Действие повести "Евангелие от Антона" происходит в деревеньке под Рязанью в XII веке, куда неким образом попали герои повести – атеист Артём и священник Антон.

 

(Эсхатология – религиозное учение о конечных судьбах мира и человека)

 

Артём:

– Как ты с такими мыслями-то в церкви служишь? Ведь ты же атеист покруче, чем я.

 

Антон:

– Знаешь, вот если бы мы с тобой там, в нашем времени встретились, я бы не то что тебе всего этого не сказал, я бы это и для себя-то в таком вот виде не сформулировал. А здесь на меня как что-то нашло. Какую-то свободу, раскрепощённость почувствовал, всё что когда-то где-то читал, вспомнилось, в логические, осмысленные цепочки стало выстраиваться. Перестал бояться этих мыслей, ни думать не боюсь, ни высказывать это вслух. Ко всем чудесам, что с нами случились, это тоже почти как чудо.

 

Артём:

– Что ж, чудо так чудо, мало ли с нами чудес за эти дни случилось. Я хочу к нашему разговору вернуться. Вот такой вопрос. Ритуальность в религии вполне естественно становится основной её частью. Всё стремится к минимизации, в том числе, и в приложении душевных усилий. Надел крестик, в церковь сходил, назвал себя верующим, а то так и на храм пожертвовал – и ты теперь тоже с богом. Не приживётся Новая Вера именно по этой причине – не будет ни литургических предметов, ни ритуальных обрядов, через что в религиях вроде как общение с богом происходит. Да и бога-то, как такового, в той вере нет. И вообще, – люди легче и в большем количестве пойдут за сказкой, за идиотским вымыслом, чем за идеей, которая лично каждому из них заведомо ничего не обещает. Так, какое-то самоутешение, что и ты, прожив свой краткий век, что-то для человеческой цивилизации сделал, этим, вроде как, себя и обессмертил. А в религии конкретно – будешь веровать, так и будет тебе бессмертие. И понимаешь, что обман, а всё равно – лучше уж так... "Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!", Александр Сергеевич Пушкин.

В религии для многих вся душевная работа сводится к соблюдению и выполнению некоего набора ритуальных действий и положений. Общение с богом, получение успокоения осуществляются через эти ритуалы довольно-таки просто, значит – заманчиво. Можно осознавать, что это обман, или ощущать это подсознательно, но это принимается, так человеку легче. Наше сознание, наши действия и поступки во многом ритуализированы. Это относится не только к исполнению религиозных обрядов, а по жизни вообще. Соблюдение неких положений, каким-либо образом предписываемых для каких-то ситуаций – это очень удобно, поскольку порядок твоих действий ритуалом уже определён, надо только этому порядку следовать. Кроме того – выполнение простейших ритуальных предписаний как бы снижает необходимость в совершении действий, в принятии каких-то решений, требующих приложения душевных усилий. "Религия должна учить верить, а не размышлять", Наполеон I; "Всякой религии грозит опасность окаменеть, превратиться в привычку – хотя без ритуала, привычки религия невозможна", Томас Элиот.

Мне один знакомый как-то сказал: "В церкви очень много материального, что, кстати, входит в противоречие с самой идеей (на фига Богу свечка?)".

Действительно! На фига Богу свечка, на фига крестик? Или, например, вставание на колени, рукой перекреститься? Или молитвы? Это же всё люди сами для себя ритуалы придумали, в одних религиях – одни, в других – другие. У всех, почему-то разные, хотя Всевышний один. Это же не для Бога придумано, для себя. Ведь никто не знает о Его вкусах. Может, Ему это всё вовсе и не нравится. А куда денешься? Пока терпит... Религиозная ритуализация во многом напоминает парады геев. Надо, видите ли, так верить, чтобы об этом все знали и видели – с крестным ходом, со звоном колоколов, с ношением специальных атрибутов, с произведением определённых действий, с произношением определённых слов. Какая там духовность, внутренняя работа с душой? Во что и как верить – предопределено в книжке, в одной, единственной, как веру выражать – церковники научат. Настоящее моление – это публичное, в церкви. Ранее, если кто в церковь не ходил, крестик не носил, за человека нехорошего считался ("креста на тебе нет!"). Такая вот "духовность", "разговор с Богом", всё только через церковь, через предписанные ею ритуалы, иначе – "не в счёт"...

Как-то по программе "Культура" видел передачу с внучкой Корнея Чуковского. Литературовед Елена Чуковская – интересная женщина, простая, искренняя, очень приятно было слушать её разговор с ведущим передачи "Ночной полет" Андреем Максимовым. Разговор был действительно о духовном, то есть о культуре. Зрители могли задавать вопросы по телефону. И вот одна зрительница спрашивает: "А как у вас в семье относились к религии?". Вот к чему бы это? Но теперь же каждого интеллигента о вере надо спросить, чтобы он подтвердил – всё духовное от Бога. Да и интеллигенция-то теперь вслед за властями всё более о боге говорит. Прав был, наверное, Ленин со своей оценкой. Елена Цезаревна ответила, что к религии в их семье относились уважительно, но, насколько она знает, никто у них верующим не был. Ведущий её спрашивает: "А вы верующая?". Она так же просто, как вела весь разговор, отвечает: "Нет, я не верующая". По нынешним временам очень непопулярно ответила, "прокол" допустила. Причём ответила таким простым тоном, так спокойно и искренне, что этим ответом как бы вообще закрывала какой-либо дальнейший разговор на эту тему. Есть редкие натуры с повышенной реакцией на ложь. Елена Чуковская из их числа.

Считаю, что с религией, как таковой, бороться не надо. Мы же не ставим, например, задачу уничтожить вирус гриппа. Во-первых, это безнадёжно, во-вторых, возможно, что и вредно, хотя бы потому, что может привести к снижению иммунитета, сопротивляемости человеческого организма. Мы ищем средства и способы защиты от вируса. Бороться надо не с религией, а с существующим отношением к ней, и в первую очередь – с попытками властей использования её для манипулирования сознанием людей. Отношение к этому должно закрепиться в общественной морали как к действию абсолютно аморальному. Вопрос о манипулировании сознанием становится в современном обществе исключительно актуальным в связи с очень большими для этого возможностями.

К сожалению, в обществе нет сколь либо широкого неприятия лжи, в том числе и религиозной. А ещё есть ни на каких исторических фактах не обоснованная надежда на то, что религия способна улучшить общество. Или боязнь – а как же без Бога-то (уточним, под Богом понимается не какая-то Высшая Идея, Высший Смысл, а то, что нам когда-то насочиняли библейские сказочники). То есть, у многих это не вера в бога, а вера в веру в него.

Недавно у Эммануэля Каррера прочитал: "...всё должно было иметь смысл... Однако от мысли, что всё на свете имеет значение, легко дойти до идеи о том, что за всем стоит некий умысел. Если вы воспринимаете свою жизнь как рисунок, то незамедлительно понимаете, что он выполнен в соответствии с некоторым планом, и тут же начинаете интересоваться, кто его автор. Это смутное чувство-подозрение, которое все мы испытываем в большей или меньшей мере, оказалось полностью реализовано: в религиозной вере и в мировоззрении параноика".

Религиозные люди обычно ищут и жаждут какого-либо подтверждения наличию Бога, какого-либо и в чём-либо его проявления. Вера-то верой, но хотелось бы, видите ли, и понадёжней удостовериться. Когда умер старец Зосима ("Братья Карамазовы") и от него, как и от любого усопшего, стал исходить "тлетворный дух", и миряне, и в монастыре стали говорить: "Знать, суд-то Божий не то, что человеческий". Почитали при жизни чуть не за святого, а тут вот что... "...Стало быть, тут никто как Бог и нарочитый перст его. Указать хотел. Суждение сие поражало неотразимо". Ученики же и любимцы старца в защиту памяти его приводили свои доводы об "указании" Господнем, но того же плана: "...что не догмат же какой в православии сия необходимость нетления телес праведников, а лишь мнение, и что в самых даже православных странах, на Афоне например, духом нетленным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасённых, а цвет костей их, когда телеса их полежат уже многие годы в земле и даже истлеют в ней, "и если обрящутся кости желты, как воск, то вот и главнейший знак, что прославил Господь усопшего праведного; если же не желты, а черны обрящутся, то значит не удостоил такого Господь славы".

 

Антон:

– Насчёт того, как быть с Новой Верой... Никакой обман, никакие упрощения и замена её сути какими-то ритуальными действиями в новое учение закладываться не должны. Пусть это будет именно Духовным Учением Здравого Смысла. И совсем не надо, чтобы оно, как религия, готово было "ответить" на все наши вопросы (кошка в Библии ни разу не поминается, значит, к ней другое отношение, чем к собаке; в Новом Завете нет ни одного высказывания Иисуса против смертной казни, значит, он не против неё и т.д.). Сила духовного учения должна быть не в неизменности и незыблемости религиозных догматов, а в способности развиваться.

К твоему опасению о невозможности массового принятия Нового Духовного Учения из-за потери в нём какой-либо ритуальности, следует добавить, что не будет ритуальности, не будет и особого института (то есть – Церкви) для отправления религиозных обрядов. А может, такого Института не должно и быть?.. Наверное, должно быть так, что созданием Учения Здравого Смысла, его развитием должно заниматься всё общество, а не каста жрецов. Только такой путь поиска Истины может помочь нам уйти ото лжи и лицемерия и в нашей духовной жизни, и в жизни вообще. Как это будет происходить – жизнь покажет.

 

Артём:

– Как ты представляешь себе Новое Духовное Учение? Это что, какая-то Новая Библия, Новый Завет-2 или Новый Коран?

 

Антон:

– Честно сказать, каких-либо конкретных представлений об этом у меня нет. Новое Духовное Учение я вижу скорее каким-то общественным движением за гуманизацию сознания, за отказ от узаконивания лжи и лицемерия в обществе. А насчёт Писаний?.. Вроде бы можно сказать и так, что вот же они Писания – вся мировая литература, художественная, историческая, философская – там человек со всеми своими вечными вопросами во всех видах показан. А с другой стороны, уже так привычно, что есть одна или несколько книг, где как бы нам и нужно искать совет для любой жизненной ситуации.

Новое Учение, конечно, будет выражено в каком-то Слове. Но что можно сказать об ещё ненаписанной книге? Пожалуй, только то, что у неё, всего скорее, не будет одного автора, она будет результатом коллективного труда. И не будет никогда являться оконченной в её написании... Новое Духовное Учение – это не решение задачи. Это постоянный, развивающийся процесс.

 

Артём:

– А нет у тебя сомнений в том, что идея Нового Духовного Учения может превратиться или во что-то, подобное религии, или какой-то идеи (пример – вполне нормальная в идеале идея коммунизма), которую умные, расчётливые и расторопные люди превратят если не в средство управления обществом, то в некотором роде в прибыльный товар? Сейчас вон шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на "торговую точку" для продажи всевозможных литургических предметов – религия в моде. Так ведь и Новое Учение может стать лишь модной темой. Могут заболтать всю эту идею так, что от неё лишь оскомина останется. Это мы видим и с гуманизмом, и с правозащитой, и с демократией, и с заповедями Христовыми.

 

Антон:

– Опасения есть... Как мы с этим будем справляться, справимся ли, и насколько, я не знаю...

 

Артём:

– Хочу прочитать тебе стихотворение ещё одного моего интернетовского знакомого, твоего тёзки, Антона Стрижака:

Мостовую дворники скребут.

Щёк они три дня уже не брили.

Скоро свету белому капут,

что бы люди там ни говорили.

Белый свет раздавят как бычок,

выкинут в космическую урну.

Но об этом – никому. Молчок.

Всё должно быть тихо и культурно.

"Всё фигня, – сказал Экклезиаст. –

Ни за что не стоило и браться.

Ни хрена Всевышний нам не даст.

Скоро все трухою станем, братцы."

Сгинет всё – корова и лужок,

я и ты, как это ни печально.

Ведь эсхатология, дружок,

в нас с тобой гнездится изначально.

Поиск единой для всего общества Высшей Идеи, коллективный разум – не утопия ли это всё? Чтобы выжить, хватит ли у нас этого самого разума?

 

Антон:

– Не знаю... 70% животной природы... Это – в среднем. А есть люди, у которых животное начало определяет их действия существенно более чем на 100 процентов, так как оно ещё и помножено на человеческий разум. Это те же идеологи, организаторы и исполнители терактов с сотнями и тысячами жертв, диктаторы, уничтожающие людей миллионами, насильники, маньяки-убийцы, преступники-"отморозки". Сравнение их с животными является оскорблением для животных, которые не способны на такие жестокости в отношении представителей своего вида. "Господь, создавая человека, несколько переоценил свои силы" (Оскар Уайльд).

Конечно, таких-то выродков доля невелика. Но вся трагедия для нас в том, что мера в 70% относится к нам всем остальным. Недавно перечитывал "Записки из Мёртвого дома" Достоевского. С каким же отчаянием пишет герой "записок" не столько даже о каторге и о каторжанах, сколько о людях вообще: "Везде есть люди дурные, а между дурными и хорошие, – спешил я подумать себе в утешение, – кто знает? Эти люди, может быть, вовсе не до такой степени хуже тех, остальных, которые остались там, за острогом. Я думал это и сам качал головою на свою мысль, а между тем – боже мой! – если б я только знал тогда, до какой степени и эта мысль была правдой!"

Если мы хотим выжить, мы должны научиться 30% своего естества, его духовное начало возвышать над другими своими 70%. Человек становится Человеком только в постоянной борьбе со своей животной природой. Судя по тому, какой человеческая цивилизация пришла к критической точке своего развития, она не стала Сообществом Людей. Это собрание "человеков", разобщённых, отделённых друг от друга своими амбициями, страхом смерти, животными инстинктами в потреблении удовольствий. Безумного не вразумляй... Какие-либо объединения людей часто образуются на основе того, что их как раз и разъединяет.

Все мы разные, и объединить нас чем-либо невероятно трудно... "Любой дурак выдумает схему разумного мироустройства. За десять минут. За пять. Но ждать, что люди станут её придерживаться – всё равно, что пичкать их болеутоляющим" ("Волхв", Джон Фаулз).

Люди живут не разумом, а эмоциями и чувствами, причём, в основном – примитивными, а то так и просто – низменными. Вот он где истинный, первородный грех – наше животное начало. Религии – это во многом ещё и попытки подмены этой истины на сказку, мечту, иллюзию о некой возвышенности, богоизбранности человека. Человек слаб, он падок на подобные сказки. Они ведь не требуют от него никаких духовных усилий, никакой борьбы, а наоборот, лишь смирения, что, конечно же, для человека легче – "Человек раб потому, что свобода трудна, рабство же легко", Николай Бердяев. Эти сказки действительно как бы отвергают этот "грех", это животное начало, заменяют его грехом другим, придуманным, менее обидным, нас как бы даже возвышающим. Мы ведь хотя и незаслуженно, но терпеливо переносим все эти наши земные страдания за совершенно чужое согрешение. За то, что пока Адам был "в командировке", Ева поддалась на уговоры змия. И боготворим Спасителя, который принял смерть во искупление этих "грехов" наших. Хотя мы и осознаём задним умом искусственность и ложность этой задумки, мы готовы её отстаивать и всеми своими силами защищать – с ней мы мним себя лучше и возвышенней, чем соглашаться на наше животное начало. Вот в чём одна из причин живучести религий. О других причинах мы уже говорили – это и поддержка религии властями, поскольку это удобное средство управления "народонаселением", и упрощение мировоззрения, которое сводится лишь к набору религиозных догматов, и упрощение вообще всей жизни – надо лишь следовать предписанному религиями порядку. То есть религией существенно облегчаются усилия, направленные на то, чтобы уйти от необходимости думать, она здесь очень даже здорово помогает. В этом её и желанность.

Для поддержания собственного и общественного оптимизма можно лишь предложить взять в качестве девиза следующее высказывание, не знаю, правда, автора: "Может, и безнадёжны, но не бессмысленны усилия переделать людей и мир". Это ведь в том смысле, что если таких усилий и попыток вообще никто делать не будет, так мир обязательно всё же в тартарары скатится. Дай-то бог, чтобы их, такие усилия и попытки, хотя бы "чудаки" делали.