Туман в 16-21

 

Предрассветный час. В тесной деревянной кладовой прохладно и темным-темно.Где-то рядом чуть слышно поет сверчок.

- Бррр, - поежился от холода братишка.

По коже побежали маленькие мурашки, собираясь на спине.

- Х-хо-лод-но, - выдохнул я, и кончика моего носа приятно коснулось тепло.

Мы с братишкой собирались на утренний клев. В дальнем углу кладовки потрескивали дрова, сложенные дедом на зиму. Совсем как живые.

- Страшно тут, - сказал, стуча зубами, братишка, - Тебя только и вижу и то еле-еле.

- Ага, - я принялся искать удочки, вытянув руки перед собой, стараясь не наткнуться на что-нибудь в потемках.

Братишка в это время наблюдал за моими поисками, растирая себя ладошками.

- Есть. Нашел. И удочки, и рюкзаки, и мешочек с запасками. Только что-то не помню, чтобы я их вчера в одном месте складывал, - снасти лежали на верстаке, аккуратно сложенные.

- Это домовой… - выдохнул братишка, - Помнишь, дедушка рассказывал про его козни? Страшно тут…

Мне и самому вдруг сделалось страшно.

- Нет домовых! Ерунда это все, - пытаюсь взбодрить братишку я, а у самого уже и дыхание сбилось. И страшно, и темно, и всякие мысли в голову лезут. Так и кажется, сейчас мохнатая рука моего плеча коснется или чудище какое рядом заревет нечеловеческим утробным голосом.

Бах! Что-то с грохотом упало в другом конце кладовки, там, где мрак скопился так, что хоть глаз выколи.

- Маа-мааааа! – еле слышно пропищал братишка и засеменил к выходу. Я за ним. Страшно жуть.

Стоим у крыльца и таращимся друг на друга, а в черном небе над нами догорают последние звездочки.

- Говорил тебе, а ты не веришь! Вот он и разозлился, - выдыхая теплый пар, протараторил братишка, - Нет его, нет. Говорил тебе, говорил?!

- Да ладно тебе! Трус, - а сердце в пятках так и колотиться, так и колотится. И отдышаться нельзя – воздух холодный и сухой какой-то, словно в темноте его и нет вовсе. И у братишки глаза большие, словно чудо-юдо какое увидел.

- Я пойду червей накопаю… Нет лучше прикормку приготовлю… Или червей… Нет – прикормку, - братишка оценивал где сейчас страшнее: на навозной куче, под вишневыми кустами или на пустынной улице, где фонари еще вчера погасли. И ни единой души…

- Червей в прошлый раз копал я, теперь твоя очередь.

- Тогда днем было! И вообще…

- Очередь есть очередь, - спокойно произнес я, хотя сердце в ушах так и колотится.

Немного поколебавшись, он все-таки взял лопату и пропал в кустах вишни за домом. Страх постепенно исчез, оставив после себя спокойствие и умиротворенность, да тихий предрассветный час.

Только сейчас я почувствовал, как приятно сводило скулы. Посмотрел на небо и голова пошла кругом. Бескрайний и нежный космос надо мной. И звезды, звезды, звезды. Протянешь руку и вот они в твоей руке, полная горсть, горят маленькими светлячками. Луна зацепилась за что-то, да так и застряла на полпути. Весит себе и светит, точь-в-точь как бабушкина лампа вечерами, когда она пряжу прядет, сидя на веранде. И ее родной мягкий голос в голове запел так тихо-тихо, спокойно и любя весь мир.

Я прошел по узкой тропинке вдоль дома, мимо кустов малины и цветочных клумб. В доме все спали. Стараясь не шуметь, откинул крючок на больших дубовых воротах и взглянул на звезды, скулы вновь приятно свело. Мир любит нас, в этом не было ни малейшего сомнения, когда за каждым поворотом, в каждом темном уголке таилось чудо. Космос принял поселок в свои теплые объятия, чтобы напомнить, о том, что все на самом деле настолько просто, что понять это иногда неимоверно тяжело.

Когда костер был готов, где-то далеко за поселком занялась заря. Только-только родилась, бледно-розовой полоской скрасив кромку горизонта. Деревья и домики вдоль дороги, застыли в ожидании рассвета причудливыми силуэтами. И не разберешь, поначалу, толи собака злая на тебя из темного угла глаза таращит, то ли это куст какой у соседского забора. А я стою посреди улицы, между нашим и соседским домом, руки над костром грею. Приятное тепло так и льется по телу, а отойдешь от костра и словно на дно реки опустился, тонешь в прохладном воздухе и мраке. Вода в кастрюльке закипала, значит пришло время засыпать перловки. Тут и братишка подоспел с кофейной банкой в руке.

- Готово? – спросил он, а у самого в глазах костер горит. И сходу руки в пламя окунул.

- Подождать надо немного, - отвечаю я, мешая прутиком кашу в кастрюльке, - Аниса добавим – карась так и пойдет!

Ночная мгла рассеивается, но новый день еще не начинается. Мы шли с братишкой по узкой улочке. Со стороны порта раздался гул танкера.

- Фу… А я то думал время остановилось, - испуганно сказал братишка, размахивая бамбуковой удочкой на плече.

- Эх ты! – рассмеялся я и удивился его мыслям.

Дорога спускалась к маленькому озеру, поросшему тиной. Вода в нем была мертвецки спокойна, словно по ней прошлись огромным утюгом, не оставив не одной складки. А со дна на нас светлячки смотрят… То ли звезды.

- Как тут тихо…

- Даже лягушки не поют, - задумчиво произнес он.

Послышался всплеск воды где-то рядом, в кустах. Выдра, высунув голову над водой, направилась на противоположный берег. Хлопнешь в ладоши, а она в воду. Поминай как звали.

Пройдя через дорожную насыпь, мы оказались у другого озера. В центре находился островок с торчащими в разные стороны кронами старых лип. Я всегда думал, что грибов то там, наверное, шагу не ступить.

- Смотри! Привидения носятся, - я показал пальцем на чуть заметное испарение на воде.

- А я и не боюсь, - ответил, бодро шагая, братишка. А поплавок так и цокает о бамбук.

Пройдя вдоль озера, мы ушли с ним вправо к дачам на возвышенности. Там набрали малины, душистых яблок, да мягкой сливы немножко. Воздух здесь особый, замешанный на свежести утренней росы и запахе ранних яблок, мокрых поутру. Миновав сады, мы вы вышли к Заводскому. Перед нами живописная картина: озеро черной воды, местами поросшее ряской, лежит посреди луга в форме продолговатого овала.

- Как тут красиво… - протянул восторженно братишка, - Как красиво!

А жизнь! Жизнь так и струится отовсюду! Не задавая извечных вопросов, она здесь просто живет самой собой. И нет силы, которая сможет сломать ее волю и стремление идти вперед к новому дню.

Тропинка от садов уходила вниз по склону, теряясь местами в мокрой траве. Петляя, она останавливалась у старого мостика, потом убегала на другом берегу в сторону парка. Заводское со стороны садов совсем мелкое, тянулось на полкилометра до высокого бетонного ограждения, за которым начинался маленький городок разных цехов по починке танкеров. Даже сейчас, в столь ранний час со стороны городка доносились звуки работающих подъемников и разных хитроумных механизмов. Парк просыпался птичьим щебетом, а озеро - всплесками воды у прибрежных кустарников ивы. Привидения над водой стелились толстыми слоями, в том месте, куда ложились первые лучи восходящего солнца. Оно только-только показалось в промежутках улиц, между маленькими домиками у старого парка.

- Самое время, - откусывая холодное яблоко, сказал я.

Мы спустились к мостику. Он больше похож на неухоженную железную дорогу, пролегающую по самой воде. Доски местами отсырели и сгнили, оставив дыры, в которых днем плескалась вода. Мы ступили на мост и чем ближе подходили к середине, тем он сильнее прогибался. Ноги хлюпали по холодной воде.

- Я на этом берегу останусь, - сказал братишка.

- Ты не бойся! Мост крепкий – выдержит, - успокаиваю его я.

- Нет, я останусь, - сказал он и вернулся на берег.

Так мы и расположились, он на этом берегу, я на другом. Сидим, закинули удочки.

Туман, что стоял посреди озера, вместе с первыми лучами солнца добрался и до берега. Сначала он, застенчиво подкрадываясь, лился маленькими струйками вдоль наших ног у воды. Но не прошло и десяти минут, как он просочился между щелей в мостике, и будто сжав его в кулак, поглотил и его самого.

Я оторвал взгляд от поплавка. Передо мной стена плотной белой массы. Туман.

- Братишкааа! – позвал я. В ответ – тишина. Только всплески воды где-то там, в таинственной белой пелене, да перекличка черных ворон в парке за спиной.

Кинув на траву удочку, я пополз на четвереньках по мосту и оказался в сердце тумана. Белое и прохладное, совсем неживое. Не бьется. Мои ноги и руки в ледяной воде, аж кости ломит. Сердце призрака.

- Ты там?! – пытаюсь докричаться я.

Ответ – тишина. Вот уже и берег. Братишка сидит на том же месте, где я его оставил, только плечи вздрагивают.

- Ты чего это? Плачешь что ли? – спросил я. А он сразу ко мне, обнял и щекой к груди прижался, а у самого слезы ручьем. Дрожит всем телом, как осенний лист.

- Я думал ты не придешь, - плохо выговаривая слова, сказал братишка. Лицо бледное и влажное, в глаза так и смотрит, словно маленький беззащитный кутенок.

- Ну?! Ты чего? Ты же братишка мой! Родной! Ну?!

Наши души стали легкими и ясными. Солнечные лучи грели их, и они вот-вот отрывались от холодной травы под нашими босыми ногами.

Туман постепенно испарялся, открывая зеркальную гладь озера, и игривые солнечные зайчики на его поверхности. Подул легкий ветерок, обеспокоив поверхность воды, и с чувством чего-то совершенно нового просыпалась природа. Настал новый день. Ветерок сорвал наши души с уютного бережка и понес, словно воздушные шарики, в теплое небо. Под нами сонный поселок, над нами перья облаков, за ними бескрайний космос. Лучи солнца греют, а мы взмываем все выше и выше, там, где все просто и понятно, туда, где ослепительное солнце и беззаботное детство.

 

***

 

Братишке сейчас 16. Мне 21. С тех пор прошло восемь лет. Туман за годы становился все гуще и гуще, а мост растянулся на многие километры, совсем скрывшись из виду. Тогда братишке было восемь, мне тринадцать. Разница в возрасте, была лишь разницей в возрасте и не более того. Сейчас же - непонимание друг друга. Впрочем, солнце иногда заглядывает и в наши комнаты, даря свое тепло каждому из нас. Наступит, то утро, когда солнечные лучи все-таки покажут нам тот маленький и шаткий мостик. Главное, в это искренне верить. А иначе и быть не может.