ВОЛОГДА 3.01.93

КРЫША

 

В одном из ЖЭКов города, как обычно, зазвенел телефон. Трубку сняла мастер.

- Здравствуйте... Слушаю вас...

- Скажите, пожалуйста, что произошло с домом номер сорок четыре по Советскому проспекту. Я два года не был в этом месте города...

- Он горел, а после расселения жильцов его убрали...

- Вы, случайно, не знаете, там жила Надежда Васильевна, фамилию, к сожалению, я забыл...? Где она теперь?

- Она получила квартиру где-то в "поле дураков"... и, говорят, что повесилась...

- Надо же!? А, в чем причина?...

_______________________________

До Нового года еще оставалось часа четыре, когда Надежда закончила все свои приготовления к его встрече. На комоде и тумбочке маленькой квартирки, прикрытые полотенцами, лежали пироги со всякой начинкой, а на столе, уставленном салатами, рыбой, мясом, как на параде стояли маленькие и большие стопки во главе с пузатой бутылкой "Советского шампанского" и более мелкими графинчиками с наливкой нескольких сортов.

Елки не было. Ее заменяла пушистая еловая ветка, украшенная игрушками и дождиком из фольги.

Надежда, устало пробежав глазами по своей комнатенке и найдя ее в полной готовности и порядке, глубоко вздохнула и уселась на маленький и пухленький диванчик. Кроме дивана и перечисленных уже выше вещей в комнате стояла высокая кровать с никелированными шишечками, три стула с изогнутыми спинками старой работы, шкаф для одежды и отделением для стеклянной посуды со стеклянными дверками. Больше же, казалось, некуда в комнате и ноги поставить.

На стенах ковры с азиатскими орнаментами и множество фотографий многочисленной родни в маленьких и больших рамках.

Все часы у Надежды, как назло, остановились и она включила телевизор, чтобы узнать время. Сделала она это, прямо не сходя с дивана, так малы были все расстояния в комнате.

Экран телевизора медленно засветился. Шло кино "Ирония судьбы". Она уже не помнила сколько раз смотрела его, а поэтому не заметила, как задремала...

Это повторялось из года в год без всяких изменений, наверное, уже двадцать лет кряду. Сначала все делала ее мама, а, когда ее не стало, то она, как кем-то заведенная машинка, вертелась каждый праздник до тех пор, пока в их комнатке не становилось, как вот сейчас.

-"Мама, это моя Надя...,"- при этих словах глаза Надежды открылись, посмотрели на экран телевизора и стали сразу же влажными, так как она не могла равнодушно смотреть на счастье нашедших друг друга людей.

Тыльной стороной руки она вытерла глаза. Для кого готовила столько еды и питья целые десятки лет, а особенно под Новый год, она не знала. Сама она, как птичка, пробовала всего по кусочку и запивала все только клюквенным морсом, так как вина терпеть не могла и бутылка с шампанским встречала с ней уже пятый Новый год.

Пирогами кормила всех своих соседок по дому, а те в свою очередь ее своими, так что вкус чужих пирогов она знала, пожалуй, лучше, чем своих.

Кино закончилось и диктор объявил, что до Нового года остался час и тридцать минут. Надежда поднялась с дивана и, скинув тапочку, встав ногой на кровать, стала заводить часы. Жаль, что этого никто не видит, потому что у этой сорокадвухлетней женщины за простеньким халатиком скрывается красивое и по-девичьи стройное тело.

Но не кому это увидеть, так как порог комнаты не переступала нога мужчины уже не один десяток лет. Сразу же после работы, после того, как Надежда приносила в дом дрова, ее часть дома превращалась в крепость и она даже женщинам редко открывала дверь, делая вид, что ее нет дома. Почему она так делала Надежда не смогла бы объяснить ни себе ни другим. "Просто так делала моя мать вот и все,"- думала про себя она.

В остальном же она была общительной и простой женщиной.

Комната наполнилась тиканьем часов, но это было не просто"Тик-Так", а целая симфония звуков, состоящих из охов и ахов, а также скрипов внутри часового механизма.

По телевизору начался праздничный огонек и Надежда под звуки праздничной увертюры наложила себе в тарелку тушенки, подцепила вилочкой ломтик огурчика и тут ее взгляд остановился на графинчике с вишневой наливкой, отражающей от себя разноцветье мигающих лампочек в гирлянде на стене. В первые в жизни ее рука сама потянулась к нему, наполнила маленькую рюмочку и поднесла ко рту. Надежда не помнила, как выпила, и опомнилась лишь тогда, когда пустая рюмка упала у ней из рук и разбилась.

К удивлению, ей не было от этого плохо... Она услышала, как в голове зазвучал каждый инструмент большого оркестра, каждая отдельная нотка этой бравурной мелодии, и почувствовала в себе такой зверский аппетит, что тарелка наполнялась и наполнялась разными вкусными со стола вещами.

"- Как хорошо поджарилась рыба и мясо. Какой вкусный салат получился. Просто прелесть!"- думала она, а вилочка порхала над столом, как дирижерская палочка, в такт веселой песенке. Рот же, наполненный пищей, подмыкивал, как саксофон, певичке с красивыми ножками и страшно размалеванной рожицей. И в такт настроению графинчик еще три раза до Нового года сам открывался и Надежда, как раньше говорила мать, отпивала из рюмочки на "одну лежачую спичку" винца.

Наевшись, она с ногами забралась на диван, укрыв их пледом, и стала смотреть телевизор. Впервые она так хорошо справляла Новый год. Каждая шутка артистов вызывала у нее гомерический хохот, каждая нота ее волновала до слез, бросая то в жар, то в холод, а, когда артист пропел, как Стенька бросил княжну в Волгу и ее скрыла набежавшая волна, она зарыдала навзрыд.

Но это были слезы не горечи и отчаяния, а слезы, очищающие душу, слезы надежды на светлое будущее, а поэтому они исчезли так же быстро, как и появились - лишь влажный платочек в руке у Надежды напоминал о них.

- На Руси под Новый год девушки любили гадать на суженного, - услышала она голос ведущего. После этих слов она уже не слышала ничего, вскочила с дивана с криком, похожим на клич, который выкликивают индейцы, бросаясь в атаку на "белых волков", забыв, что через несколько минут начнется Новый год, который может изменить в ее жизни все.

- Вот! Вот, что мне надо! Я буду сейчас гадать! Нужна свеча! Нужно зеркало и спички! Все у меня в руках! Долой свет! Долой телевизор! Да здравствует колдовство!

 

Утром она проснулась поздно вся взлохмаченная и разбитая. В комнате творился беспорядок: тонкие чулки и другие нательные принадлежности были раскиданы повсюду - она вспомнила, как срывала все и кидала в темноту; графинчик пустой лежал на боку прямо в салатнице, пролив остатки вина на скатерть, и вообще на столе творилось, черт знает что; диван, стулья и все что можно было запачкано стеарином и запах его прямо кружил голову.

Но об этом не хотелось думать - в голове у нее была другая мысль более важная в данный момент:

- Для кого это я раздевалась во сне и кто меня любил?

Она чувствовала это телом, мозгом, но, кто это был, не знала. Хотелось вскочить, бежать и рассказывать всем о своем странном сне, но она даже не пошевелилась. Такой счастливой она еще ни разу в жизни не была.

 

После этой ночи пролетел месяц, потом другой и третий, а она все жила этим сном. Верила и не верила в то, что такой сон да еще под Новый год может быть просто "сном".

Но , как она ни приглядывалась к жизни и окружающим людям, видела, что жизнь идет все также, как и раньше шла, а ее "король" все так же скрыт в колоде карт, которую она перебирает...

 

В конце апреля Надежда медленно шла домой с субботника по благоустройству города. Учреждение, в котором она работала главным бухгалтером, выполнило свое задание и, как это обычно бывает, "загудело", а ее сразу же отправили домой, чтобы не "портила" им настроение.

Погода была замечательной... Пели прилетевшие скворцы и даже воробьи, огромной стаей усевшись на березе, чирикали чуть ли не хором, а люди кругом мели, гребли, грузили, кидали и зубоскалили по-любому поводу. Вот и ее не раз уже они задевали своими остротами, но она, расстегнув пуговицы старого пальтецо, шла, не замечая ничего, вдыхая ароматный воздух с запашком дымивших тут и там костров.

Недалеко от дома она увидела мастера ЖЭКа, который с рабочими ремонтировал резной палисад вокруг пустыря.

- Здравствуйте, Леонид Федорович! - немножко с вызовом поприветствовала она, так как вот уже третий год он не ремонтировал крышу над ее квартирой и в дождь она вынуждена была ставить таз на телевизор. - Что скажете мне насчет крыши? Когда вы ее отремонтируете?

- Хоть сейчас, если бутылку поставите, - задорно ответил тот, весело оглядывая ее. - Или тогда, когда вы пропустите кровельщика через вашу квартиру... Рубероид завезен... Вы поймите, дорогая, что выход на крышу только через вашу квартиру. Там работы всего на десять-двадцать минут...

- Нет. Сегодня вас не пущу.

- А когда же пустите? А?- заглядывая ей в глаза, спросил он и от этого взгляда она вся вспыхнула - мозг и тело узнало того мужчину, который приходил к ней во сне в Новый год. Это был "он". Ее, как парализовало. - Вам плохо, Надежда Васильевна? Вы так побледнели... Что вы так нас боитесь мужиков? Хотите, я сам приду вместе с кровельщиками к вам?

- Я сказала, что нет! А вас не пущу тем более!

- Неужели я так страшен?

- Нет, но я вам не верю, - ответила она и медленно, чтобы не упасть, пошла домой, а внутри ее все кричало в такт ее шажкам : - Это он! Это он! Это он!

- Ну, тогда и крышу с меня больше не спрашивайте, - услышала она слова вдогонку.

Придя домой, она улеглась, не раздеваясь на диван, но тут же вскочила, так как в дверь позвонили.

- Неужели это он? - подумала она. Но это была соседка. Она что-то говорила и говорила, но Надежда все никак не могла понять, что нужно.

- Ты, что оглохла, соседушка? Так, одолжишь ты мне бутылку или нет?

- Какую бутылку? Ах, бутылку? Потом приди...

- Когда еще потом? Вот я и буду взад-вперед ходить... Делать мне нечего... Говори сразу... Дашь или нет? Да, не влюбилась ли ты? Совсем слов русских не понимаешь... Как говорила тогда, мол, выходи за моего сына замуж. Сейчас бы уже внуков растили бы... Как сын любил тебя?

- Любил и пил, но я его не любила, тетя Ириш...

- Не больше других пил, голуба, а тебе мужика надо. Давеча, в бане посмотрела на тебя, так и ахнула... Вроде, девок таких давно не видела. Мой же сын совсем теперь спился. Ему теперь и бабы-то совсем ненужно - лишь бы стояла на столе вот такая сиволобая, - договорила она о своей беде, принимая из рук Надежды бутылку.

- Я это знаю... Вчера загадала... Смотрю на электронные часы на работе... Мигают... Я и сосчитала, сколько они раз мигнули до смены минуты... Двадцать шесть раз... А дома взяла карты, растасовала их хорошо и вынула девятую, тринадцатую и двадцать шестую карту. Слышишь, тетя Ириш? - та кивнула в ответ, что слышит, а глаза открыла так широко, как-будто слушет ими, а не ушами. - Девять, я слышала, самое страшное для человека число тринадцать - это "чертова дюжина", а двадцать шесть - это то число, что мне промигали часы. И, что ты думаешь, мне выпало?

- Что, милая? - совсем очумела от любопытства соседка.

- Выпал червонный король, девятка червей и семерка червей... Я вся даже остолбенела..., а ночью во сне какой-то голос сказал, что, мол, жди меня двадцать шестого... Сегодня двадцать второе... и я встретила..., - сказала и, спохватившись, замолчала Надежда.

- Слушай, Надя!? А что означают эти карты?

- Не знаю... У меня для каждой карты свое что-нибудь задумано... Король - это суженый... Девятка... - это наша с ним любовь, а семь- это встреча моя с ним.

- Ой, милая!!! Дай Бог, чтобы все это сбылось у тебя. Ну, я пойду, а то Сашка опять заорет на меня, мол, опять где-то пропадала. За что, я несу свой крест - никто не знает и не ответит... . А все таки, девушка, тебе в церковь сходить надо бы... , - добавила она уже из-за порога.

- Завтра схожу, - пообещала ей Надежда и подумала, что хорошо хоть не проболталась про того мастера из ЖЭКа.

 

В понедельник, как обычно, отработав и придя домой, Надежда обнаружила в своих дверях записку на бланке ЖЭКа. Она развернула ее и стала читать:

- В среду двадцать шестого апреля, прошу вас, в первую половину дня быть дома. К вам придут кровельщики. Если вы не обеспечите им доступ через вашу квартиру на крышу, то пусть крышу вам ремонтирует, кто угодно... Начальник ЖЭКа.

Откуда и зачем шла, Надежда забыла, руки упали вдоль тела, платок съехал с головы, волосы рассыпались по плечам, а записка, как осенний лист клена, опустилась ног. В голове возникла и тревожила мысль о том, что ей делать, когда придут мужики и через свою квартиру она должна их пропустить... Этого она не могла даже понять, а тем более сделать. Но вот в подсознании кто-то уж больно решительным голосом заявил о том, что жить с тазом на телевизоре она больше не сможет.

“- Да! Я должна их пропустить, но, что для этого мне надо сделать? - спросила она этот голос и тот ей стал также уверенно отвечать. - Во-первых, надо попросить начальника ЖЭКа о том, чтобы он с кровельщиками послал этого рыжего, которому ты хоть капельку доверяешь, а о том, что он тебе нравиться, забудь. Во-вторых, надо взять на работе отгул с завтрашнего дня, так как завтра работать ты просто не сможешь.”

Не поправив даже на голове платка, она выбежала на улицу и из телефона автомата позвонила сначала своему начальнику домой, а уже потом начальнику ЖЭКа, который, она знала, работал до семи вечера. Тот долго ничего не мог понять из ее слов, а, когда понял, бросил трубку.

После этого время для Надежды остановилось совсем. Как прожить эту ночь, день и еще ночь, она не знала, а главное боялась неизвестности после того, как откроет дверь.

Опыт жизни, а такое состояние у нее было и раньше, подсказывал, что надо делать. Надо придти домой и выпить две таблетки Тазепама. Тогда о всех волнениях она забудет, а крыша будет течь еще сто лет, так как после таблеток она из дома никуда неделю не выходит и домой к себе никого не пускает вообще и даже с кровати старается не вставать.

 

Помнила она себя лет с четырех и первыми воспоминания были связаны с мужчиной, отчимом, который кричит, брызгая слюной, бьет мать сапогом, а потом выгоняет их на холод улицы, где они дожидались пока он утихомирится и уснет. Порой гуляли они так до утра, если их не пускала в дом какая-нибудь соседка.

Когда отчима не стало, стало еще хуже, так как в материальном плане им стало жить намного труднее. Мать замкнулась в себе, сторонилась людей и свою дочь стала ревновать даже к стулу, на котором та сидела, так как считала, что у нее в жизни уже ничего не осталось и не будет.

Так прошли годы. Надя закончила восьмилетку, финансово-экономический техникум и заочно институт, пошла работать, но та серость будничной жизни, которая установилась в их доме, заполнила ее всю до самой последней клеточки.

За ней ухаживали особы противоположного пола, так как она понимала их и умела с ними себя вести в рамках производственной необходимости, но, когда думала, что за ними должны возникнуть интимные отношения, то бросало в дрожь и парализовало волю и желания.

Ей бы понять, что это так бывает со всеми чувствительными женщинами и надо просто перешагнуть через волнения, но однажды, попробовав, по совету подруги, принять успокаивающие таблетки и почувствовав себя спокойной и равнодушной, она быстро приводила себя в "порядок", а очередной "ловелас" быстро исчезал из ее поля зрения.

"- Почему "ловелас?” - спросите вы.

Потому что к ее "счастью" или "несчастью", ей нравились лишь мужчины исключительно этой категории.*

- Что же делать сейчас? - спрашивала она себя. - Как быть?... . Нет! Таблеток я пить не буду! Была не была! Выпью-ка я какого•нибудь вина?! Вдруг поможет?

Движения ее стали осмысленными, а волнение стало понемногу проходить и приносить ей положительные эмоции. Подойдя к шкафу и налив себе чуть-чуть наливочки, она выпила и ей захотелось, чтобы среда наступила, как можно, скорее.

*

Всю ночь перед средой она спала спокойно, когда же проснулась, то занялась уборкой квартиры, перегладила все высохшее белье, разложила его по местам, умылась еще раз и одела на себя самое красивое и тонкое белье. При этом она вертелась перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, как будто не видела себя еще ни разу.

Себе она очень понравилась. Посмотрев на часы с немым укором, вздохнула и тут раздался звонок в дверь... .

- Это мы, Надежда Васильевна, - услышала она голос рыжего.

- Входите. Ноги не забудьте вытереть о коврик, - голоса она своего не узнавала.- Выход на чердак вы, надеюсь, знаете где ? Как сделаете работу, я вас напою чаем.

- Чай нам пить некогда - еще пять крыш отремонтировать надо. А вот Леонид Федорович, - при этом лицо мастера стало пунцовым,- мы думаем, не откажется.

Вспыхнула лицом и Надежда, но от прилива энергии и счастья. Проводив мужчин, она зашла в комнату и, слыша, как по крыше топают ногами мужчины, стала расставлять к чаю посуду на столе.

- Вот и все! Крыша готова... Мужики ушли. А что это у нас тут готовиться? О, да тут банкетик ожидается?! Цветов только не хватает! - и Леонид Федорович, галантно доставая из-за спины букетик цветов, вручил его еще более похорошевшей от этого Надежде.

- Спасибо, Леонид Федорович! Проходите вот сюда, - и она показала рукой на стул.

Для того, чтобы сесть, Леониду Федоровичу необходимо было пройти между столом и диваном, а главное обойти Надежду.

- Тесновато тут у вас, Надежда Васильевна. Ну ничего. Мы как-нибудь разъедемся. И вот из пункта А в пункт В отправились два поезда, - начал в шутку говорить мастер, направляясь к Надежде, которая прижалась к комоду, чтобы пропустить его, но, видно, не судьба была поездам разъехаться, так как их тела слились, дыхание стало прерывистым, ноги у обоих подогнулись и Надежда, поддерживаемая заботливыми и крепкими руками, опустилась на пол.

 

На улице пошел сильный дождь. Посередине потолка сначала выросло мокрое пятно, а затем одна капля, а за ней целая струя полилась вниз прямо на волосатый живот Леонида Федоровича, который отдыхал от бурных ласк, которые ему подарила Надежда, а она сама тоже обессиленная, кажется, забылась на крепком плече мужчины. Оба были голыми и закрыты той одеждой, которую они сорвали в любовной страсти друг с друга.

Догадаться же постелить под себя и укрыться чем-нибудь другим они просто не успели и вот пузо зазвучало словно барабан:

- Там!... . Там!... .Там, та-та-та-там

- А крыша - то течет, мастер,- сказала она, не открыв даже глаза.

- Течет, но в другом месте... ,- ответил тот, задвигаясь под стол.

- Ты, мастер, будешь теперь ко мне ходить до тех пор, пока крышу не отремонтируешь.

- Хорошо... Но на полу я лежать больше не собираюсь и давай договоримся, что одежду друг на друге мы рвать больше не будем... .

- Ладно... .