Наутро, очнувшись от какого-то полузабытья и не вставая с постели прослушав с автоответчика несколько беспокойных сообщений Макла и одно от Дона - тоже по поводу вчерашней вечеринки, я все же поднялась, кое-как добрела до кухни и бездумно, на автопилоте начала готовить себе крепкий кофе.

Ночные приключения совершенно выбили меня из колеи и я не знала, как приди к спокойствию внутри себя самой.

Неожиданные ласки Делайны отзывались в теле сладкой болью, смущая меня и зля.

Мысли путались, голос Майкла с автоответчика почему-то заставил меня чувствовать себя виноватой и я, взяв в руки чашку с кофе, вдруг расплакалась горько и безнадежно, как маленькая девочка, вдруг потерявшая любимую игрушку.

 

Поставив чашку на стол, я потащилась в ванную, чтобы умыть опухшее от слёз лицо. Проходя мимо открытой двери в прихожую, я обратила внимание на конверт, прислоненный к зеркалу. Очевидно, Хуанита, взяв почту из ящика, поставила его так, чтобы он бросился мне в глаза, но вчера, вернувшись в полном раздрае, я его, тем не менее, не заметила.

На конверте, впрочем, не был указан адрес, а лишь мое имя, выписанное почерком, что-то мне напомнившим, но что - я была не в силах сообразить.

Положив нераспечатанный конверт на край туалетного столика, я залезла в ванну и снова приняла контрастнейший душ, попеременно включая то почти кипяток, то ледяную воду. Это привело меня в относительный порядок и взбодрило настолько, что я, выходя из ванной комнаты, чувствовала себя почти нормально.

Прихватив письмо, я вернулась на кухню, сделала свежий кофе и, сев за стол, вскрыла, наконец конверт. То, что я увидела, поразило меня настолько, что кофе пришлось отставить в сторону, потому что руки мои вдруг задрожали. На листе хорошей плотной бумаги ровным почерком с небольшими, знакомыми мне по разным документам завитушками на некоторых буквах, было написано следующее:

 

"Надеюсь, Вы, Натали, не откажетесь составить мне компанию на дружеском ужине в очень тесном кругу ровно через две недели после того, как получите это письмо - то есть, в субботу такого-то числа, в девять часов вечера. Мой водитель будет ожидать с машиной возле Вашего жилища в восемь тридцать. Ужин хоть и неформальный, но свечи и романтика гарантированы, и Вы, я знаю, будете выглядеть совершенно очаровательно в Вашем новом красном платье. Горю желанием с Вами, наконец, лично познакомиться. Искренне Ваша Дженни П."

 

Кроме понятного шока от подписи, письмо наводило на мысль, что доставлено оно не вчера, а именно сегодня, в субботу, потому что вчера была пятница - что-что, а это я помнила точно. А это, в свою очередь, означало, что кто-то мне его принес очень недавно и поставил так, чтобы я его увидела.

Хуаниты в квартире не было, она собиралась уйти еще вчера вечером, так что вряд ли письмо было передано через нее. Значит, кто-то проникал в мой дом, пока я спала.

Такое положение дел мне совершенно не нравилось и я тут же набрала номер Майкла и попросила его без долгих разговоров срочно приехать.

 

Через полчаса Майкл уже сидел в моей кухне и рассматривал письмо, шокированный не менее моего.

- Так получается, что теория парашютной скорости и свободного падения все же сработала для нее?! Нет, я не могу поверить в то, что Петровски жива и даже собственноручно пишет письма... Это, скорее всего, хорошая подделка и кому-то очень нужно, чтобы ты куда-то поехала. Не делай этого, пожалуйста! - и Майкл умоляюще взглянул на меня, - Хотя я знаю, что если тебе что-то взбредет в голову - ты не будешь даже советоваться, а сделаешь так, как посчитаешь нужным. Что ты намерена делать с этим письмом и как прошла, кстати, твоя вчерашняя операция под названием "Светский благотворительный вечер"?!

 

- Слишком много сразу вопросов, Майки... - пробормотала я, не зная, как выложить всё, что со мной произошло, - Я расскажу потом, ничего особенного там не было. Во всяком случае, новостей по поводу Петровски я там не обнаружила, кроме того, что она периодически пересыпала таки с Брассом... судя по всему, исходя чисто из собственных сексуальных побуждений. Впрочем, пересыпала она и с его секретаршей, что тоже, наверное, не такая уж неожиданность для нас, не так ли?! - и я взяла чашку с остывшим уже кофе и подошла к окну, встав так, чтобы Майкл не видел моих глаз.

 

- Не настаиваю, Наташа, - печально сказал Майкл, прекрасно понимая, что я просто не хочу чего-то сейчас говорить... - И тем не менее, что мы будем делать с этим письмом?

- Я думаю, мы проедем сейчас с тобой к адвокату Дженни и попросим его опознать почерк, заодним посмотрев на еще несколько ею написанных и подписанных документов там же. Это раз. И два - помнишь такого старенького дядечку-графолога, который делал пару раз доклады у нас в управлении? Думаю, что его заключение о том, подделка ли это или оригинал тоже будет не лишним. Да и он может дать нам графологическую характеристику написавшего, как никто другой. Мы не будем говорить ему, кто предполагаемый автор. Как ты считаешь, это разумно?

- В большинстве случаев с тобой трудно не соглашаться, дорогая - дипломатично ответил Майкл, подходя ко мне, и обняв за плечи, забрал чашку с холодным уже кофе у меня из рук, - Ты всегда умница, любовь моя, но ты - совершенно хреновая актриса, поэтому я не буду мучить тебя сейчас никакими расспросами. Одевайся и поедем по делам, если ты не хочешь, например, провести время как-то по-другому, - и он подмигнул мне, хотя все еще сохранял печальную мину обиженного маленького мальчика.

 

Я повернулась и с удовольствием и облегчением уткнулась лицом ему в грудь. К адвокату мисс Петровски мы, конечно, поехали, но лишь часа через три.

 

********************************

 

Джеральд Хоффман, адвокат Дженни Петровски, был весьма преуспевающим юристом, хотя еще довольно молодым - если и старше меня, то совсем ненамного. Мы уже познакомились в начале расследования, и поэтому наш приезд не был для него ни неожиданностью, ни неприятностью - он явно симпатизировал и мне, и Майклу, и дружелюбно пожал нам руки, когда его секретарь провел нас к нему в кабинет.

- Чем могу быть полезен, господа? Что-то новое о моей клиентке? - спросил он, усаживаясь на край стола, поближе к нам, что делало разговор почти непринужденным, - И давайте без церемоний, по именам, окей? - адвокат дружески улыбнулся, - В конце концов, мы все делаем одно общее дело - помогаем друг другу выяснить всё происшедшее, не так ли?

- Очень хорошо, сэр... да, Джеральд, - поправилась я, - Мы, собственно, заехали очень ненадолго - намечен еще один визит. Не могли бы Вы нам дать пару копий каких-либо документов, написанных мисс Петровски? Тех, которые сочтете возможными... У нас, разумеется, есть некоторые образцы ее почерка, но хотелось бы иметь что-то отличающееся от дневниковых записей или от подписи на чеках. Хотя, понятно, что в наше время почти все документы отпечатаны на компьютере и ставится лишь подпись... , - я умолкла, глядя на адвоката. Показывать ему записку, адресованную мне, мы пока не собирались.

- Вы знаете, Натали, - Хоффман на секунду задумался, - считайте, что Вам повезло. Дженни Петровски не умела печатать - можете себе такое представить? - и всё всегда писала от руки. Я спросил ее однажды, - адвокат улыбнулся, вспоминая, - отчего она не приобретет компьютер... ну, ноутбук, по крайней мере - ведь это избавило бы ее от многих ненужных трат времени: и и-мейлы, и айсикью, и поиск какой-то информации, и так далее... А она сказала - Джерри, отвали! Я не умею печатать! Я страшно удивился - отчего вдруг, ведь в школах девочек этому обучают специально, чтобы если что, у них уже была бы возможность заработать на кусок хлеба либо машинописью, либо стенографией... А Дженни сказала мне на это, что именно поэтому она и отказалась посещать эти уроки - чтобы не становиться в послешкольном будущем серой мышкой где-нибудь в задрипанном офисе! То есть, у нее с самого начала были насчет себя совершенно определенные гигантские планы!

Говоря всё это, адвокат подошел к стенному шкафу и вытащил оттуда длинный ящик с бумагами. Перебрав несколько картонных файлов, он вытащил один и раскрыл его перед нами:

- Вот это подойдет?

Майкл, бегло взглянув, передал файл мне. Я просмотрела несколько страниц: записка Джеральду с распоряжением внесения ее нового адреса во все документы, записка ему же о составлении нового контракта с ним на следующие два года, список чеков с указанием сумм, перечисленных его адвокатской конторе и показавшийся мне интересным контракт о передаче двух миллионов долларов... правда, без указания кому - в местах, где должно было находиться имя того, кому предназначались эти деньги, стоял прочерк.

- Нет, я не знаю предполагающегося имени, - виновато ответил на мой немой вопрос адвокат, - Вы видите перед собой лишь черновик договора. Она хотела, чтобы я просто просмотрел его на предмет соответствия законодательству, но сказала, что мы займемся этим документом вплотную немного позже. Видите - я вносил вот тут и тут кое-какие поправки при ней и она тут же это исправляла.

Мы попросили сделать копии трех документов, выключая и черновик контракта, получили это без малейшей задержки и распрощались с мистером Хоффманом. Нашим следующим собеседником предстояло стать премилому старичку-графологу, сэру Вудману, который жил, к счастью, не очень далеко от нашей конторы, куда нам пришлось заскочить за образцами почерка Дженни. Была сделана копия одной странички дневника, из которой автора невозможно было опознать, и копия чека, где был закрыт адрес, имя и подпись владельца, но оставлена написанная прописью сумма.

Получая у адвоката копии в нескольких экземплярах, мы попросили его так же закрыть подписи мисс Петровски на одном из экземпляров обеих записок, чтобы автор был неопознан - для чистоты эксперимента. О встрече с графологом мы договорились немного раньше: он сказал, что фактически уже не практикует, но помочь, разумеется, не откажется и что мы можем навестить его дома в любое удобное для нас время, он почти никуда не отлучается. Тем не менее, Майкл позвонил ему вновь и получил разрешение подъехать прямо сейчас.

В старомодно обставленной квартире мы сели за круглый стол и разложили на нем все образцы, последней в ряду положив адресованную мне записку, а вернее - тоже ее копию без подписи.

- Извините, мистер Вудман, но мы можем представить для образцов почерка лишь копии, хотя я знаю, что Вы обычно работаете с оригиналами документов, - сказала я.

- Ничего, деточка, ничего - улыбнулся старый специалист, - Я полагаю, так Вам нужно. Ну-с, посмотрим, посмотрим... - и он, вооружившись огромной сильной лупой, надел очки и включил дополнительно яркую прямоугольную настольную лампу, направив ее свет на документы.

Через несколько минут он распрямился и уверенно сказал:

- Господа, могу уверить вас, что документы написаны одним человеком - утверждаю эту вероятность процентов на девяносто.

- Почему не на сто, профессор? - насторожился Майкл.

- Видите ли, молодой человек, в последнем документе буквочки слегка отличаются от всех остальных. Они чуть более расплывчаты в написании - видите, вот тут линия у "а" как бы нечеткая, а сравните вот с этой "а" - в другом документе... буквы чуть более сдвинуты по отношению друг к другу и кое-где нажим кажется мне иным. Но могу сказать также, что это вовсе не означает, что последний документ - подделка!

- Как же так, професор? Если этот документ отличается, почему же он не может являться подделкой?

- Обратите внимание, молодой человек: я не сказал "не может быть подделкой"! Я сказал "вовсе не означает, что это - подделка"! Суть в том, что человек, когда пишет, может находиться в различных физических состояниях. Например, болеть. А у больного человека почерк, хоть и остается прежним в основных своих проявлениях, может, тем не менее, слегка видоизменяться. Вот смотрите, - и старик прижал правую руку к телу, - Попробуйте в таком положении что-то написать - и уверяю Вас, Ваш обычный почерк будет слегка отличаться от обычного, как бы Вы ни старались писать совершенно как всегда. А если предположить, что у человека сломана рука или, скажем, ребра - то такие вот изменения написания букв, которые я отметил, как раз вполне возможны. Но в целом, я бы сказал, что написание почти идентично.

Мы с Майклом невольно переглянулись при упоминании стариком сломанных ребер и стали благодарить старика, прощаясь.

- Ну, что ж, молодые люди... - сказал Вудман, провожая нас к выходу, - Скажу лишь, что я приятно удивлен, что есть еще мужчины, имеющие такий приличный почерк в наше время! Привычка к всеобщему печатанию совершенно развратила этот мир и моя профессия, наверное, скоро отомрет вовсе.

- Мужчины? - удивилась я.

- В этом, милочка, я уверен более, чем в девяноста процентах при определении фальшивки,- ответствовал графолог, закрывая за нами дверь.

Мы молча дошли до машины и лишь усевшись и заведя мотор, Майкл задумчиво сказал:

- Ребра сломаны... хм... Значит, теория велосити при падении все же сработала?! Нет, я не могу поверить... Двадцатый все же этаж!

- Велосити - одно... А как тебе заявочка, что всё написано мужчиной?!

- Знаешь, я думаю, что старик все же уже отработал своё, хотя и говорят, что навыки не отмирают с возрастом. Но ты видела, какие у него очки? Наверное, он вовсе уже без них не видит ничего... Мог и ошибиться, ведь Хоффман нам сказал, что Дженничка вносила поправки в документ прямо при нем, следовательно - это не мог написать никто другой, кроме нее самой. А если учесть, что у нее и впрямь мужской характер - помнишь, кто-то нам ее охарактеризовал почти как "коня с яйцами" по ее железной деловой хватке, то удивляться, в общем-то, и не приходится. Обстоятельства накладывают на людей всякие отпечатки. Но... но... но... исходя из всего, стариком сказанного, и допуская, что подделка таки может иметь место, я думаю, что кто-то - не знаю, Петровски или нет - старается очень сильно, чтобы в очередной раз куда-то выманить тебя из дома! Я не знаю, кому и зачем это нужно, но очень тебя прошу, родная - не езди никуда, не поддавайся более ни на какие приглашения и вообще, будь трижды осторожна! Ты у меня одна! Хотя... кому я всё это говорю.. - Майкл печально улыбнулся, - Ты же все равно поступишь так, как посчитаешь нужным в определенный момент, невзирая на опасность и мои просьбы.

- Философ ты наш логический... - усмехнулась я как можно ласковей, и мы покатили назад в контору.

 

(продолжение следует)