Мы медленно идем по раскалённой, растрескавшейся от жары дороге. Сколько же раз мы прошли по ней за 15 лет. Редко кого из военных хоронят здесь, в Семипалатинске. На родину, к маме, или, если нет мамы, туда, где будет потом жить семья. Мы ходим по этой дороге, когда разбиваются самолёты и лётчики погибают, редко, когда кто-нибудь умирает. Сегодня полк провожает Серёжу. Десять лет он летал в этом небе, а умер на земле, у него просто остановилось сердце. Здоровое было сердце, постоянно проходил медицинскую комиссию.

Всё, как всегда – сначала прощание в клубе с почётным караулом и военным оркестром, а потом эта печальная дорога на аэродром. Наташу ведут под руки, сгорбилась, белая, рядом с ней медсестра.

Мы идем по степи. Начало лета, но трава рыжая, пожухлая, и эта, вся в трещинах дорога. Впереди натужно ревёт машина. Цинковый гроб обшит красной тканью. Вчера в клубе этим несколько часов занимались наши женщины. Я смотрела за ребятишками, старалась, чтобы им было весело. На гробе Серёжина офицерская фуражка с синим околышем. Рядом венки, много венков: от жены и детей, друзей, от командиров, даже от мамы, которая будет встречать сына на военном аэродроме в Армавире. Мама ждала его с Наташей и мальчишками в отпуск на всё лето.

На аэродроме уже ждёт транспортный самолёт. Издалека он такой маленький, как игрушечный, на самом деле–огромный, тёмно- зелёный, страшный самолёт. Выстроится на бетонной полосе полк, скажут хорошие слова отцы-командиры, попрощаются друзья. Прогремят ружейные залпы. Самолёт сделает круг над аэродромом, и Серёжа улетит.

Мы всё идём, идём. Горячий ветер усиливается. Я вспоминаю, что не сняла с балкона бельё, здесь высыхает всё моментально, вот посрывает – будешь потом ходить искать Что-то случилось, идущие впереди, встревоженно оглядываются

–Посмотри, что сзади,– дёргает меня за руку Лена–соседка . На нас несётся жёлто-серая туча песка и пыли. Туча уже заволокла половину неба, закрыла солнце, и оно теперь видится, как красный круг, а потом и совсем исчезает. Пыльная буря. Вот уже ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Машина впереди останавливается, становится тихо, только свистит ветер. Мы сбиваемся в кучу, стараясь закрыть лицо, глаза. Нужно беречь глаза. Стоим, прижавшись друг к другу. Я утыкаюсь головой в чью-то спину. Сколько уже было этих пыльных бурь, но всегда мы пережидали их в помещении. Тоже хорошего мало, но чтобы вот так, в степи…Песок сечёт голые ноги, руки, шею, Ветер дует теперь со всех сторон, и нечем дышать, пыль забивает нос, рот, песок скрипит на зубах. Хорошо хоть Серёжиных мальчишек увезли на аэродром на газике, и сейчас они в самолёте. Тимофей пойдёт в первый класс в Армавире, а маленький Виталька..,его там ждут две бабушки.

Ветер прекращается так же внезапно, как и начался. Мы смотрим друг на друга. Господи, на кого же мы похожи. Грязные, лохматые. Отплёвываемся, приводим себя в порядок. Машина стоит. Там, впереди, слышатся рыданья. Офицеры с гроба тряпками смахивают песок. Венки разнесло по степи, их собирают с солдатами ребятишки, волокут назад, к машине. Мы почему-то всё стоим. Оказывается, не могут найти Серёжину фуражку, её унесло в степь. Искать больше некогда, самолёт, выделенный для Серёжи, должен улететь вовремя. Юрка – друг готов положить на гроб свою фуражку, если уж так положено. На него набрасывается жена, кричит и плачет.

Мы снова идём. Палит солнце