларёк, где продавали пиво на разлив, которому в жару отдавали предпочтение мужчины. Очередь тянулась почти до самого перекрёстка. Поскольку в ларьке практически не было прилавка, свои трёхлитровые банки и бидончики, до верху наполненные вожделенным пенистым напитком, покупатели ставили прямо на землю, после чего вновь возвращались к ларьку и расплачивались с продавцом. У только что купившего пиво мужчины никак не выходило закрыть банку, видимо, крышка от долгого употребления деформировалась. Толпа стала роптать, так как обслуживать очередного покупателя, пока не расплатится предыдущий, продавец наотрез отказывалась. Мужчине ничего не оставалось делать, как оставить банку открытой и вернуться к ларьку. Пока он расплачивался, ожидая, пока ему дадут сдачу с крупной купюры, к банке с пивом незаметно подкрался пёс, у которого от жары язык высунулся так, что, казалось, вот-вот достанет до земли. Это был наш, измученный жаждой, Бим. На глазах изумленной толпы, тут же переставшей роптать, что мужик задерживает очередь, пёс обмакнул свою маленькую мордочку в пену и стал, словно лошадь, фыркая, хлебать холодное пиво. Он не лакал, как обычно, а делал, один за другим, жадные глотки, периодически вытаскивая морду, чтобы вдохнуть воздуха, затем вновь опускал её в банку. Ещё совсем недавно шумевшая очередь, как и мы с мужем, замерли, созерцая столь необычную картину. Но прошло несколько мгновений – и все, как один, захохотали. Одни показывали на пса пальцами, другие отпускали по его адресу крепкие мужские словечки. Однако никто не пытался прогнать собаку. То ли нерасторопный хозяин банки вызывал у них меньше симпатий, чем маленькая, измученная жаждой собачонка, то ли картина их попросту забавляла, но кое-кто даже похвалил пса за сообразительность и находчивость. Бимка продолжал пить пиво, не обращая никакого внимания на шумевших и гоготавших мужчин до тех пор, пока разгневанный хозяин, тем временем уже расплатившийся с продавщицей, не бросился к обнаглевшей псине с проклятиями. Он уже занёс, было, ногу, чтобы отшвырнуть собаку, покусившуюся на чужое добро, да, видимо, вовремя образумился, поняв, что так он сможет ненароком попасть по своей банке - и тогда совсем останется без пива. Почуяв неладное, Бим рванул через дорогу. Он, не оборачиваясь, стряхивал по пути пену с бороды и усов, и, подстёгиваемый улюлюканьем и несмолкаемым хохотом развеселившихся мужчин, нёсся, что было мочи домой, даже не заметив нас, стоявших неподалеку от ларька. Оказавшись на улице Комсомольской, мы, хотя и видели бегущего впереди Бимку, ускорять шагов не стали. Мы нарочито старались не приближаться к нему вплотную, чтобы никто из только что стоявших за пивом и, возможно, теперь следовавших в нашу же сторону, не догадался, что мы и есть хозяева нашкодившей собачонки. Когда мы вошли в подъезд, Бим уже ждал нас, свернувшись в клубочек на резиновом коврике у двери. Когда он, пошатываясь, прошёл в прихожую, мы сразу же поняли, что тот не на шутку захмелел. Шутка ли, столько пива на такое маленькое тельце! Едва напившись воды, он, как подкошенный, рухнул прямо на кухне, где мгновенно заснул, храпя так, будто на полу развалился изрядно поднабравшийся мужик. Бим проспал до самого утра, ни разу не проснувшись и не вспомнив о вечерней прогулке.

 

* * *

 

Уезжая из города в очередной отпуск, мы оставили Бимку в чужой семье лишь однажды, когда отправились по семейной путёвке в санаторий, где нашего лохматого домочадца, конечно же, никто бы не принял – как никак лечебное учреждение, и собакам туда даже с хозяевами путь заказан. Всё же остальные отпуска Бим неизменно проводил в нашей компании и за свою долгую собачью жизнь смог почувствовать себя пассажиром и в автобусе, и в поезде, и в самолёте. Причём каждый раз мы покупали для него специальный билет. Приобрести его можно было, лишь предъявив кассиру собачий паспорт. Впрочем, он отличался от настоящего, человеческого, лишь тем, что в нём не хватало фотографии на первой странице.

Помнится, сезон отпусков был в разгаре. Зал аэровокзала заполнили пассажиры, жаждущие улететь. Их число всё прибавлялось и прибавлялось, потому что большинство рейсов на южное направление задерживалось по метеоусловиям, так что вокруг было суетно и шумно, как на ярмарке. Пассажиры громко возмущались, не веря в то, что современные лайнеры не способны облететь какую-то там грозу. Кто-то, позвонив знакомым или родственникам в пункт назначения и доподлинно узнав, что там с погодой всё благополучно, негодовал особенно бурно, виня во всём аэрофлот. Отдельная очередь выстраивалась у окошечка, где можно было сдать билеты, чтобы потом попытаться выехать к морю поездом. Правда, позже, уже лишившись авиабилета и попытав счастья на железнодорожном вокзале, кое-кто возвращался, поняв, что самолётом всё равно выйдет добраться быстрее. Счастливые обладатели сидячих мест в зале ожидания были менее раздражены, хотя, понятное дело, и им не хотелось растрачивать драгоценное время своего отпуска понапрасну. И всё же они были удачливее всех тех, кто слонялся по огромному крытому помещению в поисках укромного уголка, где бы можно было присесть хотя бы на короткое время, чтобы дать отдых ногам, не привыкшим к большим нагрузкам. Наверняка кто-то с грустной ностальгией, глядя на яркие мягкие современные дорожные сумки, вспоминал старые родительские чемоданы. В пору, когда в былые времена всей семьёй уезжали в отпуск и попадали в ситуацию, подобную нынешней, такие чемоданы заменяли собой мобильные стулья, которые можно было разместить где угодно, хоть внутри помещения, хоть на улице возле вокзала. В случае же длительных задержек они с помощью заботливых родительских рук превращались для детей в лежачие места, где ребёнок мог спать. Стоило лишь подстелить несколько мягких вещей из одежды – и вот кроватка уже готова. Конечно, старые картонные чемоданы после первой же поездки становились обшарпанными, неприглядными. И тогда для них шились ситцевые или холщёвые чехлы, в которых тоже было мало эстетически привлекательного, но зато не видно царапин и облезшей (чаще коричневой) краски. Но, пожалуй, одно преимущество у тех, кому не досталось сидячего места, всё же было: они могли, не задирая головы, смотреть телевизор. Плоские экраны размещались высоко и были видны издалека. Правда, и эта забава мало радовала ожидающих. Как назло, то и дело милые длинноногие дивы вещали с телеэкранов о погоде, раздаривая не только утешительные прогнозы, но и свои ослепительные улыбки, обеспеченные им только что рекламированной очередной чудо-зубной пасте. Однако сколько-нибудь оптимистичных прогнозов на предмет – вылететь в ближайшие час – полтора диктор, вещавший по внутреннему радио, так и не давал.

Зал то затихал, то, будто внезапно разбуженный, вновь начинал гудеть, словно гигантский улей.

Волею случая мы с Бимкой тоже оказались в этом переполненном зале ожидания. Слава Богу, нам предстояло лететь на Запад, где, судя по тому, что о задержке рейса не оповещали, с погодой было всё в полном порядке. Расслышать голос диктора, а тем более понять, что она говорит, было практически невозможно. Едва начинали транслировать сообщение о регистрации или посадке на рейсы северных и западных направлений, пассажиры, ждавшие отлёта на юг, начинали громко возмущаться, кляня не только аэрофлот, но и всю небесную канцелярию. На помощь приходило огромных размеров автоматическое табло с прыгающими буквами и цифрами. Наконец-то высветился номер нашего рейса. Мы тут же проследовали к стойке, где началась регистрация. Пока мы до неё добрались, очередь была уже весьма внушительной, и мы встали в самый конец.

Надо сказать, что нервы были на пределе не только у тех, кто часами ждал своего вылета, но и у работников аэропорта, которых без конца дёргали, требуя конкретных ответов на множество вопросов, порой не находившихся в их непосредственной компетенции. Не отстояли мы в очереди и десяти минут, как прямо на нас стал надвигаться гудящий и рычащий, словно рассвирепевший дикий зверь, массивный полотёр с множеством вращающихся круглых щёток, которым лихо управлял уборщик, пытавшийся изо всех сил перекричать свою чудо-машину.

-Посторонись! – по нескольку раз подряд повторял он, приближаясь к очередному пассажиру. Казалось, он нарочно подходил к нам так близко, чтобы мы лишний раз подняли с пола свои сумки и чемоданы и отступили на несколько шагов назад. Затем уборщик зачем-то снова возвращался, будто собирался дотереть до дыр каменный пол, который, особенно у стойки, и так блестел – без вмешательства полотёра. Когда адская машина во второй раз развернулась и стала катастрофически надвигаться на нас, я вынуждена была взять Бимку подмышку, чтобы ему ненароком не досталось от сердитого уборщика. И вот до диспетчера, проводившего регистрацию, нас отделяет всего два человека, а это значит, что надлежит поставить весь имеющийся багаж на весы. Поскольку руки у меня были заняты, а машина, как назло, не переставала гудеть у самых ног, пришлось поставить пса на стойку и наклониться за чемоданами. Пока занималась багажом, Бимка невозмутимо протопал по стойке прямо до того места, где сидела диспетчер.

- Вы ещё на стойку свои чемоданы водрузите! Чья игрушка? Уберите немедленно – мне и так тут ничего не видно! – услышала я и ринулась к собаке. Бим на возмущённый высокий женский голос тут же отреагировал по-своему - впервые за всё время нахождения в зале ожидания он звонко и заливисто залаял, капризно притопывая передними лапами всякий раз, когда из его маленького рта выскакивал звук, похожий на звон нескольких медных колокольчиков. Представьте себе удивление стоявших в очереди пассажиров, когда работница аэрофлота, сменив вдруг гнев на милость, приподнялась и протянула руки, в которые охотно, мгновенно прекратив лай, прыгнул наш Бимка. Но все были ещё более удивлены, когда услышали из уст только что ворчавшей женщины:

-Боже ж ты мой, какая лохматая прелесть! Да ты, оказывается, живой, а не игрушечный! Вижу, не понравилось, что я раскричалась на тебя. Ну, прости меня, дружок».

Бим немедленно ответил на ласковый извинительный тон – он изловчился и лизнул «сердитую тётю» в нос и в щёку.

В одночасье произошла какая-то едва уловимая разрядка, и напряжение, висевшее в воздухе несколькими минутами ранее, исчезло, как и куда-то мгновенно исчезли полотёр и его хозяин. Все, стоявшие рядом, заулыбались – так бывает порой, когда между чёрными тяжёлыми тучами, сулящими ливень, вдруг совершенно неожиданно появляется трещина, через которую со всей неистовостью рвётся к земле пронзительный солнечный луч, успевающий озарить всё вокруг светом надежды.

Перелёт наш пёс перенёс стоически, хотя, по всему, при взлёте и посадке, как и у многих других пассажиров, закладывало уши. И тогда он неестественно потряхивал головой и пытался передними лапами почесать ушные раковины. Тем не менее, большую часть полёта он проспал, свернувшись калачиком под моим креслом. Понимал ли мой пёс, что находился на такой фантастической высоте над землёй!?

 

* * *

 

Бим был нашей первой собакой в семье. Может быть, именно поэтому многие события и различные приключения, случившиеся в его жизни, помнятся нам до мельчайших подробностей. И всё же самые забавные случаи происходили тогда, когда мы брали его с собой на природу: это, конечно же и его первые встречи с ёжиком и черепахой, которую он тщетно пытался лапой перевернуть на панцирь, и его знакомство с сусликами и дикими утками.

Как-то раз, в конце сентября, собрались мы с мужем на охоту. Заранее решили Бимку с собой не брать. Мы попытались объяснить ему причину, искренне веря в то, что он нас понимает. Мол, на охоту только охотничьих собак берут – у них де есть специальная выучка. Володя подробно рассказал псу о том, что при охоте на дичь, впрочем, как и на другую живность, категорически запрещается лаять, чтобы не спугнуть её. А случись, подранку упасть в водоём, собаке надлежит по команде хозяина бросаться в воду, которая, кстати, осенью далеко не тёплая. И вряд ли Бимке захочется мёрзнуть и мочить свою пушистую мягкую шёрстку. Я же, помогая мужу убеждать нашу собаку в правильности нашего решения, добавила, как мерзко и отвратно пахнет осенью тина, которая обязательно налипнет на лапы, стоит ненароком соскользнуть с берега в озеро. Бим был на удивление терпелив и внимательно вслушивался в каждое наше слово, переводя взгляд с одного на другого, смешно помахивая головой. Когда мы закончили объяснения, он низко опустил голову, отвернулся от нас и медленно побрёл к дивану, где мы стали разрешать ему отлёживаться, когда нас не было дома. Лохматые уши его волочились по полу. Хвост, всегда закручивавшийся в кудрявое колечко, напоминающее упругую пружинку, теперь тоже волочился по полу и казался длиннее, чем обычно. В съёжившейся фигурке Бимки было столько печали и обречённости, что мы невольно испытали к нему щемящую жалость, понимая, что только что сами обидели его, совсем того не желая. Добравшись до дивана, он медленно повернулся, поднял на нас грустные глаза, обозрел нас, экипированных по-походному, и так по-человечьи тяжело вздохнул, что мы, не договариваясь, решили смилостивиться над нашим любимцем.

- Бим! Обещаешь вести себя примерно и зря не лаять?- первым обратился к псу муж, присев на корточки, словно пытаясь прочесть в глазах собаки ответ на поставленный им вопрос.

Вместо ответа Бимка сорвался с места, словно настоящая гончая, и в несколько прыжков преодолев гостиную и прихожую, оказался у входной двери.

Правда, как ни старался наш пёс вести себя подобающим образом, без курьёзов на охоте всё-таки не обошлось. Сначала переезжали от озера к озеру в поисках лучшего места, исколесив пойму вдоль и поперёк. Хотелось отыскать такое озерцо, где бы были подходы к воде, чтобы можно было ещё и порыбачить. Но, куда ни подъезжали, всюду стеной стоял высокий, всё ещё зелёный камыш, сквозь который пробраться было попросту невозможно. Наконец, потеряв немало времени, нашли подходящий водоём. Автомобиль оставили на возвышенности. Пока ходили вокруг озера без ружей, утки выглядели чуть ли не ручными. Несмотря на то, что за нами, след в след ступал Бим (какая никакая, а всё-таки собака), птицы, казалось, на него совсем не реагировали. Они плавно двигались по поверхности озёрной глади то кружась в хороводе, то ныряя и помахивая для равновесия оставшимся торчать над водой хвостом. В том месте, где между зарослями камыша была проплешина, мы остановились, однако, близко к озеру подходить не стали. У самого берега плавал крупный красивый селезень с завивающимся хвостом и лоснящимся разноцветным ожерельем на середине шеи, которую, птица повернула с необычайной грацией, едва заслышав наши шаги. Но отплывать к середине озера, похоже, селезень не собирался, будто демонстрируя нам, что наше присутствие его ничуть не пугает и не настораживает (оно и понятно – мы были безоружны, а птица в этом толк знала). Залюбовавшись пейзажем, мы не заметили, как Бим обошёл нас справа и вплотную подошёл к воде. Она была удивительно прозрачной – так обычно бывает перед наступлением холодов. Было видно, как на дне играют глянцем камешки под преломляющимися лучами полуденного солнца, приоткрыв створки и высунув, словно ногу, кусочек розовой плоти медленно поспешают по песку мидии, снуют в верхних слоях жучки и водомерки. Бимка так низко нагнулся, заглядевшись на обитателей водоёма, что ткнулся мордой в воду. Услышав всплеск, селезень мгновенно сделал маневр, но, к нашему изумлению, поплыл не прочь, а прямо к нашей собаке, усердно загребая воду широко растопыренными перепончатыми лапами, остановившись в шаге от лохматого зверька. По всему было видно, Бимку обуяло любопытство – он стал внимательнейшим образом бесцеремонно рассматривать никогда доселе не виданную им птицу. По привычке он методично наклонял голову то в одну, то в другую сторону, поочерёдно обмакивая кисточки ушей в студёную воду. Мы очень пожалели, что у нас не было видеокамеры, чтобы запечатлеть то, что мы наблюдали далее. Селезень начал повторять движения собаки, такт в такт шевеля головой. Со стороны могло показаться, что он передразнивает собачонку. Хорошо, что нашему псу не пришла такая мысль в голову, иначе он непременно бы залился лаем. Впрочем, может быть, они таким странным и непонятным для людей образом общались? Вскоре они потеряли интерес друг к другу. Селезень плавно развернулся и поплыл к середине озера, где хороводили его сородичи, а Бим, с трудом пробираясь сквозь камыш, громко зашуршав им, побежал вокруг озера, видимо, вознамерившись обследовать водоём по периметру.

Стоило нам через какое-то время вернуться на это же место, но уже с ружьями, утки исчезли, будто их тут никогда не было. Причём они не улетели, а попрятались в зарослях камыша, под ивовыми ветками, полоскавшимися в озере и в густой осоке, окружавшей озеро с противоположной стороны. Если быть до конца честной, я нисколько не расстроилась, что утки исчезли, потому что заранее настроилась на рыбалку, давно убедив себя в том, что рыбалка более гуманна, нежели охота. Хотя, если вдуматься, и там и тут человек убивает братьев своих меньших. Но я стараюсь на этом не зацикливаться. Пока шла к машине, чтобы поменять ружьё на спиннинг, вспомнила, что мы прихватили с собой бинокль – значит, можно будет увидеть, куда убежал Бим. Стала всматриваться вдаль, медленно переводя взгляд с одного края обозримого пространства до другого. Как же была удивлена, когда оптикой поймала нашего пса у той же самой лагуны, где мы совсем недавно наблюдали за его общением с птицей. Кстати, и красавец-селезень был всё на том же месте. Они снова были совсем рядом, чуть ли не соприкасаясь носами. Решив не нарушать идиллии, надумала обойти озеро с другой стороны, где я надеялась найти такой же подход к воде. Похожее место удалось обнаружить только на противоположной стороне, откуда мне была видна белеющая фигурка Бима, а на его фоне тёмный силуэт бесстрашной птицы, доверившейся собаке. Я издали наблюдала за ними до тех пор, пока от соседнего озера не послышались ружейные залпы – сначала одиночные, затем стали стрелять сразу из нескольких ружей. Стреляли долго, шумно, видимо, там охотились большой компанией. Едва заслышав выстрелы, вся дичь прятавшаяся по камышам, и та, что успела выплыть из укрытий, поняв, что от нас ждать угрозы не следует, взмыла вверх. Володя, продолжавший стоять у машины, вскинул ружьё, намереваясь взять утку слёту. Однако выстрелить он так и не смог, так как Бим, завидев хозяина в боевой готовности, ураганом налетел на него и сбил с ног.

-Не ругай его, пожалуйста,- попросила я мужа, едва успев подбежать к нему на расстояние, чтобы быть услышанной,- мне кажется, он побоялся, что ты можешь попасть в того селезня, с которым он здесь познакомился. Не поверишь, они снова нашли друг друга и расстались только что. Я наблюдала за ними с противоположного берега.

Володя внял моей просьбе и, зачехлив ружьё, спрятал его в багажник. И тут Бимка высоко задрал голову, словно пытаясь вышине отыскать глазами своего селезня. Однако, видимо, поняв, что тот улетел и больше на озеро Осошное не вернётся, пёс поднялся на задние лапы, вытянулся во весь свой крохотный рост и протяжно завыл, посылая исчезнувшей в небе птице последнее «прощай». Как знать, может, он сумел-таки разглядеть исчезающего в синеве селезня. Так воют волки, реагируя на появившуюся на небосклоне Луну, зависшую у них над головой. Что ни говори – зов далёких предков. Но в этот день произошёл ещё один не менее курьёзный случай, собственно, благодаря которому мне и вспомнилась эта осенняя вылазка в пойму. Пока рыбачили, кстати, весьма удачно (в мешке уже лежало с десяток щук, переложенных травой), Бим был предоставлен сам себе. Он, видимо уже забыв о селезне, резвился от души, бегая вокруг озера и радуясь возможности пообщаться с лягушками, которые, едва заметив его приближение, тут же прыгали в воду. Он – звонко лаял, они – не менее звонко квакали, а гулкое эхо разносило все эти звуки по над водой, превращаясь в настоящую какофонию. Мы ничуть не боялись, что наша собака заблудится, хотя порой он и уносился довольно далеко. Просто к этому времени, оставаясь маленьким по размерам, Бим уже был совсем взрослым, самостоятельным псом. Всякий раз, когда мы, бывая на природе, готовились к отъезду и начинали прогревать машину, он, заслышав рёв двигателя, нёсся к автомобилю во весь опор, словно боялся, что уедут без него. Но почему-то в этот раз то, что его звонкого лая давно не было слышно, нас обоих с мужем насторожило, тем более, что вдруг поднялся сильный, чуть ли не ураганный ветер, а значит, звуков машины собака могла и не услышать – дуло как раз в противоположную сторону – к Волге. Откуда ни возьмись, появились тучи, которые мгновенно заволокли всё небо – того и гляди пойдёт дождь. Тогда нужно будет немедленно выезжать на тракт, иначе из поймы без неприятных приключений будет попросту не выбраться. Успели собрать улов и упаковать снасти, а Бимки всё не было. Муж посигналил – результата нет. Пришлось сигналить ещё несколько раз подряд. И тут издалека порывами ветра до нас донесло заливистый лай нашего пса. Сели в машину и поехали на лай. Метрах в трёхстах остановились, так как дальше на легковушке было не проехать – впереди стояла сплошная стена камыша, образовавшаяся на месте высохшего за лето илистого озерца. Пошли пешком, ориентируясь на лай, доносившийся откуда-то из зарослей. По мере того, как ноги увязали в чёрной жиже всё глубже, лай становился всё более громким и грозным. Как мы ни звали Бимку, он на нас не реагировал. Возможно пронзительный ветер, дувший нам теперь прямо в лицо, относил слова назад. С неба сорвались первые крупные капли косого, хлёсткого дождя. Понимали, что следует поторопиться. Решив, что пёс за что-то зацепился или и вовсе застрял между камышами, откуда не в состоянии выбраться самостоятельно, муж вернулся к машине и, переобувшись в высокие болотные сапоги, направился в самую глубь зарослей, откуда доносился лай. Но не успел он и на метр продвинуться, как ему навстречу из камыша, хлюпая по жиже такими же сапогами, вышел богатырского сложения мужик в брезентовой куртке, явно не охотник, ибо вместо ружья у него в руках была увесистая дубина. Володя попятился и снова оказался рядом со мной. Угрюмый и сердитый великан двигался прямо на нас. Того и гляди – сомнёт и не заметит.

-А ну, немедленно зовите свою собаку, не то я на неё сейчас управу найду – враз хребтину переломаю! – пробасил незнакомец, потрясая над нашими головами дубиной. – Охотнички городские, итиху мать, понаехали тут со своими кобелями, понимаете ли! Всех моих свиней в болотину согнал, кобелина окаянный! – продолжал браниться хозяин. - Утопнет хоть одна порося – платить заставлю! У меня, будет вам известно, зять милиционер! – для пущего устрашения выкрикнул мужик, с баса срываясь на хрип и не переставая трясти дубиной.

Несколько оробев, мы попытались объяснить, что собачка у нас маленькая, декоративная и никакого зла его скотине причинить не может. Но, похоже, наши слова не возымели никакого действия, и мужик, заслышав заливистый лай Бима, начал сквернословить, грозясь свернуть собаке шею, едва та вылезет из камыша. Попытка докричаться до Бимки, хоть теперь мы звали его дуэтом, ничем не увенчалась. Слава Богу, немного стих ветер, правда, усилился дождь. Муж снова вернулся к автомобилю, надеясь, что сейчас звук отъезжающей машины будет, наконец-то, услышан, и Бим не это немедля отреагирует. Двигатель взревел, и Москвичёнок рванул с места, оставляя за собой голубоватый шлейф дыма.

Сработало! Едва машина выехала на пригорок, из камыша показался наш пёс, выпачкавшийся чёрной зловонной жижей по самые уши.

-Бегом ко мне!- закричала я, надеясь, что это подстегнёт Бимку, и он успеет безнаказанно проскочить мимо воинственно настроенного хозяина свиней.

Мгновенно отреагировав на мой крик и поняв, что вот-вот появится псина, мужик замахнулся, готовый обрушить дубину на собачонку. Я замерла, как вкопанная, предвидя недоброе. Однако, увидев, что за маленькой собачкой, окружая её со всех сторон, несётся, меся грязь, целое стадо здоровенных пятнистых свиней, возглавляемых мощным хряком, очень напоминавшем секача, особенно клыками, которым мог позавидовать настоящий дикий кабан, хозяин опустил дубину. Бим, что есть мочи, несся к машине.

Ещё несколько минут назад грозный и сердитый, внушавший ужас мужик уже трясся всем своим недюжинным телом, громко хохоча.

Тем временем свиньи гнали Бимку до самой машины. Едва он впорхнул внутрь, конечно, перепачкав чехлы, муж тут же захлопнул дверь, так как не на шутку разъярённые свиньи окружили Москвич, тычась рылами в покрышки.

-Так это, выходит, блин, мои чушки загнали вашу шавку в камыш,- вперемежку заикаясь и громогласно хохоча, обратился ко мне хуторянин,- а я-то, дурак, подумал, что она у вас охотничья,- он не смог договорить, снова сорвавшись на хохот. -Ну, вы уж того, не обижайтесь, - успокоившись и переведя дух, продолжил он,- а ведь сумел за себя постоять – вон как грозно лаял, не смотри, что шавка.

-Никакой он Вам не шавка!- бросила я, поворачиваясь к машине. Однако, увидев, как о бампер и о двери трутся эти грязные огромные пятнистые чудища, сама завизжала, как поросёнок, закрыв лицо руками от ужаса, что предстоит идти прямо на них.

-Да погодите Вы, я впереди пойду, отпугну чертяк баламутных, а то совсем Вас, смотрю, напугали.

-А вы как думали,- буркнула я,- они у вас как настоящие дикие кабаны выглядят, вон, и пятнистые какие-то.

-Мабуть и скрестились которые, гуляючи – они у нас, считай, с весны до самой осени вольно гуляют, а тут в камышах и дикие кабаны попадаются,- как можно спокойнее объяснил мужик, видимо, думая, что тем самым может меня успокоить. - Геть! Геть!- опередив меня и вплотную подойдя к Москвичу, грозно шикнул на стадо хозяин, как крыльями размахивая руками и отгоняя скотину от машины.- Залезайте, гражданочка,- он приоткрыл мне переднюю дверь,- а мы уж до дому пойдём. Ну, вы уж не серчайте, что я так на вас накричал – чего не бывает! Бабе, вернусь – расскажу, то-то смеяться будет.

Мне не хотелось ему отвечать, потому что я не могла ему простить, что он нашего любимца шавкой обозвал. Бим лежал на заднем сиденье, тяжело дыша и дрожа всем своим крохотным тельцем – видимо, не на шутку перепугался, встретив диковинных здоровых зверей. Перегнувшись через спинку и погладив его по грязному и липкому загривку, накрыла его мешковиной и попыталась успокоить, как смогла:

-Ты у нас настоящий храбрец! От такого стада монстров сумел убежать!

Казалось, Бим всё понял. Он зевнул, причмокнув, как маленький ребёнок, и тут же заснул.

Отмывать его в ванне пришлось долго и упорно, пока он снова не стал белоснежным, пушистым, кудрявым и вкусно пахнущим. После водных процедур пёс, переполненный впечатлениями от прошедшего осеннего дня, даже отказался от еды и заснул под мерный, монотонно жужжащий звук сушившего его фена. Время от времени он не то постанывал, не то поскуливал, видимо попеременно видя во сне то бежавшее за ним стадо, то улетавшего в небо красавца-селезня, по которому, в том числе и благодаря Бимкиным усилиям его хозяин так и не выстрелил.

 

* * *

 

Не буду скрывать, наша первая собака доставляла нам не только радости, но порой заставляла нас огорчаться, особенно в пору, когда мы доверяли ей гулять самостоятельно, без нашего присмотра. Иногда Бим возвращался домой со спутавшейся грязной шерстью, сплошь утыканной репейником или ещё какими-то немыслимыми колючками, от которых невозможно было освободить больше походившую на пух шубку нашего питомца. И тогда приходилось стричь пса чуть ли не на лысо. Хорошо ещё, если подобное случалось летом, когда нещадно жарило солнце. Зимой же после таких процедур мы вынуждены были сокращать время прогулок, чтобы собака ненароком не замёрзла и не простудилась.

А сколько раз Бимка заставлял нас тревожиться о нём! Был, помнится, такой случай: однажды (как раз наступила пора заготовок, а значит, муж и собака были мне в этом деле помехой), казалось, в самый ответственный момент консервирования овощей они нарочито путались у меня под ногами. В то время, когда начиналась стерилизация банок, и все конфорки на плите были заняты кастрюлями, у обоих, как по команде, начинался приступ голода. И тогда каждый из них по-своему, но в одинаковой степени изощрённо требовали от меня ответа на сакраментальный вопрос: «Когда, наконец, мы будем обедать?» Любая женщина меня должна понять – это было уже слишком! Вот я и решила отправить обоих с утра пораньше в гараж. Там действительно нужно было навести порядок в подвале, чтобы подготовить место для будущих домашних солений и маринованных деликатесов, без которых обходится редкая семья особенно в наших местах, щедро одаривающих нас по осени самыми разными овощами и фруктами. Муж частенько брал с собой Бимку в гараж по выходным, когда нужно было повозиться с машиной – тогда оба возвращались домой пропахшими бензином, солидолом и ещё чем-то терпким. Кстати, эти специфические гаражные запахи всегда выдают мужчин с потрохами. И придумывать, что задержался на службе, когда на самом деле взял отгул и целый день провалялся под машиной, нет никакого смысла. Тонкий женский нюх редко подводит жён, которые с нескрываемым чувством радости разоблачают мужей, как бы те ни старались смыть всё то, чем выпачкались, ковыряясь в двигателе своего железного друга.

Ну, так вот, предоставленная себе, я вдохновенно колдовала над помидорами, превращая их в пикантный томатный соус. Затем опускала в него бланшированные помидоры, напоминавшие по своей форме сливы, стерилизовала содержимое банок и складывала готовую продукцию вверх ногами на байковое одеяло, расстеленное в комнате прямо на полу, чтобы потом, сверху укрыть всё старым стёганным ватным одеялом и оставить банки стоять так до тех пор, пока они не остынут.

Обычно в такие дни, оставаясь одна, я не обедаю. А тут вдруг почувствовала – так проголодалась, что решила сделать перерыв на чашку кофе с бутербродом. Подумалось, хорошо, что им с собой поесть собрала, представляю, как бы они оба столько времени без перекуса выдержали. Наверняка уже во второй раз за еду принимаются мои вечно голодные домочадцы. Но едва эта мысль посетила меня, как услышала, что в дверь кто-то царапается. Ну, кому ещё быть, как не Бимке. Он ещё и тихонько поскуливать принялся, чтобы быстрее в дом впустили. Пошла открывать. В прихожей глянула на часы – не было и двенадцати. Что же это они, думаю, так быстро наработались, неужели подъели все припасы, и к настоящему обеденному столу потянуло? Вот уж как их возвращение некстати, когда мной ещё и половина овощей в дело не пущена. Неужели придётся и на следующий день растягивать столь нелёгкое занятие? Так бы до вечера управилась, если бы никто не мешал.

Но Бим вернулся один. Прежде чем перевалить своё тельце через порожек, он постоял с минуту на коврике, топоча лапами, словно повторяя привычный жест хозяина, означавший вытирание подошв обуви перед тем, как войти в квартиру. Забавно, скажу, это выглядело, как будто он передразнивал или пародировал человека. Так и напрашивалось спросить: «Не над нами ли, лохматый дружок, шутить изволите?!» По тому, как пёс тяжело дышал, было ясно, что всю дорогу от гаража до дома он, не переставая, бежал. Кстати, расстояние весьма внушительное – не менее двух километров, а то и ещё больше. Проходя мимо, Бимка лизнул мне пятку и проследовал к миске с водой, которую мгновенно осушил. Несмотря на обеденное время, он не стал клянчить поесть, смешно, как бы вальсируя, развернулся, вильнув хвостом, и заторопился в прихожую на свой коврик, где, свернувшись калачиком, мгновенно заснул.

Муж вернулся домой, когда на улице уже было сумеречно. К его приходу я управилась со всем намеченным, перемыла посуду, приняла душ, накрыла стол к ужину. Бим же за всё это время проснулся единожды, чтобы ещё раз попить и перебраться из прихожей в коридор, ведущий в спальню, где на полу лежал коврик помягче. Расспрашивать супруга, почему он так надолго задержался, не стала, увидев, каким он выглядит уставшим и осунувшимся, будто разгрузил парочку вагонов угля. Вместо привычного - «чем это у нас так вкусно пахнет?» он буркнул: «Привет!» и шмыгнул в ванную, откуда долго не выходил, хотя воду выключил уже давно – значит, помывку гаражную закончил. Я не на шутку забеспокоилась, уж не случилось ли чего – мало ли: гаражи стали частенько вскрывать, воруют всё подряд – запчасти, покрышки, магнитолы и даже домашние заготовки умудряются из подвалов вытаскивать. Бывает, и машину могут так раскурочить, что потом ремонт в копеечку влетает. В общем, чего только не надумала, пока стояла возле ванной. Зная, как трепетно относятся мужчины к своим железным игрушкам, будь то автомобили, инструменты или велосипеды, начала уже переживать за мужа и сочувствовать ему. Выйдя, он сразу же предложил пройти на кухню и попросил меня сесть.

- Даже не знаю, с чего начать,- не решался он признаться в том, что произошло,- в общем, делай со мной что хочешь, - у нас Бимка пропал. Я его битый час по всем гаражам искал, и в соседние боксы ездил, и по окрестностям не один раз вдоль и поперёк прошёлся. Звал, звал – а он так и не откликнулся. И ведь, казалось, он всё время около меня вертелся. Не заметил, когда исчез. Хотя, пожалуй, как второй раз поели, так я его больше и не видел. А тогда ещё совсем светло было.

Не знаю, почему я дала ему договорить и не остановила сразу же, после первой фразы. Может, надеялась, Бим проснётся и с весёлым лаем сам выбежит на голос хозяина живой и невредимый? Впрочем, возможно, мне, как и многим моим соплеменницам нравится, когда мужья, чувствуя перед нами свою вину, долго и пространно в этом признаются? Так или иначе, пауза затягивалась. И всё-таки меня выручил Бимка, видимо, почуявший хозяина и в свою очередь пожелавший перед ним повиниться за то, что сбежал из пропахшего неаппетитными запахами гаража, где даже еда приобретала специфический аромат, не располагавший к приятному поглощению пищи. Разогнавшись, он запрыгнул на колени к хозяину и стал тщательно вылизывать только что умытое и свежевыбритое родное лицо. Заметив, что глаза мужа стали влажными, и ещё немного и из уголков выкатятся слёзы, поняла, что он пса ругать не будет. Вечер в доме обещал быть тихим и по-настоящему семейным.

Лишь рано утром, когда они собирались на прогулку, из-за приоткрытой двери слышала, как хозяин отчитывал своего лохматого пса, называя его предателем, что очень не нравилось Биму, о чём он сигнализировал тихим лаем, похожим на ворчание старика.

 

* * *

 

Когда выбирались по выходным на природу большой компанией, никто не возражал против того, чтобы с нами был Бимка, тем более, что ездили всегда с детьми, а они с удовольствием играли с собакой и в воде, и на берегу. Правда, на лодку с собой мы его взяли лишь единожды, и больше таких экспериментов не проводили. И вот почему. Надумали как-то мы отправиться от лодочной станции вверх по течению Ахтубы к тому месту, где в реку впадет ерик – излюбленное место рыбалки многих местных рыбаков. Жаль только, что добраться туда можно лишь на моторной лодке. По суше даже с противоположной стороны, перебравшись через понтонный мост, даже на мотоцикле к этому месту не подъедешь, так как оно отделено от проезжих стёжек-дорожек множеством топких овражков, мелких, наполовину высохших озёр и непроходимых зарослей камыша. Поскольку лодка была внушительно загружена, мы продвигались вверх по реке сравнительно медленно. И вот что интересно, какой бы на самом деле ветер не дул, когда плывёшь в лодке, всегда кажется, что он дует в лицо, если ты сидишь по ходу движения. При этом брызги, с шумом отрывающиеся от волн, создаваемых носом лодки, режущим речную гладь, так и норовят попасть плывущим в лица, создавая иллюзию ливня, который несётся на тебя не с небес, как обычно, а снизу, с реки. Кто-то закрывается от брызг ладонями или прикрывается брезентом, а кому-то нравится эта дармовая водная процедура, которая бодрит и веселит одновременно. Сколь велико же было наше удивление, когда мы заметили, как мужественно подставляет свою мордочку ветру и брызгам наш отважный пёс. Правда, он то и дело жмурился, но нос держал по ветру. До чего же он казался смешным в эти минуты. Мордочка – не больше детского кулачка, с проглядывающей у корней расправившихся от ветра волосинок нежно-розовой кожей. А на макушке - демонически развевающиеся на ветру лохматые уши, соприкасающиеся между собой где-то за спиной. Но самым умилительным, пожалуй, был светло-розовый маленький нос, пуговкой торчащий кверху. В сочетании с закрытыми глазами, опушёнными длинными, на удивление прямыми белыми ресницами морда пса выражала что-то среднее между блаженством и восторгом. Казалось, ещё чуть-чуть – и он по-человечьи, протяжно выразит переживаемые им на момент чувства как-нибудь, вроде: «Какой кайф, люди!»

Всю дорогу туда мы держали Бимку на руках. Когда же, вволю нарыбачившись, отправились в обратный путь и стали плыть по течению, а значит, значительно быстрее, мы удовлетворили желание нашего пса вылезти из подмышек и встать на носу лодки, который, к тому же, ещё и задирался кверху. Какое-то время понаблюдали за Бимкой и, убедившись, что тот держится молодцом, переключились на рыбацкие байки и анекдоты. Рассказчикам приходилось перекрикивать шум двигателя и волн. Если честно, слышно было плохо, но всё равно все громко смеялись. Можно бы было добавить: «до слёз», но на самом деле слёзы наворачивались не от смеха, а от попадавших в глаза колючих капель речной воды. До лодочной станции было ещё довольно далеко. Мы проходили самое глубокое в этом течении Ахтубы место. Лично мне, человеку, совсем не умеющему плавать, при одной только мысли, что под лодкой может быть толща воды больше десяти метров, становилось жутко. Едва поймала себя на том, что испытываю страх, тут же подумала о том, как же это наш Бим ничего не боится. И, надо же, в этот самый момент лодка сделала крен вправо, чтобы выровнять курс, водой захлестнуло весь металлический нос лодки, на котором стоял Бим. Как он ни семенил лапами, чтобы удержаться на скользкой мокрой поверхности, ему этого сделать не удалось, и его буквально смыло в воду, в самую стремнину. Все ахнули. Кто-то предложил немедленно заглушить двигатель и вылавливать собаку с помощью подсака, которым ещё совсем недавно вытаскивали из воды попавшихся на закидные удочки лещей, некрупных сомов и сазанов. Несколько мужчин перегнулись через борт, пытаясь руками достать до плывущего рядом с лодкой пса. Однако это никому не удавалось, а лодка так накренилась, что я завизжала, испугавшись, что мы можем черпануть воды. Тем временем двигатель заглушили. Бимка продолжал по-собачьи плыть рядом с лодкой, дрейфовавшей по течению. Мужу пришла идея прыгнуть за борт и, взяв собаку на руки, передать её в лодку. Тут я вообще запаниковала. Мне ужасно не хотелось, чтобы ещё кто-нибудь из-за нашего пса оказался за бортом. Решение, как это часто бывает, пришло совершенно неожиданно: сначала хозяину предлагалось подозвать пса, чтобы тот от борта переплыл к носу лодки, затем двое мужчин легли на нос, притопив его так, чтобы на него, подплыв, мог вскарабкаться Бим. Ну, а тут его уже ждали сильные мужские руки, которые должны были его подхватить, вот только удержать мокрое тельце оказалось делом нелёгким – оно так и норовило выскользнуть. Наконец, операция была успешно завершена. Мы благополучно добрались сначала до лодочной станции, а оттуда – до дома. Много позже, встречаясь уже на берегу всё той же компанией и вспоминая, и анализируя то, что произошло, мы вынуждены были согласиться, что мы, люди, были напуганы куда сильнее, чем наш храбрый лохматый пловец. Он не нахлебался воды, а мужественно продолжал плыть рядом с лодкой, не поддаваясь панике и выполняя то, чего от него требовали помогавшие ему вновь очутиться на борту: обогнул корпус и карабкался, что было мочи, пока не оказался на гладкой скользкой поверхности. Ну что тут скажешь – молодец! Правда, больше поплавать на моторной лодке мы его с собой не приглашали, и, кажется, Бим наш на это ничуть не обижался, с удовольствием оставаясь в таких случаях за хозяина в квартире.

Когда же отправлялись в пойму на машине, брали его с собой неизменно даже тогда, когда он изрядно постарел и частенько недомогал, охая и стеная во сне, как уставший жить столетний старик. Но как он всегда чувствовал, что затевается поездка! Он ходил кругами возле нас, затем описывал круги возле спиннингов, путался под ногами, словно напоминая о себе, мол, не забудьте обо мне, хозяева. И мы о нём никогда не забывали. Впрочем, помним о нём и сейчас, частенько перелистывая в памяти страницы его собачьей жизни, которую помогали ему скрашивать, как могли. А он за это дарил нам свою собачью любовь и преданность.

* * *

 

Почему-то думается, что мы недооцениваем братьев наших меньших, отмечая в них то экстерьер, то окрас, то их идеальный нюх. Кстати, хотите, верьте, хотите – нет, есть у собак нюх на людей, которые относятся к ним по-дружески и способны прийти на помощь, когда те в ней нуждаются. Точно также они безошибочно учуют в толпе сильных двуногих созданий тех из них, кто не преминёт пнуть пса ногой в живот или стукнуть его палкой по хребту…

Лето было в разгаре. Мы жили на даче. Как-то утром собралась я на Подстепку порыбачить. Взяла удочку, червей и горбушку хлеба для прикормки, после чего вышла за калитку. Шагах в пяти от забора стояла крупная лохматая псина с веревкой на шее, завязанной тугим узлом. Шесть у собаки была густой, свалявшейся, сплошь покрытой репейником и еще какими-то серыми колючками. Наверняка вид ее показался бы устрашающим, если бы не ее ужасная худоба и то, как она покачивалась, видимо, от голода. Казалось: еще немного - ее высокие тонкие ноги подкосятся, и она рухнет на землю. Рассмотрев ее, я поняла, что передо мной самка породы эрдельтерьер, с квадратной мордой, кое-где проглядывавшими из-под колючек рыжими подпалинами и пружинисто торчащими кверху коротким обрубленным хвостом. На меня смотрели умные, грустные карие глаза, в уголках которых, мне показалось, поблескивали слезы.

Я подозвала собаку к себе и протянула ей корочку батона, предназначавшуюся для прикормки рыбы. Собака медленно подошла, и, не смотря на то, что, похоже, давно не ела, не выхватила кусок, а стала есть с ладони, то и дело поглядывая на меня из-под лохматых, торчащих во все стороны густых бровей. Слизав последние крошки, она отошла и остановилась в нескольких шагах от меня. Я тут же повернулась и поторопилась спуститься вниз по улице, к самой реке, туда, где мы соорудили высокие мостки сразу же, как только, после отставки мужа, купили в селе дом под дачу.

Клева не было. Попались лишь парочка окушат, да несколько бычков – как раз столько, чтобы накормить кошку, правда, при ее завидном аппетите, ей могло и этого не хватить.

Возвращаясь, я еще издали заметила по-прежнему стоявшую недалеко от калитки все ту же псину. Казалось, она ждала меня.

- Ну что, дружок, не наелась, все еще голодная? – спросила я собаку, веря, что та меня понимает. – Не могу я тебя приваживать, постарайся не обижаться. Ты собака породистая – не могли такую, вот так, взять – и выбросить из дома. Может быть, ты потерялась, и твой хозяин все еще ищет тебя. Умела бы ты читать, наверняка прочла бы Троепольского «Белый Бим – Черное Ухо» - тогда бы узнала, как может хозяин страдать, потеряв своего друга и любимца. Ты потерпи, потерпи еще немного, может ты его и дождешься, а нам все равно скоро в город уезжать.

Собака стояла не шелохнувшись, лишь часто-часто моргая глазами, словно старалась сдержаться, чтобы не заплакать.

-Танюша, с кем это ты разговариваешь? Приглашай гостя в дом, - услышала я голос мужа, возившегося в саду.

-С собакой, - ответила ему я.

-С какой собакой?

-Да вот, выйди, посмотри – сам увидишь, - пригласила я супруга.

-Это опять ты? – обратился он к псине.

Кому-то может показаться неправдоподобным то, что я сейчас скажу, но, тем не менее, собака радостно закивала головой, как-то не по-собачьи, а скорее, по-лошадиному, словно утвердительно отвечая хозяину дачи, с которым, похоже, уже встречалась до этого.

В тот день мы так и не пригласили собаку ни к себе во двор, ни в дом, однако вынесли ей поесть.

Потом на целую неделю зарядили дожди, и мы уехали в свою городскую квартиру. Вернулись же на дачу лишь, когда снова распогодилось.

На въезде в село, у самой обочины, провожая каждую машину глазами, сидела наша знакомая собака. Едва завидев наш «Москвиченок», она сорвалась с места и побежала по направлению к даче, чуть ли не обгоняя машину. Тягаться с автомобилем ей, конечно же, было не под силу, и она скоро отстала, а мы не остановились, благополучно добравшись до места. Пока мы разгружались, к нам подошел сосед, который сказал, что, не смотря на проливной дождь, каждый день к калитке, пока мы отсутствовали, приходила большая лохматая собака и подолгу просиживала, видимо, дожидаясь нас.

-Я пожалел псину, вынес ей поесть. Надо же, отказалась, хоть, похоже, и голодная была. Вот что значит воспитание, - почему-то сказал он в самом конце. Потом к нам подошел еще один сосед, который нам поведал душещипательную историю собаки, которая, видимо, так и продолжала бежать по шоссе по направлению к нашему загородному дому.

Оказалось, что ее настоящие хозяева получили перевод не то на Чукотку, не то на Камчатку, а собаку оставили хозяйке того дома, который снимали, так как не имели своего жилья. Они обещали ей приехать в отпуск не позже, чем через полгода, и забрать свою собаку. Старушка же, не предполагая, что собака может быть не приучена сидеть у дома на цепи, а тем более, на веревке, привязала ее во дворе к забору. Потом, по словам говорившего, бабулька захворала и уехала жить к детям в городок. Первое время горожане бывали наездами в селе, подкармливали псину, а потом словно вовсе о ней забыли. Сначала бедолага скулила, плакала, особенно по ночам, а, видимо, когда от голода стало совсем невмоготу, перегрызла веревку и подалась в стаю к бродячим псам, да, похоже, там не прижилась, вот и бродит по селу.

Сосед все еще рассказывал о злоключениях нашей знакомой, когда та, тяжело дыша и высунув свой алый язык, дошла до нашего дома и села у разросшегося после дождей лопуха. На всех нас она смотрела так пристально, словно вслушивалась в рассказ о себе и наблюдала за нашей реакцией.

Едва соседи скрылись, каждый в своем дворе, а Володя понес очередной ящик в дом, я тут же приняла решение, о котором сразу же сообщила мужу, как только он подошел к багажнику за флягой с водой – мы всегда с собой питьевую воду возим, так как в колодце вода солоноватая:

-Послушай, Володя, мы должны ее взять. Она нас выбрала.

-А ты хорошо подумала? - спросил он.

-Да, по-моему ей будет с нами хорошо.

-А нам с ней? – поторопился спросить супруг. – Ты только представь, снова выгуливать, лечить, когда заболеет, шерсть по всей квартире собирать, наконец, кормить, - это не то, что наш Бимка. Ей, наверное, и питание особое нужно будет.

Правда, в голосе Володи я не почувствовала ноток протеста, он говорил скорее бесстрастно, вероятно, давая мне шанс еще раз всё взвесить. Меня это обстоятельство обрадовало, и я, как можно решительнее, громко произнесла:

-Все, берём!

Взглянув на прислушивавшуюся к нашему разговору псину, я вдруг увидела, как та заулыбалась во всю свою большую пасть, обнажив здоровенные белоснежные клыки.

Когда же прозвучали последние слова мужа: «Ну, что ж, зови свою собаку, знакомиться будем», - словно поняв, о чём шла речь, она чинно, степенно подошла ко мне, повиливая хвостом, села передо мной, преданно поглядев мне прямо в глаза, после чего высоко подняла лапу, будто протягивая ее для приветствия.

Прежде, чем заводить ее в дом, мы занялись гигиеническими процедурами: вычесали все колючки, что она стоически перенесла, ни разу не взвизгнув от боли. Затем мы тщательно вымыли собаку, поливая ее шлангом, наконец, выстригли свалявшиеся клочья жесткой кучерявой шерсти, столь трудно поддававшейся расчесыванию. По подрагиванию кожи было видно, что процедура ей не очень нравилась, но она терпела и то, вероятно, лишь желая нам угодить.

Наконец мы ввели ее в дом. Показали ей место с подстилкой, приготовленное специально для нее, миску, из которой она будет есть, и баночку с водой. Собака неизменно следовала за нами и внимательно смотрела в ту сторону, куда ей указывали, будто сравнивая предлагаемые ей условия и требования с теми, которые были у прежних хозяев, в той ее, прошлой жизни, которую, если повезет, можно будет забыть, вычеркнув из памяти навсегда.

 

Прежде чем сесть обедать, я покормила собаку. Ела она на удивление аккуратно, не разбрызгивая еду из миски, несмотря на свою длинную, по всей морде, кудрявую шерсть. Даже посуду после нее можно было не мыть – столь тщательно, до блеска, она ее вылизала.

-Танюш, - заметил муж, - а псина-то воспитанная. Правильно мы сделали, а ты у меня, как всегда, права. Нельзя такой собаке без хозяина – никак нельзя!

Пока мы обедали на веранде, собака, вытянувшись во все свое длинное тело, заснула на указанном ей для этого месте. По-видимому, ей что-то снилось – она периодически глубоко и протяжно вздыхала, тихонько постанывая.

Когда полуденное солнце заглянуло в окно комнаты, его лучи упали на лохматое существо, поселившееся теперь у нас в доме. Ярко освещенная, шерсть собаки напоминала золотое руно, горящее и слепящее одновременно.

-Послушай-ка, - обратилась я к мужу, - а ведь она не только воспитанная, но и удивительно красивая. Давай назовем ее по-итальянски Белладонна – «прекрасная дама».

-Не согласен, - возразил мне супруг, - во-первых, кличка не должна быть такой длинной, во-вторых, это ведь еще и название ядовитого растения. По-моему, лучше просто Белла – звучно, коротко, и красиво. - Он произнес это как-то неожиданно громко и чуть-чуть торжественно. То ли от этого, то ли потому, что кличка нашей собаке понравилась, она мгновенно отреагировала на зов нового хозяина, подошла и села перед ним, готовая выслушать и выполнить любую его команду.

-Ну, уж раз разбудил, - решила я, - попробуй дать ей какие-нибудь команды, вполне возможно, она им обучена.

До вечера мы, словно маленькие дети, играли с Беллой, как с механической игрушкой. Она подавала нам то левую, то правую лапу, приносила брошенный в другую комнату мячик, садилась рядом, ложилась и делала множество других вещей, а на предложение мужа: «Дай-ка бусю», - она подпрыгнула и поочередно лизнула в щеку сначала меня, потом Володю.

После вечерней прогулки и ужина, для всех троих, день закончился спокойным и глубоким сном.

Белла сразу же стала полноправным членом нашей семьи. Особых хлопот она нам не доставляла, правда со стрижкой и выщипыванием жесткой шерсти на морде у нас поначалу были проблемы, но со временем мы одолели и сие мудреное дело.

Наша собака прожила с нами восемь лет. Сколько смешных и курьезных историй про нашу любимицу можно бы было рассказать заинтересованному читателю. Впрочем, те, у кого в доме когда-либо жил пес, знают, что рассказам таким конца не будет.

Белла, словно в благодарность, что ее приняли, как родную, старалась быть полезной нам. Стоило у кого-то из нас замерзнуть ногам, она, будто чувствуя это, сама подходила, ложилась возле ног - и через несколько минут согревалось все тело. Помню, как-то я сильно ушибла руку. Белла лизала мне ушибленное место так отчаянно, со знанием дела, как настоящий массажист, до тех пор, пока не сошел отек, и не унялась боль.

Сиамская кошка Бася, которую нам подарили еще до появления собаки, и вовсе эксплуатировала ее, продемонстрировав себя перед ней полноправной хозяйкой дома, причем привередливой, не терпящей панибратства - и это притом, что сама она была удивительно миниатюрной и спокойно пробегала у Беллы между ног. Кошка пользовалась своими преимуществами властной хозяйки неограниченно. Едва приходил октябрь, и в окна начинал задувать холодный и колючий северный ветер, а до отопительного сезона оставалось недели полторы, квартира выстывала. Все это время Бася неизменно передвигалась по квартире верхом на Белле, распластавшись на ее широкой, теплой шерстяной спине. Казалось, какими-то невидимыми знаками она давала ей команды, в каком направлении той следовало двигаться, чтобы довезти ее изнеженное кошачье тельце до того места, куда ей в данный момент заблагорассудилось попасть. Кошка могла спонтанно поменять свое решение, и тогда собака начинала медленно разворачиваться, чтобы ненароком не скинуть возлежавшее на ней сокровище на пол, и шла в другую комнату, на кухню или в коридор. В холодное время года они и спали неизменно вместе. Белла, засыпая, сворачивалась клубочком, а Бася, едва услышав ровное дыхание эрдельтерьера, умудрялась примоститься так, чтобы уткнуться мокрым носом в лохматый тёплый собачий живот. К зиме, вопреки моде, мы собаку не стригли. Не делали этого, прежде всего потому, что неизменно брали ее с собой на зимнюю рыбалку и не хотели, чтобы та замерзала. В своей же черно-буро-желтой шубе она могла совершенно спокойно провести с нами за городом три-четыре часа, бегая по глади замерзшего озера, играя кусками льда, словно шайбой или мячиком. Иногда она засовывала свой любопытный черный кожаный нос в лунку, всматриваясь в скрытую подо льдом жизнь водоема, затем, хлебнув студеной воды, снова затевала свои игры со льдом.

Но, увы, собаки, как и люди, нередко болеют, в том числе и тяжело. Да и живут они, даже при хорошем уходе, куда меньше, чем люди. Поэтому, каждый раз, заводя собаку не как игрушку, а как друга, должно понимать, что придет печальный конец, и это неизбежность, которая от нас не зависит. Вот и наша собака заболела неизлечимой болезнью. Уходила она тяжело. Но даже тогда, когда боль была невыносимой, она не стонала, не скулила, а только поджимала лапы и крепко жмурила глаза. Тогда она безропотно глотала обезболивающие и димедрол, который из-за чрезмерной горечи даже люди пьют весьма неохотно.

Потеряв Беллу, мы решили больше собак не заводить, во-первых, чтобы не пришлось снова пережить подобное, во-вторых, возраст у обоих был уже не тот, чтобы со щенком возиться - лишние хлопоты были уже ни к чему. Внуков у нас так и не появилось, так что нашей главной заботой стало поддерживать друг друга в этой нелегкой и очень непростой жизни.

Достойно встретить старость по меркам цивилизованным так и не удалось. Двое уже далеко немолодых людей, мы теперь пытались все таки жить, а не просто выживать или доживать, скорее вопреки, чем благодаря смешной пенсии, которую нам назначило государство по старости.

Как-то вечером позвонил сын из Москвы, сообщивший, что у него скопилось несколько отгулов и что через парочку дней он приедет, причем - не один.

Первой мыслью было, что удастся наконец-то познакомиться с избранницей сына. Всю пятницу потратили на подготовку к встрече: муж допоздна занимался уборкой, я хлопотала на кухне у плиты, надеясь успеть приготовить самые любимые сыном домашние кушанья.

Как и обещал, он приехал не один. Сын на руках внес в квартиру маленький, пушистый серый комочек, который тут же бережно уложил в комнате на диване.

-Это вам, чтобы не было скучно и чтобы не торопились стариться. Мне одна мудрая женщина сказала, что если у не очень молодых людей появляется кто-то, о ком нужно заботиться, и болезни, и старость отступают, мало того, люди даже молодеют. Я ей поверил, так что не обессудьте, если что.

И вновь все пошло по кругу: лужицы на ковре, обгрызенные тапочки, перевернутая миска с пролившейся кашей, бесконечные игры с резиновыми игрушками, прогулки, прививки... Нам на самом деле стало казаться, что мы перешли на второе дыхание.

Однако было в нашем теперешнем питомце что-то такое, чего мы не замечали в наших прежних собаках. Ему не было еще и трех месяцев, когда он начал показывать свой крутой нрав. Швеллер не принимал в свой адрес буквально никакой критики, а уж любое наказание он принимал ну, просто в штыки. Огрызался, пытаясь во что бы то ни стало укусить. Правда, на первых порах челюсти он крепко не сжимал. Но как-то раз, держа кисть моей руки в зубах, после того, как я отругала за отгрызенную ручку кресла, Швеллер исподлобья так посмотрел на меня, что я это поняла не иначе, как: "Ну подожди, я вырасту, посмотрим, кто кого".

Я поделилась своими наблюдениями и опасениями с мужем, но тот успокоил меня, а на следующий же день купил книгу о воспитании щенков кавказской овчарки.

Но как я ни пыталась следовать советам и рекомендациям, вычитанным из пособия, наш пес от этого послушнее не становился. Выводить его на прогулки я сразу же отказалась, так как поняла, что даже с жестким ошейником с ним не справлюсь. Так что мы сразу договорились: я - кормлю, муж - выгуливает, на этом и порешили.

Через год пушистый серый комочек превратился в весьма солидных размеров пса - почти сорока сантиметров высотой в холке. Передние лапы его с перепонками между когтистыми пальцами, стали толще моих рук в запястье.

Однажды, когда мне нужно было пройти в комнату, Швеллер улегся поперек коридора, и мне пришлось через него перешагнуть. Едва я перенесла через него ногу, он тяпнул меня с такой силой, что прокусил кожу, но, словно испугавшись содеянного, немедленно разжал пасть, тем не менее, с места не сдвинулся.

Рана оказалась глубокой - сильно кровоточила, долго не заживала, оставив широкий неровный шрам. Вернувшись вечером домой, и увидев на моей ноге повязку, Володя, как всегда, попытался по-своему успокоить меня, объяснив все случившееся тем, что такое могло произойти лишь потому, что я испытываю страх, всякий раз подходя к собаке. Со знанием дела он пояснил, что когда человека настигает испуг, в крови у него обнаруживается переизбыток адреналина, а собаки, каким-то невероятным способом это чувствуют, но даже не это главное. Важнее то, что в такие мгновения они начинают ощущать свое превосходство над человеком, что тут же и пытаются продемонстрировать, становясь агрессивными.

Честно говоря, я об этом когда-то слышала или читала, однако мне казалось, что на хозяев подобное не распространяется. Хотя, если быть до конца откровенной, некоторую оторопь при виде крупных собак я испытывала еще с детства.

Мы так и не смогли научить его выполнять команды. Швеллер не был ласковым, тем не менее, сам любил, когда его гладили, трепали по холке или чесали его за ухом - тогда он блаженно вытягивался и мурлыкал как котенок, закатывая или закрывая при этом глаза.

Однако я чувствовала, что пес все-таки уважительнее, что ли, относился к хозяину, чем ко мне. Володя отшучивался:

-Силу мужскую чувствует. А ты, дорогая, давай-ка, преставай его бояться.

Все вечера напролет муж с собакой проводили в комнате, сидя на диване перед телевизором. И даже тогда, когда Володя что-либо мастерил, пододвинув стол, пес с дивана не слазил, а внимательно следил за тем, что делает хозяин. Иногда, когда из телевизора неслись специфические звуки, издаваемые электрическими музыкальными инструментами, пес вторил им, поднимая вверх морду и подвывая. Точно также он "пел" каждый раз, когда мы выезжали за город, а высоко в небе гудел самолет.

Я, как правило, не разрушала вечерней идиллии, в которой пребывала мужская половина семейства, а работала на кухне, превратив ее в нечто, отдаленно напоминавшее кабинет, заставив шкаф для посуды словарями, справочниками и книгами, которыми пользовалась чаще, чем другими. Часть же обеденного стола была занята старой печатной машинкой и двумя папками - в одной из которых хранилась чистая бумага, в другой - очередная рукопись.

Но теперь я взяла за правило, выходя из кухни, в качестве отвлекающего момента бросать Швеллеру либо кусочек колбасы, либо косточку, либо печенье. Это стало чем-то вроде пропуска, хотя подобный компромисс со своей собственной собакой, наверное, выглядит противоестественно - но так мне было спокойнее, а мое сосуществование с псом, благодаря столь немудреной хитрости, сулило меньше непредвиденного.

Швеллер весьма избирательно относился к тем немногим знакомым, которые изредка навещали нас. Надо сказать, что почему-то к мужчинам он был более лоялен и снисходителен, а к одному из них испытывал, чуть ли не благоговейные чувства. Такими привилегиями пользовался мой приятель по поэтическому клубу Михаил Тарасов. Вероятно, это можно объяснить тем, то у них в доме тоже была собака, хотя, как знать, собачья этика наверняка имеет на этот счет свои объяснения. Каждый раз, когда Михаил Александрович входил в квартиру, наша собака считала своим долгом выйти и по-своему поприветствовать гостя. Швеллер подходил к нему вплотную, вставал на задние лапы, передние клал ему на плечи и тыкался мокрым носом ему в лицо, после чего чинно и важно возвращался на свое место.

Но стоило со стороны подъезда к входной двери квартиры подойти женщине - будь то дворник, почтальон либо еще кто-нибудь, - не важно, шерсть на спине у пса вздыбливалась, он злобно оскаливался и начинал рычать. В таких случаях я бросала ему в комнату что-нибудь съестное, закрывала за ним дверь и лишь тогда впускала посетительницу. То же самое происходило, если в дверь стучали или звонили незнакомые люди.

Правда, однажды присутствие именно этих качеств в характере нашего лохматого питомца нас здорово выручило.

Далеко за полночь, ошибившись подъездом, в дверь стали ломиться двое сильно пьяных и, похоже, обкуренных, мужчин, с требованием немедленно позвать какую-то Лену. Я сразу же стала звонить в милицию, а муж, заставив как-то Швеллера молчать, надел на него ошейник, прикрепив к нему длинный поводок, после чего открыл дверь, держась за ошейник таким образом, чтобы собака стояла сзади. Но едва у одного из ломившихся в квартиру блеснула во вскинутой вперед руке финка, Володя ослабил поводок, из-за спины со зверским оскалом выскочил наш грозный пес, сделав стойку, грозя нападением. Завидев острые клыки, двое непрошенных гостей опрометью бросились из подъезда. На протяжении всего этого времени муж крепко сжимал в руке поводок, чтобы, не дай Бог, не допустить, чтобы пес покусал возмутителей спокойствия, мало ли какими могут оказаться последствия. Вдруг это детки каких-либо важных родителей - доказывай потом, что мы защищались, а не специально натравливали свою собаку на ни в чём не повинных людей. Все равно окажемся виноватыми...

Не прошло и пяти минут, как в дверь снова постучали, на что тут же, грозным лаем отреагировал наш лохматый защитник. Лишь услышав: "Это милиция. Собаку уберите. Мы войдем", - мы открыли, заперев Швеллера в комнате.

Трое блюстителей закона не стали проходить, а тут же, в коридоре спокойно выслушали нас, ничего не записывая, затем попросили нас описать приметы нападавших и уточнить время появления молодых людей.

-Прошло, наверное, чуть больше пяти минут - они не могли уйти далеко, - ответила я, не переставая удивляться оперативности милиционеров и тому, что они по-прежнему ничего не фиксируют.

-Похоже, парни ошиблись, как вы сами заметили, - подытожил беседу тот из милиционеров, что был постарше, - да и потом, чего вам бояться с такой грозной собакой?

Они попрощались и вышли.

Мы с мужем, тем не менее, последовали за ними.

На улице было совсем темно. На скамейках у подъезда сидело несколько молодых, судя по специфике речи, подвыпивших мужчин. Лиц их было не разглядеть, поэтому, даже если среди них и находились те, кто только что ломился к нам в дверь, они остались бы неузнанными. Все тот же милиционер, что беседовал с нами, задал полуночникам всего один вопрос:

-Ребята, вы, случайно, не заметили двоих пьяных, что, по словам хозяев квартиры, несколько минут назад ломились к ним в дверь?

Чуть ли не хором те ответили:

-Нет, мы тут минут сорок сидим. Никого здесь, кроме нас, не было – ошибается, наверное, мужик.

- Точно, это во сне ему приснилось, - смешком добавил басовитый голос одного из сидевших по правую сторону.

После всего услышанного мы поторопились домой. На сей раз, мы закрыли дверь на ключ, чего не делали с тех пор, как Швеллеру исполнился год. На душе было скверно и гадко. За чаем коротенько обсудили случившееся, и оба, чуть ли не впервые согласились, что не зря держим в доме собаку.

Как-то раз на прогулке один из прохожих заметил мужу, что такую собаку следует выводить на улицу с намордником даже тогда, когда на ней жесткий ошейник с шипами и коротким поводком.

Я тут же пошла по специализированным магазинчикам в поисках подходящего намордника. Выбрав самый крупный из них, я, тем не менее, договорилась, чтобы в случае, если он не подойдет, мне позволили его вернуть и, если это вообще возможно, заказать другой.

И как не уверяла меня продавец, видимо знавшая в этом толк, что предложенный мне намордник подойдет на самую крупную собаку, натянуть его на недовольную и недоумевавшую морду Швеллера нам так и не удалось, и вещь пришлось вернуть в магазин. Не нашлось подходящего намордника и на рынке, куда каждую субботу из Волгограда приезжала машина со всем необходимым для домашних питомцев: кошек, птичек, хомячков, и, конечно же, - собак. Затею нарядить Швеллера на прогулку соответствующим образом, пришлось оставить. Для пущей безопасности, каждый раз перед выгулом, Володя стал надевать на Швеллера два ошейника, чтобы в случае, когда рядом будут прохожие, можно бы было свободной рукой ухватиться за второй прямо у самой шеи собаки.

Излюбленным местом собаки в дневное время, особенно, когда нас не было дома, по-прежнему оставалось окно. Швеллер облокачивался на подоконник и подолгу смотрел на улицу, наблюдая за всем там происходящим. Как правило, он провожал прохожих глазами, но не лаял, лишь изредка, если кто-либо подходил к самому окну, рычанием выражал свое неудовольствие. Как-то раз его морду, выглядывавшую из окна, заметила детвора, возвращавшаяся из школы. Они бесцеремонно забарабанили кулаками по стеклу. Этого наш пес вынести просто не мог и воспринял действия ребят как нападение на жилище. Разогнавшись, он выбил первое стекло, на удивление не порезавшись.

Уже позже мы поняли, что детки не забыли поведать своим родителям о злобной псине, "которая их чуть ли не съела", забыв при этом рассказать об истинных причинах, спровоцировавших собаку на столь неадекватную реакцию..

Начались летние каникулы, и теперь школьники, нередко приводя с собой младших сестер и братьев, то и дело появлялись перед окном. Они дразнили пса, кидали в окно мелкими камнями, лаяли и рычали по-собачьи, на что тот, естественно, реагировал соответствующим образом. Мы купили стекло, застеклили раму, поставили у окна журнальный столик, лишив Швеллера возможности выглядывать из окна. Однако детей это не остановило, и они продолжали провоцировать собаку, зная, что она живет в этой квартире, а та продолжала лаять. Теперь, при виде детей на прогулке, он нервничал, возбуждался, видя в них своих врагов.

Я по природе своей человек не конфликтный, но, если честно, мне стало жаль своего пса, поэтому однажды, когда дети начали кидаться камнями в то время, когда я была дома, я решила-таки выйти на улицу и поговорить с ребятами, объяснив, что такую серьезную собаку злить не следует. Я не хотела никоим образом их запугивать, но, тем не менее, предупредила, что в следующий раз, когда Швеллер в подобной ситуации разобьет стекло, хозяева могут не успеть, или просто их не будет дома, тогда последствия могут, к сожалению, оказаться не предсказуемыми. Не помогли мне такие увещевания подействовать на ребят так, как я планировала. К ужасу моему, самый старший, и вероятно, шустрый из мальчишек, сделал шаг вперед, выпятил грудь, что петушок перед боем, выставил вперед одну ногу и уверенно и громко выпалил:

-Я вот отцу скажу - отец вас и вашу долбаную собаку уроет, понятно?!

Я была буквально ошарашена услышанным, а мальчик, как ни в чем не бывало, резко повернулся ко мне спиной и скомандовал детворе:

-Пойдемте, пацаны! Вернемся, когда тетки дома не будет.

"Да, видимо я переоценила свои педагогические способности", - подумала я тогда, забыв о том, что время изменились, дети стали другими. Теперь для них старший, а тем более старый, да притом чужой человек – не авторитет, потому как такие добродетели, как уважение к пожилым людям и вежливость давно уже не в чести. Как не хотелось верить, что и я, по неписанным законам старения души, увы, начинаю ностальгически боготворить прошлое и хулить современность, что обычно, однажды проявившись в человеке, приобретает необратимый характер...

Не без усилий старалась прогнать взволновавшие меня мысли прочь и поторопилась вернуться в квартиру, где в прихожей ждала меня собака, приготовившаяся выслушать из моих уст все - даже приговор.

-Все нормально, Швеллер, - как можно спокойнее произнесла я, искренне веря, что пес меня понимает, - ты только больше не подходи к окну и не лай на прохожих, прошу тебя.

Как-то дня через два после описанных событий возвращалась по двору из магазина и услышала брошенное мне в спину:

-Вон идет та баба - хозяйка кобеля, что на наших детей кидается.

За первой репликой, произнесенной достаточно громко, последовали и другие, столь же нелицеприятные:

-Да уж, с кем доводится в одном доме жить - псарню устроила.

-Управа на таких нужна - в подъезд страшно войти.

-Скоро всех нас перекусает, может, и вовсе бешеный у них кобель.

Со спиной моей было явно что-то не то: казалось, ее насквозь прожигали глаза, глядевшие мне вслед. Я шла, с трудом перебирая ногами и думала: "Господа соседи, на кого же из вас хоть один раз кинулась или набросилась моя собака, кого же она успела укусить?"

Дома меня ждал не совсем приятный разговор с мужем, который утверждал, что я заняла неправильную позицию и должна учиться за себя заступаться. А я в толк не могла взять, что сделала не так - не затевать же, в самом деле, склоку с теми, кто, собственно, напрямую даже не разговаривал со мной, а лишь обсуждал меня и мою собаку между собой.

-Не совсем "между собой", - возразил супруг, они нарочито громко, я так понял, все проговаривали, чтобы ты слышала?

С трудом уговорила мужа, что называется, закрыть тему.

Дальнейшие события и вовсе вышибли меня из колеи, повергнув в уныние и депрессию.

На улице все еще было тепло, и мы ходили в летних одеждах, хотя упрямо надвигался октябрь.

Однажды мои домочадцы вернулись с прогулки, буквально высунув языки, видимо, от беготни под еще жарким солнцем.

-Вы что оба такие запыхавшиеся? - удивилась я.

-Да вот, решили сегодня за забором погулять. Оказавшись за городом, где никого народу, мы наперегонки бегали, представляешь, я за ним не успевал. Назад тоже бегом неслись, чтобы ты не заволновалась, - попытался объяснить Володя.

-Мы же сегодня собирались на машине к реке съездить после обеда - там бы и набегались вволю. Ты что, передумал?

-Ты только не волнуйся и в голову ничего не бери, - решил он все-таки сознаться в истинных причинах их побега за городские стены. - Представляешь, мы только собрались перейти дорогу к месту наших обычных прогулок, как смотрю, навстречу идет наша новая соседка со второго этажа - та, что в квартире Малининых теперь живет. Швеллер еще издали на нее как-то неадекватно отреагировал и даже встал на дыбы.

-Подожди-подожди, - поторопилась уточнить я, - ты допустил, чтобы он бросился на нее?

-Да нет же, успокойся - женщина далеко от нас была. Правда, соседушка, надо сказать, за словом в карман не полезла.

-Не поняла, как это?

-Чего тут не понять? Эта, что со второго этажа, громко, на всю улицу, чтобы как можно большее количество людей услышало (тут как раз соседи из третьей квартиры неподалеку стояли) выпалила, что, де, из-за нашей псины раньше срока родит – так, мол, та её сильно напугала.

-Надеюсь, ты успокоил беременную женщину?

-Да в том-то и дело, дурак старый, что вместо того, чтобы извиниться и что-нибудь успокаивающее сказать, буркнул, что-то вроде: "Рожайте на здоровье". Понимаешь, мне и в голову не пришло, что такая тоненькая изящная женщина может быть беременной, да и потом, мы на таком почтенном расстоянии были, как можно было испугаться, если я вел собаку, буквально вцепившись в ошейник?

-Да, дорогой, - не скрывая своего недовольства поведением мужа, отреагировала я, - недальновидный ты человек, негибкий. Рассказывала же тебе, как возмущались родители детей, что Швеллера пугали. Хуже нет среди соседей недоброжелателей искать на свою голову - того и гляди, все это может боком обернуться, тем более, что вид у нашей собачки и впрямь не для слабонервных. Кроме того, люди разные бывают. Борода седая, а головой не работаешь.

-Знаешь, что я тебе скажу, Татьяна, - непривычно строго, по-менторски произнес муж, назвав меня полным именем, чего не делал лет тридцать - не меньше, - нужно себя любить, а ты вечно на сторону других встаешь. Даже когда тебя люди незаслуженно обижают, ты им оправдание находишь. Как хочешь, а мне этого не понять.

-Ну, постой, меня никто не обижает, откуда ты только это взял?

-Вот видишь, с тобой на эту тему бессмысленно говорить.

-Я так понимаю: мы среди людей живем, и с этим приходится считаться.

-Короткая у тебя память, женушка ты моя дорогая, - сменив тон, продолжил Володя, - мало тебе эти самые люди плохого сделали. Вспомни, как напраслину взводили, как работы лишили... Да что там, сына избили, а ты, нет бы, за него заступиться, начала вразумлять хулигана, объясняла ему, что такое добро и зло, в дом для беседы пригласила - ты бы его еще чаем с конфетами напоила - я бы не удивился.

Может напомнить, кто тогда виноватым остался? Ввалился вечером к нам в квартиру подвыпитый папаша паршивца, что нашему сыну голову пробил, и отчитал тебя, как школьницу, за то, что ты, со слов его чада, угрожала ему расправой - а ты стояла и молчала. Ну, как, вспомнила?

-Странный ты, право. Мне что, нужно было его перекрикивать, в базарную бабу превращаться? Меня с детства учили, что криком и нападками ничего добиться нельзя, разве это не так?

-Ты еще Евангелие вспомни - смотрю, оно опять у тебя настольной книгой стало.

-Да нет же, мне просто оттуда кое-что нужно для работы. Только я что-то в толк не возьму, при чем тут Евангелие?

-А при том: видишь в нем, как вторую щеку подставлять, если по первой бьют. Что же ты другого оттуда на себя не примеришь?

-Ну-ка, интересно, что ты там для себя вычитал?

-Не вычитал, просто знаю, что есть там и такие слова: "Око за око - зуб за зуб".

-Нет же, поставь себя на место тех, кто крупных собак с детства боится.

-Не собираюсь. И тебе не советую.

Наш воскресный утренний разговор не был ссорой или размолвкой Мы всегда высказывали друг другу свое мнение по любому поводу - будь то дела житейские или прочитанная книга, просмотренный фильм или телевизионная передача. Нередко мы расходились в оценках, но это не мешало нам мирно сосуществовать, потому, как оба считали, что в семейной жизни чуть ли не главное - принимать внутренний мир каждого как данность и относиться к нему с уважением. Кто-то, возможно, попытается мне возразить, утверждая, что семейная жизнь - это целая наука, в которой все законы и положения важны. Для меня же, почему-то, это вовсе не наука, а скорее - ремесло, в котором следует приобрести и умело использовать необходимые навыки и умения, которые будут работать на благо и во благо духовного и физического здоровья каждого члена семьи - вот и все.

Однако речь здесь идет не о практике и теории семейной жизни - это объект другого очерка...

С той встречи моего мужа с молодой соседкой прошло около полутора месяцев. Уже оголились кроны деревьев, рваные тучи то и дело заволакивали небо, все чаще стал срываться колючий холодный дождь. В такие дни и вечера не хотелось подолгу гулять по улицам. Становилось зябко, мокрые листья прилипали к подошвам обуви, отчего ноги скользили, а на душе становилось и тоскливо, и тревожно.

Наступало время, когда в подъездах, особенно на первых этажах, хронически исчезали лампочки, так как именно здесь все чаще прячутся, согреваясь, влюбленные парочки или подростки, предпочитающие общаться в тепле и в темноте.

Считая ступеньки, чтобы, не дай Бог, не оступиться, добралась до дверей квартиры - мы всю жизнь так и прожили на первом этаже - вошла в прихожую, и, не раздеваясь, подошла к трезвонившему телефону. Не успев произнести дежурное "алло", я услышала в трубке отборную брань, после чего все так же нервно и взволнованно мужской голос произнес:

-Ваша долбаная собака чуть не покусала мою беременную дочь.

-Затем последовали слова оскорбления, унижений. Мужчина не стеснялся в выражениях. Я не знала говорившего, но сразу поняла, кто это. Попыталась уточнить, что значит "почти покусала", держала в голове сакраментальное "почти беременна". Однако в ответ услышала лишь угрозы. Мужчина в сердцах распалялся, что ему-де все равно жить мало осталось, и он ничего не боится, в том числе и правосудия, поэтому он сначала убьет мою долбаную собаку, потом нас с мужем, если не дай-то Бог, что-нибудь произойдет с его дочерью. После угроз поджечь мою квартиру звонивший бросил трубку. В этот самый момент настойчиво зазвонили в дверь. Так и не успев раздеться, я вышла в подъезд. Было темно, и на фоне слабого свечения, шедшего со второго этажа, различались лишь силуэты стоявших на лестничной площадке людей. В словесный бой бросились без приветствия. Собственно не было в этом ничего удивительного. Ведь в русском приветствии "здравствуйте" люди желают друг другу здоровья, а собравшиеся в подъезде все больше выражали желание лишить меня и моих домашних не только здоровья, но и жизни. И опять собака моя почему-то была долбаной, и что за слово такое? Единственная фраза, которую мне все-таки удалось вставить между угрозами, содержала просьбу не разговаривать со мной подобным тоном и не кричать на меня. Старалась быть как можно вежливее даже в выборе слов, однако это, похоже, их еще больше распалило, так что я тут же поняла, что мне лучше стоять молча.

Это были все те же грозные обвинения, брань и угрозы, что и по телефону, только теперь они в основном звучали из уст матери беременной.

Кстати, когда-то, будто в другой жизни, я знавала эту женщину и даже сталкивалась с ней по работе. Признаюсь, мне даже импонировали ее принципиальность и прямолинейность, когда она критиковала работу отдела культуры. По крайней мере, она производила впечатление человека грамотного, ответственного и честного. Правда, и тогда в ее голосе была воинственность, и, возможно, чрезмерная суровость, что слабо увязывалось с её хрупкой фигурой и неисчезающей с лица улыбкой. Однако может быть, этого требовало от советского человека время. В любом случае, активная жизненная позиция и искренне желание подкрепить ее словом и делом - это ли не аргументы в пользу клеймившей теперь меня позором оставшейся всё такой же хрупкой, правда, уже весьма немолодой женщины.

Впрочем, сейчас слова ее казались мне скабрезными, гнев необузданным, но что меня вообще вывело из себя, а это, поверьте, редко кому удавалось, так это выпаленное ею с нескрываемой ко мне ненавистью:

-Ты себя на мое место поставь, уж ты бы точно убила, если бы вот так с твоим ребенком.

А то, что она неожиданно перешла со мной на «ты», оскорбляло ничуть не меньше, чем все нелицеприятные слова, брошенные мне в лицо.

Я попробовала, было, возразить:

-Неужели Вы меня настолько хорошо знаете? - фразу мне закончить не дали. Словно перейдя на второе дыхание, набрав полную грудь воздуха, женщина закричала громче:

-Да знаю я тебя, как облупленную!

Это даже для моего терпения был уже явный перебор. Не сдержалась, наверное, сказала глупость. Но, Бог тому свидетель, я пыталась, как говорится, до последнего, а тут не выдержала:

-Да не кричите же Вы, - слово за словом отчеканивала я, - значит, вы считаете, если прольется кровь людей и собаки, ваша дочь благополучнее перенесет беременность? Если так, зачем мне ждать исполнения вашего сурового приговора. У меня есть ружье и пистолет, кстати, они зарегистрированы в милиции. Не облегчить ли Вам жизнь? Может, мне самой наложить на себя руки, предварительно застрелив мужа и собаку, прямо сейчас, на глазах вашей беременной дочери, заодно и ей доставить удовольствие, ей, почти что укушенной? Может, тогда вы заживете спокойно и родите себе подобного без всяких осложнений?

Я с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик и не уподобиться моим визитерам. Но тут зять библиографа, посчитавший, видимо, что программа-минимум ими выполнена, предложил, наконец-то, всем уйти.

Не хочется описывать, как все это время вело себя мое сердце, которое уже утром, словно предчувствуя плохой вечер, работало с перебоями. Да и потом, что значат мои перебои по сравнению с теми двумя инфарктами, о которых несколько раз, в перерывах между бранными словами, упоминала библиограф.

Поздно вечером я еще раз имела удовольствие выслушать по телефону брань и угрозы отца беременной женщины. Само собой разумеется, заснуть до утра так и не смогла. Плодом же бессонной ночи стал опус, задуманный как очерк, однако не во всем выдержанный в жанре - впрочем, чего только не может случиться в состоянии сильного нервного потрясения...

Уже когда совсем рассвело, а муж со Швеллером отправились на прогулку, мне вспомнились слова грозившей мне женщины: "Посмотрела бы я на тебя, если бы ты была на моем месте". Попыталась представить, но так и не смогла. Зато отчетливо увидела себя в роли ее дочери, ждущей появления на свет второго ребенка.

Беременная женщина - это вообще особая каста людей, высшая каста, что ни говори. Каждая из них уже по определению вызывает у меня уважение, особенно, если она готовится рожать не первого ребенка. На какое мужество и самоотречение сознательно идет человек, чтобы подарить миру нового землянина! Забота о них - наше общее дело, потому что в итоге, пусть не покажется это слишком высокопарным, от их сегодняшнего здоровья зависит будущее здоровье нации.

С одним только не могу согласиться, что же это главная героиня моего очерка совсем не жалеет тех, кто дал жизнь ей самой, перенося на уставшие плечи уже немолодых и, похоже, больных родителей свои заботы и проблемы, причем явно утрированные?

Так вот, я и представила себя на месте этой беременной женщины. Прежде всего, бережно и трепетно относясь к самому дорогому и близкому человеку - матери, я бы не стала волновать ее и без того больное, но так сильно любившее меня сердце. В любой из вечеров, вместе с мужем я бы спустилась этажом ниже и по-соседски навестила бы хозяев грозного пса. Без ругани, без крика, и, по крайней мере без оскорблений и угроз - вполне цивилизованно, объяснила бы двум шестидесятилетним старикам, что с детства боюсь собак, особенно больших. Я призналась бы, что в моем нынешнем положении страхи эти стали для меня особенно тревожить, но что больше всего меня беспокоит, так это то, что те же чувства переживает и живущий во мне ребенок.

Мне почему-то кажется, что вполне можно бы было договориться, со стариками выгуливать собаку в те часы, когда женщины нет поблизости, для чего вполне достаточно выйти из квартиры, чтобы в этом убедиться.

Вполне возможно, что хозяин собаки по-стариковски поворчал бы, что, мол, из подъезда вообще трудно выйти - даже без собаки, так как асфальтированная дорожка вечно занята детскими колясками и молодыми мамочками с подругами, остальным же приходится идти в обход, по грязи. Однако из элементарного уважения к старости, я бы, наверное, снисходительно отнеслась к ворчащему соседу.

Мне подумалось, что если бы все конфликты можно было бы решать тогда, когда они находятся все еще в стадии эмбриона, они бы не превращались в непримиримую вражду между людьми. Кроме того, мне кажется, стоит помнить, что оскорбления, унижения, угрозы и ругань не украшают, и уж тем более, не удлиняют жизнь ни одной из противоборствующих сторон.

Так и хочется закончить словами: "Люди, человеки, земляне, нам столь мало отпущено Богом. Давайте же сделаем все, от нас зависящее, чтобы не укорачивать друг другу этот срок. А вы, молодые, которым, увы, тоже предстоит когда-то состариться, постарайтесь быть хотя бы толерантными к чужим старикам, и бережными - к своим собственным".