Подкидыш

Бабенко Надежда

Первый зубик прорезался только вчера: чайная ложка тоненько дзынькнула в маминых руках, и в воспаленной десне появилась маленькая белая точка. Галине, наверное, следовало бы бурно прореагировать на это событие – как минимум, подпрыгнуть до самого потолка, закричать «Ура!», зацеловать-затискать дочурку, но она тихонько присела на диван и с облегчением вздохнула: «Наконец-то». Теперь, конечно, должно чуть полегчать. За восемь месяцев Леночкиной жизни Галя впервые так перепугалась: педиатр хоть и сказала (да она это и сама знала), что причиной высокой температуры могут быть прорезающиеся зубки, но наблюдать за страданиями маленького, беззащитного, тобой выношенного и рожденного человечка было выше ее сил.

 

Но еще и на другой день девочка продолжала температурить, а потому капризничала, плохо кушала. Плакала, правда, не особо истово – так, скорее уже по привычке, куксилась и не позволяла оторвать себя от маминых рук. Галина, выбившись из сил, едва дождалась мужа с работы, накормила его, а потом прилегла отдохнуть. Андрей включил телевизор, сел на диван. Малышка с любопытством таращила на него глазенки. Папа смешил ее, корча рожицы, рассказывал ей «Сороку-ворону», «Ладушки» и, в конце концов, задремали они с дочей прямо на боевом дежурстве - малышка в силу свободного графика, папа – тоже не из дома отдыха прибыл, вымотался за день на работе-то.

 

В общем, спало бы мирное семейство себе до полночи, а может, и дольше, только на улице случилось что-то непонятное. В том, что ветер завывал и хлестал снегом по окнам, по крышам и стенам, не было ничего необычного – перед рождественскими праздниками другой погоды и быть-то не должно. Что-то странное было в этом вое – уж наверняка, не ветром рожденное. Андрей потихоньку, чтобы не разбудить дочку, встал с дивана, выглянул в окошко. За стеклом, обрамленным серебристой виньеткой, искрилась зимняя ночь. Где-то вдалеке маячил фонарь, укутанный студеным полупрозрачным одеялом. По тротуару мела поземка, перенося снежные барханы с одной стороны улицы на другую.

Андрей, не увидев ничего подозрительного, уж было успокоился, собираясь вновь на боковую. Но тут странный звук, разбудивший его, повторился вновь. Из спальни вышла встревоженная Галя: «Беня воет, что ли?».

 

Пришлось Андрею одеваться и идти во двор. Распахнутую дверь с силой подхватило порывом ветра, в лицо ударил колючий снег, который сразу заставил прищуриться, втянуть голову в плечи и спрятать пальцы в рукава. Беня, вальяжный и холеный пес кавказской породы, виновато бросился к ногам. Он настойчиво лез в хозяйский рукав, явно за тем, чтобы его погладили.

 

Вот странности, подумалось Андрею, среди ночи вой поднял, теперь еще и на жалость давит. Не может же он в такой шкуре замерзнуть. У порога, где весной пламенеют тюльпаны, темнел четко очерченный круг – любимое спальное место собаки. В будке он предпочитает находиться лишь изредка, ночью же, пусть даже самый суровый мороз, псина располагается именно у порога, под открытым небом. Снег и лед под Беней тают, и уже через пару часов он всегда оказывается на голой земле. Что ему от такого удовольствия – непонятно, может, презирает удобства, может, жарко, а может, просто собачью верность выказывает.

Желание, чтобы хозяин погладил, у него возникает обычно в случае какой-нибудь провинности. Знает, что после наказания, которое обычно выражается в полном отрицании существования псины, все равно тот потрепает его по холке, зажмет в горячей ладони холодный собачий нос и заговорит с ним прежним, какой существовал до ссоры, тоном.

 

Андрей удивился: что такого посреди ночи мог натворить Бенька? Обошел вокруг дома, в гараж заглянул (может, наведался кто непрошенный), даже за калитку выглянул – все спокойно. Только в комнату вошел, куртку снял, на дворе – опять вой. Тут уж и Галина не выдержала, вслед за мужем выскочила. Никогда прежде не слышали они, чтобы их добрый пес закатывал такие «серенады». На этот раз более тщательно обошли подворье. Вроде бы все на месте, ничего подозрительного. А собака, стыдливо путаясь под ногами, время от времени возвращалась к воротам. Хотя – что ее могло там заинтересовать: машина с осени на приколе, ворота давно не открывались. За калитку выглянули – никого. А пес опять – то под ноги, то к воротам, и прискуливает, и приплакивает, и влажным носом в руки тычется…

Андрей, грешным делом, аж выругался. Не то, чтоб очень злобно, однако с чувством. Дом у них угловой – калитка на улице, а ворота – в переулке расположены. Через калитку неохота идти было, не ближний свет - перелез через ворота. Беня уж не стесняется: радостный вдруг сделался, словно простили его за провинность или проказу сотворенную. Андрей спрыгнул на снег и от удивления матюгнулся почище, чем давеча на собаку.

 

-Ты что там, не упал? – забеспокоилась за воротами Галина.

 

-Сейчас и ты упадешь, - странным голосом пообещал он, - давай быстро сюда, обойди по улице.

 

Женщина, ни слова не говоря, метнулась в шубе и шлепанцах через калитку, с трудом сдерживая бешено колотившееся сердце. Андрей сидел на корточках под воротами и она, пока бежала эти полсотни метров, сто раз умерла от страха: «Только бы живой, только бы ничего страшного с ним не случилось!». А с Андреем не случилось ничего. Почти ничего. Кроме потрясения. Перепрыгнув через ворота, он увидел под ними … сверток: понятно какой – теплое одеяло, подпоясанное бантом, уголок заботливо подоткнут...

 

Галя, увидев, что с мужем все в порядке, даже забыла удивиться странной находке. Схватив сверток в охапку, торопливо засеменила во двор, боясь поскользнуться. В голове зашумело от прильнувшей крови, лицо пылало как от костра, руки дрожали от волнения. Ввалившись в комнату, первым делом развернули одеяло. Слава тебе господи, живой! Отлегло от сердца. Хмурится: недоволен, что разбудили, на свет яркий вынесли. Разворачивают дальше.

 

Мальчик! Даже не описался – видать, совсем недавно подкинули. Галина не выдержала, слезу пустила. А малыш такой хорошенький, ухоженный, и не худой – справненький. По возрасту – чуть старше Леночки, может, на пару месяцев. Бровки сдвинул, изучает склонившихся над ним людей. Ножками засучил, выгибается, словно привстать пытается…

 

Галина подхватила малыша на руки, прижала к себе теплое крепенькое тельце. Машинально вынула из халата грудь – он не отказался, однако же сосал не жадно, а основательно, не спеша. Да еще и зубками сосок безжалостно прикусил.

 

-Вот и моя Ленуська скоро так кусаться будет, - подумалось ей, - только сколько ж еще ночей бессонных пережить придется.

 

У подкидыша-то зубов полным-полно, с десяток. О, столько слез пролила его мать, пока они резались – тоже, небось, и температурил, и животиком маялся. Как после этого она могла отказаться от ребенка, ведь самое страшное уже почти позади, он же ходить вот-вот начнет…

 

Такие горестные мысли теснились в ее воспаленном мозгу. Как люди вообще могут отказываться от частички себя? Ну, ладно еще, в роддоме – некоторые девчонки заранее знают, что ребенок им не нужен, и даже грудью его не кормят, потому что если покормишь – считай, всё, не сможешь уже бросить. Но вот такого – большого, пухленького, улыбающегося белесым ртом – как??? И почему именно им под двор? Ах, да – наверное, знают, что тоже есть грудной ребенок.

 

Андрей хмуро смотрел на то, как жена кормит мальчонку, вышел покурить, какая-то шумная гурьба пронеслась по улице, мужчины что-то выясняли между собой, женщина плакала – обычные пьяные разборки. Вернулся в комнату, прилег на диван рядом со спящей дочкой. А подкидыш от еды раскраснелся, на лбу от усердия выступили капельки пота. Чмокал-чмокал, да и затих на руках Галины. Она не стала перекладывать его на кровать, боясь спугнуть сон несчастного человечка. Что-то ждет его теперь, какая судьба выпадет? Утром надо будет заявить в милицию, наверняка его родителей будут искать, да что толку, если в морозную ночь под чужим забором бросили… Вдруг они и вовсе не хотели, чтобы он в живых остался?

 

А если не к родителям – то по больницам да приютам скитаться будет, пока до детдомовского возраста не дотянет. Еще усыновить могут, и ладно, если нормальные люди попадутся, а то ведь и корыстные мотивы могут случиться… Сколько историй по телевизору показывают – то психопаты для издевательств берут, то для борделей выращивают, а то и на органы, упаси Бог.

 

Одни и те же мысли вертелись в голове у супругов. Каждый печалился о том, что ждет их нечаянного гостя впереди. Ночь прошла в раздумьях, спали короткими перебежками, положив малышей между собой на диване.

 

Утро заглянуло в окошко, призывая Галину с Андреем скорее решить судьбу их вчерашней находки. Леночка уже капризничала, а ее конкурент, заслышав плач, тоже насупился, губенки отквасил и закатил такой рев! Потом оба притихли, одновременно допущенные к груди. Молока у Галины с трудом хватило для обоих.

 

-Беги в магазин, купи пачку детского питания, «Малютка» называется. Или «Малыш», я точно не знаю. У продавца спроси, для какого возраста, - не отрывая взгляда от детей, дала она поручение Андрею.

 

Тот потоптался, снял с вешалки полушубок, повертел в руках шапку.

 

-Одну пачку, - вопросительно взглянул он на жену, - может, сразу уж несколько взять, чтоб потом каждый день не бегать?

 

-Несколько? А разве… Ну ладно, бери несколько.

 

У Галины аж дыхание перехватило, по рукам пробежали торопливые мурашки, в носу предательски защипало, запылали щеки. С того самого момента, как она взяла в руки этого чужого, кем-то безжалостно оставленного младенца, в душе ее поселилась маленькая и почти несбыточная мечта – оставить его у себя, вырастить, чтоб не дай бог, не попал в дурные руки, не скитался по казенным заведениям, не знал, что он – брошенный. Сердце разрывалось от такого ее странного желания, она не знала, как и мужу-то об этом слово молвить, он и так с Аленкой настрадался - ни сна, ни покоя. На работу поутру идет – а взгляд усталый, измученный, синева под глазами. Только и мечтали, чтоб дочурка скорей подросла, так хочется отоспаться …

 

-А мы разве в милицию сообщать не будем? – робко спросила она.

 

-Вечером после работы зайду и сообщу.

 

О том, что ребенка придется куда-нибудь отдавать – в милицию или в больницу – речи не было. Вот молочную смесь бы только купить - она, небось, тоже дефицит! Андрею повезло – в ближайшем же гастрономе, где все витрины были заставлены баночками с морской капустой и сигаретами «Прима», нашлась также и «Малютка» - как раз для детей нужного возраста. Купил сразу десять пачек, не посмотрев, что срок хранения истекает через неделю.

 

-Корми детвору, - бросил он с порога, а мне на работу пора, я так думаю – может, у директора на полторы ставки попроситься, на двоих-то ребятишек и расходов побольше будет.

 

Галина, взглянув в глаза Андрею, нежно прильнула к его плечу. Она мысленно благодарила судьбу за то, что достался ей в мужья такой вот человек – добрый и решительный, и все понимающий.

 

-Андрюш, я тебя очень-очень люблю!

 

-Не переживай, мать, все будет нормально. Вырастим – где один, там и другой прокормится! Еще какой парень получится – Аленке нашей братан! Защищать ее будет. Тот, кто бросил его, потом локти кусать будет.

 

Он ушел на работу, а Галина занялась привычными своими делами, которых, похоже, с этого дня у нее стало вдвое больше. Весь день ее не покидало приподнятое настроение, она перемурлыкала себе под нос все песни, которые только знала, она порхала, словно заботливая птичка над беспомощными своими птенцами. Она обдумывала имя для своего нечаянно обретенного сына, даже целый список написала, но более всего разрывалась между Алешкой – оно так созвучно было с Аленкой, и Андреем – поступок мужа, конечно же, достоин был того, чтобы дать мальчику его имя. Она еще не знала, как преподнесет своим родителям известие о прибавлении в семействе, но это потом - чтобы написать письмо, надо выкроить время. С Андреевой зарплаты нужно купить малышу что-нибудь из одежды – не ходить же ему в девчоночьих распашонках…

 

Те же мысли занимали целый день и голову Андрея. Вспомнилось свое, не то чтобы голодное, но все-таки суровое детство, начальные классы, день, когда пришел к ним среди учебного года худенький рыжеволосый мальчонка по фамилии Орлов с затравленными глазами, как держался он особняком, не бегал на переменах, не толпился в буфете с пятачком в кулаке, не дергал девчонок за косички. Был тот мальчик из детского дома, и они с ребятами иногда посмеивались над ним, норовя то отвесить ему подзатыльник, то подставить подножку. И хоть особыми нарядами местная детвора и сама похвастаться не могла, все равно тот мальчик был одет еще скромнее, еще беднее, чем все остальные. Проучился Орлов с ними два года, но так ни с кем и не подружился.

 

Потом он исчез - может, в другой детдом его перевели, а может, усыновил кто. Позже, в студенческие годы, а сильнее всего в армии, все чаще вспоминал Андрей того запуганного и замордованного ими одноклассника. Не раз порывался найти его следы, да все как-то недосуг было, находились дела поважнее. И в каждом несчастном ребенке ему уж много лет мерещился рыжий мальчик из его детства. Жестокость с годами прячется вглубь, но никогда не проходит бесследно: у одного она разрастается, словно куст жасмина, у другого точит душу в поисках прощения. Наверное, судьба послала это прощение именно минувшей ночью, укутав его в снежную мглу и завывание вьюги. Андрей словно ждал этого события – он почувствовал себя прощенным уже в тот момент, когда взял сверток под забором, когда бережно передал его жене, и она помчалась в теплый дом, роняя на ходу шлепанцы и путаясь в длинной шубе, когда не раздумывая поделилась дочкиной едой, а поутру погнала его за «Малюткой».

 

-Мальчика, конечно же, мы усыновим, - размышлял Андрей, – имя надо бы ему хорошее выбрать. Как же того Орлова звали, почему я забыл? Надо в село позвонить, может, кто из учителей помнит.

 

После работы Андрей, как и планировал, зашел в отделение милиции. Едва он успел сказать дежурному о найденном ребенке, как в тот же миг, словно выстрел, прозвучала команда: «Опергруппа, на выезд!», трое дюжих милиционеров подхватили заявителя под руки, и через минуту уазик уже мчался по направлению к его дому. Галина несказанно удивилась визиту людей в форме. Однако через несколько минут все стало ясно. Оказывается, накануне вечером супружеская парочка, возвращаясь навеселе с вечеринки, потеряла ребенка – на повороте он выпал из саней и оказался под забором Андрея. Придя домой, родители с ужасом обнаружили пропажу – вернулись тем же путем, но сына и след простыл. Со слезами продолжали они поиски несколько часов, подключили к нему своих родственников, а утром обратились в милицию.

 

На следующий день в дом к Галине и Андрею пришли и сами растеряши. Одарили спасителей конфетами, а также дефицитными в то время апельсинами, мандаринами и даже настоящим шампанским. Только насладиться им было некому – кормящим мамашам нельзя, а отец потерявшегося мальчика дал зарок – не пить, пока сын его – кстати, звали его Алешей - не станет взрослым. Много лет семьи были очень дружны и даже надеялись, что благодаря детям они смогут породниться. Однако этого не случилось и – слава Богу - ибо мало кто на свете может похвастаться вечной привязанностью к своим сватам. Всеобщий любимец Беня прожил 18 лет – кстати, просроченное детское питание досталось тогда именно ему. И вообще, его после той истории всю жизнь баловали чем-нибудь вкусненьким и взрослые, и дети.

 

С родителями Аленки я когда-то была знакома, сейчас они перебрались в Москву, а найденный ими в середине 70-х годов «ребенок» по-прежнему живет в Ставрополе, у него уже трое ребятишек. Говорят, он весельчак и балагур, душа всех компаний. Любит организовывать всякие праздники – для детей и взрослых. Не трезвенник, в отличие от своего отца. Однако, помня историю, которая приключилась с ним в младенчестве, собственных чад без присмотра старается не оставлять. Впрочем, санки нынче не в моде, а из автомобиля, да еще ремнями пристегнутые – куда они денутся! Во дворе Алексея вольготно живется красавцу-доберману. И зовут его - Беня!!!