Стоило ли все начинать Если закончиться могло словами: «Ты отплатил мне черной неблагодарностью, Поставил меня на колени, Вынул затычку из моей Кровоточащей вены…»? – Мама! – Что, радость моя? – Мам, ну когда уже папа придет? – Потерпи, сынок. Папа на работе, ты же знаешь… – Но ведь сегодня мне двенадцать лет! Двенадцать лет ведь бывает только раз в жизни! – Ценное наблюдение. Как и любых других лет, впрочем… – Солнце, я–то понимаю… Ну, не расстраивайся, сынок! Папа должен скоро прийти. Мать ласково потрепала Эдика по волосам и призадумалась. Большой уже стал, одними словами не проведешь – все понимает и копит обиду… – Так всегда, всегда! Когда я его жду – он на работе! – Эдик обиженно откинулся на кухонном стуле, наблюдая за реакцией матери. – Ну-ка перестань, Эдуард. Не злись! Сейчас я… Что «сейчас я…» она так и не успела договорить – раздался звонок в дверь. Эд пулей помчался в прихожую: оттуда донеслись приглушенные голоса и Эдов смех. «Ну, наконец–то» подумала мама и вышла следом. Эдик ужом вился вокруг отца, затем схватил пакет и умелся на кухню. – Привет! – Ну, привет. У тебя совесть есть? – В чем дело? – Напрягся отец. – Андреас, Эдик мне уже на ушах мозоль натер – «когда папа придет, когда папа придет?» Неужели ты не мог пораньше уйти со своей работы? – Не мог. – Лицо стало каменным. – Не мог – и ты это знаешь. – Андреас, ну а позвонить? Позвонить ведь ты ему мог? Он погулял с мальчишками и вернулся уже в семь! – Я был занят. Я… – Ну да… Родители вошли на кухню следом за сыном. Эд сидел за столом. – Чаю попьем? Вопрос незаметно превратился в риторический. Андреас, откашлявшись, спросил: – Сын, а друзья звонили, поздравляли? – Да, – Рассеяно ответил Эдик. – Полкласса… Остальные разъехались на каникулы. – Мужская половина или женская? – Андреас улыбнулся и подмигнул. Эдик смущенно фыркнул. – Мужская, конечно! – А что так категорично? – А то! Все девчонки – пустые создания! – Эд уверенно тряхнул волосами. – Только о шмотках и треплются! – С этим сложно поспорить, но зато хорошенькие какие, а? – Отец выбрал колею и решил медленно, но верно катить по ней и дальше. Эд снова презрительно и брезгливо фыркнул. – Мне так не кажется. Пап, ну чего ты пристал? – Как это чего? Должен же я знать, насколько мой сын интересуется девочками! – Как по мне, так пацаны куда лучше! – Выпалил Эд. Прямо над столом повисла большая и темная пауза. – Сын, ты говоришь странные вещи… Я сделаю вид, будто бы ничего не слышал, – медленно проговорил Андреас. – Папа, я сказал то, что думаю! – Это–то и плохо. Все это время мать Эдика не проронила ни слова, внимательно глядя то на сына, то на мужа. – Папа! – Я твоем возрасте уже пользовался большой популярностью у противоположного пола. – Тон настороженно–снисходительный. – Я же не говорю, что не пользуюсь у них популярностью! – Эд нервничал, чуть ли не до заикания, – это они у меня не пользуются! Эдуард был очень симпатичным мальчишкой, довольно высоким для своего возраста, со светло–русыми волосами и большими голубыми глазами. Он взял лучшие черты от матери–славянки и практически ничего от отца–грека. Ни характерного южного профиля, ни буйных кудрей. Обычный парнишка, разве что с густыми черными ресницами. Шарма придавала улыбка, обнажающая слегка неровные зубы. Характер намечался взрывной, но мягкий, человеком он был общительным, добрым и жизнерадостным. Андреас хотел было прокомментировать его последнюю фразу, и это не предвещало ничего хорошего, но тут вмешалась мать: – Андреас, отстань от парня! Эдик, быстро в свою комнату. – Мама, я не пойду! – Эдуард от обиды даже хлопнул ладонью по столу. – Быстро, я сказала. Он угрюмо поплелся в свою комнату, а мать с отцом до поздней ночи сидели за кухонным столом, споря и обсуждая этот неприятный разговор за плотно закрытой дверью. – Нет, вы только полюбуйтесь на него! – Недовольно протянул Андреас. Мать хранила молчание. – Почему ты сказала отстать? Ты что – не соображаешь, чем это может обернуться? – Андреас завопил полушепотом, расхаживая по кухне. – А раньше думать надо было! – Не осталась в долгу мать. – Сыном должен заниматься отец, а его отец вечно занимается работой! – Я вкалываю, чтобы ты могла сидеть дома и – не побоюсь этого слова – правильно воспитывать ребенка! – Он остановился и упер руки в бока. – Получай результат. – Издеваешься, что ли?! – Если тебе так уж плевать на семью – почему ты до сих пор со мной не развелся? Возвращаешься поздно, уходишь рано, на выходных – работа… Чего ты теперь хочешь от Эдуарда? – Пошла в наступление жена. – Это ты вырастила педика! – Рот прикрой! И не делай поспешных выводов! Может… На этом разговор закончился, и к нему не возвращались довольно продолжительное время, но не вернуться совсем было невозможно. Андреас ходил сам не свой и, будучи дома, бросал на Эдика косые взгляды. Тот мучился не меньше родителей, пытаясь с помощью Интернета разобраться в себе и то, что он открывал, его пугало. После месяца таких открытий он сам не выдержал и решил поговорить с ними. Произошло это теплым августовским вечером, в большой комнате, когда мать с отцом смотрели вечерние новости. Андреас решил провести вечер дома, и это было похоже на эпизод из научно–фантастических книг. Эд просочился в дверь и уселся на краешек кресла. – Эдюшка, солнце, ты что-то хотел? – Мать ласково глянула на его настороженную мордашку. – Я не знаю… не знаю, что со мной… – Ты о чем? – Мгновенно насторожилась мать. – Где болит? – Нигде, нигде не болит!.. Просто, я… – Что – ты? – Подключился отец не самым располагающим тоном. – М–м–м… Помните тот разговор, ну… на мой день рождения? – Такое забудешь! – Отец картинно закатил глаза. – Андреас! Да, Эдюша, продолжай. – Что со мной?! – Эдик умоляюще уставился на родителей. – Тебе нравятся парни, а не девочки? – Откровенно спросила мать. Эдик был ошарашен такой голой откровенностью: – Ну… Я не знаю. Не знаю. Может… – С меня хватит! – Взорвался отец. – Такого позора я еще не испытывал! Неблагодарная дрянь! – А ну остынь! – Крикнула мать. – Он не виноват! – А кто виноват? Кто? Я? Или ты? Может, папа Римский?! – Папа! Перестань! Не кричи! Прости меня! – Эдик вытирал градом катящиеся слезы. – Андреас! Как ты смеешь? Немедленно успокойся! – У меня больше нет сына! Он погиб в автокатастрофе! А этот… этот выродок – не мой сын! – МАМА! – Эд уже не пытался сдерживать истерику. – Тише, Эдик. Иди к себе. – Она погладила его по волосам и после ухода повернулась к мужу. – Что ты мелешь, козел?! Он твой сын, хочешь ты того или нет! – Я повторяю для идиотов: у меня больше нет сына! Я не собираюсь жить под одной крышей с пидаром!! – Да как ты можешь?! Подонок! – Заткнись! Я больше не намерен здесь задерживаться! Можете вдвоем выбирать ему косметику, а я умываю руки! Я не отец этому уроду! – Тогда пошел вон, кобель! – На развод я подам сам. Можешь об этом не переживать. Когда за Андреасом закрылась дверь, она спрятала лицо в ладонях и впервые за несколько лет дала волю горьким слезам. Не такого она желала своему сыну, не такого от него ждала. Сколько раз, засыпая по ночам, она представляла своего Эдуарда взрослым, благополучным мужчиной, с красавицей – под стать – женой и детьми, как мечтала о семейном уюте для него, как хотела быть желанным гостем в его доме и уже намеками догадывалась, что такое счастье!.. И как жестоко судьба отобрала все мечты, как ясно дала понять, что губу–то раскатывать не рекомендуется… Что ждет его теперь? В лучшем случае, не слишком долговременные связи, грубые типы… Жизнь втайне, как знакомиться, где?.. С кем?.. Как не опуститься? О ГОСПОДИ! Полчаса плодотворных рыданий немного успокоили ее и, умывшись, она тихонько вошла в комнату сына. Эдик лежал на тахте, уткнувшись носом в стену, и не издавал ни звука. Мать села на краешек и погладила его по спине. – Не спишь?.. – Папа ушел? – Да, сынок. – И?.. – Навсегда. Эдик дернулся, и плечи его начали подрагивать. – Я что – болен, да? – Хриплый бесцветный голос. – Нет, солнышко, ты не болен. – Не обманывай меня! – Эдуард сел и заглянул матери в глаза. – Эдик, ты не болен! Ты такой же, как все, просто немного другой. Запомни это. – Я… гей? – Тебе лучше знать… – Мама, ты осуждаешь меня? – Господи, совсем еще ребенок. Жить бы ему да радоваться!.. Горячая кровь. Рано, очень рано начал взрослеть… – Сыночек, не смей так говорить! Я не осуждаю, тем более – тебя! Я люблю тебя такого, какой ты есть, ведь ты мой ребенок! Но про себя она решила побороться за сына. За мечту о красавице–жене, за мечту о внуках. «Он же еще ребенок! Ну, неужели же ничего нельзя исправить?!» Она мечтала бороться, но понимала, что борьба заранее обречена на провал… Эдик еще долго не мог заснуть, мысли мешали. Камингаут оказался мучительным… – Эдуард, это ты? – Мать выглянула из кухни, вытирая руки о полотенце. – Угу… – Эд закрыл дверь и снял куртку. – Папа звонил… – Ни слова больше об этом ублюдке. Для меня отец, видишь ли, умер! – Съязвил он. – Сказал, что передаст тебе деньги. – Мне от него ничего не нужно. Пусть засунет их себе в жопу! – Э, красавец! Пора бы в шестнадцать лет следить за своим языком! – Прости, мам, но слов своих я назад не возьму. Четыре года я с ним не общался и не вижу причин начинать. Стояла холодная весна. Эдуард заканчивал десятый класс. Уроки он делал, как и все мальчишки, примерно раз в семестр, но учился легко и непринужденно, все давалось ему без труда, за красивые глазки, особенно английский язык. Обладая прекрасной памятью, он практически в совершенстве выучил его, забавы ради переводя тексты любимых песен. Подходило время думать о поступлении в институт. Английский – это, конечно, замечательно, но если знаешь его, зачем тратить еще пять лет? А посему, выбирая специальность, пришлось руководствоваться будущим заработком и престижем профессии. Состоялся семейный совет: – Эдюша, не хочешь податься в журналистику? Эдик задумался. Но, все же, отмел эту версию: – Не тянет. – Эд, а как тебе менеджмент? – Даже не думай, мама! У меня пока еще есть капля самоуважения!! – Хм. Ладно, а экономика? – Мама! Экономистов – как собак нерезаных! – О Господи! Эдуард! Что тебе тогда надо?! Иди на финансы! Эд снова задумался. Непыльно, вроде. Да и деньги считать всегда пригодиться. В то же время – высшее образование будет в кармане, а там поглядим!.. – Хорошо. На том и остановились, а пока Эдуард доживал последние денечки сладкой свободы десятого класса. В одиннадцатом – экзамены, дальше – вообще даже думать страшно, а пока – гуляй – не хочу! Эдик и не хотел. Сидел дома, страдая от одиночества. Совершенно неожиданно из общительного паренька он превратился в замкнутого. Друзья звонили–звонили, да и отстали. Новых товарищей не намечалось, поэтому он коротал длинные вечера за телеком и компьютером. Переходной период как-то не радовал совершенно, да еще и вкупе с самоосознанием праздника не делал. Даже регулярные походы в тренажерный зал не могли окончательно выколотить из мозгов тоскливую мысль об одиночестве… Сердце матери обливалось кровью: – Эдюша, пойди, погуляй, а? – Не хочу. – Ты же все выходные из дома не выходил! – А с кем мне идти? А? С кем? И что ответить? На том обычно и обрывалось… Но однажды Эдуард не выдержал сам. Весна в самом разгаре, кровь закипела, и Эд субботним непоздним вечером поехал в центр города прогуляться. «Не с кем? Ну и ладно! Сам буду!» Примерно час он бродил по шумному проспекту, рассматривая яркие витрины и бигборды. Затем устал от суеты и завернул в первое попавшееся кафе перекусить. Совершенно неожиданно, в разгар трапезы, к его столику подкатил некий субъект и проговорил: – Здесь не занято? Эдуард удивленно поднял голову, окинул взглядом сонм свободных столиков вокруг и пробормотал: – Нет. Субъектом, присевшим рядом, оказался молодой мужчина очень даже привлекательной внешности. Очень светлые волосы, зеленые глаза… Эдуард исподтишка порассматривал его и невозмутимо принялся за еду, чтобы не вызывать подозрения. – Познакомимся? Меня Ярослав зовут. Эдуард подавился и закашлялся. Затем перевел на мужчину дикий взгляд: – «Познакомимся»?! – Ну… – Смутился тот, – а что тут такого… Нет, ну ты же зашел в гей–кафе, и я подумал… – ГЕЙ–КАФЕ?! Только сейчас Эду открылся пейзаж из однополых парочек за другими столиками. Раскрыв от удивления рот, он ошалело разглядывал Ярослава. – Ты не туда попал? – Спросил тот. – Я… поесть зашел. А почему ты ко МНЕ подошел? – Любопытство взяло верх. – Я за тобой наблюдал из-за стойки. Решил познакомиться. Ну, ты симпатичный… – Спасибо, – Эд катастрофически не знал, как себя вести. – Так как? – Эдуард. – Он протянул руку. Ярослав пожал. – Красивое имя. Прогуляемся? Эд замялся. Собеседник добродушно рассмеялся: – Да не бойся! Я же не маньяк какой–нибудь! Просто погуляем, пообщаемся. И Эдик согласился. На него вдруг накатил приступ необузданной самоуверенности, которую необходимо было куда–то выплеснуть. Они шли по проспекту, и Эдуард смутно ощущал какую–то наполненность жизненными силами. Краски вокруг казались ярче, звуки – резче, а Ярослав рядом – вообще кем–то вроде сказочного принца. Эд безошибочно выбрал нужную тактику поведения и не лез за словом в карман, поэтому беседа текла легко и непринужденно, из нее выяснилось, что Ярославу тридцать один год. – Хм, почти в два раза старше меня, значит!.. – Усмехнулся Эдик. – Тебе сколько – шестнадцать? – Удивился Ярослав. – Выглядишь ты старше! – Ты тоже! – Не остался в долгу Эд. Время пролетело незаметно. Когда уже совсем стемнело, они подошли к остановке. Эдуард засунул руки в карманы джинсов и улыбнулся. – Ладно, поеду я. Мне пора. – Что – уже?.. Можно тебя проводить? – Нет, не надо. Сам дорогу найду! – Усмехнулся Эд. – Ладно, – смутился Ярослав. – Я тебе позвоню? Эду стало вдруг нестерпимо тоскливо – ведь тот не взял его номер телефона. «Просто погуляли – и все… Не смей мечтать!» – Конечно, позвони! – Через силу весело проговорил Эд, и, не оборачиваясь, пошел к остановке, а Ярослав – в противоположную сторону… Однако через минуту, когда Эдуард уже собирался садиться в маршрутку, он услышал свое имя – Ярослав торопливым шагом возвращался и жестами просил подождать. Эдик пропустил маршрутку и удивленно пошел ему навстречу. – Эдик, Господи, я такой дурак! Я же забыл взять твой номер телефона! – Он хлопнул себя по лбу и растерянно посмотрел на Эда, – Как хорошо, что ты не уехал! Эдуард обезоруживающе улыбнулся. «А может, можно немножко помечтать?..» Дома он появился практически в полночь, тихонько открыл дверь своими ключами, и, чтобы не разбудить мать, не стал зажигать в прихожей света, но свет неожиданно вспыхнул сам и в коридоре нарисовалась совсем не спящая мать. – Эге… Неужели мне придется ругать тебя за то, что ты, наконец, гулял до поздней ночи?! – Восторженно осведомилась мама. – Наконец–то! Эй, Эдька, ты чего сияешь? – Мам, я познакомился с таким мужчиной!.. Ей стало не по себе. Хоть она и изо всех сил пыталась приучить себя к тому, что ее сын – нетрадиционной ориентации, но из уст парня это звучало все-таки шокирующе. Тем более, из уст сына… – Да?.. Ну и с каким же? Эдуард прошел к себе в комнату и от усталости просто свалился на кровать. С лица все еще не сходило мечтательное выражение. – Мам, он… Он просто красавец!.. Он обещал позвонить! – Эд поднялся на локтях и внимательно посмотрел на мать, – Но он не позвонит… – Почему ты так уверен? – Она успокаивающе поглаживала Эда по голове. – Позвонит!.. – Нет… Он – такой!.. А я – кто я?.. – Глупостей не говори! Ты вон какой красавчик у меня! Эдик улыбнулся и, отвернувшись к стене, вскоре уснул. Звонок раздался через два дня. Трубку взяла мама и после недолгих переговоров позвала Эдуарда. – Да? – Эдуард, привет! Это Ярослав, помнишь меня? «Господи, да я о тебе каждую секунду думаю!!» – А… Да, что-то припоминаю!.. На том конце провода раздался смех. – А ты все же язва, Эдик! – Хм. Что-нибудь еще? – Когда я тебя увижу? – Голос мгновенно посерьезнел. Сердце Эдика бешено заколотилось. – Ну… Не знаю… – Давай сегодня, а? – Нет, нет, прости – сегодня никак, я занят, – соврал Эдуард, будучи абсолютно свободным. – М–м–м… А завтра? – Завтра?.. – Эдуард призадумался, – а завтра что? – Пятница. – Ну ладно. Давай завтра. В то же время, на том же месте. Положив трубку, Эд с опаской посмотрел в зеркало на свою спину – во время разговора было стойкое ощущение, что у него прорезаются крылья. – А уроки ты выучил? – Совсем некстати перед самым уходом прицепилась мама. – Мам! – Эдик сморщился, – Все в норме! – Значит, не выучил. – Выкручусь – не переживай! Пока! И снова до поздней ночи они с Ярославом гуляли по городу, болтали, смеялись, и было странное чувство, будто они знакомы много лет… Но это была, конечно же, разбушевавшаяся Эдуардова фантазия. Он все так же не позволял себя провожать, предпочитая расставаться где-нибудь на полпути к дому. Не позволял платить за себя в кафе, расплачивался сам. Не позволял даже пальцем к себе прикасаться. И временами подозревал, что наделен слишком большой порцией гордости… После месяца знакомства, как-то раз, во время очередной прогулки, Ярослав заметил: – Ты не хочешь, чтобы я знал, где ты живешь? – С чего ты взял? – Хмыкнул Эдик, – Это глупо. Ты ведь в любой справке 09 можешь вычислить мой адрес по телефону! – Тогда почему не разрешаешь себя провожать? – Я ж не барышня! – Раздраженно пояснил Эд. – Причем здесь «барышня»? – Расхохотался Ярослав. – Ну, ты даешь, Эдуард! Я просто хочу знать, что ты вернулся домой в полном порядке! – С чего это такая забота? – Фыркнул польщенный Эд. – С того, что ты мне очень нравишься. Эдуард не ответил, но было видно, что ему чертовски приятно. Погуляв еще немного, они подошли к остановке. – Ладно… Поехали вместе! – Милостиво разрешил Эдик. Они заняли свободные места рядом, а по мере продвижения автобус наполнялся гудящей раздраженной толпой, и было очень уютно ехать возле окна, выглядывая из светлого салона прямо в ночь, касаясь коленями и локтями рядом сидящего спутника… Но поездка неожиданно быстро закончилась, и пришлось подниматься с теплого насиженного места. За окнами автобуса царила непроглядная темнота, что особо не добавляло оптимизма, и Эдуард в который раз возблагодарил Бога за то, что Ярослав рядом с ним. – Стремно, а, Эдька? – Казалось, он читает мысли… – Да ладно! Чего тут бояться, – наинаглейшим образом соврал Эдуард. Налетел порыв ветра и растрепал его волосы. Собиралась гроза. Они вошли в Эдуардов двор. – О!.. Престижный район… Красивые дома… – Ярослав улыбнулся. – На каком этаже ты прописан? – Вон, седьмой… – Эдик поднял глаза вверх. Окна кухни не горели. – Ладно, спасибо тебе, что проводил… – Стоп, стоп, Эдик. Я еще не проводил. А вдруг в лифте тебя ждет маньяк с ножом?! – Прямо меня дожидается! – Эдик хмыкнул, но почувствовал какую–то неловкость перед Ярославом. – Тебя, не тебя, а я так не могу. Доставлю до квартиры в лучшем виде! Если уже взялся провожать, то до конца же! Ничего не оставалось, как молча повиноваться. Они бок о бок вошли в темный подъезд. – Лампочку выкрутили… Наверное… – Хриплым полушепотом пробормотал Эд. Слова повисли в темноте, и, казалось, стали осязаемыми. Через пару секунд подъехал лифт. Глаза резало от непривычно яркого света. Ярослав оперся о двери лифта, когда они сомкнулись, и спросил. – Эдуард, а ты когда–нибудь целовался? Эдик покраснел, но, взяв себя в руки, спокойно ответил: – Нет. Никогда. – У тебя до меня никого не было? – Удивленно приподнял тот брови. – Не было. – Эд отвернулся. – А хочешь – я тебя поцелую? – Хочу! – Слишком поспешно выпалил Эдуард и, смутившись, постарался придать себе наиболее независимый вид, – почему бы и нет?.. Ярослав усмехнулся и нажал кнопку «Стоп». Затем шагнул к нему и, обняв обеими руками за талию, дотронулся своими губами к Эдовым. Тот судорожно сцепил свои руки за плечами Ярослава. – Я так об этом мечтал!.. – Прошептал Ярослав. – Я тоже… – И Эдуард сам потянулся к нему навстречу. Через некоторое время их языки тесно сплетались. Эд оказался хоть и неопытен, но очень горяч, и комок нервов, распространяясь от губ, растекся лавой по венам и взорвался где–то внизу живота. Минуту спустя они стояли, просто не разжимая объятий, прижавшись друг к другу. Ярослав поглаживал Эда по спине и бормотал бессвязную чушь: – Первый поцелуй всегда отвратительный, непонятное ощущение, когда кто-то… Ну ладно, я понимаю, если ты сейчас… – О чем ты?.. Мне понравилось. Домой Эдуард прокрался, беспрестанно благодаря Бога за то, что мать уже спит – совсем ни к чему сейчас бы были ее вопросы. Юркнув в постель, он свернулся калачиком и четко понял, что до утра заснуть точно не сможет. Слишком сильно было новое ощущение… Состояние напоминало шоковое, а в голове одновременно умудрялся дуть пронизывающий ветер и роиться тьма мыслей! Заснул он в пятнадцать минут шестого… Так и понеслась вихрем жизнь – времени стало катастрофически не хватать и тогда–то Эду вдруг захотелось хоть на пару дней вернуть свою прежнюю обыденную, опостылевшую, одомашненную жизнь, чтобы просто успеть нормально поужинать или почитать книжку. Но, разумеется, былого времени не одолжишь, поэтому он все также проводил все свободные минуты с Ярославом. Мать от такой его любви была далеко не в восторге, в первую очередь, из-за разницы в возрасте. Но ее слово имело малый вес, поэтому она предпочитала молчать. А Эдуард тем временем отсутствовал на этой планете. Его легкомыслие просто поражало, а он не замечал ничего вокруг, и думать мог только об одном. Все наступившее и так мгновенно пролетевшее лето он посвятил Ярославу. Вечера, свободные от работы, они проводили вместе: Эд впервые в жизни влюбился, да так, что башню сорвало. Начало последнего учебного года ознаменовалось богатым урожаем двоек. В отличие от матери, Эд ничуточки не горевал. Подумаешь, исправлю! Но мать так не считала: – Сиди сегодня дома и занимайся уроками! – Мама, все в порядке! Я сказал, что исправлю! – Когда это будет?! Ты мне зубы не заговаривай! Тебе аттестат приличный нужен для поступления в институт! А у тебя одна любовь на уме! Подобные фразы бесили Эдика по–страшному. Сначала он терял дар речи от возмущения, а потом орал, как подорванный, чем страшно обижал мать. Но этот скандал мимо не прошел. Разругались они насмерть. Эдуард схватил в охапку куртку и, громко хлопнув дверью, выскочил в теплый сентябрьский вечер. Ошалело покрутив головой, он почти бегом кинулся к остановке и за рекордные двадцать минут прибыл к Ярику. Тот встретил его на пороге с удивлением: – Эдька? Так на восемь же договаривались… В центре встретиться?.. – К черту восемь, к черту центр!! – Эд бесцеремонно снял куртку и ботинки. – Впечатление такое, что ты упал с метлы! – Подметил Ярослав. – Чего злой такой? – И, сжав парня в охапку, притянул к себе. – С мамкой поругался, – Эд внезапно погрустнел и скис. – Эх ты!.. Ужинать будешь? – Не хочу! Эдуард прошел в комнату и уселся на диван. – Останешься на ночь? – Ярослав был чертовски прямолинеен. Эдуард занервничал. Но соблазн не возвращаться домой был так велик, что раздумья надолго не затянулись. – Л–ладно… Только без глупостей! Весь вечер они провели у Ярика, гулять не ходили, Эдуард был в пониженном настроении. Часов в одиннадцать решили укладываться спать. Эд пошел в душ, а когда вернулся, обнаружил, что расстелена только одна кровать. – Я чего–то не понимаю? – Повел бровью. – А я где буду спать? – А мы вместе, а? Эдик? Эдуард внутренне напрягся. Конечно, он понимал, что спать с мужчинами все равно рано или поздно придется, но он не был уверен, что уже готов… – Хрен с тобой, – пробормотал и забрался под одеяло. С минуту лежали неподвижно, затем Ярослав стал медленно и нежно его целовать. Затем все быстрее, а потом резко остановился и, тяжело дыша, прошептал: – Эдуард, я так больше не могу!.. – А в смысле? – Эд все прекрасно понял. – Я хочу тебя, хочу по–настоящему! А не эти детские поцелуи. Я больше не могу лежать с тобой рядом, ласкать тебя и не иметь даже надежды в тебя войти! Эдуард молчал. – Тебе не будет больно, я обещаю! Я сделаю все, чтобы тебе не было больно! Специальная смазка, Эдик, и все будет хорошо, поверь мне! Вопреки словам, больно все равно было. Пусть Ярослав и давал привыкнуть, но это не спасало. Эдуард лишь кусал губы, молчал, сцепив зубы, и ждал конца, который наступил довольно быстро. И, лишь засыпая, он вспомнил, что не позвонил матери, не сказал где он и что с ним… Сидя в машине Ярослава, припарковавшейся у Эдового подъезда, он молча барабанил пальцами по коленям. – Ты бледный… – Еще бы! – Взорвался Эд. – Это не тебе сейчас светит грандиозный втык! Да и стыдно безумно… Она же всю ночь переживала… Хорошо хоть, что сегодня выходной, не на работу… – Сигарету? – Я не курю! – Удивленно обернулся Эдуард. – Так закури. – Зачем? Хотя… Давай! Сигарета, которую Эдуард вертел в пальцах, была первой в его жизни. Отец и мать не курили, и ему такое даже в голову не приходило. А теперь захотелось. Жрать запретные плоды – так килограммами! Ощущения были далеко не из приятных, но Эд мужественно сделал пару затяжек. – Хватит, хватит, – добродушно усмехнулся Ярик, – для первого раза достаточно. Иди, извинись перед матерью. Эдуард с полным решимости лицом открыл дверцу машины и зашагал к дому. В лифте решимость улетучилась. Эдуард позвонил в квартиру. Тишина. Никто не собирался открывать. Эд позвонил еще раз и отпер дом своими ключами. Медленно разделся, снял обувь и пошел по коридору в комнату матери. Тихо открыл дверь. Она лежала лицом к стене во вчерашней одежде на неразобраной кровати. – Мам… Даже не шевельнулась. – Мамочка, прости меня за вчерашнее… Я вел себя непозволительно… Создалось впечатление, что он разговаривает с воздухом – странен сам процесс и еще более странно ожидать от воздуха ответа. – Прости, я представляю, как ты волновалась. Я хотел позвонить, но… «Забыл» – закончил про себя. Слава Богу, хоть вслух не сказал. – Убирайся из дома. Эд от неожиданности даже подпрыгнул. Резкий и холодный голос его здорово испугал. – Видеть тебя не хочу, неблагодарная дрянь! – Ма… – Собирайся, и чтобы через пять минут… Иди куда хочешь. Иди к своему мужику, меня это не волнует! – Мама! – Прав был твой отец, когда сказал, что ты еще отблагодаришь меня за мое добро! Не такого я от своего сына ожидала! Эдуарда больше всего поразило отсутствие у нее слез. Это плохой, очень плохой знак… – Ну, если ты заодно с отцом, то мне действительно здесь делать нечего. Теперь поражаться настала очередь матери. Лежа к сыну спиной, она не видела его, и ей показалось, что за эту ночь он повзрослел лет на двадцать. Она резко села, не обращая внимания на острую боль в сердце, и прокричала: – Ты хотя бы раз замечал, что я была заодно с твоим отцом?! – Нет. – Я ни разу не упрекала тебя в том, в чем упрекал тебя он! – Да. – Так почему же ты воюешь со мною, как с врагом? Неужели не понимаешь, что я тебе добра желаю? – Теперь понимаю. – Эдуард присел на край кровати и в холодном утреннем свете его четко очерченный профиль был профилем взрослого мужчины. – Сегодня начал понимать. – А вче… – А вчера я был ребенком. Пацаном. Слепым и пустым. Я отбивался от собственной матери. Это глупо, но понял я это только сейчас. – Радует, что хоть понял. А сейчас уйди с глаз долой, пока я не остыну! Эдуард молча поднялся и вышел из маминой комнаты. Внутри себя он чувствовал что-то странное. Необычное ощущение. Ответственность за себя, за этот дом, за мать. Он осознал себя мужчиной, сильной половиной этого дома и принял решение. Отныне скандалы здесь – непрошеные гости. Пойдя за чем–то на кухню, он мельком глянул в мусорное ведро и замер – оно практически доверху было наполнено упаковками от сердечных капель и использованными шприцами. Ночь у мамы выдалась бессонная… С Ярославом Эдуард теперь виделся редко – пытался наверстать учебу. Нельзя сказать, что у него не получалось. Ярик иногда обижался, но Эд умел его убрать. А встречи их превращались в сплошную любовь, и Эдуард мало–помалу научился получать немалое удовольствие. Наступил май, за ним – июнь. Эдуард вполне сносно закончил учебу, блестяще сдал экзамены и поступил в институт. Полтора месяца короткой свободы перед взрослой жизнью. Десятого июля исполнилось восемнадцать, совершеннолетие. Эдуарда это совершенно не пугало, он не грустил о детстве. Воспоминания не всегда были безоблачны. Он был готов к взрослой жизни во всех ее проявлениях. Однажды, в начале августа, Эдик с Ярославом сидели на набережной, прямо у кромки воды, на парапете, и смотрел на заходящее солнце. Эдуард здорово вымахал за лето и ростом сравнялся с Яриком. Задумчивый взгляд, одна нога согнута, на коленке подбородок – Ярослав исподтишка любовался парнем. – Эдуард? – М–м–м?.. – О чем думаешь? Эд вынырнул из мыслей и улыбнулся. – Так, ни о чем… – Хм… Солнце уже коснулось воды. – Эд? – Да? – Мне нужно тебе кое-что сказать. – Я слушаю, – Эд все так же задумчиво изучал даль. – Помнишь… Помнишь, я говорил тебе, что послал свои резюме в некоторые мировые компании? Ну… Чтобы… – Да, я помню, – перебил Эдуард. – Пришли ответы… – И? – Эдик, я уезжаю. Я уже все оформил, договорился, меня взяли на работу. В Австралии… – Надолго едешь? – Эдик вопросительно посмотрел на спутника. – Навсегда. Эдуард непонимающим взглядом окинул мужчину и, к своему удивлению, убедился, что тот не шутит. Тогда он резко вскочил. От мечтательной задумчивости не осталось и следа – глаза метали молнии. – Ах, навсегда? Почему же ты не удосужился мне сообщить?! Когда ты едешь? – Эд, я не хотел мешать тебе, ты готовился к экзаменам – это выбило бы тебя из колеи! – Когда. Ты. Едешь? – Завтра. Эдик злобно иронизировал: – Завтра? Ну, спасибо тебе большое, что сообщил! А то я бы здорово удивился, звоня тебе, а попадая на чужих людей! – На душе было тяжелое ощущение предательства. Эд хотел поскорее закончить этот разговор, уйти, спрятаться, чтобы не показать виду, как сильно он расстроен. Гордость не позволяла ему упасть в ножки и умолять не уезжать. – Послушай, Эдуард, ну не злись, не язви! Я старался сделать лучше. Смотри – я предлагаю тебе такой вариант: я устроюсь там и вышлю тебе приглашение, ты окончишь институт и… Эд саркастически хмыкнул. – Ты сам–то себе веришь? Ярик, не неси чушь… Молчание затянулось. Они стояли напротив, и Эдуард чувствовал, как вся его теперешняя жизнь рушится. Даже слышал, как звонко разбиваются мечты. Это был конец всего, конец его любви… – Эдуард, пойми, я так мечтал об этой работе… Не могу же я… Тогда он развернулся и пошел прочь. Ярослав через пару шагов догнал его: – Эдик, верь мне! Позволь хотя бы тебя провести! Эдуард! – Я не верю тебе! И я не собираюсь стоять в аэропорту и махать мокрым от слез платочком вслед твоему самолету. Не надо меня провожать. – Эдуард вырвался и скрылся за поворотом. Больше они не виделись… Эду было плохо. Очень плохо. Матери он сказал полуправду, не слишком много, просто, что они расстались и все. Чтобы она не выпытывала, не задавала ненужных вопросов. А на самом деле Эд просто впал в депрессию. Первая любовь приказала долго жить и от нее на память осталась лишь вредная привычка курить. Эд снова был одинок, и искать долговременных отношений больше не стремился. Его устраивали случайные связи, длящиеся неделю–две, которые он безжалостно обрывал. Сам. Первый. Второй раз быть брошенным он не хотел, болезненная гордость не позволяла снова становиться униженным. Институт, море новых знакомств, друзья, приятели, любовники, походы по клубам, а утром на пары – Эд вымотался до предела. Мать, наблюдая за ним, приходила в ужас – спал Эдик три–четыре часа в сутки, пары не пропускал – он четко понял, что это не школа, но и об активном времяпровождении он практически не забывал. Каждую ночь пропадал где–то, возвращаясь лишь под утро. То дни рождения, то просто праздники, то походы по ночным увеселительным заведениям – мать беспрестанно молила Бога, чтобы драгоценный сыночек не подхватил СПИД. А Эд, казалось, о себе вообще не думал. Он делал все, чтобы забыть свою обиду, он искал приключений, чтобы разнообразить жизнь, но находил только парней, от которых утром просто сбегал. Мало того, он перестал думать и о матери. Находя в мусоре смятые упаковки сердечных лекарств, он старался скорее об этом забыть. Ничем помочь он ей не мог… В таком ритме они прожили полтора года. Пока происшествие под Новый год не стало последней каплей. Эдуард как обычно намеревался пойти прочь из дома. Уговоры матери остаться ни к чему не привели, и в итоге праздник она встречала одна. Стандартная программа: оливье и новогодние телепередачи, она недолго посидела перед телевизором и где–то в час ночи заснула. Резкий и истеричный звонок в дверь выхватил ее из сна. Она вскочила и побежала открывать. На пороге стояли двое здоровых парней, держащих под руки Эдика. Судя по его реакциям, он был без сознания. Всю нижнюю часть лица и шею заливала кровь. Мать вскрикнула и прижала руки ко рту. – Куда его? – Осведомился не слишком трезвый верзила. Мать суетливо привела их в Эдову комнату. Они бросили его на диван и удалились. На часах была половина четвертого. – Эдик, Эдюша, очнись, – Тихо приговаривала мама, вытирая кровь с его лица намоченным в ледяной воде платком. Прощупав нос, она с облегчением определила, что он не сломан, но кровь из него все еще сочилась. Вдруг он застонал, открыл глаза и рывком сел на диване. Кровь пошла обильнее. – Не делай резких движений! – Предостерегла мать, прижимая платок к его носу. – Хорошо отпраздновал? Внезапно Эдуард обхватил голову руками и взвыл благим матом. – Эдуард, да что с тобой такое? Ты можешь внятно объяснить? Что болит? – Душа у меня болит, – вполне спокойно, но хрипло произнес Эд. – Я так больше не могу… – Как? – А вот так, как живу! Почему все мои знакомые норовят затащить меня в постель? Глядя на меня, они могут думать только о сексе, поговорить, просто поговорить со мною им в голову не приходит! Неужели я произвожу впечатление ограниченного идиота? Мам, может, мне ногу отрезать?! Может, хоть тогда они заметят еще и мой внутренний мир, а не только оболочку? – Не говори глупостей, Эдуард, – отрезала мама, – а чего ты ожидал от таких случайных связей? Обсуждения сонетов Шекспира? Милый мой сын, за что боролся – на то и напоролся! – Боролся!.. Ну и что мне делать?.. Я уже не знаю… – Эдуард снова лег. – Для начала – успокоиться, выспаться и отдохнуть. Кстати, кто это тебя так разукрасил? – Да так… – отмахнулся Эд, – какой–то тип выдвигал гипотезы по поводу моей ориентации… Пришлось с ним поговорить… Поверь, ему тоже досталось… – Господи… Эдуард, ложись спать. Я прошу тебя, посиди дома, отдохни, не ходи гулять, приведи в порядок свою нервную систему. Пожалуйста, Эдик, пока не стало хуже – остынь, успокойся. Прошу. Ради меня. – Пошла она на крайние меры. – Ладно, мам, я постараюсь. – Нехотя пообещал Эдик. Вскоре он уже спал глубоким сном. До самого конца учебного года Эдуард прилежно вживался в роль ботаника. Он старался как можно больше посвящать времени учебе, снова вернулся к занятиям в спортзале и вечера, по возможности, проводил дома или в небольшом кругу хороших друзей. Он старался, как мог, учился прекрасно, но летом, в период времени, свободный от учебы, снова загрустил. Он не сразу понял, чего ему не хватает, а потом осознал – любви… Он был слишком молод и горячая кровь отца–грека здорово его будоражила… Ему было горько, что молодость некому посвятить… Однажды, в июле, Эдик заглянул в комнату матери: – Мам, я пойду, погуляю. – Тебя ждать к утру? – Нет, мам, я один. Просто пройдусь по проспекту… Погодка хорошая. – Ну, иди, что ж я – удержу тебя? Только прошу – будь умницей! – Буду! Пока! – Эдуард улыбнулся и ушел. Он неспеша прогуливался по улице. Ярко светило солнышко, и настроение было на редкость ровным. Эд задумчиво рассматривал витрины, плохо осознавая выставленный ассортимент, но зато отвлекая внимание на праздные вещи, забывая о своей жизни. Пофигизм медленно заполнял все клеточки его тела. Неожиданно оказалось, что закончились сигареты. Эд пошарил в карманах в поисках купюр и неторопливым шагом подошел к киоску. Расплатившись, он едва успел на пару шагов отойти от ларька, как был сбит летящим куда–то человеком, и едва–едва удержался в вертикальном положении. – Эй, парень, прости, а? – Сбивший Эдика мужчина придержал его за локоть, не давая упасть. Эд ошеломленно рассматривал парня. «Сука жизнь… Красавец какой! Твою мать! Блин, несправедливо! Мой идеал». Эд был склонен идеализировать некоторые вещи. Парень, на самом деле, был вполне обычный. Черные волосы, черные глаза, интеллигентный вид. Симпатичный, да, но не экстраординарный. Просто уверенный в себе мужчина, которому девушки строят глазки. – Парень? Ты в порядке? – Восхищение Эдуарда объект, видимо, принял за шок и слегка заволновался. – Все в порядке, – прохрипел Эд, – ничего страшного. И изобразил кривую улыбку, зная уже, что этот красавец еще долго не покинет его фантазии. Тот кивнул, и направился к киоску тем же стремительным шагом. Эдуард помотал головой, поправил рубашку и решил, что нагулялся на сегодня досыта. Он растерянно оглянулся в поисках остановки и обнаружил, что нужный автобус только–только к ней подъехал. Остановка находилась на противоположной стороне улицы, но этот факт Эдуарда ничуть не смутил – он с места рванул через дорогу, и, выбежав на проезжую часть, тут же был сбит, на этот раз машиной, которая отъезжала от парковки слева. Эдуард не успел сгруппироваться и упал на тротуар, всем весом навалившись на ногу, прижатую к углу камня бордюра. Резкая боль пронзила лодыжку и он охнул. Иномарка, естественно затормозив, остановилась, и из нее выскочил бледный водитель. – Эй ты, цел? – Эдуард почему–то даже не удивился тому, что за рулем машины оказался все тот же мужчина. Он подбежал к сидящему на бордюре Эду и присел на корточки. – Парень, такими темпами ты инвалидом станешь. В лучшем случае! Эдик не ответил. Он понимал, что сам виноват и еще ему было ужасно стыдно за свою дурную голову. – Парень, ты цел или нет? – Уже настойчивее, с долей раздражения, спросил водитель. – Не знаю… Нога… Тот окинул взглядом позу и бледный вид Эда, и поставил диагноз: – Перелом, наверное. Эх… На встречу я уже все равно опоздал, поэтому могу отвезти тебя в больницу. Эд даже не подумал отказываться – куда ему было деваться вдалеке от дома на одной ноге? В машине он немного осмелел: – Прости…те, это я во всем виноват. А теперь еще и отрываю вас от дел… – Давай на ты. Виноват–то, конечно, ты, но на встречу я все равно опоздал – с тобой или без тебя. Некоторое время они ехали молча. – Давай знакомиться, что ли? – Неожиданно весело произнес водитель. – Меня Виталий зовут. А тебя как? – Эдуард. – Красивое имя. Что ж ты, Эдуард, под колеса прыгаешь? Жить надоело? – Нет, – Эдик улыбнулся, – я хотел на автобус успеть. – Сэкономишь минуту – потеряешь жизнь, – мудро заявил Виталий. – Теперь ты все равно опоздал. Как и я. – Извини. – Эдик рассматривал его в зеркало заднего вида. – Все нормально, я же сказал. Тебе сколько лет? – Десять дней назад исполнилось двадцать. А тебе? – Двадцать пять. А ты женат? – Виталий улыбнулся. – Я? – Эдуард даже удивился, – нет, не женат. – Ну и правильно – не торопись с этим, успеется. Гуляй, пока молодой! – А ты женат? – Нервно сглотнул Эд. – Да, – просто и легко ответил он, сломав хрупкие Эдовы надежды. – Жена и сынок. Эдик изобразил улыбку и отвернулся к окну. В больнице Виталий помог Эду дойти до кабинета. Врач осмотрел ногу, определил перелом, наложил гипс и отпустил с Богом. Эд проковылял из кабинета и страшно удивился, увидев, что Виталий все это время дожидался его в коридоре. – Ну что, как успехи? – Поразительный человек – уравновешенный и оптимист. А у Эдуарда в глазах потемнело от какого–то странного внутреннего трепета при виде его. – Сомнительные… Вот, запаяли в мрамор на месяц… Едва ползаю. – Костыли дали? – Нет. Э… – Эдуард совершенно о них забыл. – Сейчас. Виталий зашел в тот же кабинет и вернулся с костылями: – Аренда на месяц! – Спасибо! – Эдик был тронут. – Не за что. Поехали! – Нет! Нет, спасибо… Я и так слишком долго злоупотребляю твоей любезностью! Виталий окинул его взглядом, хмыкнул и направился к машине. Эд пожал плечами и поковылял за ним. – Где живешь? – Подкинь меня к кинотеатру. Мне оттуда недалеко. Снова молчание. – Дома есть кого обрадовать свежим гипсом? – Спокойный мурлыкающий голос. Мозг Эдуарда активизировался на двести процентов. «Сказать да – подвезет, высадит и забудет, сказать нет – и?..» – Да, но… Хм… Мама собиралась уйти по делам, когда я шел гулять, а ключи я забыл дома. Теперь где–то придется ждать вечера, чтобы попасть в квартиру… – Ложь во спасение себя, утопающего. А вдруг эта ложь поможет продлить знакомство?.. Ну, кто знает? Виталий притормозил на светофоре. – А где ты собираешься ждать вечера? – Не знаю… На лавочке у дома, может быть… Правда, неудобно немного в гипсе. Но это пустяк. – И Эдуард продемонстрировал простодушную улыбку. Виталик задумался. Эд боялся дышать. – Знаешь что?.. У меня жена с сыном позавчера в отпуск на море укатили – так у меня от скуки крыша едет. Мой рабочий день на сегодня закончился: хочешь – побудь до вечера у меня, и тебе удобнее, и мне веселее. Ну как? У Эдика сердце готово было разорваться. «Неужели он сам предложил?! Господи!» – А это удобно? – Неудобно спать на потолке! – Почему? – Оторопел Эд. – Одеяло падает! – Виталик резко нажал на газ. – Приехали. – Виталик затормозил возле подъезда высотного дома. – Пошли. Лифт привез их на десятый этаж, Виталий остановился перед массивной металлической дверью. – Проходи. Квартира поражала вкусом отделки. Хороший ремонт: коридор полностью зашит деревом, идеально оштукатуренные потолки – парень явно не из бедных. – Проходи в комнату. Эдик вошел. Пол устилало светло–серое ковровое покрытие, стены тоже матово серые. Вся мебель сделана явно на заказ из красного дерева цвета махонь. Телевизор оригинально установлен на полочке под потолком, чтобы удобно было смотреть, лежа на огромной кровати. Рядом с кроватью шкаф–купе с зеркальными дверями. Кроме той двери, через которую они попали в комнату, существовало еще два выхода. Эдуард поинтересовался об их предназначении. – Вообще–то той двери, через которую мы вошли, не было, я сделал ее специально, мне так больше нравится. Одна ведет в коридор – там сразу же начинается ванная, а справа – кухня. Еще одна дверь – вход в детскую. Эд установил грязные костыли в прихожей и поскакал за Виталием в ванную. – Ничего себе, как время пролетело! – Удивился Виталик, глядя на часы. – Мне срочно нужно принять кофе с коньяком – а то голова что-то болит… Ты будешь? Эдуард согласился. Кухня тоже была верхом совершенства – куча бытовой техники, колоссальных размеров холодильник металлического цвета. Вскоре они вернулись в комнату. Сразу под телевизором был установлен стол своеобразной конструкции – крышка стола поднималась либо складывалась, дабы увеличить или уменьшить его площадь. По обеим сторонам от крышки находились мягкие скамейки, а на самом столе лежал ноутбук. Эдик присел на одну из скамеек, Виталик обосновался напротив. – Надо время скоротать… Расскажи мне о себе, – попросил Виталий. В его голосе было что-то такое, что мешало Эду фыркнуть и послать его, что бы он сделал, будь на месте Виталия кто-то другой. Но в этой ситуации он послушно принялся рассказывать о себе, безусловно утаивая все, что касалось его ориентации. В принципе, по его рассказу получалось, что он – святой студент университета, живущий с мамой, потому что отец бросил их в раннем детстве. Работать он не работает, да в общем–то и потребности у него не слишком высокие – маминых денег хватает. Ну и так далее, по мелочам. Виталий выслушал внимательно, ни разу не перебил, задал пару уточняющих вопросов. – На какой специальности учишься? – Финансы. Еще немного осталось: два курса – и диплом. Виталик глубоко задумался. Эдуард осмелел настолько, что попросил: – А ты можешь о себе рассказать? Виталий вынырнул из мыслей и улыбнулся: – Обо мне? Хм… Я вырос в детском приюте… Родителей Виталий не помнил. В его раннем детстве они попали в автокатастрофу и погибли, а мальчика за неимением родственников отдали в интернат. Там он воспитывался жизнью. Затем, когда вырос, решил попробовать себя в бизнесе. Он создал предприятие и вот уже довольно продолжительное время преуспевающий владелец фирмы, которая, как понял Эдуард, имеет отношение к пластмассе. В двадцать лет женился на капризной красотке, в двадцать один стал отцом. По мнению Виталия, это самое большое счастье в его жизни. Эд слушал, раскрыв рот. – А хочешь, я тебе фотографии покажу? Жены, сына? – Вошел в раж Виталий. – Конечно! Тот притянул внушительный фотоальбом, открыл нужную страницу. На фото была изображена ослепительно красивая молодая блондинка с потрясающей фигурой и мальчик лет трех со светлыми волосами, но черными, как и у отца, глазами. – У тебя сногсшибательная жена, – после просмотра немного печально заявил Эдуард. – Да уж, – почему–то невесело усмехнулся Виталий. – А сынок – твоя точная копия! Поразительное сходство! – Это да! – Просиял Виталик. – Все замечают! Эх, Эдуард, будет у тебя ребенок – поймешь меня, как это прекрасно – твое продолжение, твоя кровь… Взгляд его затуманился. Эдик еще немного полистал альбом и вернул его хозяину. – Слушай – два ночи уже! – Спохватился Виталий. – Ничего себе – заболтались! Мне часов в семь на работу уходить… – Господи! Я уже давным–давно обязан быть дома! Слушай, я пошел!.. – И только тут Эдик вспомнил, что на одной ноге далеко он не уйдет… – Я мог бы отвезти тебя – но я выпил! Ох, что за день такой! Голова дырявая, прости, Эдик! – Нужно вызвать такси! – Да не смеши! – Виталий сжал виски. – Такси под утро приедет, сегодня же массовые гуляния в честь какого–то там праздника… Это при условии, что ты вообще туда дозвонишься. – Тогда что же делать? – Растерялся Эдуард. Виталий оказался прав – в трубке слышались короткие гудки. – Переночуешь у меня, в детской. Подойдет такой вариант? Эдик задумался. Смутился, стало неудобно. – Не знаю… – Послушай, всего пять часов осталось, потом я утром тебя домой заброшу. Ну, так как? – Виталик, тогда я маме позвоню?.. А то она нервничает, наверное… Виталий хмыкнул, кивнул и скрылся на балконе. Эдуард кинулся к телефону и набрал номер. – Алло? – Мам, привет, это я… – Тебя где носит? – Срывающийся голос. – Все нервы мне истрепал! Я полночи из-за тебя не сплю! Где шляешься? – Мам, успокойся! – Настроение мигом испортилось. – У меня все нормально – я сломал ногу… – А головой ты не ударился? – Тихий вкрадчивый голос. – Ты что несешь? Эд, волнуясь и сбиваясь, второпях пересказал животрепещущую историю, а под конец добавил: – В общем, я переночую у этого парня сегодня… – Что?! Ты с ума сошел? А ну немедленно… – Прости, мам, я сейчас не могу разговаривать! До завтра! – Протараторил Эд и нажал отбой. Примерно такая реакция и ожидалась. Но все равно неприятно. Все-таки двадцать годиков уже – не маленький! Имеет право сам принимать решения! В квартире погас свет, легли. Эд боялся, что стук его сердца слишком громок, и Виталик в соседней комнате прекрасно его слышит. Но опасения оказались напрасными – через несколько минут Виталий перестал вертеться, и, видимо, заснул, а Эдик еще долго не мог успокоиться… Утром они в темпе пожарных выпили по чашке кофе, минуты за две собрались и Виталий домчал Эда до кинотеатра. Оттуда он на костылях прогулялся к дому по свежему и еще не жаркому июльскому утру. Радовал тот момент, что не нужно будет объясняться с мамой прямо сейчас, потому что в его планы входило хорошенько выспаться… День Эдуард провел в праздной скуке, смотря телевизор и моментами засыпая. Давала о себе знать поломанная нога, и чтобы облегчить боль приходилось забываться сном. Таблетки мало помогали: нога ныла, и единственное, что спасало – это дрема. Из-за жары очень часто хотелось искупаться, но теперь это представляло немалую сложность. Передвижение по квартире прыжками стало довольно опасным: одно неловкое движение – и нога цепляется за мебель или порог. Эдуард постоянно боялся повредить гипс, и заодно – больную ногу… Но страшнее всего на этих каникулах оказалась скука – невозможность нормально погулять. Не столько из-за травмы, сколько из-за неожиданной симпатии к Виталию, которая одновременно и окрыляла, и портила настроение… Виталий звонил. Сначала редко и сугубо по делу – справиться о здоровье, предложить помощь, если что. Но потом звонки стали чаще и продолжительнее – видимо, Виталику было скучно одному дома, вот он и развлекался, как мог. Дни шли за днями. Нога постепенно перестала болеть, пропали остатки скованности, и отношения между двумя парнями стали простыми и непринужденными. Виталий оказался открытым человеком с интересными взглядами на жизнь, поэтому не было редкостью то, что болтали они по телефону два, а то и три часа. Иногда Виталий звал его в гости – заезжал и отвозил домой, чем страшно смущал Эда, который не мог добираться на общественном транспорте. Эти вечера они коротали за чашкой кофе и делились историями из жизни. Однажды Эдуард, зайдя в прихожую, споткнулся о босоножки, и едва не растянулся на паркете, на что Виталий заметил: – Извини, Эдик, черт побери. Мне из-за гребаной работы уборкой заниматься категорически некогда. Я бы, не задумываясь, отдал левый мизинец, чтобы моя жена хотя бы день не шлялась по салонам, а навела порядок на этой свалке! Ну, естественно, после своего отпуска! Эд улыбнулся: – Ничего страшного! Главное, гипс не раскрошить. – Но босоножки опасливо задвинул под вешалку. В общем, тек размеренный холостяцкий быт. И все было бы идеально, если бы не одно отягчающее обстоятельство: Эдуард умудрился до смерти влюбиться в Виталия, а для Виталия Эд был не более, чем новоприобретенный друг–приятель. Он ни сном, ни духом не ведал о Эдуардовой сексуальной ориентации, полагая, что тот – обычный парень. Эд понимал, что скажи он правду – тот час же они бы распрощались. Поэтому он предпочитал молчать и плыть по течению, говоря пусть и полуправду, но для обоюдного спокойствия… Так прошел месяц. Кость постепенно срослась, и Эдик больше не чувствовал себя неполноценным. Виталий звонил поболтать, и чем дольше, тем явственнее в его голосе можно было расслышать грусть. По жене он не скучал – это Эд определил почти сразу, а вот по сыну – очень. Сына он любил больше всего на свете. Иногда вздыхал и говорил: – Эх, соскучился по Игорьку… Вот вернуться они, Эдик – познакомлю тебя с ним и с женой! Эдик благодарно улыбался и знал – не познакомит. Не познакомит, потому что не захочет вдаваться в подробности их отношений. Кто такой Эдуард, откуда он взялся? Зачем лишние расспросы?.. Не познакомит – не нужны ему вопросы… Но мечтать было так приятно… Настал последний день. Завтра нужно снимать гипс. Послезавтра вернется его жена. А что потом? Не хотелось думать. Эдуард набрал номер Виталия: – Не отвлекаю? Привет. – О, Эдик, здорово! Что-то хотел? – Весело поприветствовал Виталий. – Э… Виталик. Мне завтра гипс снимать… Не мог бы ты… – Подбросить? Да без проблем! Ты узнавал, как врач принимает? – В том–то и дело, что рано утром… В трубке повисла небольшая пауза. – Тогда… Знаешь, что сделаем? Я даже не знаю… Мне завтра в аэропорт нужно – людей встретить. До того бы забросил тебя, но это рано очень… Слушай. Давай я вечером заеду – у меня переночуешь, а? Уступлю тебе отдельную комнату, – смешок, – ну так что? Или в пять утра вставать будешь? Эдику ужасно не хотелось вставать в пять утра. И ужасно хотелось поговорить с Виталием по душам, поэтому лучшей ситуации сложно было бы придумать. Он с радостью согласился и принялся ждать вечер. Виталий заехал с работы немного позже – Эдуард уже довольно долго торчал во дворе. По пути они заехали в супермаркет и купили бутылку вина и кое-какую закуску. Когда добрались, обошлись без ужина – сразу сели в комнате, выпили молча. Потом еще. И еще. В голове приятно зашумело. Потянуло на подвиги. Созрела мысль в эту же секунду во всем признаться, потому что потом может быть поздно… Но язык прилип к горлу – страшно, лучше снова промолчать. Ведь как воспримет? Морду набьет? Скривится презрительно? Выгонит?.. – Привык я к тебе, Эд… Хороший ты человек – мало таких осталось… Есть в тебе что-то такое, что располагает… – Язык немного заплетался, но слова звучали искренне. Эдуард внутренне напрягся. – Виталик, ты тоже замечательный человек, добрый, а мог ведь бросить меня с поломанной ногой и не возиться… – Ты что! – Замахал руками, – как можно – это же подло! – Да уж, вот я и говорю – не подлец ты!.. Плавно тек обмен любезностями. С каждой новой рюмкой хороших качеств и достоинств находилось все больше, а слов, чтобы их выразить – все меньше, но, чтобы не унывать, они взбодрились еще одной бутылкой из коллекционных запасов Виталика. Эдуард волновался и поэтому не мог как следует опьянеть, чтобы сказать все то, что намеревался. Наконец, спиртное закончилось. Как это ни прискорбно, но пришла пора ложиться спать, чтобы завтра снова впрячься в скучную жизнь. Виталий встал и, с трудом удерживаясь на непослушных ногах, помог подняться Эдуарду. «Сейчас – или никогда!» Эдуард крепко обнял Виталика за плечи, скрестил свои руки у него на шее и со всем пьяным безумством впился в его губы. Поцелуй получился очень долгим. Виталий от удивления оцепенел и не мог, а Эдуард не хотел его прекращать. Но бесконечно это длиться тоже не могло, поэтому Эдик оторвался от Виталия и, ожидая всего, чего угодно, посмотрел в его глаза. Казалось, Виталий мгновенно протрезвел. Он ошеломленно и далеко не приветливо рассматривал Эда. Чтобы предвосхитить все последующие вопросы, Эдуард, как бы оправдываясь, заговорил: – Прости, Виталик, но я больше не могу молчать. Я люблю тебя! Люблю уже давно, кажется, я влюбился в тебя еще в тот момент, когда ты толкнул меня возле киоска! – …! – Прости меня, я не думал, что ты не догадываешься, что я – гей! Я думал, что ты давно все понял! Я… – ЗАТКНИСЬ! – Рявкнул Виталий. Алкоголь мгновенно испарился из его крови, и от приподнятого эйфорического настроения не осталось и следа. Эд замолчал и опустил глаза. Конечно же, он ожидал чего–то подобного, но все же… – Виталик… – Какого же хрена ты молчал, а? Твою… Да я бы сразу же тебя послал! – Потому и молчал. – Эдуард сел обратно на скамью, Виталий растерянно и злобно смотрел на него сверху вниз. – Сука… Эд пожал плечами. – А я тебя за друга считал… Думал, что нашел человека, который меня понимает и общается не ради собственной выгоды!.. А ты… Лучше бы ты… Я… Виталий оставил попытки разобраться в спутавшихся мгновенно мыслях и отошел к окну. Эдик не проронил ни слова, все так же сидя за столом и глядя в одну точку. – Нельзя делать людям добро… Поблагодарить они могут самым неожиданным образом… – Пробормотал Виталик себе под нос. А потом взял сигареты и вышел на балкон, громко хлопнув дверью. Через полчаса он вернулся в комнату. – Завтра утром я отвезу тебя в больницу. Раз обещал – выполню. Домой доберешься сам, это уже не мое дело. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся. Ты понял, почему. Больше никогда здесь не появляйся и не звони. Я не хочу тебя видеть, я не хочу тебя слышать. Я не хочу помнить, что был с тобой знаком. Еще раз увижу – убью на хрен! Понял меня?! – Да!! – Нервы Эда тоже были натянуты до предела. Больше не произнеся ни звука, Виталий взял ноутбук и плотно затворил за собою дверь детской. До рассвета Эдуард валялся без сна… В восемь утра – а это была пятница – Виталий уже привез Эда к больнице и умчался, бросив короткое «Прощай». Эдуард доковылял до кабинета врача – ему сняли ненавистный гипс, он отдал костыли и в принципе, был свободен. Но как же этой свободы ему сейчас не хотелось… Но что делать? Эдуард сел в маршрутку и уже через полчаса шагал от остановки к своему дому. Настроение было паршивейшее. Вот и дверь квартиры. Эд прислонился лбом к холодному листу железа. Возвращаться было больно. Позвонил. Дверь открылась. На пороге стояла мама. – Эдуард? Все хорошо? – Вполне понятная тревога, но сейчас так не хотелось объясняться… – Мам, привет, – тихо и устало произнес Эд, снимая обувь и проходя в комнату. – Мам, не обижайся на меня… Но я так хочу спать… – Что с тобой, собственно?.. – Она, наконец, заметила, что сын чем–то страшно удручен, а под глазами его залегли тени. – Мам, я прошу тебя – все потом… Я посплю немного, ладно?.. Мать пожала плечами и вышла из комнаты. Эдуард с наслаждением вытянулся на диване. За окном собиралась гроза и это еще больше убаюкивало. Вскоре он уже спал без сновидений… Подобный поворот судьбы круто изменил характер Эдуарда. Резко и радикально пропало желание шляться по клубам, дискотекам, надоело гулять, надоело мотаться по жизни, как оторванный от ветки осенний листок – то там приткнется, то сям прилипнет, а эффекта нет. Захотелось сделать что-нибудь полезное, и Эд теперь не ради успокоения матери, а по–настоящему с головой ушел в учебу. Безвылазно сидя дома и читая по вечерам образовательную литературу, он существенно обогатил свою базу знаний. Мало того, он даже бросил курить, чем безмерно шокировал и обрадовал мать! И только потому, что Виталий как-то рассказывал, как отучал курить жену, он не терпел курильщиков рядом с собой, будучи им уже продолжительное время. Все чаще Эд уходил в себя после той августовской ночи прощания с Виталиком. Он чувствовал, что влюблен по–настоящему, но, черт возьми, как же всем было на его любовь плевать! Обидно, что пропадает такое чувство, ведь не скажешь же: «Извольте меня обожать!» Насильно мил не будешь… Эд понимал, но что – от этого легче?.. Он по–прежнему сильно тосковал. А мама не знала – плакать ей или смеяться. С одной стороны – Эдик теперь не ищет приключений на голову или на другие части тела, не курит и старательно учится, но с другой… С другой стороны она прекрасно видела погасшие глаза сына и ужасалась его сердцеразрывающей печали. – Эдик, сынок, пойди, прогуляйся. – Мам, – грустная улыбка, – мамочка, я не хочу… – Да на тебя смотреть страшно, ну что ты себя уже похоронил – молодой, красивый, а глаза – как у собаки побитой! Эдик, хоть очки сними – они тоску в глазах как будто удваивают! Эд улыбался, но молчал. – Найдешь себе кого-нибудь, не страдай, я тебя прошу! – Мне не нужен «кто-нибудь»! – Слегка раздраженно заметил Эд. – Я уже определился… – Дурачек ты мой! – Обняла его, – Ну кому надо твое «определился»?.. Ну, хорошо, предположим, он ответит тебе взаимностью – хотя это конечно почти фантастика, так что – ты разрушишь семью? Отнимешь у сына отца? Построишь свое счастье на чужом горе? Обычно на этой минорной ноте и заканчивалось. Эд не мог ничего толком ответить и раздраженно уходил в свою комнату. Где часами мог лежать на диване, смотреть в потолок и думать, как могло бы быть… А Виталий? А Виталий запутался в себе с такой силой, что не позавидуешь. Первые несколько недель, конечно, он не мог спокойно, без злости, думать об Эдуарде. Про себя он поливал его такими эпитетами, что даже самому становилось не по себе. А потом неожиданно привык. Просто проснулся однажды утром и понял, что не злится, понял, что не противно. Испугался, поругался с женой, стало легче. Целый день было не до мыслей, а вечером – перед сном – снова подумал и запаниковал. Захлопнул дверь в память. А в следующий вечер осторожно, на миллиметр, приоткрыл ее и тут же попал под хлынувший поток воспоминаний. И первое, что вспомнил, был тот поцелуй в последний вечер. Впервые Виталий подумал о нем без брезгливого содрогания. Подумал о том, что парень его еще никогда не обнимал. Дружеские и партнерские объятия на работе – не в счет. А это было нежно и сильно, дико непривычно но… не противно. Просто по–другому. Просто вместо девушки – парень. Очень привлекательный, милый парень. Причем явно без памяти влюбленный. Что здорово льстило. Просто к его груди прижалась не женская, а мужская грудь. И запах… Не тошнотворный аромат сладких духов, которыми явно злоупотребили, а прохладный и горький запах мужской туалетной воды. И это было приятно. И губы. Без липкой и неприятной на вкус помады, которая выпачкивает все вокруг вплоть до рубашки, а просто естественные и непривычно очерченные губы. Язычок горячий и инициативный, настойчиво–нежный, который заставляет отвечать на поцелуй даже против воли. И совсем уж непривычное покалывание щетины, чужой щетины, которое было довольно щекотным. И дыхание… Хриплое от страха, судорожное, вынуждающее сердце стучать быстрее, от вина приятно–одурманивающее… Мужское… «Это что – Я так думаю?» – Виталий повернулся на другой бок, подальше от жены. «Это что же со мной такое? Это как называется? Я что – тоже педик?!» Такого он выдержать не мог и, вскочив с постели, не беспокоясь о разбуженной жене, пошел на кухню, нашел пачку снотворного и выпил две таблетки. На пороге показалась сонная супруга: – Ты чего?.. – Ничего, Марина. Спи. Я сейчас. Марина ушла, а он погасил свет и, прикрыв дверь, закурил в форточку. Мягкий уличный свет действовал успокаивающе и отрезвляюще. Вернулся в комнату, лег и вдруг совершенно четко почувствовал, что соскучился. Сперва даже дернулся, потом немного успокоился. «А парень–то особенный. Таких я раньше не встречал… Все на одно лицо, а этот – нет… Добрый какой–то, ласковый… Не видел таких. Чтобы и красивый, и умный, и покладистый, да еще и с темпераментом! Но даже не в этом дело – цепляет. Цепляет, мать его! Чем – непонятно. А забыть не могу. Обычный же вроде, миллионы таких! А нет, не обычный! Может, я просто никогда не видел влюбленных в себя парней?..» С такими мыслями Виталий уснул. Эдуард чувствовал, что его не отпускает. Пытался забыть – и не преуспевал. С головой уходил в учебу – и не помогало. Понимал, что не имеет права мечтать – и мечтал. Сначала он честно хотел выбросить Виталия из головы, но потом желание его увидеть стало сильнее, и в голове родилась мысль съездить и поговорить. Просто выложить ему все, как есть… А вдруг станет легче? Конечно, страх перед Виталиевой угрозой был силен, но любовь оказалась сильнее. Поделился идеей с матерью – не одобрила. Опять про сына начала. Плюнул, укрылся с головой. Мысль о возможности встречи не покидала… Однажды, хмурым октябрьским утром, Виталий сидел у себя в офисе, в кабинете и, задумчиво глядя в пасмурное окно, медленно покачивался на кресле. Уже довольно продолжительное время он не мог думать ни о чем, кроме Эдуарда. Это одновременно и шокировало, и нравилось. В своих мыслях он уже не стоял соляным столпом во время поцелуя, а все развязнее обнимал Эда. Виталий круто развернулся на вертящемся кресле и сказал в селектор секретарше: – Ань, вызови ко мне Константина. – Одну минуту, Виталий Юрьевич. Константином звали начальника отдела поставок и, по совместительству, лучшего друга Виталия. Ему было уже за сорок, и он относился к Виталию, как к собственному сыну, но с должным уважением, а посему называл его не иначе, как по имени–отчеству. – Вызывал, Виталий Юрьевич? – Садись, Костя. Поговорить хочу. Он где–то минуту поколебался, а потом начал с места в карьер: – Я влюбился! – Бывает, – усмехнулся Костя. – Ничего, через пару дней пройдет. – Да вот уже месяца полтора не проходит… Константин посерьезнел и задумался. – Я ее знаю? Она из твоего окружения? – Нет. – Хм… А как ее зовут? – Эдуард. Костя сделал большие глаза и непонимающе уставился на Виталия. Тот как мог подробно рассказал историю их с Эдом знакомства и прощания. – Вот так вот и живу с того времени… Ты вправе плюнуть в мою сторону, Костя, я пойму. Но Константину было не до плевков. Он открывал и закрывал рот, а потом все же выдавил: – А Марина? – Что – Марина? Как будто ты не знаешь, что брак наш по залету. Причем, с ее стороны – еще и по расчету. Но я не жалею, сын для меня – смысл жизни, а жена… Жена – бонус к сыну. Я не спорю, она редкая красавица, не зря же я с ней развлекался, но слишком уж она хитрая и подлая. А я… Я обязан был жениться… Но я был далеко не в восторге… – Да знаю я… – Махнул рукой Константин. – Заарканила она тебя, чего там. Наш Казанова попался! Все в шоке были, когда узнали, что ты женишься. Бывшие твои, наверное, все глаза выплакали. Марина молодец, лихо провернула… – Да ну тебя! – Обиделся Виталий. – Но даже она предположить не могла, – продолжил Костя, – что муж променяет ее на какого–то там Эдуарда!.. Виталик положил голову на руки. – Виталий, ты меня, конечно, извини, но это все вышло за рамки моего понимания! Ты прожил четверть века и не знал, какой ты ориентации?! – Би, видимо, – буркнул Виталий. – Би… Японский авианосец! Ну, ты даешь! Константин нервно походил по кабинету. Виталий все так же не издавал ни звука. Он уже слегка жалел о том, что решил все рассказать. Константин человек старой закалки. Он не поймет. Но, даже если и не поймет, то хоть поддержать должен. «В любом случае, это только мое личное дело! Пусть не понимает!» Костя еще немного походил по кругу, бормоча себе под нос. К Виталию он относился, как к сыну и портить отношения не хотел. Потом скривился, но, решив что-то для себя, произнес: – А найти его и поговорить ты не хочешь? – Не знаю. Хочу, но… – Боишься? – Боюсь… – Что он пошлет тебя? Виталик задумался. – И этого тоже… Но я в целом боюсь… В глаза ему смотреть не могу. Знал бы ты, как я его… В тот вечер… – Он должен понять. Если уж так любит, во всяком случае!.. – Костя саркастически закатил глаза. – Что тебе сложно, что тебе требовалось время! Ты знаешь его адрес? – Не знаю. Но узнать не проблема. – Значит, съезди к нему и поговори. Тебе станет легче. – Пожалуй, ты прав… Через пару дней, в выходной, Виталий собрался нанести Эдику визит. Ближе к полудню он сумел–таки убедить себя в необходимости данного мероприятия. Помедлив, собрался и, поразмыслив пару минут на пороге, резко открыл входную дверь, едва не сбив при этом подошедшего… Эдуарда. Шок был настолько силен, что они оба некоторое время не могли произнести ни звука. Наконец, Эд положил паузе конец: – Прости, что я приехал. Мне нужно с тобой поговорить. Вижу, ты куда–то собрался уходить… Я надолго тебя не задержу. Виталий мотнул головой в сторону квартиры и хрипло проговорил: – Проходи. Эдуард просочился между хозяином и дверью и оказался в коридоре. Виталий запер дверь, и, не веря своим глазам, уставился на Эда. Тот под пристальным взглядом слегка смутился и спросил: – Можно я сниму куртку? Жарко… Виталий молча кивнул головой. Эдуард остался в тонком свитере. Пауза снова затягивалась. Виталик, все так же, не произнося ни звука, медленно приблизился к Эдику, осторожно приобнял его за талию, пугаясь собственных действий и желаний, и очень робко дотронулся своими губами к его губам. Эдуард быстро совладал с ситуацией, решив оставить удивление и шок на потом, а пока взять инициативу в свои руки. Поцелуй получился гораздо слаще, чем предыдущий. Понимая, какое колоссальное усилие делает над собой Виталий, Эдуард не торопил его, лишь нежно направляя. Когда губы были изучены полностью, в ход пошла шея, подбородок на этот раз без щетины, щеки и снова губы… Наконец, они оторвались друг от друга, и Виталий внимательно посмотрел Эду в глаза. Тот ободряюще улыбнулся. – Я… – Виталий прочистил горло. Он страшно волновался. – Я, наверное, влюбился… – Смею предположить, в меня?.. Тот смог только рывком кивнуть. – Сам не знаю, как… Я… Блин! – Виталий оттолкнул Эда и пошел в комнату. Эдуард следом. Виталик стоял у окна, барабаня пальцами по подоконнику. А потом срывающимся голосом стал в подробностях рассказывать все, что чувствовал в это время. Эдуард внимательно выслушал. – И куда, ты думаешь, я сейчас собирался уходить? К тебе, черт! Поговорить хотел! Красноречие иссякло, смелость тоже, и Виталик грустно замолчал. – А я – к тебе! Тоже хотел поговорить о нас… Знал бы ты, как я нервничал!.. Ты ведь убить меня обещал! Ну, предположим, если не убить, то морду набить точно! – Усмехнулся Эд. – Прости… – Да ладно, – Эдуард подошел и обнял его за плечи. – Давай лучше думать, как дальше быть… Думали они полчаса. Стояли молча, в обнимку, целовались, смотрели в окно. – Я хочу отношений с тобой, – наконец созрел Виталий. – А я – с тобой! – Эдуард обезоруживающе улыбнулся. – Я не слишком любим, жена у меня для формальности только. Да и я к ней более чем прохладен. Развестись с ней – не проблема. Но у нее в руках неоспоримый козырь. – Какой? – Эд приуныл. Аукнулись мамины слова о счастье на чужом горе. – Игоря она, вероятнее всего, заберет с собой. Нужен он ей постольку поскольку, но лишний раз вытянуть из меня деньги под таким благовидным предлогом она шанс не упустит! – Как ты можешь? – Укоризненно произнес Эдик. – Она же мать, а Игорь – ее сын! Зачем ты… – Эдик, ты же ничего не знаешь! Хреновая она мать, жена и хозяйка, честно говоря! По магазинам шляться, в салонах красоты сидеть, на фитнесе пропадать – это пожалуйста, сколько угодно! А сыном позаниматься, квартиру убрать, есть приготовить – извольте сами! Они царских кровей! Она среди ночи не вставала, когда ребенок плакал, она не возилась с ним, когда он болел! Эдик, как я устал жрать еду из ресторанов, ты даже представить себе не можешь, где у меня сидят полуфабрикаты! Я так давно нормально не питался!.. Эдуард сочувственно погладил его по голове. – Я видеть ее иногда не хочу, но выбора у меня нет! Эд, пойми, так сразу я с ней развестись не могу! Сына потерять я не могу, не имею права. Что делать?.. Эдик пару минут помолчал, вздохнул и предложил: – Встречаться тайно?.. –А ты согласен на такое? Я пойму, если скажешь «нет». Роль тайного любовника не слишком–то… Эдуард задумался. Конечно, мечтал он совсем не о таком, но умом понимал, что пока это единственный выход из ситуации… – Согласен. Потом они очень много разговаривали и выпили, наверное, тонну кофе. У обоих словно камень с души свалился. Виталий рассказывал, что постоянно думал о нем, боялся и не мог поделиться ни с кем. Хватило смелости выложить все только Константину. Эдик поведал свою историю, как пытался забыть все с помощью учебы и как ничего не получилось. За окном сгущались сумерки. – Когда вернется твоя жена? – Спросил Эдуард, предчувствуя скорое расставание. Виталий дернулся и резко обернулся на часы. – Черт, они с Игорем сегодня в гости к теще поехали! С минуты на минуту должны приехать! – Блин! – Эдик вскочил и следом за Виталием поспешил в коридор. Оделся, обулся. – Прости, что так бесцеремонно тебя выгоняю!.. – Ничего страшного, я понимаю, – улыбнулся Эдик. – Я же тайный любовник! Виталий усмехнулся. – Я позвоню тебе. – Конечно, буду ждать! – Не обещаю, что скоро – звонить буду с работы… Хорошо?.. – Я буду ждать. Поцелуй на прощание и Эд, покинув квартиру, поспешил к лифту, где столкнулся с выходящей из него Мариной и Игорем. – Простите, пожалуйста! – Эдуард поразился сходству сына и отца, а также ухоженности и лоску Виталиевой жены. – Спешил, не заметил! – Ничего–ничего! – Марина стрельнула глазками. – Бывает. – Малыш у вас замечательный! – Улыбнулся Эдик и присел на корточки. – Привет! Как тебя зовут? Марина с гордостью окинула мальчика взглядом. – Игорь! – Доверчивый ясный взгляд. – А сколько тебе годиков? – Эдуард находился в самом сентиментальном своем расположении духа. – Четыре! – И для верности оттопырил четыре пальца. – Молодец, – Эд погладил его по голове и достал из кармана конфету, – держи! – Что надо сказать? – Встряла Марина. – Спасибо! – Звонко поблагодарил пацаненок. – Не за что! Простите, если задержал, – Эдуард подмигнул Игорю и скрылся в лифте. Что такое любовь? Это родственность душ. А души, как известно, это бесполые сгустки энергии. И вопрос – что же делать, если родственная душа заключена в однополую с тобой оболочку? Здесь никто не виноват… Было принято решение сначала встречаться на нейтральной территории, что они и сделали. Ходили в кафе, гуляли по осеннему парку, разговаривали. Отношения перешли на новый уровень, и Виталию казалось, будто они знакомятся заново, ведь тот месяц, когда Эд сломал ногу, он считал его просто другом. Было слегка неловко, но природная решительность Виталия взяла верх, и он сгреб ситуацию в руки. Однажды, сидя в машине, Эдуард неожиданно предложил: – Поехали ко мне?.. Виталий задумчиво спросил: – У тебя есть кто-то дома? – Нет… Моя мама – врач, она два дня работает с восьми утра до семи вечера, один день с восьми вечера до семи утра – дежурит, а на следующий день – выходная. Сегодня у нее дежурство… – Твоя мама – врач? – Удивленно спросил Виталик, выруливая на дорогу. – Никогда бы не подумал… – Хм… А с чего б тебе делать выводы? Ты ее ни разу не видел. Я про нее никогда не рассказывал. А вообще, она закончила мединститут, где на последнем курсе познакомилась с моим папашей. Он приехал учиться в этот интернациональный вуз из Греции – его отец, мой дед – грек, а мама – моя бабушка – полька. Впрочем, я своих прародителей по отцовской линии ни разу в жизни не видел… Виталий удивленно хмыкнул. – Потом они поженились, папенька открыл фирму на дедушкины средства и вполне преуспел, поэтому мама не работала долгое время. Но, когда он бросил нас, ей пришлось вспомнить специальность… – Понятно, – пробормотал, подъехав, Виталий. Они поднялись на нужный этаж, Эдуард отпер дверь квартиры: – Прошу в мои скромные апартаменты! Виталий удивился. Откровенно говоря, он ожидал увидеть весьма небогатое гнездышко одинокой женщины и ее сына–студента, но все оказалось совсем не так. Огромная, шикарно спланированная трехкомнатная квартира была со вкусом обставлена недешевой мебелью. Эд заметил его взгляд и усмехнулся: – Остатки былой роскоши эпохи папаши! – Былой роскоши?.. Не скажи, – проговорил Виталий. Эд пожал плечами и пригласил его мыть руки. Потом они для чистой проформы выпили по чашке кофе и прошли в комнату Эда. Там находилась уютная раскладывающаяся тахта, стол с компьютером, кресло и небольшой, но вместительный платяной шкаф. Виталий сел на краешек дивана. Эд рядом. Пауза затянулась. Эдуард, оценив ситуацию, обнял Виталия сзади за плечи и поцеловал в шею. Тот, нервно сглотнув, проговорил: – Эдик, я понимаю, чего ты хочешь и чего ты от меня ждешь… Но пойми и ты меня – я не умею по–вашему! Я боюсь сделать тебе больно… Я не знаю!.. – Перестань!.. – Успокаивающе зашептал ему на ухо Эдуард. – Ты напряжен. Расслабься. Мой тебе совет – просто слушай меня, делай, как я прошу – и у нас все будет превосходно… Хорошо?.. Виталик надрывно дернул плечами. Эд помассировал его плечи, затем наклонился и снова прошептал: – Ты сможешь сегодня остаться у меня на ночь? Виталий одновременно напрягся и задумался. Но страх постепенно рассеялся и он ответил: – Думаю, да… Позвоню жене, скажу, что срочная командировка… Вернусь утром… – Молодец. Звони. Утром Виталий проснулся первый – Эд спал, уткнувшись в его плечо. Внутренние биологические часы показывали около половины седьмого, что для Виталика было уже поздним утром. Он осторожно потянулся и усмехнулся, вспомнив прошедшую ночь. Это ж надо было так глупо нервничать! И чего, главное, боялся – не суметь показать себя мужчиной! Теперь, конечно, это смешно, а ночью было не до смеха!.. От Эда он ожидал всего, чего угодно – презрительного взгляда, ледяного смеха и уже заранее все ему простил, но искреннее участие, помощь и ласковые слова стали для него шоком, который уступил место покою и уверенности в себе. «Эд, лапка моя…» подумал он, глядя на парня. Ночь удалась на славу, и теперь места для страха и напряжения в их отношениях не осталось. Эд зашевелился и открыл глаза. Виталик улыбнулся и поцеловал его. – Не спишь уже?.. – Сонно улыбаясь, спросил Эдик. – Не–а, я столько не умею! – А я умею в два раза дольше! – Засмеялся Эд, поглаживая его по волосам. – Мне так хорошо, – неожиданно серьезно проговорил Виталий. – Мне никогда ни с кем так не было хорошо, ни с одной девушкой… – Это, наверное, потому, что я не девушка… И завертелось. Бурный роман подогревался частыми отсутствиями возможностей видеться, тем более – всю ночь. Виталию мешала работа, мешала семья, а точнее – жена. У Эдуарда мать отсутствовала не сутки напролет, поэтому ночные свидания были довольно редки. Но зато воспринимались они как подарок судьбы… Но однажды Виталий позвонил и, поздоровавшись, сообщил: – Эдуард, у меня есть чудесная новость! – Да? Какая же? – Улыбнулся в трубку Эд. – Сегодня мы целую ночь будем вместе! – Жена уехала? – Эдуард одновременно придерживал трубку и рылся в кармане, в поисках денег на проезд. – Не угадал! – Сиял Виталик. Эд прекратил манипуляции с карманом. – У меня сегодня мать дома… – Знаю! Поэтому я предлагаю тебе съемную квартиру! Повисла пауза: Эдуард не знал – радоваться ему или печалиться. – Ну что молчишь? Я заеду в восемь? – Хорошо… В назначенное время Эдик спустился во двор. Машина Виталика подъехала, описала плавный круг поворота и остановилась перед ним. Дверца щелкнула, и Эдик забрался внутрь. – Привет. – Привет… Чего это ты придумал? – А что – не нравится? – Виталик завел двигатель, и они тронулись. – Не знаю… Через некоторое время машина притормозила у подъезда невзрачной пятиэтажки. Эдуард нахмурился. – Не думал, что все настолько… – Послушай, для тебя в доме главное этажность? Ты недоволен? – Все нормально. Они поднялись на третий этаж, и Виталий отпер дверь ключом. Эдик вошел за ним, оглядывая коридор. Мрачная мебель производства фабрики «Красный Октябрь» не радовала глаз и действовала угнетающе. Эду очень не хотелось снимать обувь. – Смотри, – хмыкнул Виталик, глядя на лист бумаги в файле, прикрепленный скотчем к стене, – «Правила поведения в квартире»! Обалдеть! Интересно, помогает? Смотри! Но Эдик проигнорировал правила и медленно пошел в кухню, разглядывая обстановку. Квартира была однокомнатная, явно доставшаяся кому–то в наследство от бабушки, ибо вещи говорили сами за себя, их явно никто не трогал после смерти хозяйки. Эд завернул в единственную комнату. Там стояла не очень широкая кровать, покрытая древним и очень пестрым покрывалом, телевизор, шкаф, тумба, да, пожалуй, и все. Имелся выход на заколоченный балкон. В дверях нарисовался Виталик. Эдуард круто развернулся к нему и проговорил: – Послушай, я понимаю финансовую сторону процесса съема квартиры, но, раз уж на то пошло, неужели ты не мог подобрать что-нибудь поприличнее?! – Между прочим, я сюда не заходил! Мне было некогда. Мы с хозяином встретились на нейтральной территории, я отдал ему плату, а он мне адрес и ключ! Так что извини, что привез твое величество в такую конуру и не расстелил красный ковер! – Виталий обиженно скрылся на кухне. Эду стало стыдно. – Виталик! Виталик, ну прости… – Он подошел сзади и обнял Виталия за плечи. – Извини меня, я ляпнул глупость… – Извиняю… – Буркнул Виталий. – Дорогой мой, я тебе безумно благодарен! Ты даже не знаешь как! – Естественно, я не знаю! Благодарности я от тебя не слышал! Только критику! Эдик опустил голову и сел на стул. Виталий примостился на другой стул напротив. – Знаешь, ты не обижайся, но мне здесь плохо. Вся атмосфера этой квартиры – она нездоровая… Интересно, сколько людей снимали ее на ночь, чтобы любить друг друга? У скольких не было общего дома? Они приходили сюда тайно и уходили порознь… И вот – теперь я один из них, Виталий, и я чувствую себя шлюхой… – Ну, знаешь! – Обиженно воскликнул Виталий. – Не злись, милый, – тихо попросил Эд, – ты здесь не причем. Просто у меня создается такое ощущение. Наверное, это была заведомо плохая идея… Но ты старался, ты хотел хоть что-то сделать для нас, и за это я тебе благодарен! Веришь? – Верю, – тихо проговорил Виталий, а потом вздохнул и махнул рукой. – Не обижайся. Ладно? Виталий кивнул. – Просто больше не нужно. Я так не хочу. Уж лучше редко, но дома, чем часто, но на чужой неуютной квартире, хорошо? – Да. Ночью они с трудом заснули на жесткой и скрипучей кровати, а рано утром Виталий довез Эдика до кинотеатра и поспешил на работу. Больше они к теме съемных квартир не возвращались. – Эдик? Молчание. Эдуард сидел на кухне, глядя в пустоту. – Эд! Очнись! Эдик моргнул и туманным взглядом окинул мать. – Да?.. – Эдуард, я хочу с тобой поговорить. О ваших с Виталием отношениях. Эдик фыркнул с видом: «Ну вот, начинается…». – Сколько можно о них говорить? – Молчи! Ты и сам прекрасно понимаешь, что я права! – Для того чтобы это понять, мне нужно сначала выслушать твою точку зрения, мама! Мать устало вздохнула и присела за стол рядом с сыном, никак не желающим идти на контакт. – Эдик, солнце. Ты же знаешь, как я отношусь к вашим с ним встречам. Нет–нет, я вовсе не хочу сказать, что Виталик плохой, наоборот, по твоим словам – он очень хороший парень, но некоторые моменты меня настораживают. – Даже? Позволь узнать – какие? – Не ёрничай. Во-первых, за полгода ваших встреч я его ни разу не видела. Он считает себя выше знакомства со мной? – Мама! – Эд задохнулся от возмущения. – Сколько раз я тебе объяснял?! Пока он не может с тобой познакомиться, не может, он слишком хорошо воспитан! Пойми, он не хочет, чтобы я представил его тебе как своего любовника, ну пусть все устаканится, а потом познакомитесь, не обижайся, верь мне, ну неужели же это так важно для тебя? – Ну, важно, безусловно… Ну ладно, предположим, я не обиделась и все поняла. Но есть и второй момент. – Какой? – Эд сидел с обреченным видом, ясно понимая, что иначе, как грубостью, этот разговор не оборвать. – Ты стал сумасшедшим, с этим твоим Виталием! На все плевать, на себя плевать, мчишься к нему по первому же зову, его упрашиваешь остаться… А ты уверен в том, на что надеешься?.. Ты уверен, что не растрачиваешь свою молодость впустую? Ты думаешь, что он бросит жену, бросит сына ради тебя?! Сынок, так не бывает. Крутя роман с женатым мужчиной, всегда нужно помнить, что он никогда не променяет свое семейное положение на холостое ради любовника. – Мама! – Эдуард не на шутку разозлился. – Может, хватит? Не капай на мозг! Я ему верю. Он обещал быть со мной – и я ему верю. Нравится тебе это или нет! – Как знаешь, сын… – проговорила она спине уходящего Эда. Такой разговор происходил далеко не впервые. Это здорово расстраивало Эда, он не хотел верить в мамины черные перспективы, хотя умом сам прекрасно понимал, что она, вероятнее всего, права. Виталий клялся и божился, что это временное состояние, но, как известно, не бывает ничего более постоянного, чем временное. Эдик, к ужасу для самого себя, иногда задумывался – а не тратит ли он впустую свое время, безнадежно сохраняя верность этому мужчине? И тут же ловил себя на мысли, что не хочет предавать его. Спрашивал себя – а стоит ли, унижаясь, звонить первым? И все равно звонил. Но однажды терпение лопнуло. Погожий майский денек. Эдуард, в поте лица готовясь к сессии, сидел за компьютером, оформляя курсовую работу. Виталий не появлялся и не звонил две недели. Разное бывало раньше, но никогда еще так долго. Обида копилась и, наконец, превратилась в черную злость. Он пообещал себе, что ни за что на свете не позвонит первым. Мать вошла в комнату с трубкой в руках. – Эдюш, тебя. – Кто? – Спросил Эд, не отрываясь от монитора. – Виталий. Эдик медленно встал, взял телефон и плотно закрыл дверь комнаты. – Я слушаю. – Милый, привет! Как дела? – Беззаботно поприветствовал его Виталик. – В порядке, – сухо ответил Эд. – Ты занят? – Занят, – голос был ровным и безразличным. – Прости, если отвлекаю. – Виталий тоже утратил добрую часть своего оптимизма. – Эдик, у меня жена с сыном к бабушке уматывают на выходные – приедешь ко мне? – Нет. – Ответил, даже и на секунду не задумавшись. – Почему? – Мне некогда. У меня много дел. И вообще, Виталий, с чего ты взял, что только один ты имеешь право быть занятым? – Эд, прости, ты обижен, что я так долго не звонил? Пойми, я был в команди… – Я понимаю. И еще – если за две недели, за триста сорок часов ты не смог найти две минуты, чтобы позвонить мне, то нам вряд ли есть о чем говорить. С этими словами Эдуард выключил телефон и со смаком швырнул его на диван. Дико захотелось вспомнить прежнюю веселую студенческую жизнь с походами в клуб и бурными ночами. Телефон зазвонил снова, но Эд, проявив стойкость гранитного памятника, не обратил на него внимания. А затем выключил компьютер, собрался и, зайдя к маме в комнату, сказал: – Я пойду погулять. – Опять унижаешься? Не видно его, не слышно, хоп, объявился – и ты уже пятки ему целуешь! – Да хватит, в самом деле! – Повысил тон Эдуард, – я не к нему иду, а просто так, пройтись. – Ну да… – Так и не поверила мама. Эд немного побродил по зеленым переулкам и тихим дворам, пытаясь обуздать свою злость. Обида была настолько сильна, что он уже выдумывал возможный диалог расставания. «Неужели я так преподнес себя, что он считает достаточным лишь свистнуть, чтобы я без промедления прилетел?..» Посидев немного на скамейке и посмотрев на играющих детей, Эдуард немного успокоился и совладал с собой. Решил прогуляться по проспекту. Выйдя на ведущую к нему дорогу, услышал громкий визг тормозов где–то недалеко от себя и обернулся. Шагах в семи притормозила машина Виталия. Эдуард сделал вид, что не знает его, и попытался идти дальше, но Виталий догнал его и загородил дорогу. – Дай пройти, – прошипел Эдуард и посмотрел ему в глаза взглядом, полным ярости. – Сядь в машину – поговорим. – Не дождешься – пропусти! – Эд, ну что за детский сад? Давай поговорим, как мужчины! Эдик нехотя сел в автомобиль и устремил взгляд в перспективу. – Послушай. Я прошу прощения. Я понимаю твою обиду. Но я хочу, чтобы ты тоже меня понял… – Я понимаю, – отрезал Эд. – Не перебивай! Эдик, я две недели был в командировке! Мне даже пожрать иногда не хватало времени! – И это я тоже понимаю, – тем же голосом проговорил Эд. – Тогда чего ты голову морочишь? – Я понимаю, но разве я сказал, что мне от этого легче? Виталий вздохнул и понурил голову. – Эдик. Я очень устал за эти две недели, – это была правда, выглядел он неважно, – ты себе не представляешь, как мне там было тяжело… Я думал, что сойду с ума… Я едва ли не кидался на людей! Я не хотел звонить тебе, я знал, что если позвоню, мне станет еще тоскливее, ну что решат эти три минуты?! Лучше не будет, а вот хуже – еще и как… Я так спешил обратно… Хотел успеть на эти выходные, когда Марина уедет… Я едва в аварию не попал! Еле успел. И, оказывается, зря спешил… Эд слушал это с каменным лицом. – Если честно, то примерно такой реакции на мой звонок я и ожидал, но я думал, что ты соскучился по мне не меньше, чем я по тебе, но у тебя дела… Ты занят! Ладно, Эд, не смею отнимать твое время, я просто поговорить хотел… И я поговорил. Слушать твое молчание у меня сил больше нет. Можешь идти, я тебя не держу. – На жалость давить ты всегда умел, – хрипло проговорил Эдуард. – Талантище! – Что? – Возмутился Виталий. – Эд, давай сейчас не будем друг друга оскорблять! Иначе, боюсь, перегрыземся мы серьезно. Ты этого хочешь? – Единственное, чего я сейчас хочу, это чтобы мне под руку попался тяжелый тупой предмет, чтобы я мог ударить тебя по башке! – Со злостью выпалил Эд и тут же пожалел об этом. Глаза Виталия потемнели, сузились, ноздри затрепетали, и он едва держал себя в руках. – На заднем сиденье ноутбук лежит – подойдет? – Вкрадчиво и спокойно поинтересовался он, но Эдик понял, что это затишье перед бурей. – Слишком легкий, – тихо буркнул Эд, жалея, что вообще вышел из дома и пошел гулять. – Тогда ничем не могу помочь. – Виталий наклонился и открыл дверь со стороны Эда. Воцарилась пауза. Эд понимал, как глупо поступает, сидя сейчас в машине. В идеале, ему следовало бы уйти и громко хлопнуть дверцей, но уйти так означало бы продолжение скандала, а Эд и сам не мог понять – хочет он этого или нет… Но и предпринимать попытки примирения было бы верхом абсурда – не для этого он сейчас наговорил столько гадостей. – Эдуард. Либо ты сейчас выходишь, и я уезжаю – честно предупреждаю – на неизвестный срок, либо я сейчас завожу мотор, и ты на этих выходных живешь у меня. Выбирай. Считаю до трех – раз, два… – Поехали, – закрыв дверь и отвернувшись, бросил Эдик. – Мам, прости, что так поздно. Я у Виталика. В трубке послышался смешок. – Ты хотел меня этим удивить? – Мам, послушай… – Как там?… «Я не к нему, я просто погулять. Что ты, мама, у меня есть чувство собственного достоинства»! Эдуарду стало обидно. – Мам, я приеду в понедельник. – Как знаешь, блудный сын… – Эдуард? Любимый? – М–м–м?.. – Ты – чудо… – Виталик ласково провел тыльной стороной ладони по его щеке. – Ты тоже, красавчик… Утомил ты меня, я сейчас умру от такого количества ласки… – Прости, милый… Я ведь так сильно тебя люблю! И хочу… – И я тебе люблю! Я весь твой. – Мой?.. А насколько ты мой, Эдик? – Душой и телом твой… В понедельник утром Эдуард в семь ноль–ноль переступил порог своей квартиры. Он ужасно не выспался за эти три ночи, а утром, к тому же, пришлось подниматься ни свет, ни заря, чтобы Виталий мог успеть на свою чертову работу!.. Пропади она пропадом! Вот бы можно было целыми днями валяться на диване с ним вдвоем, смотреть телик, заниматься любовью и только успевать уворачиваться от падающих с потолка купюр… Эх… Жаль, что это неосуществимо… И, тем не менее, Эдуард был счастлив. Они прекрасно провели время, более менее успели друг другом насладиться, но скучать он начал сразу же после расставания. А когда следующее свидание – неизвестно… Сложные дни в институте, кипящая работа во время сессии, нужно дневать и ночевать за работой, а Эду было страшно подумать даже о том, как пойти на кухню, чтобы не умереть от голода, не говоря уже о том, чтобы сходить в родной универ. Единственным его желанием было доползти до дивана и проспать шесть–семь суток беспробудным сном… Он снял обувь, переоделся и по пути в комнату задумался. «Вот мы встретились, страстно провели дни и расстались на неопределенное время. А что дальше? Как долго это будет нормой? Будет ли у нас когда–нибудь семья? Сможет он когда–нибудь решиться на перемены? Дождусь ли я того, чего жду?..» Ответов не было… Эдуард не раз задумывался, а не послать ли все к черту? Бросить его и ринуться в омут молодости, прекрасных ошибок и веселья! Забыть Виталия как дурной сон! Перестать мучить себя, перестать заставлять его делать сложный выбор. Выбор между любовью и семьей… Непростой выбор… И тут же понимал, что такие мысли – просто плод обид, просто соль на раны и ему, и себе… Не может он бросить и забыть… Уже слишком сильно он привык к Виталию… Любовь глубоко проникла в душу. Эд не мог подумать, что наступит время – и он не увидит во тьме очертания спящего рядом Виталия, не сможет погладить его бархатистую кожу, осторожно, чтобы не потревожить чуткий сон… Не сможет утром проснуться от поцелуя… Он не мог предать этого мужчину. Он не имел права бросить его в такой сложный период жизни. Бросить – значит сдаться, а не для этого он столько терпел. Нельзя бросать, значит – остается ждать. Сколько ждать? Неизвестно… – Эдик? – Мама тихо вошла в его комнату. Непроглядную темень прорезал только лишь свет от уличных огней. Эдуард тихо сидел на диване, обхватив руками колени, и смотрел прямо перед собой. Мать села рядом и ласково провела рукой по его щеке. – Эдюшка, скоро ведь десятое июля… Эта дата была днем рождения Эдуарда. Его двадцать первым днем рождения. – Я помню, – глухо откликнулся Эд, все так же глядя в пустоту. – Как ты собираешься отмечать? – Никак, скорее всего… Погуляю – да и все… Мама чувствовала, что Эдуард подавлен и прекрасно понимала причину такого состояния. – А как же Виталий?.. – А кто это, мама? Ты помнишь такого? Я – нет. Со дня их последней встречи прошло около месяца. Редкие короткие звонки прекратились немногим более двух недель назад. С тех пор Эдуард практически все время был тих и задумчив. Он понимал, что ждать у моря погоды нет смысла, понимал, что вполне уже достаточно срываться и бежать к нему по первому же зову, что пора доказать всем, что остатки собственного достоинства все еще сохранились. Эдуард вынашивал план расставания. «Ровно год я на него потратил». Без малого год. Душу ела тоска. Как бы банально это не звучало. Все напоминало о нем. Город, по которому они гуляли, дом, в который он приходил и оставался на ночь, диван, комната… Эдуард в собственной квартире чувствовал предательство. Раз он уже пытался дать понять, что не намерен продолжать отношения. И чем это все закончилось? Выходными у него дома, временем, полным любви. Эдуард понимал, что расставание дастся ему непросто. Но, благо, у него было достаточно свободного времени, чтобы настроить себя правильно… А десятое июля началось как обычно. Не было фейерверков в честь его пробуждения, не было веселых криков «Поздравляем», толпы друзей… Было солнечное утро, пустая квартира и телефонный звонок. Эд вскочил и бросился к телефону, сам не понимая, на что надеется. – С Днем рождения, сынок! «Спасибо, мама, что ты у меня есть… Без тебя я, наверное, умер бы…» Утро началось как всегда – душ, завтрак и полное безделье. Несколько звонков от одногруппников, поздравление от друзей–одноклассников, но в основном – звенящая тишина. Эдуард готов был на стены лезть от безделья. Еще ни один день рождения так его не огорчал. Совсем неожиданно в голову полезли совершенно дурацкие мысли о том, как Виталий каждый день спит со своей женой. Казалось бы, это не в тему, но сейчас Эдуарда безгранично раздражало все на свете. В четыре по квартире прокатилась трель телефонного звонка. Эдуард час назад успокоился и примостился на диване с книгой. Он успел так зачитаться и погрузиться в выдуманный мир, что не сразу понял, что же такое его оторвало. А поняв, неспеша встал и взял трубку: – Да? – С днем рождения. – Спасибо. Пауза. Голос Виталия швырнул его с небес на землю, и Эду было горько на душе. – Виталий, я хотел бы с тобой по… – Я заеду в шесть. Спустись во двор. И оденься приличнее. До встречи. Короткие гудки. Эдуард вне себя от ярости швырнул трубку. Предчувствуя, что Эд хотел сказать, он просто перебил и не дал закончить мысль. «Я заеду»! «Оденься»! «Спустись»! Ни единого вопроса – заехать ли? не будешь ли ты так любезен спуститься? ХОЧЕШЬ ли? Нет. Только утверждения. Неудивительно, что этот человек в таком возрасте с успехом руководит большой фирмой. «Я сказал!» – и не волнует… Эдуард все в такой же ярости метался по квартире. «Просто перебил и не дал сказать! Сидит сейчас и ждет, что я уже бегаю, ищу красную ковровую дорожку, чтобы расстелить перед его машиной! Скотина! Не дождется». И Эдуард дал себе слово ни в коем случае не выходить в шесть на улицу, нужно проявить характер. «Я не хочу его видеть. И не волнует». В пять сорок Эд очнулся. Как озарение, в голову пришла простая мысль – если и дальше прятаться дома, то как дать понять, что все кончено? По телефону это нереально – проверено на практике. И остается только встретиться с ним сегодня и порвать как можно быстрее. Нет смысла еще и дальше жить аскетом и хранить верность кому попало. Срочно была разработана новая стратегия – холодный тон и подчеркнутая вежливость. Да, он спустится в шесть. Да, он оденется прилично, мало того – так, чтобы Виталий понял, чего лишается. На свет были извлечены белые льняные брюки и бежевая рубашка. Приведя себя в порядок, Эд остался доволен своим отражением. И еще – совсем скоро можно будет курить в свое удовольствие, не боясь нарушить данное когда–то обещание… Ровно в шесть Эдуард спустился во двор. Виталий нервно прохаживался возле машины. В душе шевельнулась тоска, но Эд усилием воли прогнал ее. Подошел. Обменялся рукопожатием. – Еще раз с днем рождения, – улыбнулся Виталий. – Еще раз спасибо, – Эд вежливо поблагодарил. – Ты хорошо выглядишь, – искренне произнес Виталий. Эдуард пожал плечами, мол, «я всегда хорошо выгляжу, просто надо иногда глаза раскрывать и замечать». Они сели в машину. Виталий достал заднего сиденья пакет и протянул ему. Эдуард заглянул – мобильный телефон. Он положил подарок обратно на заднее сиденье. – Спасибо, Виталий, но это дорогой подарок и я не могу его принять. – Тон был ровным и спокойным. – Нет, можешь. – Виталий тоже говорил спокойно, но твердо. – Не могу, извини. – Ладно, вернемся к этому позже. – Виталик имел опыт ведения переговоров. Пауза затянулась, и Эдуард чувствовал себя не в своей тарелке. Ситуацией снова владел не он, а Виталий. – Куда мы едем? – Нарочно безразличным тоном поинтересовался Эд. – Увидишь, – коротко бросил Виталик, нервно барабаня пальцами по рулю – они попали в пробку. До самого конца поездки никто из них не проронил ни звука. Наконец, машина остановилась возле ресторана. Они вошли внутрь. – Господа, у вас заказан столик? – Любезно поинтересовался метрдотель. – Конечно, – Виталий отстал, а Эдуард медленно прошел вперед, любуясь выполненным в национальном стиле интерьером. Он изо всех сил пытался скрыть восторг, но получалось это из рук вон плохо. Наконец их проводили за столик, стоящий в уютной нише, где никто не мог их побеспокоить, дали меню и оставили в покое. Эдуард с деловым видом читал названия блюд и поражался ценам. – Выбрал? – Говядина в пиве! – Дерзко и с вызовом ответил ему Эдик. Он старался вести себя как можно наглее, чтобы скрыть волнение и боль от тех слов, которые ему предстояло произнести. – И все? – Все! Виталик хмыкнул и подозвал официанта. – Говядину в пиве и стейк, пожалуйста. – Официант кивнул и скрылся, оставив их наедине. Снова затянулась неловкая пауза. Эдик сделал вид, что целиком и полностью увлечен осмотром дизайна ресторана. Виталий же в упор смотрел только на Эда. – Нам нужно поговорить. – Согласен. – Эдуард отвлекся от созерцания и решил взять контроль в свои руки. – Я первый, ладно? – Нет, Эд, позволь я. – Почему же? Мы вроде не торопимся, тем более, день рождения у меня, если ты не забыл! – Я не забыл, но, все-таки, разреши я скажу первый. Эдуард готов был рвать на себе волосы. Уже который раз он пытался овладеть ситуацией, и Виталий который раз корректно, но настойчиво опережал его на полшага! «Может, плюнуть на всю эту затею и выслушать?» Но гордость скребла по душе ржавым гвоздем. – Я понимаю твою обиду! Ты в чем–то прав, но в чем–то нет. Эдуард! Ты дашь мне шанс объяснить? – Нам нужно расстаться. Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба, безмерно шокировав не только Виталия, но и Эда. Он и сам не понимал, как рот мог так подло все за него решить, но слово – не воробей, и путаться в объяснениях было бы глупо, поэтому, волей–неволей, пришлось принимать сторону рта… – Ты уверен? – Медленно и тихо спросил Виталий, внимательно глядя в опущенные Эдуардовы глаза. – Я уверен в том, что живу неправильно. Я уверен в том, что делаю что-то не так. Я с самого начала не имел на тебя права – и вот теперь я плачу за свой вызов судьбе. Виталию стоило колоссальных усилий держать себя в руках и не сорваться. Но он чувствовал, что срыв не за горами. – Я отбираю тебя у семьи, у сына… Он нуждается в тебе гораздо больше, чем я. – Это нельзя было назвать правдой, но и ложью это не было – взрослый мужчина и маленький мальчик – кто нуждался в Виталии сильней?.. – Эд. Помолчи минуту. Мне нужно взять себя в руки. – Да не стану я молчать. Это как гнойная рана, Виталий. Болит–ноет и мешает жить. Но стоит раз ее прорвать и выдавить гной – и все заживет. Постепенно, но заживет. Но шрам останется… – Замолчи, я прошу. – Не затыкай мне рот! Представляешь – иду я по улице, навстречу – симпатичный молодой человек. И что я делаю? Я опускаю глазки в пол и бормочу себе: «Виталий! У тебя же есть Виталий! Помни о нем!» А где он – этот Виталий? Трахает в это время свою жену? Отмечает на корпоративе день рождения своего коллеги? Едет в командировку с чувством облегчения, что не нужно – целых две недели не нужно! – прятаться и звонить человеку, который живет от одной встречи до другой… Ты не того склада характера, Виталий. Ты собственник, независимый и гордый эгоист. Не так я нужен тебе как человек, сколько как вещь, которая надоела, но другим дарить жалко. Тебе греет душу тот факт, что где–то в этом городе есть парень, который иногда не спит по ночам, скучая по тебе. Я понимаю, мне тоже было бы приятно, чего там… Но, знаешь, двадцать один – это не тот возраст, в котором нужно хоронить себя во имя глупой верности неверному человеку. Ты ведь для меня как киноактер – такой же горячо любимый, но такой же недостижимый! Если бы ты только знал, сколько раз я хотел послать тебя к черту и очень весело провести ночь в объятиях своих давних приятелей – должен сказать, среди них немало людей, которые могли бы с тобой соперни… – ЗАТКНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ! – Виталий грохнул кулаком об стол и вошедший в это время официант едва не выронил поднос с едой. Более дурацкую ситуацию придумать было сложно. Время, которое заняла сервировка стола, тянулось бесконечно. Виталию хотелось орать, бить посуду, но больше всего – остудить Эдуардову гордость и надменность, причем способ особой роли не играл: чем жестче – тем лучше! А Эдуарду, наоборот, хотелось поскорее улизнуть из этого места, от этого человека и больше никогда его не видеть, не вспоминать о том, что они были знакомы и близки. Он хотел, чтобы этот день, знаменующий переход от одного его возраста к другому, поскорее закончился, а завтра началась новая жизнь. И чтобы в этой жизни больше не было Виталика… Наконец, мозоливший глаза официант удалился восвояси, и снова затянулась пауза – у обоих абсолютно пропал аппетит. Виталия колотила крупная дрожь, и он не мог определить – от нервов или от простуды. Или и от того, и от другого сразу?.. Черт, как же сильно вымотали его события последних дней… Еще и этот кишки мотает… Эд уныло ковырялся в тарелке, жалея, что не смог все сделать резко, и навсегда. «Как обычно! Затянешь, идиот, до последнего, а теперь выворачивайся! Не нужно было в машину садиться! Порвал бы там, прямо возле подъезда. Н-да…» Еще, почему–то, было стыдно… – Значит, я правильно тебя понял? Ты желаешь разойтись, как в море корабли? Эд кивнул, мельком взглянув на Виталия. И не смог не поразиться тому, как паршиво тот выглядит. «Заболел?.. Или не высыпается из-за работы?.. Или проблемы?» и тут же сам себя отдернул – «Мне–то какое дело? Его мое состояние почему–то не очень волнует!» Виталий хмыкнул и покачал головой. – Сучий ты потрох… Шлюха малолетняя… Надо было еще тогда, в августе, шею тебе свернуть. И никаких проблем бы потом не было… Так нет же, встрял, блин! Кем ты себя возомнил, Эдуард? А? КЕМ? Святым великомучеником? Страдания облагораживают? Да нихера они не облагораживают! Думаешь, что тебе плохо живется? Придурок. Полностью обеспечен матерью. Институт оплачен. Ни за кого не отвечаешь. Предоставлен сам себе. Молодой, здоровый, красивый. Влюбился – взаимно. Так нет же! Подавай ему все – и сразу! Чтоб при первом же зове я прилетал на крыльях и уделял столько времени, сколько тебе пожелается! Эгоист чертов! А обо мне подумать – это уж хрен! Что на меня деньги с неба не падают – я сам обеспечиваю и себя, и семью, и на тебя остается! Причем работать нередко приходится за четверых, но это тебя не колышет! Ты ничего не хочешь знать о моей работе и всей душой ее ненавидишь! А что бы ты, интересно, запел, если бы я пошел на завод работать возле станка?! Это было бы гораздо лучше, по–твоему? И еще тебе не нравится моя семья! Ты считаешь, что только ты один имеешь на меня право! Так? А, может, ты попустишься? У меня есть ребенок, и это единственный человек, который имеет на меня право! Ясно тебе это? Ты хоть бы раз подумал, как тяжело мне разрываться на две стороны! Как я устал ругаться с женой, приезжать к тебе и, вместо участия и понимания, получать очередной скандал! Ты, может, думаешь, что я бросаюсь пустыми обещаниями? Что меня устраивает то, что я имею и жену и любовника, и менять ничего не намерен? Ты считаешь, что ты святой, а я сволочь? А на самом деле, все наоборот! Ты самый настоящий маменькин сыночек, неспособный на такие человеческие чувства, как терпение и понимание! Эдуард смотрел ему прямо в глаза. Ярость заполняла его тело. Но он не смел возражать – слишком уж опасен был в таком бешенстве Виталий. – Я не маменькин сынок. Запомни это. – Что? Не маменькин? А чей же, ё–мое? Живешь, пристегнутый к юбке, как мама скажет, так и поступаешь! Не говори, что это не она подала тебе идею расстаться! – Не трогай мою мать! У меня есть своя голова на плечах! – И зачем же? Только чтобы в нее жрать? Эдуард, как бы я хотел, чтобы ты хоть один день из своего детства пожил в детдоме! Чтобы ты понял, как жилось мне, не имея в этой жизни никакой защиты и тыла! Надежда только на себя! Но ладно, это все неважно… Тебе заблагорассудилось расплеваться? Пожалуйста! Только я очень зол из-за того, что ради тебя мне пришлось развестись с женой и отдать ей сына! Вот чего в этой жизни мне действительно жаль! Он вскочил на ноги, достал бумажник, бросил на стол предположительную сумму заказа. Эдуард оторопело наблюдал за его действиями. «Ничего не понимаю… Развелся… Отдал сына… Так вот почему он так плохо выглядит! Нервы на пределе, видимо, уже не один день!» – Виталик… Эдуард вскочил со своего стула и быстрым шагом, чтобы не привлекать внимания, последовал за удаляющимся мужчиной. Когда он открыл дверь, Виталий уже садился в машину. «Вот это я дурак!.. Господи, ну почему я не дал ему сказать первым?!» В несколько прыжков он преодолел расстояние до машины и мертвой хваткой вцепился в открытую водительскую дверцу. – Виталий, не уезжай, прошу. Давай поговорим спокойно. Я ведь ничего не знал! Ну постой!! Но он уже захлопнул дверцу и на максимальной скорости удалялся с парковки. Эдик зыркнул на офигевших швейцаров и медленно побрел по улице, вызывая по мобильному такси. Машина не заставила себя долго ждать. – Куда прикажете? – Весело спросил водитель. Эдуард назвал Виталиев адрес… Была всего половина восьмого, когда Эдик звонил в его дверь. Вначале в квартире было тихо, и Эд подумал, что Виталий поехал не домой, а в какой–нибудь бар – утопить тоску в водке, но когда он уже собирался спуститься во двор и ждать на скамейке, послышались шаги и Виталий открыл дверь. Выглядел он действительно паршиво, глаза были полны ярости. И Эд понимал, что сильно рискует получить перелом. Возможно, не один. – Эд, я не хочу тебя видеть. Убирайся. – Виталик всячески старался сдерживаться. – Я не уйду. – Эдуард говорил тихо, но настойчиво. Он переступил порог, закрыл за собой дверь и пошел в комнату вслед за Виталием. Тот стоял посреди комнаты. – Послушай… Мне жаль… – Ах, тебе жаль? Сукин ты сын! – Виталий грубо схватил Эдда за воротник рубашки и бесцеремонно потащил к распахнутой двери детской. В комнате царил беспорядок – валялись сломанные игрушки и некоторые вещи. Создавалось впечатление, что кто-то сильно торопился. – Жаль тебе! А мне как жаль! Моего сына со мной нет, благодаря одному гордому засранцу! А знаешь где он? А я тебе отвечу! – Виталий отпустил Эдда и в пол прыжка очутился перед шкафом–купе, распахнул дверцы и разъяренно ткнул пальцем на пустую половину жены. – А вот где! У нее! И это все, как оказалось, зря! Я не нужен больше Вашему величеству! Виталий притих и сел за стол, обхватив голову руками. Эдуард стоял рядом – было очень стыдно… Наконец, в голову пришла толковая мысль. – Виталик, – слова звучали как-то объемно в тихой комнате. – Я виноват перед тобой. Очень виноват. Ударь меня – я заслужил! Давай, я хочу, чтобы тебе стало легче! НУ! Виталий ударил, не жалея. Два раза. И ему действительно стало легче. Затаенная обида выплеснулась наружу, и теперь он не чувствовал ничего, кроме опустошенности. – Извини, – буркнул он, подавая платок. – Это ты меня извини. – Эдик вытер разбитую губу, приложил к ней платок и улыбнулся. – Я поторопился и не дал тебе первому сказать. Вот и поплатился. Виталий хмыкнул. – И засранцем ты меня назвал совершенно заслужено. Ты прости, я не знал, что тебе так плохо. Почему ты не позвонил мне? Я бы приехал… – Потому и не позвонил. Я хотел побыть один, и если бы я тебе все рассказал, одного бы ты меня не оставил – это точно. Приехал бы вопреки всем моим просьбам. Поэтому я и молчал. Эдик отнял платок от лица и задумчиво рассматривал пятнышко крови. – Я такой банный лист?.. Меня слишком много? – Я не об этом, Эд! – Поморщился Виталик, – Пойми, есть ситуации, в которых необходимо оставить человека одного. Но если любишь – сделать это сложно. Вот я и не усложнял тебе жизнь… Эдуард вздохнул. Подумал о своих планах по поводу расстаться. Понял, что уже поздно. Но было стыдно. Как бывает, когда хочешь чего–то, а потом тебе это достается, но слишком большою ценой, и кажется, что лучше б и вовсе не хотеть. Вещь приносит скорее досаду, чем радость. Но здесь ситуация была слегка иная. Виталий не был надоевшей вещью, напротив, он был любимым и желанным. Но то, какой ценой он достался, вызывало в памяти лишь мамины слова: «На чужом горе не построишь своего счастья, сынок»… Сбылась мечта Эдуарда. Они жили вместе. Под одной крышей, образовывая полноценную семью. Но главного все же не хватало. Виталий не первую неделю вел переговоры с Мариной, о том, чтобы она отдала ему Игоря. Игорь хныкал и звал папу. Марина была на грани буйного помешательства. Эдик пытался поговорить с ней, но из разговора узнал о себе много нового, в том числе и то, что он конченый ублюдок. Удивленно глядя на трубку, он нажал отбой и поклялся в их семейные перепалки не встревать. Но Марина оказалась не глупа. Быстро поняв – что к чему, она выставила условия. Игорь переезжает к отцу и живет там столько, сколько ему заблагорассудится. Но официальным опекуном все же остается она, мать. И обе стороны остались довольны – Игорь жил с Виталием, а Марина получала алименты и довольно частые визиты сына. Всех все устраивало. – Алло? – Мам, привет! – Здравствуй, сынок! – Обрадовалась мать. – Как у тебя дела? – Со мной все в порядке, ма. А как ты? Эдик уже давно ее не навещал. Последние события требовали от него полной отдачи. – Ой, Эдик… Ты же знаешь как со мной. Скучаю по тебе очень, сынок. Ты бы хоть заехал, что ли? С Виталиком бы меня познакомил. – Позже, мам, времени сейчас нет. Здоровье твое как? – Та с сердцем все как обычно. Пошаливает… Без тебя очень одиноко. Эд вздохнул. – У меня к тебе новость. Я планирую перевестись на заочное отделение. Повисла пауза. – Эдуард, – осторожно начала она, – а… а почему? – Виталий предлагает мне работу, – Эдик откинулся на стуле и снял очки. – Пробный период на несколько месяцев и, если я справлюсь, возьмет меня финансистом в свою фирму. Там, смотришь, и до финдиректора дорасту. Стану его заместителем. Карьеру сделаю. – И будешь губой укрываться, да? – Недовольно протянула мама. – Эдуард, не смей выбрасывать свое образование коту под хвост! Ты четыре года учился на дневном отделении, чтобы, в конце концов, получить диплом заочного? Ты в своем уме вообще?! О будущем подумай! Мало ли что с Виталием произойдет! Будете вы вместе или нет, а образование прежде всего! И… – Мама! – Эдик раздраженно перебил. – Я не маленький, хватит меня учить! Я и сам все прекрасно понимаю. Я пока еще думаю… – Советую тебе думать местом, которое для этого предназначено, а не тем, чем ты обычно думаешь, – предостерегла она. – Эдик, ты совершишь большую глупость. – Мам, я сказал, что еще ничего не решил. Закроем эту тему? Мне очень не хочется ссориться по телефону. – Ладно. Расскажи, как вы там? Как там Игорь поживает? – Нормально, – улыбнулся Эдик. – Знаешь, Виталик очень волновался – как он меня воспримет? А он меня узнал! Даже вспомнил, как я ему конфетку дал возле лифта! Виталий в шоке был. – Эдуард засмеялся. – А потом на следующий день он мне очки разбил! Мама тихо охнула. – Виталик новые купил, с гравировкой на дужках. – Игорь тебя адекватно воспринимает? – Вполне, – Эдик снова засмеялся. – Особенно когда я его на спине катаю. В таком духе они проговорили еще минут десять. Затем Эдик попрощался и призадумался. Как бы там ни было, мама насчет заочного была права. И работа казалась заманчивой. В конечном итоге он решил оформить свободный график посещений. И диплом как надо, и времени для работы – валом… – Свободный график? Ты уверен, что будешь все успевать? – Виталик, это всего лишь на год. Потом я буду все время посвящать работе, причем во многом уже буду осведомлен. – Ну, это, конечно, нормальный вариант. Но я хочу сделать тебя заместителем как можно скорее. Понимаешь, это двойная выгода. Деньги там нормальные, и уходят они черт знает кому в карман. А так – представь – обе зарплаты нам. – Я прекрасно понимаю. Но мне нужно время. Никто так, с бухты барахты, финансовым директором стать не может. Тем более, на четвертом курсе. Тем более, я имею еще слишком малое представление о твоей фирме. – Ну, безусловно. Года опыта, я думаю, тебе хватит. Эдуард учился и работал. Все успеть было сложно, но начальник в лице Виталика на многое закрывал глаза. Институт быстро заканчивался и, наконец, подошел к концу. В руках был долгожданный диплом, за плечами двадцать два года жизни, а впереди перспектива великолепного карьерного роста. Не многим так повезло. Эдик принялся работать с удвоенной силой и, хоть его и нельзя было назвать блестящим умом современности, добивался хороших результатов. Работником он был добросовестным, старательным и легко обучаемым. Виталий замечал в нем эти качества, поощрял, и, в один прекрасный день, они руководили предприятием уже вдвоем. Это накладывало нешуточные обязанности, но и деньги приносило солидные. Игорь в шесть лет пошел в школу, и каждый день делился какой–то новоприобретенной информацией. Эдуард наконец–то мог вздохнуть с облегчением. Жаль, ненадолго. Однажды, серым февральским днем, дверь кабинета Виталия шумно распахнулась. Вошел Эдуард, сам не свой. Виталик поднял глаза от монитора и встревожено спросил: – Эдик, что с тобой? Ты просто белый! – Виталь, я могу сейчас уйти? – Конечно, можешь! А что случилось? – Маме очень плохо. Позвонила недавно, говорит: лежу – вставать не могу. Еле–еле до телефона доползла, позвонила… – Голос сорвался. Виталик ласково погладил его по щеке. – Попросила приехать. Виталик, я возьму машину? – Бери, что за разговоры? Давай, бросай дела, я разберусь. Вечером приехать за тобой? – Да нет… – Рассеяно проговорил Эд. – Ты ж допоздна сегодня. Я, наверное, уже вернусь к тому времени. – Ну, давай, парень! Едь… Виталий вернулся, как и намечалось, поздно. Эдуарда до сих пор не было. Нехорошее предчувствие холодком шевельнулось в животе. «Дай–то Бог, чтобы все нормально было…» Эд сильно переживал и его волнение рано или поздно передавалось Виталию. В ответ на его мысли раздался звонок мобильного. – Да? – Предчувствуя недоброе. – Виталик, это я, – усталый и испуганный голос. – Что там? Как мама? – Плохо. Виталик, пожалуйста, приезжай… Я боюсь. – Держись, сейчас буду! Не успев толком снять обувь, он снова ее натянул и быстрым шагом бросился к лифту. Чудом поймал возле дома такси и в рекордные двадцать пять минут прибыл к Эдовому дому. Взлетел на нужный этаж, позвонил. Дверь незамедлительно распахнулась. Эдик на пороге выглядел чуть лучше смерти с косой. Настолько бледный, что хорошо просматривалась отросшая за день щетина. Настолько испуганный, что хотелось прижать его к себе и не отпускать. Настолько расстроен, что… не описать словами. – Малыш, ты как? – Виталий обнял его и легонько встряхнул за плечи. – Виталик, она мне даже дверь не смогла открыть, понимаешь? Пришлось своими ключами, она не могла встать! – Ты «скорую» вызвал? – Вызвал… Третью уже… Не слишком давно… Господи, ты же знаешь эти «скорые»! Плетутся, как черепахи! С этими словами они вошли в комнату. Мама Эдуарда лежала на кровати, укрытая одеялом, с закрытыми глазами. Конечно, Виталий не ожидал увидеть цветущего румянца, но, тем не менее, ее бледность поражала… – Что же это вы?.. – Тихо спросил Виталий, присаживаясь в кресло у кровати. Веки дрогнули, и послышался хриплый голос: – Балуюсь… – Пытается шутить. Дыхание стало прерывистым, Эдуард дал ей таблетку. – Мам, не разговаривай. Тишина. Эдик боднул головой, мол, пошли, выйдем. Они вышли из комнаты в темный коридор и Эд устало прислонился к стене. Виталий обнял его за талию и прижал к себе. Эд нервно взъерошил волосы: – Виталик… Что, если… Я не представляю себе… – Тихо! – Твердо проговорил Виталий. – Все будет хорошо. Но Эдуард только вздохнул. В дверь позвонили. Он резко бросился открывать. Врачи скорой помощи прошли в комнату. Провели осмотр, много разных заумных процедур, движений – у Эдуарда ехала крыша… Наконец, ассистент записал все данные и они поднялись. Эд вызвался проводить, но Виталий не позволил и сам довел врачей до двери. – Что вы скажете?.. Доктор поднял на него усталые глаза – возрастом примерно ровесник Виталия – и проговорил: – А чего вы ждете?.. В больницу – ни–ни, а потом поздно уже… В таком состоянии транспортировать ее нельзя, не Европа – вон какие дороги… Трясет… – Н-да… – Она в ближайшем прошлом инсульт на ногах перенесла! Знали вы об этом? Что я вам теперь могу гарантировать?.. – Нет. Нет. Стоп. Подождите! – Виталий предпринял попытку разобраться. – Это что же – ей недолго осталось? – Молитесь… – Нет! Подож… – А что они могли сделать?.. – Может, лекарства какие–то есть, деньги не проблема! А? – Тогда вам нужен эликсир бессмертия! – Чертов профессиональный юмор! Виталий едва сдержался, чтобы не заехать эскулапу в морду. – Сын не перенесет… Черт… – А вы – не сын? Что ж, мне, правда, очень жаль. Прощайте. Дверь закрылась. Виталий прижался к ней лбом и просто боялся идти в комнату – объяснять что–либо Эду он не мог. Просто не мог вынести его взгляда. Но пришлось. Виталий тихо вошел, Эд тут же вскочил из кресла. В глазах читался вопрос. Он хмуро пожал плечами. В комнате пахло нитроглицерином. Через время дыхание матери вроде стало немного ровнее, и она заснула. Эд шепотом спросил: – Ты кушать хочешь? – Нет, Эдик, я обедал… – Ты с обеда голодный? Сейчас уже половина двенадцатого! Пошли, хоть чаю с печеньем попьем… На это Виталий согласился. В тишине выпили по чашке. – Дай мне сигарету. – Эдуард! – Предостерегающе произнес Виталик. – Боже! – Взорвался Эд. – Неужели ты не понимаешь, как мне сейчас тошно? Можно хоть раз в жизни обойтись без лекции о вреде курения?! Виталий молча протянул ему пачку и отвернулся. Эдуард дрожащими пальцами поднес сигарету ко рту. – Прости…. – Хрипло пробормотал он в наступившей тишине. Виталий обнял его сзади за плечи и зарылся носом в волосы. Через некоторое время они вернулись в комнату. Эд шепотом предложил: – Я останусь с ней, в кресле посижу, а ты пойди в мою комнату, поспи, ты устал… – Нет, нет, – твердо ответил Виталий, – вряд ли я сейчас засну. Я давай посижу, а ты поспи – на тебе лица нет от усталости. – Можно подумать, я сейчас смогу дрыхнуть без задних ног!.. – Невесело усмехнулся Эд. – Садись. Каким–то невероятным чудом они вдвоем уместились в одном, пусть и довольно широком кресле. – Поспи, малыш… – Ласково прошептал Эду на ухо Виталик. – Хоть немного. Я подежурю. А через час тебя разбужу. Эдик настолько устал, что у него даже не осталось сил на возражения. Откинувшись в кресле, он вскоре заснул. Виталий вздрогнул и обнаружил, что проснулся. Светящийся циферблат часов нагло сообщил, что он спал на дежурстве около часа. Грязно себя обругав, он обернулся на Эда. Тот спал, лицо, освещенное мертвенно–зеленым светом часов, казалось призрачным. Виталий посмотрел на мать Эдуарда. Ее грудь неровно вздымалась. Глаза были открыты. – Вы не спите? – Прошептал Виталий, наклонившись к ней. – Я сейчас дам таблетку! Она взяла его руку в свою, холодную, и проговорила, насколько могла четко: – Береги его, Виталий. Умоляю. Позаботься о моем Эдуарде, сынок. Виталий опешил. Впервые в жизни он почувствовал, что сейчас заплачет. – Все будет хорошо, перестаньте! Вы поправитесь! Нужно верить! – Обещай мне. – Я… Я… Обещаю. – Спасибо. – Она забрала руку. Закрыла глаза. Виталий дал ей еще одну таблетку. Потом хотел разбудить Эда, чтобы он сделал внутривенный укол, но вовремя обнаружил, что лекарство закончилось, поэтому будить смысла не стало. Так прошло еще два часа. Зашевелился и, тихо вздохнув, проснулся Эд. – Ты как? – Нормально… – Прошептал Эдик, глядя на мать. – Она спит? – Да, говори тише. Они медленно и едва слышно разговаривали. Виталий чувствовал, как его сердце разрывается напополам. Не от боли, а от горя. У него не было родителей, но теперь он понял, что значит их терять. Та глупая автокатастрофа… Юрий и Алина Харламовы… Молодые, красивые, полные жизни, строящие планы… Ушли мгновенно. Оставив на этой планете маленького мальчика, который рос в приюте, не зная, что такое родители, не зная, что значит иметь кого–то, на кого можно положиться, кроме себя, не зная, что такое надежный тыл… Но мальчик вырос, не жалуясь на жизнь, встретил парня, влюбился, а теперь вместе с ним переживал еще одну потерю. Наверстывая упущенное в детстве… Заново переживая ту боль от утраты. Он давал себе клятву. Еще давно, в детстве. Ни к чему не привязываться. Не прорастать в чем–либо глубоко, корнями, не привыкать. Быть похожим на перекати–поле, жить только собою. Любить только себя, не влюбляться, чтобы потом не было больно терять. Он старался выполнять это правило, но уже не раз его нарушал. Вначале, когда влюбился в свою работу, когда из кожи вон лез, чтобы преуспеть. Затем, когда родился сын. Тут–то и стало понятно, что больше эту клятву выполнять не удастся… Но привычка осталась. И, тем не менее, при встрече с Эдуардом окончательно сломалась. Столько раз ее нарушив, не имело смысла сдерживаться дальше. И вот теперь, пустив корни, он собирал горькие плоды утраты. Слезы застилали глаза. В 04:37 утра мать Эдуарда вдохнула последний раз… Он никогда еще не видел столько тоски. Смерть успела коснуться его семьи слишком рано, когда он еще толком ничего не понимал. Да, жизнь была не из легких, но таких трагедий не знала. Он никогда не видел столько горя в глазах любимого человека. Оно обходило его стороной, но все же – рано или поздно – нашло. Насколько бездонны могут быть иногда человеческие глаза… Насколько бездонны, настолько и полны. Виталий молча сидел на диване, прижимая к себе Эдуарда, и щурился от солнца. Тихонько покачиваясь взад–вперед, он говорил, говорил, говорил… Он и сам толком не понимал, о чем говорит, да это и не имело значения, потому, что Эдуард его тоже не понимал. Но слушал, слушал внимательно, впитывая речь всем телом, иначе сошел бы с ума. Необходимо было отвлечься, абстрагироваться от мира, забыть – кто ты и что ты, и просто слушать… Всеми предпохоронными делами занимался Виталий. Он выбирал ритуальную фирму, купил место на кладбище, заказал поминальный обед… Эдуард лишь ездил с ним везде, плохо осознавая происходящее, просто слепо, как ребенок, держался за его руку и просил не молчать. Просил отвлекать. И Виталий говорил, столько он не говорил еще ни разу в жизни… И вот настал день похорон. Все было готово, через пару часов необходимо было ехать на кладбище. Эд выразил желание еще раз заехать к матери домой. Виталий, скрепя сердце, согласился. И вот они сидели на диване в обнимку, одетые полностью во все черное и Виталий щурился от яркого солнца, проникающего сквозь неплотно задернутые занавески. – В этом доме никогда еще не было так тихо… Даже когда я был один, а мама – на работе, здесь не было так тихо. Никогда… – И голос у него изменился. Низкий и хриплый. – Эд, я прошу тебя… Не нужно вспоминать, – Виталий сильнее прижал его к себе, – Держись, время все вылечит. Держись, держись, мой Эдик. Будь мужчиной. – Да, – отстраненно пробормотал Эд. – Виталик, я не смогу сюда заходить. В эту квартиру… Я не смогу – здесь все напоминает о ней! Фотографии, цветы, мебель, все! Все, Виталик! – Давай продадим квартиру? – Предложил Виталий, заранее зная, что услышит отказ. Эдуард не мог разобраться в своих чувствах. – Нет! Нет, что ты! Я не хочу ее продавать, это же мой дом… Я здесь вырос… Виталик вздохнул. – Давай знаешь, что сделаем? Полностью отремонтируем, поменяем все, чтобы тебе ничего не напоминало, а потом будем ее сдавать. Скольким людям сейчас просто негде жить. Подумай, Эд, а? Пусть живет какая–нибудь молодая семья, а ты всегда будешь знать, что твой дом – это твой дом, он твой и никуда не делся. Как тебе? – Нормально, – Эдуард задумался. – Ты прав. – Пошли, Эд, уже пора. Эдуард снов сравнялся цветом лица с подоконником. – Держись, Эдик… – Виталий Юрьевич, можно? – Заходи, Костя… – Виталик откинулся на стуле. – Как там Эдуард? – Константин присел на диван. – Как обычно. Поеду к нему сегодня… Эдуард уже второй месяц лежал в больнице. Первое время после смерти мамы он безвылазно находился дома, просто целыми днями лежал на кровати и практически ничего не ел. Нервный срыв и голодовка привели к неутешительным последствиям – гастрит, а немного после – еще и сильнейшая ангина. Эдуарда положили в больницу и нынче особого прогресса не наблюдалось. Виталий ездил к нему по возможности часто, но случалось и так, что не приезжал в силу занятости. А если откровенно – потому что не хотел лишний раз видеть болезненную бледность на лице любимого и его полные тоски глаза. После таких коротких встреч приходилось особо плохо, и Виталий забывался, как мог, уходя с головой то в работу, то в бутылку коньяка. Игоря он предусмотрительно отправил к Марине, ибо заниматься воспитанием сына времени не было вообще. Но в этот вечер Виталий решил навестить Эда и притормозил возле больницы. Попросил позвать его из палаты и устроился на лестничной клетке, на подоконнике, с сигаретой в пальцах. Открылась и закрылась дверь отделения – Эдуард, похудевший и белый, устроился рядом на стуле. – Привет, Эдик. – Привет, – они обменялись рукопожатиями. Эд посмотрел мимо Виталия в окно, на распускающуюся майскую зелень, на чужую беззаботную жизнь. Пауза слегка затянулась. – Я… Купил тебе там… По пути, в супермаркет заехал… В общем, посмотришь. – Виталий протянул пакет. – Спасибо. – Эд, не глядя, пристроил пакет к ножке стула. Снова пауза. – Ты как? – Так же. А ты? – У меня нормально все, ты прости, что так долго не приезжал – дел накопилось… Как назло… – Ничего, – голос ровный и спокойный, но в глазах промелькнула тень обиды. – Врачи что нового говорят? – Виталий попытался завести разговор. – Ничего. Ты ведь и сам все прекрасно знаешь. И снова пауза. – Ладно, я поеду. Держись. – Они снова пожали друг другу руки, и Эд, прихватив пакет, скрылся за дверью отделения. Виталий вздохнул и поспешил на улицу. Месяц депрессии дома и практически два месяца больницы – Эдуард был выжат до предела. В день выписки, пока Эдик караулил в коридоре свои немногочисленные вещи, Виталий говорил с лечащим врачом: – Ну как его состояние? Совсем плохо? – Да как вам сказать… Ну, далеко от идеала. Знаете, ему бы в санаторий поехать неплохо было бы… Воздухом подышать, отдохнуть… Позагорать… – А как бы его так к работе б уже пристроить? – С надеждой спросил Виталий. – Ну, какая работа – вы посмотрите на него. Рановато еще… Пусть еще с месячишко в санатории подлечится. Это будет прекрасно. Виталий обреченно вздохнул и попросил выписать направление на получение санаторно–курортного лечения. Эдуарду был дан один день для сбора вещей и омовения тела после больницы, а через день автобус с отдыхающими отчалил по направлению к санаторию. Виталий завел машину и вновь окунулся в течение своих будней. Половина заезда осталась позади. На Эдуарда уже можно было смотреть без слез. Санаторий действительно пошел ему на пользу – отдых души на восхитительной природе и тела в руках умелых врачей–специалистов сделал свой дело. Он немного окреп, прекратились боли и даже приподнялся общий уровень настроения, но по вечерам, в одиночестве, он тосковал, глядя на прекрасные звезды, впутавшиеся в ветвях деревьев на пляже. Такие пейзажи нужно созерцать вдвоем с любимым, это романтика в наивысшем ее проявлении, но любимого не было рядом, а единственный родной человек на этой планете – мама – смотрела на него с одной из звезд. Иногда, такими вечерами и ночами, он плакал, там, где никто не мог видеть его слез. Даром, что знакомых среди отдыхающих не было (он ни с кем так и не сблизился) – болезненная гордость Эдуарда не позволяла ему показывать малодушие… Виталий ехал к Эдуарду в санаторий, во-первых, чтобы повидаться с ним, а во-вторых – подкинуть запасов съестного, которые, почему–то, быстро подошли к концу, несмотря на обильную санаторную кормежку. Эд встретил его на стоянке, довольно тепло поприветствовал и даже слегка улыбнулся. Виталик передал ему сумку с едой, подождал, пока Эдуард отнесет ее в номер, а потом они вместе бродили по зеленой рощице и большую часть времени молчали. – Как тебе тут живется? Нравится? – Да, тут очень хорошо, – Эд шел босиком, глядя себе под ноги. Виталий в деловом костюме остро чувствовал, что не вписывается в пейзаж. – Ты как? – Я? Да я по старому… Работы невпроворот… С утра до ночи в офисе сижу, по делам мотаюсь. – Ясно. А поглощение спиртного тоже входит в твои обязанности? – В смысле? – Виталий даже притормозил. – Да не надо такое удивленное лицо делать. За идиота меня держишь? Знаю я прекрасно, как ты с бутылкой вечера коротаешь… – Эдик… – Перестань. Твое дело. Живи как хочешь. Спивайся на здоровье. Снова затянулась пауза. Виталий ошарашено раздумывал, откуда Эд мог это узнать, а Эд в это время любовался природой. Молчание становилось невыносимым. – Я… Уже поеду, наверное… – Давай, – согласился Эдуард. Виталий отправился домой, а Эд, не глядя ему вслед, скрылся в корпусе санатория. Что-то надломилось в их отношениях. Эдуард это чувствовал всем нутром, но никак не мог выразить чувство словами, или хотя бы мыслями. Даже странно – горе должно было их сблизить и сделать роднее, а получилось наоборот. Но Эдик был слишком горд, чтобы униженно просить снисхождения. А Виталий подогревал ссоры выпивкой и продолжительными периодами отсутствия. Это очень обижало, но тыкать Виталия носом на ошибки он не хотел. Раз не приезжает, значит, не считает нужным… Виталий задумчиво изучал трассу, по которой мчался из санатория. Эд изменился, и это невооруженным глазом было заметно. Как будто бы надел на себя панцирь и никого не впускал в свой мир. После перенесенного потрясения это было вполне закономерным, но ведь Виталий не был ему чужим! Зачем тогда так холодно встречать и провожать? Будто это он виноват во всех его горестях! А он не виноват, он, между прочим, пытается спасти их отношения, но никто этого не видит! Вот и приходится строить планы наедине с бутылкой… Жизнь дала трещину… Вещи упакованы в багажник и последние минуты в санатории истекли. Эдуард с грустью окинул взглядом голубое здание и сел в автомобиль. Виталий терпеливо ждал его за рулем. – Попрощался? – Не ёрничай… Он хмыкнул и завел мотор. Машина плавно тронулась, увозя Эдуарда из рая… Поздний вечер. Виталий уткнулся в дисплей ноутбука. Эдуард выключил телевизор и пошел на кухню выпить кофе. Настроение было каким–то миссионерским – хотелось обнять весь мир и читать проповеди о светлом пришествии Христа и мире во всем мире. В разгар задумчивости в кухню неслышно вошел Виталий и примостился на корточках у ног сидящего Эдика, обнял его колени и, глядя снизу вверх, сказал сквозь улыбку: – Эдик, я так рад, что ты вернулся!.. Эдуард перевел взгляд на него и ощутил где–то в груди зашевелившийся теплый комочек проснувшейся любви к этому человеку: – Я тоже рад, Виталик. Правда. – Давай чашку, я помою… Эд в это время не отрывал взгляд от его спины. А затем пошел за Виталием в комнату, улыбнулся своим мыслям и сказал: – Знаешь, Виталик… Наверное, я бы смог уже вернуться к работе… Черт, так надоело ощущать себя растением! Я хочу быть тебе полезен! – Улыбнулся. – Что скажешь? Виталий спрятал глаза и что-то неразборчиво промычал. – Что? – Улыбка испарилась. – Я не расслышал. – Эдик, прости. Тебя не было слишком долго. Я ждал столько, сколько мог, но я же не всемогущий! Именно на период твоей… м–м–м… болезни у нас на фирме пришелся пик активности, мы открыли филиал, и я физически не справлялся со всем… Мне пришлось… Пришлось, Эдик! Уволить тебя и взять другого финансового директора! Последовала пауза. – Ты все время говорил, что завален работой, – медленно и с расстановкой произнес Эдуард. – Я считал, что это из-за моего отсутствия на тебя свалились мои обязанности. И я прощал то, что ты очень часто меня не навещал! – Эд, все так и было! Так и было! Первое время, но потом я уже не справлялся! Поверь, мне было чертовски трудно это сделать – уволить тебя. Но это временно! Временно, Эд! Твоя трудовая книжка у меня, я просто взял на твое место заместителя! Она – прекрасный специалист и неплохо справляется с рабо… – Заткнись, Виталий! Господи, поверить не могу… Эдуард приложил руку ко лбу, растерянно и злобно глядя прямо перед собой. – Даже ты выбросил меня на помойку! ТЫ! Я мог бы, наплевав, послать любого, но тебя… Трудно сделать было, говоришь? Трус позорный! – Эдуард. – Металлические нотки в голосе. – Что ты несешь? Никуда я тебя не выбросил. – Это ты несешь полную ахинею. Давай, не поленись, задумайся – каково мне сейчас? Только представь, что у тебя отобрали последнюю возможность забыться и с головой уйти в работу! Подумай, что ты теперь никто! – Эдуард, ты слишком многое упустил! Прости, но ты ведь и сам понимаешь, как архисложно было бы ввести тебя в курс дела! Я не мог ждать – каждый день был на счету! – Конечно! Бабки всегда значили для тебя больше всего на свете, Виталий Юрьевич! – Немедленно прекрати истерить! Я думаю, что ничего страшного не случится, если ты на время будешь отстранен от дел! – Ах, не случится? Что ж, Виталий! Ты просто не хочешь понять, что я тебе не жена, я не праздная барышня, я не собираюсь целыми днями торчать дома либо шляться по магазинам и салонам красоты! Потому что я мужчина, я хочу работать по своей специальности на любимой работе, получать за это деньги и не хочу висеть на чьей–либо шее! Ясно тебе? Виталий во время этой гневной тирады понемногу остывал и задумывался. Эдуард почувствовал, что теплый комок в груди напрочь исчез. Черт, это ж надо! Надеяться, что все будет хорошо! Идиот… – Эдик… Слово так и осталось висеть в воздухе. Эдуард развернулся и вышел на балкон, порылся в пачке Виталиевых сигарет и закурил. Виталий немедленно появился рядом. – Выбрось сигарету. – Пошел ты на хрен, – Эдуарду с трудом удавалось держать себя в руках. – Скажи, зачем ты прячешь от меня Игоря? – Пря… Что?! – Ты прекрасно знаешь, как я по нему скучаю. И не смотря на это, ты ни разу не привез его в больницу, не навестил вместе с ним меня в санатории и вот сейчас он опять же не дома, а у Марины. Чем ты это объяснишь? Виталий тоже закурил. – Ты не хочешь, чтобы я расстроил его своим жалким видом? – Каким жалким видом, Эд? Что ты несешь? – Ну как же – я больной беспомощный человек с глубокой душевной травмой. Я понимаю, ко мне нельзя подпускать детей… Виталий положил руку ему на плечо. – Эд, сейчас ты очень расстроен. Мне очень жаль, что я послужил причиной, но я, правда, не мог иначе! Я не хочу скандалов, я так ждал тебя, я столько был одинок, когда ты, мягко говоря, был убит горем. Эдик, я… – Ну а все же, насчет Игоря? – Я думал, тебе сейчас не до него. Думал, что ты сейчас никого не хочешь видеть. Ты был не особо–то мне рад! – Его я хочу видеть всегда, вне зависимости от моего желания видеть тебя. – Эд выбросил окурок и вернулся в комнату, хлопнув дверью. После, долгими тоскливыми ночами, Эдуард вспоминал этот вечер не иначе, как начало холодной войны. Казалось, они настолько отдалились друг от друга и стали чужими, что даже не понимали слов и жестов, ранее таких обычных и привычных. Люди с разных планет… Так горько и обидно… Жизнь развернулась в неудачном направлении. Теперь жить вместе становилось все сложнее. Сложнее и сложнее… Эдуард просыпался один и нередко один и засыпал… Виталий, бывало, ночевал в офисе, так, по крайней мере, он говорил, если было много работы. Первое время эти ситуации очень обижали, но постепенно новая жизнь вошла в норму, ведь человек привыкает ко всему… Единственное, что радовало – это Игорь. Он снова жил дома, учился в школе, посещал тренировки по футболу и в редкие свободные минуты нес в дом заряд бодрости и оптимизма. Он жил между двух огней, пытаясь угодить обоим, разрывался между учебой и домашними проблемами, и иногда плакал по ночам, слушая ссоры Виталия и Эда. Ведь чем страшны ссоры близких людей? Тем, что принимаешь сторону обоих… Виталий обещал временное безработное состояние на полгода. Эдуард бесился и требовал свою трудовую книжку обратно, чтобы найти другую работу. Виталий категорически отказывался, мотивируя тем, что они – семья, и он хочет платить зарплату человеку из семьи, поэтому увольнять не собирался и книжку не отдавал. Временное состояние через полгода не закончилось. Нашлась причина, по которой нельзя принимать Эдуарда и дальше. Ведь, как известно, нет более постоянного состояния, чем временное… Дверь в кабинет распахнулась. Виталий оторвал глаза от монитора и скривился – на пороге стоял решительный Эдуард. – Я занят. Секретарша должна была предупредить. – Отвлечешься. Ничего с тобой не случится. – Я занят. – Я хочу работать. Виталий крутнулся на стуле, заложил руки за голову и шумно втянул воздух. Эдуард, не мигая, смотрел ему в глаза. – Я не возьму тебя. – Из чистого принципа? – Ты много пропустил. На твоем месте сейчас человек, который нужен мне как воздух, Инга моя правая рука, и я не в состоянии сейчас тратить драгоценное время на то, чтобы вводить тебя в курс дел и ждать, когда ты начнешь приносить пользу! – Но ведь ты же меня сам отстранил! А винишь теперь меня! – Никто не виноват! – Надо же! – Эд усмехнулся и всплеснул руками. – Какая замечательная ситуация! Куча проблем – и никто не виноват! В энциклопедию ее надо поместить… – Язви, язви… – Я хочу работать! И я отсюда просто так не уйду! – Значит, заночуешь здесь! – Рявкнул Виталий и отвернулся к окну. Солнце едва пробивалось сквозь тучи. Выждав небольшую паузу, Эдик вновь проговорил: – Тогда верни мою трудовую книжку. Какого хрена? На тебе свет клином не сошелся! Неужели ты думаешь, что я не найду другую работу? – Не верну. Эд, сделай одолжение – испарись. Я занят! – Я начну собственное дело… Что, думаешь – не смогу? Еще как смогу! Думаешь – ума не хватит? – Ничего я не думаю, – хмыкнул Виталий. – Стартового капитала тебе не хватит… Эдик прошел в кабинет и устроился на диване, скрестя руки на груди. Виталий издал низкое рычание и хлопнул ладонью по столу. – Сейчас же выметайся! Эдуард с достоинством посмотрел в его сторону и снова отвернулся. Виталий понял, что начался один из немногочисленных, но затяжных и действующих на нервы приступов упрямства. В этом состоянии Эдуард мало отдавал себе отчет. Его можно было называть последними словами, выгонять или ругать, но он, так или иначе, добивался своего. Виталий прекрасно знал его характер, поэтому, вместо того, чтобы сразу сдаться, решил не уступать до последнего и вновь окунулся в работу. Когда за окном стали зажигаться фонари, Виталий выключил компьютер. Эдуард вопросительно повернулся в его сторону: – Отдашь книжку? – Нет, не отдам. Я ясно говорил тебе, что хочу платить немалые деньги тебе, чтобы они были нашими, а не чужому человеку, который будет забирать твою зарплату в свой карман. Я говорил тебе, что сейчас я не могу делать такие кардинальные перемены в кадрах. – «Не отдам, потому что хочу, чтоб ты работал, не дам работать, потому что ты не сможешь»! У тебя явные нарушения в причинно–следственных связях… – А ну рот закрой! Достал ты меня! – Виталий в ярости схватил папку и направился к двери.. – Можешь сидеть тут хоть до Второго пришествия, а я еду домой. С этими словами он громко хлопнул дверью. Эдик вздохнул, нахмурился и через несколько минут пошел ловить такси. Временно–постоянное состояние затягивалось. Ему не было конца и края. Но кое-какие сдвиги после того памятного вечера все же обозначились. Однажды серым хмурым днем, когда Эдуард в который раз мучительно придумывал, чем бы себя занять, домой пришел Виталий. Он мрачно окинул Эда взглядом, подошел к столу и небрежно швырнул перед ним какие–то бумаги. Эд машинально взял их в руки и спросил: – Что это? Виталий отвернулся к окну и нехотя произнес: – Авиабилеты. Типа командировка. У Эдуарда глаза полезли на лоб. – Командировка? Куда? – В столицу! – Торжественно поднял указательный палец Виталик. – Это направление на курсы повышения квалификации. Тебе уже давно пора подтянуть образование… Эдик онемел от удивления и не счел нужным указывать на причину, из-за которой его образование в последнее время не применялось на практике. – Три недели. Жить будешь в гостинице – я забронировал номер с трехразовым питанием. Это ближайшая к курсам гостиница. Они также оплачены. Поэтому деньги тебе там не понадобятся. Если захочется пустить кому-нибудь пыль в глаза – подработаешь где-нибудь! – Виталий хмыкнул. – От тебя требуется вести подробный конспект с датами, который ты мне, по окончании этой, так называемой, командировки предъявишь. А сейчас я тороплюсь. Он шагнул к выходу, но что-то вспомнив, вернулся: – Ах да, можешь начинать паковать вещи. Вылет завтра в восемь утра. На этой ноте он закончил разговор и уехал, а Эдуард все так же сидел за столом, в смятении перебирая документы и билеты. Он даже не мог определиться – радоваться ему или грустить, но потом все же выбрал первое, но и не без некоторой доли второго. Они сдвинулись с мертвой точки в вопросах его работы, но насколько же плохо Виталик скрывал свою радость, что он уезжает на целых три недели!.. Эд вздохнул и начал собирать чемодан. Утром ему пришлось ловить такси – Виталий жутко торопился на работу. Игорь шел в школу и никак не мог его проводить, поэтому в аэропорту Эдик появился в гордом одиночестве. Шел мелкий серый дождик, и очень хотелось спать. Наконец, объявили рейс, Эд подхватил багаж и без проволочек оказался на борту. Соседом в самолете оказался приятный мужчина за сорок. Он все время пытался завязать с Эдуардом приятельскую беседу, но тот отвечал редко и односложно. У Эдуарда не было настроения – он не выспался, он ехал в чужой незнакомый город на гигантский срок и, ко всему прочему, на нервной почве снова обострился гастрит. После посадки он поймал такси и назвал адрес гостиницы. Шофер ехал в объезд, но все равно умудрился попасть в пробку. Потеряв лишних двадцать минут, Эдик, наконец, прибыл в гостиницу и, войдя в вестибюль, увидел у стойки портье своего соседа по креслу в самолете. Тот тоже заметил Эда и приветственно махнул рукой. – У вас забронирован номер? – Осведомился портье у Эдуарда. Эдик назвал фамилию и дату прибытия. Портье вежливо кивнул и выдал ключ. Самолетный сосед произнес: – А нельзя ли мне комнату рядом с номером этого молодого человека? Портье кивнул. Мужчина взял ключ, и они вместе с Эдом шагнули к лифту. – Извините, что надоедаю вам, – виновато начал он. – Просто, мне показалось, что вы чем–то расстроены. Так? И что вы впервые здесь. Да? – Да, я здесь никогда раньше не был. Приехал на курсы повышения квалификации… – Замечательно. Думаю, мы с вами будем соседями по парте – я тоже здесь ради курсов, – рассмеялся мужчина, и Эдуард невольно улыбнулся. Все же он уже не совершенно одинок. – Павел, будем знакомы, – протянул он руку. – Эдуард, – пожал руку, – давай на «ты». – Идет, – улыбнулся Павел. – Вот мы и пришли. Номера были напротив. Они остановились перед дверьми. – Обустраивайся, – проговорил новый знакомый. – Если что-то понадобится – заходи. Занятия начнутся завтра в девять. А сегодня вечером можем пройтись по городу. Эдуард благодарно кивнул, и на душе у него стало легче. Первый день занятий прошел на удивление легко, но Эд постоянно не мог сосредоточиться из-за боли в желудке. Врачи предупредили: любой стресс – и живот превращается в сущий ад. Эду и так повезло не очень расклеиться. Виталий не звонил ни вчера, ни сегодня днем. Эд подозревал, что он нашел себе более интересное занятие, например, сверхурочные часы с этой Ингой – его заместительницей. Хотя наверняка утверждать он ничего не мог. К вечеру боль набирала обороты. Эд отказался от экскурсии по городу и лег в постель. Против воли руки сами набрали номер Игоря. – Привет, Эдик! – Игорь был рад его слышать. – Как добрался? Разместился? – Привет, футболист. Все нормально. Как тренировка – не отвлекаю? – Нет, нас раньше отпустили. Я уже дома. – Молодец! А… как папа? – Не знаю… Он не ночевал вчера дома… – Игорь понимал, что своими руками подливает масла в огонь, но молчать и скрывать от Эда правду было выше его сил. Эдуард закусил губу и потянулся за таблеткой. «Все понятно». – Интересно, совесть у твоего папаши есть? Бросить сына и шляться неизвестно где. Ты хоть поужинал вчера? – Конечно, Эдик, ты только не волнуйся. Он мне звонил, говорит, срочно нужно бумаги дооформить… Ну, стандартно, в общем… – Недовольно проговорил Игорь. – Эдик, только… – Знаю, Игорь. Я ничего ему не скажу. Не волнуйся. – Спасибо. Они еще немного поговорили о столице и попрощались. У Эдуарда руки чесались позвонить Виталию и выяснить отношения, надрать ему задницу, невзирая на разделявшие сотни километров, но это значило бы подставить Игоря, которому велено было ничего о ночных похождениях папы Эду не рассказывать. И он выбрал правильную стратегию – просто не звонить… Тихий вечер пятницы опускался на город. Толпы праздничных жителей столицы гуляли по площади, подкармливая голубей. Эдик и Павел медленно шли, сунув руки в карманы. Первая неделя подходила к концу. – Я руковожу частным предприятием, – рассказывал о себе Павел. – Занимаюсь сбытом компьютерной техники. Решил устроить себе небольшой отпуск и приехал подучиться. А ты? Эдик рассказал про фирму Виталия. – Я работаю там финансовым директором. Паша недоверчиво покосился на Эда. – Знаю эту фирму. Даже несколько раз мельком видел генерального директора… Заслуживающий уважения парень. «Знал бы ты, что я с этим великоуважаемым гендиректором вот уже о–го–го, сколько лет сплю в одной постели!» Но вслух он ничего не сказал. Просто неопределенно пожал плечами. За две недели Виталий позвонил один раз. Так, просто удостовериться, что биологическая единица по имени Эдуард еще влачит свое жалкое существование. Эд говорил с ним подчеркнуто холодно, и Виталий больше звонить не пожелал. Игорь рассказывал, что он и половину времени не ночевал дома… Последняя неделя была на исходе. Дождливым вечером Эдуард постучал в дверь номера Павла. Для них стало традицией коротать непогожие вечера за игрой в покер. Дверь распахнулась. Но в этот раз вместо карт на столике красовалась бутылка вина и нехитрая закуска. Слегка смущенный Павел сделал широкий приглашающий жест. – Хочу отпраздновать наше с тобой пополнение знаний. Отметить удачное завершение курсов. Эдик улыбнулся и присел на стул. Они медленно, но верно принялись опустошать бутылку. Затем вторую. Наконец, у обоих развязались языки. – Я не спрашивал тебя о лично жизни… – пробормотал Павел. – Это не секрет? Внутри Эда все похолодело, и он слегка протрезвел. Но потом махнул на все рукой и разоткровенничался: – Генеральный директор – мой близкий друг. Очень близкий. – Он выразительно глянул поверх очков. – Ну, ты понял. Павел помолчал, переваривая услышанное. – Так значит, ты нетрадиционной ориентации? Эдуард пожал плечами и кивнул. Павел облизал губы. – О–го–го ты себе парня нашел! Крутой. А я так… Всеядный, то мальчики, то девочки, – усмехнулся он. – В серьезных отношениях не состою. Эдуард коротко изложил историю своего с Виталием прозябания. Высказал предположение, что и у него скоро серьезных отношений может не стать. Затянулась грустная пауза. Павел взял инициативу в свои руки. Через несколько секунд они целовались. Еще через несколько – срывали друг с друга одежду. А потом зазвонил телефон Эдуарда. – Не бери, пожалуйста, не бери, – шептал Павел. Эдик нашел на полу свои брюки, и глянул на определитель. Виталик. «Вот черт! Прямо мистика! Три недели не хотел звонить, а тут приспичило в самый интересный момент». Он отложил телефон. Но Виталий не успокаивался. Дождавшись паузы, Эдик выключил телефон и на продолжительное время забыл обо всем на свете… Они лежали в постели, в полной темноте, и курили. Эдуард думал о том, что столько лет молодости потратил зря. Что не стоило быть таким преданным. Нужно было быть наглее. «Ты гуляешь? Чудно. Тогда меня тоже сегодня не жди…» Эх, если бы, если бы… Одно лишь успокаивало – перед своей совестью он был чист. – Эдик? Эдуард глубоко затянулся. – Мы еще увидимся? Эд вздохнул. Не то чтобы Павел был ему несимпатичен, нет, но к нему не тянуло… Он был свидетелем, более того – соучастником, Эдуардовой измены. – Не знаю… – Я понимаю – разница в возрасте и все такое… – Он был старше на пятнадцать лет. – Но вдруг ты передумаешь? Вдруг тебе с твоим гендиректором станет невмоготу? Позвони, встретимся, развеемся. Секс полезен для здоровья и, к тому же, снимает нервное напряжение. А ты живешь как монах! Не губи себя, Эдик. Эдуарда раздражали его советы, но он молчал. – Запиши телефон. Вдруг… – Ладно, – перебил Эд. – Завтра запишу. А сейчас я пойду к себе, ладно? Спокойной ночи. Рейс Эдуарда был утром. Павел вылетал на день позже – ему нужно было уладить кое-какие дела. Эд проснулся рано. Включив телефон, обнаружил тридцать семь пропущенных звонков Виталия. Он привел себя в порядок, упаковал вещи и был готов к выходу, но тут в дверь постучали. – Извини, я не помешал? – Нет, Паш, проходи. Посидим на дорожку. – Обменяемся телефонами? Эдуард кивнул, размышляя, как ты спрятать этот номер от зорких и пытливых глаз Виталика. Они тепло попрощались. Утром ночные происшествия казались чем–то нереальным. Эдик был смущен и подавлен тем, что так легко перечеркнул десять лет верности Виталию. И что еще сильнее его беспокоило – он совершенно об этом не жалел. Его никто не встречал. Виталий очень занят на своей проклятой работе. Игорь на тренировке. Эдик приехал домой и принял душ: выкупался так тщательно, будто хотел смыть с себя прошлую ночь. Вечером, едва переступив порог, Виталий вихрем подлетел к читающему в постели Эдуарду, и завопил: – Почему ты не отвечал на звонки?! – Аккумулятор разрядился, – спокойно ответил Эд. – Не ври! – Зарычал тот. – Сначала вызов шел, а потом ты стал недоступен. Эдик вздохнул и потер глаза, всем своим видом демонстрируя, что имеет дело с тупицей. – Я ушел гулять и забыл телефон в номере. Пока хватало заряда – вызов шел. Затем телефон отключился. Я зарядил его, но не стал включать ночью. Виталий что-то неразборчиво пробормотал и скрылся в кухне. Чувство собственничества всегда доминировало над остальными его чувствами. Утром, прибыв на работу, Эдик зашел в кабинет Виталия и демонстративно швырнул поверх всех бумаг свой конспект с курсов. Виталий поднял на него глаза и прорычал: – Ты совсем тронулся? Документы помнешь! – Изучай, – бросил Эдуард и демонстративно удалился. Виталий, не глядя, бросил тетрадь в мусорную корзину. Время шло. Холодная война была в разгаре. Эдуард регулярно встречался с Павлом на его территории. Благо, свободного времени у него было вдоволь – Виталий все еще не желал рассматривать его кандидатуру на должность заместителя. Встречи с Пашей в его однокомнатной холостяцкой квартире стали чем–то вроде отдушины. Эд чувствовал себя молодым и думал, что вся жизнь еще впереди, а вот у Паши уже как бы и нет… Это слегка успокаивало, хотя он и стыдился таких эгоистичных мыслей. Но покой тут же испарялся, когда Эдик выходил на улицу, по дороге к дому. Судорогой сводило зубы при мысли, что нужно прийти в Виталиев дом, вести себя как обычно, и рано или поздно понять, что жизнь уже все же позади, и что ничего уже не поменять… В который раз назревал серьезный скандал. Снова без повода, снова с пустыми аргументами… Эдуарду порой казалось: скандалы в этом доме устраиваются только чтобы не умереть от скуки. Чтобы как-то разнообразить молчаливую жизнь, выбросить запас адреналина, в общем. Началось ни с чего, но слово за слово поднялась очень больная тема. – Ты совсем отупел, что ли? – Гаркнул Виталий. – Разумеется! Полный идиот! Между прочим, благодаря тебе! – Я тут причем? Я за твои умственные способности не отвечаю! – Я больше не могу сидеть дома! Я сдвинусь в четырех стенах! Ты лишил меня работы, ритма жизни, благодаря тебе я деградирую! Как ты смеешь еще меня в чем–то упрекать? Эд про себя умолял Бога, чтобы этот крик был последним, но за ним следовали все новые и новые. Все глупее и глупее… Все более высосанные из пальца. Эдуард поражался сам себе – «зачем я живу с этой свиньей, которая каждый день вытирает об меня ноги?» Удивленно спрашивал сам себя и не находил ответа. Хотел уйти и не мог. Хотел сыпать упреками и придирками, но понимал, что это не поможет. Обязан был сообщить, что давно имеет любовника, но эта мелочная месть была ниже его достоинства… Не разбирая дороги, Эдуард мчался подальше от того места, подальше от дома, в котором стало уже невозможным найти такие вечные ценности, как покой и уют. Его гнала вперед обида, сам не замечая того, он вытирал рукавом слезы. Куда бежать? Вопрос отпал сам собой. К Павлу. Пусть там сложно найти всепоглощающую любовь, но, по крайней мере, надеяться на понимание можно. Парадоксально, но дома понимания уже давным давно нет… Эд позвонил в дверь. Через некоторое время дверь распахнулась и Павел, удивленно глядя на позднего гостя, произнес: – Эдик? Что… Ты ужасно выглядишь! Что случилось? Эдуард не стал церемониться, переступил порог, закрыл за собою дверь и, не говоря ни слова, сполз по стене. Павел присел рядом и обнял его. – Эдик? Ты скажешь, наконец, что случилось? Эд посмотрел ему в глаза и тихо, но четко проговорил: – Я так больше не могу. Они очень долго пили на кухне чай, курили, и Эдуард пересказал все, все, что наболело, что хотелось куда-нибудь или на кого-нибудь выплеснуть. Поток информации, бессвязной ругани и невысказанных обид не иссякал долго. Наконец, Эд успокоился и немного притих. – Знаешь, Паша, наверное, такая у меня судьба. Наверное, я делал что-то не так. И, в итоге, остался никому не нужен… – Эдик, ну что ты несешь! – Возмутился Павел. – Мне ты нужен! Эдуард про себя усмехнулся. «Ну да. Успокаивает. Нужен! Нужен – это когда жить не можешь, а не так – потрахались и разбежались… Ну да ладно, все равно спасибо, что хоть утешает». – Сегодня останешься у меня. – А завтра? – Поинтересовался Эд. «Что будет завтра? Опять возвращаться в ту опостылевшую квартиру, встречаться с НИМ?» Эда передернуло. – А завтра… Будет завтра. Эдуард положил голову на скрещенные на столе руки. – Я не могу остаться… Игорь не знает, где я. Он будет волноваться. – В наш век научно–технического прогресса это не проблема – позвони или напиши, и предупреди его. Эдуард еще немного подумал, вытащил телефон и отправил Игорю короткое сообщение: «Я сегодня не приду. Пойми и, если можешь, прости» – объясняться сейчас было выше его сил. И он остался ночевать у Павла. Наплевав на все. Забыв все свои права и обязанности. Забыв нормы морали. Выключив совесть вместе с телефоном. Просто не вернулся домой. Проснулся непривычно рано. Павел спал рядом. Эд осторожно поднялся с кровати, собрал одежду и вышел в коридор. Там оделся и, чтобы не шуметь в ванной, умылся на кухне ледяной водой. Неслышно обулся, взял куртку и тихонько затворил за собою дверь. Здесь его УЖЕ нет. Там его ЕЩЕ нет. Подвешенное состояние начало нравиться. Улица встретила его неприветливо. Утро выдалось дождливым. Серым и промозглым. Как жизнь. Эдуард рассчитывал вернуться к шести, чтобы застать Виталия спящим, а позже, когда тот проснется, сказать, что ночь провел дома. Ему ведь все равно – дома, не дома… А кто ты вообще, парень? Ключи вели себя мирно, не гремели, не звенели, будто чувствовали настроение, дверь тоже оказалась на редкость послушной и, отворясь и захлопнувшись без малейшего скрипа, впустила Эдуарда в опостылевший дом. Болела голова. Эд тихо снял куртку. – Хорошо пошлялся? Эдуард всем телом своим вздрогнул, но, попытавшись скрыть испуг от неожиданности, круто развернулся вправо. Виталий, полностью одетый, имел вид человека, который всю ночь не смыкал глаз, находясь, тем не менее, в полнейшем психическом возбуждении: глаза лихорадочно горели и метали молнии. Эд не ответил на грубость. Отвечать было нечего. – Я спросил тебя, вроде бы? Виталий отшвырнул ногой стоявший на пути стул и решительно направился в сторону Эда. – Отстань от меня, ладно? – Смертельно уставшим голосом попросил тот. Он хотел только одного – выспаться. – Теперь даже не надейся, что я от тебя так просто отстану, тварь! – Прошипел Виталий, хватая Эдика за воротник. – Так как – хорошо пошлялся? – Виталий с силой толкнул его об стену. Терпение закончилось. Да и у кого бы оно ни закончилось? Эдуард поморщился от боли в ушибленной спине, посмотрел прямо ему в глаза и проговорил ровным голосом: – Да, Виталик, я превосходно пошлялся. – У кобеля какого–то всю ночь? – Да. И, знаешь, хочу тебе сказать – в постели он гораздо изобретательнее, чем ты!.. Так полоснуть по самолюбию! Тут, естественно, терпение закончилось у Виталия, он будто взбесился и наотмашь ударил парня по лицу. Из рассеченной губы пошла кровь. – Ах ты, сука. – Выплюнул Виталий. – Не хуже тебя. Что-то такое появилось в Эдовых глазах. Что-то новое, раньше там такого не было. Что же это? Независимость, что ли? С толикой равнодушия. – Шлюха. Продажная шлюха! Снова удар наотмашь. Защипало в носу и по верхней губе потекло что-то теплое. Измятая после контакта с Виталиевыми руками любимая светло–сиреневая рубашка… Измятое счастливое прошлое. – Я отучу тебя шляться по кобелям! Виталий был вне себя от ярости. Он напоминал заправского драчуна, которому здорово надавали по шапке. Он достал из кармана джинсов подаренный когда–то Эдуардом раскладной нож с множеством разнообразных лезвий, вытащил одно – самое длинное, приставил его к горлу Эда и с удовлетворением отметил, что наконец–то в глазах того появился испуг. – Ты что! Убери – это опас… – Рот закрой. Падла. А ведь я ждал тебя, всю ночь прождал, все надеялся, что ты… И Игорь тебя покрывал, ты с кем–то кувыркался, а мой сын… за тебя. Ты сучий потрох. Ты настроил моего ребенка против меня! – Это не я! – Эдуарду все так же приходилось вещать без лишней жестикуляции – лезвие подпирало шею. – Это ты сам, сам винов… – Я надолго отобью у тебя охоту скакать по койкам! Вот этим самым лезвием я разукрашу твое смазливое личико так, что ты будешь похож на гребаную картину Сальвадора Дали – это я тебе обещаю! – Голос был уже не Виталиев. – Ты будешь смотреть в зеркало – если смелости хватит – и видеть шрамы, шрамы, шрамы! Ты будешь помнить, кому принадлежал! Сука, кому ты будешь тогда нужен? В первую очередь ты не будешь нужен мне! Впервые за все утро Эдик по–настоящему запаниковал. Он знал, на что способен неуравновешенный человек, и еще – он никогда не слышал такого голоса… Столько в нем было бесконтрольной ярости. Нужно спасаться, когда знаешь, что это не пустая угроза. Как, куда? Вперед! Эдик рванулся вперед, и ему почти удалось вырваться из цепких и сильных рук. Почти. Виталий дернул его за многострадальную рубашку обратно, да так, что послышался треск швов, снова толкнул об стену и резко провел ножом по шее. Из довольно глубокого пореза в три–четыре сантиметра длиной сразу же закапала кровь, пачкая стоячий воротничок одежды. Попытка спасения привела к противоположному результату и сыграла роль катализатора. Возможно, когда будет уже поздно, он пожалеет о произошедшем. Но не сейчас – он не в себе. Больно. Эдуард тихо сполз по стенке и сел на пол. Говорят, что есть люди, которые достойны ваших слез, но эти люди уж точно никогда не заставят вас плакать? Чушь… Господи, какая чушь! Как же больно. Эд закрыл глаза. Царапина – пустяк. Через два дня заживет. Болело где–то в районе сердца или души? «Когда–то этот человек таскал мне сладости, выбрасывал бешеные деньги на разговоры по мобильному, и ужасно скучал, не имея возможности увидеться со мною хотя бы раз в неделю… Когда–то этот человек был самым дорогим для меня человеком, самым любимым и единственным. Тот, кто сейчас стоит надо мною с ножом в дрожащей руке, когда–то был смыслом моей жизни…» Резко распахнулась дверь Игоревой комнаты, и на пороге нарисовался сам хозяин. Как оказалось, он уже давно не спал и тоже, как и отец, был одет. Или тоже не ложился?.. Немного понадобилось парню времени, чтобы оценить обстановку. Сидящий на полу Эд, лицо в крови, губа разбита, рубашка в бурых пятнах, а рядом папа, с ножиком в опущенной руке. Губы Игоря задрожали и он выкрикнул: – Как же вы меня достали! Оба! Как же я вас ненавижу! Ненавижу! Он сорвался с места и, не дав опомниться мужчинам, выскочил из дома, громко захлопнув дверь. Снова тишина. Виталий с размаху зашвырнул уже сложенный нож в дальний угол комнаты, схватил Эдика за руку и одним рывком поставил на ноги. – Иди, умой сопли. Поговорить надо. Уже не слепая ярость, а холодное презрение. Эдуард закрылся в ванной и глубоко вздохнул. Зеркало отражало испуганное, но, слава Богу, целое лицо. Он смыл кровь, и, как напоминание, осталась только лишь ранка в уголке губ. Хуже пришлось с рубашкой – ткань воротника уже не отстирается… Кое-как приведя себя в порядок и, умывшись холодной водой, Эдуард вернулся в комнату и увидел, что Виталий стоит на балконе и курит, глубоко затягиваясь. Эдуард подошел к нему. Виталий даже не повернул головы в его сторону, а все так же созерцал далекие пейзажи. Эд тоже молчал, хотя на душе у него стало заметно легче – не нужно было больше врать и скрываться. Внутри пустота, но правда открыта, а назад дороги нет уже давно… – Надеюсь, ты понимаешь, что жить с тобой дальше я не намерен. Эд промолчал. Виноватым он себя не чувствовал. – Так что собирай свое шмотье и убирайся к черту. – А по–моему, мы с тобой квиты. – Что? – Виталий сделал большие глаза. – Сколько их у тебя было? Пять? Шесть? Девяносто? Ты ведь, не скрывая, изменял мне. Мы квиты. – Сволочь. Меня твое мнение не колебает. Шмотки собирай. Эдик впервые за утро растерялся. Какое насыщенное утро. Столько всего… – Куда же я пойду?.. Виталик! Моя квартира занята. – Меня это не волнует. Иди куда хочешь. – Мне некуда идти. Эдуард тоже повернулся в окно и посмотрел вдаль из-под полуопущенных ресниц. – Можешь катиться к своему кобелю. Эд перевел на Виталия удивленный взгляд. – Он не собирается со мной жить. Я с ним – тоже. – Мне плевать! – Виталий снова разозлился, – Спи у него на придверном коврике!! Хм, – усмехнулся он, – класс: подстилка на подстилке!.. Эд снова проглотил обиду. – Можно я хотя бы позвоню жильцам? Что бы они съезжали? Виталий неопределенно мотнул головой, Эдуард расценил этот жест, как позволение, вышел в комнату и, найдя трубку, набрал свой номер. – М–м–м?.. – На том конце провода явно сладко спали. – Здравствуйте. Это Семагин, хозяин квартиры. – А… Да–да. Доброе утро! – Какое оно, к черту, доброе? – Что, простите? – На том конце провода окончательно проснулись. – Извините. Это я не вам. Послушайте, есть разговор. Говорили недолго. Эд поставил перед жильцами цель очистить квартиру как можно скорее, жильцы поломались, но обещание не взять плату за текущий месяц здорово ускорило процесс договора. Все упиралось только во время. – Эдуард Андреасович, войдите в наше положение – нам необходимо подыскать новую квартиру, посмотреть ее, перевезти вещи… Нам нужно ну как минимум два дня!.. Эд потер висок. – Да… Конечно. Я понимаю. Два дня. Я подожду. На том и решили. Хлопнула балконная дверь. Виталий окинул взглядом хмурого Эдуарда и поинтересовался: – Ты еще здесь? – Им нужно два дня. Раньше никак… – Два дня? Чудно! За два дня своему кобелю надоесть не успеешь! Хотя… Ты талантливый – может, и успеешь. В общем, меня это не волнует – забирай вещи и проваливай из моей жизни. – Я не пойду к нему, Виталий. Не к нему. – Тогда иди к черту, придурок, достал! – Виталик снова вспылил, вытащил Эдову сумку и стал хаотично набивать ее вещами. – Убирайся куда хочешь! Только меня в покое оставь! Эдик не двигался, а отстраненно наблюдал за действиями человека, который когда–то… – Виталик, даже собаку хозяин не выгонит в дождь из дому… А ты… выгонишь меня? Тот сбросил темп, отшвырнул сумку и, помолчав, пристально посмотрел Эду в глаза: – Ладно. Хер с тобой. У тебя два дня. И чтобы на третий день в… – мимолетный взгляд на часы, – семь утра духу твоего здесь не было. Чтобы ушел и навсегда. Понял меня? – Понял. – Вот и умница. И чем меньше ты пока мне будешь попадаться на глаза, тем лучше будет для нас обоих. Понял? – Понял. – Вот и потеряйся сейчас где–то, а я… а я посплю. Я всю ночь из-за тебя не спал! В голосе смертельная обида. «А сколько ночей Я не спал из-за тебя? Сколько Я ждал тебя напрасно?» Эдуард стоял все в той же позе и размышлял. Виталик лег на кровать и прикрыл глаза ладонью. – Я кому сказал – «уйди сейчас»? – Куда уйти? – К кобелю сходи, давненько ты у него не был! Эдик промолчал, но с места не сдвинулся, рассеянно рассматривая черты родного лица. – В парке погуляй! Воздухом подыши! – Дождь на улице. – Зонт возьми! Отцепись от меня! – Я очень спать хочу. Виталий привстал на локте и внимательно посмотрел Эдику в глаза: – Мне тебя за это на руках носить? – Нет. – О, я и не собираюсь. А что же ты ночью делал, что так спать хочешь? Отвык? Давно по мужикам не шлялся? – Это ты, по–моему, давненько по блядям не ходил! Аж целую ночь дома провел! Да? – Да! ДА! А тебе обидно? Обидно, что я гуляю? Что трахаюсь с другими? Так чего же ты терпел? Я тебя не держал! Почему не ушел, дурак? Виталий лег обратно и притворился спящим. – Причина простая и глупая… Голос дрожит… Сейчас. Потому что… – Потому что я любил тебя. Так хрипло в холодном утреннем свете. Так откровенно и голо… Эдуард обошел кровать и лег на свою половину. Виталий выдернул покрывало и укрылся. Эд свернулся калачиком, чтобы было теплее, закрыл глаза и вскоре уснул… Грубый толчок в бок. Эдуард открыл глаза и попытался сообразить, кто он и где. Жутко, просто дико раскалывалась голова. – Вставай, давай, блин! Эдик непонимающим взглядом уставился на мечущегося Виталия. – Ну! – Что… Что такое? – Эд помотал головой из стороны в сторону, чтобы прогнать остатки сна. Предприятие не увенчалось ничем, кроме усиления головной боли. – Игорь ушел в полшестого утра. – Ну и?.. – Да что же это такое? Вообще ничего не соображается… – ГЛАЗА РАСТОПЫРЬ И ГЛЯНЬ НА ЧАСЫ! Эдик послушно поднял взгляд. Полдевятого. За окнами темно, значит… – Сейчас вечер?! Виталий продолжал бегать из угла в угол. – Господи! Я что – проспал весь день? – Да, ты дрых, а мой сын неизвестно где бродит уже пятнадцать часов! – Голос Виталика сорвался на крик. – Я еду его искать. – Подожди! Я с тобой! – Эдик спрыгнул с кровати и стал натягивать куртку. Виталий хлопнул дверью. Эд запер квартиру и едва успел протиснуться в закрывающиеся двери лифта. От Виталия волнами исходило раздражение и волнение. Он выскочил первым и побежал к машине. Эд запрыгивал в авто уже на ходу. – Где ты будешь его искать? – Нужно было как-то заполнить затянувшуюся паузу. – Как ты думаешь – если бы я знал, где его искать, я его искал бы? Я бы его просто забрал! Поехал со мной, так молчи, не действуй мне на нервы!.. – Виталий успевал курить за рулем. Эд отвернулся и стал смотреть в окно. Он сильно обиделся. «Тебе кажется, что только ты переживаешь за своего ребенка? Что весь мир должен сочувственно тебе кивать? А ты думаешь мне легче? Или я не переживаю?» Прошло где–то с полчаса бесплодных поисков. Пальцы, нервно барабанящие по рулю, сводили Эда с ума, но он не решался одернуть Виталия, зачем лишний скандал? И так хватает. Трель Виталиевого телефона. Игорь. Тот резко ударил по тормозам и свернул к обочине. – Да, алло! Да… Да, это я, а… Да… да… Что?! Где? Еду. Виталий бросил мобильник и до упора вдавил педаль газа. Машина взревела как безумная и на бешеной скорости понесла их по пустынной дороге в ночь. – Что, что такое? – Эд беспокойно ерзал на сиденье. Виталий начал рассказывать, перемежая и без того бессвязный текст нецензурной бранью. В общем итоге стало понятно, что Игорь, сильно разнервничавшись, купил и съел N–ное количество снотворного. Привело это к сильнейшему отравлению. Найти–то его нашли, но поздновато. В данный момент он в больнице, в реанимации. В адресной книге его телефона из родственников значилось только «папа». Папе и позвонила медсестра. Эдик обхватил голову руками, забыв о тупой боли. Господи… Беда одна не приходит. Виталий остановил машину возле больницы, выскочил из нее и бегом бросился к входу. Эдик слегка замешкался, вытаскивая ключи зажигания и запирая машину на сигнализацию. Затем он как мог быстро примчался к больнице и со всего размаху врезался в Виталия, разговаривавшего в холле с вахтершей. Он, казалось, даже не заметил толчка и снова бегом взлетел по лестнице. Эд следом сорвался с места. На нужном этаже Виталий завернул направо и лицом к лицу столкнулся с врачом. Эдик пытался восстановить дыхание. Из диалога полусумасшедшего отца и доктора стало известно, что состояние Игоря хоть и крайне тяжелое, но стабильное. В данный момент он без сознания в послереанимационной палате, после тщательных мероприятий по промыванию желудка и очистке крови. Пускать к нему запрещено, возле постели дежурит медсестра. Нерадивый родитель может ехать домой и ложиться спать – здесь он все равно ничем не поможет. – Да как я усну? – С горечи сорвался Виталий. – Можно хоть в коридоре посидеть? – Сидите, Бог с вами! Толку только? – Врач проводил Виталия взглядом и наткнулся на Эдуарда. – А вы, батенька, кто? – М–м–м… – Голова, что б ее. – Брат, брат отца. Я дядя Игоря. Я тоже посижу тут, можно? – Сидите, но только это ничего не даст. Пусто в коридоре, тихо и темно. Практически ночь… Пространство освещают только фонари с улицы, да свет из палаты Игоря, проникающий сквозь незначительную щель. Дежурная медсестра возле его постели читает книгу. Виталий шел напролом. Он приоткрыл дверь, и хотел было войти, но медсестра оказалась шустрее и, выскочив из палаты, плотно прикрыла дверь. – Это еще что за самодеятельность? К нему нельзя! – Просто посмотреть! – Взмолился Виталий. – Я его отец! – Раньше нужно было за ним смотреть, – отрезала медсестра и повернулась к Эдику. – А вы кто? А что это у вас с шеей? – Побрился неудачно, – нехотя ответил Эдуард. – Ого, действительно, – недоверчиво протянула она, – давайте я сейчас обработаю. Через пять минут на царапине появился аккуратный пластырь, а женщина снова скрылась в палате. Виталий сел на скамью возле двери и устало спрятал лицо в ладонях. Эд стоял неподалеку. Воспоминания утра притупились и оставили неприятный осадок на душе. Уже никто друг другу, они вынуждены были переживать общее горе, но не сообща, а каждый в отдельности. Это–то и было страшно – вместе пришлось бы только по половинке боли… Тихо, пусто… Ночь. Немного холодно. Эд поежился и посмотрел на Виталия. Тот напряженно барабанил пальцами по скамье и смотрел в одну точку. Эд неслышно подошел и сел рядом. Никакой реакции. Тогда Эдуард накрыл холодные нервные пальцы своей рукой. Виталий моментально выдернул руку и, встав, стал рассматривать палату сына через неплотно прикрытую дверь. Эд внимательно смотрел в его лицо. – Что это за аппарат у него… там, сверху? Эдуард несказанно удивился – впервые за сегодня Виталик обратился к нему с вполне нормальным вопросом и вполне приемлемым тоном. Он тоже встал и подошел к двери, чтобы заглянуть внутрь. – Не знаю… Не знаю. Наверное, что-то для жизнеподдержки… Страшные слова. Виталий побледнел и отвернулся. В полном молчании прошло еще примерно сорок минут. – Поедем домой? – Робко предложил Эдуард. – Едь. – Поехали, Виталий. Ты с ног валишься. Сколько ты днем спал? – Не важно. – Ну, вот видишь! Поехали. А завтра днем приедем снова. Кое-как Виталия удалось уговорить, и они отчалили домой. Едва сняв верхнюю одежду, оба завалились на неразобраную кровать, даже не переодеваясь. Виталий молча тер виски. Эд нервно сглотнул. «Это будет последняя ночь.» Он медленно перевернулся на левый бок и взял руку Виталия в свою. В темноте не было видно, как тот удивленно и немного злобно воззрился на Эда. Эдуард положил его руку к себе на талию, вторую закинул на свои плечи и, обняв Виталия подобным образом, притронулся губами к его шее. Объятия не спешили крепчать, но Эд не собирался сдаваться. Он медленно шел губами от шеи к подбородку, пока, наконец, не коснулся приоткрытого рта. Нежно раздвинув губы, он стал ласкать язык Виталия своим горячим язычком. Тот что-то невнятно пробормотал. Эд отстранился и ласково погладил его по волосам. – Что ты сказал? – Я сказал, что тебе в любой ситуации не чужды блядские замашки. Эд пропустил это мимо ушей. Терпение – вот что было ему не чуждо в любой ситуации, и Эд прекрасно понимал, что ответь он на оскорбление, то завертелось бы снова, снова по накатанной колее и не получилось бы так, как он хотел. Поэтому самым оптимальным вариантом было просто заткнуть Виталия поцелуем, что, собственно, он и сделал. Через некоторое время Эд понял, что пришла пора более решительных действий. Он прижал к груди голову Виталия и прошептал на ухо: – Давай. Ты ведь тоже хочешь, я же чувствую. Прошу тебя. Боль. Грубые толчки, грубые и забыто–нежные, такие эгоистичные, но глубокие. Но с каждой секундой все роднее и роднее. Все забытое когда–нибудь вспомнится. На пике наслаждения Виталий прижался к лицу Эда своим мокрым от слез лицом. – Не плачь, перестань, – Эдуард шептал ему на ухо слова успокоения. – Что с нами двоими дураками произошло, Эдька? А? Почему? – Бессвязно бормотал Виталик, уткнувшись в его шею. – Почему все не так, как раньше? Что с нами случилось?.. Эд продолжал гладить его по волосам, задумчиво глядя в пустоту. «Прощай, родной. Сейчас я еще твой. Но утром мы поговорим по–другому…» Виталий заснул, не разжимая объятий. В холодном свете утра все кажется гораздо реальнее и трезвее. Полседьмого. Виталий спит рядом, обнимая Эда, как когда–то в молодости. «Нечасто я просыпался в его объятиях. Гораздо чаще он в моих». Небо однородно, затянуто тучами. Эд неслышно поднялся с кровати, чтобы не разбудить лежащего рядом мужчину, умылся холодной водой и зашел на кухню сварить себе кофе. Затем он вернулся в комнату и сел за стол, отметив, что Виталий тоже проснулся и умывается. Перестала шуметь вода. Отворилась и заперлась дверь. Эд отхлебнул горячий кофе. – Эдик… – Можешь ничего не говорить. Холодный и резкий тон. В чем дело? – Я… Я просто хотел сказать тебе «доброе утро»… – Виталий присел на скамью рядом с Эдом. – Не трудись. – Да что с тобой такое? Я же не ору, не ругаюсь! Отчего ты такой злой? Эд равнодушно повернулся, окинул его взглядом и встал, чтобы отнести чашку. – Я ничего не понимаю, Эд. – Это твои проблемы. – Стой! Послушай… Я тут подумал… Может, сначала начнем, а? Типа второй попытки. А? Эд холодно усмехнулся и помотал головой: – Ты в своем уме? С какого такого начала? Нет для нас больше начала. Взгляд Виталия ужесточился: – Тогда что это было? Ночью? Эд повертел чашку в руке. – Я просто хотел тебя успокоить. И если хоть на секунду ты забыл о сыне, то мне это удалось. – Слова, словно из камня. Эд оставил недоумевающего Виталия и пошел на кухню. – Эдик! Эд! Виталик вскочил и пошел следом. Он застал Эда курящим возле окна. Задумчивые и холодные голубые глаза рассматривали даль. – Эдуард… Послушай. Недовольный взгляд. – Послушай… Э–э–э… Прости. Я вчера вел себя, как последний придурок… – Как обычно. Придурок, как обычно. – Может быть. Прости за то, что я сделал, за то, что оскорблял тебя, ты не заслужил такого… Эд раздавил окурок в пепельнице и повернулся к Виталию. – Я заслужил. Заслужил–заслужил, не спорь. Да, я изменял тебе, я не был верен, ты вправе называть меня шлюхой… Просто мне на это уже плевать. – Как плевать? – Недоброе предчувствие шевельнулось в душе Виталия. – Слюной. Завтра в семь утра меня уже здесь не будет. – А, ты об этом. Послушай, я погорячился, я не выгоняю тебя, нет… – О чем ты, Виталий? Я сам ухожу. Немая сцена – если не шуметь и поднапрячь слух, то можно услышать последний тихий вдох умирающей любви. – Не уходи, прошу тебя. Мы квиты – ты прав. Я виноват и ты виноват. Простим друг друга? Эд помотал головой. – Забудь. Я больше тебя не знаю. Да – я поживу до завтра в комнате Игоря. Чтобы как можно меньше попадаться тебе на глаза. Да и сам я не горю желанием тебя видеть. Эдик быстрыми шагами вышел из кухни. Тихий щелчок двери в комнате Игоря. И тишина… Как промелькнул этот день, Виталий не помнил. Помнил только, что он вроде бы звонил в больницу, где ему ответили, что состояние сына стабильно–тяжелое и в сознание он не приходил, а еще много курил. Курил, пока не затошнило, ведь за целый день Виталий так ничего и не съел… Стучался в комнату, к Эду, но ответом было гробовое молчание. И, кажется, немного подремал. Иначе как объяснить то, что день пролетел за секунду? Эд ни разу не вышел из комнаты, и за его дверью было тихо. Наверное, он слушал плейер, а, может, тоже спал. Или вспоминал?.. За окнами стемнело. Закончился еще один день их нелегкой жизни. Когда уже окончательно наступил вечер, Эд вышел из комнаты в туалет. Виталий поперхнулся дымом и, когда тот возвращался обратно, торопливо пробормотал, туша сигарету: – Эд, Эд, пожалуйста, постой! Поговорить надо. Эдуард нехотя притормозил и произнес, не оборачиваясь: – Я ни о чем не желаю с тобой разговаривать. Виталий не терял надежды: – Подожди, ну послушай! Вчерашняя некрасивая сцена… Ты прости, я… – Ты сломал мои очки. Воцарилась гробовая тишина. Сбитый с толку, Виталий пытался понять, куда он клонит, а Эд повернулся к нему лицом и оперся на стол. Разговор не обещал быть коротким. – Очки? Эдик… – Да, мои очки. Те, где на дужках была гравировка, ты заказывал эту оправу, помнишь? Виталий не успел открыть рта, а Эд продолжал дальше уже далеко не ровным тоном: – Это было с неделю назад. Не помню причину, по которой мы тогда поругались. Скорее всего, как обычно – без причины. Ты смахнул со стола очки и наступил на них. Ботинком. Как ты думаешь, что от них осталось? Стеклышки в пыль. Оправа на части. Я отдал их в реставрацию. Зачем–то. Хм, хотел, наверное, восстановить те слова, что были выгравированы. Твои теплые слова. Оправу за бабки восстановят. Я не переживаю. Но те чувства, с которыми ты заказывал надпись на ней – уже нет. – Эди… – А пока я хожу в своих старых очках. В тех, которые уже не годятся. Я плохо в них вижу. Спасибо, милый. Виталий представлял собою жалкое зрелище. – Ты сломал мне ногу. В день нашего знакомства. Помнишь, было такое когда–то. Прошло уже много лет, а она до сих пор ноет при изменениях погоды. И я плохо сплю по ночам. Нервы и стрессы все время. Мне снятся кошмары. А мой гастрит давно уже, наверное, перерос в язву, но ни одну живую душу это не волнует. Я уже молчу о мелких ушибах и ЦАРАПИНАХ! – Голос взлетел и сорвался. – Так о чем ты хотел поговорить со мной, сукин сын? Виталик поднял на него глаза: – Эд, прости. Я знаю, тебе плохо. В этом моя вина. Но ведь и мне плохо!.. – Ты еще скажи, что виноват я! – Ярость в голосе. – Только благодаря тебе твой сын сейчас балансирует на краю могилы! Ты страшный человек! Ты не человек, ты – монстр! Я бы у таких, как ты родительские права зубами выдирал! – Перестань! – Виталий едва не рвал на себе волосы. – Прекрати! Зачем ты так говоришь? Знаешь ведь каково мне! – А не знаю. – Холодный голос. – Откуда мне знать? Я что – гребаный телепат? – Столько лет вместе. Ты меня как книгу читаешь. – Да пошел ты на хер. Мне что – больше думать не о чем? Только о целости и сохранности твоего душевного здоровья? – Эдуард, мне очень плохо… – А ты пойди да пожалуйся тем, с кем трахался. Встань на колени и приползи. Пусть жалеют. Только кошелек не забудь, а то и на порог не пустят. Виталий низко наклонил голову и обхватил ее руками. Не глядя Эдику в глаза, он невнятно проговорил: – Никому из них я не нужен. Никто не знает меня лучше, чем ты. Эдик недобро усмехнулся: – Ах, вот оно что! Теперь ты вспомнил! Вспомнил, что был рядом кто-то преданный и безотказный, кто-то любящий и прощающий! Вспомнил, да? Так забудь! Поздно вспомнил. Где ты был, когда мне было плохо? Когда я не спал, ожидая тебя? Где ты был, когда мне было одиноко и тоскливо? Где?! Когда на курсах повышения квалификации в чужом городе, в гостинице, один, я скулил на кровати от боли в желудке и молился на лежащий рядом телефон: «Позвони, позвони!.. Не нужно спрашивать, как я себя чувствую, не нужно обо мне, спроси о каких–то документах. Но мне необходимо слышать твой голос!» Где ты тогда был? А когда в последнюю ночь я решался на измену? В моей голове билась только одна мысль – если я буду знать, что нужен тебе, я уйду, запру дверь, я забуду, как его зовут, я сотру его из своей жизни, его не было, просто если бы ты мне об этом сказал, хоть раз за столько лет! Не сказал… Не сказал. Так какое ты теперь имеешь право меня в чем–то упрекать? Теперь ты называешь меня «шлюхой»! Настоящая шлюха – это ты. – Эдуард, Эдик, прости ме.. – А ну не перебивай меня! Я молчал уже много лет! Мне есть, что тебе сказать. Я говорил, что ты монстр – я повторю это. Ты не знаешь сам себя. Ты готов был вышвырнуть меня из своего дома на улицу, как нашкодившую шавку, но только нереальное чудо остановило тебя, и ты расщедрился еще на два дня. Поверь, я не стану злоупотреблять твоим гостеприимством. И еще, мне искренне жаль Игоря – родителей не выбирают… – Эдуард, в том, что произошло с Игорем, виноваты мы оба. Эд заинтересованно воззрился на Виталия. – Да? А, может быть, ты скажешь мне, в чем моя вина? – Не знаю… Но сын так сказал, помнишь? «Как же вы меня достали, ОБА». Помнишь? – Ему нечего было тебе сказать. Мне уже тоже. Я желаю тебе счастливого будущего, в котором я больше не буду раздражать тебя своим присутствием. Думаю, тебе есть из кого выбирать нового спутника или спутницу – мне пофиг – жизни. А я устал. Завтра меня здесь не будет. Виталий с силой сдавил виски. – Эд, подожди, не уходи, родной, послушай. Я дал тебе выговориться, позволь сказать и мне. – Ну. – То, что ты рассказал, горькая, но чистая, правда. Мне жаль осознавать, что я вот этими руками сломал свою семью… – Когда ты рушил наши отношения, ты работал отнюдь не руками. – Не перебивай, прошу. Пойми, все гораздо сложнее. Когда это началось, я уже не помню. Но в один ужасный момент я понял, что мне чего–то не хватает, и я сходил разок налево. Ты даже не подозреваешь, каких мук мне стоило вернуться домой и смотреть в твои глаза, преданные и искренние, как больно было тебя обманывать, как сильно грызла меня совесть. – Жаль, что не загрызла. – Я был один на один со своими переживаниями, я не мог признаться тебе, и от этого становилось только хуже. Расскажи я тогда тебе все, кто знает, может, еще и не все было бы потеряно… Но я не рассказал. И тихо сходил с ума. Ты улыбался мне, ни о чем не подозревая, а я не мог улыбнуться в ответ. Ты обижался на это, но я не хотел тебя успокоить. Ведь, грустные оба, мы были на равных условиях. И я сорвался. Я снова изменил, потом еще и еще. И все время, возвращаясь к тебе, я проклинал тебя и весь этот гребаный мир! – Проклинал меня? За то, что я любил тебя? – За то, что ты прощал меня! Ты же не дурак и все прекрасно понимал. Но молчал. Молчал и прощал. А я бесился из-за этого и снова срывался с цепи. Я уходил, я хотел сделать тебе больно. Больно, еще больнее, но ты глотал обиды. И я места себе не находил, я уже пытался уничтожить тебя, желая узнать, каков же предел твоего терпения. Приходя, в очередной раз, домой, я смотрел в твои глаза и видел, что ты ждал, что не спал и ждал. И не дождался, но простил. И я ненавидел свое отражение в твоих глазах, ненавидел себя и тебя заодно, и чтобы хоть как-то снять напряжение, снова уходил… Пауза. Виталий попытался обнять Эда за плечи, но напрасно старался – Эдик яростно вырвался и, брызжа ядом, проронил: – Держи свои руки при себе. Запомни хорошенько – НАВСЕГДА прошло то время, когда я был душой и телом твой! Забудь его! Я больше не позволю вытворять с собой все, что угодно твоей буйной фантазии! Виталий сник, и, казалось, уменьшился в габаритах. Тишина. В квартире ни звука. Только мерное потрескивание секундной стрелки. Тихо, тепло, и, как раньше, уютно. Эд, опершись на стол, смотрел сухими глазами сквозь окна на улицу. Виталий влажными на Эда. И первый не выдержал: – Эдик, я урод. – Да. Ты не просто урод, ты… А, нет, не придумали еще подходящего слова… Как тебя назвать? Ты каждый день плевал в душу любящего тебя человека! Ты вытирал об меня ноги! Ты унижал меня и оскорблял! Ты разговаривал со мной, как со скотиной! Ты не спал со мной! – Я не мог, Эд! Я в глаза тебе смотреть боялся! – Что-то не замечал я за тобой такой пугливости тогда! Боялся он! Не хотел – это другое дело. В общем, надоело! Все! Сказал все, что хотел? – Эд, пойми… Ну почему ты не сорвался раньше? Почему ты не сказал все, что думаешь обо мне, раньше? Почему?! Ведь я ждал только этого! Бесчувственная я скотина, я хотел крови! Почему ты не поговорил со мной раньше? – То есть, я еще и виноват в том, что скандал вовремя не закатил? Да… – Ты не виноват, не виноват! Но все стало бы по–другому! Ведь стало бы? Эд не посчитал нужным ответить. Он никогда не считал себя аналитико–Нострадамусом, чтобы вот так вот просто, как в окно, смотреть в будущее. Виталий что-то горячо говорил, но Эд заткнул его едва заметным движением головы. – Что ты говорил им обо мне? – А?.. – Виталий все время ожидал словесного удара ниже пояса, и поэтому никак не мог к нему подготовиться. – Я уверен, что ты лил на меня грязь, сколько только мог. Кувыркался с ними и пел, сука, что Эдик то, Эдик сё, и такой он, и сякой он… Я не прав? По виду Виталия можно было с уверенностью сказать, что все именно так и обстояло. – Мне в этом плане стыдиться нечего. Да, я изменял, но я никогда не возводил на тебя напраслину. Я НИКОГДА не говорил о тебе гадостей. Я вообще предпочитал забывать о тебе, будто бы тебя и нет. Снова тишина. Друг напротив друга. Победитель и побежденный. Но разве можно назвать победителем униженного и растоптанного человека, который просто смог за себя отомстить. Можно ли назвать побежденным вполне успешного и пользующегося популярностью мужчину? Как оказалось, можно. Напускная популярность, так или иначе, слетит, подобно мишуре, и обнажит ничто, которое в итоге никому и не нужно. А обида пройдет, и унижение забудется, как сон… Пройдет? Забудется? Эдуард исчез за игоревой дверью. Он посчитал разговор исчерпанным. Виталий еще долго стучал в запертую дверь, умоляя выйти, что-то говорил, но ответом ему была лишь тишина. Рассвет Виталий встретил, сидящим под дверью комнаты Игоря. Как не хотелось выходить из комнаты… Снова встречаться с ним глазами, слушать объяснения… Что-то там еще и отвечать. Хватит, на всю жизнь наслушался… Решил уйти – значит, нужно уходить. Рвануть резко и покончить с этим. Пришлось выйти. Умыться, переодеться. Как ни странно, молчит. Только взглядом провожает, как экспонат музейный! «Шел бы ты, красавец!» – Эдик, поедешь со мной к Игорю? «На что-то еще надеется. Как будто не он дал четкую установку в семь утра очистить квартиру от своего присутствия». – Я поеду к Игорю. «Отвали, ну оставь же в покое! Дай спокойно попить чай, не стой в дверях! Не смотри! Жить не хочется от этого взгляда». – Со мной? «С чего ты взял? Сел напротив. Спасибо хоть, что не рядом». – Сам. – Эд, я прошу тебя… Поехали вместе. Пожалуйста. «Просит он! Милый, ты не умеешь просить, это не дано тебе природой. Ты умеешь приказывать, отдавать распоряжения, рявкнуть можешь. Но просить? Плохо это у тебя получается». – Эд, пожалуйста, все же вдвоем не так тяжелее. «С прозрением…» – Да и чего тебе по транспорту мотаться? В машине удобнее. «Ну да, как в золотой клетке». Эдуард встал, вымыл чашку и произнес: – Поехали. Дорога туда прошла в полнейшем молчании. Лишь возле магазина «Оптика» Эдуард бросил короткое: «тормозни» и вернулся уже в отреставрированных очках, которым даровали вторую жизнь. Взгляд в них стал увереннее и защищеннее, чем в старых – он стал видеть лучше. Виталий вздохнул. Вспомнил некстати, как они ему нравились. Больница не пустовала, несмотря на то, что время было довольно раннее. Вдали, в конце коридора, маячила фигура врача, и Эд с Виталием поспешили к нему. Дежурные фразы, здоровье, состояние? – Скверно, скверно, батеньки… В коме паренек, в себя не приходит, а состояние нестабильное, крайне тяжелое… Да и сделать ничего не можем… Только ждать и остается. – Охренеть, медицина! – Виталий и так слишком долго вел себя тихо и мирно. – Ребенок на краю могилы стоит, а врачи наблюдают и ждут, чем все закончится! Делайте что-то, Д–Е–Л–А–Й–Т–Е! Врач шокировано вытаращил глаза и переводил взгляд с беснующегося Виталия на сгорающего от стыда Эдика. – Что мы можем? Все процедуры толку не дают… – Что можем, что можем! Это вы меня спрашиваете? Я что – гребаный Гиппократ? Вы доктора – вы обязаны вылечить моего сына! – Орал на все отделение папаша. – Пошли, пошли! Простите, Бога ради. Это номер моего мобильного телефона, возьмите, очень прошу – сообщите, если что-то изменится! Да и так просто – сообщайте, пожалуйста! До свидания! – Эд распрощался с врачом, схватил Виталия за шиворот, буквально выволок на лестницу и, закрыв дверь в отделение, от всей души врезал ему в челюсть. Тот потихоньку стал приходить в себя. – Псих, мать честная, просто псих! – Эд обхватил голову руками. – Пойди, возьми базуку и перебей всех врачей нахрен – а вдруг поможет? – Эдик, а ты разве не согласен со мной? – Да пошел ты! – Эд энергичными шагами стал спускаться по лестнице. Виталий последовал было за ним, но на полпути остановился и уселся на ступеньку. – Ну что еще?! Виталик спрятал лицо в ладонях и заплакал. Как ребенок, горько и безутешно, всхлипывая, пытаясь отгородиться от всего мира ладонями. Эд, стоя ниже, почувствовал ужасную неловкость перед обходящими Виталия людьми. В его глазах промелькнула тень сочувствия, но Виталий этого не видел. – Хватит рыдать. Холодный голос потихоньку возвращал его к реальности. – Взрослый мужик! Сопли тебе не помогут! Эдуард убедился, что Виталик поднялся и более–менее способен продолжать путь. Возле машины прохладный воздух осени выгнал из Виталия остатки дурости, оставив лишь тоску. – Я с тобой не поеду. Ты неадекватен. Лучше уж на маршрутке – надежнее. Виталий удивленно и беспомощно воззрился на Эда. Он не успевал отбиваться от атакующих неприятностей. – Я в порядке, честное слово! Перестань, я довезу, правда! Выроненные из дрожащих рук ключи вопили об обратном, но Эд вздохнул и, противореча самому себе, залез в машину. Руки Виталия нещадно подрагивали, но он вцепился в руль так, что костяшки пальцев побелели. Эд хотел предложить повести, но передумал: обещал везти – пусть везет! Где–то на середине пути, уже на оживленном проспекте нервы стали сдавать. Виталий отчаянно пытался не потерять управление, но, увы. Полавировав на встречной полосе, он с усилием выровнял авто и, прижавшись к обочине, заглушил мотор. В тишине гулко бились два перепуганных сердца. Виталик тяжело дышал. – Твою мать… – Эдик был бледен, испуган и не на шутку разозлен. – Эд, я не знаю… не знаю, как это вышло! – Какого хрена ты меня с собой потащил? Разбиваться собрался? Так вперед! Только без меня! Я еще жить хочу! С этими словами Эдуард выскочил из автомобиля и, с силой захлопнув дверцу, зашагал к троллейбусной остановке. Благо, до нее было рукой подать. Виталий провожал его потухшим взглядом. Широкие плечи, руки в карманах… Стройные крепкие длинные ноги одеты в синие джинсы. Уверенная, энергичная походка. Гордо поднятая голова. Не мальчик, уже давно не мальчишка, но молодой и чертовски красивый мужчина… «Господи, когда же ты так повзрослел? Хм… Красавчик. А раньше? Худенький, высокий – молодой волчонок! Что спортзал и время с людьми делает! Любому отпор давал – никто тебя переговорить не мог! Чего ж молчал, родной, когда не нужно было? Отчего так поменялся? Я тебя поменял? Ах, Эд… Как же так вышло, что вся твоя жизнь мимо меня прошла?..» Виталий положил голову на скрещенные на руле руки. Эдуард остановился и стал ждать троллейбус. Ботинки на тонкой подошве служили скорее украшением, чем защитой от холода – Эд явственно чувствовал каждый камушек и ледяной холод асфальта. Хорошо, что старое корыто, именуемое общественным транспортом, подрулило практически сразу. Эдуард запрыгнул в полупустой салон и брезгливо скривился – отчего–то в «салоне» пахло дохлыми кошками. Эд примостился на порезанное сиденье у окна и прислонился лбом к холодному стеклу. Корыто продолжило путь. «Оборзел ты, Эдька!» – Невесело подтрунивал он сам над собой, – «К тачкам привык! И чтоб с кондиционером (на лето) и печкой (на зиму)!.. А нет! Не все коту – Масленица… Привыкай, дорогой, к обычному транспорту и отвыкай скорее от шикарной жизни». Он еще сильнее прижался к стеклу и печально разглядывал проплетающиеся мимо пейзажи. «Эдик, бросаешь? А может и правильно. Зачем я тебе?» Виталий смотрел вслед отъезжающему троллейбусу. «Молодой, красивый. Преданный. Верный. Двенадцать лет на меня, неблагодарную скотину, угробил. Все ждал, что я одумаюсь? Не от того ждал, не может одуматься человек, у которого нет мозгов! Господи, но ведь раньше все было не так! Как мы каждую секунду ценили! Как отдыхать вместе ездили! Золотое было время… Я сам прекратил эти поездки – грызу теперь, дурак, свои локти! Родной мой! Родной? Мой?» «Ты сломал меня. Грустно это признавать, но это так – ты меня сломал. Никогда не думал, что это скажу!.. Никогда не думал, что меня можно сломать. Но говорю – значит, можно. Да уж… Я теперь даже смотреть на мужчин не хочу! Не то что что-то большее! Слишком уж горек был опыт с тобою, Виталий». Голубые глаза излучали голубую тоску. Мешал думать скрип колес и начавшийся мелкий дождик – не дождик, а недоразумение. «Жаль, что все так получилось, да, Эдька?» Виталий завел мотор. «Сказочное начало – херовый конец… Лучше бы мы вообще с тобой никогда не встретились! Кто знает – может, тогда бы ты был счастлив. И я бы не обманывал, не предавал – не чувствовал бы за собой такой вины!» Он нажал на газ и тронулся домой. Корыто причалило к нужной остановке. Эдик выпрыгнул и вздохнул полной грудью мокрый и терпкий осенний воздух. Затянутое белыми тучами небо смягчило краски мира, и можно было, не щурясь, смотреть вверх. Эдуард снова вздохнул и зашагал, обходя мелкие лужи, к дому Виталия. «Ты сломал меня, сломал. Я тебя ненавижу». Виталий приехал раньше, и был уже дома, когда вернулся Эдик. Не говоря ни слова, Эд побросал в многострадальную сумку некоторые свои вещи и одежду. Виталий все это время молчал, но прожигал его взглядом, а когда Эдуард выложил на стол ключи от квартиры, не выдержал и срывающимся голосом заговорил: – Эдик, я знаю, что заслужил то, что имею… – Именно. – Но я ради всего святого умоляю тебя – не ухо… – А что для тебя есть «святое»? – Эдик… – Что для тебя святое? Ради чего ты меня умоляешь? Любовь? Дружба? Какие глупости, Виталий Юрьевич! Единственная ценность для тебя – это деньги! Вперед – зарабатывай все, а я на обочине отдохну. – Эдуард, прошу тебя – не уходи хотя бы сейчас. Хотя бы пока с Игорем не проясниться! Я с ума сойду: один в четырех стенах наедине со своим горем! Прошу тебя, Эд, я просто не выдержу! Один – и ни одной живой души рядом… – Мой тебе совет, по старой дружбе, – процедил Эдуард, – заведи кошку! Кошке ведь все равно, с кем ты трахаешься. Где пропадаешь ночами. Ты, главное, кормить ее не забывай, ага? И она ответит тебе лаской. Кошки – они такие. Эдуард задумчиво смотрел мимо него. Сумка в руке, одет, обут. Сейчас – или уже будет поздно. – Милый. Эдик… Я боюсь один оставаться. Сердце шалит. Прошу не ради себя – ради тебя, чтобы твоя совесть была чиста! Не бросай меня, останься еще хоть на пару дней! Эдуард перевел на Виталия удивленный взгляд. – А почему же ты один? Где те, с которыми ты мне изменял? Позови их – пусть приходят! Яркие, эффектные, веселые! Зачем тебе парень–истерик с расшатанной психикой и измочаленными нервами? Его выгодно не выделяет даже то, что он понимает тебя с полубуквы… Все-таки он двенадцать лет работал твоей тенью! Он не то, что тебе нужно, он не из твоих кругов. Он – серая заурядность, каких миллионы. А ты – любимчик удачи. Я пойду. – Господи, какую чушь ты говоришь! – Виталий нервно зашагал из угла в угол. – Ну, вот видишь! Мало того, так я еще и чушь говорю. Зачем тебе такое счастье? Ты позови к себе более достойных: просто пальчиком помани – сломя голову прибегут. Сам же знаешь. А меня отпусти. – Эдуард, я никому не нужен. Н–и–к–о–м–у. Ты тогда сказал горькую правду – я нужен был им только с деньгами, только успешный. А на мое горе им плевать, они не будут ездить со мной в больницу, они не волнуются о моем сыне! Эдик, только ты понимаешь меня, потому что сам чувствуешь то же самое! Ты знаешь, каково мне, потому, что тебе так же херово! Двенадцать лет не зачеркнуть – хотим мы или не хотим, но мы привязаны друг к другу крепче, чем думаем! – А хочешь, хочешь – я сейчас раз – и оборву эту привязанность? – Глаза из-под очков метали молнии. – Увидишь, как это просто! – Нет. Нет, не хочу… Я уже ничего не хочу. Только покоя. – Бедняжка! Устал резвиться? – Эдик, ты же не жесток, я знаю. Ты останешься? – Вопрос просто в лоб. Пауза… Пауза… – Л–ладно, хорошо. Ты прав – я не жесток. К сожалению. Я останусь. Исключительно ради чистоты своей совести! Чтобы потом, перед лицом Господа, я спросил себя: «Эдуард, были такие моменты в твоей жизни, о которых ты жалеешь?» и сам бы себе ответил: «Не было!» – Спасибо, спасибо тебе! – Не благодари. Я стараюсь исключительно для себя. Виталий проснулся, когда за окном уже начало смеркаться. Эдуард весь день не показывался из Игоревой комнаты: в квартире было тихо, но не пусто. Виталий и сам не заметил, как заснул – сказывалось нервное напряжение и недосып. Теперь, в пять вечера, он решительно не знал, чем себя занять. В кухне горел свет, и он направился туда. Эдуард жарил мясо. Господи, и где он его отыскал? Когда в последний раз пополнялся холодильник? – Эд, ты тоже спал? – Нет, – не поворачиваясь, ответил Эдик. – Почему? – Потому что нормальные люди спят ночью! Нечего возразить. Виталик вздохнул. – Можно я тут с тобой посижу? Эдуард повернулся и процедил сквозь зубы: – Это твоя квартира, Виталий, и ты волен сидеть там, где тебе заблагорассудится, не спрашивая разрешения у меня. Снова молчание. Только шипение на сковороде. – Проголодался? – Я, в отличие от тебя, не собираюсь умирать с голоду. Виталий вспомнил, что почти не ел два дня. – А меня покормишь? – Чистой воды провокация. – Бери, ешь – это твои продукты. Ужин прошел в полнейшем молчании. Виталий вымыл посуду и заглянул в холодильник. Двухметровый монстр стального цвета был девственно пуст, словно только с витрины, если не считать сиротливый пакет кефира и почти нетронутый сыр. «Н-да…» – Кофе есть? – Спросил он Эдуарда. – О, этот продукт в твоем доме не переводится! Ты ж только кофе и святым воздухом питаешься! На остальное и остальных тебя плевать. Виталий не посчитал нужным возражать и включил чайник. – Спасибо тебе большое за ужин! Было вкусно. – Что случилось? – Эдуард удивленно отставил чашку. – А в смысле? – Не понял Виталий. – Тебе же в жизни не приходило в голову сказать мне спасибо за ужин! Ублюдок неблагодарный! – Эд с вызовом смотрел «ублюдку» в глаза. Виталий хотел что-то ответить, но его прервала трель Эдового мобильника. Оба, не сговариваясь, сорвались с места и бросились в комнату. Виталий добежал первым, взял разрывающийся телефон в руки и беспомощно уставился на Эдика. – Дай сюда! – Яростно прошипел тот. – Да! Алло! Да, это я… А, понял… Как он? Что?.. Это опас… Да… Да, спасибо, что сообщили… Эд положил мобильный на стол, и оперся руками. – НУ?! – Не выдержал Виталий. – Медсестра дежурная. В сознание он так и не приходил, но состояние резко ухудшилось. Сейчас снова очистку крови будут проводить. Врачи ни за что не ручаются. Виталий сел на кровать и обхватил голову руками. Мир снова окрасился в черные цвета. «Сын…» Болезненно сжался комочек в груди. – О, Господи! Эд барабанил пальцами по столу. А затем бесшумно скрылся в другой комнате. И опять беспросветная тишина. Холодный пот застилал глаза, лихорадочная дрожь колотила тело. Виталий рывком сел в постели, тяжело дыша. Сердце гулко билось в груди, но не равномерно, а как бы рывками. Ноющая боль отдавала даже в горле и в левом плече. Не на шутку испуганный, он выбрался из-под одеяла и поспешил на кухню, где в одном из шкафов хранились лекарства. Так. Вот. Не то… Не то… Не то… Ч–черт! Как всегда – ни хрена нет! Если Эд об этом не позаботится, то об этом не позаботится никто! Виталий, все еще перепуганный, забарабанил в дверь Игоревой комнаты. – Эдик, Эдик, открой, пожалуйста! Дверь распахнулась. Оказалось, Эд спал одетым. – Сдурел, что ли? – У тебя есть что-нибудь от сердца? – Скальпель подойдет? Виталий не ответил на колкость. Эд стал рыться в карманах. Извлек полпачки валидола. – На. Виталий сунул таблетку под язык. – А сильнее ничего нет? – Это все, что у меня есть. – Блин… И в аптечке пусто. – Раньше нужно было запасы пополнять, а не тогда, когда жареный петух в задницу клюнул! – Эдуард закрыл дверь. Виталий лег и попытался привести мысли в порядок. Обидно, горько, страшно, а впереди – неизвестность. Утром Эд сходил в аптеку и вернулся с внушительным мешком лекарств. Внутривенные для Игоря, успокоительные, от сердца – для себя. На завтрак чашка кофе и сигарета. Днем снова в больницу. Виталия предусмотрительно оставил на лестнице, с врачом переговорил сам. Но о чем говорить – ночью было хуже, сейчас положение тяжелое, но стабильное. Лекарства вливаются литрами, но в сознание не приходит. Коматозное состояние может длиться еще, Бог знает, сколько времени… А чем закончится – неизвестно… Эдуард набрался храбрости, глубоко вдохнул и спросил: – Скажите, только честно – какие у него шансы? Доктор поразмыслил, пожевал губы и произнес: – Честно, говорите? Что ж, отвечу честно: пятьдесят на пятьдесят – либо выживет, либо нет. Организм то молодой, но не окрепший – это раз, за жизнь по инстинкту борется, но раз попытка самоубийства – то не слишком–то старательно борется. Да и какие могут быть прогнозы – то хуже, то лучше! Эдик поблагодарил врача и уныло поплелся по коридору, освещенному ярким солнышком. На подоконниках, в чудовищной грязи, балдели худосочные цветы. Из палат выползали некоторые ходячие больные, и Эд ясно чувствовал, как абстрагируется от всего мира, как четко проведена между ними грань. Вышел на лестницу. Виталий, потушив сигарету, бросился навстречу. В глазах надежда. Даже жалко его стало, дурака. – Ну что там? Что? Ответить? Сказать: «Твой сын умирает, и, кроме нас, винить некого»? Да, Эд был обижен и зол, но жестоким он никогда не был. – Да как… Так же все… Обратная дорога в полном молчании. Спасибо хоть, что не по встречной полосе. Остаток дня Эдуард валялся на Игоревой кровати и слушал его плейер. Триста пятьдесят семь песен по кругу, один, второй, третий круг. Эд понял, что сойдет с ума. Пошел на кухню. Виталий с неизменной чашкой кофе. Курит в форточку. Эд выпил стакан кефира с куском сыра и понял, что наелся на два дня вперед – когда нервничаешь, желудок сжимается, и ничего в него не протолкнуть. – Продуктов надо… Купить. – Виталик решил заговорить. – Надо – покупай. – На Виталия Эду было решительно плевать – голоден, не голоден. Не маленький уже, сам разберется. – Поедешь со мной? – Нет. До вечера Эд не выходил. Обдумывал слова врача. Обдумывал свое будущее. Продать квартиру? Переехать в другой город? Страну? Нет, все же город. Или жить не переезжая? Кто его знает… Виталий съездил в магазин. Судя по звукам из коридора – привез много пакетов. Эдуард стоял в проеме дверей и глядел, как он кормит холодильник. – Как дитя, ей-Богу!.. – Что не так? – Удивленно спросил тот. – Набрал сплошных полуфабрикатов! Тебе надоел здоровый желудок? Хочешь выплюнуть его через неделю? Моего опыта тебе мало? – А что тебе не… – А все мне не нравится! Маркетинг лепит рекламу на идиота – цветастая упаковка, фотка поаппетитнее на обертке и готово – весь твой холодильник забит несусветной гадостью! – Я же говорил – поехали вместе! – А без меня ты и шагу ступить не можешь? Уже скоро сорок лет стукнет! – Да, да, я не могу без тебя! Ты мне нужен все время! – Так отвыкай. Учись жить один. – С этими словами Эдуард отклеился от косяка двери и снова скрылся в комнате. Почти стемнело. Виталий сидел за столом и невидящим взглядом буравил монитор ноутбука. Его не интересовало то, что уже начало третьего ночи и то, что Интернет его уже, наверное, в лицо узнает. Он искал информацию о детях, имевших попытку самоубийства. Наткнулся на неутешительную историю о девочке, которая поскандалила с матерью на почве первой любви. Хотела убить себя. Спасли, но разум ее навсегда помутился – живет растение в человеческом облике. Девочке было пятнадцать, как и Игорю. Виталик почувствовал острую необходимость оказаться в чьих–то объятиях. В чьих–то… В Эдовых, конечно! Но это было откуда–то из области фантастики, поэтому нечего и надеяться. Кое-как уговорив себя успокоиться, он лег в постель, обнял подушку Эдика и заставил себя засыпать. Кололо в груди… Эдуард тоже не спал. Сначала по четвертому кругу слушал музыку, потом бросил это занятие и прислушивался к тому, как Виталий барабанил по клавишам. Это его отличительная особенность – показывать свою силу компьютеру: вот, дескать, как я могу кнопки нажимать! И пофиг, что кнопки потом менять приходится… Эдик не разбирал кровать и не переодевался: спал в том, в чем был целый день – так он выражал своеобразный бойкот устоявшейся жизни. Однако, начав замерзать, натянул на себя покрывало и, как мог, закутался. Он злился на себя за слабохарактерность, за то, что не смог просто взять и уйти. Плюнуть – и оборвать эту канитель. Злился на свою мягкость. Но что уже толку злиться? Утром, во время суррогатного завтрака (Эд снизошел до еды в обществе Виталия), зазвонил мобильный. Быстрый взгляд на дисплей, молниеносный взгляд на Эда – сбросил. Эдуард и бровью не повел, лишь спокойно сказал, дожевывая бутерброд: – Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Можешь разговаривать со своими дырками просто здесь и без стеснения. Хочешь – я выйти могу? – Не надо никуда выходить. Я ни с кем не собираюсь разговаривать. – Ну и зря! – Беззаботно воскликнул Эд. – Рассказал бы им о сыне, пусть бы поплакали с тобой на пару, может, сменил бы кто меня на почетном посту твоего сожителя–фаната! – Какого хрена, Эдик?! – Виталик даже вскочил со стула и, пошагав туда-сюда, замер, развернувшись к нему лицом, – Какого хрена ты топчешься по больной мозоли? – Я? – Эдуард играл в изумление. – Я сижу спокойно и нигде не топчусь! – Ты прекрасно меня понял! Ты в этот период оперируешь несчастьем нашего сына, как будто тебя оно не касается! Как будто тебе наплевать! Это наше общее горе, Эдуард. Твое и мое. И я не понимаю, как нам удается так холодно друг к другу относиться? Язвить о «дырках»? Мы должны переживать его вместе! Быть ближе, чем когда либо!.. – Я. Ничего. Тебе. Не. Должен. В создании ТВОЕГО сына я участия никакого не принимал. «А ближе, чем были – уже невозможно». Песня есть такая… – Ты говоришь мне о песнях? Я ведь с тобой серьезно, Эдуард! – Видишь ли, Виталий Юрьевич, я свободный – подчеркиваю: абсолютно свободный человек. И я вправе делать и говорить то, что считаю нужным. Не ты ли мне запретишь? И я считаю нужным ткнуть тебя носом в тот факт, что ты мне нынче никто и звать тебя никак, а посему попрошу оставить эти твои проповеди для какого-нибудь следующего за мною лоха, а меня избавить от необходимости слушать твою чушь двадцать четыре часа в сутки! Либо молчи, либо я сейчас же снимаюсь, и след мой простывает. Ясно? Сказано это было ледяным, не терпящим возражений тоном. Так равнодушно, что Виталий осекся, заморгал и вдруг отчетливо осознал, что необходимо проглотить язык, иначе… Иначе то, чего он боялся, наступит гораздо раньше. – Эдуард, прости меня. Я очень нервничаю. Мне больно, когда ты так говоришь о моем ребенке. Я думал, что он тоже стал для тебя родным… – Тоже? А кто еще стал для меня родным? Уж не себя ли ты имеешь в виду? – Ты говорил мне это раньше. – Раньше! Раньше я умирал от любви, а теперь просто понял, что любви нет. – Эд, зачем ты так? Это бред. Она есть и… – Нет. Иначе то, что между нами было, длилось бы вечно, и похоронили бы нас в один гребаный день в одном гробу! – Эдуард орал. – Эдик, Эдик! Если мы с тобой вдвоем наступили на грабли, то это не значит, что грабли повсюду… Понимаешь меня? – Да, – неожиданно согласился Эд. – Ты прав. Я молод, я не собираюсь ставить на себе крест! Я найду настоящего мужчину, порядочного и надежного. Он не будет богат, это ни к чему – насмотрелся я на образ жизни успешных бизнесменов. Пусть у него не будет аристократичных манер, но он не будет напиваться на банкетах и вести себя по–свински, а будет каждый день возвращаться с работы в шесть и забывать о ней. Он будет, будет меня ценить! А я отплачу ему тем же! Я умею быть благодарным! В отличие от некоторых! – Эд обнаружил, что бурно жестикулирует в сантиметре от носа Виталия, поэтому медленно опустил руки и, окинув оппонента взглядом, двинулся прочь из кухни. – Эдик. – На удивление спокойный Виталиев голос. – А на похороны Игоря придешь? Или будешь занят витьем нового семейного гнездышка? Эдуард застыл и, подумав, не оборачиваясь, произнес: – А разве после его смерти мы сможем смотреть друг другу в глаза? Не знаю насчет тебя, а я не смогу. И скрылся в комнате. «Как она ему не осточертела?..» – О–о–о–о!.. – Вечер. Эдуард остановился в проеме кухонных дверей и с интересом созерцал Виталия, сидящего за столом. Перед ним стояла недопитая бутылка водки и полная пепельница. – Ну-ну. – Что «ну-ну»? – Нетвердым языком вопрошал Виталик. – Нет–нет, ничего, не смею отвлекать, – Эдуард налил себе водички, запил таблетку и собрался было уходить, но услышал: – А мне жить незачем. – А я не священник. – Эд повернулся, – Исповедовать тебя не собираюсь. – Выпьешь?.. Ну как хочешь, – залпом опрокинул рюмку. – А меня и не надо ис… сп… исповедовать. – Действительно. Толку не будет. Душа твоя в дерьме вся! – Эд хмыкнул. – За себя говори. В Бога я не верю. Если бы он был, то не допустил того, что с Игорем… – А это не Бог виноват, – прошипел Эд, – это ты, дорогой, довел сына до ручки! – Не важно, кто… Теперь уже не важно. – ЧТО? – Эд скривился и уселся напротив. – «Не важно»? Виталик не ответил, а допил остатки просто из горлышка. – Нажрался… Я же говорил – свинья. – Эдик? Знаешь, кто мы? – Два придурка? – Не. Я тоже не знаю, кто мы. Нет в нашем языке слова, обозначающего родителей, потерявших ребенка… «Сирота», «Вдова» там есть, а такого – нет. – Может, хватит хоронить твоего сына?! Он еще жив, по–моему! – Эдик? А во что ты веришь? – Я верю в Бога, больше ни во что. Слушай, иди-ка ты проспись!.. – Эдик? А твой Бог, он какой? – С чего это тебя интересует мой внутренний мир? Я не собираюсь выворачивать свою душу. С этими словами Эдуард поволок Виталия в комнату, бросил на кровать и удалился. – Твой Бог жестокий, Эд! – Крикнул Виталий ему вслед. – Жестокий и несправедливый! – А по–моему – архи справедливый! – Высунулся Эд. – Ты наказан за все! – Но почему из-за меня страдает мой ребенок? – А это издавна повелось. Со времен Адама и Евы… Просыпаться было мучительно больно. Не столько из-за похмелья, сколько из-за накатившей к себе жалости. За бесцельно прожитую жизнь. Правда, шутки в сторону – как бы ни была избита эта фраза, она очень уж метко выражала смысл существования Виталия. Чего добивался он в жизни? Чего добился? Думал, что престиж, деньги, положение дают все? Почему ошибся? Точнее, почему так перевернулась система ценностей? Эд встал. Кофе пьет. Ого! Полдесятого… – Эд? Ты куда? – Привстал на локтях. Голова напополам. – Как бы, твой сын в больнице. Проведывать положено. – Тон снисходительный, будто с тараканом говорит. Откуда столько спеси? Накопилось? Выплеснуть не на кого? «Только я под руку подворачиваюсь?» Наверное, так и есть. – Эд… Подожди меня, вместе съездим. – Ты можешь ехать тогда, когда тебе заблагорассудится, а я еду сейчас. – Ну, подожди десять минут! Что тебе – сложно, что ли? Эдуард ничего не ответил, но снял обувь и сел за стол, выжидающе глядя на Виталия. Тот поспешно (насколько позволяла раскалывающаяся голова) сгонял в ванную, более или менее привел себя в порядок и, наспех одевшись, был, вроде, готов. Эд окинул его презрительным взглядом, обулся и вышел из квартиры, не оглядываясь. – Эд, может, я поведу? Вопрос остался без ответа – Эдик сел на водительское сиденье и завел мотор. Виталию оставалось только примоститься справа. Больница показалась из-за поворота во всем своем мрачном великолепии. Довольно высокое старое здание на фоне туч сильно смахивало на феодальный замок. Перед главным входом украшала пейзаж миниатюрная теплица, в которой было два входа. Один в само помещение, а другой – в морг… Виталий старался держаться поближе к Эду, но тот с легкостью перегнал его на лестнице. Правильно. Не он же вчера выпил почти целую бутылку водки. Когда он догнал Эдуарда, тот уже разговаривал с врачом. Разговор получился странным, доктор то и дело прятал глаза и странно мычал. Игорю ночью стало хуже, снова делали переливание крови. В сознание он приходить, похоже, не собирается. Снова сдавило сердце. Эд отдал лекарства и врач удалился. Виталий ощупью добрался до скамейки и присел. В глазах темнело. Эдик стоял неподалеку и молча наблюдал. Один Господь Бог знал, что творилось в его душе. Отпустило. Стало легче. Встал и пошел следом за Эдом. Он не станет ждать. Больше не кинется, не приобнимет и не спросит: «Дружище, что такое?» Просто наблюдает. И от этого еще страшнее жить! А дома целый вагон времени. От самого начала дня и до самого конца ночи будут одолевать жуткие мысли, как хочется пропылесосить мозг! Нет занятий, а если и есть, то они совсем не помогают забыться. Что делает там Эдик? Как умудряется сидеть в этой комнатке целые сутки? Приехали домой. Виталий лег на кровать. Эдуард хрипло проронил: – Я в парк. Виталик даже приподнялся на локте и удивленно посмотрел на него: – В парк?! – Мне опротивела твоя квартира. И ушел. И Виталий ничего не сказал. Просто позволил уйти. Пусть недалеко, пусть в парк… Но Один ушел, а Один остался… До самого позднего вечера Эдуард гулял осенними аллеями. Вдыхая запах мокрой листвы – ночью шел дождь – он максимально пытался выключить мозг и не думать ни о чем. Самое долгое время, которое он продержался, составило двенадцать секунд. Так или иначе, никакого просвета в жизни не было. Как бы там он не строил назло Виталию планы счастливого будущего с кем–нибудь другим, нутром все равно понимал, что это только планы. Слишком истрепаны нервы. Слишком сильно разочарование. А Виталик все это время лежал на кровати и изучал потолок, ибо малейшее движение отзывалось болью в груди. Становилось страшно, потому что раньше он мог похвастаться отменным здоровьем. А еще положением в обществе, прекрасным сыном, любящей семьей! И вот успешный принц у разбитого корыта… Вернувшись, Эдуард застал Виталия сидящим за столом. Эд снял верхнюю одежду и обувь под его пристальным взглядом, и хотел было пройти в свою комнату, как Виталий произнес: – Как там погода? – Так же, как и здесь. – Пауза. – Холодный ветер и дождь. Снова пауза. Затянулась. Эдуард возобновил попытку идти, но опять: – Эдик! – Что? – Поговори со мной? О чем угодно! Я просто с ума сойду скоро! Эдуард сел на скамейку напротив. – Об ирригационных каналах современной Индии пойдет? – Не издевайся! Эд встал. – Возьми зеркало и разговаривай с умным человеком! – Хотел было уйти, но Виталий тоже встал и схватил его за руку. Хотел было что-то сказать, но тут зазвонил Эдов мобильный. Хватка моментально ослабла, и Эдуард вытащил телефон: – Да? По мере продолжения разговора, который больше напоминал монолог собеседника, Эдуард все больше бледнел, а глаза наполнялись тоской. В конце концов, он с тихим щелчком нажал отбой. Звук в наступившей тишине показался оглушительным. Виталий был не в силах произнести хоть слово. – Это из больницы, – тихо и как-то грустно сказал Эд, – Игорька перевезли в реанимацию. Врачи сказали, что надежд почти нет, и посоветовали молиться… Виталий молча и медленно опустился на пол, оперся спиной о кровать и положил голову на скрещенные руки. Эдик растерянно стоял возле стола. – Пообещай мне кое-что? – Глухой голос Виталия – говорит, не поднимая головы. – А? – Пообещай, что будешь счастлив. Пообещай мне, что найдешь настоящего мужчину, такого, который был бы достоин тебя! Пообещай, что он даст тебе то, чего не дал я! Ну! – Что ты несешь? – Эдуард удивился и немного испугался. – Я сказал – пообещай! – Виталий поднялся, и, приблизившись, больно обхватил Эда за плечи. – Ты обязан быть счастлив! – Пусти меня! – Эд высвободился. – Я ничего не собираюсь тебе обещать! – Тебе сложно, что ли? – Уже спокойнее. – Ты что задумал? Виталий отвернулся к окну. И, подумав, ответил: – Я похороню сына шикарно. У него будет все самое дорогое и лучшее. У него будет самый красивый памятник. Найму человека ухаживать за могилой. А потом схожу в оружейный магазин, куплю пистолет с полной обоймой патронов и… уйду из жизни как мужчина. Осечки не будет. Шансов – тоже. А ты забудь нас, будто бы и не было ничего. Живи спокойно и счастливо. Эдуард слушал это, открыв рот. Совершенно неожиданно куда–то подевались все мысли и слова. Воцарилась гнетущая тишина. – Ты псих… – Я отец, потерявший ребенка! – Рявкнул Виталик. Снова тишина. – Э нет, ты ПСИХ! Ты думаешь, что я так просто позволю тебе застрелиться? Виталий даже не обернулся, голос его был спокоен: – Эдуард, ты собрался уходить – так уходи. Не нужно больше ничего. Прости меня за все. Прости за то, что не отпускал тебя так долго. Я, дурак, думал, что смогу тебя удержать, если не дам уйти сразу, что мы еще что-то сможем… вместе. Но я ошибся. Прости меня, я зря тебя удерживаю. Уходи, пожалуйста. Я и так слишком долго… Эдик во все глаза таращился на него. – Прости, Эдуард. Я давал твоей матери обещание беречь тебя. И я не выполнил его. Если можешь, прости меня. И постарайся нас забыть, как дурной сон. Живи дальше, Эд. И УХОДИ, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ! Виталий обхватил голову руками – последний жест утопающего. Вместо того чтобы шагнуть к двери, Эдуард шагнул к нему. Остановившись совсем рядом, тихо проговорил: – Мы были вместе двенадцать лет. Не только я научился понимать тебя с полумысли, но и ты выучил меня наизусть. Если я не ушел сразу, как я теперь уйду? Эд крепко его обнял, Виталий уткнулся ему в плечо и мир замер. Даже капельки дождя остановились на своих координатах… – Я ненавижу тебя, – прошептал Эд, – так же сильно, как люблю. Я хотел уйти, но ты не дал мне, и теперь я не смогу. Придется попробовать заново… Виталий проснулся на рассвете, и почему–то на Эдуардовой половине кровати, а тот, привстав на локте, одной рукой обнимал Виталия за плечи, а другой – машинально перебирал его волосы. Задумчивые, прозрачные в холодном свете, голубые глаза отстраненно смотрели вдаль. – Эдик! – Тихонько позвал он. Эдуард пришел в себя и уже осмысленно глянул на Виталика. – Проснулся? – М–г–м. Ты хоть чуть–чуть спал? Эд снова перевел взгляд в окно и медленно кивнул. – Немножко. Но я уже давно проснулся. Не спалось… Виталий, плюнув на все, повернулся и уткнулся Эду в плечо. Тот сжал объятия, и стало так тепло и уютно, что Виталик снова задремал. Кажется, поспал и Эд. Через несколько часов, приведя себя в порядок, они уже мчались по направлению к больнице. Ни один из них не сумел убедить себя в самом худшем… Там было не до них. Туда-сюда шныряли медсестры, с достоинством несли свои премудрые головы врачи, но лечащего Игоря нигде не было видно. Какая–то добрая душа в белом халате пояснила им, что тот жутко занят. Виталий и Эдуард присели на скамью в коридоре и моментально выпали из общего ритма снующих вокруг людей. Оставалось только настороженно поглядывать в оба, чтобы не пропустить доктора. После десяти минут ожидания Эдуард вдруг произнес: – А ты поседел! Виталий не мог вспомнить, когда в последний раз осознавал себя в зеркале. Он провел рукой по волосам и усмехнулся: – Стар я для тебя? – Чушь! – Возмутился Эдуард. – У меня тоже седых волос полно, просто в темных это виднее. – А сильно?.. – Ну… Виски – сильно. А так – не очень. Успокоить пытается. Наплевать на волосы, с высокой колокольни! Есть вещи, гораздо важнее волос. Неожиданно Виталик заметил в конце коридора нужного доктора и со всех ног припустил к нему, Эд не отставал. Они прибежали как раз вовремя – тот уже собирался вновь скрыться за дверью послереанимационной палаты. Оба задыхались от быстрого бега, поэтому немой вопрос за них задали их глаза. Врач раздраженно фыркнул и закрыл дверь палаты. – Ну и семейка у вас, честное слово! Дядя, которому больше всех небезразлична судьба племянника, неуравновешенный папаша и пациент, ночью собравшийся концы отдавать, а наутро смотрим – пришел в себя, как миленький! Ей-Богу!.. – Что? – Вытаращил глаза Эд. У Виталия был такой вид, будто бы ему только что сообщили о смерти Игоря. – Да–да! Сын ваш – медицинское чудо. Или это вы так эффектно молились? – Прищурился врач. Эдику стыдно было признаться, что вчера им было совсем не до молитв. – Мы можем его увидеть? – Выпалил обретший дар речи Виталий. – Ишь ты! – Возмутился доктор. – Шустрый какой! Дай бедняге в себя прийти! Вот всем отделением над ним танцуем! «Увидеть»! – А когда… – Но врач перебил, – Самое скорое – завтра. Всего хорошего. – И скрылся за дверью палаты. Виталий полубезумным взглядом посмотрел на Эдуарда и, наплевав на все нормы этикета и конспирацию, сгреб его в охапку и прижал к себе. Затем они стояли у окна в коридоре больницы и курили, безмолвно обмениваясь впечатлениями. Тушили окурки в горшках с хилыми растениями, зажигали новые сигареты, пока, наконец, одному из них не пришла в голову здравая мысль дожидаться завтрашнего дня дома. Дело теперь за малым. Просто подождать! На следующий день задолго до открытия отделения Эд и Виталий оббивали порог больницы. Изводясь оба от нетерпения, они передавали свое волнение и окружающим. «А вдруг все снова развернулось на 180 градусов? А вдруг он опять в коме? Или…» Наконец, они дождались врача. Завидев эту безумную парочку в коридоре, он мученически возвел глаза к небу и горячо попрощался со спокойным времяпровождением, на которое рассчитывал. Но Виталий ничуть не смутился, а потребовал обещанное свидание с сыном. – Рано еще, мужики! – Взмолился врач. – Спит еще парень, наверное. Будить не дозволю! – Мы подождем, – примирительно сказал Виталик и прочно обосновался на ближайшей к палате скамье. Эдик присел рядом. Доктор поспешил удалиться на обход. Ровно в три, когда они успели уже два раза позавтракать и пообедать в больничной столовой, а также едва не сойти с ума от скуки и неизвестности, на горизонте нарисовался лечащий. Он позвал их жестом и властно проговорил: – У вас пять минут. Они тихонько вошли в палату. Сразу же шокировало обилие электроники – аппаратов неизвестного предназначения. При взгляде на Игоря болезненно сжалось сердце, и навернулись слезы. Паренек похудел, пожалуй, вдвое, кожа казалась прозрачной, вокруг тянулись провода и трубки капельниц, а веки были опущены, и непонятно было – спит он или просто не открывает их, чтобы беречь силы… Светлые волосы ярко контрастировали с мертвенно–бледным лицом, а дыхание совсем невозможно было засечь… – Сынок! – Тихо позвал присевший рядом Виталий. – Игорек! Ты слышишь меня? Игорь ничем не выказал того, что слышит его. – Гарик, – подпрягся стоящий рядом Эдик, – Гарик, это мы. Ресницы дрогнули, и веки поползли вверх. Открывшиеся пугающе черные глаза на этом белом лице медленно изучали пришедших. – Игорь! – Зачем меня спасли?.. Хриплый, едва различимый шепот. У парней брови взметнулись на затылок. – Игорь, что ты такое говоришь? Господи, ты не представляешь, как мы волновались! Слава Богу, ты жив! – Уходите!.. Я не хочу вас видеть!.. – Каждое слово давалось ему с видимым трудом, но он твердо решил закончить речь, – Я больше никогда не хочу вас видеть! – Игорь?! Неожиданно какой–то из аппаратов наверху издал виртуозный писк. – Уходите!! В палату ворвалась медсестра. Наметанным глазом оценив обстановку, она моментально выставила посетителей за дверь и плотно прикрыла палату. На Виталия сейчас без слез нельзя было взглянуть. Хотя и Эд представлял собою не многим лучшее зрелище… Через некоторое время к ним подошел врач. – Эх вы! Я для вас исключение сделал – по правилам к нему еще с неделю нельзя было бы посетителей пускать! А вы его чуть обратно в гроб не загнали! – Как он сейчас?.. – Бесцветно прохрипел Виталий. – Интенсивная терапия делает чудеса. – Лаконично пояснил доктор и удалился. Снова сгущались тучи… Ночью Виталий сидел на кровати, обхватив голову руками, а Эдуард гладил его по плечам, пытаясь успокоить. – Эдик, скажи, когда же это все закончится? – И раскачивается вперед–назад, точно маятник. – Не знаю… – Честно признался Эд и обхватил его за плечи. – Успокойся, я тебя прошу! Ну, подумай логично: что Игорь помнит последнее? Тот чудовищный скандал! Ведь в том, что с ним случилось, виноваты мы! Конечно же, он на нас в обиде. Нужно дать ему время прийти в себя. Он же не знает, что тут у нас происходило! Виталий перестал раскачиваться и замер. – Точно… Точно, черт! Но как поговорить? Нас к нему теперь и на километр не подпустят! – Подпустят. – В голосе вольфрамовые нотки. – Деньги тоже делают чудеса. Через три дня, когда состояние Игоря уже не вызывало сильных опасений, в палате, за закрытыми дверями, состоялся очень нелегкий разговор. Юношеское упрямство удалось сломить, и Игорь милостиво согласился выслушать мужчин. Они стояли рядом с кроватью и чувствовали себя полными идиотами на важнейшем экзамене. Краснея и бледнея, выжимали слова. Было произнесено и выслушано, а также оспорено бесчисленное количество взаимных упреков. Обошлось без воплей, потому что одна сторона не могла, а другая – не хотела их издавать. Эдик и Виталик изо всех сил старались убедить сына в наивысшей степени святости семейных уз, а Гарик только покатывался от беззвучного смеха, глядя на это представление. Они снова чувствовали себя последними придурками, сбивались, запинались, приходили друг другу на помощь, пока, наконец, Игорь не произнес: – Хватит! Хватит тут дурака валять! У вас плохо выходит корчить из себя заботливых папаш! – И отвернулся к стене. – Игорек, ты вправе иметь свое мнение, – Эдуард, как обычно, был воплощением нейтралитета, – но мне обидно, что тебе плевать на нас. Просто ты не знаешь, что мы пережили за эти дни. И как нам повезло, что мы их вообще пережили… – Ты о чем? – Нахмурился Игорь. – О том, что мы могли заработать по несколько инфарктов, после каждого звонка врача – по одному. А еще – спроси у папы, как я удержал его от похода в оружейный магазин. – Папа? – Брови Игоря поползли вверх. – Ты собирался на охоту? – Ага, – буркнул Виталий, – охота на собственные мозги… Игорь побледнел, и побледнеть при его нынешнем цвете лица было воистину искусством. – Папа! Ты хотел застрелиться? – Голос сорвался и Гарик, впервые за столько времени дал волю слезам. – Папа!! Виталий очнулся от размышлений, встрепенулся и, отойдя от окна, через которое разглядывал улицу, присел к сыну на кровать и крепко его обнял. – Тиш–ше… Ну-ну… Не плачь, радость моя. Я никогда не сделаю этого, и никогда не сделал бы, если бы существовал, хотя бы, тысячный шанс, что ты останешься жив! Игорь судорожно сжал руки, сминая свитер отца. Эдуард сел рядом и погладил парнишку по голове. – Теперь ты веришь нам? Теперь прощаешь? А еще через три недели Игоря выписывали. Его еще тошнило, но общее состояние было, в принципе, стабильным, если не считать болезненной худобы и сильной бледности. Но характер его ничуть не изменился, и он потребовал немедленной медицинской помощи домашних стен. Виталий снова с головой ушел в работу, чтобы поправить запущенные дела, а посему Эдуард, взяв машину, покатил за сыном один. Припарковавшись у входа, он искренне понадеялся, что это в последний раз. Игорь в палате встретил Эда, распахнув счастливые объятия, и едва не сбил его с ног. Эдуард взял у врача выписку и, горячо с ним распрощавшись, подхватил сумку с вещами Гарика, взял его за руку и потихоньку стал спускаться по лестнице – слабость парня все еще не прошла окончательно. В машине Игорь воспрял духом, и глаза его засветились. Дорога домой всегда сладкая. Эдуард изредка кидал взгляды на Игоря в зеркало. Ему тоже было радостно, что все потихоньку склеивается обратно. Войдя в квартиру, Игорь шумно вздохнул и рассмеялся. – Эдик, ты не представляешь, как я… – Представляю, – Эд с улыбкой похлопал его по плечу. – Кушать хочешь? – Не–а… Я не голодный. Когда захочу, я скажу, хорошо? Игорь вымылся и с наслаждением растянулся на своей кровати. – Эдик! Эдуард заглянул в комнату и улыбнулся: – Уже проголодался? – Нет, Эдюша, можно с тобой поговорить? Эдик вошел и присел на кровать, в ногах. – Честно говоря, я очень удивился, что ты не ушел от папы… – Ты не рад, что я остался? – Что ты! Рад, конечно. Но это с точки зрения моего эгоизма. Мне жаль тебя. Папа поступает с тобой… – Поступал, Игорь. Мы многое обговорили. – Ты молод! Тебе всего немного за тридцать – ну почему ты терпишь? Эдуард отвернулся и уставился в окно. А потом спросил: – Ты любил когда–нибудь по–настоящему? – Я… – Тогда тебе никогда не понять. Ненадолго воцарилось молчание. Игорь чувствовал себя пристыженным, он не хотел обижать горячо любимого Эдуарда. Затем он робко произнес: – Эд, скажи честно, ты остался ради меня? Если да, то я уже взрослый человек, и такие чудовищные жертвы мне не нужны. – Игорь. – Довольно резко ответил Эд. – Прежде чем принимать решение, я подумал не только твоей головой, но и своей. И я хочу дать Виталию шанс. Почему–то я уверен, что на этот раз он им воспользуется. – Прости, Эдик! – Игорь приподнялся и обнял его, – Прости. Я чудовищно рад, что нас, как прежде, трое! Эдуард взъерошил ему волосы и вышел. Вечером пришел Виталий. Поразительным образом в пять часов. Поприветствовал Эдуарда и практически бегом бросился в комнату сына. Там замер на пороге – складывалось впечатление, что он отказывается верить в свое счастье. Игорь проснулся, улыбнулся и сел, опустив ноги на пол. Виталий подошел, присел рядом и крепко прижал его к себе. Эд оперся о дверной проем – на лице его застыла смесь умиротворения и покоя. Игорь уткнулся отцу в плечо и глухо пробормотал: – Па! Пап, ты становишься сентиментальным. Глаза Виталика действительно слегка увлажнились, но он справился с собой и парировал: – Да с тобою кем угодно можно стать! Эдуард сел по другой бок от Гарика и положил руку ему на плечо. Игорь, как раньше, как в детстве, почувствовал себя защищенным со всех сторон: справа папа, слева – Эдуард. Можно зажмуриться – и проблемы отступят. Если ты не видишь проблему – она тебя тоже. Если не думаешь о ней – ее нет… * * * Эта история не о любви. Эта история о двух судьбах, которые срослись так крепко, так намертво, что любая попытка разобраться в индивидуальности, определить, кому принадлежат те или иные корни, приводила к боли, к боли и больше ничему. На швах душ выступали капельки крови, и не шло речи о том, чтобы просто рвануть разок и покончить с двойственностью раз и навсегда. С тем же успехом можно разорвать себя напополам и сказать: «Половины моего тела полностью свободны и независимы друг от друга». Свободны. Независимы. Но мертвы. Так же и в этой ситуации – распрощаться навсегда с общим прошлым, со столькими годами жизни «одной на двоих», с воспоминаниями, которые стали уже не только твоими, просто не представляется возможным. Как бы ни бодрились мы, ни хорохорились, больно будет. А как же иначе? Ведь все мы из плоти и крови. Над городом вставало Солнце, предвещая новый день. Так было, есть и будет всегда. Вечно, в нашем, человеческом понимании, ведь перед вечностью мы несущественны. Так же, как и перед Солнцем. И Солнцу на нас глубоко плевать, плевать на то, что происходит в одной маленькой системке, на третьей планетке, на крошечном материке, в городке – точке на карте, в одной невидимой квартире, в «одной на двоих» жизни… У Солнца своя программа. И оно сознательно выполняет ее уже чуть дольше, чем вечность… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
