Старый фонарь Старый фонарь тускло мигал помутневшим глазом. Казалось, что свет бьется в пыльное стекло, пытается вырваться из душного плена, он то вспыхивает с новым азартом, то вновь обессилено гаснет и, наконец, совсем исчезает. Утро. Медленно, с частыми передышками, опираясь на крепкую трость, ковыляет старушка. В руке дрожит авоська с булкой и бутылкой ряженки. Старушка в очередной раз останавливается, опирает трость о фонарный столб и потрескавшимися негнущимися пальцами поправляет выбившийся из-под воротника пуховый платок. С дребезжащим грохотом мимо проезжает трамвай. Старушка смотрит ему вслед, что-то бормочет сама себе и, осторожно ощупав асфальт тростью, бредет дальше. По улице, опустив голову, плетется школьник. Без пяти восемь. Он не торопится, постукивает варежкой, как по клавишам, по пыльным рамам магазинных витрин. Через дорогу, путаясь в потоке машин, перебегает мужчина с дипломатом в руках. Он на ходу достает из кармана носовой платок, вытирает лицо. Неловко цепляет застёжку пальто, и блестящая пуговица, сверкнув, исчезает под колёсами проезжающего автобуса. Мужчина, махнув рукой, подбегает к открытым дверям, и вот уже его лицо мелькнуло за пыльным автобусным стеклом и потерялось где-то среди таких же лиц, спешащих на работу и учёбу. Каждый день сотни людей проходили мимо старого фонаря, и каждый думал о чем-то своем, у каждого были свои радости и беды. Люди торопливо шагали прочь, и только чугунный столб с дрожащим, мигающим светом не изменял своего места. Он, может быть, и хотел бы тоже вот так идти в толпе, сосредоточенно всматриваясь в тротуар, быть одним из многих, спешащих куда-то, к чему-то важному и нужному. Но старый фонарь стоял на углу улицы уже столько лет и ни разу не сдвинулся в сторону. Вечером он зажигал мутный свет и следил единственным глазом за окнами дома напротив. Вот за форточкой висит обсыпанный снегом гусь: наверное, на выходных к хозяйке приходят гости. А вон за задернутыми шторами двигается сгорбленная тень. Рука потирает переносицу, видно, что человек чем-то озабочен. Там живет профессор. На третьем мигает синий свет. Сегодня показывают хоккей. Окно приоткрыто, и в морозную ночь врываются окрики болельщиков. К стеклу подошла женщина и щелкнула шпингалетом. И на улице остался лишь шум автомобилей, топот шагов и тихий мерцающий снег. Но в окне как раз напротив фонаря всегда темно. Каждый вечер в соседних квартирах зажигают люстры, торшеры, настольные лампы, ночники, а сюда никто не приходит. Только уличный свет дрожит на пыльном стекле, и рама бросает тень на подоконник с засохшей геранью. Фонарь знал всё о жильцах этого дома: когда у них праздник, когда кто-то болеет или готовится к завтрашнему экзамену, когда хозяева в отпуске. И он привык, что, с тех пор как за его стеклом загорелась новая лампочка, в эту квартиру на втором этаже никто не приходил. Но до этого здесь жил одинокий студент. У него часто горела настольная лампа, освещая стопки растрепанных конспектов и забрызганную чернильницу, а иногда свет падал на склоненную над столом голову студента, когда он, прикрыв ее руками, дремал над книгами, сморенный усталостью. Потом студент начал работать по ночам. Вечером он топтался на кухне, жарил яичницу, в одной руке держа книгу, а в другой – кусок городской булки. А ночью куда-то уходил и возвращался только под утро. Лишь на несколько минут в спальне загорался ночник, студент вешал на спинку стула помятую куртку и обессилено опускался на диван, дергал за нитку – и свет гас. Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды вечером свет уличного фонаря не упал на раскрытый на полу чемодан. В него беспорядочно сбрасывались книги, бритвенный станок, одежда, фотография в рамке, рубашки, полотенце… Последним студент снял со стены ночник и, обмотав проводом, запихнул в чемодан. Потом едва стянул всё ремнем и защелкнул замок. С тех пор в квартире было темно. Под Новый год во многих окнах мигали елочные гирлянды и бумажными кружевами белели снежинки. На улице люди чаще задерживались у магазинных витрин, присматриваясь к выставленным там товарам и выбирая подарки. У многих уже были зажаты под рукой бумажные свертки, а некоторые несли на плече пушистую ёлку, которая шевелила колючими ветками в такт шагов и роняла иголки. Некоторые из них падали возле самого фонарного столба, а однажды смолистая ветка даже чиркнула по чугунному приступу, и фонарь, будь он живым существом, обязательно вздрогнул бы от радостного ощущения елочного укола и своей причастности к общему настроению праздника. Но когда темнело, и в комнатах зажигали свет, фонарь с надеждой всматривался мигающим глазом в мутные стекла квартиры напротив – там никого не было. Стоял февраль. Днем уже звенела капель, и изредка в шуме улицы можно было разобрать по-весеннему задорное теньканье синицы. На тротуаре быстро таял снег, и в темных лужах качался дом. Школьники хлюпали сапогами в льдистой воде и норовили обрызгать себе липким талым месивом. А вечером все снова замерзало, и прохожие несмело ступали по скользкому тротуару, который неудобно взбугрился твердыми ледяными следами. Старики, не полагаясь на свои трости, прижимались к стенам зданий, а если нужно было перейти улицу, осторожно, неуклюже размахивая руками, добирались до фонарного столба, хватались за надежную опору и отдыхали минуту в желтом круге света в ожидании зеленого светофора. Сегодня фонарь все так же вглядывался в окна. Его мутный глаз то неожиданно меркнул, то снова загорался, подрагивая и разгоняя длинные тени. Но вдруг свет на мгновение сделался ярче, так что женщина в телефонной будке на углу наконец-то смогла разобрать небрежно написанный номер, и погас. - Тьфу ты, опять! Ну и что это за цифра? По-моему три… Или восемь? Фонарь чернел на фоне светящейся за ним витрины на той стороне улицы. Его старый глаз, что каждый вечер зажигался за мутным стеклом, сегодня погас. И теперь фонарь не видел, как на втором этаж вдруг неожиданно вспыхнул свет, и за пыльными стеклами молодая девушка разогревала ужин, а парень лет двадцати пяти снял с подоконника треснувший горшок с давно забытой геранью и поставил на его место вазу с белыми и красными гвоздиками. А ночью несколько раз включали ночник, и девушка качала на руках маленький сверток, подойдя к окну и всматриваясь в темноту улицы, где бесполезно чернел фонарный столб с перегоревшей лампочкой. |