Давно это было... Так давно, что, поди, и вовсе позабылось бы, кабы не передавалось из уст в уста – от нянюшки к малым детушкам, к внукам от старой бабушки...

Сказ этот пусть и млад и стар прочтет да другим пересказать не запамятует. А ежели словечко какое мудреное, заумное встренется, так на то и язык даден – чтобы выспрашивать, коли неясно что.

А в сказке сказывается о земле нашей родимой, о природных дарах ее щедрых. Только дары те открываются лишь тому, кто слабых и немощных от злых сил обороняет, кто землю свою любит - и в беде и в радости.

 

... Шли по тайге калики-перехожие, певцы бродячие. В руке – клюка, за плечом – сума холщовая, суровыми нитками латаная, да в суме той переметной даже мышке малой поживиться нечем: ни еды - ни корочки, ни воды – ни капельки.

День шли, другой брели, третий - еле двигались. Солнце июльское, нестерпимо жаркое то всходило, то в ночь падало. Месяц бледный двурогий за тучку темную хоронился-прятался. А тайге дремучей ни конца, ни края не видать. Направо пойдут – перед ними дубы-великаны стеною встают; налево свернут – елки колкие дорогу заслоняют; вперед двинутся – болота топкие, зыбучие; вспять возвернутся – и вовсе уже пути-дороженьки нет как нет. Ни цветочка, ни грибочка, ни ягодки... Ни росинки, ни дождинки, ни радуги... Обессилели люди, впали в отчаяние, стали смерть поджидать неминучую.

Вдруг слышат: птица малая кричит тоненько, мечется, крылышками машет отчаянно, а за ней быстрая куница-желтодушка охотится, уж и нагнала почти.

Осердились калики на хищницу, жалко им стало птаху божию, да только как куницу прогнать, когда странники почти обездвижели?

Только тут из последних своих силушек приподнял калика клюку тяжелую, замахнулся ею на охотницу – только след ее и видали в тайге, лишь вильнула пушистым хвостом на прощание.

А странники притомленные прилегли на сыру землю, под голову котомку порожнюю подсунули, укрылись ветхим рубищем и забылись тяжким беспробудным сном.

Только сон им снится светлый, радостный. Хорошо во сне странникам: колосится пшеница да рожь золотистая, а во ржи васильки синеокие да маки пунцовые...

Ручьи журчат серебристые, а в прозрачной воде рыбки веселые шумно плещутся...

Солнышко с неба бирюзового светит ласково, быстрокрылый ветерок прохладою пот осушивает...

Девушки в сарафанах лазоревых с алыми атласными ленточками в русых косах до пояса на зеленой травушке-муравушке под березонькой белою хороводы водят, в салочки играют, парней очаровывают...

Кто ж от таких снов просыпаться возжелает?

Вот и спят странники. Час спят, другой спят, дело к вечеру близится...

Вечер сменился ночью черною, безлунною и беззвездною, ночь – ранней утренней зорюшкой, а калики не просыпаются – подниматься нет ни сил ни надобности: видать, тайга дремучая, непроходимая, станет им последним приютом на этой бренной земле.

Только что это вдруг сон их нарушило?

Видят странники: птица над ними вьется, пташка серенькая, неприметная - лишь на крылышках голубая каемочка.

Причитает птица без устали.

Что за слово такое странное, прежде никогда не слыханное?

«Вы-жи-ви-ка!» - птица кричит.

«Вы-жи-ви-ка!» - и крыльями хлопает.

«Вы-жи-ви-ка!» - будто зовет за собой.

«Вы-жи-ви-ка!» - обещает спасение?

Но не верят той птице странники, расставаться со сном не хочется.

Только птица кричит пуще прежнего.

«Вы-жи-ви-ка!» - кричит, старается.

Осердились калики на птицу крикливую, изловить-извести ее думают.

На поимку все разом бросились, птица же их в чащу леса заманивает.

А калики руками размахивают, ничего вокруг не примечают, вот на колючие заросли и напоролися. Гибкие ветви кустарника не прямо растут - полукружием, прямо в землю они упираются. На ветках шипы хищно вниз загнуты – того и гляди в плен возьмут, не выберешься.

А птица уж на ветке сидит, вновь кричит, будто издевается:

«Вы-жи-ви-ка!», «Вы-жи-ви-ка!».

 

Тут-то странники и заприметили на кусте крупные ягоды. Очень уж с малиной схожие – только черные совсем, да налет на них цвета сизого. Никогда таких прежде не видывали.

Замерли на бегу странники, до дрожи отведать ягодку хочется – так давно у них маковой росинки во рту не было. Отведать-то хочется, только зело боязно: вдруг те ягоды дурманные, вдруг – ядовитые?

А птица еще громче кричит:

«Вы-жи-ви-ка!», «Вы-жи-ви-ка!».

«Что ж, была не была!» - решили странники: «Семь раз горевать, да один помирать...» И сорвали ягодку черную, поднесли ко рту, помолившися...

А костянки у ягоды сочные, вкусные, душистые... Стали калики ягоды собирать: одна... другая... пятая... Трапезничают странники, а силушка у них все прибавляется и прибавляется. Глядь, и лес не так страшен и темен уже – сквозь заросли солнышко проглядывает. А рядышком ручеек прохладный журчит. Утолили калики голод с жаждою, а там и набрели на просеку прохожую.

Птица же серенькая с голубой каемочкой на крылышках все кричит им вослед: «Вы-жи-ви-ка!». Ни дать ни взять – за них радуется.

Вернулись калики в родные места, про чудесное спасение рассказывают, птицу Выживику добром вспоминают, ягоду живительную нахваливают.

Порешили они ту ягоду в честь птицы-спасительницы назвать – выживикою.

С той далекой поры много лет утекло...

Выживику зовут теперь ежевикою и считают ягодой пользительной, лечебною: и от жару она помогает, и когда животом маются, и от гнойных ран, и от кровотечения, а уж чай из нее – всем чаям чай!

Нужно помнить только, что ежевику можно собирать лишь до Михайлова дня, потому что аккурат в этот день дьявола изгнали из рая и он приземлился на колючий куст ежевики.

Да и невкусными становятся ягоды осенью - твердыми, кислыми и с большим количеством косточек.

Ежевика – она тепло любит, летнее солнышко.

 

_________________________________

Михайлов день отмечают 29 сентября