Варанаси*. Священные воды. До рая – пядь.

Здесь даруют свободу, если сумеешь взять.

Ганга – лестница в небо, но прежде – извольте вниз.

Хочешь – прыгай в одежде или устрой стриптиз

 

И ныряй, зарываясь носом в придонный ил.

Он поглядывал косо, даже когда любил,

Расставлял между вами растяжки, звонки, крючки,

Две кевларовых шторки-бляшки вживил в зрачки,

 

Предлагал тебе руку, зажав в кулаке чеку,

Рисовал остриём ножа пентаграммочку,

Мол, до этого места шагай, за черту – ни-ни.

Переступишь – к виску наган: детка, извини.

 

Ты бросалась на амбразуру в огонь и дым,

Понимая, что дура, но как же иначе с ним?

В обороне мечтала любовью пробить дыру.

Он смеялся: «Попробуй – и я от тебя умру».

 

И сдержал своё слово – похоже, тебе назло.

Интересно, ты сможешь забыть, наконец, число?

Врач сказал: «Извините, выкидыш. Очень жаль».

Улыбаешься, дышишь, но стены вокруг дрожат.

 

Перемена страны-религии: два в одном.

Одуряющий запах лилий, халва, вино,

Неприличное платьице. «Бармен, ещё налей!»

Синекожие боги таращатся с алтарей.

 

Помогает не так чтоб очень. Скорей, никак.

Возвращаешься стылой ночью в родной бардак,

Телефонный звонок подружке, немного лжи.

Пьёшь таблетки, ревёшь в подушку, решаешь жить.

 

Но в глазах твоих цвет понурых московских зим.

В синтетических шкурах выползешь в магазин:

- Мне стрихнин, две гвоздики, вазу.

- Стрихнина нет.

 

Он не снился тебе ни разу за восемь лет.

________________________________________

*Варанаси (Бенарес) - священный индийский город. Тот, кто умирает здесь, вырвется из цепи перерождений.

 

***

Часики – тик-

так.

Каждый их такт –

знак.

Каждый их стук –

гвоздь:

«Брось. Не вернёшь.

Брось!»

 

Мутная ночь-

взвесь.

Ты не одна

здесь.

Шорохи, страх,

стон –

Часики бьют

сто.

 

***

 

Ей не двадцать и даже не тридцать – увы и ах,

Хоть спортзал, хоть Ницца – всюду на каблуках.

На лице нарисована радость, улыбка в тон.

- Ты купила сумочку? Prada?

- Louis Vuitton!

 

Бизнес-класс, бизнес-ланч, бизнес-пати, коньяк, такси.

Иногда она даже платит, когда нет сил

Задыхаться в дизайнерском кейсе портьер и бра,

За прелюдию, секс и – забвение до утра.

 

Правда, ходит один надоедливый сукин сын:

Сероглаз, блондинист, наивен. Дракон, Весы.

Дарит чашки с котятами, комиксы и Камю.

«Я люблю тебя, не забыла?» «Перезвоню».

 

Одинокая старость – глупые бредни, но

Ей в наследство досталась линия Мажино.

Башни, форты, бойницы и флеши врагу грозят.

Ни наружу пробиться, ни внутрь впустить нельзя.

 

По ночам всё привычней часики, меньше сна,

И троллейбусом в «частника» в голову – влёт – весна,

Размыкает сигнальные цепи (труба блажит),

На дисплее мелькают циферки-этажи,

Будет взрыв, но она надеется пережить.

 

Телефон: «Я решила… Мама!!!» Удар и визг,

Сверху падает – камень? ножницы? белый лист?

Разглядеть не дают: тьма-кромешная-вырви-глаз.

Где-то часики бьют – вероятно, в последний раз.

 

***

От черты к черте в термометре скачет ртуть.

От виска к виску – насквозь – прошивает боль.

Неживой язык ворочается во рту:

Это чья-то смерть пытается стать тобой –

 

Прогрызая путь, выкручивая нутро,

Вереща, надрывно воя, ползёт на свет.

Здесь ужалит сердце, там полоснёт ребро –

И тебя в тебе уже половины нет.

 

Не купить билет ни в рай, ни обратно в март:

По карманам – мелочь, фантики, ерунда.

Умирать не страшно, выжить страшней стократ.

Выбирай – куда?

 

А на тумбочке –

чашка с котёнком,

и в ней – вода.