Внимательно перечитав только что написанное, к удивлению своему обнаружила, что нет в записях ничего о пресловутом чугунном заборе, собственно, из-за которого и взялась писать о подполковнике Серове. Хотя, нет, я помню точно, теперь я в этом уверена, именно этот обаятельный человек упоминал об этих чугунных фрагментах, когда мы оказались случайными попутчиками и целые сутки ехали вдвоём в одном купе, коротая время в рассказах и всякого рода воспоминаниях, попеременно меняясь ролями слушателя и рассказчика. Мы даже познакомились, что я в поездках делаю крайне редко. Он назвался Сергеем. Странно, я даже не изменила имени героя, изменив, однако, себе и собой же заведённым правилам – некогда не сохранять, без особой на то надобности, имена прототипов.

Было лето, достать билет на скорый поезд не удалось, вот и пришлось, в буквальном смысле, ползти в обычном пассажирском поезде, который кланялся каждому второму верстовому столбу. Кстати, это сравнение я позаимствовала в этом же поезде у проводницы. Именно так она ответила мне, когда я спросила, зачем мы так часто останавливаемся, тем более что никто из пассажиров не выходит и не садится на большинстве из этих маленьких полустанков и разъездов:

- Никто в поезд не садится, так как мест, милочка, нет,- сказала она,- а не выходит, так кому это нужно здесь выходить, когда тут и до жилья-то ночью не доберешься! Умные люди утренних электричек, наверное, дожидаются. А вот почему мы всё равно останавливаемся, так это по инструкции положено пассажирским поездам каждому второму верстовому столбу кланяться.

Я подумала, что объяснение это, скорее всего, сохранилось с очень старых времён, так как на самом деле, конечно же, через каждые два с небольшим километра состав не останавливался. Поэтому и записала это объяснение проводницы в свой дорожный блокнот, чтобы когда-нибудь об этом упомянуть – вот и выходит, что не зря записала, впрочем, как и всё в той поездке.

Сергей Павлович ехал в столицу, где ждала его встреча с сыном, прибывшим в Москву в командировку на целый месяц. Меня в Москве тоже ждала встреча – встреча с Арбатом, где в одном из переулков затерялся старый московский дворик. Я взялась описывать его в одном из рассказов, но память предательски стерла мелкие детали, а без них попросту невозможно было сохранить необходимый для повествования колорит, тем более что главная героиня рассказа жила в этом дворе, и вся её жизнь была с ним тесно связана. Здесь происходили все основные события в её судьбе…

Как нередко бывает с попутчиками, мы проговорили всю ночь. Долго хохотали над незадачливым рыбаком – сослуживцем Сергея.

Я, в свою очередь, уловив заинтересованность собеседника в теме, поведала о том, как в юности рыбачила со старшим братом отца, а позднее – с мужем на реликтовых озёрах Литвы. Мне удалось удивить подполковника и тем, что женщина, оказывается, тоже может быть азартным рыбаком, а ещё тем, каких огромных размеров щук и угрей она была в состоянии выловить, дав фору рыбакам-профессионалам. Как кстати тогда оказался со мной миниатюрный фотоальбом с портретами близких и снимками, подтверждавшими правдивость моего рассказа. На одном из них были запечатлены мы с мужем: я – со спиннингом, а он на вытянутой вверх руке держал за жабры щуку, чей хвост доставал ему до колена, притом, что Вадим выше среднего роста.

Мне вспомнилось, как подполковник тогда сказал:

- Вам не кажется, что мы с вами родственные души? Ну, во-первых, у нас одно и то же влечение, а во-вторых, оказывается, что результаты нашего хобби требуют обязательных доказательств – иначе просто никто не поверит! И вот тогда – я потчую всех выловленной рыбой или тащу какого-нибудь Фому неверующего с собой на рыбалку, а Вы – вынуждены везде и всюду возить с собой Ваши фотографии.

Потом, анализируя подмеченное им сходство, мы долго смеялись. Поочерёдно вспоминали рыбацкие анекдоты, к рыбацким байкам он почему-то был равнодушен, видимо, не веря в их правдивость. Иногда мы спорили, каждый отстаивая свою правоту, когда речь заходила о выборе наживок или подборе снастей для той или иной рыбалки.

За вечерним чаем почему-то перешли на более серьёзную тему – проблемы русского офицерства и армии вообще.

Серов как-то страстно, по крайней мере, с большой заинтересованностью в обсуждавшемся вопросе, повествовал о нелёгкой судьбе тех кадровых военных, кому пришлось служить на рубеже ХХ - ХХ1 веков, хотя, как он утверждал, это в традициях государства российского - не облегчать участи своим гражданам в годы перемен, с чем нельзя было не согласиться. Причём, если вдуматься, совершенно не важно, о каком сословии идёт речь. Если в России перемены, то служивым людям всегда тяжко, наверное, потому, что материальная поддержка им должна идти от самого государства, а оно в годы нестабильности, увы, располагает малым.

Сергей был поистине талантливым рассказчиком. Он довольно часто делал небольшие паузы, словно специально для того, чтобы собеседник, а скорее, все-таки слушатель, мог задуматься и осмыслить услышанное, сопоставив его со своими мироощущениями, представлениями и знаниями. С другой стороны, это позволяло слушателю, даже если он на время уходил мыслями в себя, не потерять нить повествования. Поразила меня и его речь – удивительно грамотная, красочная, чему мог позавидовать даже журналист. В сочетании с приятным тембром голоса и безукоризненной дикцией она просто завораживала, заставляя не только слушать своего обладателя, но и безоговорочно верить всему, о чем он рассказывал.

С большим трудом, помнится, я тогда удержалась от соблазна достать свой дорожный блокнот и по горячим следам записать всё услышанное, не надеясь на память, уже начавшую в последнее время давать сбои.

Стоп. Вспомнила. Значит, рано ругать память! Хотя, может, потому и вспомнила, что памяти моей оттого, что её недобрым словом поминают, стало стыдно, как знать? Раз я уверена, что услышала об этом пресловутом чугунном заборе от подполковника (честное слово, дался мне этот забор!), значит, материалы о нем в папке под названием «Русское офицерство», которая лежала отдельно от прочих.

Два дня потратила на то, чтобы отыскать нужное в толстой картонной папке, обвязанной шпагатом. Перед глазами замелькали другие лица, одно сменяя другое; зазвучали в ушах новые голоса, ещё мгновение – и всё это запросится на бумагу…

 

* * *

 

Сложив грибы в пакет, который Сергей всегда на всякий случай носил во внутреннем кармане, он решил пройти чуть дальше, по склону оврага, сплошь заросшему колючей широколистной травой тёмно-зелёного, почти чёрного цвета. Именно под ней чаще всего сохраняются грибницы даже в самое засушливое лето, так как роса или опустившийся на поверхность земли туман редко испаряются из-под толстых мясистых листьев, обильно покрытых каплями воды с внутренней стороны. Благодаря этому создаётся подобие природного парника, что для вызревания мицелия – лучшее условие. Серов понял, что не зря рисковал в кровь поранить пальцы, когда, приподняв один из колючих листьев, обнаружил целую семейку уже раскрывших свои шляпки шампиньонов, обнаживших нежные розовые пластинки.

Чтобы дойти до следующей ложбинки, нужно было обогнуть овраг и около сотни метров шагать по широкой песчаной дороге. Он обернулся назад, убедившись, что машина Торчинского не скрылась из виду: как-никак он остался, чтобы обеспечить её сохранность. В ясные дни здесь то и дело снуют машины – всё чаше грузовики, но порой наезжают и легковушки с прицепами. Карьер на всю округу славится хорошим белым песком, который используют для строительных нужд, а строительство нынче претерпевает настоящий бум: кто гаражи строит, кто коттеджи, кто садовые домики – нередко тоже из кирпича, с которым стало намного проще, чем с деревом. Да мало ли ещё для каких нужд используют песок! Удивительнее всего то, что этот природный материал никто не успел приватизировать или просто-напросто объявить своей собственностью. Вот и пользуются дармовым добром все, кому не лень, пока однажды вдруг не найдётся кто-нибудь, кто положит конец такому нерачительному хозяйствованию. Однако в этот дождливый день машин не было видно, да и личным строительством вряд ли в ближайшую неделю кто-либо займётся, так как строят в основном в местах, где по бездорожью, образовавшемуся после проливных дождей, проехать попросту невозможно.

По ту сторону дороги Серов увидел группу людей, вооружённых лопатами, кирками и ещё какими-то инструментами, которые издали разглядеть было довольно трудно.

«Любопытно,- подумал он,- чем можно заниматься на земле под дождём, который, кстати, стал опять усиливаться, мгновенно впитываясь в песок. На сельскохозяйственные работы явно не похоже»,- завершил он свои рассуждения.

На всей огромной территории карьера лишь вдалеке виднелось полуразрушенное здание, скрывавшееся за стволами молодой тополиной поросли, да рядом с ним две забетонированные площадки – фундаменты некогда стоявших здесь гаражей и ангаров. Они предназначались для мобильной строительной техники. Серов вспомнил, что много лет тому назад, когда он ещё был лейтенантом, здесь размещалась не то войсковая часть, не то учебный центр, где готовили трактористов, крановщиков, скреперистов и бульдозеристов для нужд армии.

«Да Бог с ним, что гадать – было и было! А теперь здесь пустырь и следы разорения, и нечего себе голову забивать ненужными воспоминаниями. Пойду лучше посмотрю, чем там мужики занимаются»,- решил Сергей и свернул с дороги. И тут он заметил стремительно двигавшуюся по направлению к нему фигуру в зелёной робе.

- Ну, чо, мужик, заблудился или ищешь кого? - ещё издали, громко и как-то не по-доброму, перекидывая, словно тростинку, увесистый лом из руки в руку, обратился к подполковнику всё приближавшийся великан.

Сергей едва верил своим ушам и глазам.

- Женька, Женька Погодин, ты ли это?! Боже мой, каким здоровяком стал! Какими судьбами?

Гигантских размеров мужчина лет пятидесяти, этакий Илья Муромец местного значения, только что вселявший ужас одним своим видом и игравший железными мускулами, легко угадывавшимися даже под толщей брезента, вдруг остановился, словно обмяк, и выронил лом, который, подпрыгнув несколько раз, покатился по наклонной. Остановился же он у самых ног Серова.

- Серёга, дружище… - я это, я! - мгновенно утратив металл в голосе, задыхаясь от переполнявших его чувств, пробормотал великан, будто на глазах уменьшаясь в размерах и теряя свою грозность.

Затем он, спотыкаясь, бросился вниз и буквально схватил в охапку своего давнишнего приятеля, хотя, пожалуй, они всё-таки были больше друзьями, чем просто приятелями. Сергей почувствовал, как ноги его вдруг оторвались от земли, и он оказался тесно зажатым в объятиях Погодина, который всё продолжал его трясти и даже пытался подбрасывать тело Серова (кстати, тоже весьма не хилое), приговаривая: «Серёга, дружище, ну надо же, где встретились!»

- Жека, ты как здесь очутился? - начал Сергей, едва почувствовав под ногами почву.- Я ведь был уверен, что вы давно уехали. Всё еще удивлялся, почему ты меня на проводы не пригласил – столько лет вместе, шутка ли? Олюшка моя покойная меня тогда успокаивала: мол, вот уезжать соберётся, тогда и пригласит, будете вместе вещи паковать.

- Подожди, как покойная? Оля умерла?- оторопело спросил Погодин,- она же моей Лариски моложе, как же так, всегда такая красивая, жизнерадостная была…прости, не знал. Какая же я сволочь, даже не зашёл ни разу, прости мерзавца, хотя…

-Да брат, вот такие грустные дела. Уже целых четыре года прошло, а я никак к одиночеству привыкнуть не могу. Особенно по вечерам - так тошно порой бывает; поверишь, я даже Ольгин портрет со стены снял, чтобы не заговариваться! Сначала думал - свихнусь. Как назло, все вы как раз кто куда подевались. Ну, ладно, Василий и Антон уволились, не задержались и на месяц – к родителям уехали. А ты-то, оказывается, здесь всё это время был!

- Господи, неужели больше четырёх лет прошло?

- Странно, честное слово, в таком маленьком городе - и как это мы ни разу не встретились на улице, на рынке или в магазине?! Жека, а ты мне так и не ответил, что ты тут-то делаешь?

- Деньги.

- Не понял, работаешь, что ли?

- Не совсем. Просто зарабатываю, что же здесь непонятного? Серёга, ну что тут стоять, пошли ко мне в машину, посидим, поговорим. Я как раз обедать собирался. Лариска мне всегда полную сумку еды накладывает, боится, не отощал бы,- постепенно успокаиваясь, Погодин вновь обретал свой басовитый голос,- так что, Серёга, на двоих точно хватит. Да и потом, ты посмотри, дождь опять усиливается, что мокнуть, если можно под крышей переждать? Ну, пошли же, дружище! - Погодин обнял друга за плечо, и они в обнимку начали спешными шагами подниматься по косогору, пока Евгений не вспомнил о ломе, за которым пришлось вернуться.

На одной из бетонных площадок Погодин припарковал свой «газончик» с прицепом, который был нагружен доверху фрагментами массивной чугунной ограды. Уже когда они удобно расположились в салоне машины, Сергей снова стал расспрашивать друга:

- И всё-таки, объясни мне, непонятливому, как и чем здесь можно заработать? Вы что, котлован вручную копаете? Я смотрю, вас тут несколько человек?

Женька широко, во весь рот, заулыбался и начал объяснять, что да как, с толком и расстановкой:

- Железо мы тут добываем. А если ещё проще – металлолом. Теперь ясно? Ты, давай, на бутерброды налегай, а то только кофе пьёшь, как я погляжу.

- Подожди, а откуда здесь железо? И потом, какие деньги за это можно выручить?

- А это, знаешь ли, как трудиться станешь. Если хорошо, не ленясь, - то много, а если шаляй-валяй, - тогда мало. Ну, а если конкретнее, за полдня работы - рублей шестьсот, иногда и больше. Вот и считай! Десять дней поработал – офицерская зарплата в кармане.

- Да, но ведь это как-то реализовывать надо, да и потом, законно ли всё это?

- Похоже, ты всё ещё не перестроился, а пора бы уже было. Ты мне скажи, дружище, кто в нашей с тобой стране, которой я уже отслужил, а ты всё ещё служишь верой и правдой, кто в ней по законам живёт?! Правда, я в своём деле ничего противозаконного не усматриваю, тем более что повсюду открыты пункты прима разного вторсырья, в том числе, и металла. А здесь всё бесхозное, ничейное. Кстати, все большие конструкции: краны, всевозможные станины и прочее, что можно только с помощью специальной техники вывозить, давно уже до нас вывезли, предварительно разрезав автогеном или ещё как-то. Ты, что, думаешь, всё это государству досталось? Хотя, и то верно, когда-то здесь всё принадлежало государству. Нет, друг мой, наверняка это сделали те, кто на службе или ещё на какой-нибудь работе имеет возможность бесплатно попользоваться и машинами, и другой техникой. А ты хоть представляешь, на какие деньжищи тут всего было, если чёрный металл принимают по три рубля за килограмм? Десятки, да чего там, - сотни тонн вот на этом самом месте когда-то было! А то, что нам досталось после настоящих мародеров, это, поверь, крохи, причём добываем мы их в основном в земле, прилагая усилия, то есть, трудясь в поте лица.

- Женька, ты сам себе противоречишь. Значит те, что до вас были, те мародёры, а вы – нет.

- Говорю же тебе: мы трудимся физически, вкалывыаем до пота и кровавых мозолей. Это я бахвалюсь, а вообще-то это хлеб, и надо сказать, не из лёгких. За день так упашешься, и копая, и грузя, и разгружая, что порой сам себе удивляешься, откуда силы берутся. Видел у меня в прицепе, чего я сегодня надыбал? Спасибо, мужики помогли, а один бы я ни за что не загрузил бы всё в прицеп. Таскали волоком, а здесь у нас свой умелец есть, соорудил нечто вроде лебёдки – так и справились. Слушай-ка, а ты-то как здесь? Если на рыбалку, то вроде бы не твоё это время – ты всегда был ранней пташкой, да и потом – при тебе ни снастей, ни рюкзака. Ты хоть на машине?

- Да как сказать. Вон наверху, у самого шоссе «Ниву» видишь? Вот на ней я ездил на рыбалку, да только она, чертяка, сломалась.

- Подожди, так это же Торчинского тачка – точно! Он меня как-то подвозил на ней. Я, честно, и не очень-то хотел, так он сам настоял, видно, похвастать передо мной задумал. Она у него тогда совсем ещё новенькая была – он только что номера получил. Значит, ты с ним на рыбалку теперь ездишь? Ну, ты, брат, и даёшь! Он же из выскочек – молодой, да ранний. Наверняка и майора без задержки получил, генеральский сыночек? Этого за уши тянуть будут – знаем таких!

- Ты, по-моему, что-то путаешь. Где ты видел генерала еврея? Да и потом, я с ним сегодня пообщался – вроде он парень ничего, одним словом, нормальный.

- Ну-ну, знаешь поговорку? «Вроде парень неплохой, только ссытся и хромой!»- в голосе Евгения снова звучали металлические нотки, выдававшие в нем человека, крайне негативно относившегося к всякого рода блатным и выскочкам.

Перекусив, они молча вышли из машины. Тишину нарушил Сергей, едва поравнявшись с прицепом:

- Жека, если честно, откуда это здесь? Ты что-то скрываешь? Может, часть забора оставили, потому что всё сразу не смогли увезти, и на самом деле это кому-то принадлежит, а ты, значит, пока их нет, воровством занялся? Представляешь, что будет, когда хозяева приедут и обнаружат, что их забор исчез?

- Насмешил, ей Богу! Я эти чугунки на глубине полутора метров выкопал собственноручно, причём, заметь, лопатой. Просто здесь погребена гигантская свалка. Раньше в яму между оврагами приезжали и сваливали всё, отжившее свой век, кому только не лень – автомастерские, слесарные цеха, машинотракторные станции – всего не перечислить! Тут одного только кровельного железа, арматуры, уголков, швеллеров копать – не выкопать за десятилетие, да будет тебе известно. Порой тут такие неожиданные вещи находишь – диву даёшься. Одних только электродвигателей, некогда сгоревших, ты ведь наверняка помнишь, что раньше их никто не перематывал – пришёл в негодность – и на свалку, не по одному за день иногда откапываешь. А в них, как ты сам понимаешь, только корпус из простого металла, а меди сколько! А это, мил друг, уже совсем другие деньги!

А Лёнька Вихров на той неделе целую стрелу башенного крана выкопал. Лёньку-то ты помнишь? Он у нас в третьем отделе служил, хотя он лет тринадцать как уволился.

- Подожди, это тот, что всё о переводе хлопотал – у него какое-то несчастье с родителями приключилось, а его всё никак перевести не могли?

- Он самый. Представляешь, пришлось газосварку сюда везти. Мы день проковырялись – зато столько бабок выручили!

- Вихров вроде до майора дослужился?

- Да, только выслуга маленькая – всего двадцать лет. У нас тогда ему все так сочувствовали, а что ему от этих сочувствий? Отцы-командиры даже не подсуетились. Коснись что-нибудь их самих или их деток – в лепёшку бы разбились, а тут… у него тогда обоих родителей разом парализовало. Их из больницы забирать, а некому, так как Лёнчик у них единственный сын. Пока ждал, чтобы рапорту ход дали, он свою жену в Ригу к старикам отправил. Ей и работу пришлось бросить, она у нас в вычислительном центре программистом работала, помнишь, наверное, такая видная блондинка – все мужики заглядывались. Время шло, родителям лучше не становилось. Догадываешься, наверное, какой за лежачими больными уход нужен? А о переводе словно забыли все – никто не почесался. Тут ему, значит, командир и предлагает: мол, у нас несколько должностей сокращаются, давай, так и так, мы тебя на одну из этих должностей переведём, ты сократишься – и езжай спокойно в свою Прибалтику.

- И что же он не поехал? - спросил Серов, удивившись всему услышанному.

- В общем, когда дело до сокращения дошло, эти враз всё сделали – долго ждать не пришлось. Лёньке тогда всего тридцать восемь было – ещё бы служить и служить, тем более, и технарь он совсем неплохой был. Но самое страшное, когда ему на руки приказ дали, вещи уже все упакованы были, и даже контейнер заказан, - бац! - жена присылает телеграмму – отец и мать Вихрова в один день умерли, с разницей в несколько часов.

- Господи, горе-то какое! Видимо, ещё совсем не старые люди были, раз сыну и сороковник не стукнул.

- Вот такие дела творятся в нашем царстве-государстве. Те хоть лозунгами кормили, типа «Всё для человека – всё во благо человека», а эти…

От контейнеров отказался, вещи так и оставил не распакованными – только и есть, что на похороны успел. Я его после этого несколько лет не видел, поговаривали, что вернулся, а кого ни спрошу, никто ничего не знает. Мы раньше с ним в одну компанию в преф ходили играть, значит, я – туда. Там тоже ни сном, ни духом. Исчез человек – и всё тут! Правда, если честно, я тогда и не мог никого видеть.

- Так, значит, всё-таки уезжал куда-то, а говоришь, всё время здесь жил – то-то я тебя ни разу нигде не встретил.

- Какое там! Я ведь после увольнения запил, что называется, по-чёрному. Ты наверняка помнишь, как я раньше к спиртному относился – даже на обмывонах редко прикладывался, а тут… пошло – поехало.

Правда, это не сразу произошло. Сначала всё думал квартирный вопрос решить. Сам понимаешь, не о нас, о детях думал в первую очередь. По-любому, что ни говори, вывозить надо: Катька на выданье, Костя уже старшеклассник. Как-то определять их надо – не здесь же оставлять, за проволокой! А куда, опять же, ехать? Ларискина родня вся в Молдавии, мои мать и брат с семьёй под Харьковом – туда путь заказан. Уволился бы на парочку лет раньше, как другие, может, и успел бы, а тут, раз такое дело – нужно было другие места искать. Вот и отправился по весям. Предложили Волгодонск. Поехал, посмотрел квартиру – понравилась. А на улице, совершенно неожиданно, просто случайно, встретился с нашим бывшим замполитом – он к тому времени, уже около двух лет там жил - по дембелю, значит, квартиру получил. Он-то мне и рассказал, что в этом самом Волгодонске ни работы никакой нет, ни перспектив для детей, а то, что больше всего не подходило, так это – дрянной климат. Кстати, у него там и внучка аллергией заболела. Сказал, что девочка здесь у нас родилась, а тут, сам знаешь, и полынь, и амброзия, и ещё всякая дрянь растёт. Так вот, здесь у той никакой аллергии не было, а как уехали, дело до астмы доходить стало – врачи рекомендуют в среднюю полосу уезжать. Вот такие, брат, дела. А у моих, что у Катьки, что у Котьки, даже здесь аллергия. Понятное дело, я руки в ноги – и бежать оттуда.

Потом поехал в Старый Оскол – там тоже от Министерства для отставников кое-что строили. Такую квартиру предложили – без слёз не взглянешь. Представляешь, нас четверо, считай, взрослых людей. А нам предложили трёхкомнатную квартиру в тридцать пять квадратных метров: зал, смешно сказать, - шестнадцать, детская – девять, а проходная – десять. Да и потом, она на первом этаже, а мы здесь устали на первом этаже жить. Три квартиры за время службы сменили, но даже когда в малосемейке жили, и то на первом этаже. Правда, одно преимущество в Осколе всё-таки было: большущая кухня и огромный коридор. Но что в них делать? Еду готовить и раздеваться – и только.

А потом куда только ни ездил! Был и в Ржеве, и в Пензе – всё впустую!

- Подожди, Жень, так это ты всё с сертификатом объездил? Я почему спрашиваю, - у меня тоже отставка не за горами – вот-вот придётся решать схожие проблемы.

- Какой сертификат, ты о чём? Серёга, ты будто сегодня народился, честное слово! - не было тогда никаких сертификатов. Вы сейчас, уходя в запас, хоть какие-то деньжата получаете, а нам выдали по две тысячи рублей – и «гуляй Вася!» Я потом сыну на них спортивный костюм купил, ну, помнишь, когда эта денежная катавасия началась.

- Боже мой, сколько тебе пришлось намыкаться! А дальше что, чем всё кончилось, рассказывай?!

- Что дальше? - дальше домой ни с чем вернулся, в буквальном смысле – ни с чем. То, что подкопили за несколько лет, - всё профукал в поездках. А тут Катьке нашей приспичило «уж, замуж, невтерпёж». Понятное дело, опять деньги нужны, а где их взять?

- Как, где? Нужно было срочно устраиваться на работу.

- Спасибо за совет, мил человек! А то я не сообразил. Попытался хоть куда-нибудь приткнуться – везде облом.

- Что же ты в часть не обратился? У нас многие, кто уволился, будто и не уходили, только и есть, что без формы на службу ездят, да за звание не получают. А так, и сорок процентов доплачивают и за секретность добавляют, да и потом, работа знакомая, и к коллективу привыкать не нужно. По-моему, очень даже приличный вариант.

- О чём ты шепчешь? Это сейчас так стало можно, а когда я уволился, подобное только во сне присниться могло. Знаешь, какую мне работу предлагали? Сторожа в детском саду или дворника – там же, слесаря КЭУ, дежурного на КНСке. Вот тогда-то я и понял, браток, на что могут сгодиться старшие офицеры в отставке, какова их настоящая цена – стоило Академию заканчивать!

- Женька, я чего-то не пойму, ты что, работы испугался? Я, например, с удовольствием пошёл бы на суточные дежурства. Чем не работа: сутки работаешь – трое дома. Чем хочешь, тем и занимайся: хоть дачей, хоть охотой или рыбалкой, да мало ли ещё что для души найти можно!

- Ну-ну, немного тебе, похоже, осталось, посмотрим, как у тебя получится. Походишь, посмотришь по коллективам и на будущих коллег, и на руководителей этих самых предприятий, что тогда заговоришь? Ты только не подумай, что я тебя пугаю или злорадствую, просто я через это уже прошёл. Знаю, о чём говорю.

- Утверждать не берусь, конечно, но, думается, если никуда не уеду, и с квартирой ничего не удастся, куда-нибудь всё равно устроюсь – без дела сидеть ни дня не буду. Да и потом, что в амбиции впадать, старший ты офицер или прапорщик – все мы просто отставники, для армии списанный материал. Так что нужно будет приспосабливаться к гражданской жизни.

- Может быть, мы просто-напросто по-разному устроены. Я вот не смог через себя переступить. Сдаётся мне, что дело тут не в амбициях всё-таки.

- И чем же твои мытарства закончились?

- Три года нигде не работал. Дома скандал за скандалом. Конечно, я понимал - кому такое понравится? Сам себе, особенно по утрам, противен был. Уж на что моя Ларка терпеливый человек, и та собралась на развод подавать. Спасибо детям – отговорили мать, меня, дурака, пожалели, не то бы так и сгинул, честное слово.

Ну, значит, стал я всё чаще из дома с самого утра уходить, вроде как работу искать. А сам хожу-брожу до вечера, чтобы домашним глаза не мозолить своей рожей отёкшей. Оказалось, что таких, как я, – пруд пруди. Говорят же, «рыбак рыбака видит издалека» - вот и мы с лёгкостью находили друг друга, завязывались шапочные знакомства, а если ещё точнее, создавались компашки-однодневки для «соображения на троих». Так, потихоньку, то пивко, то водочка, то всё вперемежку – и доходили до кондиции. Сейчас думаю иногда: где только деньги на пойло брали? Доберусь до дому на «бреющем полёте», доползу кое-как до дивана, когда уже все в доме спят или делают вид, что спят – и ложусь, не раздеваясь, потому что свет не включаю, чтобы меня такого, не дай-то Бог, никто увидеть не смог. Чакан трещит – спасу нет. И ведь не жрал ничего - в чём только душа держалась, не поверишь, худой был, что дистрофик. Ворочаюсь, всё заснуть не могу, ну, думаю, больше так нельзя, видимо к тому времени ещё не все мозги пропил. И каждый раз перед тем, как провалиться в тяжёлый сон, обещаю сам себе, что со следующего дня начинаю новую жизнь. Приходит утро – и всё как по писанному, всё по тому же порочному кругу. До сих пор не могу понять, как тогда выжил, как не сдох под забором или по пьяной лавочке не повесился?

Вот так, еле перебирая ноги, глаза наперекосяк, иду как-то по Астраханской. Мне нужно на другую сторону перейти, а тут иномарка чуть не сбивает меня с ног. Ну, думаю, ща, душу отведу! Отметелю водилу по полной, что называется. Я тогда, если что не по мне, зверел просто. Рукава засучил – и к тачке, за ручку «джипа» взялся, а оттуда… в общем, водилой оказался как раз Лёнька Вихров. Я его с трудом узнал. Продолжаю на него буром переть, тут слышу:

- Ну, и долго я за тобой пешком ехать буду? – от самой комендатуры преследую. Сигналю-сигналю, неужели, думаю, оглох подпол старый? Садись, что ли, подвезу. Тебе куда?

Представляешь, как я опешил. Джип – сказка! Сам – с иголочки одет. Пахнет от него – одуреть можно. Ну, думаю, точно, как Колька Миронов, помнишь такого капитанчика, что в коммерсанты подался, не дослужив, уволился? Но у того ладно – жена спекулянтка, кажется, за махинации в своё время из военторга после очередной проверки попёрли. А у этого… жена – умница, врач, сам из интеллигентов. И куда только страна катится – никак в самый ад! Ну, я возьми, да и спроси его, так зло, будто в том, что со мной приключилось, и он виноват вместе со всем миром:

- Ну, что, майор, честь офицерскую продал, в спекулянты подался?

А он же, если помнишь, такой юморной всегда был, расхохотался до слёз, а потом откашлялся, галстук поправил, шеей в вороте своей дорогой рубашечки повертел, и говорит:

- Поднимай, товарищ подполковник, выше! Я бизнесмен – у меня своё дело,- и сразу окунул меня из огня да в полымя,- хочешь, в долю возьму? А, сказав это, снова как жеребец заржал, так что я сначала не совсем понял, всерьёз он всё это выпалил или так подшутил надо мной.

Друзья за разговорами не заметили, как совсем прекратился дождь. Казалось, они всё делали по инерции, соскучившись по общению друг с другом. Сергей забыл старую обиду, что друг, уволившись, не пригласил его на проводы,- как оказалось, и проводов-то никаких не было. Они даже не заметили, как отошли от прицепа, преодолев всю бетонную площадку. Там они приземлились на полусгнившей скамейке, видимо, оставшейся на территории бывшего ангара с незапамятных времён. И хотя Сергей периодически посматривал туда, где была оставлена «Нива» Торчинского, чтобы убедиться, нет ли около неё кого-нибудь постороннего, он всё-таки упустил момент, когда приехала «скорая помощь» в лице Митрича. Тем временем Погодин продолжал повествовать свою историю:

- Итак, сижу я, значит, у него в авто, как в раю – боюсь грязной одеждой белые меховые чехлы испачкать ненароком. Сижу – не дышу. Кресла удобные, высокие, кондиционер, непонятно, откуда льется приглушённая музыка – фантастика, да и только! В общем, Лёнька долго не размусоливал, а рассказал мне буквально в нескольких словах о своём бизнесе, почему-то назвав его красивым словом диггерство. Правда, мне лично кажется, что этот термин уже кое-кем позаимствован – и совсем для другого рода занятий. Он же, будто заметив на этот счет мои колебания, объяснил так:

- Понимаешь, слово очень красивое, да и потом, по-английски to dig – обозначает копать, а мы в основном копаем, поэтому, по-моему, словечко вполне подходит.

- Подожди, не части! А как же это вот так, видя, в каком ты пребывал состоянии, он рискнул сделать такое серьёзное предложение? Что-то не похоже на мораль современных бизнесменов. У них понятие «дружба» не только из лексикона вычеркнуто, но и из памяти, насколько мне известно.

- Да тут не всё так просто. Я ведь ему, как на духу, всё поведал – без утайки. А он, выслушав мою исповедь, как обрезал: мол, хочешь работать со мной и прилично зарабатывать- с выпивкой придётся завязать. Меня, знаешь, что больше всего задело?

- Дай попробую угадать.

- А валяй! Уверен, не отгадаешь.

- Посмотрим. Мне сдаётся, что тебя не просто задело, тебя должно было разозлить, что он вообще посмел тебе о твоём пьянстве напоминать, тем более что ты только что сам ему во всём признался. Угадал?

- Ничуть! Хотя знаю точно – со многими выпивохами за эти годы пришлось познакомиться - все они на критику в свой адрес, что касается пьянства, крайне негативно реагируют. А ещё не преминут с вызовом сказать на это, что им бросить пить – раз плюнуть. Нет, Серёга, меня не это поразило, причём в самое сердце – он предлагал мне не на него работать, а с ним! Вот что меня заставило и в него, и в себя поверить.

- Да, это веский аргумент, а ведь я на это даже внимания в твоём рассказе не обратил, хотя и слушал внимательно.

- Не знаю, поверишь ли, чтобы на беспробудном пьянстве крест поставить, даже усилий не прилагал – как отрубил концы, честное слово. Кроме того, своё дело сделали здоровый физический труд на свежем, хотя и не всегда чистом, воздухе, и отсутствие времени на нытьё и вечные жалобы на судьбу. Кстати, последнее чаще всего обеспечивает неудачникам прямой путь к бутылке – я это потом понял, когда первый нормальный заработок в дом принёс.

Ну, вот так и выкарабкался. Уволишься, давай к нам, к диггерам, значит, присоединяйся! Думаю, Лёнька не будет против. Он давно подыскивает кого-нибудь третьего из своих. Желающих много, но попадались пока то забулдыги, то не очень чистые на руку люди, а ты нам – ну в самый раз подойдёшь. Так что, думай пока, а я с Леонидом переговорю.

- Женька, я, конечно же, рад за тебя и за Вихрова. Хорошо, что у вас всё получается, но, по-моему, это всё равно, как бы ты ни убеждал меня в обратном, работа временная. Ну, выкопаете вы все железки из земли, а потом что?

- Нет, ты, видимо, просто не представляешь масштабов нашего дела. Только здесь, на территории вот этого бывшего военного предприятия и в его окрестностях десятки закопанных на глубину, с помощью бульдозеров, свалок. Вон там, под горой, например, зарыты останки от ремонтно-механического завода. Чего там только нет: и станки, и станины, а стружки – хоть вагоны грузи. В сам овраг свозилось всё подряд из слесарных мастерских после того, как часть расформировали. Сам подумай, кому был нужен этот старый хлам на баланс – вот всё здесь и оказалось. Чуть поодаль – строительная свалка, ещё правее – свалка управления коммунального хозяйства, где только обрезков железных и чугунных труб, бачков и прочего – не перевозить! Везде, куда ни глянь, – металл: и на земле, и в земле. А сколько здесь тросов по двадцать и более метров, рельс, швеллеров, шестерней, клапанов, различных болванок! Порой выкапываешь вещь – понять не можешь, где подобное могло применяться. В общем, думай – есть над чем!

- И всё-таки, что ни говори, попахивает такой бизнес авантюрой. Вот будь я на месте какого-нибудь государственного чиновника, хозяйственника, например, обязательно национализировал бы такую добычу металла, тем более что это, похоже, выходит дешевле, чем сначала руду добывать, а потом из неё металл варить.

- Ну-ну, мало они нахапали без этого?! Думаешь, добытое таким образом добро пошло бы на благо простым гражданам? Как бы ни так! Осели бы барыши в карманах чиновников, а так хоть какая-то часть у трудящегося люда останется. Я вот ещё кое-что тебе хочу сказать, послушай – у Леонида не голова, а Дом Советов, не меньше! Он всё на научную основу поставил. Сначала изготовил несколько различных металлоискателей, рассчитанных на поиск на разной глубине залегания объекта и на разную массу. Потом обзавёлся старыми картами советских времён, точнее, планами, где указано, где какие в прежние времена были предприятия, работавшие с металлом, какие из них разрушены или просто заброшены. В бумагах этих указаны и старые коммуникации к этим объектам, - те, которые уже десятки лет не эксплуатируются, где расположены старые подстанции, отжившие свой век. Цветной металл, я, кажется, тебе уже говорил об этом, - вообще отдельная статья дохода. Есть пункты, в которых, если сразу большую партию сдаёшь, дают по сто рублей за килограмм. Представляешь?! Опять же, о деньгах. Я пенсию вот уже два года как с книжки не снимаю. Хочу тачку новую купить. Если бы не Ларка, конечно, с её аппетитами, давно бы уже на иномарке рассекал. А ей – то ремонт подавай – и чтоб по высшему разряду, то новую мебель. На кухне у неё вообще - ну, настоящий мир техники. Мне, конечно, грех на неё жаловаться. Она у меня молодец! Во-первых, потому, что просто стоически вынесла все мои закидоны, во-вторых, всё, что есть на кухне, у неё не для форсу стоит – она всем умело пользуется. Вот придёшь в гости, - сам увидишь: стряпает, печёт, чтобы я не изголодал, добытчик. Я, если и помогаю, то только машину посудомоечную включать. Ларка ведь у меня теперь и с работы ушла, не стала пенсионного возраста дожидаться. А что, стаж выработала, время придёт – и отхватит у государства что причитается. Но у неё дел-то хватает с лихвой. Нам Катька такую ляльку подарила – чудо! Мы её в честь моей матери Елизаветой назвали – во как! Котька училище заканчивает. А Катюшин старлей пробивным оказался – уже и квартирку от части получить успел. Так что живём!

- Молодцы ребята. Но я до кулинарных изысков не охоч, так что мне с лихвой хватает газовой плиты. Вот чего бы мне действительно не мешало приобрести, так это машину поприличнее, чтобы на рыбалку ездить. На совсем новую я, конечно, не потяну - об этом даже и не мечтаю, а вот такую, чтобы не старше пяти лет, сгодилось бы заполучить к отставке. Я ведь свою «шестёрку» тоже с рук брал, правда у очень аккуратного хозяина – она и выглядела новенькой, и с ходовой частью, слава Богу, мне возиться не пришлось. Так, только масло проверял, да прокладки менял.

- А мы с Лёнькой на «Бычок» замахнулись, какой никакой, а грузовик. Вступай в долю – тогда всё на троих поровну делить будем. Ты увидишь, нашим делом стоит только заняться, а там – как по накатанному пойдёт. Азартное это дело, похлеще карт будет. Это я тебе как преферансист со стажем говорю.

Погодин ещё долго и пространно рисовал Сергею перспективы диггерского бизнеса, пытаясь и его зажечь своим энтузиазмом.

Когда же Евгений предложил Серову пройти с ним и посмотреть на месте, как он работает, они услышали голос Торчинского:

- Па-а-лыч!

- Я здесь!- крикнул Серов в ответ, поднявшись на железобетонную надолбу, чтобы Марк смог его увидеть издалека.

- Ну, что ж, Жека, не удастся мне сегодня твоё рабочее место посмотреть, как-нибудь в другой раз. Мне пора. А над твоим предложением я обязательно подумаю. Слушай, а приходи-ка сегодня вечером ко мне, часиков в семь, ну как? Я буду ждать…нет, ты не представляешь, как я был рад тебя встретить!

Они крепко, по-мужски, обнялись.

- Почему же не представляю? Очень даже хорошо представляю, потому что сам безумно рад нашей встрече. Вот только прийти я к тебе сегодня никак не смогу. Лёнька как раз вечером приезжает. Он в степь выезжал чуть ли не на бронетранспортёре – новые объекты намечал и на карту их наносил. Мы договорились у меня деловое совещание провести как раз в семь. А вот завтра, если ты свободен, могу быть у тебя вечером в любое время.

- Давай тоже в семь.

- Замётано – буду, как штык. Да, кстати, о тебе с Леонидом заводить разговор?

- Давай пока повременим, не будем загадывать, тем более что я пока служу. А там видно будет.

- А я почему-то уверен, что ты к нам присоединишься. Подожди, я вот ещё что тебе сказать хотел, - Погодин вдруг замолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить то, что было у него на душе, но потом всё-таки решился,- а Торчинского ты зря к себе так близко подпускаешь. Гнилой он парень, нюх у меня на тех, кто «с запашком». Ну, давай, до завтра!

Погодин повернулся и, не оглядываясь, пошёл туда, где его ждали кирка и лопата. А Сергей поторопился к машине.

- Куда же ты пропал? – встретил его Марк вопросом,- Митрич всё ждал, хотел тебя увидеть, но так и не дождался – у него с утра клиенты в очереди стоят. Видимо, из-за погоды никуда не поехали, вот и решили своим авто профилактику сделать или мелкий ремонт. И все к нему. А он молодец. Только твою записку прочёл, всех оставил, объяснив, что срочно на трассе земляка выручать нужно, но большинство мужиков сказали, что все равно его дожидаться будут. Посмотри, как он всё классно сделал. Теперь, надеюсь, и у мен будет личный мастер, по крайней мере,- исправился он,- знакомый мастер.

За всю дорогу домой Серов не проронил ни слова. Марик же, напротив, говорил, не умолкая. Сначала описывал подробности ремонта, потом перешёл на то, как его Соня хвасталась перед соседками уловом мужа.

Но подполковник, казалось, его не слышал. В своих раздумьях он был где-то далеко, в ином, пока ещё чужом для него мире, а в голову настойчиво стучалась сакраментальная мысль: « Господи! До чего же за державу обидно!»