Дом находился на окраине города, что было не очень удобно, но выглядел довольно неплохо. Нависшие повсюду гроздья паутины легко можно было устранить, пол заменить, убрать часть мебели и добавить свою. Дом, несомненно, преобразится, и покупку можно считать удачной. Честно говоря, он думал, что будет хуже.

Лестница вела на второй этаж к трем дверям. Очевидно, то были спальни бывших хозяев и комната для гостей. Их осмотр занял у него не больше трех минут. Все было предельно ясно – небольшой ремонтик и в доме можно смело организовывать вечеринки и принимать гостей различной степени важности. Он еще раз похвалил себя за удачную покупку.

На одной из кроватей в последней комнате он заметил старую, потрепанную временем и чьими-то руками (по-видимому, не одними) книгу. Она одиноко лежала под ровным слоем серой пыли, безропотно дожидаясь разрешения своей тяжелой лежачей участи.

Он подошел к кровати и взял книгу в руки. На обложке крупными серебряными буквами значилось название: «Последние дни Григория Мизина».

Что? Он не поверил своим глазам. Как им тут поверишь: Григорий Мизин - это он! Именно он и никто другой, да простят его все остальные Гриши Мизины! Сейчас почему-то, вдруг, подумалось именно про его последние дни, а не других Гриш. Кто же автор? Он опустил взгляд на имя автора: Г. Мизин.

-Тю! - так вырвалось и обозначилось его недоумение.

Он сдул пыль с обложки, протер ладонью, зажмурился, посмотрел еще раз, перезажмурился, посмотрел опять. Но имя автора и название оставались неизменными. Ну дела! Григорий выдохнул из себя, накопившийся за время удивления, воздух. Он четко помнил и понимал, что никогда в жизни не писал никаких книг. После учебы в университете его единственными шедеврами эпистолярного жанра можно было считать лишь пару писем матери во Львов. Больше ничего. Успешное развитие его торгового бизнеса, который достался от отца, отнюдь не требовало написания каких-либо сочинений, а уж тем более книг. Сюда можно было бы отнести корректировку, с учетом кризиса, стратегического плана развития его компании и пару десятков коммерческих предложений состряпанных по шаблону. И толщина всего этого была бы сравнима, разве что, с толщиной брошюрки по описанию рецептов приготовления манной каши несколькими способами. Но не сравнима с толщиной этой книги. Гриша перевернул обложку. В книге не значилось ни издания, ни года выпуска, ни каких-либо вступлений и предисловий. Абсолютно чистая первая ненумерованная страница. Следующий лист – это вновь название и автор. Мизин нервно перевернул и его. Перед глазами, наконец, открылся текст, начинавшийся с буквицы, и он никогда не смог бы предположить, что слова в какой-то, непонятно-откуда-тут-взявшейся, книжонке заставят его съежиться от ужаса. Он как во сне читал о себе в книге и начинал чувствовать себя жертвой, целью, которую выбрали себе строки пожелтевших страниц:

«Он стоял посреди комнаты для гостей и читал эту дурацкую, по его личному мнению, книгу. Автор и название уже порядком его напугали, но сам текст заставил в лихорадке трястись его тело и он почувствовал себя дурно…»

Ноги Григория подкосились и он бессильно опустился на край кровати. Тело было полностью мокрое от пота. Он достал платок чтоб промокнуть лоб, но, машинально, сам не понимая почему, еще раз аккуратно протер книгу от пыли. Затем все же промокнул себе лоб и часть лица, которые тут же приняли на себя добрую половину того, что секунду назад было на книге. Кроме того часть пыли залезла в нос, что сиюминутно вызвало хрюковатый чих.

-Пыль, пыль… Везде пыль… Откуда берется только?! - ничего не понимая, кроме того что вымазался, Мизин протерся рукавом куртки и с отрешенным взглядом прошелся по комнате.

Мысли загнали себя в тупик. Думать было как-то не о чем. Только пыльная книга…Он провел пальцем по декоративному стеклянному столику, оставляя за ним чистую дорожку и думая о том, как быстро эта дорожка сравняется по наполняемости с остальной массой, окутывавшей соседнюю территорию стола. И, если, зная о покупке дома, его пытались разыграть, подкинув под нос эту книгу, то почему на ней столько пыли? Гриша подозревал сейчас, что сама природа говорит ему, что это не розыгрыш и что от книги лучше избавиться. Он вновь чихнул.

-Будь здоров, блин! – поздравствовал он сам себе. – Откуда говорю, берешься только…

Ну, как бы там ни было, это наверняка чьи-то идиотские шуточки. Шрифт не печатный. Написано красиво, но от руки. Конечно, кто-то подложил ему ее, зная, что он сегодня придет знакомиться с домом. Мизин выдохнул и, почесав небритый подбородок, опустил глаза на текст:

«Он почесал подбородок, успокоив себя мыслью, что все это – чей-то глупый розыгрыш и что какая-то древняя книга не может знать того, какое действие он производит в данный момент. Но, читая дальше, все его мысли и предположения сводились к одному – КНИГА ЗНАЕТ! Знает о том, что он сейчас делает; знает о чем думает; знает о тайном сейфе, скрывающимся за картиной Айвозовского в его квартире; знает, как однажды, он нечаянно наступил на морскую свинку, выпустив ей все кишки, которую сам же и подарил на семилетие своей дочери…

Как ужасно чешется подбородок…»

Мизин машинально почесался в указанном месте, отметив про себя, что про несчастный случай со свинкой рассказывал-таки многим, предварительно брав обещание хранить обстоятельства гибели бедняги в тайне от дочери.

«…И хуже всего было то, что книга знала о его будущем. Наверняка знала… Тут он вспомнил, что у него назначена встреча с одним спекулянтом из Харькова. И что ровно в три он должен быть у ресторана «Космос» в центре…»

Ах, черт! А проклятая книга иногда может быть полезна. Он взглянул на часы: 14.40 – он опаздывает. И, пожалуй, он возьмет ее с собой. Мизин быстрым шагом направился к выходу. По пути к машине он открыл середину книги. Там было пусто. Ни единого слова и даже буквы. Он перелестнул ближе к началу – результат был тот же. Последние страницы также оказались чистыми.

- Тебя не поймешь! Не знаю, что ты такое, но если ты заставляешь читать себя целиком - от начала и по порядочку – то фиг ты угадала! Поверь, заняться кроме тебя мне еще есть чем!

Григорий захлопнул двери дома и нырнул в свой БМВ, представляя при этом, как на страницах книги появляется предложение «Врал сам себе, потому что все равно прочитает…». К «Космосу», удачно не залезая в пробки, он добрался быстрее чем ожидал. До встречи оставалось ещё пять минут, плюс плановое опоздание – итого достаточно времени для очередного шока, который ему был гарантирован прочтением новых предложений книги.

«Подъехав к ресторану «Космос», Григорий не стал сразу спешить на встречу. У него в запасе оставалось несколько минут, кроме того, он всегда намеренно опаздывал на деловые встречи минут на пять-десять. Тем самым, он как бы создавал себе определенный уровень важности и значительности, который был необходим ему для большей уверенности в себе.

Тем временем Ваня Коньков, водитель красного «Москвича-412», окна которого запотели от перегарных паров шофера, принял решение всеми возможными успеть проскочить перекресток на «зеленый» и повернуть налево. Проскочить «Москвич» успел. Успел и повернуть. Однако, из-за большой скорости, на повороте автомобиль начало заносить. Ваня несколько раз вильнув по сторонам, оказался уже на встречной полосе движения и последний его рывок руля вправо понес автомобиль на черный, сверкающий БМВ, припаркованный возле фонарного столба. Мизин рванул с места, пытаясь спасти от возможной гибели себя и свою машину…»

-Чего, чего?! – Григорий отбросил книгу.

Испуганно озираясь по сторонам включил зажигание и передачу. Он ждал. Если в состав розыгрыша входил эпизод инсценировки ДТП с его автомобилем, то может лучше отказаться от основной линии сюжета и отъехать на более безопасное место парковки, подальше от обозначенного перекрестка? Мудрое решение. Если не брать во внимание, что следующие места для парковки он найдет, как минимум, в полукилометре от ресторана, а потом будет топать в «ботиночках на тонкой подошве» по сырому, противному, как и вся нынешняя осень, асфальту обратно к «Космосу».

Мизин уставился назад – на поворот, из которого по сценарию - по этому гадкому сценарию – должен вывернуть «Москвич» с пьяным Ваней за рулем.

Замигал красный свет…Желтый…

Руки под рулем вспотели, костяшки пальцев побелели от напряжения, он перестал дышать.

Зеленый…

Машины проносились одна за одной. От каждой, по приметам, «особо красной» у Гриши случался нервный тик, который постепенно перерос в постоянный. Зеленый уже мигал.

-Ну где же ты? Коньков, блин.

Ну вот и он. Скрипя покрышками, красный «Москвич» влетел в поворот и, чуть не врезавшись в высокий бордюр, резко подался влево. Автомобиль пошел в занос и, виляя из стороны в сторону, быстро приближался к БМВ. Мизин, будучи предупрежденным обо всем этом, все же не мог поверить своим глазам, которые были расширены прямо пропорционально степени напряжения складывающихся обстоятельств. Вот «Москвич» уже совсем рядом и мчит прямехонько на него.

- Твою м-а-а-а-ть!!! – протяжно взвыл Григорий, ударяя по педали газа.

Завизжали новенькие шины и, чуть помедлив, БМВ рванулся вперед, увертываясь от подоспевшего Москвича. Послышался глухой удар - «412-й» въехал в бетонный столб, который превратил капот автомобиля в бессмысленную массу железа.

Мизин затормозил. Люди позади него суетились и что-то кричали, вытаскивая из помятой машины Ваню Конькова. А книга, лежащая рядом, переливаясь серебром на обложке, коротко сверкнула ему, словно улыбаясь, что доказала свою правдивость и значимость.

 

---

 

Яркий утренний свет заставил открыть глаза. Он ощутил аромат жарящихся на кухне котлет – его жена готовила завтрак. На ночь он спрятал книгу в свою тумбочку возле кровати. Перспектива того, что её прочитает кто-либо из близких, казалось ему довольно угрожающей. Он представил себе как к нему обратиться Ирина (так звали жену) с вопросом о Маше Лидненко: кто она такая, почему она «супер», и почему он ужинал с ней почти каждую пятницу на протяжении последних шести месяцев. А также почему в какой-то старой книге четко обозначено, что её искусство в постели – это гениальность, и вместе с гениальностью форм ее фигуры насмехаются (просто дико хохочут) над несовершенством искусства и форм Ирины. Что сможет он ответить ей? «Дорогая, эта Маша – наш новый секретарь. А то, про что ябедничает книга - это всего лишь несколько записанных эротических снов о налаживании схемы работы с сотрудником по схеме босс-секретарь». Примерно так? Или как он будет смотреть в глаза своей семилетней Насти, когда она ткнет ему под нос полное описание ужасной смерти ее любимой морской свинки? Ведь Гриша сказал ей тогда, что по-видимому свинка убежала через открытую дверь в тот момент, когда он выносил мусор. А на самом деле оказалось, что ее папа попросту живодер с поступью слона, да еще в придачу и слепой.

Мизин выдвинул ящик тумбочки и достал книгу. Только сейчас он обратил внимание на то, каким старым выглядел потертый переплет и как неестественно на его фоне выглядел яркий блеск букв заголовка. Вчера он читал ее до поздней ночи. Книга действительно знала все. Не поленилась сообщить даже о том, что тот ушлый спекулянт из «Космоса» самым наглым образом пытается его надуть. Весь вечер, в тайне от жены, он внимал о себе и своей жизни, о своих мыслях, поступках, трактовку и последствия которых он никогда не смог бы сформулировать сам. И к часу ночи уже четко представлял себе - что он такое, из чего сделан и с чем его едят. Скорее, он себе больше не понравился чем понравился, однако сильно от этого не расстроился. Он был сильно уставшим в тот день, чтобы провести более глубокий анализ всего-этого и просто отложил чтение на утро. Сейчас он держал ее в руках и в очередной раз поежился от названия. Все внутри него взывало к тому, чтобы он не открывал больше магические страницы. Так и будет! С этим нужно завязывать.

-Да! – задумчиво произнес Гриша. – Нужно завязывать. Хватит с меня!

Он положил книгу обратно в тумбочку и, шаркая тапочками, направился к выходу из спальни. Дойти туда все же он не успел, потому как уже через секунду он усомнился в правильности сделанного им вывода. Еще через секунду он уже был погружен в чтение безмолвной провидицы.

«Известие, о котором он прочитал, было не из приятных. Все утро после этого он ходил угрюмый и задумчивый, как не от мира сего. А ведь нужно было еще приготовиться к утренней встрече с зарубежными клиентами. Успеть принять душ, побриться, подготовить доклад. В ванной, при бритье, он сильно порезал себе подбородок, об уязвимости которого совсем забыл, ведь в голове вертелось лишь одно: как она могла…».

Стоп. Он что-то пропустил? Какое известие и какие зарубежные гости? И какое бритье в конце концов? Бриться Мизин сегодня еще не собирался. По словам Маши ему вполне шла трехдневная щетина – с ней он казался более миловидным и «мачоподобным» (цитата Марии). В нем зародилась маленькая надежда на то, что книга может ошибаться. Ну не будет он сегодня бриться и все тут! Наконец-то он сможет показать ей язык. Вот-вот. Прямо сейчас.

Гриша как можно более уродливей скорчил физиономию и, мыча как теленок, высунул по направлению к книге язык. Затем скрутил фигу и, вертя кулак во все стороны, ткнул ею прямо в страницы, надеясь на то, что они все видят и понимают.

-Не буду бриться! Вот и не бу-у-у-ду-у-у! – припевая дразнился он.

Левая рука, не оставаясь вне игры, принялась вертеть «фонарики». Правая вошла в экстаз и уже тыкала книге средний палец. Левая не отставала – итого два средних пальца поочередно то приближаясь, то отдаляясь, пытались оскорбить достоинство книги.

-Гриша?! – он довольно высоко подскочил на месте от неожиданности, в дверях стояла Ира, удивленная неожиданным поведением мужа. – Что ты делаешь?

Мизин деловито кашлянул, ощущая себя полным кретином.

-Я это…Корчу рожи.

-Да, я заметила. Кому ты корчишь рожи?

Он попытался включить все еще дремлющую думалку, чтобы найти пристойное объяснение для недоумевающей жены. Для него отнюдь не характерны были столь странные проявления чувства юмора по утрам, которые отражались сейчас в демонстрации длины его языка бездушному предмету. Он натянул улыбку и, заикаясь, молвил бред:

-Тут, эээ… понимаешь, книга… новый сборник народных сказок. Ну, переделанный этими… юмористами, в общем. Взял у приятеля, эээ… Коли… Знаешь Колю?

-Нет, не знаю.

-Я так и думал. Он говорит, возьми, мол, сказки почитать – отпад! Я сначала не хотел… потом взял. Ты знаешь, ничего… Так вот, тут как раз про трех богатырей было. Как к ним враги монголы пришли и битва завязалась неравная… Короче, там умора такая - вот я и радовался.

-За монголов?

-Да… То есть нет! За наших конечно! Они их в сухую сделали. Силен все-таки богатырь русский!

-Хватит! – Ирина подошла к Грише. – Давай сюда!

-Кого?

-Сказки твои!

-Зачем?

-Давай сюда, говорю!

-Не дам! – он спрятал книгу за спину.

Жена вздохнула, и забирая у мужа «сказки», сообщила, что у него звонит телефон и что ему пора собираться на работу. Она бросила книгу на тумбочку и поскакала к всегда готовым подгореть котлетам. По телефону Маша сказала, что приезжают гости из Польши и он должен выглядеть солидно, как настоящий директор. Она намеренно сделала ударение на слове солидно, а это значило, что сегодня он должен забыть про свой любимый белый костюм «Adidas» и забыть про свою миловидность. Мизин подошел к зеркалу. Сейчас со своей трехдневной мачоподобной щетиной он выглядел как солидный снежный человек. Он бессильно покачал головой – что ж, по-другому и быть не могло.

Но сегодня утром он должен узнать еще кое-что!

Гриша отрыл книгу, чтобы прочитать о каком-то важном и неприятном событии. Постепенно его лицо начало бледнеть. Губы задрожали. Книга выпала из рук и он закрыл глаза. Скупая, холодная слеза показалась в уголке глаза, но, не желая стать видимой, затаилась за сомкнутыми ресницами, ожидая руки хозяина. Рука вмиг смахнула ее в пространство, стирая горький факт ее рождения в глазах мужчины. Мизин, как робот с окаменелым лицом поднялся и прошел в ванную. Механически проводя бритвой по лицу, он удалял свою чудо-щетину. Руки не слушались. Бритва пошла наискосок и под нижней губой выступили капли крови. Как же так?! Он промокнул ватой пораненное место. Для него было в порядке вещей если он сам делал ЭТО. Всю свою сознательную жизнь. Но Ира… Он всегда считал ее хорошей, безропотной женой и идеальной хранительницей семейного очага.

Он молча жевал котлеты, разглядывая спину снующей по кухне Ирины. Подумал, что жизнь для него становится пустой и без смысла. Те немногие дни, которыми ему осталось наслаждаться, он уже не проведет в теплых объятиях своей родной Иры. Он просто не сможет. И сейчас с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться.

-Как ты могла? – не выдержал он.

Ира повернулась, вопросительно глядя на мужа.

Книга рассказала ему, что у жены есть любовник. Оказывается, ей не хватало тех крох любви и ласки, которые доставались ей после Марии Лидненко. Впервые она сблизилась со своим кобелем месяц назад, после завершения курсов йоги, на которых и познакомились. Было ясно, что желание общаться после первой встречи у них не пропало и все поехало дальше. Но если бы, вместе с окончанием курсов, закончились и их отношения! Нет. Она уйдет от Гриши. Уйдет навсегда. Через год она уже будет жить не здесь и заберет с собой Настю и младшего Толю – его детей!

-О чем ты? – по глазам мужа она поняла о его догадках, но задала естественный вопрос и если вопрос о верности станет ребром она бы не отпиралась.

Мизин встал из-за стола и, коротко взглянув на супругу, произнес:

-Я люблю тебя.

И ушел.

 

---

 

БМВ летел со скоростью 200 километров в час. Он еле высидел это нудное собрание и по его окончании вылетел из офиса, ни с кем не попрощавшись. Так ему и надо! В последние годы он и думать забыл о чувствах к своей жене. Забыл ее доброту и мягкий характер. Забыл, что именно она подарила ему двух прелестных ангелов во плоти, нимб над головами которых будет сиять вечно для него. Он не мог смириться с мыслью, что теряет это навсегда. Лучше бы он не знал про измену. Может, со временем, все бы наладилось. А что же теперь? Теперь он мчит по узкой незнакомой дороге с бешеной скоростью и в короткий миг его жизнь может оборвать любая встречная ямка. А виной всему будет какая-то жалкая книга.

-Интересно, а в тебе сказано, что я собираюсь похоронить тебя живьем? И можешь в точности описать мне все, что я при этом буду делать. Не забудь только упомянуть количество насекомых, которые прогрызут в тебе дыры со временем, а также тот факт, что я страшно хочу писать и, пожалуй, выпущу все до последней капли на твою паршивую обложку!

За окнами замелькал сосновый лес. Гриша стал притормаживать. Он небрежно схватил книгу и вышел, чтобы открыть багажник. Там его ждала заранее заготовленная лопата. Он взял ее в другую руку и двинулся к лесу. Через десять минут могила для ненавистной книги была готова.

-Счастливо оставаться! – попрощался он и бросил ее на дно.

Но почему-то не почувствовал победы над ней. Не почувствовал и малой доли удовлетворения от этих фальшивых похорон. Горсть за горстью Мизин забрасывал книгу землей, но успел заметить как с совершенным спокойствием она привычно сверкнула ему серебром заголовка. Вот она уже полностью скрылась из вида под первым смертельным слоем земли. А почему он ее закапывает? Почему просто не взять и не сжечь? Так ведь на много проще и практичнее. Он знал почему. Что-то внутри говорило, что он не сможет сжечь и превратить в пепел свою судьбу. А вот закопать и забыть можно. По крайней мере попытаться это сделать. «Кроме того, признай, в любой момент ты можешь вернуться за ней. Если соскучишься». Он притоптал ногами разрыхленное место.

-Надеюсь ты здесь сгниешь! Вся, до последней буковки.

Эту устную эпитафию Григорий забрал с собой, не сумев оставить ее на могиле. Так же как и забрал с собой свои боль и ненависть. Как он и предполагал – легче не стало.

Он вернулся в машину и поехал домой.

 

---

 

Неизвестно, сколько времени Мизин еще будет жалеть о том что, не смог оставить ее в лесу, но в этот вечер он был готов понести наказание за то, что вернулся за книгой и за все остальное тоже. Свои сопли в характере он не умел глотать с детства, когда, например, не сдержавшись, съедал запрещенную банку бабушкиного варенья, которое она передавала на зиму. Точно также не умел скрыть их в ключевых моментах своей жизни и много раз жалел о слабоволии, проявленным при принятии важных решений. И за это ему скоро воздастся. Сегодня ночью он собирался дочитать книгу до конца.

« … От страха сердце бешено колотилось, руки дрожали. Медленно, шагами лилипута, он выходил из подъезда. И на это была причина – не каждый же день люди умирают из-за упавшего пломбира и десятилетнего ребенка...»

-Нет!

«…И тут он увидел: пломбир лежал перед спуском со ступенек подъезда в растекающейся лужице бело-сладкой, всеми любимой массы. Кто бы мог подумать. Он ведь совсем молод. А тут это мороженое. Он зачарованно смотрел на смертельное озерцо лакомства и никак не хотел верить в то, что жить осталось всего пару минут. Надо бы помолиться. Тем временем, десятилетний Сережка с восьмого этажа, опаздывая в школу…»

-Нет!!! – он захлопнул книгу. Лицо перекосилось от ярости. Он швырнул ее в стену, затем прыгнул сверху на растрепанный переплет. – Ты врешь! Ты все врешь! Врешь стерва!

Мизин вырвал из середины охапку листов, скомкал и бросил в угол. Вырвал еще. Затем еще. В приступе ярости, он со всего маха двинул ею по стене, не ощущая боли прибитых пальцев. Попытался разорвать переплет и, когда это не получилось, он шагнул к столу за ножницами. Его движения были слишком резкие – споткнувшись о свою собственную ногу, Гриша растянулся на полу, поверх растерзанных обрывков желтых страниц. Но больше он не пытался встать. Уткнувшись в пол, он бормотал про себя молитву. Как там… «Отче наш…» Гриша не помнил. Можно своими словами: «Отче наш… дорогой папа, будь здоров как на небе так и на земле. Дай хлебушка еще поесть и прости, если что не так. И не ломай кайф, а все остальное лажа. Аминь».

Еще он подумал, что завтра из подъезда можно выйти в бронежилете и в шлеме на голове.

 

---

 

Бронежилета у него не оказалось, а старый мотоциклетный шлем, в кладовке, и трещины на нем никак не подходили к его черному плащу от Кардена. Так что, когда машина, которая везла его сегодня во Львов, посигналила вторично, он вышел из квартиры налегке, без дополнительного боекомплекта.

Мороженое лежало, как и должно было лежать недалеко от спуска со ступенек подъезда.

Мизин остановился. Да, действительно, слабо верилось в то, что из-за него он может умереть. Поскользнется и полетит со ступенек вниз головой?

Лужица мороженого все росла. Она выбрала себе цель и неуклонно ползла к ней. К его ногам. К нему. Пульс участился. Он невольно сделал шаг назад. Тем временем Сережка с восьмого этажа, опаздывая в школу, несся вниз по лестнице, перепрыгивая сразу по две ступеньки. Он быстро набрал нужную для себя скорость и совсем не предполагал, что на крыльце в нерешительности стоит какой-то дяденька. Третий этаж. Второй. Первый. Сережка, минуя последний поворот, на ходу стал нахлобучивать на себя свою чуть великоватую шапку, лишив на секунду себя зрения. Когда мальчик вновь обрел способность видеть – было уже поздно. Столкновение было неизбежно. Он защитно выкинул руки вперед.

Мизин резко развернулся и, отходя в сторону, поймал вылетавшего из подъезда мальчугана.

-Куда так торопишься, малыш?

-В школу опаздываю.

-Да, причина серьезная. Ну беги. Смотри вон не поскользнись! – он указал на пломбир.

-Ага!

Сережка перепрыгнул лужицу и побежал дальше. Гриша вздохнул с некоторым облегчением. И это все? Учитывая то, что он уже смирился – то не особо и радовался. Ну раз уж дают жить – то нужно пользоваться. Тем временем, водитель машины заметил его и медленно начал сдавать задом с конца парковки, чтобы бос не смел идти туда пешком. А Сережка, который спешил в школу, опять занялся спадавшей шапкой, и, ничего не замечая, двигался прямо под колеса приближающегося задним ходом автомобиля.

-Стой!!! – закричал Мизин. – Тормози!!! Стой!!!

Он ринулся вперед.

Нога, вдруг, зацепилась за стойку перил. Он терял равновесие и по инерции летел вперед. Услышал визг тормозов и почувствовал как ноги оторвались от земли.

Раздался глухой стук. На тротуар брызнула кровь.

Долю секунды он видел перед собой яркий свет. Постепенно свет блекнул. Затем он исчез, как и исчезло все.

 

---

 

Ирина раскрыла сумку и начала доставать вещи, которые ее попросили привезти. Комната казалась через чур просторной и от этого еще более отталкивала. Она подошла к окну, и облокотившись на подоконник, выглянула во двор, где всем надоедала сырая осень . Это был двор лечебницы для душевнобольных, а комната – палата, в которой лежал ее муж. После перенесенной травмы рассудок Гришы отказался от него и его вынуждены были направить в больницу. Сейчас его забрали на процедуры, оторвав от нового любимого занятия – рисования. Она видела с каким трудом санитарам пришлось поднимать его из-за стола, где он вырисовывал очередной шедевр. Они еще говорили, что иногда он еще и пишет. Пишет всякие бредни. Одной из подобных, скорее всего и был смятый лист бумаги на подоконнике возле Ирины. Она заметила, что к нему вела чистая, освободившаяся от вездесущей пыли подоконника, узкая дорожка оставленная чьим-то пальцем.Она расправила лист:

«… - это осколки вечности, осевшие на бесконечности округло-крикливой замкнутости полированных плоскостей. А мы – остатки пределов былой беспредельной неуязвимости от замкнутости и вечности и осколков. Мы все движемся параллельно светилу кто уменьшаясь, кто возрастая в категориях величины предоставленного. Но, умиляя величину меньших, теряем их значения и знаки, равно как и знаки осколков. Ведь все знают, что светило заходит. Осколки же знают КОГДА заходит светило».

Ира задумчиво посмотрела на «дорожку от пальца» на подоконнике. О чем думал Гриша когда оставлял ее здесь? О чем жалел писав эти строки? Она подняла, лежащий на полу, затупленный карандаш и вписала недостающее слово перед дефисом в начале текста мужа:

«Пыль...».