Что хочет автор. Литературные конкурсы

Руку протянул, схватить хотел за грудки. Яон отступил на шаг. Тогда добрый мужик размахнулся, стакан бросил в Яона. Яон увернулся. Глаза его, маленькие щелочки, открылись на миг, большие стали, странные. Темный огонь был на дне их. А лицо такое же неподвижное, тупое лицо, вялое.

Открылись глаза, распахнулись, и сразу же вновь обратились в щелочки. Тихо выскользнул Яон за дверь. А мужик орал багрово что-то в избе, ничего не заметил он, кровно обиженным себя считал.

Яон ходил по городу, заходил кой-куда.

Зашел в одно учреждение в отдел кадров к начальнику.

- Скажите, - спросил вежливо, - вам начальник отдела кадров не нужен?

Начальник смотрел на него долго. Внимательно смотрел. Потом сказал тихо:

- Извольте выйти вон.

А сам чернильницу мраморную по столешнице шарить стал.

Яон ушел.

В Стражницу заходил.

- Вам не нужны Стражники?

Хохотали над ним грубыми голосами, по заду шлепали вельветовому. Хлеба дали и мелкую монету.

Вечером Яон ушел за Город в тощий лесок. Нашел маленький ручей, разжег костер и долго сидел около, по-турецки скрестив ноги. Огонь костра не отражался в его распахнутых огромных глазах, а будто таял в них, исчезал. В зрачках же тлел свой, темный и страшный огонь.

Заснул Яон на спине и всю ночь лежал без движения. Потух костер и холодно было, но он не чувствовал холода - лежат себе неподвижно на спине, а с первым лучом солнца вскочил, будто и не спал, разделся догола и залез в ручей, лег в его ледяное русло. Он лежал, будто в теплой ванне, кожа его даже не порозовела, но и не посинела тоже.

Он был смуглый, тоненький и легкий какой-то. Подростка напоминал он телом, не сформировавшегося юношу.

Прошло мимо стадо коров. За ними ехал пастух на чахлой лошади. Пастух был в грязной телогрейке и в шапке. Яон внимательно посмотрел на стадо и глаза его на миг распахнулись. Потом он пошел в Город. Шел быстро и глаза его на миг распахнулись. Потом он пошел в Город. Шел быстро, резко отмеряя шаг. В Городе пошел на прямых ногах.

И смотрели на него люди. Без зла шутили. Кто-то камешек в него кинул, маленький, шутки ради.

Потом он долго стоял, смотрел на афишу. Там были нарисованы похожие на лягушек коровы, некое бородатое чудище с бутылкой в руках и стихи:

“Пастух наш водку лихо пьет,

А скот в посевах мирно бродит.

Когда же пьяница поймет,

Что он народное добро губит?”

***

Приближалась зима. Город существовал своей неторопкой суетой. В седьмом доме Галя родила ребенка, а отца никто не знает. В 12-м доме умерла бабка Арина. Пошла на колонку за водой и не дошла. Упала на бок, ногами засучила: юбки задрались и стали видны толстые ноги в узлах вен. Потом затихла. Когда подняли ее соседки, только хрипела чуть, да слюну пускала. А к ночи отошла.

Поминки были плохие. Сын приезжал, но спешил очень, ссылался на служебную занятость. Плохие были поминки.

И еще человека зарезали. Ну, не то, чтоб человека - девку гулящую, Люду.

Пьяная она дурная - выступает, вот и ткнул ее кавалер ножом столовым. Попал в живот, испугался и убежал. А Людка сама до больницы дошла и здорово ругалась там еще. Лекари по ее виду ничего серьезного не предполагали, переругивались с ней добродушно, не поспешали. А когда Людка, вдруг, омертвела, на пол сползла, стали готовить к операции, но не успели. Отошла девка.

К дурачку Яону в Городе привыкли, даже гордились немного, что есть свой юродивый. Старики говорили, будто дурачок к счастью. Его, мол, устами Бог вещает, а ангелы ему покровительствуют.

А видели его теперь редко. Он рано-рано уезжал со стадом, а вечером, пригнав коров, шел к старой бане в усадьбе Лешачихи и не выходил оттуда до утра.

За баню Лешачиха брала с Яона пять денег в месяц, а за свет он платил отдельно, но счетчику. В хату ходить запретила - он и не ходил.

Получал он за пастушество 120 денег в месяц, а куда тратил - никто и он видел. Еду, знали, покупал: хлеб, картошку, рис, лук... И все. А это денег 50 в месяц. Куда же остальные девал? Прятал, наверное.

Как-то Витька-Косой, злой с похмелья, схватил Яона за грудки, тряс, денег требовал. Яон трясся покорно, а потом вдруг что-то руками сделал, взмахнул ими, как дирижер перед оркестром. Косой обвис, скрючился, сполз на землю и лежал минут десять. Лекарь потом важно объяснял желающим, что у дураков сила большая бывает.

Витька больше к Яону не приставал, только посматривал удивленно, а один раз выпить пригласил. Зря, конечно. Не пил Яон.

А уже пришла зима, от снега Город похорошел, чистым стал, свежим, и приятно было даже просто ходить по улицам, гулять. Но люди не знали, что это такое - гулять. Они толпились кучками, разговаривали о многом, хотя разговаривать им было, вроде, и не о чем. А, если шли быстро, то только по делу: в магазин, на работу, к врачу.

И приехал в Город еще один странный человек. Сын покойной бабки Арины приехал, избу продавать. Ну, и отпуск у него был, так он зажился в этой избе. По ночам свет жег - читал все, а днем ходил по снежным дорожкам. Если заговаривали с ним - отвечал вежливо, но торопился, уходил скоро.

Знали о нем, что работает в Большом Городе, где учился где-то долго, что работает, вроде, в Ящике, что начальник. Лекарь к нему в гости приходил как-то, вина хорошего принес, хотел поговорить.

- Мы с вами в некоторой степени коллеги, - начал он тогда важно, - вы, ведь, биолог, если я не ошибаюсь?

- Точнее биофизик, - вежливо ответил сын бабки Арины.

- Да, да. Я совсем упустил из виду ваш второй диплом. Арина рассказывала, письма ваши я ей читал. Я полагаю, что вы очень перспективно сориентировались, на стыке двух наук рождается будущее.

- Чье?

- Что чье?

- Чье будущее?

- Ну, я имел в виду будущее науки.

- Да, да, конечно.

- А я, знаете ли, по-стариковски к вам, посудачить, так сказать. очень не хватает интеллектуального общения тут у нас. Коровки, знаете, ходят так вот просто. Отстаем, отстаем. Будто на полустанке, а вокруг поезда современные - стрелой. И вдруг, о счастье! Остановился один, весь сверкает. А тут стоишь неандертальцем этаким, робеешь.

- Да, коровки—это хорошо, - невпопад ответил сын бабки.—Но вы меня простите, любезнейший, спешу. А коровки - это хорошо. Коровки - это же молоко, мясо. Говядина. Еще творог, масло, сметана, кефир, простокваша. Большущее дело коровки. Еще, ведь, ацидофильное молоко, сырки творожные, обрат, варенец, молоко топленое...

И убежал, дверь перед носом гостя запер.

Очень тогда обиделся Лекарь, но обиду не выказывал, хвалил ученого человека, а жене как-то наговорил гадости, тещу еще отругал и сравнил их с сыном бабкиным:

“Ученый человек, он всегда умный. Противно на серость вашу глядеть, все корова, да корова. Сами, как коровы, навозом пропахли. Ацидофильное молоко им подавай, сырки творожные. Ишь, губы раскатали. Что вы в коровах понимаете, или в биофизике. Эх, серость”.

А зима все набирала обороты. И уже рождество близилось, зима становилась старше и исчезла ее девическая белизна. И лапы, срубленных в Новому году елок, лежали на сером снегу.

Яон был теперь сторожем, он сидел стылыми ночами в огромном тулупе у кривобокого ларька “Пиво воды”. Над ним ночами шептали звезды, очень холодные и равнодушные, а луна иногда была желтоватой, домашней, а иногда презрительно голубой.

Подошел к нему как-то сын бабки, сел рядом, смотрел отрешенно. Потом сказал тихо:

“Но знаю я, что есть на свете

Планета малая одна,

Где из столетия в столетье

Живут иные племена...”

Вспыхнули удивительные глаза Яону, по вечно неподвижному лицу будто рябь пробежала. И он тоже сказал тихо:

“...И там есть муки и печали,

И там есть пища для страстей,

Но люди там не утеряли

Души естественной своей...”

Тут дернулся его отрешенный сосед и с изумлением смотрел и смотрел в мертвые черты Яона. А потом, будто переломив в себе что-то, закончил:

“... Там золотые волны света

Плывут сквозь сумрак бытия,

И эта малая планета -

Земля злосчастная моя.”

Еще некоторое время было тихо и неподвижно. Потом они встали как-то разом и пошли. Яон - вокруг ларька, Сын - в сторону, может домой.

Луны в эту ночь вовсе не было и поэтому звезды казались еще более холодными и чужым.

***

Была еще одна ночь, они снова сидели вместе, в равнодушие ночи падали тихие фразы.

- Жалеете?

- Нет, смущен.

- А Люда была беременная...

- Думаете, смерти искала?

- Знаю.

- Может поедите?

- С вами?

- Почему же?

- Если б я знал.

- Но нельзя же, нельзя. В отшельничестве...

- А в чем исход?

- Если бы я знал.

И как-то неожиданно наткнулся на них лекарь, подсел и спросил у Сына, не обращая внимания на Яона:

- Скучаете? Бессонница?

Ответил Яон:

- Припадки человеколюбия, хронический недуг интеллигенции.

Старший Лекарь воззрился на Яона почти испуганно, будто шкаф заговорил.

Но он всему умел находить объяснения, потому-то и был Лекарем.

- Смотрите, коллега, какая удивительная способность к звукоподражанию. Это часто бывает у шизофреников.

- Да, - немедленно отозвался Яон, - способность к звукоподражанию неподражаемая. Сразу видно - кого попало Лекарем не поставят.

Сын не удержался, фыркнул.

Но Лекаря нелегко было сбить. Он всему находил объяснение, поэтому он был счастливым человеком. Он пропустил мимо ушей слова Яона и сказал Сыну:

- Был случай, когда один больной заговорил на древнееврейском и вполне, знаете, осмысленно. Загадку мозга нам еще решать и решать.

В этом время Яон захохотал. Он смеялся по-детски заливчато, и так как его неподвижного лица в темноте видно не было - страшным его смех не казался.

- Завтра вечерком закажите в кафе столик, часам к восьми, - звонко сказал он, - я поеду с вами Сын бабки.

И уходя, Яон слышал монолог сына:

- Вы молодец, я счастлив, вы не представляете себе, как я рад вашему решению, если бы вы отказались, я не смог бы жить дальше спокойно, ведь это несправедливо по отношению к личности...

Лекарь смотрел, смотрел. Яон думал, что сумасшедшие, возможно, заразно.

***

...В кафе было мало народу. Сын сидел с углу, ждал. На него косились. Вошел Яон. Сперва не узнали - высокий, стройный мужчина в элегантном светлом костюме подошел к столику Сына, отодвинул стул, поддернул брючины, сел, закурил сигарету. Но тупое, мертвое лицо скрыть было нельзя.

“Яон, — загалдели, - конечно же, Яон!”

А Яон официантке:

- Организуйте, голубушка, заливной рыбки, шампанского полусухого, а горячее на ваш вкус.

Властно так сказал, свободно.

По залу — шелест. И все смотрят, как ест Яон, непринужденно беседуя с сыном, как подносит ко рту бокал с шампанским, на запонки его блестящие. Охали.

Витька-Косой подошел к столику, спросил растерянно:

- Вы — Яон?

- Садись, Витька, - мягко сказал Яон, - выпей с нами. Или тебе водки заказать?

- Ага, - совсем потерялся Витька.

- Девушка, - окликнул Яон, - водочки триста и салатик. Есть будешь?

- Не-а.

- Больше ничего. Водка и салат. Знакомься Витек, твой тезка по прозвищу Сын. Заместитель директора института органики по науке.

Витька сунул большую ладонь. Ее вежливо пожали. И уже стоял графинчик с водочкой, салат уже топорщился из тарелочки. Яон набухал водку прямо в фужер:

- Пей, Витя.

Лекарь зашел. Сразу к столику устремился, Сына увидел, на полпути узнал Яона, чуть не упал, но быстро взял себя в руки.

Яон приподнялся ему навстречу и убрал стул, на который Лекарь вознамерился сесть.

- Столик занят, - сказал он жестко.

Лекарь неожиданно разгневался.

- А я вот Стражника вызову. Только психов в общественных местах не хватало. Я сейчас санитаров вызову, пора в буйное отделение кое-кого.

Привели Стражника. Тот вошел весело, думал за шиворот дурачка вытащить.

Увидел элегантного Яона, спросил оробело:

- Документы ваши попрошу.

Яон достал документы, подал, закурил сигаретку, прихлебнул из бокала.

Стражник смотрел в паспорт тупо.

“Берет, как бритву, берет, как ежа, как бритву обоюдоострую...”— негромко прокомментировал Яон.

Сын фыркнул. Он оказался очень смешливым, этот единственный в своем роде ученый, представляющий науку совершенно новую.

- Прописка есть, работает, что же я могу? - забормотал Стражник.

- Не положено психам в общественных местах появляться, - визгливо вмешался Лекарь.

- У вам есть документ, подтверждающий мою психическую неполноценность? - Яон был суров.

- При чем тут документ, все и так знают...

- Уважаемый Стражник, - продолжил Яон непреклонно, - я думаю, вы знакомы с юридическим аспектом проблемы. Этот человек при свидетелях и при представителе закона, — он поочередно кивнул в сторону Сына и Стражника, - назвал меня психом. Заявление несостоятельно, так как не подтверждается фактически. Документы, гражданство, социальная обеспеченность - все, как видите, у меня в порядке. Поэтому я расцениваю выпад этого человека, как оскорбление словами, на что в Законе есть статья N 77, предусматривающая наказание штрафом до 100 денег или же принудительными работами до месяца. Прошу составить протокол.

- Да, пожалуй, - пролепетал Стражник. Он и половину сказанного не понял, но упоминания статьи закона подстегнуло его к действию.

- Вы все с ума сошли! - совсем сорвался старший Лекарь.

- Вот видите, к чему приводит ваш либерализм. Он теперь и вас психом назвал. Закону не подчиняется. Криминал надо пресекать в зародыше, а то на нас скоро с ножами кидаться будут при вашем попустительстве, - с иронией вещал Яон.

Сын неудержимо фыркал в тарелку, Яон посмотрел на него гневно:

- У вам грипп, коллега?

Сын застонал и убежал в туалет.

В зале была мертвая тишина.

- Это, наверное, человек оттуда, - изрек какой-то старичок.— Проверял нас инкогнито.

И всем стало страшно...

ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 06.09.2009 16:22

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.