Двигатель греха. Милый полупровинциальный городок, окутанный теплой розоватой дымкой ранней осени. Чистые широкие улицы с белыми округлыми домами, высокотехнологичными гаражами и крышами, утыканными ровными рядами солнечных батарей. Какие-то довольные жизнью птички с желтыми грудками, распевающие жизнерадостные гимны в тенистых древесных кронах. Узорные занавески в круглых окнах, больше похожих на иллюминаторы в древних пассажирских самолетах. Где-то здесь, посреди тихой идиллии, заблудился еще не очень взрослый свежий ветер с примесью йода, бензина, парфюмерии и человеческих гормонов. Облетев сонные кварталы и прохладные скверики, этот чужой посланник воздушной стихии с бесполезным неистовством бьется об оранжевые стены местной средней школы. Школы, в которую каждый день недели, за исключением воскресенья, ходит Трэвис. Учеба дается Трэвису легко, ведь образовательная программа, утвержденная правительством этого государства, рассчитана на самого что ни на есть обыкновенного и среднестатистического подростка. А Трэвис к числу среднестатистических не относится. Меньше всего на свете ему хочется быть таким же, как и все – таким же убогим или таким же блистательным, таким же глупым или таким же умным... Он – не лучше и не хуже. Он просто другой. При этом, осознание собственной непохожести на остальных вовсе не делает Трэвиса каким-то особо счастливым или гордым... Можно ли гордиться тем, что на твоей руке пять пальцев?.. Конечно, нет. Одноклассники относятся к Трэвису как к чудному инопланетянину, что не вызывает у него недовольства – пусть думают, что хотят! Ведь дедушка Трэвиса, бывший сотрудник телевизионной компании, всегда говорил, что все эти глупые мультсериалы и передачи – на самом деле хитроумные закодированные послания, с помощью которых правительство программирует юных граждан, чтобы те всю свою жизнь оставались обыкновенными потребителями жвачки. Дедушка Трэвиса знает, что говорит. Когда-то давно, еще в молодости, он воевал где-то далеко отсюда, в пустынной стране, где правил зловещий царь-вампир, собиравшийся разнести на кусочки всю эту планету... Да-да, все это правда, думал Трэвис. С чего бы дедушке врать? - А почему ты срезаешь корочки у сэндвичей? – спрашивает у Трэвиса одноклассница. - Мне так больше нравится, - пожимает он плечами. - А ты знаешь, что такие рубашки уже не носят? - Мне нравятся только такие. - У тебя такая странная прическа! - Мне такая очень нравится. - А что ты слушаешь? - Только то, что мне нравится. - Ты такой... непохожий на других, что ли... - Да, - кивает Трэвис. – Будешь бутерброд? - А с чем он? - С индейкой, конечно. Другие начинки мне не нравятся. - Слышишь, ты, скучный занудливый зачуханный огрызок насквозь прогнившей вонючей американщины! – кричу я, стреляя из игрушечного пистолета в настенный плакат с изображением Джорджа Вашингтона. – Ты вообще представляешь себе, насколько ты мелочный и беспантовый? Это таким надо... Таким... Быть таким – это вообще надо ухитриться только! Так испортить хорошую историю! Это же, блин, уметь надо только! Ну... Ты меня слышишь, Трэвис? Не слышишь? Ну и хрен с тобой! Да кому ты вообще нужен, соплежуй?! Меня тошнит от тебя, тряпка! Слышишь? Тошнит!.. - У меня завтра свидание с Мэнди. - Серьезно?... – мой гнев вдруг улетучивается. Ведь я даже не знаю, какое из двух чувств сильнее – ненависть к этому несуразному Трэвису или слепая к нему любовь. В конце концов, это он меня придумал и дал мне жизнь, но... Черт! Место этим противоречиям – на дне стакана с виски. - Да, серьезно, - он в растерянности. – Что мне делать, Майлз? - Как что? – я спрыгиваю с кровати и выбрасываю пистолетик в ящик. – Ты что, никогда на свидания не ходил? - Ну... Нет. Мне же всего лишь тринадцать лет. - Это не важно! Главное – опрятный внешний вид, толстый кошелек и цветы в вазочке! Больше тебе ничего не требуется. - А надеть что? То, что нравится? - Нет-нет, друг мой, - я качаю головой. – Жизнь – это игра и играть надо по правилам. Именно поэтому ты оденешься как элегантный молодой джентльмен из зажиточной семьи английских владельцев чайных плантаций где-нибудь на Цейлоне... Смекаешь? - На Цейлоне?.. – сдавленно улыбается Трэвис и смотрит в пол. - Именно. Это такой солнечный и теплый остров в далеком океане, дружище. Там полно глупых глазастых обезьян, загорелых рыбаков и девиц в травянистых юбках... Впрочем, мы несколько отошли в сторону от темы, - я почесал затылок, - Ну так что, приступим к разработке тактического плана? Мальчишка согласен. Молодец. Он же у меня не такой как все. ...История, между тем, продолжается. Жизнь идет своим чередом, и полупровинциальный городок по-прежнему спокоен, мил и очарователен в своем дымчатом желто-розоватом одеянии, которое постепенно превращается в черную вуаль. Небо бледнеет, затем темнеет и вскоре на насыщенно-темном полотне вовсю горят и мигают далекие созвездия под предводительством зеленоватой луны, изрядно побитой метеоритами и кометами. В пушистых зарослях пищат и стрекочут ночные насекомые, ветви деревьев мерцают огоньками светлячков. Неприкаянный ветер теперь разносит ароматы горячих бифштексов, печеной картошки и изысканных супов из местного шикарного ресторанчика. Трэвис только что оттуда. Неторопливым шагом идет он к собственному дому, под его ногами шуршат и чавкают мокрые листья, а в голове раз за разом переигрываются черно-белые картинки с диалогами, жестами и выражениями лиц. Первое в его жизни свидание закончилось пятнадцать миниу назад, но Трэвис так и не может собрать воедино многочисленные кусочки новой для него мозаики. Так какое же у него теперь настроение? Хорошо ли ему или, наоборот, очень плохо?.. Замечательно, отлично, потрясно или круто? Гадко, отвратительно, паршиво, гнусно? Трэвис не знает. Возможно, так и должно быть... Наверное, однозначные и стойкие ощущения придут потом, чуть позже. Сейчас они, должно быть, еще не готовы проявиться на поверхности сознания... Конечно, решил для себя Трэвис, так оно и есть. Совсем скоро он придет домой, как следует наиграется на своей новой приставке и ляжет спать – так будет лучше. А завтра все встанет на свои места. Мальчишка снова нацепил на себя свою вульгарную капиталистскую одежку с эмблемами бейсбольных клубов прошлого века и, лежа на ковре, пялится на пылающий полигонами и пиксельными шейдерами экран, зажав в руках стильный матово-угольный джойстик. - Ну и как все прошло? – спрашиваю я. - Не знаю. - То есть? - Ну... Я же говорю – не знаю, - на экране ловкий демон мутузит здорового чернокожего качка. Качок упорно не желает подыхать. - Хорошо. В смысле, не важно..., - я делаю вид, что наслаждаюсь вечерним воздухом, стоя у раскрытого нараспашку окна. – Тебе самому-то понравилось? - Послушай, Майлз... – Трэвис нахмурился, но глаз не оторвал от своей игры. – Ты разве работаешь на разведывательное управление? - С чего ты взял? - Задаешь слишком много вопросов. - Ты сам меня выдумал, мистер. - Но я придумывал тебя не таким! Ты изменился! Понимаешь? - Теперь-то ты вырубишь эту японскую дрянь?.. Не дожидаясь ответа, я сам выдернул вилку из розетки. Приключения и битвы на экране вдруг потухли. - Наша история начиналась совсем не так, Майлз... Ты был веселым лесным духом-проказником, который помогал мне устраивать всякие игры и шалости... Ты читал мне сказки на ночь и утешал меня, если я разбивал коленки. Мы были друзьями!... Я глубоко вздохнул и сплюнул прямо в окно. - А теперь мы уже не друзья? - Зачем ты играешь эту роль? - Какую роль, Трэвис? - Роль занудного сенсея-наставника!.. Как то, как се? Надо так, нужно эдак! Это же моя собственная жизнь! - Да? А кто вчера стоял здесь разобранный по частям и упавший духом, как распоследняя размазня? Кто спрашивал: «Что мне делать, Майлз? Как мне быть, Майлз? Что надеть?» А?.. Сегодня ты вдруг повзрослел лет на десять, набрался жизненного опыта и можешь отослать лучшего друга ко всем чертям?!.. Ты – единственный человек в этом мире, который мне по-настоящему небезразличен, Трэвис. Я существую только благодаря тебе, поэтому... В общем, больше мне нечего сказать... - Мне тоже, - мальчишка отвернулся. Между нами повисло тяжелое и вязкое молчание. - Пойду-ка проветрюсь... – я надеваю шляпу. А в ответ – тишина. Черно-алый ветер ярости рвет в клочья прохладную влажную ночь, в недрах которой воют от отчаяния оборотни, бьются в наркотическом трансе дикие карлики и шагают неуклюжие полуживые истуканы, в чьи внутренности обезумевшие алхимики вдохнули подобие жизни. Бомбардируемые ледяными дождевыми каплями крыши тяжело стонут и аритмично трещат. Мои сегодняшние собутыльники давно лежат под столом, только их пустые кружки сият пустотой в свете янтарно-желтых ламп. Красотища, одним словом. - Приветики, Шпайкс, - прикосновение Элли по-прежнему порождают во мне самые лучшие ощущения на свете. - Меня зовут Майлз, дорогая. Элли ухмыляется. Ей-богу, она ни капельки не изменилась – все та же сумасшедшая чародейка, чей взгляд когда-то выжег мою душу дотла. - Майлз? Ах да, я слышала! Воображаемый друг для мальчика-подростка... Самая горькая доля для демона твоего ранга. - Не тебе судить, Элл. - Да брось, Шпайки! – Элли принялась рассматривать свои идеальной формы ногти, украшенные изображениями Павших Божеств. – У тебя с твоим Трэвисом что-то не заладилось, я же вижу. Иначе что бы ты тут делал?.. Просто заскочил промочить горло? Нет-нет, я не верю. - От тебя ничего не скроешь... - Это так. - Я не хочу вдаваться в подробности. - Как скажешь, милый. - Мальчик решил, что я ему больше не нужен, - я обмакнул в бурбоне дольку лимона, пожевал и выплюнул обратно, - Вот и вся сказка. Элли мягко сжала мою холодную кисть. - Это неизбежно, Шпайки, так что смирись. Смирись и плюнь. Забей, как говорит молодежь. Хорошо? - Нет, плохо. Забивать – это просто отвратительно, моя милая... Но делать нечего – я не стану за ним бегать и выпрашивать прощения, пусть живет собственным умом. Взрослый, как никак. И все таки... За девять лет я как-то свыкся со своей ролью воображаемого друга, а сейчас мне будет нелегко приспособиться в этом новом Под-мире. Ведь я слишком многое пропустил, не так ли?.. Желтоглазая колдунья Элли щелкнула пальцами, и на столе вдруг материализовалась стопка черно-белых фотографий. - Ознакомьтесь, господин Шпайкс. Перед вами немного урезанная хроника наиболее значительных событий и происшествий, имевших место за время вашего вынужденного отсутствия. Уже на третьей фотографии я увидел обезглавленный изуродованный труп, валяющийся в запачканных осколках стекла, щепках и обломках. Конечности убитого были вывернуты под совершенно неестественными углами. - Значит, Дэн Форрекс мертв? – каким это чудом я узнал старого гангстера без головы, известно одному только Ктулху. - Как видишь. - И кто же это такой ловкий? Уж не Полосатый ли? - Нет, милый, Саймон здесь не причем. Билли Молчун, вот кто укокошил Форрекса. Перебил всю его охрану, отправил к праотцам любовницу, ну и отрезал таки башку самому Дэну. А на обратном пути еще и машину сжег. Жаль, такой шикарный кабриолет был... - Чертовщина какая-то, - чем больше фотографий я откладывал в сторону, тем сильнее изумлялся той дерзости и бесшабашности, которая вдруг ударила по лабиринтообразным и спиралевидным мозгам обитателей Под-мира за то время, пока я нянчился с Трэвисом. – Сдвинутые психопаты режут чуть ли не самых влиятельных шишек страны, детишки злейших врагов намертво влюбляются друг в друга... - А что в этом такого, дорогой? – удивилась Элли. – Думаешь, старина Шекспир написал «Ромео и Джульетту» от нечего делать, ради забавы?.. Нет, Уильям все-все предвидел. - Спорно-спорно, мисс Шэлоу... - Я миссис, милый. - Что? – я искренне удивился, - И кому же так повезло, если не секрет? - Восьмидесяти шестилетнему ирландскому магнату, знаменитому на весь мир изготовителю патентованных магических причиндалов на все случаи жизни. Вот так! - Не знал, что ты страдаешь геронтофилией, киса. - Зато он очень-преочень состоятельный... – сказала Элли, - Настолько состоятельный, что я до самой старости могу купаться в бассейне с красным французским шампанским и смотреть, как мускулистые татуированные рабы массажируют мои любимые изящные пятки... Правда здорово, Шпайки? Хотя... Можешь не отвечать. Ты уже родился социалистически настроенным врагом всех капиталистов на свете, верно? - Вопрос трактовки... Фотографии растворились в воздухе, оставив после себя щекочущий ноздри аромат корицы. - Так тебе нужна работа, Шпайк? - Скорее да, чем нет, - ответил я, - А у тебя разве есть конкретные предложения? - Целая куча свежих хрустящих наиконкретнейших предложений, малыш... – прошептала Элли. - В таком случае, я – весь внимание. Официант как-бы невзначай принес два бокала с итальянским игристым. - Тогда слушай и даже не пытайся перебивать... Трэвис согнулся в три погибели, повиснув на перилах пешеходного моста. Минуту назад он впервые в своей жизни затянулся дешевой сигаретой, которую ему вручил новый приятель, Джейк. Трэвиса выворачивает наизнанку, а в голове у него все шумит как в старинном паровом котле, ноги превратились в две ватные палки, неспособные удержать тело в нормальном состоянии. В сером грязном небе истошно орут какие-то птицы, похожие то ли на чаек, то ли на голубей. Какой грустный и нехороший поворот такой, казалось бы, радостной истории!.. Жаль, всем безумно жаль. А если жаль всем – значит, не жаль никому. Какая безвкусная тавтология, о Дева Мария! Даже самому Трэвису решительно все равно. В конце концов, какая разница – начинать курить сейчас, или чуть позже, скажем, завтра или на следующей неделе?.. Никакой, совершенно никакой. Неизбежность в сторону не отодвинешь, ведь так?.. Он, Трэвис, больше никакой не из ряда вон выходящий, а так, нормальный и адекватный – неухоженные сальные волосы до плеч, частично скрывающие разрушенное угрями и прыщами лицо; черная ветровка, повисшая на узких плечах; грязные кроссовки с заправленными шнурками; ночные посиделки у друзей-летунов; мутные разговоры со шпаной на фоне бетона и кирпича. И никакого тебе волшебного ветра, никакой там теплой ласковой дымки, укрывающей прелестный городок – ничего, проще говоря. Один только Трэвис, а вместе с ним – его ломающийся хриплый голос и пятнадцать с третью лет. А завтра – день рожденья Джейка. Наверняка, там будет о-о-о-чень здорово. С того дня, как мальчик Трэвис отослал меня к чертям собачьим и тем самым лишил почетного ранга воображаемого друга, прошло чуть больше двух лет. Два года, подумать только! Вроде бы совершенно пустяковый временной отрезок для любого земного создания, которому боги отвели более-менее солидный срок существования... И в тоже время – своего рода маленькая жизнь, наполненная горячей борьбой, ледяной болью, периодическими вспышками радости и пьяным туманом веселья... Моя новая, бьющая ключом, жизнь Шпайкса Холлигрэйва. Мое новое заштопанное пальто, мои новые профессионально-рунические перчатки, моя новая связка амулетов и оберегов, мой новый здоровый револьвер, мои новые супер-монолезвия... Из угловатых глубин зазеркалья на меня смотрит добрый меланхолик Майлз, лучший на свете воображаемый друг, придумавший жизнерадостные и добрые истории про непохожего на других мальчика... В его бледно-зеленых глазах горят огоньки укора, сожаления и тоски. Кровь кипит и шипит в закоулках моего сердца. - Майлз... – говорю я негромко. - Шпайкс, - отзывается зазеркальный дух прошлого и снимает с белой головы свою хитрую шляпу с пурпурным пером феникса. – Как жизнь, дружище? - Тебе что, действительно интересно?.. - Ты, наверное, даже не допускаешь такой возможности, Шпайк? Думаешь, в этом поганом зазеркалье так классно? Так вот, парень, ты ошибаешься. Здесь погано. Пруд-пруди наркоманов, арлекинов и кроликов! И картинок придурочного старика Дали. Тьфу ты!.. - Как это прискорбно. - Ты увильнул от ответа, дружок. - Хочешь знать, каково мне сейчас, да? - Хочу. - Паршиво... Теперь ты доволен, Майлз? Не отвечай, я заранее знаю, каков будет ответ. Тебе плевать – ведь ты лишь квантово-зеркальное метафизическое воплощение моего ушедшего прошлого, и неизвестно почему ты очень хочешь, чтобы все вернулось на круги своя... Но твоим желаниям не суждено сбыться, призрак воображаемого друга. Прошлое обречено! - А что если прошлое сумеет стать будущим? Твоим будущим, например. Что ты скажешь тогда? - Это не нужно никому, кроме тебя, Майлз. - Ты так в этом уверен?.. - Нет, не уверен. - Вот видишь. - Слушай, Майлз... У меня жутко болит голова, я хочу жрать как розовая щетинистая скотина в грязном хлеву, а еще я устал как распоследняя городская шавка. Я даже не хочу вспоминать, когда в последний раз нормально мылся... - Демоны не моются, Шпайкс Холлигрэйв. - Это воображаемые друзья не моются, Майлзик! Похоже, ты прокурил все мозги в своем декадентском зазеркалье!.. Мой тебе совет – иди и проспись хорошенько. И больше не вырисовывайся в моем зеркале, это жутко действует мне на нервы... Понял? Зазеркальная сущность прошлого кашлянула в кулак и надела свою шляпу обратно на голову. - Будь по-твоему, Холлигрэйв. Я отстану от тебя на некоторое время, но сначала будь-ка добр, ответь мне всего лишь на один вопрос. - Валяй. - Когда ты в последний раз видел Трэвиса? - Я не видел его ни разу с того треклятого дня, когда он пришел со своего дурацкого свидания. Больше он не попадался мне на глаза. - Неужели тебе даже не интересно, каким он стал теперь? - Если честно, я не думал об этом. Работа отнимает все доступное мне время, за исключением ничтожного перерыва на астральный сон и выпивку – даже ботинки некогда почистить. Да и вообще... Разве я отказывался от статуса воображаемого друга? Нет, он сам спустил меня в сумрачный унитаз Под-мира. Пусть наслаждается последствиями своего выбора... Майлз покачал головой и тихо растворился в изломанных световых недрах зазеркального царства. Я уснул прямо перед зеркалом, в ванной. Здесь, в темном и прохладном подвале, хранилище всякой хозяйственной и поп-культурной рухляди, Трэвис нашел отличное пристанище – самое подходящее место для того, чтобы выкурить пол-пачечки сигарет и хлебнуть пару-тройку глотков яростного самодельного виски. Где-то наверху долбились о стены пульсирующие волны техно-музыки, кричали вспотевшие и растрепанные гости, студент-хиппи танцевал на липком от пунша и селедочных сандвичей столе. Да, думает Трэвис, таким и должен быть настоящий день рождения – шумным как начинающая гаражная рок-группа, бесшабашным как байкеры-пенсионеры, обкумаренным как семья растафари. Джейк – молодец, раз смог устроить такую пьянку-буянку, это уж точно. А это значит, что и у него, Трэвиса, будет такая же денюха, только чуть позже, через три с хвостиком месяца. Или даже круче... Да, круче. Чтобы музыка качала громче, а холодильник гудел от небывалого количества засунутого в него пива! Вот тогда это будет очень-очень круто. Дверь в подвал со скрипом открылась, желтый луч света ворвался во тьму и ударил в лицо Трэвису. Парень поморщился, зажмурился, осторожно открыл один глаз и увидел взмыленного и неровно стоящего на ногах Джейка с его зеленой шевелюрой и блестящими заклепками на джинсах. От него несло всем и сразу. - Здорово, именинник. Что ты потерял в этой обители пыли и сумерек, если не секрет? - Ничего я не терял, умник... – ухмыльнулся Джейк, отчего его физиономия стала похожа на маску безумного садиста-клоуна. – Кстати... – он сел на предпоследнюю ступеньку сверху. – У тебя когда-нибудь был свой... ну, воображаемый друг? А то мне интересно... Трэвис вдавил окурок в бетонный пол. - А что? - Значит, был, да? - Ну был. Они снова закурили. - А как его звали? - А черт его знает, уже не помню. Кажется, Вилли. - Угу. У меня тоже был такой друг – я звал его Шелвизом. Уже год его не видел... - Год? Ты тусовался с ним до шестнадцати лет, что ли? - Да, - пожал плечами Джейк. – А что? - Ничего. Абсолютно ничего. – Трэвис взял в руки бутыль с самопальным виски, - За твое здоровье! - И за твое! Шелвиз..., думал Трэвис, прогоняя вовнутрь высокоградусную бурду, - ерунда какая-то. Здесь, на заброшенном военном заводе, я лежу между полусгнивших балок, комков паутины, хаотичных пересечений подпорок и фанерных стенок. Лежу, слушаю противные скрипы и убаюкивающий шелест ночного июльского дождя, а мои пальцы сжимают теплую сталь здоровенного пистолета с крутым револьверным барабаном. Я жду. Сегодня, ожидание – это неотъемлемая и самая скучная часть моей работы. Что касается веселья, то оно еще впереди. Тик-ток, кап-кап, тик-ток, бульк... Крак! С таким звуком обычно ломается что-нибудь тонкое, деревянное и прямоугольное – что-нибудь вроде одной из дверей в этой древней полуразвалившейся фабрике. Он внизу. Я прыгаю и с шумом приземляюсь за его сгорбленной широкой спиной, мой револьвер уже заряжен, снят с предохранителя и вообще направлен в сторону его затылка. Он бьет ногой с разворота, но я все-таки успеваю пригнуться и нажать на курок. Пуля всего лишь отрывает ничтожный кусочек его заостренного уха, но и этого достаточно, чтобы гадина взвыла от боли. - Шпааайкс!!! Он резко прыгает и попадает прямо на мой выставленный вперед ботинок с шипованной подошвой. Его слюна забрызгивает мое лицо и грудь. Тварь падает на пыльный пол и тут же поднимается снова – боль и ярость придает ей сил, неожиданная подножка сбивает меня с ног, а узловатые когтистые ручищи окончательно впечатывают в заводскую рухлядь. Что-то внутри меня протестующе трещит, револьвер выпадывает из рук... Заостренные пальцы тянутся к моему незащищенному горлу, нейроимпульсы подают сигналы к рукам – мои верные монолезвия выдвигаются с легким шипением. Вместо того, чтобы пытаться ослабить железную хватку твари, я с усилием выбрасываю обе руки с клинками вперед – лезвия пронзают шерстистую кожу, разрывают плоть, сосуды, кости, легкие и оба сердца. Он издает кашляще-булькающий хрип, из его рта течет густая темная кровь, но лапы еще сильнее сжимают мое горло. Этот урод готов покончить со мной даже ценой собственной жизни... Как жаль, что я его энтузиазм не разделяю. Приходится работать лезвиями с утроенной силой – раз-два, раз-два, р-раз-дв-ва... Через какое-то время мои глазные яблоки вдруг перестают вылезать из орбит и я понимаю, что тварь наконец-то окочурилась... Перемазанный чужой и своей кровью, рваный, пыльный и выжатый как лимон, я кое-как выбираюсь из мертвецких объятий, поднимаю пистолет и задвигаю почерневшие влажные монолезвия обратно. - Лучше бы ты сидел у телевизора, Шелвиз... С трудом разлепив глаза, он поднялся с кровати и спустился вниз, на кухню, чтобы выпить немного холодного молока – этого живительного нектара, разработанного великой Матерью Природой. После того как бумажный пакет опустел, Трэвис плюхнулся на диван в гостиной и включил телевизор в надежде приобщиться к новым сериям мультяшных приключений двух суровых самураев и грустного киборга-терминатора с нарисованной улыбкой. Сегодня парню не повезло – он застал только самый конец истории, когда Дзи Вуйо тремя точными ударами покончил с Мятежным Часовщиком, а Фондо получил письмо на неизвестном ему языке. Хорошо хоть, что на музыкальном канале шел концерт «Гробовщиков», которые так неистово рвали струны на своих гитарах, что музыка превращалась в невнятную и жуткую нойзообразную кашу. По-крайней мере, Трэвис окончательно проснулся. Пора было менять пижаму на что-нибудь более подходящее для этого замечательного каникулярного утра... Звонок в дверь. Интересно, кто же это, да еще в такую рань... Трэвис в спешке переодевается – в дверь уже стучатся. Наконец он открывает и видит перед собой... - Джейк?! Но ведь ты... - Нет, я вовсе не на утреннике Борцов за Права Зверей, мой заспавшийся друг, эти придурки мне глубоко противны. Так что... - Твои волосы. - Да-да, - ухмыльнулся новый, непохожий на панкующего выпивоху, Джейк, - я смыл с них эту зеленую погань. И кожанные штаны я тоже терпеть не могу – они с жутким постоянством липнут к заднице. Про остальное можешь не спрашивать – объясню как-нибудь потом, на шершавой скамейке в доме престарелых, лет так через шестьдесят – зубов у меня все равно уже не будет, и ты ничегошеньки не поймешь, Трэвис. Ну а сейчас... - Что сейчас? – тихо спросил обалдевший Трэвис. - Видишь эту штуку? – чистый и благоухающий лосьоном Джейк достал из кармана яркий платок. – Не отвечай, я знаю, что видишь. Понимаешь ли, это вовсе никакой не платок, а официально зарегистрированный и сверхъдейственный мемо-инфлюэнцер – специальная штукенция для быстрой и безболезненной перенастройки Квантовых Сингулярностей – ну этих, как там... Короче, мы наконец встряхнем сам Двигатель Греха. Представляешь? – три раза он махнул цветастым платком перед самым носом зазомбированного Трэвиса. – Смотрел «Люди в черном»? У них там была похожая фигня, только гораздо примитивнее – слишком уж вредная для слабенького человеческого организма. Потом Джейк обмазал закрытые веки Трэвиса пурпурной эссенцией Проказника Пака и, прошептав три волшебных слова, хлопнул в ладоши. - Очнулся? - А что случи... - Тщщ... – Джейк приложил палец к губам, - Одевайся как хороший мальчик из... эээ... зажиточной семейки производителей томатного супа и спускайся обратно, сюда. У меня есть три билета в театр – на «Укрощение строптивой» дядюшки Шекспира. Вникаешь? - А кто же третий? – спросил почти взрослый Трэвис уже по дороге на второй этаж. Джейк молча расплылся в хитрой улыбке. На свадьбе Трэвиса мы с Джейком сидели в последнем ряду и никто из присутствующих в церкви – ни эмоционально-шумная итальянская родня невестки, ни сдержанные представители семьи жениха – не обращал на нас никакого внимания. Даже святой отец читал свои католические заклинания как ни в чем не бывало. - Похоже, у этой истории не такой уж и плохой конец, - сказал я, - Мальчишке всего двадцать, а он уже отхапал себе такую барышню. Будь я человеком, честное слово... - Да, - улыбнулся Джейк. В своем истинном обличие он походил на готичного школьного учителя, – Она потрясающая. Я действительно рад за Трэвиса. Кстати... - Что? - Четыре года назад ты вдруг принялся вырезать самых отпетых негодяев Под-мира и не успокоился, пока не укокошил последнего уцелевшего, Молчуна. В начале мая. Начал ты, кажется, с Шелвиза Моггса. - Ты прав, - я смотрел, как жених надевает на пальчик невестки обручальное кольцо, купленное на деньги, вырученные от продажи дедушкиного раритетного Кадиллака. – Ну и дальше что? - А зачем ты вообще затеял это кровопролитие? - Ах вот в чем дело! Здесь все просто – я поспорил. - С кем же? - С Элли Шэлоу, Изумрудноокой Чародейкой Вайеррглива. Она предлагала мне работу наемного убийцы, ремесло, которым я занимался до того, как стать воображаемым другом Трэвиса. Сначала я согласился и два с лишним года за деньги убивал всяких гангстеров, наркодиллеров и прочих уродов, но потом мне все это надоело, и я заключил с Элли небольшое пари. Условия были простыми – если я совершенно бесплатно перебью всех обозначенных в составленном ей списке товарищей, включая Полосатого, Молчуна Билли и прочих, она должна развестись со своим старым ирландским буржуем и вернуться ко мне. Так я и сделал – мочил их всех по очереди, а параллельно смотрел, как ты управляешься с моим глупеньким Трэвисом... - Результат перед тобой. - Да, ты славно потрудился, дружище... Ну так вот, я методично выполнял свои условия, и когда дырявый в восемнадцати местах Билли кирпичом свалился с крыши старого универмага на окраине города, супруг Элли окочурился в собственном джакузи. Оказалось, он принадлежал к какой-то редкой разновидности демона-абсорбера, который поддерживал свое существование при помощи энергетических связей со всеми успокоенными мной ублюдками. Поэтому, когда последний из них приказал долго жить... - Старикан загнулся. - В общем, да. - Значит, Изумрудноокая Элли обвела Шпайкса Майлза Холлигрэйва вокруг пальца? Как наивного медового медвежонка из старой сказки? - Да, но я нисколько не сержусь. - Почему же? - Она все равно проспорила и выполнила свое обещание – завтра мы собираемся прогуляться по ночному городу, попугать пьяниц, погоняться с горгульями и вообще наверстать упущенное... Насколько это возможно. Некоторое время Джейк молча переваривал услышанное, а потом вдруг сказал: - Вы с мамой всегда были большими оригиналами. Я не сдержался и расхохотался на всю церковь – у священника даже брови выгорели, а какая-то из теток невестки упала в обморок. А потом я по-отечески потрепал Джейка Холлигрэйва по лохматой голове. - Да, сынок. Ты совершенно прав. Граненые пучины Зазеркалья озарились ярким пульсирующим светом, исходящим от титанических механизмов, установленных в самом центре местной Вселенной, и энергетический порыв неестественно земного ветра сорвал с головы бледного призрака смешную шляпу с редким пером. Квантовый дух прошлого пожал плечами и, присев под белесым паучьим деревом, в кроне которого резвились нагие кровяные феи, закурил свою любимую сигарету. - Двигатель Греха! – кричал суетливый Белый Кролик, нарезая круги вокруг призрака, - Они запустили Двигатель Греха! Что мы будем делать? Двигатель Греха!!! Что мы теперь будем делать?!... Даже боги не знали ответа. Март, 2007. |