У Кольки Чикина открылся третий глаз...

Это известие шарахнуло Прохоровку в самое темя, и она загудела от пересудов и домыслов, как молодая брага в бочке.

«Подумать только - свой пророк! И не в каком-то там занюханном Копенгагене, а почти в самом центре Тамбовщины, а это, почитай, пуп России… Значит неспроста. Был на то Высший глас!» - рассуждал народ.

Почти все в Прохоровке были уверены в том, что Божья благодать на кого попало, не свалится. По нонешним временам просто так и чирей на заднице не вскочит. А тут, шутка ли? Третий глаз вылупился!

Многих в Прохоровке смущал тот факт, что дар Божий упал именно на Кольку. Вроде бы и не заслуживает он такой благодати. Маленький, плюгавенький, носик остренький больше клюв напоминает, не орлиный, конечно, а цапли болотной. Рыжие усы топорщатся. Глазки крохотные, на месте никак закрепиться не могут, шнырь - туда, шнырь - сюда, как маятник на ходиках. Ну, не тянул он на пророка. Хотя языком чесал отменно…

В армии его случайно контузило. Язык-то и сорвался. С тех пор остановиться не может. Может и врет он про третий глаз. Но кто знает? Такие случаи в жизни бывают. Шарахнет по башке - или ласты склеишь, или прозреешь. Уж, как повезет…

Колька Чикин прозрел...

...А может, от страданий его? Увидел Всевышний, как тоскует Колька по своей рыжей Тамарке, и подкинул ему в награду третий глаз. Как орден.

Эта Тамарка всю жизнь ему искорежила. Другой бы давно плюнул. Но Колька однолюб.

Год назад Тамарка ушла к другому. Кольке больно до крика. Но он терпит. Ждет и верит, что блудная жена вернется. Упадет перед ним на колени и покается: «Дура я была набитая! Все принца искала, а ты и есть тот самый принц, даже лучше - король!». Вот и все слова. Других ему и не надо. Для Кольки они самые значительные.

Тамарка не в первый раз рога-то ему наставляет. В армию уходил, ждать обещала. Колька каждый день ей письма писал. В орфографии он был слабак. И чтоб не опозориться, просил своего друга Мишку ошибки исправлять, хотя бы частично.

Мишка исправлял. Для красного словца от себя чего-нибудь добавлял. Выходило складно. Тамарка эти письма подругам вслух читала. А замуж вышла за другого.

Колька с горя даже стрельнуться хотел. Но тогда боевые патроны выдавали только на учениях, под присмотром. Так он и жив остался.

С замужеством Тамарке не повезло…

«Это в наказание… За предательство…», - думал Колька. Муж оказался пьяница, да еще и погулять любил. Промаялась она с ним года три и вернулась к Кольке.

Он всегда ее ждал и боялся, что не сможет такую царицу подле себя удержать.

Баба она видная. Мягкотелая, рыжеволосая, зеленоглазая, будто с картины Ренуара сошла и села за кассовый аппарат в Прохоровском универсаме.

Колька стерег свою принцессу, как мог. С работы каждый вечер встречал. А если видел, что какой-нибудь хмырь возле кассы больше положенного задерживался, то обязательно в драку ввязывался.

Попадало-то все больше Кольке. Так что частенько он ходил загипсованный, с подбитым глазом.

В Прохоровке его Нельсоном прозвали. Он понятия не имел кто такой Нельсон, но... «Коль народ помнит, значит не последний человек в истории», - рассуждал Чикин и с охотой откликался на Нельсона.

Но не устерег он свою царицу. Год назад, полуденным летним днем случилась трагедия всей его жизни.

В универсаме было пусто и жарко...

Мухи кружили над селедкой, прикрытой пожелтевшей марлей.

Тамарка утомленная духотой, сидела за кассовым аппаратом, и лениво изучала свежий гороскоп.

Ей так хотелось выискать в созвездии «Девы», под которым она родилась, хоть какие-нибудь перемены.

И когда, наконец, нашла, шепотом прочитала, что «девам» на этой неделе грядут перемены в семейной жизни глубоко и безнадежно вздохнула, сложила газетку веером и стала обмахиваться ею от духоты.

- Твой сейчас явиться с проверкой, пора бы уж, - сказала Нинка из молочного. Крашеная блондинка с нарисованными тонкими бровями. Нинка была известна всей Прохоровке свои острым языком и пристрастием к сплетнями.

- Ой, девки, мне от его ревности хоть в петлю, - с нарочитым безразличием выдохнула Тамарка.

- Любит, значит! - подхватила Петровна из кондитерского. - Вон уж, сколько лет стережет. И смотрит как на Богородицу. Не то что Мишка. Совсем Варьку извел, через день по соседям прячется.

- В момент обсуждения Томкиной личной жизни, к прохоровскому универсаму, откуда ни возьмись, подкатил черный, сверкающий хромовыми прибамбасами, «мерседес».

Из «мерседеса» вышел высокий спортивного вида мужчина лет тридцати пяти в белой майке, джинсах и фирменных кроссовках…и, вальяжной походкой вошел в универсам…

Все продавщицы тут же оживились, даже мухи улетели с селедки.

Тамарка встрепенулась, повела плечиком, незаметным движением достала маленькое зеркальце, ловко подправила прическу и приосанила свою пышную стать.

- «Марльборо», белую, - коротко сказал новоявленный и, взглянув на Тамарку, да так и застыл с бесстыжей полу улыбочкой.

Та мгновенно расплылась и, гордо вскинув бровки, с голубиной нежностью проворковала:

- Пожалуйста, - и пробила чек.

- Тебя как зовут-то? - спросил незнакомец, по достоинству оценив Тамаркины пышные прелести.

- То-ома, - пропела она.

- А я Толик! - громко обрадовался мужик.

Облокотившись на кассу, он покрутил перед носом рыжеволосой кассирши ключи от «Мерседеса».

- Хочешь, прокачу?

- Так я ж на работе, - зарделась Тамарка.

- Да плюнь ты на эту работу, я тебе другую куплю! - и он шепнул ей что-то на ухо. Тамарка зарделась как на первом свидании, и они о чем-то стали шептаться к общему неудовольствию продавщиц. Нинка с Петровной покинули рабочие места и стали крутиться возле кассы в предвкушении неслыханной сенсации.

В этот же день Тамарка втихаря слиняла с Толиком.

Колька почернел от горя. Несколько дней не выходил из дома. Надел телогрейку на голое тело, валенки на босу ногу, его бил озноб, несмотря на духоту на улице, и стал поджидать Тамарку. В его сердце зрел злодейский замысел мести. Он твердо решил пристрелить Тамарку вместе с ее хахалем, а потом порешить одним махом и себя. Не жить ему на этом свете без своей рыжей блудницы.

Он достал из шкафа дедову берданку. Почистил ее, зажав ствол между худых ног и настроился на месть. И вот на третий день, когда на улице уже стемнело, зазвенели на все голоса цикады, а в Колькино окно стали биться ночные бабочки, на пороге появилась Тамарка. В новом платье, с сияющими зелеными глазами.

Колька встрепенулся, встал напротив двери и приготовился к выстрелу.

Тамарка с блудливой улыбкой перешагнула порог, посмотрела на дрожащего Кольку, в телогрейке трусах и валенках, подошла к нему, молча отодвинула ружье в сторону и так просто, почти ласково сказала:

- За вещами я, Коль.

Она села рядом с Колькой, обняла его и прижала к своей пышной груди.

Колька размяк и притих. Все обидные слова как-то сразу растворились, и у него защемило сердце… от сладковато-приторных Тамаркиных духов. И он был почти счастлив, что видит свою царицу.

- Ну, влюбилась я, Коль, - просто объяснила Тамарка. - Вот он только вошел, ты не поверишь, у меня сердце: «ек» и все. Любовь у меня!

Тамарка даже всплакнула от жалости к себе. И по Колькиному лицу тоже потекли слезы.

- Ты, Коль, не переживай!

Тамарка достала из под кровати дорожную сумку, проворно смахнула с нее пыль и стала складывать свои вещи.

- Лучше порадуйся за меня. Наконец-то и мне счастье подвалило, - приговаривала она между делом. - Буду я жить теперь в большом городе. С деньгами и с любовью! - с гордостью перечисляла она все достоинства новой жизни, вытирая Колькины и свои слезы.

- У него денег, Коль, куры не клюют. Так купюрами и шуршит, так и шуршит! С ума сойти можно! Я такого мужика только по телевизору видела.

Тамарка встрепенулась:

- Коль, а ты цепочку мою золотую не видел? Ну, ту, что ты мне на свадьбу подарил, помнишь? - Тамарка всплеснула руками, и на пальце у нее сверкнуло дорогое колечко. - Ой, вспомнила. Я ж ее в комод положила.

Томка порылась в комоде и достала оттуда маленькую черную лакированную коробочку из Палеха, в которой лежала цепочка.

- Потемнела, вроде. Совсем не блестит, - она поднесла цепочку к свету, - маленько шоркнуть бы. Дай-ка сюда ногу.

Колька покорно протянул ногу, обутую в серый самодельный валенок, побитый молью.

Тамарка села рядом, положила Колькину ногу к себе на колени и стала шоркать о валенок свою цепочку.

- Во, глянь, как блестит!

Она покрутила палец с кольцом перед Колькиным носом. А потом и сама залюбовалась.

- Толик подарил, с брюликом! Аж, с каратами! - не без гордости похвасталась Тамарка. - Ты, Коль, зла на меня не держи. Не могу я так больше. Устала я стучать, как дятел по кассе и на ваши пьяные рожи глядеть, - надраивая цепочку, приговаривала Томка. - Сил моих больше нет! Я ж не на помойке себя нашла, правда?! Ты только погляди на меня. Чем же я хуже тех, с приделанными сиськами, что с олигархами по за границам скачут?! У меня ж все свое, натуральное.

Она выпрямилась, встряхнув и без того свою пышную грудь, а Колька зажмурился и застонал от боли.

- Что сморщился?! А Толик, не тебе чета, наглядеться не может. И все приговаривает: «Шоколадка ты моя, с салом!».

Томка сладострастно закатила глаза. А потом снисходительно посмотрела на Кольку, который от обиды был похож на соленого сморчка.

- Задолбал ты меня своей ревностью! - она снова принялась надраивать цепочку об Колькин валенок. - На тебе же места живого нету. Тебя даже по имени никто не зовет. Все, каким – то Нельсоном кличут. А потом, нас с тобой вроде, как ничего и не связывает.

- Как это ничего!? – заскрипел зубами Колька, и на его лице отразилось нестерпимое страдание. - А любовь!?

- Да какая там любовь, Коль? - Тамарка стряхнула Колькину ногу со своих колен. - Какая любовь!? Ты на себя со стороны, взглянь. Солидности, ну, никакой! - Тамарка примерила сверкающую цепочку к новому платью и, покрутившись перед зеркалом, добавила:

- Ты, конечно, мужик жалостливый, добрый, но… хлипковат, ты Коль. Не обижайся, я ж правду говорю. Вот Толик - мужик. Как прижмет! - Тамарка с томным вожделением закатила глаза от восторга, - косточки хрусть! И все. Я, Коль, первый раз в жизни поняла, что такое мужик. Аж, в груди жжет, когда он рядом. Будто кипятком обдали…

От этих воспоминаний Томкино лицо разрумянилось, глаза похотливо заблестели. Она, ну ничего не скажешь, действительно была хороша…

Колька онемел, глядя каким огнем, полыхает его жена и горькие слезы невосполнимой потери разрушили его месть.

- Ну, все, Коль, пошла я. - Томка взяла сумку с вещами. - Ты ружье-то спрячь. А то, не дай Бог, поранишь кого. Не провожай. Я теперь на «мерседесе» езжу, - сказала она с такой гордостью, что Колька понял, удержать Тамарку, у него шансов нет. «Мерседес» с кипятком ему не переплюнуть.

Покачивая бедрами, она пошла к выходу. Обернулась уже в дверях и строго приказала, как мать провинившемуся ребенку:

- Спрячь ружье, дурашлеп! - и скрылась за дверью.

Колька еще долго сидел, опершись на ружье. Сердце ныло так, как будто в него воткнули нож. И он заплакал...

-Тамарка твоя, шалава рыжая. Забудь про нее. Плюнь и разотри. Прости меня, Господи, - успокаивала его соседка Кузьминична. Она теперь каждый день заглядывала к Кольке, проверить, чтобы тот от ревности и тоски умом не тронулся. - Это ж надо, на глазах у мужика хвостом вильнула! Я вот тебе что скажу. Ты, Коль, найди себе бабенку тихую, вон их, сколько в Прохоровке одиноких да одичалых ходит и женись. Одному мужику негоже болтаться. Так вам же, дуракам, все шалавы глянутся! А с шалавы, какой спрос? Они не про тебя, Коль. По себе сук руби. Прошел год…Тосковал Колька страшно, до воя. И все думал, как ему Тамарку вернуть?

 

Тут судьба сжалилась и подсунула ему в руки газету «Тамбовский бульвар» с интервью известной поп звезды. Она четвертый раз выходила замуж и спешила поделиться своей радостью с народом. И, вроде бы, как лично с Колькой.

И, главное, грудь у нее была такая же пышная, как у Тамарки.

Эта самая звезда заявляла, что женщин привлекают мужчины значительные, а вовсе не красавцы, как многим кажется.

От такого открытия у Кольки Чикина сердце молоточком так и застучало. Одно достоинство у него уже на лицо - не красавец. А вот стать «значительным»? Вот в чем фокус!.. Да и Томка его бросила, что значительности в нем ни на грош.

Теперь он точно знал, в каком направлении двигать за счастьем. На радостях заскочил в магазин - купить пузырь и обсудить эту перспективу с Мишкой.

И вот тут-то судьба ему и улыбнулась...

В магазине нос к носу он столкнулся со своей одноклассницей Зойкой Селезневой. Увидел ее. И испугался. Перед ним стояли живые мощи. Была девка - кровь с молоком. Многие парни по ней сохли.

- Не узнаешь? - у Зойки навернулись слезы. - Никто не узнает. Во как. Все соки болезнь вытянула...

Зойка вздохнула так тяжело, что у Кольки в груди что-то защемило. Вообще-то, мужик он был чувствительный, понимал чужую боль.

- Даже врачи от меня отказались, - безнадежно покачала головой Зойка. - Умирать выписали. Парнишку жалко, сиротой останется.

Колька знал, что это такое. Сам с девяти лет сиротствовал.

И тут он возьми да брякни, будто кто его в спину толкнул:

- Я тебя вылечу! - и маленькие глазки его засверкали.

- Ты? - ухмыльнулась Зойка.

- Я многих на ноги поставил! Ты вот чего... Приходи ко мне завтра, ближе к вечеру, я тебе рецептик составлю. Болезнь как рукой сымет. Только, смотри, никому, - предупредил он, оглядываясь по сторонам. - А то не поможет.

Ну, Зойке-то терять было нечего. А тут, прямо в магазине луч надежды блеснул. Чикин всегда был придурком, а вот шарлатаном - вроде никогда. Зойка ему сразу поверила.

- Ни одна душа не узнает! - заверила она Кольку. - Когда придти-то?

- Часикам... к восьми.

Колька, конечно, забыл про пузырь и помчался домой.

«Раз я так брякнул, - думал он, - значит это не иначе, как перст Божий! Как же это я раньше-то не допер! - он даже подпрыгнул от радости. - Сама судьба меня, видно, за руку берет, и путь к славе указывает!».

Чикин уже представлял, как к его дому подтягивается народ, видел свои портреты в газетах, выступления по телевизору... От такой перспективы у него в голове помутилось. Колька даже ориентир потерял, пролетев мимо дома...

Всю ночь Чикин не спал. Ковал из себя народного целителя.

Достал с чердака книгу «Лекарственные травы и растения». В нее еще Колькина бабка заглядывала. И стал изучать.

Больше всего ему рецепт про чеснок понравился. От всех болезней помогает. Колька подсчитал: от ста тридцати - точно.

- Во, сила! Знать бы раньше, одним чесноком питался бы!

Дождавшись утра, Чикин рванул в магазин. У продавщицы глаза на лоб полезли, когда он скупил всю литературу про народных целителей. Здесь ее, как навоза, никто до него не копал.

До самого вечера Колька постигал тайны пророчества. Еще очень ему понравилась теория про третий глаз. Никто этот глаз не видит, а он - все. Понравилось ему и про совещание с Космосом. Стоит тебе только на связь с ним выйти, как тут же все и прояснится. Нет, такую возможность он упустить не мог!

Так началась новая эра в жизни Кольки Чикина...

К восьми часам он был готов к приему первого пациента.

Поставил на стол икону Николая Угодника, у него только она и была. Зажег свечу. В железную миску овса насыпал...

На этом его приготовления закончились.

Зойка пришла минута в минуту.

- Садись, - указал Колька на табурет. И погасил свет, чтобы она не заметила, как он волнуется. - Сейчас запрошу информацию о тебе.

Он сел напротив иконы, закрыл глаза, запрокинул голову назад, и застыл.

Потом сказал:

- Подключаюсь, - и что-то зашептал.

Зойка улавливала только обрывки фраз...

- Так, вижу, ага... Цвет синий, понятно, синий,.. так,.. сменился,.. а это... ага, понял…Ну-ка, еще раз покажите?

Глядя на Кольку, у Зойки челюсть отвисла. Она чуть с ума не сходила от любопытства. Ей тоже хотелось увидеть, что про нее показывают Кольке оттуда. Зойка никак не могла понять, как это он различает цвет с закрытыми глазами? И чем прошибает потолок? Но строгий взгляд Николая Угодника не давал ей даже шелохнуться.

Колька медленно открыл глаза. Долго смотрел на Зойку. Она даже смутилась. Все ж таки, наедине с мужиком...

- Значит так, - сказал Колька уставшим голосом. - Вылечить тебя можно, но очень трудно. Пришла информация, что болезнь тебе дана в наказание.

- Вот те на! - вздрогнула Зойка. Как будто болезни еще и в подарок раздавали. - За что ж это, Коль?!

- Грех на тебе большой! Ты свекровь свою ненавидела. Большую обиду она на тебя затаила...

Тут Колька попал в самую точку. Про скандалы Зойки Селезневой со свекровью знала вся Прохоровка. Старуха, царство ей небесное, была ну такая злая. По пустякам изводила невестку. Говорили, что Зойка из-за нее и хворает.

- Так я и знала! - Зойка громко хлопнула себя по коленкам. - Она мне и на том свете покоя не дает!

- Вот, видишь! - остановил ее Колька. - Ты до сих пор на нее обиду держишь. Мне так и сказали. Вот твоя обида в болезнь-то и перешла.

- Как это? Как это в болезнь? - растерялась Зойка. - И что же мне теперь делать, а, Коль?

- А я тебе скажу. Но учти. Это не мои слова, - и, понизив голос, Чикин ткнул пальцем в потолок. - Оттудова посоветовали! Ты вот что. Давай-ка, от ноне проси прощения и ешь чеснок! Утром, как встанешь, бух на колени и молись: «Прости меня, свекровушка дорогая, что язык за зубами не держала! Спасибо тебе за все, что ты для меня сделала!», - и головку чеснока. Без хлеба! Поняла?

- Да кроме пакости, я от нее ничего не видела! - заголосила Зойка. - Эта стерва всю жизнь мне отравила!..

- Уймись! - резко перебил Колька. - От злобы отходи! Иначе не выздоровеешь. Ты, наоборот, должна просить у нее прощения! Прощения попросишь - и головку чеснока. – Колька окинул ее пристальным взглядом, - а лучше две. Потом на колени. Прощение… и чеснок. Поняла?! Так три раза. Утром, днем и вечером. А ночью я к тебе подключаться буду.

- Как это, подключаться? - отшатнулась от него Зойка. - Куда это ты подключаться собираешься?!

- Ну, бабы! Только об ентом и думаете, - усмехнулся Колька. - Ну, не по проводам же! Темень беспросветная. Ты ж не телевизер. Я тебе через Космос энергию буду посылать. Как почувствуешь тепло в ногах, значит, я подключился...

(продолжение следует)