Ветер завывал как-то по-особенному. Как-то очень грозно, очень страшно, вырывал целые столбы снега из-под ног редких прожих, и ощущение, что вот-вот сорвет кровлю или от сквозняка задует грошовую свечу, стоящую на столе, не покидало.

За окнами была непроглядная тьма - не слышно было шагов часовых, отряды блуждали в полумгле, и только качающийся фонарь у кирпичного низкого здания хватал кружки желтого, пьяного, грязного света.

Прильнув к раме, на старой душной кухоньке стоял мальчик. Раскрыв синие глаза, смотрел на улицу, словно что-то мог там увидеть кроме ледяной гулкой ночи.

Сегодня было Рождество.

На площади никто рядом с елкой не гулял, мишуру и жалкие игрушки, сделанные детишками, давно сорвали порывы вьюги, а гирлянды, вместе с электричеством, потухли в поселке. Каждый житель сидел в своем доме, растапливая печки и собирая скудные трапезы на стол. Миски и ложки, кружки и какое-то странное чувство безысходной грусти - старый год был не самым лучшим, новый начинался чуть ли не хуже.

Ветер пытались перекричать собаки вначале, но потом забились в будки и лишь тихонько поскуливали - то ли от страха, то ли чувствовали настроение своих хозяев.

Мальчик повернулся к дедушке, когда тот уже с минуту сидел на рассохшемся стуле и смотрел на внука - они нашли друг друга совсем-совсем недавно, за несколкьо дней до Рождества.

Мать мальчика и отец погибли в войне, дед попал в госпиталь, и судьба маленького светловолосого Сашеньки вполне могла оборваться где-то в такую же жестокую ночь у обочины дороги. Маленькое сердечко бы замерзло, не выдержало.

Дедушка был стар, морщинист и сед. Очки на толстой нитке без оправы, неизменное Евангилие в руках, свеча на столе и буханка простого хлеба - мальчик точно знал образы этого тесного домика.

Но сегодня на стенах были развешано елочные ветки, а на некрашенном столе лежали настоящие мандарины - маленькие и оранжевые, пахнущие так восхитительно!

А за окном было все так же темно.

Где-то по улочке шел солдат в грубой шинели, без погонов, только в кармане сжимал дрожащими мокрыми пальцами оружие.

Позади него, то и дело спотыкаясь и падая, шла маленькая девочка - с совсем белыми волосами, непохожими на черную смоль волос брата. Две косички были переплетены алыми лентами - кое-где в пятнах, кое-где - уже выцветших, но эти два пятна - на фоне снега под желтым дрожащим фонарем выделялись отчетливо.

-Братик...

Девочка испуганно шарахнулась в сторону - собака залилась лаем где-то совсем рядом, звякнула сквозь вьюгу едва различимо толстая цепь.

-Я не брат тебе! Ты кто такая, вообще?! - Кричал человек, махая рукой с сжатым оружием.

-Брат!..

Протяжный грустный крик потонул в гуле ветра, а мальчик в доме поправил нимб над своей головой.

Нимб был грязно-желтым, тонким, а за спиной, сквозь прорези в старенькой штопанной матроске вырывались серые небольшие крылья - перышки лежали один к одному, словно приклеенные.

-Дедушка, жаль, что ты не умеешь летать... В эту Святую Ночь я показал бы тебе много-много интересного, честно-причестно! - Мальчик шести лет забрался деду на колени, обнял за шею, вдохнул запах лекарств и успокоился. - Когда-нибудь, я, буду там, на небушке...

Сон пришел быстро, убаюкивая и окутывая теплом, пока старик осторожно кашлял, прикрывая беззубый рот кулаком.

Старик был совсем один и лишь мечтал о том, чтобы протянуть немного, чтобы мальчик подрос - оставлять его в такие вот времена, когда то и дело дезертирство и мародерство в горолах и поселках, не хотелось.

Недалеко поселок стоял от границы, от гарнизона, а солдаты - тоже люди, тоже устали...

Дедушка охнул, поднял мальчика на руки и положил на диванчик, накрыв старой толстой курткой. Выцветшие глаза глянули в темную ночь, морщинистые пальцы провели по замку, проверяя, закрыт ли он, и человек побрел в другую комнату, шваркая стоптанными тапочками.

На пустыре, под качающимся фонарем, лежало тело маленьком шестилетней девочки с седыми волосами. Черные большие глаза застилала пелена, на ресницы падал и не таял снег, а ветер вдруг утих - казалось, вот сейчас, сейчас зажгутся фонари и гирлянды и станут слышны пьяные песни счастливых людей!..

Девочка была мертва.

Братик забрал ее из детсого дома, привез сюда, к себе, и целых три месяца они жили счатливо. Родители давно уже, по меркам, девочки, погибли, и она, насмотревшись ужасов войны, потеряла и румянец на щечках, и все свои детские мечты. Но верила лишь водно - братик ее найдет.

Ленты - алые ленты подкрасились кровью, руки безвольно раскинулись, а лицо было бледным и словно восковым.

Нашел. Только был совсем не тем братик. И девочка часто подходила к нему по ночам ближе, заглядывала в лицо и прижимала руки к груди - брат кричал во сне, метался, прогонял кого-то.

А днем просыпался странным, кричал на сестру, и постепенно стал говорить, что она - совсем не она.

Дедушка вспомнил - ему рассказывали недавно, что один солдат искал свою младшую сестренку. Словно бы вот так же, как и у них с Сашенькой никого не осталось, родители солдата с девочкой умерли. Сами они потеряли связь друг с другом. Но - нашли, потом, попозже.

Старик улыбнулся - наверное, они сейчас где-то рядышком, сидят, обнявшись... Или сестренка спит, как спит сейчас любимый и единственный внучек Сашенька - фантазер и большой выдумщик. Он был настоящим ангелом, и сейчас, в эту Рождественнскую ночь, казалось, что и вправду, спустился посланник Божий на землю, занесенную снегом, да и веселит старого человека, чтобы тому умирать было не так грустно и одиноко.

А у солдата была травма, говорили, серьезная, что-то с головой, то ли контузию он получил, то ли еще что... Главное, чтобы тоже не поддался, не сбежал...

-Е-э-эх... - Кряхтя, поднялся дед.

Не спалось, и хотелось еще раз посмотреть на внучка. Часто он выбегал на улицу по ночам даже, чтобы посмотреть на небо - когда дедушка его нашел, он все смотрел и смотрел на небо, шагая рядом, подняв личико наверх. Синие глаза расширялись, внимая каким-то невидимым существ, а сам мальчик напевал нечто похожее на пение попов - на их чтение молитв.

Когда старик отодвинул цветастую занавеску и кинул взгляд на диван, то не увидел там никого. Только дверь была открыта, и едва заметные следы вели к поселковому большому клубу, выстроенному еще до войны.

Куда он мог пойти?.. Неужели, и вправду, уходит?..

Старик не хотел - умирать ему еще было рано, он в это верил, но маленький ангелок, видимо, оставаться больше не мог на земле грешной, его звал Бог в эту ночь Святую, как дитя свое. Может, и Алексей, отец его, да Наташка - мать, тоже скучали...

-Подожди, не уходи!.. - Все, задыхаясь, кричал пожилой человек.

Ноги проваливались, и дед благодарил только судьбу, что ведет его кто-то - никак Богородица в эту священную ночь, чтобы не дать потерять единственного... Любимого...

Сашенька был ангелом - с теплым нимбом. С крыльями белыми для деда. Он пел иногда и читал стизи, вычитанные в засаленной тетрадке со времен службы в армии старика. Казалось иногда, что мальчик вообще должен был не появляться здесь... Но уж последнюю радость деду...

Дед еще не знал, что рано утром найдут второе тело - молодого солдата рядом с девочкой, и у обоих будет по пули в голове.

Сейчас же он просто стоял... У порога высокого клуба, где-то зажегся еще огонек свечи, а под ногами был проволочный нимб, каркас для крыльев, странно сломанное тело внука, и падал снег.

Где-то далеко и глухо прозвучал выстрел.