– Деби, не ходи туда!

– Ну, мамочка, я только посмотрю, что там!

– Деби, нет!

– Ну, мам…

Шлепанье босоножек в полутьме. Топоток детских ног. Гулкое эхо из-под каменных сводов…

– Деби! – Мэл рванулась к дочери, и я ухватил ее под локоть, опасаясь, что жена поскользнется на ступеньках и сломает себе шею.

Лестница, ведущая в подвал нашего нового дома на Ист-роуд, была довольно крутая. Нет, дом сам по себе был старым, даже очень старым, но мы в нем были новоселами. Не прошло и четырех месяцев с тех пор, как бабка моей жены отправилась в лучший мир, оставив в наследство своей единственной внучке большой двухэтажный особняк. И вот мы уже переселились в это подобие музея со скрипучими половицами, перекосившимися оконными рамами и толстым слоем пыли на мебели. В нашей прежней съемной квартирке было уютно, но тесновато. В новом жилище было просторно, даже, слишком, но не уютно. Впрочем, тогда мы надеялись, что дом пропитается нашим теплом и станет нам родным. Хотелось так думать. Не получилось.

 

В тот раз мы впервые спустились в подвал. Четыре комнаты плюс кухня на первом этаже, пять комнат на втором, чердак – кишащая пауками обитель диких голубей – все это было уже изучено и нанесено на карту нашего нового мира. Подвал оставался единственным белым пятном, и это упущение следовало исправить.

На двери висел массивный замок, ключ к которому было нетрудно найти в связке, заботливо оставленной на столе агентом по недвижимости. Ключ был под стать замку – такой же массивный и старомодный. Поразительно, как такую огромную штуковину старуха носила на шее? А ведь он постоянно находился при ней, до самой ее смерти.

Еще в тот момент я ощутил тревогу. С какой стати старая женщина повесила на дверь в подвал такой замок? Что она там скрывала? Лучше бы тогда ключ сломался у меня в руке! Однако он провернулся, хоть и не без труда. Замок был снят, тяжелая дверь отворилась со скрипом.

Я щелкнул выключателем. Несколько тусклых лампочек высветили обширное помещение, деревянные перилла, двенадцать каменных ступенек вниз.

Мы спустились в напряженной тишине – сначала я, за мной Мэл с Деби на руках. В подвале не было ровным счетом ничего примечательного – холод, сумрак и затхлость. Мы прошлись туда-сюда ради порядка. Деби вцепилась в материну руку, но выглядела скорее скучающей, чем напуганной. Бегло осмотрев пространство, мы направились к выходу. Мэл поднялась на три ступеньки и обернулась, чтобы взять на руки дочь, но Деби, вдруг, заинтересовалась чем-то и побежала к дальней стене подвала. Там был, незамеченный нами проход. Дочь юркнула в него как мышка, маленькая мышка в розовом платьице. Больше мы ее не видели никогда.

Обычный тупиковый проход. Совсем короткий – метра четыре. В нем негде спрятаться, из него нет другого выхода. Но Деби исчезла. Подвал поглотил ее, не оставив и следа. Иногда мне кажется, что я сошел с ума, и ее никогда не существовало в реальности.

 

«Дебора Флинт, пяти лет отроду. Пропала без вести. Сообщившему любые сведения о ней, гарантировано крупное вознаграждение».

Такие объявления были расклеены по всему городу. Поначалу их обновляли, потом стали делать это все реже. Со временем они исчезли под наслоениями других, более свежих объявлений. А сейчас уже вряд ли город помнил о том, что жила на свете девочка Деби. Впрочем, мы с женой с самого начала не верили в полезность этих бумажек. Деби не пропала без вести. Она просто исчезла. Бесшумно, безмолвно, бесследно…

 

Полиция добросовестно исполнила свои обязанности. Настолько добросовестно, что это стоило Мэл целого моря слез, а мне массы измочаленных нервов. Конечно, полицию можно понять – писать в протоколе «растаяла в воздухе» – глупо. Родители, заявляющие о том, что их ребенок исчез у них на глазах, вызывают подозрение, причем не только у психиатров.

Это было тяжелое время. Расследование тянулось до самой зимы. Не хочется даже вспоминать. Зимой тоже пришлось нелегко, но, по крайней мере, полиция от нас отстала. Городок накрыла снежная пелена, мир потускнел вместе с нами. Как ни странно, это помогало нам с Мэл держаться. Мы достигли взаимопонимания с природой – грусть в душе, зимняя грусть за окнами. Все слилось в одну бесконечную и безысходную грусть.

Мэлани плакала по ночам, старательно скрывая это от меня. Промокшая от слез наволочка выдавала ее с головой. Я спал мало и плохо, одолевали тяжелые сны. Надо ли говорить о том, что в тех снах я видел Деби? Мою маленькую девочку в розовом платьице, которая навсегда так и останется маленькой девочкой. Где она теперь?

 

В ту ночь вьюга особенно неистово завывала за окном, бросала в стекло горсти ледяных игл, то злобно шипя, то жалобно стеная. Качались ветви старой яблони, тени метались по комнате. Свет уличного фонаря проникал сквозь неплотные шторы, неровными пятнами падал на стены, на потолок, на обнаженные плечи спящей Мэл. Я долго не мог уснуть, наблюдая за этой цветомузыкой смерти в исполнении ночной вьюги. Задремал лишь ближе к утру.

Сколько я проспал – не знаю. Сплю я чутко, и резкое движение жены разбудило меня мгновенно. Мэл полулежала, опираясь локтем на подушку, казалось, она вслушивается во что-то.

– Мэлли?

– Тихо… – прошептала она, прикладывая ладонь к моим губам.

Я замер, прислушиваясь. Ничего… Только вой ветра, да поскрипывание яблони за окном.

– Что с тобой? Что ты услышала?

– Не знаю… Наверное, показалось, – Мэлани вздохнула, опустилась на подушку, повернулась ко мне лицом. – Спи.

Она попыталась улыбнуться. Получилось плоховато.

Минут десять мы молча лежали, глядя друг на друга. Сон как рукой сняло. Метель не утихала и вряд ли теперь утихнет до следующей ночи.

– Ларри, ты не спишь? – спросила она, будто не ясно было, что не сплю.

Я помотал головой.

– Ларри, может я дура, но…

– О чем ты?

– Мне кажется, что… – Мэл никак не решалась сказать мне что-то важное, то, что не сказать не могла.

– Говори.

– Давай снимем этот чертов замок с подвальной двери! – наконец выпалила она и замерла в ожидании моей реакции.

– Но какой в этом смысл? – не понял я. Вернее, я, кажется, понимал, но не мог поверить. Неужели она все еще…

– Ларри, я просто прошу тебя сделать это. И не спрашивай – почему. Так мне будет спокойнее.

– Ты… все еще ждешь ее? Ты еще веришь, что она… может вернуться?

Тут Мэл дала волю слезам. Она рыдала, прижавшись ко мне, слезы теплыми струйками стекали по моему плечу. Я молчал, давая ей выплакаться вволю. Выплакавши все слезы, она немного успокоилась.

– Я не хотела тебе говорить, но мне кажется, я слышала ее голос, голос нашей Деби. Она звала меня. Это, конечно, глупо, я понимаю. Ее не может быть там, за дверью. Но если дверь не будет заперта, я буду чувствовать себя спокойней. Сними замок, Ларри, прошу тебя!

– Ну, хорошо. Конечно, я сниму его, если это для тебя так важно.

– Ларри, сними его прямо сейчас. Я не смогу успокоиться, если не буду знать, что выход из подвала свободен.

 

Я включил ночник, нашарил ногами шлепанцы и накинул махровый халат. В доме было тепло, старые толстые стены хорошо защищали от зимней стужи. Тем не менее, я чувствовал озноб. Холодок взбирался по спине пока я шел по лестнице. Когда с огромным причудливым ключом я оказался у подвальной двери, понял, что колени мои дрожат.

Что могло скрываться за дверью? Ничего, кроме каменных ступеней и темноты – это яснее ясного. Однако что-то давило на меня, парализуя мою волю. Какая-то подсознательная тревога.

Ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Когда, наконец, ключ оказался в замке, я долго не решался повернуть его. Повернув, долго не решался вынуть замок из петель. Когда было сделано и это, я замер прислушиваясь. За дверью стояла абсолютная тишина. Нет смысла открывать ее. Само собой за ней никого нет, да и быть не может.

– Ларри!

Я вздрогнул и выронил замок. Шум от его падения прозвучал как пушечный выстрел.

– Что там, Ларри? – жена стояла посреди лестницы, ведущей на второй этаж. Ее длинные темные волосы свешивались через перилла и казались почти черными на фоне белой ночной рубашки.

– Ничего. Тишина.

– Ты уверен?

– Да.

– Тебе, все же, лучше посмотреть.

– Зачем? Какой смысл?

– Ларри, тебе, все же, лучше посмотреть, – повторила она громче, ее голос дрожал, но в нем прорезались упрямые нотки. Мэл была на грани истерики.

– Хорошо, хорошо. Раз ты настаиваешь… Мне не трудно открыть эту чертову дверь.

 

На самом деле, сделать это было вовсе не легко. Когда же дверь отворилась, за ней не оказалось ничего таинственного. Каменные ступени, мрак и тишина. Как и следовало ожидать.

 

С той ночи замок на подвальной двери больше не висел. Как ни странно, это действительно помогло Мэл успокоиться. Она больше не вскакивала по ночам, не прислушивалась к одной ей только слышным звукам. Кажется, она даже стала меньше плакать. Естественно, в подвал мы не спускались. Это было табу, установленное молча и единогласно. Мы жили обычной жизнью, или делали вид, что живем. Все больше погружались в работу, стараясь отвлечься от своих проблем, хоть полностью сделать это было невозможно. И постоянно колоколом в моей голове звучало: «Где же ты, Деби Флинт, где же ты доченька?».

 

Потом пришла весна. Природа расцвела яркими красками, повеселела. В нашем тенистом палисаднике появились первые цветы: голубые незабудки, ярко-желтые нарциссы и тюльпаны всех мастей. Розовые тюльпаны, цветом напоминавшие мне платье Деби, я вырвал напрочь, как только увидел. Мне было невыносимо больно смотреть на них. Они твердили мне о том, что я никудышный отец и не смог уберечь дочь. «Ты виноват во всем!», – кричали тюльпаны. Я знал, что виноват, и не надо было напоминать мне об этом каждый раз, когда я шел по тропинке к крыльцу.

Мэлани, с приходом весны, окончательно успокоилась и даже повеселела. По крайней мере, внешне. А в душе – кто знает? В душу не заглянешь даже жене. Она очень расстроилась, когда я уничтожил цветы. Говорила, что в них вселилась душа Деби, что нам надо было ухаживать за ними и любить. Я сказал, что это чушь, что это просто глупые растения, и что она сама глупа, если не понимает таких простых вещей. В тот раз мы впервые со времени исчезновения дочери серьезно поссорились.

Вырвав цветы у себя на участке, я, однако, не решил проблемы розового цвета в целом. Весь городок был наполнен цветами и розовых среди них было немало. Я пытался бороться. Я проредил четыре ближайшие общественные клумбы и продолжал бы прополку, если бы на меня не заявили в полицию. На первый раз я отделался штрафом.

Кроме цветов меня донимали розовые воздушные шары, розовая одежда, соответствующего цвета губная помада и многое, многое другое. В ту весну, казалось, весь мир ополчился против меня. В довершение всего, мне стали сниться розовые сны. Только представьте себе! Розовый сон! Все словно сквозь розовые очки. Все одного цвета, цвета платьица, что было на Деби в тот роковой день. Каждую ночь, каждую ночь… Хуже кошмара нельзя и придумать.

Ну почему я отпустил от себя Деби в том проклятом подвале? Почему не бросился за ней, почему не удержал? Вместо этого я ухватил под локоть жену. Да, что бы с ней сделалось, в конце концов? Ведь не факт, что она бы упала, далеко не факт. Зато она наверняка догнала бы дочь, не позволила случиться несчастью. Как ни крути, а виноват во всем я.

Мэл все реже говорила о дочери, все больше улыбалась. Конечно, она же понимала, что ни в чем не виновата. Что если бы не такой олух как я, Деби и сейчас была бы с нами, и мы бы вместе радовались весне.

Когда я упрекал ее в равнодушии, в том, что у нее короткая память, Мэл неподдельно удивлялась и уверяла, что это всего лишь защитная реакция. Что так ей легче переносить горе, что она пытается отвлечь себя и советует мне поступать так же.

 

Особенно острый конфликт произошел у нас в самом начале лета. Дела мои, к тому времени, были уже ни к черту. Проклятые розовые кошмары окончательно выбили меня из колеи, я стал раздражителен, часто срывался на крик, грубил начальству. Фирма электроники, где я работал, была солидной организацией. Сотрудник, у которого все валится из рук, и который к тому же воспринимает критику в штыки, был в ней чужеродным телом. Мне указали на дверь.

В послеобеденный час мы сидели за столом на кухне. Вяло разговаривали. Каминные часы мерно тикали, отсчитывая секунды. Я почти ничего не ел, аппетита не было. Я, знаете ли, никогда не злоупотреблял спиртным, а тут вдруг навалилась такая тоска, что я позволил себе значительно больше обычного. Стаканчик виски в обед еще ни кому не повредил, а тут жара и полбутылки, вылаканные практически без закуски…

Словом, меня развезло. А тут еще жена…

– Милый, может тебе лучше прилечь отдохнуть?

Будто не знает, что стоит мне уснуть, как снова навалятся розовые сны. А сама улыбается, словно и не теряла дочь. Терпеть не могу, когда мне скалятся в лицо, зная, как мне тяжело.

– Да, я прилягу, посплю. Может, не проснусь больше. Может этот розовый кошмар убьет меня, наконец. А ты что будешь делать? Будешь все так же сидеть и улыбаться? Будешь радоваться жизни, в то время как наша дочь неизвестно где? Какая же ты после этого мать? – я говорил все быстрее, все громче, почти кричал. Раздражение, накопившееся во мне, требовало выхода.

Возможно, отчасти я был неправ. Возможно, было виновато виски. Но и доля правды в моих словах была. И немалая доля.

– Ларри, как ты можешь… Замолчи, прошу тебя… – Мэл закрыла лицо руками и разрыдалась.

Эти, без сомнения, фальшивые слезы окончательно вывели меня из равновесия.

– Мы сидим с тобой за столом, жрем, пьем, кое-кто даже улыбается, а она… Наша Деби, наша дочурка… Она там! Она в подвале, холодном, страшном подвале! Как ты думаешь, хорошо ей там? Нет, я вижу, ты не понимаешь, каково там, в подвале! В темноте, в кромешной тьме! Одной!

Жена продолжала рыдать, и тогда я схватил ее в охапку и затолкал в подвал. Снял с полки замок и вставил дужку в петли. Пусть посидит. Пусть поймет, каково в подвале нашей дочке. Может быть, перестанет улыбаться.

Приглушенные рыдания Мэл все-таки доносились из-за двери, и я вышел на крыльцо, чтобы не слышать их.

И в этот момент я увидел Деби.

 

Она бодро маршировала по тротуару вдоль Ист-роуд. На ней было то самое розовое платье. Маленькие босоножки звонко шлепали по асфальту. В руке она держала небольшой флажок и размахивала им в такт своим шагам.

Не помню, как я выскочил на улицу. Помню только остолбеневшую от страха девочку, помню, как бежала к нам ее мать. Помню ужас и отвращение в ее глазах. Еще бы – откуда ни возьмись, выскакивает нетрезвый субъект, заросший недельной щетиной, и бросается на ее ребенка с криком: «Дочка, ты вернулась!». Конечно, это была не Деби. Увы, нет…

 

Я долго стоял на месте потрясенный случившимся. Потом я услышал голос. Ее голос. Голос моей дочери. Он звал меня куда-то, она была поблизости. Но, когда я шел на голос, он вдруг начинал звучать совсем в другой стороне. Я был словно в бреду. Я шел и шел, а голос Деби все звал и звал меня…

Очнулся я под утро в придорожной канаве, в районе, где раньше не бывал. С горем пополам я добрался до дома, расспросив пару ранних прохожих. Они морщили носы, отворачивались, но дорогу указали. Добравшись домой совершенно разбитым, я завалился спать и проспал до вечера.

 

Проснувшись, я позвал Мэл. Она не откликалась. Где же она может быть? В ванной? В палисаднике возле своих цветов? Я обшарил весь дом, жены нигде не было. Ее мобильник время от времени трезвонил где-то, играя на моих истрепанных нервах. Ужас обуял меня. Я вообразил, что Мэл исчезла, так же как и Деби, что я остался совсем один. Мечась из угла в угол, я рыдал, вопил, умолял жену вернуться, не бросать меня. Кто-то хохотал мне в ухо, кто-то хватал за шею холодными пальцами. Единственным местом, где я мог укрыться от этого кошмара, был подвал. Я бросился туда, снял замок и, открыв дверь, наткнулся на Мэл.

Она сидела на верхней ступеньке спиной ко мне. Казалось, она даже не заметила моего появления. Я бросился к жене, я целовал ее, говорил ей о том, как я ее люблю. Говорил о том, как я рад, что она нашлась, о том, как мне было плохо без нее. Требовал дать мне обещание, больше так не поступать, не пугать меня так больше. Говорил, говорил… А Мэл молчала. Все так же молча, она вышла из подвала и стала собирать ужин. Улыбаться после этого случая она перестала совсем.

 

А на следующий день к нам явился гость.

Я сидел на стуле в углу кухни и разговаривал с Деби. Я не мог видеть дочь, но слышал ее совершенно отчетливо. Она умоляла о спасении, я как мог, утешал ее. Близкие люди могут говорить друг с другом, даже если их разделяет очень большое расстояние. Раньше я в это не верил, а теперь убедился сам. Нежданный гость помешал нашему общению. Уже одно это настроило меня против визитера. То, что произошло потом, лишь усилило мою неприязнь.

Гостем оказался интеллигентного вида мужчина лет сорока, с усами и бородкой тронутыми сединой. В руке он держал небольшой саквояж.

Мэл встретила его еще на улице и теперь провожала в дом. Оказывается, они уже успели познакомиться.

– Ларри, это мистер Тайлер, – представила гостя жена. – Он очень хочет на тебя посмотреть.

Интеллигент улыбался. Отвратительная привычка улыбаться в доме, где царит горе.

– Что на меня смотреть? – пробурчал я. – Или я местная достопримечательность?

– Прекрасно, прекрасно… – обрадовался мистер Тайлер неизвестно чему. Он приблизился вплотную. В ноздри ударил запах дорогого одеколона.

– Мистер Ларри Флинт, если не ошибаюсь? Могу я задать вам несколько вопросов?

– Задавайте, мне все равно. И прекратите улыбаться, у нас траур.

Вопросы мистера Тайлера не имели никакого отношения к исчезновению Деби. Его, почему-то, интересовала только моя персона. Как я сплю, чем болели мои родственники, нет ли у меня галлюцинаций и тому подобное. С каждым новым вопросом я раздражался все больше и, наконец, не выдержал.

– Послушайте, милейший, а не пошли бы вы… Мешаете с дочерью разговаривать.

Мистер Тайлер ничуть не обиделся, снова заулыбался, но вопросы задавать перестал.

 

– Ну, что ж, миссис Флинт, дело ясное, – обратился он к Мэлани. – Вы не проводите меня? Нам надо поговорить с глазу на глаз.

Это было похоже на заговор. Чувствовалось, против меня что-то затевают. Но я был готов к такому повороту событий.

Дело в том, что еще, будучи работником фирмы электроники, но, уже предвидя близкий конец моей карьеры, я натаскал с работы кучу разных полезных деталей. Та заколка, что торчала в волосах Мэл, была вовсе не заколкой. Вернее, и заколкой тоже, но в нее был встроен миниатюрный радиомикрофон.

Я бросился в свою комнату и включил аппаратуру. Пошла запись. После чего нарочито спокойным шагом вышел на крыльцо и стал наблюдать. Мистер Тайлер и Мэл стояли посреди тротуара и о чем-то оживленно беседовали. Говорил, в основном мужчина, а моя жена слушала и изредка кивала. Иногда они поглядывали в мою сторону, видно опасались, что я подслушаю. В эти моменты я отворачивался и делал вид, что разглядываю наш цветник. Беседа длилась минут десять. За это время Мэл успела пару раз всплакнуть, а мистер Тайлер пару раз дружески похлопать ее по плечу. Меня разбирало любопытство. О чем они сговариваются? Кто этот странный тип? Что ему надо от моей жены? Я уже хотел было пойти и дать ему в морду, но тут он, будто почуяв неладное, распрощался и ушел. А я бросился наверх прослушивать запись.

 

К сожалению, ее качество оставляло желать лучшего. Шум машин, которых полно в это время суток на Ист-роуд, заглушал большую часть того, что удалось записать. Время от времени проскакивали лишь отдельные слова. Но если человек в ладах с логикой, он и из отдельных слов может составить полную картину. Я с логикой был в ладах. Картина, открывшаяся мне, была поистине фантастической.

Волосы на моей голове стали дыбом, когда я понял, в какую отвратительную ситуацию мы попали. Не представляю себе, что было бы, не увлекайся я научной фантастикой. Наверно я бы сошел с ума от потрясения. Я должен рассказать обо всем по порядку, открыть миру страшную правду. Вот то, что мне удалось выяснить на основании магнитозаписи, собственных аналитических построений, а также подсказок Деби, которая постоянно говорила со мной в тот трудный час.

 

Вся земля усеяна порталами, соединяющими настоящее и будущее – так называемыми хроно-туннелями. Сейчас о них ходят лишь слухи, но со временем люди научатся использовать это явление природы. Там, в будущем, порталы хорошо охраняются и находятся в ведении спецслужб. Еще бы, ведь незаконное проникновение оттуда в наше время может привести к катастрофическим последствиям. Необратимое изменение реальности, вызванное вторжением в прошлое, может уничтожить их мир или изменить его до неузнаваемости. Из будущего в наше время ходят лишь специально подготовленные люди, специалисты высшей квалификации, снабженные строжайшими инструкциями и только в особых случаях.

Незаконное проникновение из нашего мира в будущее не опасно, ведь оно уже учтено в истории, однако весьма нежелательно. Человек, попавший в их мир, вынужден остаться там навсегда. Путь назад для него закрыт. Раньше люди нередко случайно входили в порталы и оказывались в будущем. Однажды было решено положить этому конец. Была организована специальная служба – служба охраны порталов.

Стражами порталов становились наши современники. Это были обычные люди, выполняющие необычную работу. Единственной их обязанностью было не допускать случайных людей в хроно-туннель. На самом деле это было не так уж трудно, поскольку открывался он лишь один раз в год – 21 (реже 22) июня, в день летнего солнцестояния, ровно в полдень. И открывался лишь на десяток секунд.

Один из таких порталов находился в подвале нашего дома, и его стражем была бабушка моей жены. Вот почему она никогда не расставалась с тем огромным ключом. После ее смерти, из-за недосмотра, путь в будущее некоторое время оставался без охраны. И надо же было такому случится, что именно 21 июня перед самым полуднем мы всей семьей спустились в подвал. Портал открылся, Деби увидела его свечение, которое мы не могли видеть с лестницы. Девочка заинтересовалось и произошло несчастье. Теперь она там, в далеком будущем, под надзором своих тюремщиков. Они ни за что не позволят ей вернуться. Она все равно, что умерла для нас.

Но портал нуждался в новом страже. И вот явился этот странный гость. Он предложил Мэл унаследовать работу ее бабушки. Он сказал, что лишь добросовестное выполнение служебных обязанностей и соблюдение режима секретности сможет гарантировать безопасность ее дочери. Мэл, несмотря на всю ненависть к их гребаной конторе, из-за безалаберности которой мы потеряли Деби, вынуждена была согласиться. Гость из будущего не прогадал, обратившись с предложением именно к Мэл, а не ко мне. Я бы на ее месте взял парламентера в заложники и потребовал обмена этого спеца высшей квалификации на обычную маленькую девочку.

 

А Деби все звала меня, все молила о спасении. Говорила, что ей одиноко в незнакомом чужом мире, что она страшно тоскует по нам. Ее страдания разрывали мне сердце. Из-за этих потрясений мое душевное состояние значительно ухудшилось. Какие-то смутные тени преследовали меня, хохотали за моей спиной. Что-то произошло с этим миром. Что-то ужасное и непоправимое. Мэлани делала вид, что ничего не замечает. Возможно, это было связано с ее новой работой. Однако по ее косым взглядам я понимал – она что-то задумала.

Как вскоре выяснилось, я был абсолютно прав.

 

– Ларри, подожди минутку, выслушай меня, – Мэл выбрала не лучший момент для разговора – я отмахивался от целой толпы призраков, наводнивших дом, и поначалу даже не заметил ее присутствия. Жене пришлось схватить меня за плечи, и тогда нервы мои не выдержали.

– Ты ведь не предашь меня? Пожалуйста, не предавай меня, ради нашей дочери! Ради нашей несчастной Деби! – рыдал я, прижавшись к Мэл.

– Ларри, ты очень плохо выглядишь: осунулся, побледнел. Ты так устал, – она утешала меня, словно ребенка, гладила по спутавшимся волосам. – Мистер Тайлер…

– Мистер Тайлер?! Я знаю, кто такой этот Тайлер! Я не хочу больше его видеть! – воскликнул я и осекся. Жена не должна была знать, что я обо всем догадался.

– Да, да, хорошо. Он больше не придет. Но тебе необходимо отдохнуть. Я знаю прекрасный пансионат на берегу озера. Там очень красиво. Ты там отдохнешь, хорошие врачи осмотрят тебя, проведут профилактический курс. Я буду навещать тебя каждый день. А когда ты поправишь свое здоровье и наберешься сил, мы снова будем жить, как и прежде. Как ты на это смотришь, Ларри? Ну, соглашайся!

Все ясно. От меня хотят избавиться. Видимо, нахождение вблизи портала постороннего человека запрещено инструкцией. Если я не соглашусь, меня увезут насильно и, возможно, убьют. Да, конечно, убьют, ведь я проболтался Мэл, что все знаю о мистере Тайлере! Но я им так просто не дамся!

С отчаянным криком я выбежал из комнаты. Бросился вверх по лестнице. На чердак! Там меня не найдут! Уф, успел! Я подпер доской чердачную дверь. Стая диких голубей в панике ринулась в узкое окно. Что ж, на новом месте оказалось не так уж плохо. Тихо, светло, пустынно. Окошко выходило на крышу, а по крыше можно гулять лунными ночами. Но самое главное – эти сволочи из будущего никогда не додумаются искать меня здесь.

И вот я начал новую жизнь. По ночам я крался на кухню, чтобы поесть. Какая-то добрая фея неизменно оставляла на столе ужин и бутылку минералки для меня. Ужин я съедал прямо там, а минералку прихватывал с собой. Норковая шубка Мэл, украденная из гардероба, служила мне отличной постелью. Единственное, что донимало меня, это дневная жара. Крыша накалялась на солнце так, что я буквально обливался потом. А Деби все твердила мне: «Папа, папа, еще не все потеряно!».

Я и сам знал, что не все потеряно. В моей голове зрел план. Может быть безумный, нереальный план, но нельзя же сидеть, сложа руки, когда ребенок мучается.

 

Шли дни. На моих безотказных «Сейко» сменялись даты. Приближался решающий бой. Все ближе был день летнего солнцестояния.

В ночь на двадцать первое июня я не ел и не спал. Солдат перед боем не должен есть и спать, он должен думать о вечном. Ведь вполне возможно, что домой он уже не вернется.

Я прекрасно понимал, что задуманная мной авантюра почти не имеет шансов на успех. Скорее всего, я буду схвачен охраной и заточен в тюрьму. Возможно, я даже не увижу Деби. Но я должен был рискнуть. Если надо, я готов был пожертвовать жизнью ради одного единственного шанса ее спасти.

Настало утро, затем день. Без пяти минут двенадцать я выступил.

По лестнице вниз, на первый этаж. В доме тихо, только мерно отчитывают секунды каминные часы. В кухне пусто. Это уже везение. На подвальной двери замок. А вот этого я не предусмотрел. Что если ключ на шее у Мэл? Да, и где она? Похоже, ее нет дома. Что же делать? Через считанные минуты откроется портал, откроется лишь на десять секунд. А потом закроется на целый год. До следующего года мне не дожить, я это понимал.

Я лихорадочно шарю в ящиках кухонного стола в поисках предмета, которым можно сбить замок. Не успеваю, никак не успеваю… И вдруг рука натыкается на ключ. Тот самый старомодный, массивный ключ. Бросаюсь к замку, отпираю. В этот момент в дверях появляется Мэл.

– Ларри, ты куда? Что ты делаешь?

– Мэл, я должен спасти ее, хотя бы попытаться!

– Ларри, успокойся! – она лихорадочно набирает номер на мобильнике, что-то кричит в него, видимо вызывает подмогу.

– Я должен! Я понимаю, ты страж. Но, пойми, там наша Деби! Она верит, что я приду. Она ждет. Пусть я погибну там в их мире. Пусть я больше не вернусь домой. Но я должен, понимаешь, должен!

Я решительно распахиваю дверь в подвал. Мэл вдруг бросается мне наперерез, с неожиданной силой отпихивает меня от двери. Время на исходе. Невзирая на сопротивление жены, я устремляюсь вперед.

Я пру как танк. Мэл, не удержавшись на ногах, падает с лестницы. Ее голова с глухим стуком бьется о бетонный пол. В прямоугольнике света, падающего из распахнутой двери, я вижу ее длинные рассыпавшиеся волосы и расплывающееся из-под них темное пятно. Я не знаю, жива ли она. Мне некогда проверять. Даже если она умерла, разве не прекрасна ее жертва? Даже звери жертвуют собой ради потомства. Кошка бросается на собаку, защищая своих котят. Мелкая пташка атакует ворону, защищая птенцов. Что уж говорить о человеке, существе разумном? Мэл пожертвовала собой, чтобы спасти дочь. Чтобы я мог спасти ее дочь. И я ее спасу.

Мимо неподвижно лежащей жены я устремляюсь вглубь подвала. Лишь бы успеть, а там будь что будет. Почти в полной темноте, руководствуясь лишь инстинктом, я добираюсь до места вовремя. На светящемся циферблате моих часов 21 июня 2008 года, 11 часов 59 минут 56 секунд.

57…

58…

59…

 

Я пишу эти строки на листках блокнота, который выпросил у своих мучителей. Блокнот я прячу за пазухой, поближе к сердцу. Это проклятое будущее оказалось еще хуже, чем я представлял. Решетки на окнах, а за окнами белая каменная стена. Поверх стены два ряда колючей проволоки. Это все, что я могу рассказать об окружающей местности. Сколько времени я здесь нахожусь – не знаю, как попал сюда – не помню. Часы мои куда-то исчезли. Сотрудники службы охраны порталов ходят в белых халатах, словно врачи. Пичкают меня какими-то таблетками, которые я незаметно выплевываю в унитаз. Колют мне уколы, после которых голова будто набита ватой и клонит в сон. Что они от меня хотят?

Иногда они, проходя по коридору, останавливаются напротив моей двери, чтобы поболтать. Дверь, конечно, заперта, но через замочную скважину можно кое-что услышать.

Из обрывков их фраз, которые мне удалось разобрать, и на основании логических умозаключений я установил, что Деби здесь нет. Именно поэтому я не слышу больше ее голоса. Действительность оказалась куда сложнее.

На самом деле, Деби подменили накануне солнцестояния. Подменили на андроида – ее точную копию. Андроид великолепно справился со своей работой, ушел в портал, заставив нас поверить, что дочь исчезла. Мистер Тайлер обманул нас, завершив спектакль. А настоящую Деби Флинт увезли в неизвестном направлении и поместили в один из приютов.

В результате они получили вернейшего и преданнейшего стража портала в лице Мэл. Великолепная комбинация достойная лучших спецслужб всех времен и народов. Да, и средства достойные спецслужб.

Я не сдаюсь. Моя первоочередная задача усыпить их бдительность. Может быть, тогда я сумею вырваться на свободу. Я найду способ подобраться к порталу. Я вернусь домой. Если вы читаете эти записи, значит, я все-таки вернулся и ищу свою Деби. А может, уже и нашел? Может, жертва все же не была напрасной?

Они считают меня сумасшедшим. Хоть и не говорят об этом напрямую, но я все вижу по их глазам. Может быть, я бы и поверил, что сошел с ума, и что все происходящее лишь плод моего больного воображения, но сквозь замочную скважину можно не только подслушивать, в нее можно и подглядывать. А видно в нее немногое – угол настенного календаря с крупной надписью: «2208 год».