Что хочет автор. Литературные конкурсы

Девушка, бледная и измученная, пыталась достать засевшие под кожей стеклянные осколки пинцетом, но здоровая рука (сквозь белизну которой просвечивали голубые речки вен) тряслась и даже не думала останавливаться, а раненная болела все сильней.

Платье в цветочек было испорчено пятнами крови.

- Проклятье!..

Сжав порезанную ладонь в кулак, она что есть силы ударила по полу.

Часть маленьких красных осколков, еще секунду назад торчавших между костяшками, разлетелась по комнате.

Девушка улыбнулась.

А потом ударила ещё раз.

И ещё.

* * *

Своей компанией Ада гордилась.

Каждый раз, когда они собирались в столь любимом кафе на набережной, Ада не могла налюбоваться на своих друзей и в душе всегда восхищалась тем, что столь разные, но одинаково замечательные люди сошлись в единое целое. Вслух она об этом говорила только Женьке, причем довольно редко.

Скромная и сдержанная, Женька лучше всех на свете умела хранить тайны. Её отец и старший брат служили в полиции с самого Распада , а мать преподавала английский в Эс-Эйч-Центре (Social Help Center). В общем, внутрисемейная обстановка не способствовала излишней разговорчивости.

- Интересно, что удерживает нас вместе?.. – сказала Женя, когда они с Адой возвращались из колледжа.

- Нам интересно друг с другом. Это - самое главное. – Ада улыбнулась.

Идущий им навстречу седеющий человек с чёрной повязкой на глазу тоже расплылся в улыбке. Через секунду его лицо снова обратилось в застывшую обветренную маску.

- Вот видишь, твоя волшебная сила действует даже на Якова Грэйберга. Он радуется, наверное, раз в год. И никогда не смеется. Вообще.

- Да брось, Жень. Ничего волшебного во мне нет… - пожала плечами Ада. – Ну почти.

«Ну почти» было одним из любимых речевых оборотов Ады, к которому она часто прибегала в дискуссиях и спорах. А ещё в практически еженедельных «отшиваниях». В этой области уровень Адиной практики превышал буквально все разумные (и неразумные тоже) пределы – её классическая и слегка банальная, но от этого не менее эффектная, красота заставляла мужской пол ронять на пол телефоны и покупать автоматические помповые слюносборники.

Ада это знала.

Но столь мощным преимуществом не пользовалась.

Ну почти.

Собирались они субботними вечерами – ели мороженное, болтали о разных приятностях, обменивались обоймами взаимно-лучистых улыбок и синхронно смеялись над шутками, чаще всего касавшихся каких-нибудь ненормальных уродцев из колледжа. Самым шумным и развесёлым членом Адиной компании был Данил Лебеденко, любитель белых пиджаков и вишневых сигарет.

Именно Данил производил наибольшее количество смешных историй и анекдотов про двух культовых (для Ады и её друзей – в негативном смысле) коледжских персонажей – Брауна и Блейка.

Именно так, по названию самого дешевого виски («Brown & Blakes’ Special»), который продавался в «Globe-Mart», прозвали двух неразлучных товарищей – вечно ничем не довольных авторов подпольной самиздатовской газеты.

- …а они и есть дедушкины! – закончив шутку, Лебеденко хлопнул себя по коленям, и заржал.

Компания дружно взорвалась удовлетворенным смехом.

Билли-5, робот-бармен, мгновенно отреагировал и сменил цвет фэйс-экрана на розовый.

- Па-ашли па-курим! – пропел Данил.

Они с Джейком обменялись сигаретами (а потом улыбками), и со словами «дамы, не скучайте» отправились в кабинку-курилку.

Дамы, впрочем, заскучали почти сразу.

- Натали, ну хоть ты мне ответь на мой вопрос… - прервала чуть ли не клиническую тишину Женя.

- На какой, Же?.. – Натали зевнула, открыв миру недавно проколотый язык, в розовой мякоти которого теперь красовалось нечто вроде стразы.

- Которой я вчера задала Аде.

Услышав свое имя, Ада отвлеклась от раскрашивания и без того вполне ярких губ.

- Почему мы все дружим? В смысле, что нас…ммм… скрепляет… или цементирует?

- Цементирует?

- Да, - Женя кивнула. - Должна же быть какая-то причина.

- Да какая тебе разница, Женька? – возмутилась Ада. Женино поведение стало казаться ей подозрительным. – Дружим и всё. Мы просто нравимся друг другу.

Экран Билли пожелтел.

- Вот и я согласна, - сказала Натали. – Чего ты паришься, Же? Получай кайф!..

- Именно, – подытожила Ада.

Блики на фэйс-экране робота Билли создавали впечатление, что бармен над чем-то задумался.

«Кайф от чего?» - подумала Женя, уже чувствуя табачную вонь, которую через весь зал кафе Данил и Джейк тащили к самой лучшей и веселой в городе компании.

Окна Адиной квартиры выходили на полицейский участок № 31 – реконструированное инженерами Международного Миротворческого Корпуса здание бывшего детского сада, над которым обычно развевались сразу три флага – стяг миротворцев, республиканский триколор с факелом посередине и простенькое полотно с полицейской символикой.

Иногда девушка видела, как Женькины отец и брат уходят с работы домой. Подруга была совсем не похожа на своих ближайших родственников, одинаково высоких и худощавых. Отличить двух мужчин друг от друга было достаточно нелегко, если бы Женин отец ни носил усы…

Очередной раз проводив взглядом полисмена-отца и полисмена-сына (…и полисмена – святого духа, видимо тоже), Ада вздохнула.

«Как же мне не хватает…» - подумала девушка. И не смогла закончить мысль.

Ада толком не знала, чего же именно ей так недостает. У нее была замечательная компания, толпы ухажеров, безупречно выглаженная репутация отличницы и гарантия исключительно положительных взаимоотношений с руководством колледжа. Родители души в ней не чаяли, также как и прочие родственники.

Сама жизнь не чаяла души в Адочке.

Девушка достала из верхнего ящика письменного стола толстую зеленую тетрадь с обрёмканными уголками, которая вот уже пятый год служила ей дневником, блокнотом и фотоальбомом одновременно.

Была ли во всем городе хоть одна молодая леди, не имевшая подобную книжку?..

«Женька…» - подумала Ада. – «Она считает ведение интимных дневников проявлением эскапизма…»

В зеленой тетради оставалось всего лишь три чистых страницы – и как же она не заметила этого раньше?..

«Интересно, это имеет какое-то символическое значение?»

- Три – волшебное число! – заявил голубой волнистый попугайчик, важно расхаживающий по клетке.

- Мне б твои проблемы, Яша… - улыбнулась Ада, и протянула руку за упаковкой с птичьим кормом.

Человек, второй час стоявший под её окном, тоже улыбнулся.

Женя выглядела усталой и измученной, и такой вид отнюдь не прибавлял её милой, но несколько заурядной внешности излишнего очарования. Сегодня она пренебрегла даже тем минимумом макияжа, который обычно считала допустимым – её губы казались едва темнее кожи, а светло-карие глаза выглядели совсем не выразительно.

Еще менее привлекательно Женя смотрелась рядом с лучшими подругами, признанной красавицей Адой и не щадившей средств на внешний вид Натали.

В день проведения Второй Межколледжской Конференции это было совсем некстати.

«Не вариант…» - как любил говорить Адин дедушка.

- Женька, ты что? Ты же знала, что сегодня Конференция… - Аду обеспокоило состояние подруги.

Натали сделала вид, что её тоже что-то обеспокоило.

- Хочешь, я дам тебе свою помаду? Или хотя бы тени? Может, хоть губки подведешь?..

- Натка! – шикнула Ада.

- Молчу-молчу… - пожала Натали плечами.

- Пойдем в туалет, Ада, - сказала Женька.

Туалет был оккупирован замредактора колледжской официальной газеты, худосочной брюнеткой Джилл Рид (включая свиту), но для двух подруг место всё-таки нашлось.

В исписанном всякой ерундой углу.

- Ты что, плачешь? Жень? – Ада полезла в сумочку за платком. – Что случилось?

- Мама с папой разводятся… Они к-каждый день говорили, как любят друг друга, и что не п-представляют… друг без друга своих ж-жизней!.. Но они врали. Оказывается…И врали д-давно…

- Почему ты в этом так уверена? Может, есть другие… причины? И, возможно, всё не совсем так.

- Вот.

Плачущая Женя вложила в белые Адины ладони черный кожаный футляр.

На ум Аде сразу же пришел легендарный ящик Пандорры.

«Он, наверное, был немного побольше… И не такой холодный»

- Открой… - Женька шмыгнула носом, и замредактора Рид бросила в их с Адой сторону косой взгляд.

Внутри странного футляра лежали старомодного вида очки с круглыми стеклами, в простенькой тонкой оправе. Такие не носили уже в конце прошлого века, а если когда-нибудь на них существовала настоящая мода, то ввели её люди с довольно специфичными представлениями о стиле.

- Ммм… Это антиквариат? И если да, то какое отношение он может иметь к твоей семье, Жень?

- Нет. Эти очки – особенные… - Женя перешла на шепот. – С их помощью можно видеть ложь.

«Надеюсь эта фифа-газетчица ничего не услышала…»

Фифы-газетчицы уже и след простыл. Как в прочем, и бойцов её регулярной дружины.

- Ложь?.. Видеть?..

Женя снова шмыгнула и кивнула.

«И это моя Женька-рационалистка, даже в младших классах отрицавшая Санта-Клауса и барабашек? Женька, которая на последнем Хэллоуине ограничивалась костюмом «хорошо оплачиваемого адвоката»?.. Женька, никогда не практиковавшая приворотные зелья, сделанные из газировки, пищевой краски и варенья?..»

- Мне они больше не нужны. Не надену их ни за какие коврижки…

«А мне?» - подумала Ада.

Межколледжская Конференция подразделялась на несколько более мелких узкоспециализированных конференций, исходя из классификации дисциплин, по которым зачитывались доклады, обсуждались проблемы и ставились вопросы: Естественнонаучную, Гуманитарную и Художественную. Каждая из «младших» конференций занимала свое собственное помещение, притом Гуманитарной обычно доставалось самое элитное – недавно реконструированный актовый зал, а Естественнонаучной – «джим» (Joe-Gym, как называл его учитель по P.E. мистер Кречовски, фанат Грандмастера Хайнлайна), в простонародье – спортзал. Художественная конференция напоминала безразмерный цыганский балаган и размещалась везде и сразу, облепляя стены картинами и комиксами, разрисовывая потолки и окна, рассовывая мониторы с мультимедиа-проектами по всем углам.

Официальных языков у Конференции было два, английский и западнорусский. То же самое было закреплено и в Конституции Западно-Российской Республики, принятой в феврале девяносто второго.

Де-юре.

Де-факто зачитывать рефераты и доклады, или вести дискуссии на русском было жутким моветоном.

- Since everyone speaks English, there’s no problem, ladies and gentlemen! – заявил директор Колледжа, мистер Стадиуэлл перед началом церемонии открытия.

Все смеялись и хлопали в ладоши.

И Ада не была исключением. Но мысли её всё равно крутились вокруг загадочного футляра с не менее загадочными очками внутри.

«Видеть ложь… О, боже»

Она вздохнула, но её тихий девичий вздох захлебнулся в океане аплодисментов.

- А вы участвуете в Конференции, мисс? – поинтересовался сидевший рядом шатен с длинной челкой и значительной щелью между верхними резцами.

Для Ады сам подобный вопрос уже являлся своего рода оскорблением. Отличница, не умевшая мириться с чужими победами и спокойно переживать собственные поражения, она принимала активнейшее участие во всех официальных колледжских и муниципальных мероприятиях.

Неофициальные её совсем не интересовали, так как не приносили почти никаких серьезных дивидендов. Нельзя же считать таковыми уважение придурков, собиравшихся по ночам в парках с целью почитать друг другу свои дурацкие стишки или каких-нибудь прыщавых графоманов, споривших о месте автора в произведении.

Ада не занималась пустой самодеятельностью, предпочитая брать «всё лучшее из предложенного» и всегда вставая на сторону сильнейших, будь то деканатские боссы или менеджеры по образовательным программам.

Ну почти.

Шатен так и не получил ответа на свой вопрос, но в качестве моральной компенсации все же был удостоен фирменной Адиной улыбки.

В коридоре они разминулись.

«Двадцать седьмой…» - на сей раз Ада послала улыбку себе любимой.

Зеркало ведь тоже своего рода почтальон.

- Ада, привет!..

Лёха Шуйков нашел Аду даже среди нестабильной пестрой толпы местных и приезжих студентов, и решил во что бы то ни стало (all the means necessary, иначе и не скажешь…) максимально приблизиться к объекту своих воздыханий.

Увы, воздыханий, весьма бессмысленных и обреченных на погибель.

Вместе взятые, Лёхины заслуги (поход в кино и три написанных за Аду реферата), тянули только на вялое «привет…».

И никакого «приближения» естественно.

Ада отлично умела теряться в толпе, когда в этом была необходимость.

- Да не расстраивайся ты так, Блейк! – чуть ли не на весь колледж проскандировал обнимавшийся с какой-то крашеной блондинкой Данил Лебеденко. – Кстати, где Брауна потерял, а?

- Да пошёл ты, – тихо сказал Лёха.

И, недолго думая, вмазал Лебеденко по зубам.

«Дорогой дневник… Сегодня я…»

После «я» шариковая ручка скоропостижно скончалась, и Ада полезла в ящик за новым стержнем.

- Я – последняя буква ал-фа-вита! – авторитетно произнес Яша.

- А ты ходячая пернатая мудрость… Чёрт!

Никакого запасного стержня, или просто новой ручки в ящике увы не нашлось.

- Тыся-ча чер-тей!.. – попугай боевито запрыгал по клетке.

Звонко запиликал дверной звонок.

- Ни-каго нет дома! – прокомментировал нелюбимые звуки Яша, и принялся чистить перышки.

Адина мама сегодня вернулась с работы пораньше и выглядела на удивление свежо и бодро. Даже нагруженная пятью большими пакетами из «G-mart».

- Привет, Адочка!

- Привет, мамуля!..

Немногие дочери в городе встречали своих мам радостными улыбками и поцелуями в щечку.

- Ты что, решила устроить банкет, мам?

Пять больших пакетов – это несколько больше, чем требовалось состоящей из трёх человек семье, учитывая что отец семейства питался, в основном, в «Star-Striped Dinner» и «K-burger», а мать с дочерью фанатично берегли фигуры, отдавая предпочтение йогуртам и кукурузным хлопьям.

- Банкет?.. – госпожа Бельцова сняла купленное во Франкфурте пальто. – Не совсем, доча. Скорее, это будет нечто вроде званого обеда.

- И кого же ты планируешь позвать на этот обед? – напрямую спросила Ада.

Присутствие посторонних в своей квартире всегда доставляло ей некоторое неудобство. С чужими на семейной территории Ада держалась подчеркнуто вежливо, и не более того. Если конечно, в роли пресловутых «чужих» не выступали какие-нибудь серьезные лица, от впечатлений которых напрямую зависела судьба маминого бизнеса или перспективы папиного карьерного роста. Уж тогда Ада мастерски перевоплощалась в лучезарную обаятельную фею, рядом с которой толкиеновская Галадриэль показалась бы пошлой мещанкой.

«Правильные чужие» гарантированно получали положенные им дозы улыбок, вежливостей и уступок.

- Ммм… Я думаю, будет лучше, если это станет для тебя сюрпризом, - ответила мама и упорхнула в ванную, избавляться от макияжа.

«Только для меня? Значит, для папы это уже не давно никакой не сюрприз…»

- Приветик, пап!..

- Адусик, привет! Как Конференция? Надеюсь, моя девочка произвела должный фурор, не так ли?

- Да-да, папа, произвела и еще какой!.. Мистер Стадиуэлл был очень доволен и пообещал подать в Менеджерский Совет прошение по поводу увеличения моей стипендии.

- Супер, супер, Адусик!..

- Угу, здорово. Кстати, кого это вы с мамой решили позвать к нам на обед?

- А… Эмм… Узнаешь, когда сама увидишь, котенок. Ну пока…

Ада чертыхнулась и положила трубку.

Человек, наблюдавший за ней из дома напротив тоже чертыхнулся.

Не успевшая растерять свою сладость клубничная жвачка выпала из его рта.

* * *

- Да урод он, Ада… - Данил демонстративно погладил слегка покрасневшую и припухшую нижнюю губу. – Ты же это и так знаешь. Но ничего… Я его со всей семейкой с грязью смешаю, папика поднапрягу. Совсем офигел, чмо такое…

- Угу. Дурак, конечно.

- А как он слюни на тебя пускал? Это же вообще ни в какие рамки, да? Не соображает ни на стертый бакс.

- Точно.

- Ты какая-то невеселая сегодня. Тебя кто-то обидел? Скажи, и я…

- Да все в порядке, Даня.

- В порядке?.. Что-то не похоже.

Холодная рука Данила коснулась Адиной гладкой теплой щеки.

Ада осторожно отстранилась.

- Данил, ты это зачем?..

Бледно-желтый свет старого дораспаднического фонаря (другого в этом пустом переулке просто не было) превратил Адино лицо в маску. Только глаза выдавали в ней живого человека, светло-голубые глаза с синими крапинками. Десятки утонули в этих двух бездонных морях, и еще сотни разбились об лед, скрывавший их истинные глубины.

- Ну ты же знаешь, детка.

- Знаю что?..

- Ну я…

- Подожди.

Ада достала из сумочки что-то белое и бесформенное. Сверток с Женькиными «волшебными» очками.

- Вот… Теперь говори, что хотел.

- Эээ… А зачем тебе эти дурацкие очки?

«Должно быть они и вправду смотрятся на мне отвратительно…»

Совсем как погнутый ржавый гвоздь, вбитый ангелу между глаз.

- В общем, люблю я тебя… - Данил улыбнулся. – Понимаешь?

«Видеть ложь, да? Чушь соба…»

Вместо Данилиных глаз Ада видела лишь противно пульсирующие сгустки зернистой бледно-серой материи. Из уголков рта медленно стекали вязкие струйки зеленой дряни с черными вкраплениями.

«Люблю»…

Просто слово. Всего-навсего два слога, только пять ничего не значащих букв.

Не всегда, не при любых обстоятельствах.

Но здесь и сейчас.

Ложь того, от которого не ожидалось только правды, и ничего кроме, может разочаровать, больно ранить и вогнать в затяжную депрессию.

Ложь – это искажение истины. А если никакой сакральной истины, в которую нужно верить и можно с трепетом беречь, нет? Что если вранье воспринимается как нечто само собой разумеющееся?..

В таком случае стоит лишь ужаснуться собственной по-идиотски конформистской способности играть в дружбу с тем, от кого никогда не хотя бы малейшей искренности.

Зернистая серость и зеленая вязкость… Неужели, вот так и выглядит ложь?

Ада сняла очки и засунула их в сумочку.

- Ясно. Ну я пошла.

- Куда?.. – господин Лебеденко явно надеялся на продолжение, хорошее или плохое… на какое-нибудь…

Мальчик не привык к тому, чтобы его хоть кто-нибудь игнорировал.

- Ничего не хочешь сказать? Ада!.. Ада!..

- Ничего.

В ночной тишине засыпающего города Ада слышала лишь стук собственных каблучков, отдаленный вой мигалок и шелест целофановых комочков, которые вялый ветер гонял по черным тротуарам.

«Очки действительно работают. Вчера я проверила их на Даниле.

И не удивилась. Меня должно это пугать?.. Что мне теперь делать?..»

Бельцовы готовились к званому обеду основательнее и серьезнее, чем экипаж атомной субмарины – к шестимесячному патрулированию вражеских вод, забитых подводными минами.

Родители оплатили услуги лучшей бригады поваров города, силами которых торжественное меню обогатилось свиным рулетом с печеными в соусе каштанами, обжаренной в специальной панировке форелью, белым крем-супом из грибов, вегетарианской лазаньей по-флорентийски, вишневыми чизкейками и шоколадными маффинами с черничным наполнителем. Всё это гастрономическое великолепие очень органично дополнялось красными и белыми французскими винами, ирландским виски и элитным армянским коньяком.

Мадам Бельцова чуть ли не сутки провела в салоне красоты, но дочку с собой затащить не смогла.

Ада выглядела на все сто и без десятка дорогостоящих косметических процедур.

До прибытия засекреченных гостей оставалось всего семь минут.

- Может, хоть сейчас скажете? Всё равно они скоро будут здесь.

- Вот потому-то и не скажем, - чуть ли не в унисон ответили родители.

Благодаря тонкому обонянию Ада уловила в мелодии отцовского парфюма редкие, но от этого не менее неприятные, нотки свежего пота.

«Папа нервничает, волнуется. Значит, действительно серьезные люди. И важные…»

«Правильные чужие, да?..»

Привычная, но сейчас звучащая как-то по-особому трель звонка.

Стук маминых каблуков, глубокий папин вдох.

Звуки, с которых начинались десятки подобных вечеров.

Чета Финниганов не произвела на Аду ровным счетом никакого впечатления.

Отец семейства Билл Финниган, плотный розовощекий мужичок с пивным брюшком и блестящей лысиной, уплетал предложенные явства за обе щеки и без умолку болтал об автомобилях, хихикая при этом над собственными же шутками про китайский автопром. Его супруга Марша, костлявая леди с лошадиной улыбкой, жестоко наштукатуренным лицом и отвисшими ушными мочками (расплата за вульгарного вида тяжелые серьги), методично нахваливала «предприимчивость и врожденную бизнес-хватку» мужа.

Дочь Марши и Билла, семнадцатилетняя Лина, скромно отвечала на формальные вопросы в свой адрес («Как учеба?», «Тебе это правда нравится, да?»), исключительно из вежливости ковыряя рулеты и стейки.

Вышеперечисленные Финниганы антипатий (как впрочем, и симпатий) у Ады не вызывали. Обыкновенные, в сущности, люди, каких на всей Земле сотни миллионов.

Не понравился Аде четвертый представитель наведавшегося откушать семейства – Тим Финниган.

Внешность Тима являла собой сомнительный компромисс между материнской худобой и отцовскими чертами лица, наводившими на мысли о широких мазках краски на полотнах авангард-примитивистов. В переводе на общечеловеческий красавцем юноша не являлся.

К сожалению, ему не хватило ума как-то компенсировать, сгладить собственные явные недостатки. Напротив, бездумно подобранная одежда (старомодная рубашка и мешковатый жилет) и совершенно не подходящая прическа (волосы, кажется, обрубали тупым мясницким ножом) лишь усугубляли положение.

Окончательно Аду добивали манеры и поведение Тима – весь вечер парень бубнил себе под нос что-то об авиапромышленности («Толковый малый!» - говорил Билл), изредка посмеиваясь над отцовскими прибаутками и… И во все глаза пялился на Аду.

Именно это её и бесило, выводило из себя и шажок за шажочком подводило к той черте, когда можно было без всяких объяснений встать из-за стола и спрятаться в своей комнате, подальше от гостя-идиота и потакающих ему родителей.

Мутный взгляд маленьких серых глазок, старавшийся проникнуть под белую ткань блузки – слишком высокая цена, чтобы продолжать столь нужную отцу игру в дипломатию.

- Извините…

Ада буквально сбежала из столовой.

- Ада, что это еще за игры?!.. Ты ведь догадываешься, кто такие эти Финниганы? Билл – потенциальный папин партнер!.. Это очень, очень важно для него!.. И для нас с тобой, между прочим, тоже!!.. Ада… Что за дрянь ты нацепила, доча?! Такие очки даже мой двоюродный дед не носил… Мир его праху, кстати.

В отличие от зернистой серости и зеленой вязкости Данилиной лжи, мамины недомолвки выглядели как круглые темно-фиолетовые жучки с тремя кривыми, словно ятаганы, рожками и шестью мохнатыми лапками. От мелких созданий, копошившихся в локонах миссис Бельцовой, исходило слабое голубоватое свечение.

В движениях жучков, поначалу хаотичных, спустя несколько секунд начала просматриваться какая никакая, но система – сотканные из человеческого обмана существа водили хоровод, то усиливая, то ослабляя свое врожденное свечение.

Прямо рождественская елочная гирлянда.

- Хочешь сказать, Финниганы здесь только поэтому?

- Эммм… Да.

Гирлянда засияла с утроенной силой, рогатые насекомые сливались в одну обезумевшую окружность.

Может, именно это древние принимали за ангельские нимбы?

У Ады возникло страстное желание увидеть, на что похожи маленькие и большие обманы остальных персонажей этого спектакля с двойным подтекстом, названного «званым обедом».

«Может, вид старомодных окуляров на моей чудесной переносице заставит погаснуть похотливые глазёнки этого придурка?»

- Хорошо, что ты снова с нами, Адусик… - улыбнулся отец, - Мы уже начали волноваться.

Папина голова пылала ярко-синим факелом, а из под верхней, покрытой черными чешуйками губы торчали острые звериные клыки.

Лёха Шуйков добирался до Убежища полчаса. Примерно половину пути он преодолел с помощью трамвая, еще четверть – бегом, а все, что осталось – пешком, тяжело дыша и еле переставляя ноги.

Реконструированные и озелененные, пылающие неоном реклам, кварталы заканчивались, уступая старым районам – желтым и зеленым пятиэтажкам с забитыми всякой ерундой балконами, погруженным в сырые сумерки скверам, затерянным во тьме неухоженной растительности школам и пустующим, открытым всем ветрам дворам.

Центр любого города можно утыкать офисными зданиями, торговыми центрами и дорогими бутиками, но окраины все равно останутся вечными вотчинами запущенности и тьмы.

Осенний вечер накрывал город влажным бархатным пледом, уравнивая все цвета и оттенки до чёрного. Кроме, разумеется, оранжевых и желтых окон, красных мигалок и ярко-голубого, жгущего усталые глаза странствующих гитаристов, неона.

Случайные прохожие никогда бы не догадались, что скрывают стены древней, похожей на выпотрошенную коробку из-под апельсинов, фабрики.

Им это было, по меньшей мере, неинтересно.

- Уххх… - вздохнул Лёха, и взглянул на часы. – Без пяти… Чуть не опоздал… Блин.

- Ну здорово, урод.

Лёха обернулся и, увидев господина Лебеденко сотоварищи, мысленно покрыл себя отборным матом.

- Тебе чего? – спокойным тоном поинтересовался Шуйков. – Жаждешь сатисфакции?..

- А ты думал выйти сухим из воды, сынок? Никто не может просто так рыпаться на Данила Лебеденко, и спокойно коптить небо после этого. Тем более, такие как ты.

Трое лебеденковских прислужников – коренастый пацан с недобандитской рожей, тощий рябой гопник и ещё какой-то смурной персонаж в рваных штанах, почти одновременно приблизились к Лёхе.

Сам хозяин принимать участие в экзекуции точно не собирался. Кому хочется лишний раз пачкать недешевый, и к тому же, белый, пиджачок?..

Развернувшись к нападающим боком и согнув ноги, Лёха приготовился к неравному бою.

«Хотя бы коротышке врежу…»

- Вы здесь что-то потеряли, молодые люди? Может, дорогу подсказать?..

Яков Грэйберг, как всегда одетый в допотопную затертую косуху и насмерть застиранные джинсы, вылез откуда-то из кустов, оказавшись прямо за спиной потирающего руки в предвкушении расправы Данила. Повязка, скрывавшая пустую правую глазницу, и неподвижное, словно застывшее, лицо, вкупе с сумерками делали его похожим на восставшего из мертвых подземного пирата.

Резкий и точный удар ребром ладони быстро отключил ничего не понявшего Лебеденко – насладиться вендеттой мальчику не дали. А вот пиджак теперь точно придется отстирывать от жирной рыжей грязи, в которую свалился его бедный обладатель.

Лишившись мозгового центра, трое шестёрок встали как вкопанные. Такой вариант развития событий вряд ли был предусмотрен их сегодняшним алгоритмом поведения.

На потерявшего сознание Лебеденко экзекуторы смотрели как праведники – на упившегося до зеленых соплей священника.

- Мы это… - промямлил гопник, видимо, самый смышленный из всей троицы. – Да мы, собсно, ничё такого…

- Да разумеется, ребятишки, – криво усмехнулся Грэйберг. – Гуляли себе по вечернему городу. Пивко, девочки, ну и туда-сюда. На окраину забрели совершенно случайным образом, сбились с пути. Ну с кем не бывает, правда?..

Яков за шкирку вытащил Лебеденко из лужи и вручил обалдевшему гопнику.

- А теперь валите отсюда к чертовой бабушке. И начальника с собой заберите. Сам он сегодня домой уж никак не дойдет.

Троица быстренько ретировалась, не забыв о «начальнике».

- Спасибо, Грэй… Если бы не ты…

- Ерунда, - отрезал Грэйберг. – А вот ты, молодой человек, приволок на нашу территорию…людей, которых здесь быть ни при каких обстоятельствах не должно. Ты что, не засек за собой хвост? Или они обучены бесшумному передвижению в Теневой Изнанке?..

- Торопился, - пожал Лёха плечами, - Не заметил, виноват.

- Ладно, бес с ними. Не в этом суть. Пошли.

Грэйберг прошептал строки стихотворения-пароля и воздух наполнился острым ароматом полосатого перца…

Тело и лицо Доктора, как и всегда, скрывала густая тень, и собеседники могли видеть лишь его жилистые крепкие руки, одна из которых поглаживала мопса Трюфеля, а другая держала медленно тлевшую сигарету, периодически отправляя туда, где по логике вещей должен был находиться рот.

Впрочем, никакого дыма Доктор не выдыхал, вбирая весь яд в свое засекреченное нутро.

Его голос не был лишен интонаций и оттенков, но звучал так, словно старался походить на все голоса сразу.

- Вы уже проанализировали реакцию объекта?.. Его последующие действия?.. Статику, динамику?..

- Да, док, - Лёха смотрел на мопса, будто отчитывался именно перед ним. – Реакция объекта соответствует нашим прогнозам, никаких отклонений от предполагаемого графика и состава пока не зафиксировано. Объект эмпирически удостоверился в функционировании очков, и в течение восьми дней использовал их по прямому назначению около двадцати раз…

Трюфель склонил голову набок и моргнул.

- Работа наблюдательных постов нареканий не вызывала?

- Нет, док…

- Ежедневные отчеты составлялись в срок?

- Да, конечно, - закивал Лёха, - Вы желаете с ними ознакомиться?

- Уже ознакомился… Все в порядке, джентльмены. Эксперимент можно считать удавшимся. Ведь можно, Яков?

Грэйберг встрепенулся.

- Да, Доктор, абсолютно.

- Отрадно, что вы разделяете мою точку зрения, не претендующую на высшую объективность… - послышался звук, напомнивший Шуйкову смесь кашля, смешка и звона, с которым лопаются нити накала в старых лампочках.

Лёха ждал, когда Доктор перейдет к вопросу, волновавшему его больше всех остальных …

- Каково психологическое состояние объекта, Лексей?

«Она – не объект! Она – Ада…» - хотел сказать Лёха.

- Набирающая обороты депрессия. Тотальное разочарование в человечестве и… в человеческих существах. Стойкая апатия ко всему, что связано с общением. Отказ от помощи. Нежелание покидать пределы личного жилого пространства… Ужасно.

- Всё ровно так, как мы предполагали, - резюмировал Доктор. – Приступайте к заключительной стадии эксперимента. На её завершение у вас…

Мопс зевнул.

- …двадцать три часа, пятьдесят восемь минут. Приступайте.

- Мы все поняли, док. Будет сделано в лучшем виде, - кивнул Грэйберг, - Пошли, парень.

- Нет, подождите!..

- У вас что-то ещё, Лексей?

- Да, док. Сэр, могу ли я попросить вас об одолжении?..

- Интересно. О каком же?

- Пожалуйста, включите в последнюю стадию еще один пункт!.. Совсем небольшой, чисто символический… Очень прошу.

- Символический?.. – Доктор задумался (его задумчивость обычно выражалась в молчании и интенсивном поглаживании разнежившегося Трюфеля), - А поподробнее?..

* * *

Наблюдательный пост за номером «один» мог бы сойти за мини-музей ушедшей эпохи – приданную ему однокомнатную квартирку, из окон которой великолепно просматривалось жилище «объекта», Браун наполнил книгами, стародавними музыкальными дисками, пожелтевшими литературными журналами и обклеил постерами и плакатами самой разной тематики (AC/DC соседствовала с «Аквариумом», а «Берегите окружающую среду!» - с «Граждане, проверяйте деньги не отходя от кассы»).

В сизом сигаретном кумаре, сквозь который можно было прорубаться с мачете в руках, раритеты казались еще более старыми и далекими, не имеющими отношения к нынешней действительности.

- Ты что, наблюдаешь за ней двадцать четыре часа в сутки? – прокашлявшись, спросил Лёха.

- Двадцать пять, чувак, - Браун (в отличие от Лёхи он спокойно принял приклеившееся к нему прозвище… «Виски? Да еще дешевое?.. Уважают…») уничтожил замусоленную сигаретку и тут же потянулся за новой. – Я слышу нотки белой зависти в твоем голосе… Да, там есть на что посмотреть…

Наблюдатель мечтательно улыбнулся.

- Убери эту дурацкую улыбочку, Браун.

- Ладно… Окей, чувак. Кстати, что вам там приказал Док?

- Приступать к последней стадии…эксперимента.

- Когда?

- Сегодня. Через полчаса.

- Этим займется Грэй?..

- Нет.

Браун удивленно поднял брови.

- А кто? Кто еще…сможет?

- Я.

- Ты? Чувак, я, конечно, все понимаю, но…

- Не понимаешь, - возразил Лёха, - И далеко не всё.

- …на твоем месте я бы даже не пытался.

- Ну и не пытайся… - пожал плечами Шуйков, и похлопав Брауна по спине, покинул наблюдательный пост за номером «один».

Зеркала не умеют врать.

Или это всего лишь банальное утверждение, опровергать которое никто и никогда даже не пытался?

Сейчас большое Адино зеркало, сделанное на заказ, то самое зеркало, в которое она тысячи раз смотрелась, оценивая свой внешний вид, показывало бледную и исхудавшую особу. Под воспаленными глазами особы залегли серые круги, а тусклые волосы безбожным образом секлись. Искусанные губы давно не знали увлажняющей помады.

«И это я?.. Эта забитая серая мышь и есть я?..»

Один удар впавшего в исступленную ярость создания, впавшего в стыд при виде собственного облика – это вполне достаточно, чтобы испортить хрупкое зеркало раз и навсегда, превратив его в уродливое изрезанное трещинами стекло.

И лишь чуть позже погибший предмет обихода мстит своему палачу, насылая боль на разбивший его кулак.

Осколки зеркала глубоко вошли в руку, порвав десятки сосудов.

Как хорошо, что ничего не осознающих родителей еще нет дома, и они не слышали звон стекла.

Не услышат и стонов дочери, по глупости порезавшей себе руку.

Ада понимала, что не сможет остановить кровотечение, пока не вытащит чертовы осколки. Поэтому и полезла в нижний ящик стола за пинцетом, перемазав лежавшие там старые журналы кровью.

Толку от проклятого пинцета не было никакого – он лишь глубже вгонял в плоть кусочки стекла, потому что руки у Ады тряслись, совсем как у страдающего психическим расстройством.

- Проклятье!..

Сжав порезанную ладонь в кулак, она что есть силы ударила по полу.

Часть маленьких красных осколков, еще секунду назад торчавших между костяшками, разлетелась по комнате.

Девушка улыбнулась.

А потом ударила ещё раз.

И ещё.

- Может, не стоит, Ада. Уверен, это не лучший способ избавиться от боли.

Незнакомый человек взялся совершенно из ниоткуда – двери были закрыты на все засовы, а пролезть в окно квартиры, которая находится на седьмом этаже было по меньшей мере нереально.

В воздухе появился странный островатый запах. Подобный аромат мог принадлежать разве что какому-нибудь гибриду перца чили и корицы.

- Кто вы?.. Что вы здесь делаете?! – Ада лихорадочно искала глазами какой-нибудь тяжелый предмет, чтобы защититься от нежеланного визитёра. – Какого хрена?!..

После «хрена» она перешла на крик.

Незнакомец тут же приложил палец к губам.

- Тсссс… Вряд ли соседи воспримут твои крики адекватно.

Внешность чужака была лишена хотя бы каких-нибудь особенностей, отличительных черт, за которые можно было бы зацепиться. Просто молодой мужчина среднего роста с короткими русыми волосами, темно-карими глазами и заурядными, самыми обычными чертами лица.

Так выглядел каждый второй парень в городе.

Так мог бы выглядеть Лёха Шуйков, если бы не отращивал свои рокерские патлы и вовремя бы поставил на место разбитый в драке нос.

- Л-лёха?..

- Нет, - покачал головой незнакомец, - Таких не знаю. Как ты? Расскажешь?

Чужак щелкнул пальцами, и острый запах полосатого перца тут же рассосался, уступив мягкому аромату цветущей сакуры.

Отложив в сторону приготовленный для активной обороны увесистый том Дейла Карнеги, Ада села на диван и, обхватив поджатые под себя колени, принялась рассказывать странному незнакомцу о своих бедах.

Набирающая обороты депрессия. Тотальное разочарование в человечестве и в человеческих существах. Стойкая апатия ко всему, что связано с общением. Отказ от помощи. Нежелание покидать пределы личного жилого пространства…

«Все так и есть…Ровно так, как мы и просчитали…» - грустно подумал чужак, глядя на павшую духом девушку.

- И всё из-за этих дурацких очков… Женька… Ну зачем она мне их отдала?.. Если бы я знала, сколько лжи существует в этом… не таком уж и большом городе… Данил, Натали, учителя и родители… Все. Я бы предпочла не знать. И не видеть её… Никогда.

«Не слышу лжи, не вижу лжи, не говорю о лжи… Или просто не вру другим?..»

Завершающая стадия. Последний этап.

Время пришло.

- Хочешь забыть эти девять дней как дурной сон?..

Глаза Ады округлились и вновь обрели утраченный блеск.

- А можно?

- Если отдашь очки.

- Держи.

«Она прятала их под подушкой? Загрызи меня фомор…»

Черный футляр был гораздо холоднее любого арктического айсберга. Даже того, который расправился с «Титаником».

- Спасибо, Ада… - улыбка наверняка вышла невеселой.

Резкий хлопок в ладоши и вспышка синеватого потустороннего света. Именно так «объект» видит сложнейшее заклятие, точечно стирающее определенные его воспоминания. Заклятие, для освоения которого требуются годы упорной работы, систематической и нудной.

Или талант, на худой конец.

- Вот и все… Пока, Ада, я пошёл.

- Ааа… Да-да, спасибо, что починили компьютер, мистер… эээ…

- Не важно.

- Выход найдете?

- Вполне, - кивнул Лёха.

- К чёрту инструкции… К чёрту.

Навеки запечатав футляр с очками в сундук-абсорбер, он положил его на дно свежевскопанной ямы, из которой веяло гнилью и кротовьим пометом.

А потом взял лопату, и бросил на сундук щедрую горсть черной земли.

И ещё раз.

И ещё.

Август – сентябрь, 2008.