--Настя, Настенька, ну, не надо, не кричи так, я вернусь.… Ну, посмотри, ведь не один же я иду на эту проклятую войну. Да и не надолго мы: вот разобьем Гитлера – и вернемся. Ну, ладно, ладно, будет.

Так Василий уговаривал жену, которую он оставлял дома на руках с тремя детьми. Трое маль-

чишек – один другого меньше. Говорил то, что и все, наверное, в эту минуту. И никто не знал, что уготовит им судьба. А сейчас музыкой, плачем гудит перрон. Многолюден вокзал станции «Расшеватка». Обессиленная от слез, от подступившей к сердцу тревоги, Настя обнимала мужа так, словно у нее на век забирали самое дорогое, будто она уже сейчас знала, что будет впереди.

А Василий, прижимал к себе жену и не находил таких слов, которые могли бы ее успокоить. Настя, его Настя, она никогда не была красива. На ее лице когда-то оставила свои отметины, оспа. Не слишком сильно, но все же кое-где были не большие ямочки. Настю они совсем не портили, а так, как сама она была озорная и бойкая, ладно скроена, певунья, плясунья, на этот дефект многие совершенно не обращали внимания. Она могла заткнуть за пояс любую красавицу.

Словно приворожила, Василия, Настя. И походить за собой заставила. Удивлялись ему друзья. У женщин он всегда пользовался успехом. Ну, чего ты в ней нашел? Подшучивали над ним. А он прощал друзьям их издевки, понимал, что влюбился. Все, что было до Насти, казалось пустым и ненужным. И вот теперь их разлучала война.

Дали гудок. Пришла пора посадки и отправления. Сначала на мгновение повисла тишина. Затем раздался женский пронзительный крик, и началась несусветная суматоха. Все бежали, кричали, кто-то падал и снова вскакивал. Настя словно приросла к Василию. Он с трудом оторвал жену от себя, вскочил в вагон. И еще долго видел ее, стоящую с живым свертком на руках, и двух сыновей, державшихся за ее юбку.

Поезд уже скрылся с глаз, а Настя так и стояла, словно неживая, смотрела в пустоту и ни одной мысли в голове не было. Перрон совсем опустел, за плечо, тронула подруга. Пойдем Настя, а то домой добираться будет нечем. Наши отделеновские все собрались, машина ждет. Настя, повернулась на голос. Подруга взяла старших ребят за руки, а она покрепче прижала к себе малыша и молча пошла к машине.

И домой возвращались тоже молча. Так же молча разошлись по дворам.

А на дворе лето, работы и дома и в поле – непочатый край. Настя смотрела на свое подворье и думала: «Господи, не справиться мне со всем одной, пропаду, не выживу…»

Но начинал плакать младший, требуя к себе внимания, старшие вечно хотели, есть – вертелась Настя, забывая об усталости, отодвигая подальше свои страхи.

Бежали дни, вечером валилась от усталости на подушку. Ничего, не чувствуя, кроме пустоты,

Огромной душевной пустоты. Но мысли ее брели по дорогам России, вслед за мужем. Что с ним, как он там?

И в совхозе почти совсем не осталось мужчин. Технику теперь осваивали женщины, редко где увидишь в поле фуражку, все больше мелькают косынки. Все свалилось на женские плечи. Трудно было невыносимо. Откуда только силы брались. Почти всегда голодные, вещи изношены. Под ситцевыми платьями

Ничего больше не имелось. Так было летом, а в зимнее время, натягивали на себя все, что можно. Фуфайки оставшиеся от мужей, брюки, обувь, которую раньше выбросили бы, сейчас были ей рады….

Теперь, спустя столько лет после войны, многим, кажется, что о ней уже все рассказано, будьте уверены не все. Судьба нашей героини сложилась настолько непросто, что и вообразить трудно.

Миновала война, все вынесла Настя. За годы подросли дети: Васе – десять, Сашку – семь, Вовке – пятый годок. Не пропали, и дом сбереги. Жили бедно, но ведь не они одни. На отделении стало много вдов, но все-таки возвращались солдаты. То в одном, то в другом доме – радость. Только в Настин двор, не спешил ни какой солдат. За всю войну не получила она ни одного письма, словно в воду, Василий. Но и похоронки тоже не было. Под самый конец войны, пришло извещение о том, что Василий, пропал без вести. Пропал – это не убит! Значит надо ждать, значит, есть надежда!

И она ждала. Тем временем, сын Василий, окончил семилетку. Пошел учиться на тракториста. Младшие - в школе. Она по-прежнему в совхозе работает. На отделении клуб отстроили, кино завозить стали.

В домах первые телевизоры появились. О войне потихоньку стали забывать. В поле – урожай, на столе – достаток. Отдохнувшие от работы женщины, мужчины часть ее взяли на себя, похорошели. Детей на улице прибавилось. И лишь ее войне не было конца.

Сватались к Анастасии и не раз. Она вежливо выпроваживала сватов: «Да не было ж похоронки на Васю, его жду». И отступили сваты. Старший сын уже работает в тракторной бригаде, уже женился, квартиру не далеко от матери получил, свой быт налаживает. А она все ждала – привычно, терпеливо.

Все изменил тот день, когда почтальон принес в ее дом письмо. Почерк не знакомый, да и адресат неизвестен. Пальцы у Насти дрожали, похолодело сердце. Почтальон уже собрался уходить, но, взглянув на Настю, остановился.

- Настя, тебе плохо? Может помочь чем? Она опустилась на скамейку у калитки, боюсь читать, прочти. Почтальон открыл конверт, а, дочитав, не узнал Настю. Она враз постарела, и ростом показалось, меньше стала. Письмо было от Василия. Он бал жив, здоров. У него была другая семья. Он объяснял, как попал в плен, как его спасла и выходила женщина, от которой не смог он, потом уйти. Писал, что замучила его совесть, и что очень хочет знать, как она и дети. Почтальон ушел, разнося диковинную весть по селу. А она так и осталась сидеть на лавочке у сохраненного дома. Услышав о письме, пришел старший сын.

Стали сходиться люди. Ей говорили: «Поплачь, Настена, полегчает». Ей сочувствовали, Василия, осуждали. Сын, видя состояние матери, увел ее в дом. И никто не видел ее слез. Лишь та самая подушка, хранительница и свидельница нечеловеческих сил и верности в эту ночь промокла от слез.

Не успела притупиться эта боль, как свалилась новая беда. Сын Василий попал под гусеницы трактора. Настю словно огромным камнем придавило к земле. После похорон, невестка не задержалась в селе, кругом горе и нет просвета.

Пришел черед Саше жениться. Девушку взял за себя работящую, красивую. В доме у них всегда уютно и достаток имеется, работают оба. Повеселела, Настя, случившегося не исправить, а жить то надо.

 

Да видно не все горе пережила. Деток сыну с невесткой Бог не дал. И все чаще молодые за столом с рюмкой. Потом, девочку удочерили. Но с Сашей уже случилась беда, пристрастился он к водочке, саму же остановиться не в силах. С белой горячкой в больницу попал. Врачи подлечили и строго настрого запретили употреблять алкоголь. Мазали у соседей построенный дом, не удержался, после работы вместе со всеми выпил и отобедал. А ночью его не стало. Сашина жена тоже не задержалась в селе, самый младший в армии служит. Осиротела Анастасия. Горевала: «Это ж надо такую войну выстояла, детей сберегла, а мирное время, растеряла». Пусто в когда-то шумном доме. Бродит старушка по дому, убивается от тоски и вспоминает прошлое. Попросила у начальников квартирку поменьше, да в центре села. Их дом стоял на окраине, раньше не замечала этого, а сейчас неуютно себя чувствовала. Дали, перебралась, обустроилась, младшего с армии ждать стала.

Прошло 39 лет после войны. Вот и все ничего больше в этой жизни не случится, думала Настя.

Старость, как ком снежный с горы катится, никуда от нее не денешься. Но это не конец истории.

Пришло второе за все время письмо от мужа. Василий писал, что схоронил женщину, с которой прожил жизнь, остался один, дети выросли. И просился приехать к ней, если она не против, век доживать.

И опять по разному отнеслись к этому люди. Молодые категорически советовали: «Не принимай его баб Насть!» Кто постарше помалкивал. А баба Настя позвала. А когда он приехал, словно помолодела, засветилась изнутри, удивляя молодых; «Но как такое можно простить?» Лет пять прожили они вместе, а он опять ушел. Но теперь туда, откуда не возвращаются. А Настя прожила долгую жизнь. Дождалась от младшего сына, внука, а потом и правнуков и совсем недавно ушла к мужу, и теперь никто и ничто не сможет их разлучить.