Я изменил своей жене. Появились угрызения совести или нет, пока не понял. Я не изменял ей все восемь лет, что мы живём вместе. Не было ни желания, ни времени. Да и не отличаюсь я тягой к внебрачным связям, хотя ханжой никогда не был, до свадьбы со многими девчонками кувыркался. А потом как-то прошло, хватало общения с женой, но своих знакомых и друзей не осуждаю, когда они увлекаются, причём не всегда приличными девушками. Все мы разные, и если им это нравится, то, наверное, так им и надо. Я лично не любитель.

Всё началось с того, что мы с моим школьным другом Витьком зашли в кабак и встретили там наших одноклассниц Таньку и Наташку, которые там же что-то отмечали и уговорили уже две бутылки шампанского. Мы тоже особой трезвостью не отличались. Тут жена права, это одна из моих весомых погрешностей. Но на работе так устаёшь, что хочется снять напряжение с кем-то, кто это понимает. Жене кажется, что домашний уют и любящая семья – это то, что непременно успокоит и умиротворит. Согласен. Но далеко не всегда. И в таких невсегдашних случаях мы встречаемся с Витьком и идём в кабак.

С Наташкой мы даже когда-то после школы целовались. И даже в какую-то из новогодних ночей пытались достичь чего-то большего. Я тогда здорово набрался, и ничего не получилось. Она нравилась мне, и даже очень, но так уж я устроен, что мне легче испортить отношения, чем поверить в то, что я кому-то действительно интересен. По-моему все мои подружки мне просто врали. Да и жена врёт. Мне, и себе заодно. Ей нужен социальный статус, деньги и отец для сына. Который отца не видит, потому что тот много работает. Или потому, что много выпил. Да, она так всегда и говорит. Но видела же, за кого замуж идёт. Я ей не врал никогда и лучше, чем я есть, не прикидывался.

Мы хорошо посидели и ещё немало выпили. Всё-таки одноклассники почти как родственники, но лучше, потому что ни к чему не обязывают, а вроде и не чужие. С Танькой я тоже целовался, но без особой заинтересованности, так, на свадьбе друга, по пьяни. А с Наташкой даже дыхание перехватывало. Со всеми, наверное, в молодости случалось подобное. Я тогда ещё думал, что, похоже, что она-то как раз и не врёт. Я даже что-то чувствовал. Не то, что сейчас. Но она ушла, как и все другие, поняла, видимо, что я ей неинтересен.

Да, выпили немало и просто поболтали ни о чём. Посплетничали, обсудили все семейные дела, похохотали, не заметили, как время пролетело. Танька запросилась домой. Мы все залезли в мою машину и отправились. Я захотел, чтобы Наташка домой не спешила сегодня.

Они с Витькой ещё поиграли в бильярд. Я его терпеть не могу, ерунда какая-то, эти шары гонять. Бестолковщина. А Витёк с Наташкой очень увлечённо предавались этому занятию. Я много курил и видел, что Наташка переживает, что им весело, а мне скучно, старается шуточками скрасить мою отстранённость. От этих шуточек, конечно, теплее на душе, но мне казалось, что зря она старается, всё равно сейчас разбежимся.

Потом мы отвезли домой Витька, и она сказала:

- Давай заедем куда-нибудь в кусты, поцелуемся?

В голове всё плавало от выпитого, тем не менее я сумел обрадоваться. Мне показалось, что я по ней соскучился, хотя и не думал о ней все эти годы.

- А ты помнишь, как я вас с Витьком всё время приглашала в сарай пить компот? Такое было веселье! Мне так хотелось, чтоб ты со мной дружил, и я придумала этот компот для приманки.

Да, невелика хитрость! Что она невелика, понятно только теперь, а тогда было просто классно нахаляву компотику хлебнуть. Она и курить нам там разрешала, и сама тоже закурила.

- А ещё я тебя дразнила «Валерка-табакерка».

Нет, этого я не помнил. От её болтовни и алкоголя я ощутил покой и умиротворение. И безразличие к тому, что на свете существует какой-то там домашний уют, любящая семья и что-либо помимо моей машины, где мы болтали, курили и целовались.

- А ты помнишь, как мы сидели в моём подъезде на ступеньках? Ты ещё меня всё на колени усаживал, чтобы я не подмёрзла, а я отказывалась, боялась, что тебе будет тяжело. Потом болела, мучилась, дурочка. А позднее ты мне ни с того, ни с сего сказал, что я лживая сука. Очень мило с твоей стороны. Господи, как же я была влюблена в тебя!

Значит, она действительно не врала тогда? Что-то шевельнулось в моей груди, где-то в области сердца, или что там ещё? В другой известной области давно уже всё было готово, и я попытался перейти к тому, с чем не справился в ту далёкую новогоднюю ночь. Она вяло сопротивлялась и вдруг сказала:

- Я забыла, Валерка, как это делается. Уже много лет, как я начала забывать. Как раз после того, как мы… Не знаю, надо ли вспоминать или лучше оставить всё, как есть? Вдруг понравится, будет ещё хотеться…

Я удивился, но расспрашивать не стал.

- Подумай.

Она положила мне голову на грудь, на область сердца или что там ещё? И что-то говорила про свои эти много лет, и как ей неловко передо мной, и ещё какую-то ерунду. Я и не прислушивался, в области уже всего тела возникло незнакомое или хорошо забытое чувство тепла и нежности. Плавание в голове усилилось, мысли и вовсе её покинули. И я понял, что сейчас я изменю жене с Наташкой, которую, конечно, я всегда помнил. Или, может быть, это я ей все эти годы изменял с женой? Всё стало неважно…

Она забавно жмурилась потом и говорила:

- Валерка, мне так вкусно! Ты себе представить не можешь, как мне вкусно тут с тобой!..

Вкусно… Чудачка. Всё беспокоилась за жену, которой нелегко даётся моё отсутствие.

- Можешь не волноваться, я часто работаю допоздна, она не в претензии.

О том, что мы разводимся, я умолчал. У Наташки счастливый вид сохранялся до момента расставания.

А потом я две недели соображал, есть ли угрызения совести во мне? Я ходил сам не свой. Этого никто не замечал, по мне обычно и так не поймёшь ничего. Что-то она мне передала в то мгновенье нашей близости в моей прокуренной машине, и я не мог придти в себя и понять, что произошло? Я хотел, чтобы она позвонила. И я ждал, что она позвонит, и я пойму, что со мной? Или уже с нами?

Мы с пацанами отдыхали, и я стал названивать Наташке сам. Но время прошло, и я не был уверен, что она не врала в этот раз. Себе,главное, и мне заодно. Поэтому я звонил, а когда она снимала трубку, отключался. Сам не знаю, для чего я делал именно так? Был час ночи, мы много пили и останавливаться не собирались.

Уром я перезвонил ей и по голосу решил, что она рада, но сомневался.

- Что ты делаешь сегодня вечером?

Она замешкалась с ответом:

- Ничего…

- Я тебя разбудил?

- Сейчас уже нет, ночью только.

Соображал я неважно, потому что пить мы ещё не перестали, но я запомнил разговор.

- Может, ты меня покатаешь тогда на твоей прокуренной машине?

- Нет… Наверное, ты сама меня покатаешь…

- Не боишься?

- Ещё как боюсь, но чего для женщины не сделаешь?

Она помолчала и робким голосом медленно спросила:

- И… во сколько вечером?

Тут я пришёл в себя-прежнего, который был до той встречи с Наташкой, и сказал:

- Да ладно, Наташ, я пошутил, просто мы с пацанами синячим, где-то едем, я даже не знаю, где? Ничего не получится.

Она опять помолчала и тихо, так же медленно ответила:

- Ну, звони, если что. Я буду очень рада. Пока.

Мне даже показалось, что она силится не заплакать. Я понимал, что именно я делаю, но не понимал, зачем? Она ведь явно сохранила счастливый вид до этой минуты, а я сделал всё, чтобы прекратить его существование. Не помню, что думал дальше, мы много пили и долго не останавливались.

На следующий день она позвонила сама:

- Вы там ещё не протрезвели?

Я разволновался, как малолетка.

- Нет.

- А то мы с Танькой на том же месте. Не хотите присоединиться?

Я-прежний ответил:

- Нет, не могу. Нас тут много, не потащу же я весь колхоз, мы сейчас уезжаем в другой кабак.

И заволновался ещё сильнее.

- Очень жаль. Ну, пока!

Зачем я ей так сказал? Через десять минут мы с Витьком и ещё одним нашим одноклассником Серёгой сидели за их столиком. Я видел, как сияют её глаза, слышал, как она взволнованно говорит:

- Ты себе представить не можешь, как я рада тебя видеть, лживая ты сука!

Она сидела рядом, прижимала ко мне свою правую коленку, и я чувствовал, что она дрожит. А глаза сияют, и очень счастливый вид.

Серёга начал вспоминать какие-то записочки, которые получал от Наташки классе в пятом, где она требовала встречи и поговорить. Они весело щебетали о том времени. Почему меня это так задело, я и не понял. Мы по-прежнему много пили без остановки. Потом Серёга пригласил Наташку танцевать. И я перестал о ней думать. И замечать её перестал. Вернее, конечно, делал вид, что не замечаю.

Позднее Таньку опять надо было везти домой. Наташка несмело спросила:

- А мне можно с тобой?

- Нет. – Сказал я-прежний, причём довольно резко. – Не надо. Иди с Серёгой потанцуй. Я хочу поехать один.

Я прекрасно видел, как погасло сияние в её глазах, но я не мог иначе. Возможно, я переживал из-за развода и за моего больного сына, возможно, я просто пьяная скотина, или ещё что… Конечно, Наташка тут ни при чём, нечего было с ней так, но я не мог иначе, так уж я устроен.

Когда я вернулся, её уже не было, и я-прежний не пожалел об этом. А я-новый, или, может быть, хорошо забытый старый, обдумаю всё спокойно, когда протрезвею.