Не кичись, а учись!

 

Скажите, какие заразные бывают люди! Вот, Ивановна, председательша дачная, например, ну, чистая инфекция! Сама на сортах повернутая и другим норовит подсунуть. Мало что у себя на участке каждый кустик пометила, так и всем, кто вокруг ненароком окажется, эти прутики с облаткой всучает.

- Все равно, - говорит, - лишние. Бери, не пожалеешь.

И смеется, довольная. А тебе ничего другого не остается, как тот прутик в ямку пристроить, земелькой присыпать. Не пропадать же добру! А когда ягодка крутым боком в руку упираться начнет, и не захочешь, а скосишь глаз на облатку – что там Ивановна накорябала, как тую ягодку величают.

Вот и Акимычу клок вируса достался, не обошла его участь сортособирателя. Пристрастился он не только кусты, а и всякую другую растительность по именам различать. Там у него Багира притаилась, тут Ксюша соком исходит. Ходит Акимыч по саду, с кустами, деревами и травами разговаривает, по именам уважительно их навеличивает. Сторонний человек мимо пройдет, послушает, скажет: «Не иначе, свихнулся дедулька – сам с собой разговаривает. Знать, маразм под крышей поселился». А Акимычу все, глядишь, не скучно одному.

Ивановна, спросит, бывало, синей молнией мимо пролетая. (Почему синей молнией? Костюм у нее спортивный пронзительно синий, как глазки новорожденного).

- Как твоя Елизавета?

Акимыч ей важно ответствует:

- Наша королева пятью килограммами разродилась.

Другой подумает, о ребенке речь, а Ивановна - баба сметливая, сразу просекает, что Акимыч земляники-ягодки уже ведерко набрал.

В тот год стукнуло Акимычу картошку из семян вырастить. Семечки-то махонькие, спину ломать не надо, ведра таская. Похвастал своей задумкой Ивановне.

- Опыт проведу, Ивановна. Не с руки мне с картохой перед посадкой вошкаться – из подвала тягать, прогревать-проращивать. Опять же, до дачи доставить требуется. Теперь семенами сеять буду.

- Если заняться больше нечем – попробуй, - усмехнулась председательша и добавила, - только каждое семечко в отдельный стаканчик посей, да потом подальше друг от друга рассаживай.

Вот, язва, какая! Нет, чтобы одобрить, похвалить за рвение, так все учить норовит! А мы что? Сами с усами! Не первый раз семена разбрасываем.

- Я картоху не с базара беру, - обиделся Акимыч. – Имею представление.

Накупил Акимыч пакетиков разных с семенами картошки. Имена прочитал. Не все ему понравились. Вот, например, что за прозвище – Гилрой? С утреца и не выговоришь. То ли дело - Баллада, Краса! Императрица тоже ничего.

Стаканы для рассады Акимыч взял большие, поллитровые. Не зря в прошлое лето возле бочки с квасом крутился – они там использованные в коробке валялись. Когда сеял, Ивановну вспомнил. Ишь, по семечку в стаканчик! Чего на них землю тратить, вон какие малепусенькие. Да и много ли их в пакетике? Акимыч даже сосчитать не смог мелкоту блохастую. Решил, и в одном стакане всем места хватит. Глядишь, и сорта не перепутаются. Каждый сорт в отдельном стакане. Присыпал землицей, что с осени с огорода припас, не стал на покупную тратиться. А пакетики с названиями сбоку в стаканчики воткнул.

Росточки хи-илые полезли. Акимыч наблюдает, и сомнения его одолевают – что ж из этой дохлятины получиться может? Ростки за два месяца на окошке длинные да тонкие вытянулись. Листочки-копеечки в стороны торчат.

Май наступил. Акимыч День Победы отпраздновал, на крылечке сидючи, стакашек опрокинул за живых и за усопших, да за дело принялся.

Весна в этот год дурная приключилась. Не успел апрель на порог лапоть занести, солнце весь снег истомило, да видно переусердствовало – на май тепла не осталось. Правда, ночью не морозило, поэтому решил Акимыч, что хватит картошкиной рассаде на подоконнике маяться. Притаранил стаканчики на дачу, расставил вдоль грядки. То, что картошкой должно называться чахлыми вьюнками через бортики свесилось. Куда там ее через полметра сажать!

Пробороздил Акимыч канавку, вывалил из стаканчиков картофельные ниточки, хотел разделить корни, да куда там! В каждой емкости растений больше десятка, а то и двух. Не то что корни, а и стебли поперепутались так, что разъединить, не повредив, нет никакой возможности. Акимыч кое-как растребушил комок земли, прошитый корнями вдоль и поперек, да и сунул в землю всей кучей, присыпал под самые макушки. Отступил с метр и другой сорт приспособил. Так у него вся рассада на одну грядку уместилась. Рядом с каждым сортом щепочку воткнул, на которой карандашиком прозванья нацарапал.

Солнышко греет, дождик поливает, Акимыч сорную траву выщипывает, удобрения подсыпает. Доходяги окрепли, разрослись во все стороны. К августу кусты так разбушевались, что невозможно понять, где какой сорт начинается, а где кончается. Акимыч, было, заволновался, но потом сообразил разделить картошкины кустья картонками, чтобы, значит, сорта не попутать.

Ивановна пару раз забегала, головой качала.

- Что же ты меня не послушал, вон какой частокол натыкал?

Акимыч оправдывался.

- Ты бы их видела по весне. Тьфу, смотреть не на что было. Плюнь – переломятся. Чего на дохлятину землю переводить. Кто ж знал, что их так разопрет.

- Ну-ну, - улыбалась Ивановна. – Ничего. Осенью в одно ведро соберешь. Все равно – популяции, отбор на следующий год сделаешь, своим именем назовешь, - добавляла она непонятные слова.

Какие популяции? Чего отбирать, у кого отбирать? Он никому свою картошку уступать не собирается. Вопросов много, ответов нет. Да Акимыч и не заморачивался. Полол, да радовался, какие джунгли из заморышей получились. Непонятные слова мимо ушей пропустил, но про то, что в одно ведро весь урожай соберет – запомнил. И обиделся. Эх, не верит в него Ивановна!

Пришло время уборки. Вся огородина уже с поля под крышу перекочевала, картошка, что нормальным способом посажена, выкопана, а «опытная» всё зеленая стояла, пока заморозком листья не прихватило.

Тут Акимыч сетки, отдельно для каждого сорта припасенные, достал, внутрь картонки от чайных коробочек с названиями всунул и возле щепочек разложил. Оглядел свою делянку – знатный урожай вырос! Да и взялся за вилы. Картошку копать – дело привычное. Воткнул рядом с кустом – вывернул, воткнул – вывернул. Втыкает Акимыч, а под вилами – «хрусть!». В клубень попал! Акимыч дальше от куста отступил, воткнул – «хрусть!» - опять клубень на вилы нанизался. Акимыч уже на заячий скок от куста удалился. Снова – «хрусть!»

Акимыч в непонятках стоит, затылок чешет. Может, там не картошка, а редька какая в земле залежалась? Не может картошка на метр от ботвы отбегать!

Потянул Акимыч за куст, пальцы по мерзлым стеблям скользят. Зазмеились из земли корневища в разные стороны. Дивится Акимыч – отродясь такого не видывал! Это что ж за картоха такая, что один куст на десятину разлапился? Какого же рожна мы тогда по кустику сажаем, да потом каждый подкапываем, ежели можно один посадить, а потом, знай, землю вокруг просеивай.

Опустился он на колени, давай руками разгребать. Мать честная! А там чего только нет: и беленькие, и розовые, и красные, и в пятнышко. Одни круглые, как апельсинки, другие на манер бананчика изогнулись-вытянулись, третьи как гантели с краев повздувались. Вот только мелковаты!

Акимыч за другие кусты взялся, может, там покрупнее наросло? Тянет Акимыч, а стебли подземные во все стороны расползаются, под соседними кустами дорожки прокладывают, одни под другими обнаруживаются. Такая кутерьма неописуемая получилась, что у Акимыча голова закружилась. Взял он ведро и покидал в него все, что усмотреть в земле сумел. Всё картофельное конфетти в ведро уместилось.

Ох, права оказалась Ивановна! Не кичись, а учись.