Через несколько миллионов лет, в хмурый вечер петербургской весны, Блок и Горький снова будут говорить о бессмертии, сидя на скамье, в Летнем саду. (Максим Горький) Нас двое и мы проникли в полость безжизненного строения, темного и тихого. Краска кусками отходила от стен, заполняя неповторимым узором всю его кожу. Высокие потолки организма скрывали в сумраке свои трупные пятна. Сквозь дыры в тканях мертвеца сияли гвозди томного света невыразительной бледной луны. Руки щупали тьму и воздух вокруг себя. Гнетущая черная пустота готовилась задавить нас. Оглушительная тишина проникла в сознание и проткнула вход в него острыми лезвиями. Я слышу эхо сердцебиения из своего тела. Время остановилось. Мы задержались в одном из карманов длинных кишок, сидя на колесах у костра, разведенного в железной бочке. Шины прогибались под нашими расслабленными тяжелыми тушами. Я вижу каждый язык пламени в отдельности. Наблюдаю, как рождается искра и гаснет, становясь дымом, - так покидают землю души, отправляясь в космическое пространство, но чаще возвращаются обратно гореть дальше. Снова и снова. Пока не кончатся дрова в печи. Пока уроборос грызет свой хвост. Мы тянулись к свету, как цветы, но его недостаточно, и мерещатся страхи. В памяти всплывают знакомые картины, там, где ты там, где у себя на глазах и играешь всю ту же роль - она твоя жизнь, нет причин считать её ненастоящей. Мысли быстро мечутся, не успеваешь следить за ними, а они исчезают. То и дело поглядываю назад, где за пустым дверным проемом притаился еще один повод задуматься над вопросами «что я здесь делаю?» и «как сюда попал?», и вообще «где я?». Нет, конечно, мы прекрасно осознаем, что произошло. - Нам просто надоел упорядоченный хаос в наших сознаниях. Теперь мозг абсолютно девственен, ни к чему не привязан. Дух захватывает. Чувствую себя ребенком, заново открывающим мир. И мы готовы к началу нашего «индустриального камлания». Вместо тюнгура - ноутбук на коленях. Наши головы укрыты черными капюшонами балахонов, чтобы скрыться от летящего остывшего пепла и от злых духов. Звучит музыка, сооруженная из шумов. Сумбурный непоследовательный нойз для наших беспорядочных многочисленных размышлений, жутчайший нойз для наших умов, лишенных линейного порядка, для наших мозгов без фильтра. Нойз из хаоса для хаоса в наших головах. Уже не верится, что ныне поселившаяся в нас сила скоро пропадет, и мышление поплывет в прежнем непритязательном русле. Это единственное, о чем не хочется думать. Нас двое и мы проникли в полость безжизненного строения. Оно уже не существует в этом мрачном месте с единственным кругом света растущего огня. Трудно припомнить, что происходило до нашего визита сюда. Даже забыла родную речь, когда слова вдруг обросли формой. Я почти осязаю мир нутром. Он состоит из воды. Но руки, пахнущие никотином, никогда не узнают этого. Нас двое и наши зрачки расширяются с каждой секундой, подобно пульсирующей Вселенной. Обрываются лампочки с проводов, как спелые плоды, летят вниз и рассеиваются блестящими осколками у меня под ногами, имитирую Большой взрыв в миниатюре. Я готова увидеть, как стеклянные брызги стекают в прежнюю форму и снова замирают под потолком. Цикл за циклом лампочки бьются и собираются вновь в моем воображении. Почему я участвую в этом бесконечном процессе? – Это единственный вопрос, на который не получается дать ответ. Нас двое и мы проникли в полость безжизненного строения. Снова. Снова и снова впервые мы оказываемся здесь. Как только погас костер, мы замерли в объятиях друг друга, приобретя единые черты во тьме. В воздухе кружил пепел, а теплые руки укрывали меня от него. Я лежала на груди одного из нас, словно в колыбели. Встретив новый прежний день, мы покидаем изменившийся сталинский ампир. За нашими спинами постепенно исчезают ребра развалившихся зданий, и становится грустно. Хоть наше приключение и длилось почти вечность, но отняло всего одну ночь. |