Струйка еле заметного пара поднимается над чашкой ароматного кофе. Пена в ней еще кружится после размешивания сахара. Запах, этот прекрасный запах заполнил все уголки уютной комнаты, в которой я сижу на диване перед журнальным столиком и смотрю в водоворот кофейной мглы. На четверть звука включена музыка. Поет Лепс: «И будут ангелы летать над вашим домом…». Мне можно слушать музыку, сколько не пожелает моя душа. Но мне нельзя пить этот кофе. Ни одного глотка. И водку, которая охлаждается сейчас в холодильнике - тоже нельзя. Даже грамма. У меня цирроз!.. И надежды нет никакой…

Дома я один, потому что жена пошла в больницу выписать рецепт на очередную дозу наркотика, который дает мне возможность отвлечься от невыносимой боли в правом подреберье и кое-что сделать самостоятельно. То немногое, на что еще хватает остатка жизни в моем умирающем организме. Сегодня, например, я смог включить музыку, заварить кофе (хотя около печки пришлось сидеть на табурете) и положить в морозилку эти последние в моей жизни пол-литра.

О трех своих последних желаниях хочу теперь рассказать.

Будет ли мой рассказ покаянием? Вряд ли! Слишком много во мне противоречий, чтобы тратить время на раскаяния. В моем случае это было бы смешно и даже унизительно. Со стороны могло бы показаться, что я напуган. А это не так. Я никогда не любил бояться, а теперь, когда смерть приблизилась вплотную, и я чувствую ее запах от своего изможденного тела - теперь презрение к страху переполняет всю мою сущность. Я смеюсь в лицо этой костлявой старухе, и даже если смех мой выглядит слегка истеричным, то поверьте - это только от физической слабости. Рассудок мой ясен как никогда, а душа презирает малодушие.

У меня есть около получаса, чтобы охватить последним взглядом свою не очень долгую жизнь. Через полчаса, может минут через сорок вернется моя любимая и несчастная девочка и отберет остатки водки, которую я не успею допить. Она будет плакать, понимая, что я натворил, будет кричать на меня и жалеть одновременно. Мне уже становится жаль ее в этой безнадежности, но я, как и всегда был, так и остаюсь теперь же́сток и даже жесто́к к ее страданиям. Только это, поверьте, не от моего бездушия. Это просто завышенные требования к близкому человеку. К самому близкому! И самому любимому! Представляете, если так я жесток с ней, то, как на самом деле я жесток с самим собой?! И какие требования я выставлял всю жизнь себе?!

Трудно вместить все это в оставшиеся полчаса, и я начинаю убивать себя последними удовольствиями...

Вот и первый глоток этого ароматного напитка. Пеночка потянулась, увлекаемая воздухом, который я громко вдохнул в себя... Боже, как вкусно! Несколько месяцев я не чувствовал во рту этого горьковатого привкуса. Врачи запретили все! А результата никакого. Спрашивается, какой был смысл в этих ограничениях, если смерть все равно победила науку? Смысл только в оттягивании последнего мига. В растягивании невыносимых страданий, как моих физических, так и ее душевных. Не честнее ли обрезать все одним махом? Мне-то уже все равно, а ей каждый лишний день - новая боль от собственного бессилия и от жалости ко мне.

О! Я знаю это чувство, когда ради прекращения мучений родного человека готов взять на себя всю его боль и даже принять смерть. Это то состояние аффекта, в котором собственная жизнь теряет ценность. Когда страдания ближнего отдаются в твоем сердце больнее, чем мучают его тело. Действительно, в подобной ситуации смерть станет освобождением. Это тот редкий случай, когда такое несравнимое по своему трагизму зло, как смерть, превращается в добродетель ради любимого человека.

Кофе… Как много было его в моей жизни. Как правило - растворимый, недорогой, на скорую руку. На автостанциях, на рынках, на железнодорожных вокзалах и в аэропортах. Зимой у киоска. Летом на балконе. На крышке автомобильного бардачка. В шезлонге около моря в Алуште. Из термоса в зимних Карпатах. На капоте автомобиля, в постели с бутербродами, в кабинете, заваренный Леночкой - секретарем, в пенной ванне, в яме под фундаментные блоки на нашей даче, в осеннем лесу на пикнике… Сколько же тонн этого напитка я поглотил? Так, изо дня в день не обращаешь внимания на кофеманию, но когда начинаешь вспоминать!.. Не кофе ли подвел меня сегодня к последней черте?..

А недавно я уже почти умер. Врачи спасли. Сами чуть не убили и сами же спасли. Я им, наверное, даже благодарен за подаренные эти полтора месяца. Хотя…

Одно теперь знаю наверняка: никакого света ТАМ нет. Все это сказки боящихся смерти. Испокон веков человек придумывает оправдание смерти, вымысливает продолжения жизни после ее прихода, выкручивает из ее неотвратимости положительные моменты для самовоспитания и стремления к духовности. А все на самом деле зря! Нет, не зря конечно в том смысле, что и духовность и надежда нужны человечеству ради придания смысла самой жизни. Но я уже осознал для себя, что смерть - это вечная пустота. И единственным утешением для уходящего может быть лишь надежда, что он останется, хотя бы какое-то время в памяти близких ему людей, которых от чистого сердца одаривал своей любовью при жизни и которые в ответ от души отдавали ему собственные добрые чувства. Но продолжение такой формы жизни будут ощущать лишь оставшиеся в этом мире. Память же самого умирающего оборвется вместе с его последним вздохом. И в этот миг ему станет уже совершенно неважно, сколько денег успел он заработать или украсть, сколько радости или горя принес он окружающим. Все нажитое и потерянное он оставит здесь, словно пройдя через фильтр, который не выпустит из материального мира ни частицы материи, а лишь пропустит через себя невесомое сознание, которое, оставив один мир, другого так и не обретет. Такова она философия смерти. И сегодня она так понятна мне и близка! Одно только утешение - не страшна!

Именно поэтому я открываю сейчас рифленую пробку пластмассового дозатора, а под моими еще теплыми пальцами тает густой иней, обнимающий водочную бутылку.

О! Сколько ее было выпито в жизни! Наверное, даже больше чем кофе. Но я не стану перечислять все места, где приходилось каждым глотком приближать мой последний день.

Сейчас, оглядываясь назад в свою жизнь совершенно трезвым взглядом, я признаюсь себе, что поставленный судьбой перед неизбежностью такой ранней смерти, и каким-то чудесным способом получив вдруг возможность все исправить - я бы пальцем никогда не притронулся даже к бутылке пива, уж не говоря об этой проклятой водке, которая закончит сегодня многолетнюю работу по моему уничтожению. Но так я рассуждаю только пока остаюсь трезвым. Одна - первая рюмка - и мироощущение меняется. Вместе с теплом в пищеводе растекается тепло в сознании. Это тепло развеивает страхи, обостряет восприятие. Оно развязывает язык и разрешает ему, наконец, сказать правду. В глаза, без стеснения, ту, которая в самой глубине души червем подтачивает трезвое сознание, но которую это трезвое сознание никогда не выпустит наружу по нескольким причинам, что на самом деле являются лишь иллюзией порядочности, навязанной общественной моралью, давно прогнившей и уже не имеющей права называться таким громким словом.

Я люблю говорить правду в этом состоянии. Я люблю, когда водка снимает тормозящие процессы с моей сдавленной надуманными рамками приличий души, и сознание освобождается от гнета лицемерия. То главное, что произносится после пол-литра эликсира правды, является объективной реальностью моей морали, сложившейся из тысячи правдивых и ложных слов, из миллиона мыслей, не высказанных вслух, из жизней литературных героев и их авторов, из легких прикосновений и громких пощечин, из моря слез и невесомости вздохов, из любви и презрения, из ненависти и тоски. Правда, измученная фильтрами нравственности, расправляет крылья благодаря тягучей прозрачной жидкости из замороженной бутылки и обретает жизнь, потому что произнесенная, она становится материальной. И это прекрасный миг, ради которого стоит жить, а иногда даже и умереть!

На табурете передо мной стоит бутылка водки, пустой еще стакан, тонкие ломтики сыровяленой колбасы и разрезанный в длину на четыре части соленый огурец. Пожалуй, что это последнее застолье в моей жизни. Все перечисленное способно меня убить. И я наливаю прозрачность своей правды в стакан забвения… Еще мгновение и я повернусь спиной к остающемуся в цветении солнечному миру. Попрощаюсь навечно с радугой после дождя в августе, с утренним туманом над сентябрьской рекой, с октябрьским листопадом, с ноябрьской промозглостью, с декабрьским инеем на рассвете, с январскими праздниками и февральским обжигающим ветром, с мартовской капелью и апрельским днем своего рождения, с ароматами цветущего мая и отпуском в июне, с палящей июльской жарой, в которой звякнет лопата об иссушенную землю моей будущей могилы.

Я ухожу в небытие, оставляя о себе память в нескольких близких людях и опустошенность в душе моей любимой. Как будет жить она без меня? Без моего дыхания в затылок, когда мы засыпаем ночью, без моих звонков на мобильный, где на дисплее высвечивается «ЛЮБИМЫЙ», без моего занудства по поводу полной пепельницы окурков, без наших прогулок за руку, без наших бессонных ночей на кухне и без моей правды.

Время - самый лучший доктор. Оно вылечит и ее. Не скоро, не сразу, но обязательно вылечит. Она придет и я скажу ей, что все неизбежное со мной, с нами полностью осознаю, принимаю и не жалею ни о чем. Все, что происходило, все, что объединяло нас, все, чем переполнены были наши души, слитые воедино, наши мысли, связанные любовью, наши тела, переплетенные как корни вековых деревьев - все это было прекрасно, и я счастлив, что пережил это и ухожу насладившийся ее любовью. Она будет плакать мне в плечо, а я в последний раз буду гладить ее мягкие волосы, задыхаясь их ароматом, которого нет прекрасней на всей земле.

Что ж, пора трогаться в путь. С осознанием предстоящей физической боли, с осознанием безвозвратности, с осознанием той душевной раны, которую нанесу я ЕЙ этим беспощадным к себе поступком. Но зло мое во благо любимого человека. И первый тост я поднимаю за нее…

Боже, как вкусно! Кто посмел сказать, что водка горькая? Она прекрасна! Глоток в семьдесят грамм, который целиком проливается в горло, не успев обжечь рецепторов языка, этот полноценный глоток, который преломляет мировосприятие и отодвигает все проблемы на задний план, глоток, раскрывающий врата короткого счастья отрешенности от суеты, поглотившей жизнь, лишившей ее смысла и надежды, этот глоток - это шаг в параллельный мир, в мир иллюзии счастья, в мир своей правды, высказанной вслух, в мир надежды на лучший день, на лучшую жизнь, в мир бесстрашия и бесстыдства, в мир своей сущности, которая в трезвости скована рамками запретов, в мир инстинктов, движущих тебя ежедневно в хаосе человечества, такого же лживого, как и ты сам, пока не сделаешь первого глотка.

Долой ложь! Долой лживую мораль! Долой несуществующих идолов и лицемерное им поклонение! Долой глицериновые слезы и ржавые души! Долой хвалебные речи и слащавые улыбки ненавидящих тебя лицедеев! Да здравствует правда! Та - единственная, которой всегда боялся, от которой прятался, которую не хотел замечать в глубинах своего подсознания. Правда, которой пропитана вся человеческая сущность, которая вместе с хромосомами передается из поколения в поколение, от отца к ребенку, от Адама до самого тебя. Пусть все это уйдет. Пусть уходит все зло, которое переполняет землю и переполняло мою жизнь. Я презираю зло и злость! Даже теперь – умирая, я добрее многих, остающихся тут. У меня впереди только одно последнее зло. И то, зло ли это – вопрос еще спорный. Но, в любом случае, оно неизбежно. И это - то немногое в жизни, чего действительно нельзя избежать. Человек силою воли может отказаться от многих злых своих поступков, может остановить чужие злые действия, вообще, может всю свою жизнь посвятить борьбе со злом, но только с тем злом, которое подвластно управлению, которое можно регулировать, от которого можно отказаться. Зло же неподвластное человеческой воле, неподвластное желанию и даже логике, это зло теперь стоит за моим порогом, и я наливаю вторую рюмку, чтобы поскорее отворить ему двери. Как там, у Пастернака: «…вены распахнуть…».

…Она прекрасна! «Есть упоение в бою!... Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья…». Пушкин – красавец! Да, впрочем, как и все остальные! Лишь только моя никчемная жизнь пройдет незамеченной! Кто вспомнит меня? Аня? Дочка? Друзья? Сколько? Как долго будут свежи эти воспоминания? Ну, у Ани чуть дольше! Дочка все быстро перемелет в силу своего детского возраста. Друзья же уже на поминках будут рассказывать анекдоты. Что ж, такова жизнь! Тот, кто не способен оставить о себе память в сердцах миллионов, тот обречен на поминальные анекдоты! И я не буду обижен. Да, по сути, уже и не смогу. По большому счету, мне как теперь, так, тем более, и тогда – все равно, будут ли на моих похоронах плакать или смеяться. Я не боюсь смерти, поэтому и не боюсь их отношения к ней. Пусть смеются, тем более что пир этот проходит во время чумы. Потому что любая смерть неизбежна, а раньше или позже – это уже решается где-то на небесах.

Господи, куда это меня понесло! О чем это я рассуждаю в свои прекрасные последние мгновения? Ведь сейчас все хорошо! Все просто - супер! У меня ничего не болит, Аня еще ничего не знает, я еще жив и солнце еще светит мне, как и тысячу лет тому назад! Все просто великолепно! И за это будет мой третий тост.

Я хочу выпить (по традиции!) – за любовь. Любовь, это то редкое чувство, которое дано испытать далеко не каждому гражданину нашей бренной планеты. Я теперь говорю совершенно серьезно! Любовь (с самой большой буквы этого слова), она способна на великие поступки. Именно с любовью, переполнившей сердца, из далеких земель рыцари приносили победы к ногам своих избранниц. Именно опьяненные любовью погибали на дуэлях ради своих идеалов. Именно от любви и ревности люди убивают своих избранников. Это великое чувство, которое не подпадает под определение ни одного инстинкта. Животные от любви могут убить всех конкурентов, погибнуть сами, но, ни в коем случае не причинят вреда объекту своей любви. Люди же, благодаря этому чувству, могут уничтожить самое дорогое, без которого не представляют своего существования. И именно за такое безумное, безрассудное, неудержимое и необъясненное веками чувство я поднимаю свой бокал! За любовь…

Супер! Супер! Супер! Как хорошо! Как мне хорошо! Господи, как же не хочется так рано умирать! Сколько я еще смогу сделать, сколько могу еще сказать людям, сколько любви во мне еще осталось! Мне бы с женой своей сливаться в бесконечных поцелуях, мне бы деток бесчисленных растить, мне бы весь мир объять необъятный! А я, черт возьми, подыхаю у этой гребаной табуретки! Как же, сука, все же жалко себя! Нужно еще выпить, что б уж точно стало все равно! Как Шариков: «За то, что бы все…»

Вот так! Бл…! И пропади оно все пропадом! И болезнь эта чертова, и эта табуретка, и эта любовь, от которой еще ни одна живая душа не стала счастливой настолько, насколько рисовала себе в юношеских мечтах. Нет ведь ее на самом деле! Нету! Не существует в природе этой ЛЮБВИ! И я, поднимая тосты, тысячу раз в своей жизни поднимая тосты за эту самую любовь, тысячу раз лгал и себе и всем, кто, пытаясь казаться трезвым, делал вид, что слушает меня. Ложь, все это ЛОЖЬ! Любовь – иллюзия! Самообман! Сатисфакция за детские свои мечты и планы, которым никогда не дано исполниться. Никто и никогда не способен на те чувства, которые сняться нам в пятнадцать. И сами мы не способны! Потому что требования опережают возможность самоотдачи. Потому что эгоисты мы до мозга костей. Потому что, отдав толику своего чувства, хотим в ответ море чужой страсти. Потому что в том – другом человеке – любим, прежде всего, самого себя. Ведь не требуем мы от животного такого же трепетного чувства, которым одаряем его. Собака или кошка любит нас настолько, насколько способна любить. И как бы мы не требовали большего, они нам его не дадут. Потому что способны именно на то, на что способны. Но если дело касается человека, то - держись человек. Тут уж мы не простим малейшего изъяна. Это вам не в зале на ковре сходить по малому! Тут мы не простим забытого на раковине незакрытого тюбика с зубной пастой! Помните, да?! Помните, до какого скандала может довести открытый тюбик? Помните, ВЫ - оставшиеся в живых, не закрутившие однажды этот долбаный тюбик?! Или надевшие не те носки, или забывшие перевести часы на летнее время, или прилепившие жвачку к спинке кровати перед тем, как заняться любовью перед сном! Мы готовы убить самого любимого человека за то, что он поздоровался с нами тоном иным, чем мы хотели услышать, хотя пять минут до того сами были уверены, что, не раздумывая, отдадим собственную жизнь за этого самого любимого и родного человека. И чего же теперь стоит вся эта наша любовь? Но самое главное, что я, понимая все это, всю жизнь поступаю именно так, как теперь рассуждал. И ни хрена никому никуда от этого не деться! Поэтому пил, поэтому пью, и поэтому буду пить, пока сердце мое не застынет, задавленное разложившейся печенью! К чертовой матери все! Будьмо!..