Рассказ впервые опубликован в журнале «Параллели» № 3 май 2008 г. Главный редактор В. Карпенко. ISBN 5-901194-29-2

 

Дело было весной – в конце апреля. С приходом тепла парк нашего приморского городка заметно оживился: в воздухе терпко пахло выпустившими зелень почками деревьев, задорно щебетали птицы, а по ветвям сосен наперегонки скакали белки.

 

Около полудня молодая мама с двумя ребятишками – мальчиком трех лет, которого вела за руку, и годовалой девочкой в коляске – переходили дорогу, и в это самое время на большой скорости из-за поворота вылетел темно-синий Мерседес. Сбив женщину с детьми, машина, истошно визжа тормозами, на мгновение приостановилась, как будто соображая, что произошло, но затем в испуге рванула с места и помчала прочь. В следующий миг она скрылась за поворотом.

 

Свидетелей происшествия было немного: подслеповатая старушка с авоськой в руке и толстый, в спортивном костюме, мужчина, который стоял с раскрытой газетой возле киоска. Сворачивая на ходу газету, он бросился помочь пострадавшим, подбежал, взглянул с прискорбием, торопливо достал из кармана сотовый телефон и принялся судорожно давить на кнопки.

 

В тот злополучный день хирург Васильев, едва закончив операцию по поводу аппендицита у девушки-студентки, вынужден был немедленно прооперировать молодого человека, пострадавшего в автомобильной катастрофе. Тяжелый выдался денек.

 

Васильеву было тридцать пять с небольшим. Высокий, широкоплечий, полнощекий, всегда с короткой стрижкой волос соломенного цвета. Коллеги уважали талантливого хирурга. А заведующий отделением Панюшин, которому было далеко за шестьдесят, обещал ему свое место. Дома Васильеву прощалась бесконечная занятость на работе. Зато по выходным он старался восполнить недостаток общения с женой и детьми. Обычно все вместе отправлялись гулять в парк, на побережье или ездили в зоосад.

 

Операция была сложная, но прошла удачно. Края ран пациента были стянуты с ювелирной тонкостью. Васильев содрал мокрые перчатки, снял маску, протер ладонью потный лоб и сделал дыхательное упражнение: несколько глубоких вдохов и выдохов. Ну вот и всё. Еще одна спасенная жизнь. Васильев с легким сердцем направился в ординаторскую.

 

Переодевшись, он подошел к телефону, набрал домашний номер и некоторое время с недоумением слушал в трубке безнадежные гудки. Который час? Взглянул на часы. Странно… В это время Светлана обычно кормит грудью малышку. Куда они подевались? Он положил трубку, повернулся к окну и стал глядеть во двор. Вечерело. Желтые крокусы на газоне еще купались в тающем солнечном свете, в кустах звонко щебетали воробьи, стволы сосен приняли розовый оттенок заката. Ну где же Светлана? Васильев снова взялся за телефон. Тут в ординаторскую вошел Панюшин и молча остановился возле стола. Несколько мгновений Васильев вопросительно глядел в его хмурое лицо: что-то не так? Панюшин, наконец, собрался с мыслями, тяжело вздохнул, бросил на Васильева сочувственный взгляд и сообщил:

 

– Плохая новость.

 

– Что случилось? – с недоумением поинтересовался Васильев.

 

– Твоя семья попала в беду, – нерешительно продолжил Панюшин.

 

– Что с ними? – встревожился Васильев.

 

– Тут из милиции приходили. Гм… Представители. – Панюшин чувствовал себя неуверенно. – Интересовались.

 

– Да что произошло, Михаил Иванович? – требовал Васильев, охваченный волнением.

 

– В общем. Гм… На твоих близких совершили наезд. Светлана и сын погибли, Оленька умерла только что. Она здесь. – Перевел дыхание. – Так-то вот.

 

– Кто?! – воскликнул Васильев. – Где они?! – Его затрясло от нахлынувшего ужаса.

 

– Водитель скрылся. Его личность пока не известна. А девочку можно навестить. Она еще в операционной, – промолвил Панюшин и, кашлянув в кулак, добавил: – Мы сделали все, что могли.

 

Васильев бросился из ординаторской прочь.

 

– Мне очень жаль, – со вздохом проговорил Панюшин ему в след.

 

Но Васильев ничего уже не слышал.

 

А вскоре все завертелось: морг, милиция, беседа с представителем прокуратуры – как в снежном вихре. Васильев спрашивал, кто же этот убийца, но следователь уклончиво отвечал: сообщат, как только станет известно.

 

Был поздний вечер. Васильев неподвижно сидел на стуле при болезненно-желтом свете люстры, похожей на цветок ромашки, и глядел вдаль, как в пустой морской горизонт, который рисовало его усталое, отравленное тоской воображение. Примерно за час до трагедии он говорил с женой по телефону. Торопливым звонким голосом Светлана радостно сообщала, какой чудесный выдался день, и что когда Алеша доест наконец свою кашу, они отправятся на прогулку в парк, который через дорогу... А завтра суббота, и Васильев обещал детям всем вместе спуститься к морю кормить чаек.

 

В гостиной были разбросаны игрушки сына, через спинку стула перекинут пестрый халат жены. Светлана с детьми так заждались теплой погоды, что торопились на прогулку и договорились прибраться после, когда вернутся. Спешно покинутая ими комната производила на Васильева гнетущее впечатление. Мало-помалу от усталости он задремал. Вдруг рядом кто-то завозился и стал карабкаться на колени. Это ощущение было таким сильным, что Васильев невольно вздрогнул, а, увидев перед собой хохочущего сына, испугался, и видение мгновенно пропало. Потом из кухни послышался долгожданный голос Светланы: «Ужинать!» Так отчетливо он прозвучал, что Васильев встрепенулся, но тут же опомнился: это ветер подул в оконные щели. А спустя некоторое время в кроватке вдруг захныкала Оленька. Васильев подхватился бежать в спальню, дочку надо успокоить, но тут он очнулся, едва не свалившись со стула.

 

Сон этой ночью больше не приходил. Васильев поднялся и побрел на кухню, хотелось напиться кофе. Думать о разлуке с женой и детьми было тяжело, но проклятые мысли сами навязчиво лезли. «Моя дорогая, как же это случилось? Почему мы расстались? Так неожиданно! – шепотом говорил жене Васильев. – Я не могу поверить, что вас больше со мной нет. – Вода в чайнике вскипела, Васильев сделал кофе и сел за стол. – Неужели это должно было с нами произойти? Кстати, я хотел спросить, помогли ли Алешке капли от насморка?» – Тут Васильев громко вскрикнул и закрыл лицо руками. Плечи его задергались, и он дал волю чувствам.

 

Утром Васильев поспешил из дому. Вещи жены, игрушки, детская кроватка, из которой время от времени доносилось бряцанье погремушек, вздохи и хныканье Оленьки сводили с ума. Взъерошенный, измученный, с красным порезом от бритья на бледной щеке он решил прогуляться по берегу моря, чтобы взбодриться. Похороны уже завтра. Все хлопоты агенты из ритуальной конторы взяли на себя. А в больнице его подменил на два дня сам Панюшин.

 

День выдался пасмурный, дул порывистый ветер, по морю катились высокие волны и с грохотом набрасывались на песчаный пляж, обдавая Васильева холодными брызгами. Теплый шерстяной свитер, связанный Светланой, его согревал и был приятен, как объятия жены.

 

В больницу Васильев вернулся уже на другой день после похорон. Одиночество, в которое он с удручающей внезапностью погрузился, было невыносимым. Только в спасении жизни людей он надеялся найти себе утешение.

 

Прежде всего, Васильев проведал своего пациента – водителя. Антон, так звали молодого человека восемнадцати лет, лежал на койке перебинтованный как мумия, с поднятой и привязанной к фиксирующему механизму, левой ногой.

 

– Ты будешь жить, – бодрым голосом пообещал ему Васильев. – Я никому еще не позволял умереть. И дочке, если бы в тот день я знал… – Тут он отвернулся, проглотил недосказанное вместе со слезами и, доставая из кармана штанов носовой платок, торопливо вышел из палаты.

 

В ординаторской его дожидался Панюшина.

 

– Водитель-убийца найден, – проговорил заведующий. – Необычный случай. Это тот парень, что поступил к нам в тот же день с переломами.

 

– Антон? – не поверил Васильев.

 

– Он самый, – подтвердил Панюшин, потирая руками. – Гм… У меня был следователь…

 

Васильев развернулся и бросился в палату Антона. Новость пришлась крепким ударом, оглушила врача как бой гонга, претворяющий очередной акт трагической истории. Панюшин едва поспевал за Васильевым.

 

– Постой! – просил он. – Постой!.. Эх, не надо было сейчас говорить, – пробормотал Панюшин. – Ну что же ты? Постой.

 

Васильев рванул дверь и вошел в палату. Тяжело дыша, он остановился перед кроватью Антона, который безмятежно спал. Васильеву почему-то не верилось, что этот искалеченный перебинтованный человек и есть беглый убийца. «Неужели это сделал он, – лихорадочно соображал Васильев. – Антон поступил ко мне днем. Да, уже после… Совпадение? Нет, два одинаковых случая в одно и то же время… Так не бывает. Это все же какая-то ошибка».

 

В палату осторожно вошел Панюшин. Он остановился, задыхаясь от бега по лестницам, – упражнение не по возрасту, – и уставился в спину врача.

 

– Им уже занимаются, – осторожно проговорил Панюшин, едва переведя дыхание.

 

Васильев обернулся, поднес палец к губам и полушепотом произнес:

 

– Почему они уверены, что убийца он?

 

– Ну как же, – ответил Панюшин, – была милиция, представитель прокуратуры, родственники. Вот и установили.

 

Васильев снова поглядел на беспомощного пациента, пожал плечами и направился к двери.

 

– Говорю тебе, он, – зашептал Панюшин, следуя за врачом. – Теперь нам все известно… Постой.

 

Они вышли и остановились в коридоре. Панюшин с сочувствием посмотрел на Васильева.

 

– Надо кое-что обсудить, – начал он. Васильев слабо кивнул. Тогда Панюшин продолжил: – Я понимаю тяжелое положение, в котором ты оказался. Тебе сейчас нелегко. И хотя это не положено, но я готов назначить Антону другого врача. – Васильев покачал головой. – Послушай, тут ведь особый случай.

 

– Не надо, Михаил Иванович, – проговорил Васильев.

 

– Ты все же подумай, – посоветовал Панюшин.

 

– Я справлюсь, – заверил Васильев. – Я буду вести Антона до конца.

 

В тот злополучный день, совершив на пешеходов наезд, Антон без памяти вылетел из городка, и помчал по шоссе так, словно за ним с подстрекающим улюлюканьем неслись черти. Мерседес гнал что было духу, ревом оглушая окрестности. На очередном повороте Антон не справился с управлением, и машина врезалась в придорожный столб. «…Господи помилуй, и этот столб, хрясь, переломился», – взволнованно рассказывал свидетель катастрофы – пастух из соседней деревни. Водитель встречной машины, ехавший с семьей отдыхать на побережье, вызвал скорую помощь и сообщил в милицию.

 

Заполночь Васильев вновь сидел в своей квартире за пустым кухонным столом. Спать он по-прежнему не мог. «Вот так, моя дорогая, развивались события, – заговорил он с женой. – Прости меня, разве мог я что-нибудь в тот день изменить?.. Верно, ничего. Я не знал… – Васильев задумался и некоторое время слепо глядел в стол. – Этот парень будет жить, – продолжил он. – Но ты не сердишься на меня?.. Ну конечно. Знаю, ты всегда радовалась моим успехам… Скажи, как там у вас?» – Прислушался. «Мы скучаем без тебя», – услышал он в ответ. «Я тоже. Скажи, ты видела Его?» – «Пожалуйста, не задавай глупых вопросов». – «Ты всегда Ему верила… Понимаю, Он просил молчать… Кстати, я давно хотел спросить, как помогли капли от насморка?» – «Наконец-то поинтересовался. Алеша теперь здоров. Они с Оленькой передают тебе привет». – «Спасибо, я очень рад. Скажи детям, что я скучаю без них». – «И нам тоже не хватает тебя». – «Знаешь, ты все-таки права. Я не верил, но Бог как будто и в самом деле руководит нашими поступками. Выходит, Он дал мне силу спасать человеческие жизни. Отчего Он помогает мне? Я все думал, это судьба. Почему одних пациентов Он желает оставить в этом мире, а других забирает к себе?.. Странно, и все-таки, похоже на правду. – Васильев шмыгнул носом и посмотрел в темное окно. – В таком случае… А ведь я мог спасти нашу маленькую куколку!.. – Васильев перевел дыхание. – Ты, наверное, думаешь, я слишком большого мнения о себе. Возможно, но по-другому это не объяснить. Впрочем, тебе теперь виднее. Спроси Его. Я буду ждать. Я должен знать, почему Он забрал вас в тот день?» – Тут Васильев закрыл лицо руками и долго сидел, покачиваясь своим большим телом из стороны в сторону.

 

Бессонница тиранила его немилосердно. Теперь каждую ночь в глухой обволакивающей тишине воскресали до слез родные звуки и голоса. «Папа!» – как будто его звал поиграть Алешка, то и дело попискивала в кроватке Оленька, а то вдруг вздохнет Светлана, пробуя из ложки суп, ну вот, опять пересолила… Стукнет Васильев ногой о пол, и вспугнутые голоса мигом пропадали, но ненадолго. Однажды, вернувшись домой, усталый после тяжелой операции, Васильев прилег на кровать и тут же забылся. Как вдруг он увидел Светлану, свернувшуюся калачиком у него под боком. Он хотел прижать ее к себе, но в ужасе опомнился: она мертва, и отпрянул от нее, хлопая рукой по холодной постели. Никого.

 

Спасение было в больнице. Что ни день Васильев пытался убедить заведующего ставить его на сверхурочные ночные дежурства, но тот, ссылаясь на законодательство и гигиену труда, работать без отдыха запрещал.

 

В тот день Антон лежал в синей футболке, в красных спортивных штанах и с перебинтованной головой, опираясь босыми ногами в металлическую стенку койки. Лицо его было худое, бледное и покрытое светлой щетиной, под глазами темнели мешки и выразительно выступали скулы.

 

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Васильев.

 

– Паршиво, – слабым голосом ответил Антон.

 

– Отчего же? – удивился Васильев. – Анализы с каждым разом дают хорошие показатели. Уже совсем скоро ты сможешь ходить без этих вот, – кивнул в сторону, – костылей.

 

– Мне все равно, – ледяным бесцветным тоном сказал Антон.

 

– Если тебя что-нибудь беспокоит, скажи. Примем меры. Смелей. Чем ты расстроен?

 

Антон посмотрел на врача, и вдруг выпалил:

 

– А как, по-вашему, чувствует себя человек, который совершил убийство?

 

Васильев почувствовал, как по спине пробежали мурашки, словно обдало морозным ветром. Он пристально поглядел в глаза Антона, дожидаясь продолжения, но тот отвернулся к окну.

 

– Кого ты убил? – Васильеву хотелось услышать что-нибудь другое. Всякое бывает, и настоящий преступник до сих пор скрывается.

 

Не поворачивая головы, Антон проговорил по-прежнему уныло:

 

– Я на дороге сбил какую-то дамочку с детьми.

 

Васильев вздрогнул. Сомнения улетучились. Что же дальше?

 

– Значит, они погибли? – неуверенно пробормотал он.

 

– Да, – отозвался Антон, повернулся и стал глядеть на белый потолок, как на висящую над ним черную тучу, грозящую разразиться ливнем.

 

– Как же это случилось? – промолвил Васильев.

 

– Взял у отца машину, пока тот в командировке. Хотел навестить свою подружку. Я, кажется, чем-то ей не угодил. Думал, вместе покатаемся, поговорим. А она видеть меня не пожелала, – тихо признался Антон.

 

– Права-то у тебя есть? – поинтересовался Васильев.

 

Антон промолчал. Васильев потер подбородок, покачал головой и спросил:

 

– Ты разве им не помог?

 

– Я испугался, – неохотно ответил Антон.

 

– Испугался? – с грустным удивлением повторил Васильев.

 

– Они лежали на дороге, – почти шепотом произнес Антон. – Больше я ничего не помню.

 

Васильев тяжело вздохнул, вдруг встрепенулся и поспешил из палаты прочь.

 

– Ну-ну, бегите. Зачем вам лечить убийцу? – проговорил Антон, переводя взгляд на захлопнувшуюся дверь. – Мне все равно. – И в сердцах добавил: – Лучше бы мне умереть.

 

Выскочив от Антона, Васильев бросился в ординаторскую и потом долго прохаживался в этом тусклом помещении от двери к окну и обратно, погруженный в путаницу мыслей. Сейчас он чувствовал себя обманутым и смешным. «Но по-другому быть не могло, ведь я человека спасал. Какая разница, кто он есть, – убеждал себя Васильев. – Тогда я ничего не знал… – Некоторое время он задумчиво глядел в окно. Чувства боролись в нем. – Знал или не знал, я бы все равно прооперировал его, – решительно пробормотал Васильев. – Я спас ему жизнь».

 

Панюшин снова настаивал, чтобы Васильева взял отпуск и поехал куда-нибудь отдохнуть. Но тот отказывался: «Какое к черту путешествие? Нет, не надо. От этого не сбежать, не спастись… Я здесь нужен», – убеждал Васильев.

 

«Милая моя, ты помнишь, как мы мечтали провести это лето на Куршской косе? – спрашивал он, глядя в кухонное окно, в которое светило вечернее солнце. – Горячие дюны, теплый морской ветер, сосны, детский смех… Я уже было скопил денег на эту поездку. Да пришлось все потратить на ваши похороны… Этот парень – убийца. Теперь ты знаешь все. Или нет, ты знала это раньше. Знала! Но почему же тогда молчала?» – «Я не хотела вмешиваться в твою работу», – прозвучало в ответ. Васильев кивнул. «Понимаю. – Он махнул рукой, подошел к столу и сел. – А-а… к чему все это теперь. Я врач, я должен был человека спасти. Разве нет?» – Он замолчал и в ответ услышал: – «Так было угодно Богу». – «Значит, ты говорила с Ним?» – «Я не хочу рассуждать на эту тему» – «Это Он тебе так велел?» – «Прекрати». – «Да, сейчас этот мальчишка в моих руках. Хочешь, я убью его?» – «Хватит об этом». – «Ты чего-то боишься? – Васильев разошелся. – Ну хорошо, тогда дай мне знать, намекни, хочешь?» И намек этот он тут же получил. С улицы доносились смех, и как бы в ответ ему восторженный девичий голос отчетливо произнес: «Конечно, хочу». Васильев с удивлением обернулся, солнце уже село, и по окну расползлась синяя тень. Он стал прислушиваться к уличным звукам. Молодежь собиралась на дискотеку. Их веселые голоса некоторое время влетали в открытую форточку. Васильев задумался. «Убить человека! Значит, ты этого хочешь?.. Нет. Не стоит, родная моя, смерть этого мальчишки, этого преступника, ничего не изменит. Она не вернет ко мне вас». – «А если бы вернула, ты сделал бы это?» – вновь услышал Васильев. «Нет, – уверенно сказал он, – это полагается делать Богу. Я не убийца».

 

На пешеходном переходе, спустя месяц после трагедии, дорожная служба обновила свежей краской «зебру» и даже установила светофор. Васильев здесь больше не ходил. Теперь, по пути на работу, он делал большой крюк, пробираясь дворами. Со стороны, он чувствовал, это выглядело как-то нелепо, но кому он тут нужен? А на сороковой день Васильев повесил свежий венок на дерево, что росло возле того перехода.

 

Вечерами неумолимо захлестывала тоска. Несколько раз Васильеву удавалось остаться ночевать в ординаторской. Но понимал, что долго так продолжаться не может. Операции почти каждый день. Любая ошибка по случаю рассеянности могла плохо закончиться для больного. Этого допускать нельзя. А однажды, во время обеденного перерыва, он забытье принял за реальность и сквозь стеклянную дверь дежурного кабинета увидел Антона, который тайком вышел из своей палаты, огляделся, прошмыгнул между двумя медицинскими сестрами и повернул за угол, на лестницу. Васильев последовал за ним, но догнал уже внизу в вестибюле.

 

– Стой! – прокричал он.

 

Беглец к нему с недоумением обернулся, но это был не Антон, а только что выписанный из урологии мужчина – спешил домой. Васильев вздрогнул, испугавшись собственной ошибки, извинился и побрел к себе наверх, чувствуя неловкость оттого, что так глупо вышло.

 

Во время обхода, Васильев по обыкновению интересовался самочувствием Антона.

 

– Нормально, – безразличным тоном отвечал тот.

 

– Скоро выпишем, – заверил Васильев. – Я заказал для тебя новые лекарства, очень хорошие.

 

– Мне некуда торопиться, – хмуро ответил Антон. – Была у меня девчонка, да только не нужен я ей. Ни разу не навестила… Вчера снова приходил следователь.

 

– И что сказал?

 

– Ничего хорошего. Ждут, не дождутся, когда я встану на ноги. Посадят.

 

Васильев с сочувствием кивнул, сел на краешек соседней койки и вновь решился вернуться к оборванному однажды разговору.

 

– Значит, ты уехал?

 

– Я дал по газам и удрал, как последняя сволочь.

 

– Ты оставил их умирать, – вздохнул Васильев.

 

– Скажите, а вам не западло лечить преступника? – вдруг спросил Антон.

 

Васильев задумчиво поглядел в его впалые темные глаза и ответил:

 

– Я не в праве решать, кого лечить, кого нет. Мое дело спасать жизнь человеку.

 

– Человеку? – ухмыльнулся Антон. – Да разве убийца – человек?

 

Васильев пожал плечами.

 

– Ты раскаиваешься? – спросил он.

 

Антон промолчал.

 

Тогда Васильев поднялся, посмотрел на парня с сожалением и вышел из палаты. В коридоре он сделал несколько дыхательных упражнений, чтобы успокоиться и затем направился в ординаторскую.

 

В другой раз Васильев заглянул к Антону через пару дней. Тот лежал на койке, положив ногу на ногу, и листал какой-то красочный журнал.

 

– Я думал, вы больше не придете, – проговорил Антон, не отрывая взгляда от страницы.

 

– Почему же? Я должен знать самочувствие моего пациента, – ответил Васильев.

 

– Хуже некуда, – фыркнул Антон.

 

– Мучает совесть?

 

– Одна философская задачка.

 

– Какая?

 

– Почему такой подонок, как я, остался на свете жить?

 

– Сложный вопрос.

 

– Да, это верно.

 

Антон опустил ногу и вытянулся во всю длину.

 

– Боюсь, что мы не вольны решать, жить нам или нет.

 

Антон закрыл журнал, отложил его в сторону и уставился на врача с недоумением.

 

– А кто же волен?

 

Васильев не ответил.

 

– Скажи, почему ты не помог раненым? – спросил он. – Почему, хотя бы не вызвал помощь?

 

– Да вы никак не въезжаете, – произнес Антон с раздражением и приподнялся, опираясь на локоть. – Я ведь уже говорил: испугался. Мозги отключились от страха. Понятно? Ну чего вы пристали ко мне? Что вам нужно?

 

Васильев поглядел на Антона в упор.

 

– Послушай, – проговорил он. – Та женщина с детьми, которых ты убил, были моей семьей.

 

На мгновение Антон перестал дышать, его взгляд застыл, сердце заходило в волнении, будто хотело выскочить из грудной клетки и броситься наутек. Васильев поглядел на Антона пристально, мышцы его лица напряглись, нервы натянулись до предела, и вдруг он повернулся так резко, что Антон невольно прикрылся рукой и зажмурился, ожидая удара.

 

– Убейте меня наконец, – жалобно прошептал он.

 

Но этого не последовало. Когда Антон убрал руку и открыл глаза, Васильев уже выходил из палаты. Антон проводил его угрюмым взглядом, и когда за врачом хлопнула дверь, в бессилии опустил голову на подушку и закрыл глаза.