«День и ночь, день и ночь мы идем по Африке,

День и ночь, день и ночь все по той же Африке...

И только пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог,

отдыха нет в пустыне...»

(студенческая песня шестидесятых)

 

В детстве я любил разбирать игрушки, потом часы, утюги, радиоприемники.... Кое-что удавалось собрать обратно. Потом я учился на прибориста, затем на электронщика. Позже работал в областях, связанных и с механикой и с электроникой. Но все, с чем я имел дело размещалось на столе, в крайнем случае, около стола. Или, если много чего, то в стендовом зале. Микроэлектроника, микроприводы, микропроцессоры и микропроцессы...

 

В студенческие годы, летом в Туапсе, решил на лавочке подождать приятеля, забежавшего в магазин. Сидевший на ней благопристойного вида дед посмотрел на меня и, не то спросил, не то заключил:

- Коллега, вы в ЛЭТИ учитесь.

Наверное, в сто лет точно известно то, о чем в двадцать и не догадываешься.

Поняв, что вытаращенные мои глаза есть подтверждение сказанному, дед продолжил:

- Я тоже окончил этот институт. До революции. Только он назывался «Электротехнический имени Александра третьего».

Так вот что означает наложение букв на институтском ромбике! [Э-и-А-III], превратившееся в [Л-Э-Т-и]!

- Тогда было два факультета- слабых и сильных токов...

Говоря современным языком- факультеты энергетики и информатики, средств контроля и управления. Мы с ним оба, как выяснилось из разговора, слаботочники.

 

В конце восьмидесятых политики благополучно угробили наше НИИ и все заводы и институты, что были поблизости или поодаль. Не пощадили и местной Академии Наук. Народ кинулся кто куда: на базар, в извоз, ремонт, распиловка, транспортировка... Мне повезло - взяли на железную дорогу.

 

Большое и, преимущественно, железное оборудование с трудом помещалось в сознании. Трансформатор раньше приходилось рассматривать и в лупу, а выключатель почти всегда можно было взять двумя пальцами. А пятерней, так уж точно. Отныне самый маленький трансформатор - киловатт на четыреста, имел свою будку, а выключатели к нему- комнату при будке. А самый большой - этажа в полтора и выключатели к нему, похожие на газгольдеры, занимали целую лужайку. Включение их - всегда маленькое землетрясение. Мощность - в меговаттах, напряжение- в киловольтах.

Я уж не говорю о протяженности объекта-2000 км сплошь их железа и бетона и всякого такого, чего без крана не поднять, по бокам на каждых двадцати метрах.

 

Сегодня не так морозно - градусов десять, и в Вильнюсе безветренно. Это мы успели заметить добираясь до вокзала. А здесь, на Жемайтийской возвышенности плотный холодный ветер со стороны моря со снежной крупой впридачу. Приходится напяливать капюшоны, но через них сложно общаться. А нам надо обсуждать и записывать.

Идем вдоль насыпи, в сторону Клайпеды. Февраль месяц. Местами мы, конечно, выбираемся наверх и немного идем по шпалам. Но линия питания автоблокировки, которую мы проверяем, проходит метрах в двадцати от насыпи, а то и дальше. Это ЛЭП напряжением 10 киловольт. От нее питается вся железнодорожная автоматика и станционное оборудование на каждой станции. Включая все лампочки и чайник дежурного. Линию пора менять или чинить- она почти вся отслужила свой срок именуемый «ресурсом». Надо определить, что и где менять. Снегу по колено, иногда и до пояса. Летом здесь, вообще, местами одно болото и близко к опорам не подойдешь, а с насыпи дефектов не разглядеть и чего надо не померять.

 

Мы с Петровичем- эксперты. Из Центра диагностики Литовской ж.д. Он бывший коммерческий директор одного из заводов, я - бывший главный конструктор не скажу чего. Петрович окончил железнодорожный Днепропетровский, он энергетик. Я окончил Ленинградский электротехнический. Техническая кибернетика. Теперь мы рядовые инженеры- электрики. Местные, тельшяйские электрики, жемайтисы, отличные ребята, спрашивают: «Правда, что вы инженеры?» Они бы на такую собачью работу не подписались. Если чего починить- пожалуйста. Подъедут на техничке марки «Мерседес» поближе, поднесут, залезут, поменяют. Но тащиться каждый день по колено в снегу, продираясь через кусты и рискуя провалиться в незамерзший водоем – уж нет уж.

Вообще, после четверти века кабинетно-лабораторной жизни даже интересно. Было бы нам еще лет на двадцать поменьше- цены бы такой работе не было. А так трудновато.

 

Cтараемся идти там, где угадывается тропинка или, хотя бы по лисьим следам - лиса не дура -идет по твердому, над мышиными туннелями. Шаг в сторону и нога утопла, попробуй выдерни. Будь наш путь все время по полю, мы бы взяли с собой лыжи. Но ландшафт вдоль железнодорожного полотна непрерывно меняется - перелески, овраги, непроходимый кустарник. «Пересеченная местность».

Надо ритмично дышать, спокойно переставлять ноги и расслабляться пока стоим - иначе взмокнешь и сердце будет биться в горле. И, в конце пути, ватные ноги. Это как на малом марафоне, который довелось пробежать однажды.

Иногда бывают забавные случаи. Петрович говорит: «Вот, наконец, отличная тропа!» Смотрю со стороны-он идет по верхушкам стриженных кустов, на которых лежит полметра плотного снежно-ледяного наста.

 

Жемайтийская воэвышенность-самое высокое место в Литве. Метров полтораста от уровня моря, местами больше двухсот. Она простирается от столицы жемайтийцев- Тельшяй до Кретинги. От которой до моря еще десяток километров. И там курорт Паланга, где летом не протолкнуться. Чтобы товарный поезд въехал на эту возвышенность, в Тельшяй к нему цепляют дополнительный локомотив – толкач. От Кретинги подъем пологий.

Жемайтийцы отличаются от остальных литовцев диалектом, делающий их язык похожим на латышский, и повышенной упертостью. Литовцы в шутку спрашивают: «Ты литовец или жемайтис?».

Это звучит примерно как «С тобой можно договориться или нет?».

Нам так не кажется. Нормальные, контактные мужики, готовы помочь- подбросить в нужную точку, подождать и забрать в конце дневного пути. Дадут сухую обувь, пока наша обсохнет на их радиаторе, напоят чаем, оставят ключ от мастерской с уговором спрятать его в условленном месте. Портрет всеми правдами и неправдами снятого президента Паксаса в каждой служебке под стеклом. Паксас – жемайтис.

 

Не люблю постперестроечных начальников- выскочек, жадоб, хапуг и незнаек. А электрики в Литве- отличные мужики и на дороге, и в республиканских сетях.

Высокое напряжение воспитывает характер-спокойный, уравновешенный. Действия внешне неспешные, заранее обдуманные. Мужики физически крепкие, умственно и психически здоровые, незлые. Напряжения вокруг от трехсот киловольт до десяти. Суетливых, злобных и небрежных , если такие и были, давно выжгло электрической дугой.

 

Великая вещь- техническая диагностика. Конечно, в энергетике и, особенно, на железной дороге, полно способов проверки оборудования. Но многие из них унаследованы от прошлых веков. Или черезмерно трудоемки, или требуют частичной разборки оборудования. А то и, попросту, вредны. Как проверка изоляции кабеля повышенным напряжением. Там, где было хорошо пока что изолированно от одной такой проверки может стать плохо.

Современная диагностика не мешает работе оборудования. Просто, надо достроить наши органы восприятия, наши ощущения новыми чувствительными элементами, расширить диапазон видимого, слышимого, осознаваемого. Продлить время наблюдения до суток, недели... И принять во внимание кое-какие мелочи- звук, вибрацию, проступание масла, мелкие трещины, их расположение...

Расширить спектр видимого излучения в ультрафиолетовую и инфракрасную области. И мы сразу увидим что и где греется или где «текут» в неположенном месте электрические разряды. Померять уровень вибрации и посчитать ее частоту-и станет ясно что случилось в подшипнике. Или что и где разболталось в огромном трансформаторе, там, в гигантском баке под метровым слоем масла. Аукнуть ультразвуком в залитый бетоном железный болт и мы узнаем цел ли он. Из одной только шины заземления можно извлечь массу сведений.

С новыми приборами можно узнать одновременно ли включаются фазы огромного выключателя, где выкрошился зуб в закрытом редукторе. Не поржавела ли арматура в бетоне, нет ли трещин в железе. Заранее спланировать что надо ремонтировать и что менять. И спрогнозировать долго ли этому всему осталось служить.

 

Чем хороша железная дорога- всегда знаешь сколько прошел и сколько еще осталось. Каждые сто метров отмечены и оцифрованы. Половина дистанции пройдена и мы углубляемся в лес в поисках поваленного ствола, чтобы сесть. Обед.

Термос с горячим чаем и холодные «горячие» бутерброды. Хороши тем, что не распадаются. Петрович не такой. Как и положено украинцу, у него с собой бутерброд с салом, цибуля и огурчик. Кипяток для чая наливаем в поезде из титана- так дольше не остывает. Садимся на заснеженное бревно, подложив оранжевые безрукавки. Стоящая вещь- как солдатская шинель- на все случаи жизни. Красота и строгий покой завораживают. Раньше никогда не доводилось посидеть и помолчать в зимнем лесу.

 

ЛЭП будут реконструировать за деньги Евросоюза. Головной подрядчик, как обычно, Сименс, а делать будут местные строители-энергетики. Реконструкция планируется на лето. Только к Новому Году до всех дошло, что реальный объем работ неизвестен. Поэтому срочно понадобился небольшой, но изнурительный подвиг.

Если бы на экспертизу нанимали фирму, это стоило бы дороге тысяч пятьдесят лит по меньшей мере. При том, что никто в Литве, кроме нас с Петровичем, не знает что смотреть и как оценивать. Написали бы какой-нибудь лабуды. У нас подготовка, методика, с ВНИИЖТом долго контачили на эту тему, с патриархами железнодорожной диагностики. Нам с Петровичем никто не подумает хоть премию повысить на десять процентов. Работаешь- и работай. Сапоги, устойчивые к влаге и те вырвали чуть не с кровью. Все-равно, купили нам что подешевле, в конце пути носки мокрые насквозь.

 

Заяц таращится на меня в недоумении секунд пять, потом решает лениво отпрыгнуть в сторону и неспешно прогарцевать к ближайшему кусту. Тут он растворяется среди веток и снега и становится невидимым. Третий заяц за час.

Столько зверья встретишь разве что в зоопарке. Лоси, косули, лисы, зимующие птицы...

Из леса к путям выходит небольшое стадо косуль - их семь или восемь. Вожак поднимается по тропке на насыпь, долго прислушивается и смотрит в ту и другую сторону. Сигнал остальным и все начинают форсировать рельсы. Самец все это время стоит наверху и наблюдает. Хоть инструкцию по технике безопасности пиши глядя на них!

 

Жемайтия – относительно малонаселенное место Литвы. Здесь и перегоны в два- три раза длиннее, чем под Вильнюсом. Но иногда из дремучего леса выплывает вполне приличный особнячек. Это те, кто с деньгами, но хочет отдохнуть от людей и машин забрались сюда, в местную глухомань.

Конец дневного маршрута –станция Тарвайняй. Разъезд, один запасной путь, четыре стрелки. Отсюда поедем до Плунге дизелем, а дальше- обратно поездом Клайпеда- Вильнюс до Шауляй. Там сейчас стоит наш вагон-лаборатория, переночуем в нем. Дежурная по станции- молодая, улыбчивая, крепко слаженная литовка, гостеприимно предлагает нам чай с бутербродами. Оказывается, тельшяйские электрики позвонили ей и предупредили о нашем приходе, попросили встретить. По собственной инициативе. Вот тебе и «неконтактные» жемайтийцы!

 

Путешествуем мы не каждый день. День а то и два в неделю я сижу за отчетом, Петрович решает текущие дела, от которых нас никто не освобождал. И здоровья не хватит ходить изо дня в день и, главное, надо по свежей памяти клепать отчет. Опор в общей сложности- с двойными и счетверенными набирается около трех тысяч. Потом гадай, что ты в черновике накарябал. А через день- два еще все в зрительной памяти. Наиболее выдающиеся дефекты мы, конечно, фотографируем. Но в отчете эта галерея никому не нужна –разве что часть снимков. Чтобы читатели поняли что к чему. А описать надо точно- перепроверять не будут- сразу приедут менять что надо со всем набором. Вообще-то, мы сначала сделали выборочную проверку и определили процент дефектных, чтобы в дирекции зря не маялись предположениями. Кстати, в конце тотальной проверки он подтвердился.

 

Отчет на литовском языке. Писать по литовски я за последние годы уже насобачился – чувствую нутром как построить фразу, где гласная с «носине», где твердое «у», длинное «и». Самоучка. Практика плюс компьютерная проверка грамматики. Когда-то начинал ходить на курсы литовского, но учителка так задолбала склонениями и спряжениями, что я перестал понимать и то, что знал. Пришлось бросить. Девченки на работе смеялись:

- Нашел куда деньги тратить! Неси бутылку чего получше и мы тебе ни слова по-русски не скажем!

Литовский язык не слишком сложен для освоения, поскольку напоминает старославянский. Даже интересно. Благо, основы старославянского заложены в каждом, кто ходил в русскую школу- «Слово о полке Игореве», русские сказки... Палец-«пирштас», то бишь «перст», глаз- «акис», то есть «око». Рука- «ранка». Наши общие предки- индоевропейцы почти вместо всех гласных произносили «оун». У русских этот, с позволения сказать, звук в большинстве случаев превратился в «у». У поляков в «эн»- рэнка. А у литовцев в «ан». Аноногично «уголь» - «англис», утка- «антис». Некоторые слова проливают свет на «застывшие» формы русских слов. «Вясти»- брать в жены. «Невяста»- незамужняя. То ест невеста.

Вообще, литовский язык не сильно развит, но зато мало помешан с другими. Однако, на роль «древних славян» литовцы упорно не претендуют. В отличие от нынешних украинцев- с их мовой, втянувшей языки всех колонизаторов. От тюркских «майдана» и «шальваров» до польских «шкарпеток», «парасолек» и немецкого адаптированного «малер малюе фарбой колоровой».

Увлечение этимологией- местное хобби. Во всяком случае, у поколения, знавшего и литовский и русский. Я тоже с удовольствием читаю этимологические статьи и заглядываю в литовский толковый словарь. «Рустус» - грозный, неприступный. «Русети»- гореть без пламени, как горит раскаленный уголь. То же слово означает «обрусеть». Может быть слово «русский» имеет общее с этими словами происхождение?

 

Теперь литовский язык частенько используется новым литовским «истеблешментом» для самоутверждения и указания места иноязычным. Что бы ты не написал. Пусть даже твоя жена- литовка с высшим университетским проверит. Начальник или, даже, кадровичка обязательно скорчат рожицу и скажут «Полно ошибок» или «Звучит не по-литовски». А, если такие знайки начнут править, не понимая смысла написанного, он легко теряется или меняется вплоть до противоположного. Не мы им, а они нам и т.п. Приходится терпеть –куда денешься? Лучше бы эту попусту истраченную энергию в мирных целях...

Вообще то мы рядовые инженеры и писать документы, договоры и прочая уметь не обязаны. У нас вторая группа знания государственного языка. Должны уметь написать заявление о приеме или увольнении, не более того. Время от времени, когда достанут, мы об этом напоминаем руководству. И предлагаем, скажем, описательную часть проекта или очередные технические требования составить вместо нас. На время успокаивает.

 

Издалека видим, с какой опорой будет неладно. По цвету, по тому месту, где она стоит- болото, пригорок, перелесок, открытое место... Пристрелялись. Опора розоватого цвета с лишайником с южной стороны должна быть нормальной. Особенно, если на пригорке и в лесу, Во-первых, в бетоне гранитная крошка, как положено. Во вторых не нарушена технология. Если опора красивая, гладкая, серо- стального цвета- жди трещин метра по два. Это как пересушенное бревно. Если белесая - бетон с известняком. Известняк вымывается. Вся поверхность будет в рытвинах.

Вообще, круглая опора работает как останкинская телебашня – каменный остов окружен вертикальными натянутыми арматуринами, покрытыми опять же бетоном. Нарушение защитного слоя ведет к коррозии арматуры, ржавчина рвет бетон будто деревянный клин...

Ближе к морю иногда бывают бешеные ветры или, еще хуже- обледенение проводов. Прямоугольные столбы от изгиба ломаются как спички. Круглые держат.

В литовском языке есть обозначение осадков, которого нет в русском – «лиюндра». Это дождь из «жидкого льда»- воды с температурой минус ноль. Лед моментально растет на всем- на травинках, ветках, проводах... Тонкая былинка превращается в ледяной столбик толщиной с палец. Выглядит сказочно красиво. Вековые сосны не выдерживают веса оледенелой кроны и ломаются пополам. Вес проводов такой, что опоры гнет как лозу. Одни ели все это спокойно переносят. Во, создал бог конструкцию!

Чем ближе к жилью, тем больше поврежденных изоляторов и перекладин. Изоляторам и так не сладко при тепловозной тяге –медленно, но верно они покрываются сажей. Возникающий коронный разряд начинает разрушать керамическую рубашку. Но не меньше вреда от вандалов.

Техническая диагностика- относительно новое дело. Конечно, кое-что проверялось и раньше- где недалеко до аварии. Но самым трудным и важным было изготовить. А потом старались всеми силами продлевать жизнь- ремонтировать, ремонтировать... Пока не стало дешевле выбросить и приобрести новое. Теперь другая проблема - что делать со всем добром, отслужившим свой паспортный срок? Основную массу машин и сооружений создавали лет тридцать- сорок назад. А срок службы определили, как правило, четверть века. Взять все сразу и выкинуть? Если изделие еще вполне работоспособно, может быть дать ему еще поработать? И дешевле и хлама меньше.

Вообще, фирм, разрабатывающих методы и приборы для диагностики в мире уже немало. Шведы, датчане, американцы... Однако самая продвинутая –Россия. И это при общем спаде промышленной и научной активности!

Русский человек всегда и во всем ищет первопричину и суть –у животного, у растения, в машине... Пытается до тонкостей понять, что ими движет. Как индус, который душой сливается с деревом и оно сообщает ему свои тайны.

Литва это, в основном, равнина, вспаханная ледником. Где прошли пальцы его пятерни, там образовались цепочки озер, окруженные соснами. Почва, преимущественно, песок, но там, где были раньше болота земля почти сплошной торф. По которому в сырую погоду не проехать, не пройти. Я, владелец Гольфа, с ужасом смотрю, как наш водитель-электромеханик смело вьеэжает в такую кашу. Техничка- «Мерседес» -полугрузовик с четырьмя ведущими колесами легко преодолевает раскисшее место. У меня аж испарина на лбу- не хватает еще залипнуть вблизи закрытого переезда в двадцати верстах от ближайшего населенного пункта.

Как это часто бывает на взморье, мороз ослаб и почва под ногами, хоть и покрыта чем-то вроде снега, начала раскисать. Хорошо хоть, насыпь здесь ниже местности и есть шансы не очень измочиться. Восемь километров- и мы в зале ожидания маленькой станции, откуда электрики нас заберут. Переночуем в клайпедском энергоучастке. У них есть комната для приезжих.

 

Участок для обследования –сто километров. Нас уже посылали в позапрошлом году на похожее обследование под Кедайняй, правда, осенью. И километров было всего пятьдесят. А до того мы обследовали всю контактную сеть и прошли от Вильнюса до Каунаса и обратно- опоры и все другое у нее с обеих сторон пути. Если сложить все пройденные маршруты – аккурат через всю Литву пехом от границы до границы. А если прибавить то, что проехали на поездах и машинах- можно и глобус обернуть несколько раз.

 

В Литве много красивых мест. Под станцией Кулупенай, где возвышенность кончается, река прорезала глубокий овраг – метров сто. Через него построен узкий мост, по шпалам которого жутковато идти. Вообще, отсюда или почти отсюда начинается большинство речушек Литвы и приграничной Латвии.

Мост со стороны, с автодороги, очень красив. Но самый впечатляющий мост через живописную долину реки Дубиса – метров пятьсот на опорах высотой около двадцати метров. Не хуже, чем под Мацестой.

 

Когда придумали железобетон, все были уверены, что ему сносу не будет. Оказалось- не так. За четверть века дефектов накапливается в нем столько, что проще выкинуть, чем починить. К примеру, деревянные перекладины на столбах оказываются долговечнее железобетонных. В случае грозы такая перекладина похожа на конденсатор, где вместо изоляции – бетон. Молния ломает сразу чуть не половину перекладины с изоляторами заодно. Иногда сносит и вершину опоры. Все надо тщательно землить. Особенно опасна самонадеянность относительно мостов- здесь бетон разрушается еще интенсивнее –нагрузки, кислоты, масла ... Не лучше дела и с керамическими высоковольтными изоляторами. Корона – трещина -скол... Теперь их активно меняют на стеклянные и пластиковые.

 

Новые начальники уверены, что рассказами про дефекты их дурят. Дорога-то железная. И железобетонная. Значит вечная. А если что и случится какого-нибудь одного начальничка снимут и дело с концом. Благо их теперь пруд пруди.

 

Наши полевые работы полезны для здоровья. Хотя и ноют ноги к концу дня и надоело вставать зимой в пять утра. Зато нервная система отдыхает. Потому, что долгое сидение в лаборатории редко не переходит в «поди туда- не знаю куда». Добрая половина дирекции занимается приобретением различного оборудования, автомобилей, приборов, компьютеров, рельсов, шпал и, вообще, всего чего. Что уж там в основе «тендерных» решений- желание сэкономить для родной организации, отпилить кусочек себе или, просто, некомпетентность - не знаю и знать не интересно. Но, купив что не надо и, даже, смонтировав, начальство, наконец, понимает, что вляпалось. И срочно надо доказать, что действия их правильные, а фирма нас не так поняла или чего-то подтасовала. Требование разобраться и доказать недоказуемое путем перепоручений катится сверху как лавина и, наконец, падает на наши бедные головы. Нам спихнуть уже некуда и мы премся на объект, меряем, считаем, пишем, И, конечно, не то, что начальству требуется. Или одним годится, а других категорически не устраивает. И они начинают кричать: «Кому поручили? Что, специалистов нет?»

Увы, специалисты доказать, что черное белее белого не находится. Поэтому мы очень виноваты. И совершенно некомпетентны. Пока не уляжется. Тогда нам тайком сообщают, что, вообще-то, мы правы, но не надо было так прямо...

 

Наше путешествие кончается не в Кретинге, а на станции Шатейкяй. От Кретинги мы уже прошли. Участок для обследования мы выбираем сообразуясь с погодой, толщиной снега и готовностью энергетиков подкинуть нас на переезд или встретить на станции, где теперь ни один поезд не останавливается. К примеру, после снегопада надо работать на пригорках, в низинах до метра снега - и не пройти и самую интересную часть опоры – первый метр от земли не видно. Но, если плюс постоит- тот же метр будет в воде, тоже не подойти и не увидеть.

 

Железная дорога с ее устойчивым доходом (перекатил вагон через республику- пятьсот дольцев) всасывает всех нетрудоустроенных начальничков. А их расплодилось... Рабочим приходится потесниться. Скоро некого будет послать на линию.

Повидал я на своем веку руководителей - больше попадалось умных или, даже, талантливых. Перестройка расправилась со всеми из них. На поверхность выплыли бездари, выскочки, не обеспеченные умом сынки... Зарегистрировал устав- и ты директор. Или Президент. Неважно, что ты никем не руководишь да и делать ничего не умеешь...

Мой начальник в НИИ был профессионал административных игр. Всем от заказчика до соисполнителей всегда были разосланы письма с требованием уточнить параметры, сроки, предоставить нам необходимые данные. В противном случае.... Все всегда на тумбе.

 

А, вот, зам директора Института Математики по нашему отделению, при полной внешней академической свободе, никогда не повышая голоса и ни с кем не портя отношений, заставлял нас пахать и пахать... Раз в неделю обсуждение сделанного каждым отделом. Добрые советы...

- А не пробовали ли вы (разобраться, уточнить, выяснить, посчитать...)...

- Дайте нам три дня- будет результат.

- Не надо торопиться, расскажете нам через десять дней.

Ни один начальник не сможет загрузить работника так, как сам работник. Если его спросить прилюдно- сможет ли он разобраться и сделать? И сколько ему времени на это надо? Только тогда и начальнику надо работать, знать что они делают, где проблемы.

 

Нас привлекали однажды даже разобраться со шпалами. Идя на поводу у «Эуропы» дирекция закупила прорву железобетонных шпал, сделанных по английским чертежам в Эстонии. Мало того, что эстонский цемент, сделанный на основе сланцевого шлака обыкновенное г., таким же продуктом оказались и англицкие чертежи. Высота английской шпалы равна ширине и при колебаниях рельсового полотна они легко ломают пружинный крепеж и становятся на ребро. Или валятся на бок. Подошва без рифления. Шпала елозит по балласту (щебенке) и делает из него горку, аккурат посередине. А следующий поезд ломает эту шпалу пополам. Насмотрелись мы на этот бетонный лом за свои походы по путям. И это при том, что в Литве свои отличные доломиты, цементное, а ранее было и шпальное производство!

 

Мы сидим на скамейке перед станцией вытянув ноги. По зимнему вечереет. И путь и лес вокруг и дорога выглядят теперь старыми добрыми знакомыми. Мы сюда, скорее всего, никогда уже не вернемся. Немного жаль. Но по делу нас вряд ли сюда снова занесет, а за грибами – далековато.

Сейчас приедет желто-серая техничка из Клайпеды и нас отвезут на городской железнодорожный вокзал. До поезда на Вильнюс останется три часа. Поэтому мы пойдем в привокзальный ресторанчик, где закажем жгучий суп «чили», литовские цепелины с мясом и по сто грамм водки. Конец пути. Все-таки прошли от Шауляй и через всю Жемайтию. Хотя сначала не верилось, что это достижимо.

Все! Домой!