- Серёга, слышь?

- Неа.

- Оклады нам режут, Серёга!

- Пацанов режут, а вы всё про оклады!

- Серёг, хорош, я о насущном, брат!

- Тогда не брат ты мне…

- Охерел?..

 

Хлестнул рассвет по лицу. Если бы не первые лучи солнца и роса, так и спал бы на светлом небесном фоне с голубями-перевёртышами и едко-белой тропке Домодедовского гостя, в этой сладкой синеве Подмосковья. Она настолько сладкая, что синеву я чувствую нёбом, языком и горлом. Сушит, зудит, колет она… Пахра рядом, скатись, башку охолони…

- Серёга, перестань.

- Сам пошёл…

Саньку не разглядеть даже в двух шагах. Не в метрах, в шагах. Улавливаете разницу? Шаг от метра отличается, чтоб вы знали.

- Спишь?

- Издеваешься?

- Однозначно.

- Спасибо. Рот закрой, снайперу – мишень. Что вишня влёт!

Саньку люблю. Как брата люблю. Потому, что нет ближе человека сегодня. Да к тому же и вчера он таким был, близким и родным. Потому, что тельник на мне – его, а на нём – мой. Вам кажется банальным: поменялись и чего уж там… Нет, мы душами поменялись. Ему – моя, а мне – его. Но это ещё с детства. Тс-с! Тихо вы!..

 

Санька неловко запрокидывал топор с длинной рукоятью за спину, извиваясь всем телом, выписывая локтями чудеса в воздухе, закусив язык, замылив чёлку на висок. Старался, кряхтел, чтоб помогло, крякал навзничь по-мужски стараясь угодить дядь Егору, но так неловко, что мне уссаться со смеху было впору… Я б помог, да он мне должен винограду немерянно – сам виноват – лишь бы спорить. Вот ведь отродье цыганское! Недаром всё село их Поцыгайлами кличет… А я нет. Санька мне друг – я только мигом пущу мыслю цыганскую про дружка своего и тут же её в кулак: «На! Раздавись, с*ка, сгинь!» Санька мне был, есть и будет другом. Братом будет! А мамку я уговорю…

- Слышь, ты! Мазила! Может помочь? – знаю, сейчас застынет статуйкой парковой, губы закусит, ноздрями пыхнет – ну, конь! «Зонтик»! Тот, что вороной, да пятнами. «Некондиционный», как дед Егор говорит.» Но норов по всем кондициям на пять с плюсом!».. Санька ни слова против Дядь Егора не скажет. Коня ещё тот, хоть и «некондиционный». И секрет Санька будет держать на замке: Коня Приднепровских кровей, в пятно. Казацкий, натурэль! Просто эти новые зоотехники-селекционеры… «сколько они понимают в кониках? Да ни на пол-подковы не понимают!» И Санька согласно кивает дядь Егору. И я тоже киваю. А-то! Сколько помнят они дядь Егора, столько и помнят…

 

- Серёга, слева-тридцать…

И не надо мне голову поворачивать влево, прысну себе утром в глаза, чтобы слева увидеть тени и шорох там… «Слева-тридцать – это значит, что слева от меня, градусов на тридцать по азимуту херня какая-то. Незначительная, но внимания требует. Именно моего, потому что Санькины глаза отвечают за «справа-плюс-минус все стовосемьдесят». А мне – моё, и здесь уже не спорю, потому что прошляпил. Потому что там, давно, там нас было двое, а здесь мы одни… А слева-тридцать - это двое с «калашами» и один с осликом упакованным. Выходят из облепиховых зарослей совершенно не таясь, в наглую, не оглядываясь. Обнаглели, падлы!

- У меня - два, плюс полтора…

- А у меня - восемь с половиной…

- Чего?

- Ничего. Сколько по-правде?

- Чёрт… Двое и проводник с осликом. Груженые.

- ВорОны – восемь, галка одна.

- Меняемся?

- Да уж сам как-нибудь…

- А приказ?

- Обойдёшься. По стволам и головы…

- И медали.

- Не претендую.

- С калашами – мои. А ослик тебе.

- Ослик упакован что ли?

- Отсюда не вижу. А вдруг? Один такой ослик – минус БМП, плюс десяток пацанов…

- Должен будешь.

- Две кисти винограда из детства прощу…

- Вспомнил... Хорошо, уговорил. Да и проснуться пора – паутина в глазах.

- На семь-сорок.

- Само-собой.

Три выстрела почти очередью, три мишени. И вот уже серые тени кульками сворачиваются в чахлую траву. А вот и четвёртый выстрел. И тут же бедного ослика разрывает на сотни мелких осликов…

Не ошибся я. Минус БМП и десяток пацанов… Очередной размен - улыбнись, война! Ухмыльнись, с*ка! Эх. Ослик-то причём?

- Я спать! Я первый занял…

- Чёрт.

- Я дядь Егору всё расскажу, он тебе по губам-то...

- Ябеда.

- Ябеда - не ябеда, а часок заслужил! Смотри лучше…

- Поучи.

- Если что – буди. Поучу.

- Спи!

- Привет передать?

- А-то…

Спи, Санька. Божьей Коровке всё-равно. Она ползёт каплей крови снизу вверх, не оставляя следа, и я ей за это благодарен. Кузнечик зовёт её на пикник по-ветру, но она не спешит, кокетничает. Дует, дует домики-крылышки, тягу готовит. Ну, словно реактивная.

«Божия Коровка, улети на небко, там твои детки кушают конфетки…»