Из цикла свадебных историй

 

Бывали времена, когда никто никого не осуждал за бедность. Не нужно было вылезать из кожи вон, чтобы сравниться с богатыми. Подходит, скажем, свадебная пора – зазывают гостей. Сходятся все гурьбой: у кого полинявшая рубашка, изношенный пиджак, у кого -побитая молью цветастая шаль, длинная потерявшая цвет юбка… Зато какие оживленные разговоры, сияющие лица, шутки, поговорки, как голосисто поет гармонь, какой звонкий и неудержимый бубен!..

 

Как-то во двор к Прокопенкам устремились со всех деревенских уголков: и родственников много, и кумовьев, и друзей. Казалось, что Василий и Василина – свадебные родители – не в состоянии будут всех разместить.

 

Поздняя осень уже приморозила с утра все лужи, заставляла людей протапливать печи сухим коровьим кизяком и колючими ветками акации, собранными в ближайшей лесополосе. На улице – ноги не вытянешь из грязи. Чернозем – хоть и укатанный подводами и бричками, - раскис, наполнился блюдцами влаги, подошел, как на дрожжах. По такой дороге не поспешишь, рискуешь сапоги потерять, болото так и чавкает.

 

Перед порогом у Прокопенков постелены высохшие бурьяны - курай и перекати-поле. Все тщательно вытирают обувь, чтобы не занести грязь на притрушенную соломой доливку в хате. Проходят в сенцы, снимают верхнюю одежду – фуфайки, бушлаты, «московки», пальто – в темный угол на большой сундук. Неторопливые разговоры мужиков, девичий щебет, бабские перемолвки, смех, возгласы… Рассаживаются в светлице на длинных лавках, застеленных домоткаными дорожками. На свадебном столе – грубая из серого полотна скатерть, вышитая крестиком розовыми нитками, расставлены глиняные кувшины с узваром, возвышается бутыль с самогоном, исходят паром глубокие полумиски с борщом, с пампушками. На мелких тарелках – свежесоленое сало, квашеные яблоки, бочковые огурцы и перец.

 

Когда все гости угомонятся – пригласят молодых и усадят, как водится, во главу стола, под висящими на стене иконами. Попробуй здесь все заметить и разглядеть! Тебя, малолетнего, все толкают взашей, выгоняют, чтоб не путался под ногами – и со светлицы, и с кухни и даже из спальни, где на высокой кровати сидит невеста, а напротив на дубовом табурете – жених. Ждут, их вот-вот должны позвать…

 

Невеста, знай себе, поправляет кудряшки, накрученные еще на рассвете на разогретую металлическую трубку. Брови у нее припухли и покраснели от того, что с вечера она их выщипывала одолженными у подруги щипчиками.

 

Нет никаких причин для волнений, ведь жених Митька смотрит на нее влюбленными глазами, забывая о том, что девка строго приказала ему закрывать рот для серьезности и солидности. Аннушка Прокопенко – не красавица и такая уж молодая. За Митьку решилась пойти из-за того, что век девичий очень короткий, а свободных парней больше нет. На ней – желтоватое от давности штапельное платье, сшитое из самой дешевой ткани, завезенной в местную лавку. Фасон придумала портниха – тетка Устинья, самая признанная в деревне. Присобранное в талии, оно немного полнит невесту, топорщится на груди, режет в подмышках. Но не беда, главное, что штапель все-таки долежал до своего времени в заветном сундуке, даже пахнет, поскольку ни разу не стиранный. Пахнет немного уксусом и нафталином.

 

Аннушка одергивает свадебный наряд, размещает на груди атласные ленты, свисающие с веночка, слегка покалывающего голову. Цветы в венке сплетены с белых восковых цветочков.

 

Митька резко вскакивает, упираясь в дверную раму, вытягивает длинную шею: звали – не звали? Ему надоело сидеть в душной спальне, в застегнутом на все пуговицы тесном пиджаке с короткими рукавами. Отец жениха – узкоплечий, щуплый, берег наряд только для праздников. Подоспела свадьба – парня едва втиснули в пиджак и приказали глубоко не вдыхать и не выдыхать хотя бы на то время, пока будет сидеть во главе стола. Иначе – пуговицы напрочь отлетят.

 

Перевязанный накрест двумя вышитыми рушниками дядька Кондрат неспешно подходит к спальне:

 

- Ну, что? Готовы молодые? Выходите!

 

Аннушка – впереди, Митька, придерживая ненадежные пуговицы, - сзади. Проходят между лавками, измеряемые повеселевшими взглядами гостей, на почетное место, усаживаются под иконами.

 

Присутствующие переглядываются, ждут обращенной к молодым речи Кондрата. Аннушка с облегчением стягивает под столом тесные туфли, которым уже больше четырех сезонов. Никто ее движений не замечает, босой ногой она скользит по соломе и вдруг ощущает что-то холодное и скользкое. Живое!

 

- Ой! Мамочка родная! – изо всех сил вопит невеста и босиком взбирается на лавку.- Там, в углу – гадюка!

 

Что есть силы цепляется за жениха. Пиджак не выдерживает, пуговки стреляют во все стороны…

 

- Где? Что? – тревожатся отрезвевшие гости.

 

Один за другим поднимают края тяжелой скатерти, заглядывают под стол. Под ногами у молодых притаилась в соломе серая змея. Растревоженная криками, она резво расправляет свои кольца и пытается уползти дальше в угол, где больше соломы. Митька тоже влезает на лавку, потом перелазит через стол, свалив по ходу горку пампушек и кувшин с узваром. Кондрат упреждающе прижимает к груди бутыль с самогоном.

 

- Вилы! Несите вилы, а то удерет, гадина! – кричат те, кому удалось увидеть серую разбойницу.

 

Все выбегают на улицу, собираются возле сарая, ежась от холода. Кто-то хватает совковую лопату, кто-то – тяпку, кому-то посчастливилось отыскать на сеновале острые вилы.

 

Вскоре шустрый герой дня выносит из избы нанизанную гадюку, которая продолжает извиваться и угрожающе качать головой. Мигом нашлись желающие порезать ее на куски и смести их метлой в ведро…

 

Вот такое случилось на свадьбе у Прокопенков. Все были озадачены: откуда взялась змея? Нужно было у нас спросить, а то, знай, толкают да прогоняют…

 

А разгадка – простая. Осенью вскапывают огороды там, куда плуг не доходит. Поручают это дело детворе. Вот и раскопали мы перед этой свадьбой целое гнездо со змеиными яйцами. Оболочка у них не твердая, как у куриных, а упругая и шершавая. Мы лопатой разрубили, а там – живые гадючки, словно серые червячки. Долго мы их рассматривали, а потом надоело, бросили и забыли. А змея-мать, видимо, искала свою самую дорогую собственность и вползла в темные сени к Прокопенкам, притаилась там. Когда гости стали топтаться возле сундука, снимая фуфайки, она переметнулась в светлицу. Там ее Аннушка и обнаружила…