БАЙКИ ОТ СТЕПАНЫЧА.

 

МЕДВЕДИХА

 

Двое в тайге – это тяжело.

Случись что с одним, нагрузка на другого увеличивается в сотни раз. Виктор идет впереди... Сделали «челнок» (туда-обратно) на Саянский хребет, возвращаемся к табору, а до него еще идти и идти.

Вообще, надо сказать, у нас есть ружье. Но и не ружье это, признаемся честно, пукалка какая-то, восемнадцатый калибр! Только белок, и то ручных, можно стрелять. Ну, кабаргу, если близко из любопытства выскочит. Есть нечего, и мы жаждем мяса!

Вдруг слышу впереди, там где идет Виктор, - ба-бах! Неужели кабарга? С радостью спешу на выстрел и... вижу испуганное лицо Виктора, - Это медвежонок был! А ведь, защищая своих малышей, медведица даже на бронетранспортеры кидается.

Вмиг тайга теряет свое обаяние. За каждой кедрой мерещится черная масса (медведи в Саянах, в Тофаларии, черного цвета, кара-бурень называются), звук сломанной веточки кажется грозовым разрядом.

Идем по тропе с оглядкой. Виктор впереди, водит своей «пукалкой» из стороны в сторону, я сзади, т.к. у меня станковый рюкзак, кинется медведица, станок отсрочит мой конец на пару мгновений.

Позади раздается треск, вот он все громче... Мы убыстряем шаг, но ужас парализует конечности. Пот заливает глаза. Постоянно жду нападения сзади. Виктор вглядывается в чащу. Чем он собирается отпугнуть зверя, прикладом? Напряжение достигает предела.

И вдруг впереди по тропе – овраг! Рванули к нему. Вниз, вверх, мы уже на той стороне. Задыхаясь, падаем на краю оврага в траву лицом к зверю... Направляем нашу пукалку на лес на том берегу... Напряжение волнами идет по телу.

И вот она - хозяйка тайги. Огромная, черная и взъерошенная. Выходит на край оврага, царапает лапой землю, встает на задние лапы, гнет березку, нюхает воздух... Но ветерок нам в лицо. Не дышим, трава скрывает нас.

Еще раз обнюхав воздух, медведица направляется обратно в лес. Треск постепенно стихает...

Дождавшись полной тишины на той стороне, срываемся и бежим, бежим, бежим! Добежали до нашего табора в полчаса. Без сил валимся на землю.

Ушли!

Спустя несколько минут, едва отдышавшись, Виктор прошептал, - Наверное, я в него не попал!

 

МАЛИНА ОТ МЕДВЕДЯ

 

Восточный Саян, река Урик. Поход на выживание. Из всей еды на четверых три килограмма риса и три килограмма сахара. На месяц.

Идет пятнадцатый день сплава, сплошные пороги, шиверы, прижимы... Прибрежные скалы острые как бритва, баллоны катамарана приходится клеить, не переставая. Как назло все время дождь, река дурит. Рыбы нет, зверь ушел в горы.

Поедается все, что имеет негорький вкус: заячья капуста, побеги камыша, лиственичная хвоя, грибы, черемша...

Идем по реке.

Издалека видим, что на приближающемся речном мысу, чуть выше, у скал, расположились огромные заросли малины.

Немедленно пристаем и по приказу капитана вдвоем с Юрой лезем с котелком вверх за малиной. Идти тяжело, сплошные завалы из стволов, травяные джунгли. Добравшись до куста, забываем обо всем, котелок в сторону и горстями поедаем тающую сладкую мякоть. Юрка зашел с другой стороны, чавкает и урчит от блаженства.

С огромной скоростью сдираю ягоды, забираюсь все выше и выше, раздвигаю ветки, а перед моими глазами, почти в упор... огромная медвежья морда!

Как я летел вниз, к реке, не помню. Именно – летел, потому как не тормознул ни перед одной корягой!

Выскочил на берег, задыхаясь, показываю на куст, изо рта одни междометия, и на самом высоком нервном взвизге вдруг слышу голос капитана, - А Юрка где?

Хватаем ружье, лезем по корягам (странно, их же не было, когда я бежал вниз!), подкрадываемся, огибаем куст и видим... Юрку, все так же в спешке поедающего малину.

– А где медведь?

Юра делает большие глаза: - Какой медведь?

Пробираемся к месту встречи с косолапым и видим огромную кучу говна (медвежьего!). А вверх и вниз от этого места прямые коридоры примятой травы, один мой, другой, сами понимаете, чей.

- А я слышал треск слева и справа, думал это так у меня з-з-за ушами трещит! Еще подумал, что это так воняет? - Юрка аж до икоты дошел от смеха.

Мы валяемся от хохота, и уже ни дождь, ни холод не могут нам испортить хорошее настроение до самого вечера.

Только иногда со смехом обсуждаем, - А каково было медведю?

 

ЗОЛОТОЙ НИМБ

 

Байкал.

Мы отсыреваем на железной верхней палубе теплохода «Комсомолец». Он пыхтит, плюется дымом и довольно часто оглашает окружающее безмолвие своим сиплым, простуженным гудком.

Нас много. В годы повального увлечения диким туризмом молодой народ рвался в тайгу, на горные вершины, в речные пороги, туда, куда опостылевший быт не мог дотянуться до нас своими липкими лапами. Для кают, конечно же, не хватало финансов, да нам не привыкать. Путь от порта Байкал (низ Байкала) до Нижнеангарска (верх Байкала), куда мы и движемся, занимает двое суток.

Бывший рудовоз, приспособленный для перевозки первопроходцев БАМа, медленно ползет вперед, ориентируясь в священном море по локатору.

В этот раз Байкал плотно укрыт туманом, потому берега мы видим только в те минуты, когда приходится приставать для высадки-посадки пассажиров. Конечно, туман уюта не добавляет. Сыро и холодно.

Все уже пересказано и перепеты все песни. Промокли и спальники, и палатки, и одежда. Солнышко едва просматривается сквозь серое марево.

И вдруг крик с правого борта6 – Все сюда!

Бежим на зов и видим то, что можно увидеть только раз в жизни.

Золотой нимб!

Солнце, прорвалось сквозь туман и освещает нас сзади. Моя тень колышется на струях тумана у самой воды, а вокруг тени моей головы сверкающий золотой круг, как на иконе! Каждый, кто в это время стоял со мной у борта, видел то же самое над своей тенью. Впечатление, как нынче сказали бы, обалденное.

Удивляло, что нимб есть только над головой.

Явление продолжалось недолго, две-три минуты. Те, кто блаженствовали в теплых каютах, так и не успели стать «святыми». А мы, замерзавшие и мокнувшие на железной палубе, стали ими.

Солнце снова спряталось в тумане, нимб растворился во влажном мареве.

Можно понять, почему после этого настроение у нас резко улучшилось, и мы с восторгом встретили появление из тумана долгожданного причала Нижнеангарска, где на заборе белой краской было написано: «Привет строителям БАМА!».

Мы впоследствии часто спрашивали местных жителей, видели ли они что-то подобное. Но, оказалось, что это произошло только с нами.

Добрый знак?

 

НА СОЛОНЦАХ

 

Саяны. Тофалария.

Ночь, холод, сырость... Мы в скрадке. Двое.

Я в скраде первый раз. Гена местный житель, потому не верить ему, что он родился в скрадке, не могу.

Форма одежды – с миру по куртке... Разговаривать можно только шепотом и то «скрадчиво». Носки нескромно пахнут. Сапоги надо обязательно снимать, скрипят они, подлые. Будто вонь носков притягивает зверя, как же. И вот лежим, «дрожжи продаем»... Холод. Сырость. Тишина. Гена даже матом не ругается. Курим в рюкзак. Говорят, мастера в таких случаях курят сигареты фильтром наружу...

Стволы винтовок нацелены... не видно ни хрена, но Гена говорит, что на то место, где зверь должен лизать соль, встав на колени. Бывает, что иногда он к скраду поворачивается задом и, поднатужившись... Понятно, что это выдумали неудачники. Нам это не грозит (я надеюсь).

Кругом шумят ручьи, в них явно слышны и плач детей, и стук копыт, и рев медведя и все, что хочется услышать...

В скрадке еще чем-то противно пахнет, Хочется думать, что зверем. Нет, это отработки грузинского чая...

Идет четвертый час ночного бдения. Все, что могло замерзнуть, замерзло; все, что могло отсыреть, отсырело; все, что могло надоесть, надоело...

Вдруг что-то мелькнуло... Луна еще эта... Гена делает собачью стойку, насколько позволяет скрадка... Ба-бах! Вслед за лезвием огня мат, дым, вскакивание, выплевывание какого-то мха!

Ничего не видно, дымом и ругательствами заполнена вся поляна, Гена мечется от дерева к дереву... Раздаются клятвы, что были и зверь, и меткий глаз, и свинец в патроне... Потом враз – тишина...

Уходим тяжело, с обидой. Сорвали охотку до следующего раза.

Дома Гена безжалостно валит на меня все, что можно: и что я спугнул, и что я храпел во сне, и что курил как паровоз, и что ружье у меня кривое...

Я молчу. Позавчера мы ходили за кабаргой, он тоже промазал. А я нет. Теперь мстит мне, как может. Но кабаргу мою ест, значит, скоро придет извиняться и звать опять на солонцы.

 

Примечание: в Саянах зверем называют лишь одно животное – изюбра. Скрадка, скрад – малюсенькая избушка (землянка) напротив солонца (место выхода соли, куда ночью приходят травоядные ее лизать).

 

ВОТКА - КАРАШО!

 

Ночь. Прохладно, даже холодно. От горной реки Бии разит сыростью. Скала «Бык» шумит, борясь с водой. Ветерок раздувает костер, но сырые дрова горят плохо. В палатке совсем неуютно, потому мы с Андреем сидим у костра и травим байки.

Неожиданно послышался звук мотора, и вскоре из леса на огонек вышли трое, двое мужчин и женщина. Один из мужчин был худой и длинный, кроме того, он оказался американцем. Его земляки где-то блудили по реке на катамаране, а самого с воды прогнали, оставив в автобусе без одеял и теплого общения. Отличался он еще и тем, что его крупно трясло от холода, потому что на холодном железном полу автобуса крутому янки ночевать оказалось трудно. Что русскому хорошо, то американцу смерть.

Мы укрыли гостей всем, что у нас было, но Джона, так звали американца, продолжала сотрясать дрожь.

Неожиданно Андрей, кстати сказать, барражировавший вокруг гостей босиком, вспомнил, что у нас где-то осталась початая бутылка водки, сбегал в палатку и налил Джону полстакана. Но уговорить парня выпить оказалось трудно. Трясясь и заикаясь, он пытался что-то сказать, но перевести его слова оказалось совсем непросто. Женщина знала немного испанский, который и американец немного знал, а это «немного» превращало разговор в беседу глухих. Потому разговор шел натужно, с хорошего русского на плохой испанский, с него на американский и наоборот.

Но в Андрее проснулся талант дипломата, и он все же уговорил янки пригубить зелье.

Сделав хороший глоток (халява, хоть и мерзкая!), Джон разинул глаза, закашлялся и повалился на землю. Спас его только крутой соленый огурец, да и то пришлось руками разжимать рот и толкать насильно.

Спутники американца решили, что старуха с косой уже недалече и помчались в автобус за «Кока-Колой», привезенной в немытую Россию аж из самой Америки.

Но пока они бегали, Джон неожиданно ожил, схватил вечно расстроенную гитару, умело пробежался по струнам длинными пальцами музыканта, содрогнулся от ее жуткого звучания, отбросил в сторону и пропел что-то героическое.

Прибежавшие, увидев своего подопечного живым, стали укорять нас, что мы необдуманно упоили дорогого гостя. Но Джон, перестав дрожать, и совершенно без икоты стал беспрестанно говорить и размахивать руками. Женщина перевела, что парень хочет холодной чистой воды. Мы быстренько сбегали к реке и вручили жаждущему ведерко воды из Бии. Вылакав несколько кружек, Джон спросил у женщины, откуда вода. Когда же он узнал, что вода сырая и взята из реки, то в ужасе начал орать на нас.

– Отравили! Неисчислимая армия микробов заполнила американское брюхо! – Перевела женщина.

В гневе забугорный дикарь помчался к автобусу, решив, что последние часы перед смертью лучше провести на железном полу...

Утром за палаткой слышу голос Андрея:

– Хаваю еду, Джон!

Выползаю и вижу худого, длинного, рыжего, едва живого, трясущегося всеми членами, замотанного во всевозможные тряпки «немца под Москвой». Это «чудо» протягивает свой стакан Андрею, и мы слышим корявую, но хорошо понимаемую фразу:

– Вотка - карашо! Карашо - вотка!..

 

ВЫ НЕ СДАЛИ!

 

Восьмидесятые годы… То, о чем я хочу рассказать, не имеет временных ограничений, потому, думаю, рассказ этот будет «строкой в лыко».

Однажды, мне посчастливилось присутствовать на экзаменах по автоделу в УПК (учебно-производственный комбинат, старших школьников обучали основам производства), где я столкнулся с необычайным случаем, о чем и хочу рассказать.

Накануне, незадолго до сдачи экзаменов, в УПК по автоделу был принят новый преподаватель. Седовласый мужчина, по слухам древний старик, хотя по виду ему никак не дашь не то, что восьмидесяти, а даже и шестидесяти лет. Говаривали, что он был «голубых кровей», сыном предводителя губернского дворянства, вместо бегства за границу переметнувшийся к революционерам, за храбрую службу среди которых угодил в ГУЛАГ. Но мало ли что говорили…

Вождение – часть экзамена с проверкой умения вращать баранку – принимал он, и нынче предстоял «разбор полетов».

Надо отметить, что вождение происходило прямо на городских улицах, в кузове учебного грузовика лежало не меньше тонны груза, то есть в обстановке «приближенной к боевой».

В предвосхищении скорого получения водительских корочек старшеклассники и мы, члены комиссии, поглядывали на дверь в ожидании преподавателя.

В кабинет вошел высокий, статный, совершенно седой мужчина. Слегка сутулясь, он подтянул к себе стул, сел и раскрыл тетрадь.

То, что началось после этого, навсегда впечаталось в мою память.

– Иванов! – Парень встал, вальяжно улыбаясь и оглядываясь на корешей. – Вы не сдали вождение. Пересдача завтра. Петров! Вы не сдали вождение. Пересдача завтра. Сидоров! Вы тоже не сдали вождение. Пересдача послезавтра…

В кабинете стало очень тихо.

Обычно экзамен по вождению никогда не вызывал затруднений, ребята с увлечением катались и баранкой владели неплохо. А здесь из двадцати человек вождение сдали единицы.

– Жду вопросов. Кто первый? – Мужчина спокойно оглядывал ряды сидящих. – Иванов? Пожалуйста, слушаю.

Иванов с нервной гримасой от удивления и возмущения на лице встал и уставился на преподавателя.

– Почему я не сдал? Я все помню, могу знаки перечислить.

Преподаватель снова открыл тетрадь и выдал такое, от чего в кабинете сгустился воздух.

– Да, знаки вы прошли верно. Но на перекрестке не уступили дорогу старушке. Мало того, вы облили ее грязью, не притормозив перед лужей. Следующий!

Тут же вскочил Сидоров. – А я? Почему я не сдал?

– Вы не вовремя сделали перегазовку.

– То есть, как не вовремя?

– Рядом, на тротуаре, стояла мамаша с ребенком, ребенок испугался да еще и дыма наглотался. Следующий!

– А я?

– А Вы, правильно тормознув перед «зеброй», не показали девушкам, что они могут идти, вышла заминка.

У парня от удивления вытянулось лицо, но преподаватель продолжил.

– Если Вы думаете, что перед «зеброй» все тормозят, как положено, то Вы ошибаетесь. Людям иной раз трудно решиться перейти по «зебре», потому что они не уверены в честности шоферов. Предложить им перейти улицу не помешало бы.

И тут началось! – А я? А у меня? А что я не так сделал?... Могу вас заверить, что каждый получил четкий и не терпящий возражений ответ. Один из сдающих гуднул в спину мужчине, замешкавшемуся на переходе, другой не притормозил перед колдобиной, забрызгав рядом идущий автомобиль, третий не помог женщине с коляской, застрявшей перед бордюром… Было отмечено даже и то, что после остановки ни один из сдающих не сказал преподавателю «спасибо».

Спокойный, чуть властный голос преподавателя, его пронзительный взгляд не давали ни малейшей возможности никому из нас прервать этот, как нам казалось, абсурд.

Вы же, наверное, знаете, как в те годы расценивались вышестоящим руководством неважные итоги экзаменов? Вот и сейчас дело все шло к тому, что завтра мы уже не увидим в педколлективе этого преподавателя, его уволят «за несоответствие».

Думаю, что это понимал и преподаватель, но ни в одном из моментов разбора экзамена у него не дрогнул голос.

Подытоживая разговор, учитель сказал следующее:

– Если вы думаете, что знание знаков и умение крутить баранку - главное, то вы не шофер. Главное – быть человеком!

…Больше этого преподавателя я не видел. Он был уволен на следующий же день «за несоответствие занимаемой должности», зато в течение пары дней вождение всеми учащимися было принято с высокими оценками, о «перегазовке невовремя» никто уже и не вспоминал.

Спустя некоторое время, садясь в такси, я неожиданно приметил в лице «командира» знакомые черты, это был тот Иванов, что сдавал когда-то экзамен по вождению. Мы разговорились, и он поведал мне, что сразу после школы сел за баранку и крутит ее до сих пор.

На прощание, взяв с меня положенную плату, он сам открыл мне дверь и произнес:

– Спасибо за поездку!

 

ПОПАДЕТЕ В ТУРОЧАК, РЫБУ НЕ ЛОВИТЕ!

 

В одной из самодельных песенок про Турочак поется: «На реку на Лебедь двое шли рыбачить. На скалу взобрались и сорвались, значит. Спиннинг за березу и не долетели... Долго эти двое на блесне висели!»».

Но строка в лыко оказалась!

Как-то ранним летним утром захотелось наскоро наловить малявы, чтоб потешить свою кошку рыбкой. Приезжаю на песочек возле подвесного моста и начинаю баловство.

Недалеко от меня расположился рыбак совсем другого толка: фирменная рыбацкая одежда, семиметровые удочки, сетчатый садок и стульчик со спинкой.

Приезжий.

Но утренняя красота нашей реки совсем не отражалась во взгляде крутого фишмэна. С тоской во взоре он глядел то на неподвижные поплавки, то на меня, как бы спрашивая: «А рыба в этой реке есть?».

Что я ему мог сказать?

А напротив нас живописные скалы были так прекрасны, что я, снимая с крючка очередного ерша, все время поглядывал на них. Мой сосед уже совсем бросил наблюдать за своими поплавками, безотрывно смотрел на меня и, наконец, с хитрой улыбкой тоже воззрился на противоположный берег. Затем быстро смотал свои снасти и ринулся к подвесному мосту.

Мост натужно закачался под торопливыми шагами нетерпеливого любителя ухи.

Как «назло» я поддел леща и потому надолго отвлекся от созерцания природы. Уже пакуя блестящего красавца в садок, вдруг услышал с того берега треск сучьев и громкий мат явно не местного разлива.

Правильно думаете – крутой гость, взобравшись на скалы, решил сократить путь и начал спускаться напрямую. Ближе к скалам земля под ним сорвалась, ну, и он за ней.

Мат стоял такой, что комары зажали уши своим комарихам, и те ненадолго отвлеклись от сытного завтрака, в качестве первого блюда которого пришлось быть мне.

Надо спасать неудачника! За мостом мимо проезжал «Запорожец», и мы с его хозяином ринулись на помощь.

Спасработы велись долго.

Дядька оказался совершенно неподъемным, городского жира в нем было немеряно, за сучки зацепилось все, что было на нем надето, включая подтяжки и пристегнутый воротник. Плюс ко всему в рубаху накрепко вонзились крючки от застрявших вверху удочек, а сами прекрасные удочки стали пригодны разве только для колышков, потому что, летя вниз, рыбак тормозил именно удилищами. Во время нашего кряхтения несчастный молчал, боясь, видимо, приворожить удачу. Но она от него в это утро отвернулась совсем.

В итоге все завершилось, естественно, тем, что мужик все же сорвался еще раз, но уже, отрикошетив от скал, рухнул в реку. Приливная волна ринулась в сторону Бийска, а вслед за ней туда же понесся и мат любителя крутых спусков.

...Кошка в это утро была сильно огорчена, потому что от меня меньше всего пахло рыбой, а вовсю разило дорогим одеколоном .

Жена весь день удивлялась моему хорошему настроению, хотя по опыту знала, что после неудачной рыбалки улыбающийся мужчина – нонсенс.

 

НЕ ЗРЯ МЫ РАЗНЫЕ!

(РАССКАЗ ДРУГА)

 

РАССКАЗ ПЕРВЫЙ. СТРАННЫЙ УЛОВ.

 

Как-то жена упросила меня взять ее на рыбалку. Чем она меня достала, не помню, но пожертвовал я в этот раз своим законным выходным, и пошли мы вместе. Жена молотит языком вся в предвкушении богатого улова, а я тоскливо вспоминаю про пиво, что забыл в холодильнике.

Нашли мы заводинку, дал я жене удочку и пошел осматривать берег.

Возвращаясь обратно, еще издали увидел, что жена стоит и держит удочку на излете. На крючке висит что-то вроде рыбы. Но то, что жена стоит неподвижно, а рыба тоже не шевелится, да и вид у добычи какой-то не такой, меня слегка удивило.

Подойдя ближе, увидел, что рыба висит головой вниз. Способ ловли, прямо скажем, меня несколько удивил. Подойдя еще ближе, я уловил носом неприятный запах. Кричу жене: – Ну, что стоишь? Тащи добычу на берег! Жена смотрит на меня как-то испуганно и бормочет: – Я ее боюсь!

Захожу в воду и вижу, что на крючке висит рыба, по которой впору справлять сорокадневные поминки, потому как падаль несусветная.

Это ж какой пассаж нужно было сотворить удочкой, чтобы за хвост(!) поймать дохлую (!) рыбу?! При виде моего неописуемого удивления жена обиделась и больше удочку не брала.

 

РАССКАЗ ВТОРОЙ. СТРАННАЯ СТИРКА.

 

Обычно свою робу мне стирает жена. Но в этот раз она была в командировке, и я решил сам постирать. Навел в стиральной машине мыльной воды, - а что, дело не хитрое! - включил машинку и бухнул в нее свою робу.

Сразу же из машинки послышался стук, но я догадался, что это гремят пуговицы и, включив самый длинный режим, пошел кормить собаку. Накормив собаку и немного поиграв с ней, я вернулся в баню, где шла стирка. Видно было, что машина поработала на славу - вокруг нее были грязные пятна воды и пены.

Ну, думаю, стирка удалась!

Достаю из машинки свою робу... и не узнаю. Рваные куски брезента, раздрызганные карманы, штанины, каждая в гордом одиночестве... Это был шок! Сшить все это и отделаться заплатками в моем случае было уже невозможно, роба моя в неравной борьбе с машиной прекратила свое существование.

Забросил я ее в угол, начал воду сливать и увидел на дне все, что было у меня в карманах до стирки: гвозди, пуговицы, отвертку, часть велосипедной цепи, ключи от машины и другую разную нерастворимую в воде мелочь. Даже пятак нашел, как плату за истерзанную одежку. Включив машинку, я понял, что надо копить деньги или на ремонт, или на новую машинку...

Через пару дней жена нашла в углу бани мокрое рваное тряпье. – Это откуда?..

Больше я к стиральной машине ни ногой.

 

МОРАЛЬ

 

Каждый должен делать свое дело. Мужики и бабы. Не зря мы разные. Кому рыбу ловить, кому белье стирать. А те, кто ратуют за равенство полов, пусть поймают за хвост дохлую рыбу или найдут в стиральной машине пятак, чтобы больше не молоть глупость, противную нашей природе!

 

ПРОГУЛКА

 

Сегодня мне стукнуло сто лет, и в честь этого события я решил прогуляться по моему любимому городу. Турочак даже и в нынешнем 2047 году смотрится вполне скромным таежным поселком, даже не смотря на то, что население его перевалило за сорок тысяч. Вопреки прытким бизнесменам, что готовы были выкосить все леса в округе, удалось все же сохранить наш прекрасный Лебединый бор и пихтовую Бийскую рощу, потому большая часть городка прячется в тени деревьев, от этого и кажется Турочак маленьким и уютным.

На Бийской набережной возле ограждения тут и там толпятся обычные в это время года туристы, да это и понятно, именно летом наша чудесная река раскрывается во всей красе.

– Степаныч, привет! Что, юнец, никак на молодых девок поглазеть вылез?

Это мой давний друг Георгич. Он намного дряхлее меня, на целых полгода, потому всегда рад прихвастнуть своим возрастом.

– Может, махнем на тот берег, на турбазу, там молодухи-то повеселее!

Никак не угомонится, все ему мало бурной молодости.

На том берегу, и вправду, многолюдно. Несмотря на то, что сегодня понедельник, народ догуливает праздник Короткой ночи.

…А ведь было время, когда на этих берегах немало было сломано мечей и копий в борьбе за место под солнцем. В начале столетия, когда неожиданно Турочак стал узловой станцией на перекрестке трех дорог, жизнь в нем резко изменилась. Это сейчас местные рыбаки нет-нет, да и поймают в Бие одного-двух харюзков, а в Лебеди ребятне опять разрешили купаться. А ведь в те годы, когда асфальт из Бийска и Кемерово дотянулся до нас, сюда в первую очередь ринулись любители легкой наживы. Наркоманы, лохотронщики, женщины нетрадиционного поведения и прочая нечисть вмиг превратили добропорядочный поселок в большой притон. Кузбасский уголь в один год перекрасил дороги в черный цвет, реки замутились, рыба, казалось, навсегда покинула наши заводи.

– Георгич, помнишь, как тебя надули, пообещав в беспроигрышной лотерее воздушный шар?

Дедок среагировал моментально:

– А ты не забыл, как накормил меня ухой, воняющей соляркой?

Да, такое трудно было забыть. В те годы наши реки были загажены не только соляркой. Республика к тому времени была съедена барнаульско-кемеровскими акулами, и Турочак стал проходным двором, а Горный Алтай – вытоптанным палисадником. За несколько лет берега рек были поделены между турограбителями, даже местные рыбаки среди приезжих «любителей» рыбалки стали чужими.

Сейчас многое поменялось в лучшую сторону.

Теперь Горный Алтай – природный парк-заповедник. Город наш посвежел, вот и вдоль берега снесли те несуразные постройки, что закрывали от людей Бию-красавицу; на Светлой поляне, под телевышкой, смотровые площадки, где постоянно толпятся люди с видеокамерами; на Фестивальную поляну чуть не каждый месяц съезжаются любители искусств. Недавно мы с женой с удовольствием смотрели на ребятишек с гитарами, на груди каждого из которых сверкал значок «Зеленый рай- 2047»...

– Георгич, говорят на Куликовом поле новую взлетную полосу строят. Ты со своим бесплатным билетом куда нынче решил махнуть?

– Как всегда, в Одессу полечу. А ты никуда не планируешь?

Я промолчал. Куда мне лететь? Мне и здесь хорошо. Ни за что не променяю пихтовый аромат на южные пряности!

Подходя к дому, увидел, что возле школьного автобуса толпятся и возбужденно переговариваются стайки ребятишек.

– Деда, поехали с нами на Телецкое озеро! – Правнук сиял от счастья – их пообещали покатать на подводной лодке одной из бесплатных турбаз. Я помахал ему рукой и мысленно пожелал доброй дороги.

Входя в дом, я еще раз посмотрел на ребятишек возле автобуса...

Жизнь продолжается!