Борис Никитенко

 

Отряд особого назначения.

 

Повесть.

 

Белоруссия. Первые дни войны. Катастрофа Западного фронта. Двое бойцов, бывшие студенты, дети репрессированных дипломатов, оказываются в немецком тылу. Им нет ни обратной дороги, ни и дороги вперед…

 

В лесу было прохладно и тихо. И эта тишина просто давила на уши. Рядом тихо посапывал Витька Чигирин, и мне казалась, что каждый его вдох и выдох просто бьет по моим барабанным перепонкам. Дали нам прикурить, ничего не скажешь! И это после нашей строевой и маршевой из кинофильма «Трактористы»:

 

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин

И первый маршал в бой нас поведет.

 

Вот и привел нас с Витькой товарищ Сталин вместе со своим первым маршалом в этот лес под белорусским городом Борисовым, славным своими спичками на весь Союз. Спички у нас, правда, были, но больше не было ничего.

 

Оружия нам так и не выдали. Наш эшелон еще на подходе к месту дислокации сначала раздолбали с воздуха немецкие «Юнкерсы», а потом, уже, «гремя огнем и, сверкая блеском стали», немецкие танки. Докончила дело немецкая мотопехота и наша мотострелковая дивизия, сформированная в столице, перестала существовать.

 

Я скосил глаза на Витьку. Спит себе без задних ног и все тут. Молодец. Нервы у него, как всегда, в норме. Мы с ним «старички», нам уже по двадцать три года, а в теплушке нашего воинского состава, самому старшему было девятнадцать. Кто из них дотянул до леса? Не знаю. Но как нас давили танками и расстреливали, как в тире!!! Страшно вспомнить…

 

Наши с Витькой судьбы тесно переплетены. Мы оба дети дипломатов, которые начинали создавать вместе с наркомом иностранных дел Литвиновым советскую дипломатическую службу. Вместе с родителями мотались из страны в страну, где они служили в политических представительствах, консульствах и посольствах.

 

Иногда наши пути пересекались, как, например, в Японии. Там мы с Витькой еще пацанятами несколько лет занимались вместе восточными боевыми видами борьбы. Наши родители считали, и не без основания, что в жизни это нам пригодится, хотя стоили такие занятия недешево.

 

Потом мы вместе поступили в институт иностранных языков на романо-германский факультет, где весело и легко проскочили до четвертого курса. Языковый запас у нас был солидный. Из каждой страны мы обязательно привозили по языку, да еще и с диалектами, на которых говорят жители разных районов и областей этих стран. Детский ум восприимчив и никаких трудностей в их изучении для нас не было. Да и не изучали мы все эти языки. Мы просто жили внутри языковой среды, в которой пребывали.

 

Но в отличие от Витьки я знал язык, которого не знал он. И этим языком был идиш. Мои родители евреи-атеисты и их единый Бог – социализм, а Библия - «Капитал» Карла Маркса. Они были стойкие последователи Ленина еще со второго съезда РСДРП и там же в 1903 году, как присоединились к большинству, так и остались на всю жизнь большевиками.

 

Отец, имея обширные связи среди разных слоев немецкого общества, в том числе и среди уцелевших социал-демократов, многие из которых вступили в нацистскую партию и заняли в государстве крупные посты, получал достоверную информацию об истинном положении дел и обстановке в руководстве Германии.

 

Он отдавал себе отчет, что Сталин, оттягивая начало войны с Германией, само успокаивает себя, выдавая желаемое за действительность. Уловив эту тенденцию, новые послы давали ему ту информацию, которую он хотел услышать. Фактически гнали «дезу». Во что это все обошлось…

 

И мой отец, и отец Витьки, до последнего часа пытались этому противодействовать, и давали проверенную, а оттого и тревожную для вождя информацию. Наивные люди! Неужели не видели, с кем имеют дело? Наверное, чувство долга у них перевешивало степень личной опасности.

 

Наконец, в 1941 году их, еще уцелевших, поочередно вызвали в Москву, и все они исчезли подвалах и камерах Лубянки, Лефортово, Гулаге, а многие просто из жизни. Что с ними случилось, мы с Витькой так и не узнали никогда.

 

Нас тут же исключили из комсомола и, конечно, из института, прямо накануне государственных экзаменов. Все делалось быстро. Опыт борьбы с детьми «врагов народа» был отработан безукоризненно. В деканате выдали справки, что мы прослушали полный курс, но к экзаменам не допущены, без указания причин. И мы стали ждать ареста, но тут наступило 22 июня, и началась война. Для нас это был шанс.

 

С утра мы были в военкомате по месту приписки и, выстояв огромную очередь, сообщили замученному работой майору, что мы студенты филологи и срочно хотим на фронт. О знании иностранных языков умолчали. Где иностранные языки, там обязательно «органы». А сведений от них в военкомат, по нашему поводу, по-видимому, еще не поступало.

 

На наше счастье срочно доукомплектовывалась мотострелковая дивизия, которая уже сидела в теплушках и мы сходу покатились воевать, послав прощальный привет московским чекистам, хотя понимали, что они все равно нас когда-нибудь достанут. Но, во всяком случае, не сейчас. И были рады этому.

 

Вот и повоевали! Тут я заметил, что ветки кустарника напротив качнулись, потом раздвинулись, и в этом проеме появилась круглая еще мальчишеская физиономия в пилотке. Потом все произошло мгновенно. С криком: «Руки вверх!» на поляну, где мы лежали, выскочили два курсанта военного училища, судя по петлицам из города Борисова.

 

- Руки вверх! Кто такие? – наполовину испуганно, наполовину угрожающе повторил один из них, и оба передернули затворы винтовок, направив их на нас.

 

- Из разбитого войска Наполеона. Где тут речка Березина? – открыв глаза, спокойно произнес Витька.

 

Но дальше похохмить ему уже не удалось. За нашими головами раздался шум и прозвучал лающий голос:

 

- Хенде хох! Ауфштеен!

 

Прямо над нами стояли два немецких солдата с

автоматами, один из которых был направлен на курсантов, другой на нас. Ну, и картинка, скажу я вам. И в конечном итоге все целятся в нас… Все застыли…

 

- Шнель! - заорал немец, увидев, что его команда не выполняется.

 

Вот эту команду выполнили уже все. Курсанты побросали свои винтовки к ногам, а мы с Витькой сделали две молниеносные подсечки, прямо из лежачего положения, и в полете немцев на землю успели провести им удары ребром ладони по горлу. Так что улеглись они на траву уже в рауше, то есть в бессознательном состоянии.

 

Все произошло настолько быстро, что курсанты так еще и не вышли из столбнячного состояния и стояли, задрав руки над головой. Мы, не теряя времени, содрали с немцев автоматы и только тогда пощупали у них пульсы. У Витькиного, пульс не прощупывался вообще, перестарался парень. Хотя, не в плен же их брать? Мой, еще дергался, и надо было подождать, пока он придет в себя, чтобы допросить. Витька, взглянув на пацанов-курсантов, стоящих с поднятыми руками, фыркнул и повелительно сказал:

 

- Руки опустить! Немцев в кусты! Исполнять!

 

Команда сразу привела пацанов в чувство, и они кинулись к немцам, бестолково хватаясь за их руки и ноги. Мы показали им пример, взяв Витькиного немца, и просто закинули его в чащобу. Пока они, пыхтя и отдуваясь, втягивали хрипящего немца в кусты, мы подобрали свои тощие рюкзаки, винтовки курсантов и, осмотревшись, чтобы чего не осталось на поле боя, присоединились к ним.

 

Они сидели на корточках и, как мне показалась, со смешанным чувством любопытства и страха смотрели на хрипящего немца, который держался за горло двумя руками и сучил по земле ногами. Я сразу полез по его карманам, разыскивая документы. Тоже сделал и Витька со своим мертвяком. Найдя солдатские книжки, мы углубились в их изучение.

 

- Так. Десантники. – Определил я по документам.

 

- Они самые, которые нас и разнесли, - отозвался Витька. – Видишь, как они экипированы.

 

- Вы кто? – вдруг послышался голос одного из курсантов.

 

- А вы кто? – ответил вопросом на вопрос Витька, хотя было яснее ясного, кто они такие есть.

 

- Мы курсанты Борисовского танкового училища, сражались с ними, - и курсант кивнул на немца.

 

- Вот и мы тоже сражались, а сейчас прячемся с вами по кустам, - ответил я.

 

Курсант хотел что-то ответить, но тут немец перестал хрипеть, и открыл глаза.

 

- Что делаете в лесу? Отвечать быстро! – По-немецки спросил я его.

 

- Прочесываем лес, - чуть помедлив, хрипло ответил он.

 

- Что знаешь о положении на сегодняшний день?

 

- Мы взяли Минск и скоро будем в Москве. – Немец был баварцем, и я помимо воли заговорил на баварском диалекте.

 

- Откуда знаешь о Минске?

 

- Слышал по радио. Ты баварец? Почему с ними и в русской форме?

 

- Кто ведет наступление в Белоруссии? – игнорируя его вопрос, продолжал спрашивать я. –

 

- Группа «Центр», командующий фон Бок. Это не секрет, но больше я тебе ничего не скажу. Предатель. Первый пойдешь на виселицу. Хайль Гитлер! - И его голос прервался, поскольку Витька, считая допрос завершенным, рывком повернул ему голову вправо, сломав шейные позвонки. Курсанты оторопело смотрели, ничего не понимая.

 

- Вот что ребятки, - я посмотрел на их взволнованные лица. – Немцы взяли Минск. Думаю, что немец не врет, хотя идет шестой день войны. Так мы быстро и до Москвы докатимся.

 

Курсанты насупились и враждебно посмотрели на меня.

 

- Брехня это все. Товарищ Сталин двинет свежие войска, и мы отбросим врага, -

запальчиво и с вызовом ответил один из них.

 

- Чего же вы свои ружья-то побросали? – насмешливо спросил Витька.

 

Курсанты опустили головы. Потом один из них сказал:

 

- Так патронов нет. По одному для себя оставили.

 

- Не для себя надо оставлять, а для немцев, - нравоучительно сказал я. – Ладно, посмотрим, что у них в ранцах. – И мы принялись потрошить трофейные ранцы.

 

Первое на чем остановились наши голодные взгляды это на кольцах колбасы. По кольцу в каждом ранце. Было там и сало, и хлеб и еще по банке мясных датских консервов. Еще к нашему удивлению наша русская водка московского разлива. Надо понимать, что и колбаса и сало тоже были наши, трофейные и распределялись немецким фельдфебелем поровну на каждого десантника.

 

В одном из ранцев я нашел карту. Нашу, обычную школьную карту.

Педантичный немец отмечал по ней свой путь по Белоруссии и даже обозначил линию фронта. Стратег, понимаешь. Но я ему за это был крайне благодарен и мы, позабыв о еде, впились в карту глазами. Так и есть. Минск взят, и пунктирная линия изображавшая линию фронта протянулась с севера на юг по вертикали Ветрино-Борисов-Мозырь

 

- Нечего рассиживаться ребята. Их скоро будут искать. Они прочесывают лес, наверняка ищут таких, как мы, - озабоченно сказал Витька.

 

- Куда вы направлялись? – обратился я к курсантам

 

- Командир роты перед боем приказал, в случае чего, пробираться к месту сбора в район Вилятичей. Туда и идем. Может, вы тоже с нами?

 

Мы переглянулись с Витькой, и я ответил:

 

- Нет, ребята. У нас свое задание.

 

- Вы разведчики?! – с озарением и почему-то шепотом, спросил курсант.

 

- Вы нас не видели и о нас ничего не слышали? – Тоже переходя на полушепот, подыграл ему Витька. – Отряд особого назначения. Ясно?

 

Курсанты утвердительно кивнули головой и уже с восхищением посмотрели на нас. Ох, пацаны, пацаны… Мы дали им кольцо колбасы, сала, банку консервов и хлеба. Водку придержали. Не дай Бог, хлебнут лишнего, возьмут их немцы голыми руками. Дали им один из компасов и часы, сняв их с руки немца. Вскинув на плечи винтовки с одним патроном в патроннике, по нашему настоятельному совету, они, как заправские вояки отдали честь и, сориентировавшись по компасу, исчезли в лесу. Мы посмотрели им вслед, вздохнули и мысленно пожелали остаться живыми.

 

- Что будем делать разведчик? – спросил я Витьку.

 

- Давай-ка вначале прибарахлимся, костюмчики на немцах уж больно хороши. Пригодятся. И к ним в тыл. К своим нам не прорваться. Обсудим все на привале.

 

- Добро! – Ответил я, и мы споро раздели немцев, благо на форме не было их крови, засунули одежду, включая ботинки, в свои вещмешки и немецкие ранцы. Голых немцев свалили в воронку среди зарослей и завалили ветками. Осмотрев место вынужденного привала, чтобы не оставить следов скорым шагом двинулись в глубину леса, сверяя свое движение с компасом.

 

Тогда мы еще не знали истинных масштабов катастрофы Западного фронта. Не знали, что еще в первый день войны на советских военных аэродромах немцы сожгли прямо на земле свыше 500 самолетов, а командующий авиацией фронта Копец узнав об этом, застрелился. Не знали, что 3 и 10 армии попали в окружение, и из 20 их дивизий осталось только 4.

 

Еще не знали, что за первые дни наши войска откатились на 600 километров, и конечно, не читали директивы маршала Тимошенко: « до особого приказа границу не переходить, а авиации мощным ударом уничтожить немецкую авиацию на ее аэродромах…».

 

Все это предстояло нам еще узнать, а пока надо было решать собственную судьбу. Выбрав удобное место в лесной чащобе, высотку, окруженную буйной растительностью, откуда просматривались все подходы к нашему логову, мы удобно расположились, планируя здесь и заночевать. Сначала, конечно, подкрепились немецкими, а вернее украденными советскими продуктами. Водки, правда, не пили, ограничились водой из фляг.

 

- Твои предложения? – коротко спросил я Витьку

 

- Думаю, такие же, как и твои. – Без промедления ответил он.

 

- Тогда давай уточним. Назад нам действительно хода нет. Даже если пробьемся к нашим, так сразу возьмут в оборот по поводу пребывания на вражеской территории, а потом всплывет и наше «вражеское дело». Колыма в лучшем случае, в худшем просто шлепнут и все дела.

 

- Это без сомнений! – согласился Витька.

 

- Конечно, армия оправится от шока, а может, опомнятся вожди и выпустят из лагерей настоящих командиров, которые умеют воевать, хотя бы из-за испуга за свои драгоценные жизни…

 

- Тут ты загнул. Не тот режим, не те люди. Они больше немцев боятся своих. Те им могут все припомнить!

 

- Виктор! Давай смотреть правде в глаза. Не припомнят. Не тот у нас народ. Будут реветь: «Да здравствует!» и продолжать лизать то, что лижется…

 

- Наверное, ты прав.

 

- Так вот. Мое мнение такое. Воевать нам просто не дадут. Придется вести свою войну.

 

- Как партизаны Дениса Давыдова в 1812 году?!

 

- Можно, конечно, и так, но считаю для нас такая война не очень подходящая. Все равно придется выходить на чекистов. Сегодня в мире с Германией реально воюет пока одна Англия. Все остальные отдались на милость победителя. Вот туда надо и прорываться. Думаю, что мы там придемся ко двору, и пользы принесем больше, и не будем доказывать этим сталинско-бериевским сволочам, что хотим воевать с фашизмом и не за них, а за свою Родину, которую они отождествляют со своими особами.

 

- Считай, что политинформацию ты провел с оценкой «отлично». Как будем прорываться в Англию?

 

- Давай решать. – Я развернул карту, и мы оба уткнулись в нее, строя различные варианты и планы, порою уж совсем фантастические. Тем не менее, общую концепцию, так или иначе, отработали и решили начать ее осуществление, начиная с завтрашнего утра. Спать решили по очереди и Витька, сразу же засопел во сне.

 

Пока он спал, я все обдумывал детали нашего плана. А решили мы с Витькой прорываться в Прибалтику, через нее в нейтральную Швецию, а уже оттуда в Англию. Из какой прибалтийской страны будем уходить в Швецию, покажет обстановка. Ближайшей к нашему месту нахождения была Литва, и вот на стыке границ Белоруссии и Польши, где-то в районе Гродно-Лида и сделаем бросок в Прибалтику

 

В своих силах мы не сомневались. Подготовка у нас была еще та! Дело в том, что в инязе, где мы учились, была военная кафедра. Нас готовили как будущих военных переводчиков. Но еще на первом курсе из нашего потока выделили спецгруппу, которая начала проходить специальную подготовку. Выдержать занятия в этой группе смогли не все.

 

Нас с Витькой заметили сразу после того, как мы на занятиях по рукопашному бою уложили одного за другим нескольких инструкторов, приемами, о которых они не имели и представления. Сказались наши многолетние занятия в Японии. Пришлось им кое-что показать.

 

И нас показали высокому начальству, видимо, из ГРУ армии. В ту пору родители у нас еще были в «доверии», так что наш путь после окончания спецкурса и института был предопределен, наверное, тоже в посольства и консульства, но по линии ГРУ. Однако, как говорится, мы предполагаем, а судьба располагает…

 

Прорываться в Швецию мы решили не просто пугливыми зайцами, а воинским отрядом, «особого назначения», как его определил Витька в беседе с курсантами. А это значило вести на всем пути боевые диверсионные действия, используя партизанскую тактику внезапного удара и мгновенного исчезновения с места диверсии. Для начала у нас уже были боевые трофеи.

 

Свой «отряд» решили не пополнять и ни к кому не примыкать. Трудно объяснить людям, распропагандированным этой мерзостной системой наше положение и наше решение. Пусть думают, как и курсанты, что мы разведчики и выполняем спецзадание. Спокойнее и им и нам.

 

Приключений в Литве и Латвии хватило бы еще не на один роман. Взяли мы, наверное, наглостью и решительностью. Путешествовали уже не по лесам, а по городам и весям этих прибалтийских стран, меняя одну за другой легковые машины. И спали мы уже то в гостиницах, то на квартирах у местного населения, которое подобострастно старалось услужить немецким офицерам, форму которых мы носили.

 

По мере продвижения к цели, новый кожаный чемодан необъятных размеров, который мы позаимствовали у очередного полковника, наполнялся и наполнялся воинскими документами, картами и секретными донесениями. Не хотелось приходить к англичанам с пустыми руками, да и немцев не мешало поучить настоящей диверсионной войне. Но те, которых мы таки научили, уже ничего не скажут и науку эту не применят больше никогда

 

Так или иначе, но мы добрались до Лиепаи. А потом был рыбацкий мотобот и ночной отрыв от немецкого сторожевика, и были морские мытарства, и каменистый берег шведского острова Готланд показался нам райским уголком. Деньги и ценности, которые появились у нас, кроме документов, за время пути, сделали свое дело. И был пузатый шведский пароход и берег Англии. И многомесячные проверки и иная спецподготовка для диверсионной работы

 

А потом нас с Витькой разбросала военная судьба. Я напросился в Африку, где приобрел фронтовой опыт диверсанта, сражаясь против войск Роммеля, а Витька воевал во Франции и Италии и тоже по нашему профилю

 

8 мая 1945 года война для меня не кончилась. Я встал в ряды армии молодого государства Израиль, а мои ученики воюют до сих пор. Витька после войны поехал в Швейцарию, к своей юношеской любви, которая у него сохранилась со времен, когда он жил там со своими родителями-дипломатами. Любовь не заржавела и сейчас он известный бизнесмен и счастлив в своих внуках

 

Я тоже не обижен любовью внуков, тем более что они пошли по моим стопам, и есть уже и полковники. Догнали таки деда по званию. Я живу в окрестностях Хайфы, на берегу моря и каждый день сижу в кресле на песке с удочкой в руках. Но ничего не ловится. То ли рыбы нет, то ли я рыбак, которому, как плохому танцору всегда что-то мешает…

 

Каждый год мы с Витькой встречаемся. То у него, то у меня. Недавно услышали, что в России открыли памятник невинно репрессированным людям. Решили, что надо ехать. Памятник из валуна с Соловков, острова, который сталинский людоедский режим превратил в смертоносный конвейер. Может, и наши родные лежат там? Надо ехать и положить к его подножию цветы. Надо ехать, а то скоро будет поздно…