1

 

На-днях у меня случилось странноватенькое свидание с женщиной. Муж её выскочил куда-то на секундочку. То ли за сигаретами, то ли на рыбалку. Женщина позвонила мне. Я рассчитывал на чашку чая, углубление знакомства и прощупывание перспектив. И – ни на что больше. Я не хотел больше ничего и ни на что не рассчитывал. В последние годы возраста мне почему-то интереснее стало женщин слушать, нежели заниматься детальным исследованием их внутренних органов.

Я и пришёл – на чай. А ей, видно, была дорога каждая секунда.

« Не думай о секундах свысока

Наступит время – сам поймешь, наверное:

Летят они, как пули у виска…»

В общем, дорогу на кухню мне перегородили. Секунды вели свой неумолимый счёт. Я переступил через небольшого крокодильчика и покорно направился в опочивальню. / Правда, крокодильчик, я не оговорился. Маленький такой, только ротик и хвостик. Бегала ещё из конца в конец узкого коридора енотовидная собака. На антресолях сидел большой азиатский гусь. Или гусыня. Пола сейчас не помню. За стеной пела Линда Маккартни /.

Я переступил крокодильчика и прошёл в опочивальню. За мной, на ходу сбрасывая халат, эта непонятная женщина. Потом были ненужные мне объятия. Потом – собственно, то, для чего меня сюда позвали.

Я выскочил из квартиры, на ходу застёгиваясь, и слегка задыхаясь. Навстречу мне подымался мужчина, Который нёс на себе огромную рыбу, похожую на сома, но ревела она белугой. Может быть, это даже и была белуга. В зубах мужчина держал пачку сигарет «Мутели». Видимо, он успел и туда, и туда.

А мне было дурно. Меня колотил озноб. Во рту я ещё чувствовал холодную слюну женщины, с которой целовался только что. Ощущения противоестественного, ледяного лона застряли где-то в спинном мозгу. И у неё ещё есть муж, который периодически обращается к ней за наслаждением. Лёд. Холод. Болото. Крокодилы. Быть может, я к ведьме попал? Сейчас их признали за существующих, они даже организуют свои малые предприятия. Лечебные, конечно. От всего лечат. И моя, видать, ведьма.

 

2

 

Спустя где-то недельку, в гаражах, сосед Владимир Павлович, Палыч, в общем, починял мне слегка машину. Палыч в этом деле разбирался круто, хотя в прошлом имел какое-то высшее, далеко не техническое, образование. Успел проработать лет 40 таксистом, третья жена была неизмеримо его моложе, а её грудной ребёнок и того меньше.

После ремонта выпили. Разговорились. Палыч, как старый таксист, стал рассказывать истории про попутных женщин. Закуски почти не было, поэтому и я раскололся, выдал ему свою недавнюю историю. Говорю: - Палыч, ведь так не бывает?..

Палыч свои седые космы почесал. Скромно ответил: - Не знаю. И замолчал. И молчал долго. Потом закурил. Потом закурил ещё. Потом выпил сам. Хотел прикурить снова – спичка обожгла пальцы, потухла. Переспросил: - Холодная, говоришь?

Но в его истории не было никакого колдовства.

 

Когда-то Палыч учился в Москве, в известном вузе. Однажды в общежитии, в соседней комнате, ребята гуляли день рождения. Пригласили его – в компании не хватало парня. Соседи жили коммуной. Вся группа – парни и девушки – в одной комнате. Спали всегда, кто с кем, без особой ревности. В тот вечер парня не хватило – пригласили Палыча.

Пили, произносили тосты. Возле Палыча посадили тонкую, хрупкую девушку. Она как-то жалобно улыбалась и тоже пила вместе со всеми вместе. Палыч погладил ей под столом коленку. Оказалось, можно. Потом под столом она погладила его.

Девушка быстро захмелела и пошла, прилегла в углу на узкую общежитскую кровать. Палыч пришёл туда позже, когда вся водка была выпита, когда сбегали, купили у таксистов ещё и выпили ещё. Когда потом насобирали в шапку рублей и копеек и опять пошли и ещё выпили.

Голова у Палыча шла кругом. Он забрался в постель к своей девушке уже голый, содрал с неё простенькое бельё, пьяно, грубо взял. Она не сопротивлялась. Даже не вскрикнула. Потом Палыч уснул, но среди ночи проснулся от жгучего желания. Девушка спала.. Он пытался её разбудить, но, видимо, она сильно ослабела от алкоголя. Палыч целовал её в пьяные, холодные губы и на этот раз ласкал и любил долго, изощрённо. И снова уснул, а к утру, ещё в полусне, ему снова захотелось её, и он взял её, ещё когда сон продолжался, когда нельзя было ещё отличить, что снится, а что уже превратилось в Жизнь. И опять ему было с ней жутко хорошо и сладко, только губы девушки оставались холодными, она не хотела возвращаться из сна. Палыч поздно понял, что она уже не спит, что она мёртвая, что она умерла. Что не во сне, не во хмелю так безвольно качается её милая русая головка, и наступающий рассвет всё более очерчивал безжизненность её лица. Палыч, ещё полный желания, остановился внутри неё и вдруг плотью ощутил, почувствовал, наконец, ледяное окружение её лона…

Был суд. Были какие-то разбирательства, экспертиза. Из института Палыча выгнали, он приехал в Актюбинск, к матери. Она его сразу не узнала, потому что из чёрных его волосы сделались седыми.

Палыч устроился таксистом, и с той поры у него было много баб. И он женился, женился ещё не раз. Но очень долго он боялся засыпать с женщиной в темноте и совершенно избегал этого, когда оказывался сильно пьян.