Память. Странная и умная вещь. Возвращает иногда то, что, казалось, похоронено надёжно и исчезло навсегда. Вот и сейчас, во времена тёплых, дождливых зим, вдруг часто и явственно стали прорисовываться в сознании картины далёкого детства. Причём, картины страшные, связанные со стихийным бедствием, как сейчас можно сказать. А тогда мы с этим жили, и жили дружно, вернее, умели с ним справляться, ладить. Так как это явление природы в центральных районах Казахстана было привычным. Да, и сейчас оно есть, может, чуть потише, поскромнее. Но всё же…

Бураны. Хоть и страшное это явление, но вспоминаются сейчас с некой тоской. Видимо, как детские сильные впечатления.

Северный мощный ветер приходил внезапно, обрушивался серьёзно, по-хозяйски. Воздух заполнялся до отказа снежной кашей. Видимости никакой. Сейчас, знакомые спрашивают: «Что, совсем, никакой?» Да, буквально – никакой! Если буран застал на улице – идёшь, как по небу, как по облакам, не видно даже себя, своих ног. Порывы ветра случаются такие – людей сносит. Да, что там – людей, – машины, заборы, крыши. Но люди... Сколько их, сгинувших в буран. Мы, дети постоянно слышали эти разговоры.

Конечно же, детей на улицу в эти дни не пускали. А бураны, куда я попадала, уже, будучи старшеклассницей, говорят – не те. Но впечатляет, скажу я Вам! Лицо жестоко иссекает колючий ветер со снегом, теряешься не только в пространстве, но и во времени, во всех ощущениях. Чувствуешь себя даже не букашкой, а пылинкой.

Наша Казахстанская Магнитка – металлургический комбинат в шесть утра подавал протяжные щемящие душу гудки – и город знал – на улицу нельзя. Школы не работали. Но производства, тем более непрерывные, такие, как доменные, сталеплавильные – конечно же, не прекращали свою деятельность. Взрослым приходилось идти на штурм стихии.

Помню, родители собирались основательно, в большом волнении. Отец давал мне, как тогда казалось, странные наставления – где свечи, спички, продукты… На трассы выходили тяжёлые гусеничные тракторы, шли перед автобусами. Такие караваны шли медленно, непрерывно гудели. И, слыша эту «музыку», нам, сидящим дома в тепле, хотелось иногда выть от страха. Трамваям тогда, конечно, делать было нечего. Дни тянулись долго, тревожно. И родителей встречали вечером шумно, суетно, разгребая их обледенелые одежды и слушая, слушая, слушая…

Буран, случалось, гостил неделю. И тогда снегу выпадало кошмарное количество! И не то, чтобы, по детским меркам, старики тоже сейчас вспоминают – осадков было больше. Ударяли морозы в тридцать-сорок градусов. Небо еще было белёсым, но быстро яснело прямо на глазах.

Гусеничными тракторами разгребали заторы на дорогах, улицах, во дворах. Я теперь понимаю, что за герои были те парни-трактористы!

Утром из подъездов не выйти, сугробы выше человеческого роста. Первые этажи полностью завалены. Мы как раз жили на первом. Помню испуганные лица родителей, смотрящих в окно. А нам с братом и невдомёк, что может случиться страшное – лопнет стекло и нас завалит. Нам интересно, и мы восторженно пялимся на это чудо. На расчистку выходили все, дружно, слаженно – себя спасали, своих детей. Вокруг стен домов расчищали небольшое пространство. Дом получался как бы в снежном ограждении. А нам, детям, еще радостнее! Мы рыли лазейки в этих белых стенах, устраивали целые лабиринты, снежные, а вернее, подснежные городки. Материал плотный, но у каждого был отличный инструмент – фанерная лопата с непременной металлической окантовкой. А в конце февраля, начале марта иногда наши лазы обрушивались в самые неподходящие моменты…

Детство. Думается, что выжить труднее было тогда, а жить теперь. Но часто тянет нас в то тяжёлое время. И не кажется нам это странным. Потому, что жизнь была чистым светлым родником, пили мы её не фильтруя, не боясь отравы.

А бураны до сих пор снятся. И утром остаётся непонятная щемящая тоска.