Все было, как всегда: лязгающий трамвай, объявление остановок на языке роботов, жухлая листва по тротуарам, серые здания, уходящие в вечерний мрак. Стою, прислонившись к задней стенке, перебираю в памяти события прошедшего дня. Иногда бывает досадно, что добираться к месту работы очень далеко, впустую тратится время. Но большей частью бываю благодарна этому старенькому другу-трамваю: все мысли он выстраивает в нужном порядке, «втряхивает» каждую в свою ячейку… Стоп! Кажется, освободилось место. И не одно: впереди уселись девчонки в одинаковых курточках-ветровках с капюшонами и сразу же принялись обсуждать незаконченную тему. Понятно – студентки, вместе снимающие угол, их сразу определишь по приглушенному перешептыванию и оглядкой по сторонам. Хочу-не хочу, а разговор невольно подслушиваю, тем более, что он кажется довольно интересным.

 

После восторженных восклицаний по поводу успешной сдачи зачета сразу же переходят на любимую тему: о сновидениях и совпадению событий, о гаданиях и спиритизме и, наконец, о странном поведении их хозяйки тети Вари – Варвары Петровны, как велела ее называть.

 

- Свет, тебе не кажется, что имя, отчество ее напоминают рычание: рр-р…

- Не говори! И не только это. Волосы у нее так низко на лбу начинают расти, как бывает у злых дворняжек.

- Странно, я подумала о том же. Смотри, как у нас мысли сходятся!

- Оля, а ты не хочешь мне сказать о главном?

 

- Давно хочу, да все сомневалась. А вчера еще раз сзади ее осмотрела. Точно, затылок она выбривает и вечером мужскую ушанку надевает. Куда-то уходит, а возвратясь, шапку прячет в гардероб.

- А может, и брюки на ней мужские?

- Не знаю, вполне может быть…

- Все совпадает! – со вздохом в один голос заключают свои наблюдения подружки.

 

И умолкают, словно прислушиваются к биению своих сердец.

- Попали мы с тобой, - горько замечает Света, смахивая со лба непокорную челку.

Волосы у нее от рождения белокурые, торчащие во все стороны. И ресницы тоже белесые, будто снегом запорошенные.

 

- Но она так убеждала нас, что дорого не возьмет, что скучает одна после смерти мужа! – пытается в чем-то оправдать хозяйку Оля.

В ее огромных черных глазах будто навсегда поселилась тень испуга и недоверия. Так бывает у детей, которых родители грозятся отдать в руки милиционера за шалости и проказы. Они начинают смотреть исподлобья, как затравленные зверьки.

 

-А ну, давай еще раз с того места! – предлагает Светлана, роясь в своем синем рюкзачке.

Наконец вытаскивает затертую книжицу и находит нужную страницу.

- Давай, давай, там, где о нашей соседке! – не терпится подружке.

 

- Не совсем о ней, - поправляет ее Света. – Просто мы так предполагаем.

 

«…По вечерам Степанида надевала мужскую одежду и выходила к пруду. Местным рыбакам приглянулся увалень-мужичок, приносивший «для сугреву» пару бутылок крепкого первака и отличную закуску из соленых огурцов и синеватого лука.

- Ты откуда будешь, как звать?

- Степаном зовите да поскорей уходите в другое место.

- Ясно, ты здесь приманку рыбе сыпешь?

 

- Да! Да! – поторапливал рыбаков мужик, а сам присаживался поближе к камышам.

Едва удалились шаги компании, Степанида-Степан шептала в темноту камышей:

- Беря, Беря… Берон, выходи, я здесь!

 

Наклоняла к воде голову, и на ее выбритый затылок мигом усаживался прозрачный карлик – длинноносый и мерзкий. Кряхтя, недовольно замечал:

- Погода меняется, связь ухудшилась.

- Не дури! – обрывала его Степанида. – Рассказывай!

- Сначала ты! – вертелся на затылке Беря. – Сколько коров на этой неделе выдоила, скольким порчу навела?

- План твой выполнила, не бойся. Договор у нас в силе: я – порчу, а ты мне – новости. Кто умрет? На какой улице? Когда?

 

- У-у-ух! Как тебе не терпится! Уже одиннадцать мертвецов было. Мало, что ли?

- Никто ничего наперед не знает, одна я! – довольно ухмыляется Степанида. – Говорю людям, что мне все приснилось, они верят и побаиваются меня. Я – как прогноз погоды, страшной мертвецкой погоды…

 

- Больше не предскажешь и не напортишь! – возник вдруг из темноты старик в белом одеянии.

Его фигура и одежда были сотканы из пара, поднимавшегося над прудом. Он осенил крестом ненавистную парочку, приносящую зло и каверзы в каждый деревенский двор…»

 

- Может, и нам тетку Варвару… осенить? – задумалась Ольга.

- А порчу ты замечала за ней?

- Нет, а ты?

- И я – нет.

 

«Зачем же она шапку-ушанку надевает? И затылок выбривает? – думала вслед за девчонками и я. – Странно как-то».

- А знаешь, я читала, что в войну некоторые женщины сигареты в доме раскуривали, чтобы мужиком пахло, чтобы мужской дух был. Тосковали по любимым мужьям.

 

- Постой, у нашей Варвары ведь тоже мужа нет.

- Да, она еще при первом знакомстве нам рассказывала, что они с ним похожи. Только, говорит, у меня коса была, а у него – волосы коротко стриженые и подбритый затылок. Косу-то она и отрезала…

 

- Слушай… А ведь тетя Варя о нем тоскует вечерами. Посидит с нами немного, поговорит о том, о сем, а глаза – печальные, одиночество в них.

Ольгин взгляд потеплел, казалось, загнанный зверек в ней оживился и потирает лапки. Он надумал что-то хорошее и важное.

 

- А давай нашей Петровне расскажем о своих подозрениях! Вот смеху будет!

- Ты думаешь, она не обидится? – переспросила готовая рассмеяться подружка.

- Конечно же, нет! – вскочила с сидения Оля и стала пробираться к выходу.

 

Я и сама задумалась: не обидится ли одинокая женщина, пригласившая на совместное проживание двух студенток, на их беспочвенные подозрения?

 

Трамвай уже давно выпустил подружек и продолжал свой дребезжащий путь сквозь осеннюю морось, а мне все слышалось то устрашающе зовущее: «Беря, Беря!...», то звонкий девичий смех: «Не обидится Петровна! Мы теперь ее любить будем и уважать. Хватит рычалками заниматься. Она – прекрасный человек, только тепла в доме не хватает. Затем и нас позвала»…

Замечательные девчонки! Хоть и страшилок начитались.