Ретроспектива – семейная жизнь

 

Чтобы прояснить отношения между супругами в семье Лопухиных, вернемся на пару десятков лет назад и посмотрим, при каких обстоятельствах эти два таких разных человека оказались рядом.

Семейство Балк состояло в тесном родстве с возлюбленной Петра I Анной Монс, погубившей его первую жену Евдокию Лопухину, приходившуюся Степану Васильевичу двоюродной сестрой. Наталья же была родной племянницей Анны. Таким образом, будущих молодоженов разделяла глубокая пропасть давней ненависти между их родственниками. Но случай их – вовсе не история Ромео и Джульетты. Идея женитьбы принадлежала царю, который таким способом, вероятно, хотел примирить два враждующих семейства. Выданная замуж против воли, Наташа Балк еще до свадьбы возненавидела Степана Лопухина. Он же – военный офицер, решительный и жесткий в морских баталиях, в обычной жизни был добрым и мягким. Неприязнь молодой жены не вызывала у него враждебности. Будучи старше на тринадцать лет, Степан вполне справедливо объяснял постоянное недовольство и сердитость юной супруги тем, что, вступая в брак по принуждению, она испытывала горькое разочарование из-за несбывшихся надежд на красивую, романтическую сказку, о которой мечтает каждая девица в восемнадцать лет. Желая скрасить ее досаду, он оказывал ей знаки внимания, дарил цветы и драгоценности, старался больше времени проводить рядом, полагая, что так она быстрее привыкнет к нему. Но при этом Степан и не заметил, как, исподволь, в его душе родилось большое, горячее чувство к жене. Влекомый этим чувством, в каждую свободную минуту он стремился к ней, - она этого не замечала. Движимый этим чувством, он назвал свой боевой корабль ее именем, - она не обратила внимания. Со временем Наталья, постоянно видевшая со стороны мужа только добро, научилась относиться к нему с теплотой, но не с любовью.

В то же время, оправившись от отчаяния, охватившего в момент, когда царь «осчастливил» сообщением о предстоящей свадьбе, и прожив некоторое время с мужем, Наташа увидела, что радости жизни не закончились.

Постоянно окруженная тучами воздыхателей, красивая и остроумная, Наталья Лопухина, от души веселилась на балах и приемах, где чувствовала себя королевой. Степан к флирту жены относился снисходительно, видел, что дальше галантных словесных дуэлей, улыбок и танцев дело не заходит. Отношения их постепенно улучшались. Она ершится, он к ней с лаской и терпением, и, глядишь, исчезает ее колючесть, через неохоту и она мягче к мужу: где улыбнется, а где-то и обнимет. Судьба, казалось, была к ним благосклонна.

В 1719 году русский флот одержал блестящую победу над шведами в бою близ острова Эзель. Одним из русских судов в том сражении командовал молодой лейтенант Степан Лопухин и особо отличился при взятии неприятельского флагмана. За доблесть и верность отечеству награжден был орденом Святого Александра Невского и получил небольшой отпуск. Считая минуты, он летел домой к жене. Он знал, когда пришел приказ о выступлении их эскадры, Наталья была в тягости, и, судя по срокам, их первенец либо уже родился, либо должен был родиться со дня на день. Взбудораженный предчувствием близкой встречи, нетерпеливым ожиданием счастливых новостей, Степан нещадно пришпоривал коня. Вот, наконец-то дома! Не переводя дух, он как на крыльях взлетел на крыльцо и тут же в дверях столкнулся с взволнованной горничной.

Ой, барин! – Всплеснула руками служанка, - как поспели: барыня-то рожают как раз!

И, как в подтверждение этих слов, до него долетел натужный крик. В одно мгновение исчезло радостное возбуждение. Степан почувствовал, как сжалось нутро под грудиной, похолодели руки, и пересохло во рту. Он словно ощутил страдания жены. Неуклюже побежал по лестнице на второй этаж. Из дверей Натальиной спальни, откуда опять донесся протяжный стон, выглянула дородная, мещанской внешности женщина – должно быть, акушерка.

- Еще горячей воды и чистые простыни, - скомандовала она крутившейся тут же дворовой девчонке.

Степан подскочил к ней и, вцепившись в рукав платья так, будто от нее сейчас зависела его собственная жизнь, прохрипел, - как она?

Женщина смерила его насмешливым взглядом.

- Вы, муж? - вместо ответа спросила она.

Степан истово закивал головой.

- Легок на помине, - непонятно чему хохотнула акушерка и, снизойдя, наконец, к его мысленным мольбам, заверила, - все хорошо: ребенок вот-вот родится, - и закрыла перед носом князя дверь.

Полегчало. Подозвав к себе слугу (казалось, вся челядь вертится у спальни хозяйки), Степан Васильевич велел ему бежать за цветами, а сам остался караулить в коридоре, боясь отойти от заветной двери даже на шаг. Потянулись минуты. При каждом крике, каждом стоне он покрывался холодным потом. Прошло не более четверти часа, а Лопухину казалось – вечность. Он уже был готов впасть в отчаяние, когда оборвавшийся крик супруги вдруг подхватило заливистое верещанье. Не в первое мгновение Степан понял, значение этого звука, а когда сообразил, прислонился спиной к стене и, приложив ладони к влажным щекам, беззвучно смеялся, восторженно хлопая глазами и не представляя себе, насколько глупо выглядит.

Вот, дверь отворилась, и из нее вышел худощавый человек в черном сюртуке и с черным чемоданчиком. Степан Васильевич протянул к нему дрожащие руки, - как она?

- Ваша супруга в полном порядке, - сказал врач и, пожимая ему руки, добавил, - поздравляю, у вас чудесный, здоровый сын.

- Я могу войти? - полушепотом спросил Степан.

- Отчего же - нет? Обождите только: там сейчас приберут.

Тут в дверном проеме возникла фигура тещи с маленьким, копошащимся в кружевных пеленках комочком на руках.

- Вот, извольте видеть, Степан Васильевич, моя дочь родила Вам наследника, - по такому радостному случаю Матрена Ивановна даже соизволила одарить зятя разговором и на секунду повернула свою бесценную ношу так, что он смог увидеть сморщенное, розовое личико. Но не успел Степан испустить вздох умиления, а теща уже уплывала по коридору.

- А вы пока сходите переоденьтесь, а то похоже, что на Вас осела вся пыль петербуржских дорог, а жене вашей и младенцу важна чистота, - поучительно посоветовал доктор и направился вслед за генеральшей.

Устыдившись своей постыдной несообразительности, молодой отец стремглав бросился в свою комнату, где без помощи лакея и быстрее, чем по тревоге, переоделся в домашнее и опять оказался у спальни жены, где очень кстати поймал расторопного слугу, который, чуть было, не отдал букет горничной, чтобы та отнесла цветы хозяйке.

Вот он долгожданный миг, муж распахнул двери и полный благодарности и счастья направился к постели жены. Легкий ветер с моря раскачивал тонкую ткань штор, благостной прохладой разряжал летнюю духоту.

- Натальюшка!

- Оставьте меня, сударь! – негодование и обида сорвались с натальиных губ и, направляемые сердитым взглядом из-под нахмуренных бровей вонзились в мужа.

Степану показалось, что на него вылили ведро холодной воды. Он в растерянности остановился посреди комнаты, судорожно пытаясь сообразить, чем мог заслужить подобный прием. Но долго размышлять не пришлось.

- Вам бы только скалиться! Вся жизнь – сплошное удовольствие, а до того, что я в родовых муках только что чуть не умерла, и дела нет! – со слезами выпалила молодая мамочка и в сердцах повернулась к мужу спиной.

Степан виновато улыбаясь развел руками, он мог бы рассказать ей, что и сам чуть не умер, как волновался, как хотел бы взять на себя ее страдания… . Но вместо этого он опустился на колени перед кроватью и, ласково коснувшись ее плеча, прошептал, - спасибо за сына – я в неоплатном долгу перед тобой, Натальюшка.

Наташа повернулась к нему со сдержанной улыбкой. - Ты уже видел его?

Степан кивнул, - он такой красивый, как и ты, - сказал он, протягивая ей букет.

- А мне показалось, что он на тебя похож, - окончательно оттаивая, сказала Наталья. - Давно ты приехал?

- Не знаю, - пожал плечами Степан, и оба тихо рассмеялись.

Вошла Матрена Ивановна с пищащим младенцем.

- Он хочет есть, дай ему грудь, - сказала она, отдавая ребенка дочери, и вышла.

Степан присел на край кровати. Глядя, как Наташа кормит их новорожденного сына, он чувствовал себя счастливейшим из смертных.

- Как мы назовем его? – спросила Наталья.

- Может, Иванушкой, скоро праздник Ивана Купалы, - подумав, предложил Степан.

- Хорошо, пусть будет Иоанн.

Наевшись, Ваня уснул, и Наташа хотела встать, чтобы переложить ребенка в колыбель, но Степан остановил ее.

- Дай мне.

С трепетной нежностью он положил ребенка в маленькую кроватку и вернулся к жене, которая, откинувшись на подушки, сладко зевала.

- Ты на меня больше не сердишься, милая?

Наташа, улыбнувшись, отрицательно мотнула головой. Но нужно было показать, что, тем не менее, ничто не забыто.

- Однако спать я с тобой больше не буду, если только не придумаешь, как сделать так, чтобы самому рожать.

Степан Васильевич, рассмеявшись, погладил ее по волосам. - Как пожелаешь, любимая.

Время шло, подрастал всеобщий любимец и баловень Иванушка. Через два года Наталья подарила мужу еще одного сына, которого назвали его именем. Потом родилась дочь. Все, вроде бы, было хорошо. Может быть, так и наладились бы их чувства, и зажили бы они в любви и согласии. Да, вот беда: Степан Васильевич то в один поход уйдет, то в другой. Только ледок меж ними начнет таять, а его уж опять зовет долг военный и государственный.

Но худшее случилось в 1726 году, когда среди приближенных императрицы Екатерины I Алексеевны возник белокурый, высокий красавец – Рейнгольд Левенвольде, пожалованный ею графским достоинством. Немало сердец разновозрастных особ женского пола было разбито этим голубоглазым кавалером, одетым модно и ярко в кафтаны, бриллиантами расшитые – бриллиантами, что женами многих знатных мужей, да и самой императрицей дарены. Умело разыгрывая карту своей незаурядной внешности и ловко манипулируя алчностью, леностью или глупостью высоких чиновников, умный, корыстолюбивый и тщеславный курляндский юноша выдвинется на должность обер-гофмаршала и некоторое время будет исполнять одну из ведущих ролей в российском государстве. Но это позже. В двадцатых же годах восемнадцатого столетия он был, по сути, всего лишь удачливым придворным жигало. И случилось так, что повстречалась с этим героем-любовником на светском приеме Степана Лопухина жена – красавица Наталья. С первого их танца стало видно – быть в семействе Лопухиных раздору. Наташа рядом с этим нарядным аполлоном еще милее кажется, смеется и прямо светится вся, в глазах огонь, на щеках румянец. Поначалу не хотел, боялся Степан замечать то, что всем было понятно, расползающиеся слухи будто не слышал, насмешливых взглядов не замечал.

Но слепым и глухим тоже можно быть до определенного предела. Пришлось ему взглянуть-таки правде в глаза. А что ж дальше делать? Не такой он человек, чтоб с кулаками на женщину бросаться, и на разговор прямой решимости не хватает. Все же тлеет где-то надежда: может, напрасны подозрения, лживы слухи, и Наташа, действительно, лишь в дружеских отношениях с новым ухажером. А она именно так и объясняет свои с ним встречи, когда муж пытается с ней издали разговор начать. И с какой бы стороны не подступался Лопухин к жене с распросами, она то отшучивается, переводя разговор на другую тему, то на него же и обидится, обвинив в напрасном к ней недоверии, а сама будто даже ласковее, чем раньше: вьется вокруг него, как лиса. Но легче от этого не становилось, сжимающая грудь тоска росла.

Он терпел, пока однажды, приехав в один из своих домов, не застал жену в объятиях любовника. Боль была такой, что зарябило в глазах, и не нашел он ничего лучшего, как выбежать из дома и в ближайшем кабаке напиться.

Дотемна просидел Степан Лопухин в том питейном заведении, никого не видя, ни на чьи вопросы не отвечая. Домой пришел ночью. Кареты Левенвольдевой во дворе не было, в комнате Натальи было тихо. Подойдя к двери женушкиной опочивальни, Степан Васильевич некоторое время стоял в пьяном отупении, решая, что лучше: стучать или войти без стука. Наконец, он толчком распахнул дверь, ввалился в комнату как был с улицы: в сапогах и засыпанном тающим снегом тулупе. На прикроватном столике жены стоял подсвечник с тремя горящими свечами. Наталья вспорхнула с кровати, сделала несколько шагов навстречу мужу. Качнулось пламя свечей, бросая колеблющиеся тени на стены, резную, украшенную позолотой мебель, на красивое, испуганное лицо неверной супруги.

- Степа, ты что? Что с тобой?

- Желаю выслушать Ваши объяснения, сударыня, - стараясь изобразить язвительную усмешку, сказал Степан. Много пить он не умел и не привык и потому сейчас с трудом ворочал языком. - Как Вы изволите оправдываться?

- Степушка, давай поговорим утром, - улыбнувшись, слегка дрожащим голосом произнесла Наташа, приблизившись к мужу, и попыталась мягко вытолкать его из комнаты. Но муж грубо схватил ее за руки, сжал их.

- Нет, сейчас! Объясни, что ты себе позволяешь, … , - он шумно выдохнул, прервавшись на полуслове.

- Отпустите меня! Вы пьяны, идите спать! - воскликнула женщина, вырываясь от него, но Степан удержал, рывком притянул к себе.

- – Я не понимаю, о чем Вы говорите, Вы не в себе, - стараясь изобразить возмущение, повторила Наталья.

- О чем я говорю?! – Супруг швырнул ее на кровать, приходя в не свойственное ему состояние ярости и склоняясь над ней, - о том, что я видел! О махателе твоем!

Наталья, стараясь сохранить в себе мужество и обескуражить мужа, сменила тон и, прищурив глаза, прямо ему в лицо швырнула вопрос, как плевок:

- А что такого Вы увидели, о чем раньше не знали?

Степан задохнулся, на мгновение отшатнулся, себя не помня, наотмашь ударил ее по щеке, единственный раз за всю их совместную жизнь. Наталья Федоровна расплакалась. Уже ни о чем не заботясь, ничего не рассчитывая в своих словах, она выкрикнула:

- Давайте, сударь! Бейте! Не по своей воле я шла за Вас, и Вам то известно! А он…! Он – жизнь моя! Я люблю его! Вы можете запретить мне его видеть, запереть меня под замок, но тогда можете меня и жизни лишить, все одно она не мила мне …

Степан Лопухин медленно, шаткой походкой отошел к двери. Злость прошла, опьянение тоже. Еще раз, с тоской посмотрев на жену, он ушел к себе.

После этого Наталья полночи проплакала, уткнувшись в подушку, а ее муж, просидев до утра у раскрытого окна своей спальни, решил, что бороться бесполезно: «Пусть живет, как может. Видно, и в самом деле, любит она его – этого павлина напыщенного. Может, когда-нибудь она поймет…».

После этого супруги Лопухины какое-то время ходили тихие и молчаливые, стараясь не попадаться друг другу на глаза и никого не принимая. Даже со своим возлюбленным Рейнгольдом Наташа почти месяц не встречалась. Не то чтобы она стала бояться мужа. Скорее мучило чувство вины вследствие впервые озарившего ее понимания того, что своим поведением она причиняет жестокую боль человеку, отдававшему ей все и прощающему ей все. Но всю жизнь не проживешь затворником. Особенно, если ты – человек светский, и положение обязывает. На очередном маскараде Наташа вновь увидела своего обольстителя и не запретила ему приближаться к себе, с головой бросившись в омут безумной любви. Скрывать свою связь с Левенвольде она уже не считала необходимым. Степан же, отказавшись от борьбы, стал большую часть свободного от службы времени проводить в московском имении, предоставив Наталье полную свободу в Петербурге. Но при этом окончательно с женой он не расстался, изредка нанося ей визиты и появляясь с ней в свете. В таких случаях Наташа обычно встречала его ласковой улыбкой, была вежлива, учтива и нежна: супруги Лопухины как будто заключили негласную договоренность – будучи вместе, делать вид, что все в порядке. Правда, иногда они выходили из этих рамок: иногда Наталья вдруг становилась раздражительной, насмешливой, иногда она демонстративно покидала мужа вместе с Рейнгольдом, иногда Степан бывал с ней резок, силой уводя от любовника на балу или охоте. А после, когда шторм утихал, они возвращались к своей игре, правила которой приняли, не обсуждая.