Черная бабочка

Мой отец был военным. Как и все семьи офицеров, мы часто переезжали с места на место. В далеком 1949 году наша семья жила во Владивостоке, где папа преподавал экономическую географию на высших военных курсах.

Проживали мы в деревянных коттеджах на окраине города в районе, который назывался "Гнилой угол". Это место и, правда, отличалось плохой погодой. Когда над городом светило солнце, у нас всегда моросил дождь, постоянно было грязно и сыро.

Нам, детям, все было нипочем. Гуляли в любую погоду. Летом целой ватагой ходили в лес, карабкались по сопкам за цветущим багульником, ходили купаться в бухту Потрокль. Ныряли в океан за морскими звездами, ежами и трепангами.

Напротив нашего дома через дорогу шло строительство трехэтажного общежития для рабочих. Там трудились пленные японцы, которых каждое утро под конвоем приводили охранники. Вечером, когда работа кончалась, их строили в колонну и уводили в лагерь для военнопленных.

Эти странные люди вызывали постоянный интерес у всех ребятишек. Одни их дразнили, показывая кулаки и выкрикивая "банзай!", а другие жалели и приносили им кусочки хлеба. Пленные выглядели очень измученными. Униформа цвета хаки висела на них как на вешалках. И все они были так малы ростом, что казались мне, семилетней девочке, ровесниками.

Японцы часто подзывали нас, и, отдавая свои гроши, просили купить для них что-нибудь съестное или папиросы. Сами они не могли отлучаться со стройки. Мы охотно выполняли их просьбы, хотя в то время в магазинах ничего нельзя было купить, кроме черного хлеба, ржавой селедки или консервов.

Я и моя подружка Зойка часто беседовали с пленными, несмотря на то, что это было строго запрещено. Их сторожили бдительные охранники, наводящие ужас не только на японцев, но и на нас. Они постоянно отгоняли всех от военнопленных, грозя тюрьмой за предательство Родины и шпионаж.

Да и сами мы побаивались чужаков, ведь несмотря на солнечные улыбки, они были нашими врагами.

Среди всех японцев мы с подружкой выделяли двоих, самых молодых, которые постоянно нас приветствовали и пытались шутить на ломаном русском языке.

-Дети-сан, смотри! - говорил один из них и показывал, как он "отрывает" себе палец и при этом закатывал глаза и издавал мучительные стоны. Мы понимали, что парень шутит, и весело смеялись. Нам маленьким девчонкам льстило, что взрослые люди разговаривают с нами на равных.

Как-то раз, один из японцев с таинственными видом подозвал меня и вручил спичечный коробок, в котором что-то тихонько шуршало. Я приоткрыла крышку и увидела красивую бабочку - черного махаона, которого даже в те далекие времена было очень трудно встретить. Потрясенная красотой и размером насекомого, я спросила:

-Где ты взял ее?

Он гордо ответил, что поймал бабочку специально для меня. Затем, смущаясь, робко попросил принести ему кусочек хлеба.

- Да, да, конечно! - сказала я и помчалась домой, бережно прижимая к себе коробочку с черной красавицей. Дома схватила кусок хлеба и собралась бежать обратно.

Мама остановила меня и сказала:

-Зачем ты берешь хлеб? Лучше мой руки и садись обедать. Сегодня я приготовила очень вкусный борщ с мясом.

Я показала маме черную бабочку и ответила, что хлеб несу пленному японцу, который подарил ее мне. Мама вздохнула, немного подумала и сказала:

- Бедный малый! Он, наверное, очень голоден. Там в лагере их держат на хлебе и воде. Приведи его к нам. Пусть поест горяченького.

Я радостно побежала звать своего знакомого на обед. С ним рядом стоял его друг. Пригласила их обоих. Японцы переглянулись, о чем-то поговорили между собой, и, воровато оглядываясь, пошли вместе со мной.

Было как раз обеденное время. Охранники сидели в стороне на пустых ящиках. Ели селедку, чем-то запивая ее. Так что можно было отлучиться незаметно. Мама, увидев двоих гостей, вместо одного, погрозила мне пальцем, но ничего не сказала. Усадила обоих за стол. Налила им по полной глиняной миске вкусного дымящегося борща, крупными ломтями нарезала буханку черного хлеба.

Японцы замерли от восхищения при виде роскошного угощения. Затем молча принялись за еду. Если бы вы могли только видеть как они ели! Я никогда не забуду этого зрелища. Быстро загребая ложками, почти не жуя, они глотали этот живительный борщ, закатывая от блаженства свои маленькие узкие глазки. Чтобы не уронить не одной капельки, они подставляли под ложку кусочек хлеба, неся ее ко рту.

Когда миски опустели, гости хлебным мякишем вытерли их до блеска и отправили сочные кусочки в рот. Затем собрали со стола все хлебные крошки и съели их. Действовали одинаково и очень слаженно.

Покончив с едой, японцы улыбнулись нам, встали из-за стола, и, сложив руки ладошками вместе, долго кланялись, благодаря нас. Мама растрогалась и даже заплакала. Ей было очень жалко этих изголодавшихся молодых ребят.

После этого обеда мои знакомые японцы встречали меня как родную. Мы каждый день разговаривали. Они очень смешно произносили некоторые русские слова: хреп - вместо хлеб, растуй - вместо здравствуй. Мое имя Лиля они произносили как Риря. В японском языке нет буквы "Л" и во всех русских словах они заменяли ее на "Р".

Мне удалось узнать имена своих новых друзей. В шутку или всерьез, они назвались: Тор и Ками. Причем Тор, называя себя, показывал на стол, а Ками - брал в руки камень.

Тор и Ками еще много раз обедали у нас. Мама старалась приготовить для японцев рыбу и рис, это была их любимая еда.

Однажды мама спросила гостей, как они попали в плен? Ребята смутились и стали уверять:

- Моя русский не стреряй! В прен сама пошра. Не хотера война. Оба очень тосковали по дому, так как в плену были уже почти три года. У Тора отец был крупным промышленником. Он смешно изображал своего папашу - надувал щеки и округлял живот руками, показывая, какой он богатый и толстый.

Ками был из простой рабочей семьи. Но война стерла все сословные грани, и в плену они стали лучшими друзьями. А еще молодые японцы очень полюбили наш черный хлеб. До войны они даже не знали его вкуса. В Японии этот продукт не едят, его заменяет рис, и даже пирожные пекут из рисовой муки.

- Когда моя пошра дома, то скучай русский хреб, - говорили они.

Прошло несколько месяцев, и однажды мы увидели, что вместо военнопленных на стройке трудятся наши русские рабочие. Думали, что замена временная, но японцы больше не вернулись. Никто не знал, куда их увезли, то ли отправили на родину, то ли перевели в другой город.

Своих друзей Тора и Ками я больше никогда не видела. Вскоре и мы переехали из Владивостока на новое место службы отца. А черная бабочка - махаон еще много лет хранилась в моей коллекции, пока не рассыпалась от времени.