В. СОБКОВСКИЙ.

ГРАНИТ.

Роман.

Наше отношение к добродушию не совсем однозначное. Вроде бы она, доброта эта пресловутая, считается качеством положительным. Скажите фразу: "Его бабушка была очень доброй", и перед глазами возникнет образ любимой очень доброй бабушки. Той самой, что рассказывает перед сном сказку и прикладывает к свежему синяку свою прохладную ласковую руку. Той самой, что незаметно подсунет теплый и невероятно вкусный пирожок и как раз именно тогда, когда его очень хочется, а мама сердито кричит, чтобы не хватал еду до обеда. Да, это так! А назови добрым мальчишку в предпереходном возрасте, и вы представите себе до тошноты прилизанного и воспитанного до ненормальности маменькиного сыночка в меру упитанного и отвратительно вежливого. Он, конечно же, отличник и любимчик учителей. Правда, мнение этих самых учителей и соседских старушек не разделяет ни один пацан со двора и из класса, но это не мешает родителям безмерно гордиться своим чадом. Взрослые иногда бывают удивительно тупыми! Такие "герои" нередко становятся изгоями среди своих же одноклассников и бьют их не за провинность даже какую-нибудь, а просто так. За то, пожалуй, что слишком уж часто приводят им его в пример, за то, что "правильный" очень.

Уверяю вас, что таким Женя Гранит не был. Учился он средне. Оценки колебались между "3" и "4", хотя преобладали все-таки четверки. В школьном коллективе никогда не был ни лидером, ни изгоем. Вписался полноправным членом, участвуя, если нужно и в групповых потасовках (где неплохо себя показывал) и в загулах массовых, и в прочих больших и малых пакостях, так разнообразящих скучные школьные будни. И все-таки Женя был добродушным. Основная часть мужского коллектива их класса не догадывалась об этом его "недостатке". Друг ближайший, Дима, был свой в доску и не стал бы его подставлять. Да и, по общему мнению, и не без основания, друг-Дима, как бы это сказать помягче, вообще не имел склонности анализировать характеры. Не всем же, в конце концов, дано быть психологами. Большинство людей (и это, наверное, хорошо) не привыкли разбирать по косточкам личности ближних своих. Поступки – пожалуйста! Это сколько угодно! Сплетничают вволю! Причем, принято считать, что в основном занимаются этим женщины (в данном случае нужно читать – девочки), но ради Бога, мужики, признайтесь: мы сплетничать любим не меньше, чем они. Вспомните разговоры наши за бокалом пива или еще чего-нибудь покрепче. Ведь о чем лясы точим? Этот туда сходил, а тот с кем-то поссорился. А эта с тем сошлась... А она, говорят... И пошло, и пошло, и пошло!

Да, это все есть. Но вот анатомировать характеры друг друга! Это уже редкость! Не принято такое в мужской среде! Не мужественно это. Мы привыкли сурово и непредвзято воспринимать других такими, какие они есть. Но у меня по этому поводу свое мнение имеется. Не все, возможно, со мной согласятся, но думается мне, что мы, мужики, просто инфантильны по природе. Можно сказать жестче: простоваты. Уточнять дальше я не стану, так как боюсь, что читатели-мужчины обидятся. Но, в самом деле, согласитесь, что головы наши забиты в основном спортом, сексом и техникой. Индивидуальные различия заключаются только в порядке перечисления этих трех слонов нашей мужской вселенной. Иногда сюда вклинивается еще политика. И это все! Исключения, конечно, есть, но они, как известно, только подчеркивают правило. Так что не нужно обид, друзья. Давайте принимать самих себя такими, какие мы есть.

Дети до определенного возраста обычно добродушны. Кроме, разве что, клинических случаев, что, увы, встречается нередко, или с особыми условиями в семье ребенка. Это бывает. Но в основном дети жизнерадостны и добры с небольшими отклонениями в ту или иную сторону. Бывают конфликты, ссоры, даже драки случаются нередко. Этой истиной, я думаю, никого сейчас не удивил. Но это, так сказать, в рабочем порядке. Без злобы и ненависти. Позже, через несколько лет, когда начинают играть гормоны и половое созревание выводит на первый план природную агрессивность и ролевую активность всякое может быть, но это уже другая история.

В младших классах природное добродушие больших неудобств Евгению не причиняло. Ну, было там несколько эпизодов глупых. Например, когда Женя, поддавшись необъяснимому для окружающих порыву, подарил однокласснику шариковую ручку трехцветную и открытку с объемным изображением, привезенные ему самому накануне дядей, маминым братом, из загранплавания. Дело происходило в шестидесятые годы, когда и предметы эти, да и само загранплавание были большой редкостью. Осчастливленный одноклассник воспылал к Жене благодарностью, которой хватило на несколько дней, и эпизод благополучно забылся. Разве что мама женина с грустной улыбкой вспоминала иногда эти вещицы необычные, ушедшие из дома так быстро и глупо. Но она-то сына своего знала хорошо и поэтому недовольство по этому поводу держала при себе.

А мама у Жени Гранита была замечательная! Таких мам не было ни у кого из жениных одноклассников. Она родила своего сына в восемнадцать лет и стала ему скорее старшей сестрой, чем мамой. В "садиковские" времена мама-Таня (так по сложившейся традиции называл ее Женя) с удовольствием и задором участвовала в ребячьих играх и возне, затеваемой Женей с друзьями в их малогабаритной "хрущобе". А если в результате их затей наносился ущерб домашнему хозяйству, никогда сына не ругала и уж тем более не наказывала. Позже, когда Жене стукнуло уже семь, незадолго до выхода в первый класс, в доме неожиданно и неизвестно откуда появилась маленькая девочка – Дашенька, мама уже не смогла участвовать в его играх. Но покинутым и несчастным Женя себя не почувствовал. Во-первых, мама-Таня сумела привлечь сына к уходу за сестричкой и научила любить ее. Далеко не всем мамам удается это. Таня явно была умной женщиной. А во-вторых, как раз в это время Женя перешел в свою школьную пору, границы его мира раздвинулись, и потеря некоторых детских радостей прошла безболезненно.

Папа Жени сыграл в воспитании сына гораздо меньшую роль, чем мама. И вовсе не потому, что был он равнодушным к детям или не любил их, не был он и плохим человеком. Ни в коем случае. Просто он работал. Работал так, как многие работали в те времена. Работа была его жизнью, была воздухом, смыслом существования. Сейчас таких людей называют трудоголиками. Тогда слово это еще не родилось, а явление уже было. Работали на износ, получая копейки. Верили, что строят светлое будущее. Искренне верили. Сколько таких "верующих" положили на алтарь мифической идеи здоровье, жизнь свою положили, не заработав себе ни обеспеченной старости, ни даже уважения внуков.

В случае жениного папы все было несколько иначе. Работал он на большом заводе, официально выпускающем бытовые электроприборы. Старание и самоотдачу инженера-фронтовика заметили и оценили. Уже к жениному девятому классу, стал он главным инженером, а из "хрущобы" они переехали в просторную "ведомственную" квартиру. Но вот общение с сыном, увы, ограничивалось редкими беседами, и еще более редкими пикниками в пригородном лесу. Отец любил очень такие выезды, но и там чаще всего продолжал обсуждать с сотрудниками производственные проблемы. Отца Женя уважал. О любви речь не шла. Любовь подразумевает, согласитесь, более близкое знакомство.

Жили Граниты в большом промышленном городе столичного типа. Самого города я называть не буду. Скажу только, что лично я в этом городе бывал, пришлось мне даже как-то жить там несколько месяцев, находясь на курсах повышения квалификации во времена непосредственно предперестроечные, когда будущий развал только-только начал намечаться, а в обществе еще цвел "разгул застоя". В своем рассказе, по примеру булгаковской "Белой гвардии", родной город Жени Гранита я назову Городом, но с одним отличием: Булгаков не скрывал, что имеет в виду Киев, а мой Город пусть останется безымянным. Город и Город.

Это был огромный промышленный центр - город столичного типа с большой историей и традициями. Так что рос Женя в условиях городской культуры и имел для своего становления все, что имеют столичные подростки, тем более Москва тоже была не за горами: ночь в поезде и ты на одном из московских вокзалов.

В плане мужского воспитания большее значение, чем отец, сыграл, пожалуй, дядя – мамин старший брат, который с силу своей профессии, а был он капитаном дальнего плавания, семьи своей не завел и любил племянника как собственного сына. Но опять же из-за профессии его встречались они всего несколько раз в году, и этого было явно недостаточно. Нет, конечно, даже редкие наезды дяди Сережи в Город приносили престижу Жени среди сверстников немалую пользу. Он один из первых, например, натянул на себя вожделенные и экзотичные тогда джинсы, - мечту всех пацанов шестидесятых. И мало того: благодаря дяде своему Женя имел НЕ ОДНУ ПАРУ ДЖИНСОВ! Об этом даже подумать было страшно! А шариковые ручки, а приемничек крохотный, берущий средние и короткие волны, значки и марки невиданные и журнал особый, подаренный дядей Сережей втайне от родителей. Те бы с ума сошли, увидев его. А одноклассники обалдели...

Учитывая все эти обстоятельства, а к этому, если вспомнить еще кем работал его отец, герой наш должен был бы вырасти избалованным, взбалмошным и неуправляемым, с замашками барчука-хама, не считающимся ни с родителями, ни с учителями, ни с товарищами своими, но... был Женя добродушным по природе. Почти патологически. И это меняло многое.

Но в седьмом классе, когда началась великая эпоха влюбленностей и конфликтов, к Жене все-таки прилипла кличка, вроде бы на первый взгляд и не обидная (слыхали мы кликухи и похуже), но, если вспомнить женину фамилию, не такую уж приятную. Звали его Мякушкой. Из этого следует сделать вывод, что мягкий и добрый характер Жени Гранита соклассниками не остался незамеченным. Даже вполне приличный рост и владение приемами бокса ничего не смогли изменить. Нельзя сказать, что над ним насмехались или недолюбливали его. Отношение к Жене было весьма дружелюбным, но с налетом некоторой снисходительности, что согласитесь для подростка не совсем приятно. В эту пору хочется выглядеть мужественным и жестким.

Вполне возможно, что сложись все чуть-чуть иначе, крепкие кулаки и высокий рост сделали бы свое дело, и стал бы Женя тверже, ну пусть не как гранит, но уж и мякушкой бы больше не был. Вошел бы характер в некоторое равновесие, но... Друг Дима! Они дружили с детского сада. Семьи их в те времена жили в одном доме, в одинаковых квартирах, только в соседних подъездах. Разница в возрасте была минимальной, и естественно, что мальчики сдружились, вместе играли в свои ребячьи игры, вместе противостояли всем дворовым трудностям и конфликтам и в первый класс пришли уже сложившимся коллективом, с которым вынуждены были считаться самые воинственные авторитеты школы. В восьмом классе к концу второй четверти, как раз когда во многих домах уже сверкали игрушками новогодние елки, им пришлось, правда, расстаться. Родители Жени получили новую квартиру в престижном районе, в современном девятиэтажном доме. Естественно, Женю перевели в другую школу. Так и завяла бы, забылась детская дружба, как это часто случается в жизни, но через несколько месяцев, весной, отец Димы, тоже не последняя пешка на заводе, получил квартиру в соседнем с Гранитами доме, так что первого сентября два друга опять оказались в одном классе. Это была судьба!

Друг Дима был самым высоким в классе и обладал самыми увесистыми кулаками. Он не был драчуном, тоже не лез в лидеры, и склонности входить в какую-либо группировку у него не было. Был у Димы принцип: не лезьте в мою жизнь, и я вам мешать не буду. Сам Дима, правда, не отличался красноречием и сформулировать подобную сентенцию способен не был. Нет, он не был глупым или недоразвитым. Друг Дима был ярко выраженным технарем. Он любил читать... технические книги, любил мастерить, увлекался радио, прекрасно разбирался в физике и очень неплохо успевал по математике. А гуманитарные науки вгоняли нашего Кулибина в невероятную тоску и навеивали сон. По моему глубокому убеждению, это не недостаток, а особенность. Ну, технарь, и слава Богу! Успехов ему на этом поприще! Только не нужно пытаться делать из технаря поэта. Натура Жени Гранита не была столь полярной, но и он интересовался больше точными науками и по семейной традиции не видел своего будущего без технической специальности.

В общем, они дружили, вместе собирались поступать после школы в политехнический институт, и этот тандем был настолько спаянным, что под прикрытием Димкиных кулаков Женя совершенно не имел обычных школьных проблем. Я даже не буду утверждать, что Дима защищал Гранита или дрался за него, Женя и сам был способен за себя постоять, но одно присутствие рядом внушительного друга избавляло его от многих эксцессов.

Детская пора проходит быстро. Не успеваешь оглянуться, как из младшего школьника превращаешься в старшего, затем, вдруг, в десятиклассника, а там, глядишь, в выпускника. И папа дарит тебе на день рождения электробритву, а мама подбирает туфли с узким носком, о чем еще год назад и речи не было. А у пиджака, купленного всего полгода назад, укоротились не только рукава, но и в плечах он стал узким. Не говоря уже о других изменениях...

Друзья благополучно окончили школу, вместе подали в политехнический институт на один факультет и так же ровно и без особых усилий поступили. Идиллия! На этом, в общем, заканчивается предыстория жизни. Начиналась жизнь.

В конце шестидесятых, когда они стали студентами, мир был понятным и стабильным. Страна - самой справедливой, а уверенность в завтрашнем дне – непоколебимой. Все были счастливы и оптимистичны. Будущее рисовалось только прямыми линиями и розовыми красками. Никаких сомнений! Никаких предчувствий! Какими наивными мы были! Если бы нам только рассказали, что ждет наш привычный мир через каких-нибудь два десятка лет! Но не об этом речь сейчас. Политические катаклизмы и общественные трагедии всего лишь фон, на котором разворачивалась панорама личной судьбы нашего героя.

Об учебе Жени и Димы я писать не буду. Боюсь напутать что-нибудь. Сам я не учился в техническом ВУЗе и имею смутное представление о предметах, изучаемых там. А вот психология студенческая одинакова везде, так же как и фольклор, привычки и интересы. Различиями можно пренебречь. Тем более что проблемы в юношеском возрасте достаточно рутинны и предсказуемы. Да пусть простят меня молодые читатели!

 

Да, психологические проблемы! Я писал уже здесь, что мужская психология зиждется на трех слонах: технике, спорте и сексе. Техники и спорта наши мальчики, поверьте, имели достаточно. А что касается третьего компонента... Не нужно забывать, что было в те времена им по восемнадцать лет, а в этом возрасте третья составляющая мужской психологии всегда на первом месте. Но происходило это в "благословенные" шестидесятые, когда проблемы интимных отношений были чуть ли не засекречены от широкой публики, и говорить "об этом" было принято подсюсюкивая и с ухмылочкой.

Большинство людей, переступивших порог шестого десятка, склонны утверждать, что молодежь их поколения была совсем другой, лучше, чище, правильней. И сам говорящий это не помнит уже, как блудил без оглядки в свои двадцать, как бросал без малейшего колебания надоевших девушек. Не дает себе вспоминать о детях, оставленных им когда-то. Да и не знает он, возможно, о многих из них! Я не буду уподобляться им - старикам, не помнящим собственной молодости. Нынешняя молодежь не другая. Мы были такими же. Разве что менее информированными в некоторых вопросах. И эта закрытость интимных тем не делала нас более чистыми в отношениях с девушками, а, скорее, бестолковыми и неумелыми. Исключения, конечно, случались. Жизнь брала свое. Но исключения, как я уже говорил, только подтверждают правила.

Евгений и Дима не были исключениями. Их опыт общения с девочками ограничивался несколькими свиданиями (так, не свиданиями даже, а прогулками с пожатиями рук и легкими невинными поцелуями) и большим энтузиазмом в этом направлении. Сегодня, возможно, смешно читать, что двое накачанных здоровенных парняг восемнадцати с хвостиком лет от роду неглупых и с нормальной внешностью не имели никакого сексуального опыта и мечтали познакомиться с девушками. Учитывая должности их родителей, даже в те пуританские времена это был нонсенс. Но факт остается фактом.

Нас, мужиков, не зря называют сильным полом. Вот только сильны мы больше мускулами своими да еще амбициями непомерными, а соображаем обычно с опозданием, а часто вообще "зависаем", как компьютер перегруженный. Сказали бы нашим мальчикам тогда, что живут они под софитами девичьих взглядов, и "семафорят" им девочки не останавливаясь, разве что руками перед лицом не размахивают: обратите на нас внимание! Нет, занятые проблемой, как познакомиться с девушками, они ничего не видели.

Первый семестр катился к концу. Учеба шла на удивление гладко, а предстоящая сессия неврозов не вызывала. В середине декабря вызрел неожиданно весьма актуальный вопрос - встреча Нового года. Расклад был таков: встречать как всегда дома с семьей или придумать что-нибудь новенькое. В конце концов, за что боролись? Зачем старались, поступали в институт? Студенты мы или не студенты? Взрослые или не взрослые? Сложившейся студенческой компании, увы, не было. "Общежитские" все разъезжались по домам. Но все равно, первый вариант отметался безоговорочно. Встречать первый свой "студенческий" Новый год под домашней елкой было нестерпимо.

Решение, как это часто бывает, нашлось неожиданно.

Числа примерно двадцатого декабря в перерыве между "парами" Дима выложил другу вчерашнюю "Вечерку".

- Читай, - сказал он, - это интересно.

Женя прочел и задумался. А подумать было о чем. На последней странице на половину разворота листа на фоне окладистой дедморозовской бороды было напечатано весьма заманчивое объявление. Все желающие приглашались на театрализованную встречу Нового года с концертом, елкой, Дедом Морозом и подарками. Обещали накрытые столы с ресторанным обслуживанием, музыку и танцы до утра. Шоу должно было происходить в помещении Областного драмтеатра. Билеты продавались там-то и там-то...

- И что ты по этому поводу думаешь? – спросил друг Дима. – Мне кажется, туда нужно сходить и разузнать. Идея мне нравится.

На том и порешили. После занятий, наскоро перекусив в "Пирожковой", они поехали в театр.

Декабрь в том году не задался. До нового года оставалось всего ничего, а на улице моросил противный осенний дождик. Погода скорее соответствовала середине ноября. Одежда горожан представляла собой любопытное зрелище и могла бы послужить материалом для научного исследования психолога-урбаниста о поведении современного человека в городских условиях. Температура воздуха не опускалась ниже десяти, а то и пятнадцати градусов. То есть было довольно таки тепло. Но с другой стороны на улице была вторая половина декабря. Как не крути – зима! И фактор календаря не мог не сказаться на одежде горожан. В результате на улице можно было встретить мужчину в пиджаке с поднятым воротом и даму в зимнем пальто с мокрым от дождя меховым воротником, студента в кургузом плаще, а рядом девушку в шубке и зимней вязаной шапке.

Мне приходилось сталкиваться с этим чисто городским явлением. Помню, в семьдесят пятом (я тогда как раз оканчивал институт) первого марта вдруг ударила почти летняя жара. Температура воздуха поднялась до двадцати и выше. Снег стаял мгновенно, так же быстро высохли тротуары. К восьмому марта на газонах уже повылазила молодая травка, и набухли на кустах почки. А люди... Я хорошо помню, как я шел домой после занятий в одной рубашке, а навстречу мне двигалась потная, задыхающаяся тетка в зимнем пальто с необъятным воротником и ведерной меховой шапке. Это так, картинки из жизни. Но декабрь шестьдесят девятого года действительно не был обычным для Города.

В кассе театра друзей направили к администратору, а там уже женщина с высокой прической-башней из подозрительно белых волос усадила их за стол и начала рассказывать о предполагаемой программе вечера. Сейчас, через годы, совершенно понятно, что не ради высоких целей искусства театр в середине декабря затеял подобные мероприятия. Видимо катастрофически горел финансовый план, и коллектив экстренно бросили на спасение родного очага культуры. Бедным актерам, техникам, осветителям и прочим работникам Мельпомены ничего не оставалось в новогоднюю ночь, как развлекать праздную полупьяную публику, выкладываясь перед ними, вместо того чтобы самим с друзьями и близкими поднять бокалы за наступающий Новый год. Мне всегда было жаль людей, вынужденных находиться на боевом посту, когда остальные празднуют. А самым главным из всех праздников всегда считал Новый год.

Из рассказа крашеной администраторши вырисовывалась весьма интересная перспектива. С девяти до одиннадцати концерт, затем публика переходит в фойе на третьем этаже, где будут накрыты столики. Там установят елку, и программу продолжат Дед Мороз со Снегурочкой. Мероприятие рассчитано до пяти утра. Столики накрываются на четверых, но если компания намечается большая, то нужно сообщить об этом заранее. Узнав, что ребят только двое, женщина поморщилась и предложила поискать еще двоих. В противном случае, объяснила она им проблему, придется объединять их с кем-нибудь. Она настоятельно рекомендовала решить этот вопрос самостоятельно.

- Нет ничего хуже, - авторитетно сказала дама, - чем встречать Новый год с незнакомыми людьми.

Потом, сделав паузу, спросила:

- Ну что, будете заказывать столик?

- А сколько это стоит? – спросил Дима.

- Двадцать рублей с человека, или полный столик стоит восемьдесят рублей, - невозмутимо сказала администраторша.

Это было очень дорого! Не забывайте, что в те времена начинающий врач, скажем, получал девяносто пять рублей в месяц, а инженер – сто- сто двадцать. Стипендия, скажем, в медицинском институте составляла двадцать восемь рублей. Находились люди, умудрявшиеся питаться на эти деньги в течение месяца. Правда, нужно заметить, что ожирением при этом они не страдали. Но не забывайте также, что ребята наши были отнюдь не из малообеспеченных семей. Родители их занимали на очень немаленьком заводе весьма высокие должности с соответствующими окладами, премиями, прогрессивками и прочими накрутками для советской номенклатуры. Так что оплатить своим сыновьям столик в театре на новогоднюю ночь они могли. Тем более что ребята действительно были хорошие, и не блажили, как дети других начальничков. Это родители тоже понимали. Проблема была не в деньгах. Проблема возникла совсем в другой плоскости. Раньше они об этом просто не думали. Нет, я не так сказал! Они об этом думали и крепко думали, но в сослагательном наклонении: если бы, пойти бы, сказать бы да пригласить бы. А тут Новый год через десять дней! Не сидеть же вдвоем за четырехместным столиком в праздничную ночь! Срочно нужны были девочки.

- Да, - сказали они администраторше, - мы берем столик на четверых. Денег, правда, в данный момент нет, но зарезервируйте за нами.

- Хорошо, - величественно наклонила крашенную голову начальница, - но если в течение двух дней деньги не будут внесены – договор аннулируется, и столик мы отдадим другим. Желающих у нас много.

Она внимательно проверила паспорта ребят, черкнула что-то у себя в бумагах и демонстративно стала названивать кому-то по телефону. Потоптавшись немного у стола, мальчики попрощались и вышли.

С полчаса примерно они молча прогуливались под моросящим дождиком. Жене идея с театром чрезвычайно нравилась. Провести новогоднюю ночь вместе с другом и не дома! Ну что может быть лучше? Оставался, правда, открытым вопрос еще двоих для компании. Конечно, хотелось бы пригласить девочек, но в принципе он согласен был и на ребят, только подумать нужно хорошо, кого именно позвать, чтобы не скучать ночью. На курсе они держались немного особняком, ни с кем пока не сблизились, и сейчас это создавало неожиданные проблемы. Потом ему пришла в голову здравая мысль, что можно позвать кого-нибудь из старых школьных товарищей, благо многие были тут же в Городе, учились в разных ВУЗах. Среди них, кстати, были и девочки... Но эту мысль Женя быстро отмел полностью, особенно по части девочек. Нет, были среди них некоторые, что нравились ему в школе. Но, во-первых, не так уж и сильно нравились, а во-вторых, ну, сами посудите, как это будет выглядеть – в школе никакой активности не проявлял, исчез после выпускного вечера на полгода, а потом, вдруг, объявился и приглашает на встречу Нового года! Бред! То же самое и с ребятами из класса. Не сошлись они с Димой ни с кем по настоящему. Держались особняком. А те, из старой школы, вообще давно канули в лету. Многих и не узнал бы сейчас, наверное.

И вдруг Жене стало грустно. Подумал он, что вот живет уж девятнадцатый год на свете, а ни друзей настоящих (ну, кроме Димы, пожалуй), ни девушки так и не имеет. Что в жизни его вообще ничего интересного не происходит. Вон через год с хвостиком ему уже двадцать исполнится, а это уже вообще дата. Нет, пора делать телодвижения, иначе жизнь так и пройдет мимо. Нужно обязательно что-то придумать. Знать бы что!

Размышления его горестные прервал друг-Дима. В отличие от Жени он к рефлексированию склонности не имел. Его соображения были более практичными, но мыслили они в одном направлении.

- Так что будем делать, друг-Жека. Решать надо. Я думаю, приглашать нужно девок. Без них скучно будет.

- А кого? Есть конкретные предложения?

- Конкретных нет. Но искать, мне кажется, нужно у нас на курсе. Из школы не хочется никого. Думаю, с этим ты спорить не будешь. А на курсе есть там несколько вполне даже ничего. Жаль, что раньше мы ими не занялись. Тебе-то кто-нибудь нравится?

- Не думал я об этом. Вон те подружки, по-моему, ничего.

- Это какие?

- Ну, те – одна рыженькая, другая брюнетка. Они еще вместе всегда ходят. Симпатичные. Насколько я слышал, они из Города, то есть на Новый год не уедут никуда. Может быть, их и пригласим?

- А если не согласятся?

- Это еще почему?

- Ну, мало ли. Может быть, планы у них уже есть на праздники. Или просто не захотят.

- Тогда и думать будем, друг мой Дима. Ты лучше скажи, с деньгами проблем не будет? – Женя тоже уже перешел от слов к практическому воплощению. Воистину, они прекрасно дополняли друг друга!

- Не-е! У меня в заначке четвертная припрятана на всякий случай. Да и предок мой вчера буквально спрашивал, не нужно ли чего на праздники. Я думаю, что проблем не будет. А у тебя?

- Примерно то же самое. Добренько, значит, завтра на занятия приходим с тугим кошельком. А что насчет девочек решаем?

- Ну, давай попробуем этот вариант. Не получится, тогда подумаем еще. Как хоть звать их, ты не помнишь?

- Завтра разберемся.

Вот так просто, мимоходом решается иногда судьба. Сказал бы кто-нибудь нашим героям, что сейчас, на ходу, не задумываясь особенно, они определили свою дальнейшую жизнь, заложили, прогуливаясь под декабрьским дождиком, весь путь свой будущий и все катаклизмы, ожидающие их на этом пути.

 

Вопреки ожиданиям, назавтра все решилось легко и просто. Девочки согласились сразу, не выделываясь и не заставляя себя уговаривать. Мало того, к своему удивлению Женя почувствовал, что они рады. И еще оказалось, что девочки-то искренне считают их близкими знакомыми, приятелями даже. Евгению неудобно стало, когда он вспомнил, как они с Димой сегодня со шпионскими ухищрениями и хитростями узнавали их имена. Надо же! Ведь больше трех месяцев проучились вместе, а как звать узнать раньше не удосужились!

Девочки читали объявление в газете, расспрашивали подробности. Трещали, не умолкая, переглядывались с улыбками. Сомнений не было, идея им нравится, и компания тоже вполне устраивает. И Жене уже нравились подружки. Причем обе. Черненькая – Тамара была спокойнее, говорила нараспев и по-особенному как-то взглядывала из-под ресниц, будто стреляла глазами. Жене приходилось раньше слышать выражение – стрелять глазами, сейчас он впервые воочию увидел, как это действует. От каждого такого "выстрела" у него екало где-то внутри. Вторую, с золотистыми волосами, звали Женей, как и нашего Евгения. Тезка, одним словом. А тезка, как говорят – это почти родственник. Была Женечка болтушкой-хохотушкой, в отличие от своей подруги не могла усидеть на месте ни минуты и тараторила, тараторила, сыпала вопросами, но заметил Женя, что с ответом каждым смотрела она мельком на подругу свою спокойную. Что, мол, та об этом думает? Было ясно, кто из них двоих мозговой центр.

Из института вышли вместе. На улице опять моросил дождь. Было сыро и противно. Прохожие подняли воротники, раскрыли зонтики. Женя сырости не замечал. Разговор шел общий непринужденный - с шуточками, поддразниваниями и смехом. Обсуждали занятия, преподавателей, предстоящую сессию и черт его знает, что еще обсуждали. Болтали совершенно свободно, как будто знакомы уже очень давно. Собственно так оно и было, только вот ребята наши это как-то пропустили.

В театре их встретила та же администраторша, официальным тоном повторила девочкам программу вечера, потом повернулась к ребятам и напрямую без обиняков спросила о деньгах.

- Да, да! – заторопились друзья. – Сейчас.

Достали припрятанные купюры, сложили их в одну стопку и отдали администраторше. Та как-то сразу потеряла к ним интерес, молча выписала квитанцию, заполнила четыре пригласительных билета с указанием мест в зале и номера стола и потянулась к телефону. Этот метод избавления от посетителей у начальничков-хамов давно известен. Приходилось сталкиваться и не раз. Переиграть его невозможно. А, главное, стоит ли пытаться? Как правило, если показывает тебе хам, что нужно уходить, - уходи лучше, если, конечно, у тебя нет особых причин остаться.

Когда они вышли на улицу, Тамара спросила:

- И во сколько это удовольствие обошлось?

- Восемьдесят за всех. По двадцать с человека, - ответил Дима.

- Половина наша, - твердо сказала Тамара.

- И речи быть не может, - встрял в разговор Женя, - мы вас приглашаем. И вообще...

Что "вообще" он сказать не успел, да и не знал он, честно говоря, что нужно сказать в этом случае. Что мужчины, мол, должны платить за дам. Высокопарно несколько и пошлятиной отдает. Тамара не дала ему продолжить. "Стрельнув" глазами, отчего у Евгения кольнуло током где-то в районе крестца, она спокойно сказала:

- Нет, мальчики, так не пойдет. Вы хорошие ребята и мы благодарны вам за ваше приглашение, но за три месяца учебы мы не сказали друг другу и пяти слов. Я не удивилась бы, если бы узнала, что вы до сегодняшнего дня не знали наших имен. Повторяю, вы хорошие ребята. Спасибо вам за приглашение, и мы согласны встретить с вами Новый год, но мы почти не знакомы и поэтому заплатим за себя сами.

Закончив свою речь, Тамара "стрельнула" очередной раз взглядом, после этого подняла свои ресницы и открыто посмотрела всем в лицо.

- Ну, ты даешь! – начал возражать Дима. – Не делай из этого проблему. В конце концов, мы уже заплатили. Мы пригласили вас на вечер, и это наша обязанность. Мы же мужчины.

- Да, мальчики, да! – улыбнулась Тома. – Вы мужчины, и я не хочу лишать вас ваших прав. Когда мы ближе познакомимся – платить за все будете вы. А сейчас мы вносим нашу долю. И не спорьте! Если бы мы собирались у кого-нибудь на квартире, то каждый бы приносил свой вклад на стол. Так и здесь...

- Нет, не так, - неожиданно для себя возразил Женя. Он почувствовал вдруг, что если сейчас Тамара настоит на своем, то они с Димой навсегда станут для этих девочек несерьезными мальчишками, детьми, не мужчинами, и трудно, очень трудно будет изменить это первое впечатление. И еще он почувствовал, что ему совсем не безразлично, каким будет это впечатление. – Если бы это была складчина, тогда да. Но здесь... Мы нашли это объявление. Мы пригласили понравившихся нам девушек на вечер. Следовательно – это наша проблема. Тем более, - добавил он, - как заметил мой друг Дима, мы уже заплатили. Так что тема закрыта.

- Ладно, - согласилась Тамара, - спасибо, но за нами должок.

- Правильно! – радостно закричал Дима. – На следующий Новый год вы нас приглашаете!

- Согласна, - подхватила Женя. До сих пор она помалкивала, наблюдая за дискуссией. – Мы приглашаем вас на следующий Новый год! – Она откровенно посмотрела на Евгения и добавила, - и мы будем решать, где и как.

Тамара "стрельнула" глазами и промолчала.

Больше к этой теме они не возвращались. Прошлись по городу. Потом ребята вызвались проводить девочек домой. Те согласились, и они все вместе сели в троллейбус, идущий в новый микрорайон. Оказалось, что подруги живут в соседних домах, как и Женя с Димой, и что дружат они со школы. Разница была лишь в том, что жили девочки в микрорайоне в противоположном конце Города. Районе чуть более новом, чуть более современном. Элитном, как сказали бы сейчас. Сразу за высотками чернел лесок, блестела незамерзшая речка. Дворы уже были вполне обжитыми, но казалось, что строители ушли отсюда совсем недавно. Мокрые лавочки сияли свежей покраской. Грибки и беседки на детских площадках умиляли отсутствием поломанных скамеек и вывернутых с корнем досок.

Остановились на развилке дорожек между двумя совершенно одинаковыми домами-башнями. Расходиться никому не хотелось. Темы для разговоров искать не приходилось. Им было о чем поговорить. У Евгения не проходило ощущение дежа вю. Как будто это все уже было с ним. Из-за этого навязчивого чувства он почти не участвовал в разговоре, уступил лидерство Диме, хотя обычно было наоборот. Женечка-тезка все теребила его, осоловелого немного от обилия непонятых еще чувств. Нет, Евгений не молчал. Он реагировал, улыбался девочкам, рассказал пару-тройку анекдотов к месту, но казалось ему, что он раздвоился. Что часть его стоит сейчас на развилке тропинок в этом новеньком, с иголочки, микрорайоне, а часть витает где-то в пространстве, наблюдая издали за происходящим. И еще было чувство, что воздух исчез, и они повисли в пустой звенящей тишине вакуума, хотя дышалось в этот дождливый день легко, да и звуков городских было достаточно.

Девочки Жене нравились. Нравилась хохотушка Женечка, явно положившая на него глаз. Золотистые локоны, непокорно выглядывающие из под вязаной шапочки, создавали впечатление, что лицо ее постоянно освещено солнцем. Ощущение усиливалось из-за мелких веснушек на носу и щеках, таких неожиданных зимой. Все это делало девушку по-весеннему теплой и розовой. Была она невысокой, но ладненькой, гибкой и явно спортивной. При ходьбе ступала мягко, как кошка. Да и напоминала она немного кошку – рыжую улыбающуюся голубоглазую кошку с маленьким розовым носиком.

Тамара была другой. Во-первых, брюнетка. Нет, скорее темная шатенка. Она не смеялась заразительно, а тихо улыбалась, вскидывая ресницы. Женя реагировал на эти взгляды всем своим естеством, ощущая разряды где-то внутри. И не сияла Тамара, как Женечка – а излучала. Ее тепло было неуловимо знакомым, домашним каким-то, уютным и ласковым. Так, во всяком случае, ощущал Евгений. Говорить с Тамарой было приятно. Низковатый, чуть надтреснутый голос действовал успокаивающе и завораживающе одновременно. Женя почему-то представлял себе Тамару с гитарой в руках, поющую любовные романсы. Этот образ подходил ей идеально, а романсы в ее исполнении должны были звучать волнующе и томно. Дима, похоже, клюнул на Тамарочку, и она улыбалась ему, но нет-нет чувствовал Женя и на себе взгляды ее колдовские.

В общем, были они обе хороши. Каждая по-своему. Сейчас казалось странным уже, что еще сегодня утром они даже не знали их имен, что выбрали их из всех однокурсниц наугад, не строя никаких планов, кроме Нового года. Прошло с тех пор всего несколько часов, а все настолько переменилось, что было от чего закружиться голове. Жизнь явно делала крутой вираж, но Женю это не пугало и даже не волновало особенно. Наоборот, ему нравилось неисчезающее ощущение полета.

Когда они, наконец, разошлись, короткий зимний день уже заканчивался. Над дорожками зажглись фонари, окруженные от мелких дождевых капель радужным ореолом. Как ни странно, но в сумерках, спрятавших голые ветви деревьев, появилась иллюзия дождливого летнего вечера. Стало даже как будто теплее, и показалось вдруг, что донеслись откуда-то запахи мокрой зелени и цветов. А может быть, это бедная головушка горела от впечатлений?

- Ну что, друг Женя, - спросил Дима, когда они добрели к троллейбусной остановке, - что скажешь?

- Что скажу? Слов нет! Куда мы раньше смотрели?

- Как делить их будем?

- А ты не торопишься? – засмеялся Женя. – Утро вечера мудренее.

- И все-таки, которая тебе больше нравится? – не отставал Дима.

- Обе! – опять засмеялся Евгений. На него почему-то напала смешливость, и он никак не мог остановиться.

- А мне... – сказал Дима и замолчал.

Женя поглядел на него, похлопал по плечу и сказал:

- Не дрейфь, друг-Дима, разберемся. Она на тебя, по-моему, тоже посматривала.

- Думаешь? – переспросил Дима.

- Уверен! – твердо заявил Женя. И тихонько добавил, - почти.

Все последующие дни состояние опьянения у Жени не проходило. Он был возбужденным, на вопросы отвечал невпопад, а на лице неизменно сияла глупая улыбка. Их четверка на всех занятиях садилась теперь вместе, что, естественно, не осталось незамеченным, и событие это было воспринято обществом неоднозначно. Мужская половина отнеслась с пониманием и сочувствием, а женская фыркнула и демонстративно отвернулась от Евгения и Димы. Что ж, такова жизнь! Как говорится: в одном месте убудется, а в другом присовокупится. Ребята не видели ничего. Самое интересное, что Евгений, несмотря на явную, не вызывающую никаких сомнений влюбленность, понятия не имел в кого собственно он влюблен. Он, правда, в тот период и не задумывался об этом. Просто упивался новым для себя состоянием, не строя никаких планов и не пытаясь разбираться в себе. Долго, естественно, так продолжаться не могло, тем более что менее склонный к рефлексии Дима, находящийся в сходном же состоянии, определился сразу. В первый же вечер.

Жене же нравились обе подружки. Он вообще пока их не разделял. Просто был влюблен в Тамару и Женечку. В обеих сразу! Вместе! Случается так, что люди любят двоих. Это проблема, трагедия, драма. Бывает, что двое любят одну. Тоже не лучше! Но Евгений не был влюблен в двоих. Он просто любил их, как единое целое, как одного человека. Что это было? Выверт несозревшего либидо? Возрастная инфантильность? Хотя в данном случае это, пожалуй, синонимы. Не знаю. Да и не имеет в конечном итоге большого значения, как называется это состояние. Женя был немного, как бы это сказать, домашний мальчик. Опыта в любовных делах практически не имел. Я имею в виду даже не механическую сексуальность, стоящую в юности на первом месте. Я говорю сейчас о душевной влюбленности, которой, как не крути, тоже нужно учиться. Немало людей, прожив жизнь, так и не познают этого чувства. Женя в этих делах был новобранцем, и не было рядом многоопытного старшины, готового дать совет, поддержать, направить. Друг-Дима был не в лучшем положении, правда он был проще, и, не загружая себя вопросами, легче продирался через узкие тропинки взросления. И был еще один неприятный аспект сложившегося положения, они отныне стали соперниками, хотя и не понимали этого пока. А Новый год стремительно надвигался. Вот осталось пять дней, четыре, два. Девочки, не стесняясь ребят, увлеченно обсуждали платья и прически. Мальчики, слушая их снисходительно улыбаясь, уже тоже задумывались о предстоящем бале. Синоптики обещали резкое похолодание в ближайшее время. Хотя, глядя на мокрые улицы, верилось в это с трудом, но должна же зима когда-нибудь начаться! В общем, подготовка шла полным ходом.

Тридцать первого декабря с утра по-прежнему шел дождь. Несмотря на грозные предупреждения деканата, аудитории в институте были полупустыми. Иногородние почти в полном составе убыли по домам на праздник. Проживающие в Городе, особенно женская часть курса, откровенно проигнорировали угрозы. И, собственно, правильно сделали, потому что никаких обещанных проверок в этот день не было. Грозного декана никто даже не видел в день накануне нового тысяча девятьсот семидесятого года. Я думаю, что он, так же как и остальные горожане готовился к празднику. Ничто человеческое не чуждо даже деканам. Они ведь, деканы, тоже люди! Преподаватели старательно делали вид, что не замечают полупустых аудиторий и с плохо скрываемым раздражением поглядывали на явившихся, на занятия идиотов.

Женя с Димой были среди явившихся. Они приехали в институт не потому что боялись проверок. Ребятам просто не сиделось дома. Лучшее, что у них было сейчас, происходило в институте, и их тянуло туда, как пьяницу неудержимо тянет в пивную. Их тяготило пребывание в четырех стенах наскучившего дома, а предвкушение сегодняшнего вечера делало дом совершенно невыносимым. Они знали, конечно, что подруги их на занятия не придут, но, несмотря на это, приехали в институт и сидели в аудиториях, не слыша ни слова из того, что говорили преподаватели.

Примечательно, что Женя с Димой, кроме того короткого разговора в первый вечер, о девочках между собой больше не говорили. На тему эту было наложено как бы негласное табу. Это было странно, потому что раньше, по давней детской еще привычке они делились всеми своими проблемами, а уж личными то и подавно. Внешне отношения остались прежними. Мальчики не поняли еще, что жизнь уже проложила между ними неощутимую пока для них преграду, которая со временем разведет их окончательно.

Это было уже не раз с сотворения мира. Но не женщины разрушают пресловутую мужскую дружбу! Вовсе не женщины, а наше отношение к ним – милым, любимым, самым очаровательным и божественным нашим подругам. Мы, мужики, сами делаем свой выбор в пользу избранниц своих, а затем их же обвиняем в том, что потеряли друзей. Хотя, если быть до конца искренним, то на кой они нам сдались, наши детские приятели? Футбол? Хоккей? Преферанс? Рыбалка? Ребята, это же все игрушки! Вы в паспорт свой загляните! В графу: возраст. И подумайте на досуге!

Вот и мальчики наши с самоуверенностью юности рвались вперед, не задумываясь о грядущих потерях и не оглядываясь назад, хотя, честно говоря, некуда им было оглядываться. Не было позади пока еще ничего, кроме детства, простеньких домашних проблем и незрелых отношений.

Дома в этот день пахло пирогами, елкой и особым новогодним запахом – запахом мандаринов. Возбужденная раскрасневшаяся Дашка встретила Женю последними новостями. Она, оказывается, тоже уходит на встречу Нового года к подруге своей Маринке, там собираются одноклассники старшей Маринкиной сестры, родители их, представляешь, уходят до двух часов ночи. А потом она там у Маринки и заночует.

- И мама тебе разрешила? – поинтересовался строгий брат.

- Да, да! – трещала Дашка, довольная безмерно. – Ты же уходишь. Так родители тоже решили уйти в гости.

Впервые за много лет в новогоднюю ночь семья расходилась в разные стороны. Ломалась сложившаяся давняя традиция, и именно он первым нарушил ее. Угрызения совести кольнули Евгения, но, впрочем, он тут же оттолкнулся от них. То новое, что подступало сейчас в его жизни, интересовало его больше чем семейные традиции, тем более что никто дома не выглядел особенно обиженным или расстроенным. Мама хлопотала на кухне, отец, придя с работы пораньше, вознамерился поспать немного перед ночными возлияниями. Все выглядело очень обычно и обыденно, без упреков или, даже, взглядов каких-нибудь укоряющих. Может быть, если бы они были, Жене пришлось бы отстаивать свое право на свободу и личную жизнь, - тогда все было бы проще. Однако семья отреагировала спокойно, но червячок раскаяния продолжал шевелиться где-то внутри, отравляя слегка своим присутствием радость ожидания.

Мама накормила студента праздничным мясным салатом и теплыми еще пирожками с яблоками. Показала подготовленный с утра костюм и выглаженную рубашку. Потом приказала, именно приказала идти спать. Женя завозражал было, но мама была непреклонной.

- Пойми, - говорила она терпеливо. Так в детстве мама-Таня объясняла своему закапризничавшему сыну, что он не прав. – Пойми, ночь длинная, ты устанешь и скиснешь часам к двум. Зачем тебе это? Иди, поспи хоть пару часов. Вечером мы всей семьей сядем за стол, проводим Старый год, а потом разойдемся.

Женя не мог подумать сейчас о сне, но дал таки себя уговорить, и к его удивлению быстро заснул. Спал спокойно, без сновидений и проснулся около шести вечера. Это он-то, которого даже в детстве нельзя было уложить днем в постель. Зато проснулся Женя с ясной, светлой головой и без той лихорадочной полуболезненной возбужденности, владевшей им последние дни. Вот уж воистину – сон лечит!

Проводы Старого года в тот день тоже запомнились Евгению очень хорошо. Это были последние новогодние посиделки семьи Гранитов в таком составе. Было много еще потом застолий, банкетов, просто семейных обедов. Расширялся состав, менялись Дашкины поклонники и мужья, но Новый год Граниты вместе больше не встречали никогда.

Мама постаралась на славу. На столе было все, что любило ее семейство. Она смотрела на Дашку и Женю, улыбаясь понимающе, подкладывала детям еще и еще, а они, нетерпеливо поглядывая на часы, ели неохотно. Мама-Таня была все-таки необыкновенной мамой! Папа открыл "Шампанское", разлил по бокалам. Даже Дашке позволил капелюшку в честь такого события. А что? Ей двенадцать скоро. Не ребенок. Женя в таком возрасте вкус вина уже знал. Выпили за прошедший шестьдесят девятый, за наступающий семидесятый, пожелали друг другу исполнения всех желаний, поздравили и заторопились все, закрутились. Мама кинулась к трюмо прическу заканчивать, Дашка в комнате своей заперлась. Папа, оглядевшись, сел к телевизору с газетой в руках. А Женя пошел к себе собираться. Мысли его были уже не дома.

 

Встреча была назначена без четверти девять у входа в театр. Женя с Димой без двадцати уже стояли на ступенях. Девочки к назначенному сроку не пришли. Не пришли они и ровно в девять. В десять минут десятого промокший в осеннем пальтишке Дима сказал:

- Ну что, друг-Жека, надули нас девки?

Женя вздохнул. Разочарование было велико.

- Давай подождем еще немного, - сказал он, - вдруг они просто опаздывают. Дорога-то неблизкая.

- Подождать можно, но концерт уже, наверное, начался.

- Черт с ним, с концертом, - проворчал Женя. Ему уж очень не хотелось расставаться со своими надеждами. – Давай еще подождем.

Появились девочки в двадцать минут десятого. Никакого раскаяния на их возбужденных лицах не было. Впрочем, ребята так обрадовались, увидев их, что извинений им и не требовалось. О женщины, женщины! Что вы с нами, мужиками, делаете?

- Идемте скорее, - начал суетиться Дима, - а то нас в зал не пустят.

- Не боись, - засмеялась Женечка. - Сегодня никто вовремя не придет.

- Откуда ты знаешь? – удивился Дима.

- Ну, сам посуди, Дмитрий. Кому в новогоднюю ночь нужен концерт? Хороших артистов сегодня работать не заставят. Только второстепенных. Главное начнется в одиннадцать. Так что мы пришли очень рано.

- А зачем тогда мы пришли так рано? – удивился Женя. – Мы думали, что вас концерт интересует.

- Вы так назначили, - легко ответила Женечка, - но мы не торопились особенно. А что, оглядимся. В зал заглянем. Концерт послушаем.

На это возражать было нечего. Женская логика давно уже вошла в эпос. Мы, мужики, такое прощаем только женщинам. Предложи подобные сентенции кто-нибудь из ребят, Женя мокрого места от него бы не оставил. Но девочки! Им эти вещи придают только шарм, вызывают умиление и восторг. Вот и сейчас, на этом тема была закрыта.

Они вошли в театр. Самое интересное, что Женечка оказалась права. В фойе толпилось немало народа, и никто не торопился в зал. Женщины прихорашивались около зеркал, мужчины курили, поглядывая на дам. Обстановка была приподнятой и праздничной. Звучал смех, взаимные поздравления. Кто-то кого-то звал, кого-то хлопали по спине, какая-то кампания скандировала: "С Новым годом!" Атмосфера скорее напоминала фойе ресторана, а не театра. Впечатление усиливали разноцветные "снежинки", запах елок и гирлянды, которыми было украшено помещение.

Девчата отдали свои пальто мальчикам и удалились "приводить себя в порядок".

- Ну что, друг-Жека, - удовлетворенно сказал Дима, когда они сдали одежду в гардероб, - я говорил, что нужно подождать.

Он говорил обратное, но Женя не стал спорить. Настроение у него было прекрасное.

Девочки вернулись минут через пятнадцать, и...

Тут я, пожалуй, прервусь для очередных комментариев. Возможно, повествование мое несколько и перегружено ими. Каюсь, есть за мной такой грех. Но сейчас именно тот случай, когда комментарии действительно необходимы. Женщины, подруги наши, из кожи вон лезут, чтобы нам, мужикам, понравиться. В ход идут и макияж, и одежки какие-то особенные, и украшения драгоценные. Но, увы, редко какой мужчина в состоянии вспомнить назавтра, в чем была одета его жена накануне. В крайнем случае, он назовет вам цену, за которую купил серьги. Я знал мужчин, не помнивших через десять лет совместной жизни цвета глаз своих суженых. Это, правда, крайний случай, но, поверьте, такие экземпляры тоже есть. И говорю я сейчас не о пропойцах, потерявших человеческий облик, а о вполне респектабельных и любящих супругах, готовых со своих половин пылинки сдувать. Но горе той женщине, которая, заметив эту особенность супругов, перестанет одеваться и наводить марафет на своей голове. Пройдет каких-нибудь несколько месяцев и в телефонной трубке все чаще будет вместо голоса звучать чье-то дыхание, а на работе у мужа начнутся нескончаемые авралы с внезапными вечерними сменами, после которых он будет неимоверно усталым и раздраженным. Нет, не следует переоценивать мужскую невнимательность! И совсем, ох совсем не зря вы, подруги наши, наряжаетесь для нас. Только должны вы понять, любимые, что воспринимаем мы вас, ненаглядных наших, вовсе не так, как вы думаете. Не видим мы ни платья вашего, ни туфелек, ни тщательно подобранного кулона. Мы видим вас, а остальное все должно вас только оттенять! И не радуйтесь, если мужчина похвалил ваш наряд. Это значит, что его нужно выбросить и как можно скорее. Он вас не оттеняет, а заслоняет! Мужчина, любящий вас, должен сказать: "Как ты хорошо выглядишь!" и не заметить цвета вашей блузки. Женя и Дима в этом плане были не просто мужчинами, они были молодыми мужчинами с полным отсутствием опыта. Они вообще ничего не увидели! О, молодость, молодость!

Девочки вернулись минут через пятнадцать. Они вышли из бокового коридорчика, ведущего к дамской комнате, и двинулись сквозь толпу к ребятам, а у Жени, вдруг, появилось ощущение, что окружающие люди исчезли и девочки плывут к ним через безвоздушное пространство, не касаясь пола ногами. Я вполне отдаю себе отчет, что какие бы эпитеты я не использовал сейчас в описании состояния наших мальчиков, - это будут штампы, только штампы и ничего кроме штампов. Неблагодарное это дело – описывать пробуждение первой любви у желторотых юнцов. Ибо, описано это в разных вариантах и жанрах неисчислимое количество раз: и в стихах, и в прозе, и на музыку положено, и в танцах изображено, и на холсте нарисовано. Нет в человеческой жизни, пожалуй, важнее и прекраснее момента, чем вспышка эта неожиданная и долгожданная одновременно. И не важно тогда, что будет дальше: хоть счастье неземное, хоть смерть лютая.

Я не берусь описывать чувства Димы в тот вечер. Может быть для него все вообще прошло незамеченным, может быть и не испытывал он тогда ничего подобного. Нет у меня информации об этом. Да и не важно это. Рассказ вообще то не о нем, хотя его роль в этой истории далеко не последняя.

Древние говорили: "Стрела Амура пронзила!" На Руси говорили попроще: "Как обухом по голове ударили!" По научному это называли шоком. Жаль, никто не измерил в тот момент у нашего Жени пульс и давление, не сняли энцефалограмму. А впрочем, кому это нужно? Вы, я надеюсь, понимаете, что все происходящее в этот вечер было субъективным восприятием нашего героя. Действительность наверняка была иной совершенно. Но описываем то мы события именно с его, жениного, восприятия. А Женя, как говорили в наше время, просто обалдел. Девочки, маячившие у него перед глазами последние три месяца в институтских аудиториях, и имена которых он узнал лишь несколько дней назад, вышли в фойе такими неимоверными красавицами, что от них меркло все вокруг, застывали звуки, и время замедляло свое течение. Пол под ногами сдвинулся и опять застыл, но, правда, перестал быть горизонтальным, и девочки плыли к ним, стоящим посреди фойе, преодолевая вполне ощутимый подъем. Сейчас в этот миг их приближения Женя снова, в который уже раз за последние дни испытал острое чувство дежа вю.

Первой шла Тамара. Ее оголенные плечи со следами еще летнего загара слепили глаза. Смотреть на них было невозможно: больно и стыдно. Хотя неизвестно, почему стыдно и почему больно, а когда, подходя, она поправила локон, спадающий на глаза, и взглянула-стрельнула на застывшего Евгения, сердце его провалилось куда-то вниз и не собиралось оттуда выбираться. Врало дежа вю - такого с ним еще не было!

Женечка, в отличие от подруги, впрочем, как и раньше, излучала тепло. Ее розовая кожа с мелкими веснушками, казалось, светилась мягким ласкающим светом, вызывающим непонятные Евгению ощущения в позвоночнике и волнующее тепло в нижней части живота. Ее голубые глаза ласково смотрели и тянули куда-то, обещая что-то непонятное и секретное. Секретное – именно так определил это Евгений потом.

- Долго же вас не было, - с легким упреком сказал Дима. – Идемте уже в зал.

- Пошли! – сказала Женечка и решительно устремилась вперед.

Концерт действительно был неинтересным. Когда они вошли в полутемный и полупустой зал два пожилых толстых актера, похожих во фраках на больших жуков разыгрывали сцену из "Летучей мыши".

- За что, за что, о Боже мой? – пели они, а сильно нарумяненная и не менее толстая актриса не в такт подпевала им.

Остальные номера были на том же уровне, но публика не обращала внимания на артистов. В зале стоял непрекращающийся шум, кто-то смеялся, а в задних рядах слышна была какая-то возня. Да и наша компания концертом не интересовалась вовсе. Они даже мест своих не стали искать – сели не глядя. Случайно, а может быть и не случайно вовсе, девочки сели в середине, а мальчики по краям. Причем Евгений оказался рядом с Женечкой. Она сразу же, улыбаясь, наклонилась к жениному уху и сказала полушепотом:

- Я же говорила, что концерт будет дрянным, и вообще зал, как я слышала, на таких вечерах используется совсем по другому назначению.

Женя совершенно не понял, что она имеет в виду, да и не до этого ему было, потому что в этот момент он уловил брошенный Тамарой в его сторону взгляд-выстрел. Это длилось мгновение всего, и разряд-молния прошел сквозь его тело. Он дернулся и тут же забыл обо всем, потому что Женечка уже опять что-то шептала ему на ухо. Евгений разобрал только, что говорила она об артистах и театре.

- Да, - ответил он наугад, - я с тобой полностью согласен.

Женечка взглянула на него и отодвинулась. Женя интуитивно почувствовал, что сказал не в лад, наклонился к ней и начал говорить вполголоса какую-то ерунду. Мол, никогда не бывал в театре в праздники и вообще не любит сборные концерты, а предпочитает спектакли. Развить свою мысль он не успел, потому что, говоря, машинально взял в свою руку женечкину ладошку и, вдруг, почувствовал ответное пожатие. Короткое, правда, очень, но явственное. Ошибиться здесь было нельзя, и он сбился в своих речах и замолчал, смутившись, а Женечка, блеснув глазами, повернулась к Тамаре и стала что-то шептать ей на ухо. Этот нечаянный эпизод, запомнившийся Евгению, и определил расстановку фигур в дальнейшей игре. Изменить ее уже было бы очень трудно. Да Женя и не хотел ничего менять. Все складывалось прекрасно с самого начала.

Вскоре они ушли из зала. Не торопясь, прогуливались по коридорам и этажам. Внимательно рассмотрели елку в главном холле. Зашли в фойе, где заканчивали последние приготовления праздничных столов. Остальной народ так же бесцельно бродил по зданию театра. Мало кто сидел в зале. Для кого пели там артисты, - неизвестно. Время приближалось уже к одиннадцати, и скоро им предстояло сесть за новогодние столы. Как-то незаметно компания их разбилась на две пары. Дима приклеился к Тамаре и не отходил от нее, а Евгений все время оказывался рядом с Женечкой. И хотя разговор был по-прежнему общим, расстановка сил, несомненно, определилась окончательно.

В одиннадцать всех пригласили к столу, и люди потянулись в главный холл. Стопы были установлены вдоль стен помещения. Середина зала оставалась свободной, надо полагать для танцев, а с одного края вытянутого помещения была установлена большая, ярко украшенная елка. Сервировка и угощение, по жениному понятию, были на высшем уровне. Евгений хорошо запомнил все, что там было. Хотя был это обычный ресторанный набор. Без особых изысков. Поражало только обилие выпивки: в центре красовалась бутылка "Шампанского", рядом – бутылка сухого белого вина (марку Женя не запомнил), трехзвездочный коньяк и бутылка "Столичной". Диму угощение привело в восторг, и он, потирая руки, предложил всем рассаживаться.

Устроились в таком порядке: мальчики - друг против друга, а девочки между ними. То есть слева от Евгения сидела Женечка, справа – Тамара, а напротив устроился друг-Дима. У Димы слева была Тамара и справа Женечка. Позиция удобная для ухаживания за девушками, но между собой друзья общаться не имели возможности. Это могло создать некоторые сложности, но кто об этом думал в самом начале, тем более что другой порядок подразумевал уже официальное разделение на пары. Будь ребята чуть постарше и поопытней, они бы... Что они бы?.. И более прожженные ловеласы в таких ситуациях попадали впросак.

Пока все рассаживались и гремели стульями, стрелки часов показали тридцать пять двенадцатого. За некоторыми столами уже нетерпеливо откупорили бутылки и со смехом подняли первые бокалы. Начинающееся веселье прервал неизвестно откуда появившийся Дед Мороз. На ногах держался нетвердо, но голосом обладал профессиональным, хорошо поставленным. Он громко стал звать Снегурочку, и та появилась вскоре. Обильный грим не мог скрыть ее возраста, не говоря уже о том, что у актрисы явно болела спина, и она совершенно не могла наклоняться. Дед Мороз коллегиально подыгрывал ей, помогая в щекотливых ситуациях.

Память – вещь не вполне точная. Даже компьютерная несовершенна, а уж человеческая... Может быть, все было не так уж убого в тот вечер, да и занятый своими проблемами Евгений вряд ли обратил бы внимание на такие мелочи. Не этим была занята его голова, но рассказывал он именно так. Мы наряжаем обычно воспоминания в разноцветные эмоциональные одежки, иногда искажая этим истинный смысл давних событий, камуфлируем нюансы, оставаясь формально в рамках правды, искажаем ее по нашему усмотрению и в наших интересах. Думается мне, что назавтра после встречи Нового года, рассказывая Дашке о том, что было ночью, не желая делиться истинными переживаниями, Женя сознательно раскрасил события юмористическими красками, да так, что и сам потом поверил в свое изложение. Как трудно потом очистить полотно истины от последующих наслоений! Рассказ о пьяном Деде Морозе не ложь, а сознательная инверсия или иная расстановка акцентов с целью отвлечения от сути событий.

Когда настало время провожать прошедший год, они откупорили сухое вино, налили его понемногу в бокалы и подняли их.

- Год был удачный, - сказала Женечка. В этом тосте она перехватила инициативу. – Год был хороший. Мы закончили школу. Мы поступили в институт. Чего же боле? Мы хорошо его заканчиваем! – Она посмотрела прямо в глаза Евгению и добавила. – Я пью за старый год!

Все выпили. Евгений тоже выпил, глядя на Женечку, но, ставя бокал на стол, взглянул случайно вправо и поймал на мгновение Тамарин взгляд-выстрел, не такой немного, как раньше – жесткий что ли, темный какой-то. Екнуло что-то внутри у Жени, но тут же забыл он об этом, отвлекшись. Тем более что до Нового года оставалось считанные минуты, и пора было открывать "Шампанское", а специалистом в этом требующем навыка деле был только Евгений. В один из своих редких приездов, его дядя обучил повзрослевшего племянника и бутылки открывать, и разливать правильно, и пить так, чтобы не потерять себя. "Шампанское" хлопнуло слегка, и с первыми ударами курантов Женя разлил по бокалам янтарную шипучую жидкость.

- С Новым годом! – сказал он, поднимаясь со стула. – С новым счастьем! Желаю вам всем, чтобы сбылись ваши самые сокровенные желания и мечты!

Они чокнулись своими бокалами, причем с первой Женя чокнулся с Женечкой. Та улыбнулась ему глазами и беззвучно шепнула что-то. Потом он повернулся к остальным. Все говорили, смеялись. И Тамара поздравляла, улыбаясь, и темное из глаз ее исчезло, и Женя забыл о том моменте непонятном, а вернее непонятом, забыл надолго. Только потом, много позже, через годы, когда плохо стало, начало сниться ему что-то темное, неразгаданное, что необходимо было понять и объяснить. И вспоминалась почему-то тогда Тамара, вроде без всякой связи, но именно она и на фоне леса зимнего. Хотя никогда они с Тамарой не бывали в лесу. Проблема эта для психоаналитика, но таковые в Советском Союзе, к сожалению, не водились.

Дальше все поехало по накатанному пути. Они много смеялись, танцевали. Слегка подвыпивший Дима загибал анекдоты, а знал он их множество. Даже устроил конкурс: задавайте мне тему любую, а я, мол, анекдот на эту тему выдам. Приз – девочки его целуют в щеки.

- А если ты проиграешь? – смеясь, спросила Женечка.

- Тогда я вас поцелую! – нашелся Дима.

Беспроигрышная игра страшно развеселила компанию, и они начали задавать темы. Женя не сомневался в исходе конкурса, но тоже вошел в азарт и начал придумывать что-то позаковыристей. Дима выиграл, и две пары девичьих губ приложились к его щекам, оставив там следы помады. Странно, Женя и не думал, что у девочек накрашены губы. Дима, посмотрев на себя в карманное зеркальце, страшно загордился полученными отметинами и пообещал теперь не умываться неделю. Это развеселило еще сильнее, и они, смеясь, пошли танцевать.

Женечкино тело как-то мягко прижималось к Евгению, и он чувствовал, как ласковое тепло волнами переливается между ними. Она была гораздо меньше ростом, и пушистая ее головка почти касалась губ. Очень хотелось во время танца поцеловать эти рыжие локоны, но он никак не решался, боялся, что она рассердится, хотя какой-то частью своего разума, не подсознанием, а скорее надсознанием, понимал, что она ждет именно этого. И все равно не мог решиться.

Потом они менялись партнерами, и Женя танцевал с Тамарой. Тут было все совсем по-другому. Тома отстранялась от него. Не то чтобы танцевала на расстоянии вытянутых рук, естественно в танце они касались друг друга, но существовала между ними какая-то преграда и из-за нее Евгений совершенно не чувствовал свою партнершу, будто бы танцевал с неодушевленным предметом. Только в самом конце она совсем как прежде стрельнула в него взглядом и сказала вдруг, что устала и танцевать больше не хочет. Дима с Женечкой протанцевали еще один танец и тоже вернулись за стол.

Допили "Шампанское" и вино, открыли коньяк. Откуда-то незаметно на столе появились отбивные котлеты с горячим гарниром, и они, изрядно проголодавшиеся, начали есть. Разговор не прекращался ни на минуту. Было весело и хорошо. В какой-то момент девочки подали друг дружке знак. Поднялись, сказав, что им нужно привести себя в порядок, ушли. Мальчики остались вдвоем.

- Ну, что скажешь, друг-Жека? – спросил Дима совершенно трезвым голосом.

- А что тут можно сказать, друг-Дима, - в тон ему ответил Женя. – Мы, кажется, определились. Как они тебе?

- Хороши! Обе! Но Тамара – моя! Женечка тоже хорошенькая. К тебе так и льнет. Глаз не сводит!

Почему-то слова друга Евгению не понравились. Он не знал почему, поэтому смолчал, сказав только:

- Ну, так уж и не сводит! Я не знаю еще, не разобрался.

- Ты даешь! – засмеялся Дима. – Что тут разбираться? Бери, что в руки идет и все! Нечего философию разводить! Будь проще!

Женя открыл рот, чтобы ответить, но понял, что не знает что отвечать. Не нравились ему Димины рассуждения, а возразить он тоже не мог. В ситуации был какой-то дефект. Вот только какой?

- Ладно, посмотрим, - сказал он.

- Не будь занудой! – опять засмеялся Дима. В этот момент вернулись девочки, и веселье продолжилось.

Нет, не запомнил Евгений ту ночь в деталях. Дальнейшее разбилось на ряд разрозненных эпизодов, которые остались в памяти, никак не связанных между собой. Вот они опять танцуют с Женечкой медленный танец. Всем телом своим ощущает ее тело, и это пьянит его больше чем вино и коньяк, и понимает он впервые в жизни, что ей это тоже приятно. Это новое для него понимание совершенно уводит Евгения от действительности, и он уплывает куда-то за горизонт. Потом они вновь сидят за столом вчетвером и пьют коньяк. Вскоре Тамара с Димой уходят куда-то, кажется танцевать, а Женя с Женечкой остаются за столом и говорят о чем-то страшно интересном, и глаза ее рядом, а ладошка лежит в его руке. Или ему это только кажется. Потом возвращаются Тамара с Димой. Они поссорились, и Женя никак не может добиться ответа, почему. Тамару успокаивает Женечка, а Дима, набычившись, извиняется. Все снова становится хорошо, и они пьют за дружбу. Евгений, похоже, захмелел, хотя голова у него совершенно ясная, только шумит немного. Он предлагает снова танцевать, но девочки со смехом говорят, что пора и по домам. Женя оглядывается и видит полупустой зал и официанток, убирающих со столов. Некоторые компании еще сидят, но празднество явно заканчивается. Он посмотрел на часы и к удивлению своему увидел, что уже половина пятого. Ночь, по сути, прошла, и действительно пора собираться домой. Это отрезвило его полностью.

- Что ж, жаль! – сказал он. – Но мы хорошо посидели.

Это послужило сигналом, и они поднялись из-за стола.

На улице шел легкий снежок, и было очень холодно. Обещанное синоптиками похолодание состоялось именно в новогоднюю ночь. Все было бы ничего, если бы не насквозь промокшие пальто Жени и Димы. Их сразу пробрало морозом. Ехать домой городским транспортом рано утром первого января на морозе и в мокрых пальто было безумием. Они вернулись в фойе посоветоваться. Хмель от холода прошел совсем, хотя вряд ли, потому что Женю очень смешила сложившаяся ситуация, и он вышучивал ее как мог. Порылись в карманах, и нашли на всех восемнадцать рублей. Этого должно было хватить на такси и девочек отвести и ребятам доехать, с учетом, что живут они в разных концах города. Идея была хороша, только как осуществить ее в новогоднюю ночь. Но и тут им несказанно повезло: едва они вышли на улицу, как прямо перед ними остановилось такси и оттуда вывалился толстый мужик с красной мордой. Женечка звонко закричала: "Такси!", и они уселись в машину.

- Куда? – мрачно спросил водитель. Они объяснили маршрут. – А денег у вас хватит? – недоверчиво уточнил таксист.

- А сколько это примерно потянет? – веселым голоском спросила Женечка.

- Давайте двадцатку, - так же мрачно сказал водила, - и поехали.

- Есть только восемнадцать, - обижено протянула Женечка.

- Ладно, - быстро согласился таксист, и они тронулись с места.

Евгений с Женечкой сидели рядышком на заднем сидении, как будто наедине. С другой стороны от нее полудремал Дима, а Тамара, не оборачиваясь, сидела впереди. Им никто не мешал, и они, придвинувшись вплотную, молча гладили друг другу руки. В какой-то момент Женя просунул свою ладонь в рукав ее пальто, сумев каким-то образом добраться почти до локтя, с восторгом ощущая ее гладкую теплую кожу. Женечка вздохнула и прижала свою руку к телу, зажав его ладонь. Тыльной стороной он почувствовал мягкую округлость. Скорее вообразил, что почувствовал, потому что в таком положении ничего нельзя было ощутить, но это не имело уже никакого значения...

Обратный путь они с Димой проделали, не сказав друг другу ни слова. Выйдя из машины и расплатившись, Дима зевнул и равнодушно сказал:

- Устал я. Пойду спать.

И все!

 

На следующий день после сдачи последнего экзамена Евгений был удостоен приглашения на обед в дом к Женечке. Полтора месяца после Нового года они встречались почти исключительно в институте. Ну, разве что пару раз сходили вдвоем в кино, и несколько раз Женя провожал Женечку до подъезда. Дел было невпроворот: первая сессия все-таки. Теперь все уже, слава Богу, было пройдено. Впереди короткие, но каникулы – заслуженная свобода!

С Димой все эти недели Евгений также встречался только в официальной обстановке, да и разговаривали они в основном об экзаменах. Женя попытался было спросить, как у него с Тамарой, но друг отмолчался так явно, почти нарочито, что желания спрашивать больше не возникало. Зато покалывало частенько чувство вины, хотя в чем он виноват и перед кем, Женя так и не понял. Нечто подобное происходило и между Женечкой и Тамарой. Только, похоже, что Женечка вины никакой не испытывала. Ссоры не было, но и совместных походов куда-либо тоже больше не планировалось.

Была середина февраля. Стояли морозы. Не зря все-таки на украинском языке месяц февраль называется лютым. Он и есть лютый. Метели сменялись холодами, холода – снегопадами. Но, несмотря на это, чувствовалась уже близкая весна. И день увеличился заметно, и солнышко светило весело. Ничего, что тепла оно не давало, но обещало светом своим ясным: подождите немного, пару недель всего, и будет вам весна!

Проезжая через центр города, Евгений зашел на рынок и купил цветы. Какие цветы зимой в морозы! Гвоздики! Ничего другого и не было. Странные это цветы – гвоздики. Вроде и живые, вроде и нет! Не разберешь. А что делать? Не придешь же в дом в первый раз с пустыми руками! В автобусе Женя замучился с этим проклятым букетом. Пришлось всю дорогу держать его над головой, иначе привез бы только ошметки. Но ничего, довез.

Двери открыла, конечно же, Женечка.

- Молодец, - сказала она, - что про цветы догадался. А то я забыла тебя предупредить.

- А сам я что? Идиот? – обиделся было Женя.

- Ну, ладно, не заводись! – успокоительно сказала она и вскользь поцеловала в щеку. – Раздевайся.

Женя снял пальто, ботинки, надел поданные ему войлочные тапочки и прошел в комнату.

Квартира была такого же типа, как и квартира Гранитов, только создавалось впечатление, что она просторнее, больше. Может быть, казалось это от новенькой мебели светлого дерева.

В те полузабытые уже советские времена мебель была традиционно коричневого цвета. Чуть более, или чуть менее темная, но коричневая с хорошо просматриваемой фактурой дерева под лаковой полировкой. У моих родителей, например, стоял в гостиной такой немецкий сервант, и мама моя очень им гордилась. Отечественные гарнитуры были естественно попроще, фактура дерева на них была явно прорисована краской, но стиль оставался тот же. Однотонные светлые стенки и столы я лично впервые увидел году примерно в восемьдесят пятом, и, кстати, мне они не понравились. Не воспринимал я психологически белую мебель. Белый цвет ассоциировался у меня с мебелью кухонной. Но не обо мне речь.

Мебель в гостиной женечкиных родителей была нежнейшего светло-кремового цвета, и от этого, наверное, комната казалась светлой и солнечной. Мама, приветливая улыбчивая женщина, очень похожая на Женечку, хлопотала у стола. Евгений церемонно вручил ей цветы. Она поблагодарила не менее церемонно, достала откуда-то хрустальную вазу (еще один непременный атрибут советского дизайна) и вышла с ней на кухню. Женечка подняла большой палец вверх: отлично, мол!

Вскоре сели за стол, где появился еще один участник действия – папа. Вышел папа в костюме из какой-то невиданной Женей доселе мягкой ткани, так что выглядел он официально вроде – костюм все-таки, а с другой стороны ясно было, что человек дома, отдыхает в кругу семьи. Был он благодушным, ну вылитый "благородный отец" из театра, только чувствовал Женя как улыбающиеся в сеточках добрых ранних морщин глаза внимательно и жестко изучают его. И еще всей кожей понял Евгений, что от папиного вердикта сегодняшнего зависят дальнейшие его с Женечкой отношения. А в случае отрицательного решения – никакого обжалования не будет. Демократическими институтами в этой квартире и не пахло.

Расклад такой Жене не нравился. Попахивало судилищем и торгами. Неприятно чувствовать себя товаром. Папин приторно-оценивающий взгляд раздражал. Но, взглянув на беспечно болтающую Женечку и дружелюбно улыбающуюся маму, он решил терпеть. Не знал Евгений тогда, что, начав терпеть однажды, остановиться уже очень трудно... Но разве у него был выбор? О, молодость!

Начался разговор вполне невинно. Как сессия? Какие оценки? Обычные стандартные вопросы, задаваемые студентам и школьникам. Со временем это тоже начинает раздражать, но наши герои еще так недалеко ушли от своей школьной поры, что воспринимали тему вполне спокойно. Ну, спрашивают взрослые об оценках! Что же тут такого? Расскажем им, что все в порядке. Дневник на проверку, в конце концов, не потребуют же. Потом опять невинные вопросы: где ты живешь, и какая у вас квартира? "Такая же, как у вас, – ответил Женя, - живем там-то и там-то". "А где родители работают? – задал папа следующий вопрос анкеты. Иначе чем опросом назвать этот разговор было нельзя. Евгений выдал ему название завода.

- Подожди, - переспросил папа, - а Гранит Михаил Сергеевич тебе кем приходится?

- Это мой отец, - ответил Женя.

- Михаил Сергеевич твой отец? – опять переспросил папа.

- Да, - сказал Женя. Он еще не понял, какое это имеет значение. По его примитивным понятиям оценивать сегодня должны были все-таки его.

- Понятно! – протянул папа Женечки и бросил одобрительный взгляд на дочь. – Я его хорошо знаю. Передавай привет от меня.

На этом вопросы закончились. Папа Женечки подобрел как-то сразу, начал шутить и вести себя совсем по-домашнему. Завершился обед пирогом и отменным кофе. Вердикт, судя по всему, был вынесен.

Когда после обеда они вошли в женечкину комнату, Евгений спросил:

- Папа твой просил передать моему привет. А от кого?

Женечка странно как-то глянула на него и спросила осторожно:

- Ты не знаешь, кто мой папа?

- Понятия не имею, - чистосердечно ответил Женя. Он действительно этим не интересовался. Женечка с непонятным интересом смотрела на него.

- Мой папа работает в облисполкоме, - сказала она. - Он заведует торговым отделом.

Для читателей выросших уже в постсоветском мире я опять должен кое-что пояснить. В Советском Союзе, в условиях, когда общество постоянно находилось в состоянии если не полного дефицита товаров, то где-то рядом с ним, люди имеющие отношение к снабжению обладали иногда властью превосходившей власть даже более высоких начальников. Вся торговля города и области, все товары были в их руках. В начале перестройки, новые политики попытались начать сезон охоты на "торгашей". Парочку самых заметных расстреляли, несколько сотен по всей стране посадили, но выжившие заложили потом самую основательную прослойку постсоветских миллионеров.

- Понятия не имел, - простодушно сказал Евгений. – Да и не интересовался я.

- Вот за это я тебя и люблю! – засмеялась Женечка и стала целовать его в обе щеки. Они даже не заметили, что ключевое слово "люблю" она сказала первой.

Вечером Женя рассказал все отцу и передал ему приветы. "Спасибо, сын, - сказал папа, - а девочка хоть того стоит?" При этом смотрел он как-то странно. Женя разозлился вдруг.

- Я не понял твоей реакции! – резко сказал он. - Мне дела нет до ее отца. Я только сегодня узнал, кем он работает. И эти твои намеки...

- Верю, верю, - похлопал его по плечу папа. – Просто фамилия уж очень известная. На слуху у всех.

- Да, я слышал эту фамилию. От тебя же. Но я не подозревал...

- Верю, верю, - опять сказал папа. – Ты вот что, пригласи-ка ее к нам. Если у вас это серьезно...

 

Весна семидесятого прошла для Евгения в угаре. Как при этом он умудрялся еще и заниматься – непонятно. Все его мысли и все свободное время были заняты только одним предметом. Любовь в восемнадцать лет способна затмить разум у самых собранных и целеустремленных. Счастливое это время! Если, конечно, потом, когда придет отрезвление, не наступит расплата. Но кто об этом думает в юности!

Излагать подробности их взаимоотношений я не буду. Неинтересно это. Почитайте любой роман о молодых влюбленных, а еще лучше с десяток романов на эту тему и вы получите полное представление о происходящем. Или еще лучше: вспомните себя в юности, если вы, конечно, любили. А вот отношения с Димой свелись к минимуму. Только дорога от дома к институту. Обратно они возвращались порознь. Говорили исключительно об учебе. На занятиях Евгений садился теперь рядом с Женечкой, и общество их академической группы очень скоро прилепило им кличку "Женя в квадрате" или попросту "Жени" – во множественном числе.

Обычно в студенчестве, когда там появляется парочка влюбленных из своей же среды, их окружают пониманием и сочувствием, опекают и помогают, чем могут. В данном случае этого почему-то не было. Сокурсники их вяло игнорировали, а иногда спиной своей Женя ощущал странные улыбки в свой адрес. Причин такой реакции он не понимал, да и не задумывался об этом. Волновали его в то время совсем другие проблемы.

Десятого мая, сразу после майских праздников, они подали заявление во Дворец бракосочетания. Свадьба была назначена на тридцать первое июля. Свидетелями стали Тамара и Дима.

Истины ради нужно отметить, что ни Тамара, ни Дима не были в восторге от приглашения стать официальными свидетелями совершающегося таинства бракосочетания. Женя почувствовал это сразу, еще тогда – в семидесятом, а вот причину опять-таки не понял. Очень многие вещи тогда проходили мимо его сознания. Короче, и Тамара, и Дима нехотя, но согласились быть свидетелями на свадьбе Евгения и Женечки. Сказались, видимо, неумершие чувства к друзьям своего детства и ранней юности. Они явно за что-то обижались, но за что, Жене было неведомо. Да Бог с ними, пусть живут!

Весенняя сессия, летняя практика – пролетели, как одно мгновение. Вот и конец июля... Свадьба!

Свадьбу играли с размахом в большом ресторане. Было все, что положено в таком случае: и украшенные цветами "Волги", и возложение венков у памятника павшим защитникам Города, и шикарное, необъятной пышности платье на невесте, и застолье со всеми виданными и невиданными деликатесами, и гости, которых, по-моему, так и не смогли пересчитать. Точного количества, во всяком случае, Евгений назвать не смог. А вот из группы их академической присутствовало лишь четверо: свидетели и еще двое. Остальные, как оказалось, из Города разъехались по причине каникул. Но ни Женечку, ни Евгения это совершенно не расстроило. Во-первых, ни с кем они за год особенно не сошлись, а во-вторых, вынашивалась у них идея одна, воплощение которой было вполне реальным и требовало только времени: задумали они вдвоем перевестись на другой факультет. Как раз со следующего учебного года открывался такой, перспективный и современный – вычислительная техника, или ВТ. Так что налаживание контактов со старым коллективом теряло актуальность. Тем более, повторяю, отношения в старой группе не особенно сложились. При этом, правда, терялась связь и со старыми друзьями. Но что делать? Жизнь разводит и не такие связи! Так, во всяком случае, успокаивала Евгения Женечка.

Третьего августа молодожены самолетом отбыли в Одессу, где их ждал круиз на фешенебельном теплоходе "Россия". Такой медовый месяц организовали Женечке ее родители. Вернулись они оттуда загорелыми, поздоровевшими на южных фруктах и совершенно довольными жизнью. Переход на новый факультет тоже прошел без проблем. Кстати, это имело и еще один плюс: учащиеся вновь созданного факультета освобождались от сельскохозяйственных работ, обязательных для студентов других факультетов. Им, еще не остывшим от кавказского солнца, совсем не хотелось ехать на уборку картошки. "Если бы мне там предоставили каюту первого класса и питание в ресторане, – я бы поехала!" – смеялась Женечка. Евгений не спорил, хотя, честно говоря, он скучал немного за другом своим - Димой и их посиделками с пачкой хороших сигарет и бутылочкой сухого. Но друг-Дима был занят очень. Летом он вкалывал на заводе, куда устроил его отец. Вкалывал не ради заработка, семья была достаточно обеспеченной, а из принципа. Папа Димы искренне считал, что будущий руководитель производства, должен поработать на всех уровнях, а он четко рассчитывал сделать из сына именно руководителя. Так вот случилось, что друзья после свадьбы и не виделись больше.

В посиделках, правда, недостатка не было. Появились новые приятели из старой компании Женечки. Они-то все и на свадьбе погуляли, и успели в проводах молодоженов на медовый месяц поучаствовать. Компания для Евгения была странноватая и не во всем понятная. Сборища свои называли новым тогда словом "тусовка", а говорили в основном об одежде и модных течениях современной музыки. С этими предметами Женя был знаком хорошо, он тоже не в деревне вырос, да и дядя привозил достаточно и дисков и шматья, но, как бы это объяснить, апломб и серьезность, с которым выдавались прописные истины, иногда если не раздражал, то утомлял, несомненно.

Однажды после подобной вечеринки Евгений поделился своими соображениями с Женечкой. Она засмеялась по своему обыкновению, мазнула его лапкой по носу и сказала:

- Не цепляйся к ним, котик. Они хорошие ребята. Ну строят из себя знатоков, ну говорят о пустяках. А о чем говорить на вечеринке? О высшей математике? Или, может быть, о видах на урожай? Нельзя быть занудой.

- Да, но... – хотел было возразить Евгений, но Женечка не дала ему продолжить.

- Никаких "но", - сказала она. – На работе нужно говорить о работе, а на вечеринке – о чем-то интересном для всех.

- А что делать, если МНЕ не интересны эти темы? – подумал Женя, но вслух ничего не сказал. Зачем? Он был достаточно счастлив, чтобы портить настроение из-за подобных мелочей. Ну, туповатые эти новые его приятели, ограниченные слегка. Это, в конце концов, их проблема. Рано или поздно они с Женечкой найдут друзей своего уровня, а пока..., нужно же с кем-то общаться.

И Тамара исчезла с горизонта. Летом она отдыхала в доме отдыха, где-то под Городом, приехав, позвонила один раз, но они с Женечкой собирались куда-то, и разговор скомкался как-то, и больше она не объявлялась. Несколько раз по вечерам Женечка, позевывая, говорила, что не мешало бы позвонить Тамарочке, но дальше этого дело не шло. Женя спросил как-то жену свою молодую, а почему все-таки вы с Тамарой так разошлись? Женечка взглянула на него странно и отшутилась ничего не значащими словами. Что она сказала тогда, Женя не запомнил, но вот взгляд ее в памяти отложился прочно.

Новая специальность чрезвычайно заинтересовала Евгения. Перед ним начали открываться фантастические суперсовременные перспективы. Это завораживало. Ведь именно тогда закладывался компьютерный бум, который начался лет через десять-пятнадцать. Впрочем, боюсь показаться невежей, - не я знаю точно, когда начался этот бум!

Новая учебная группа не была однородной. Очень быстро определились две четкие группировки, несмешиваемые друг с другом. Нет, они не враждовали и не ходили с каменными лицами мимо. Сложность и необычность изучаемого материала почти всегда требовала коллективной работы, и разделение на кланы могло быть чревато большими последствиями, поэтому принцип: "один за всех, а все за одного", действовал без исключений, но... только в вопросах, имеющих отношение к занятиям. Досуг кланы проводили врозь и по-разному. Один клан во многом напоминал их новую компанию. Ну, может быть, разговоры чуть поинтеллектуальней, но апломб и чванство были те же. Другой – скорее напоминал прежнюю группу. Там ребята говорили больше о специальности. Остальное их интересовало мало. Евгения тянуло к "специалистам", но Женечка быстро освоилась в "богеме" и усиленно перетягивала его туда. Положение было двойственным, тем более что "специалисты" безошибочно распознали в нем своего. Свободное время он проводил все-таки в "богеме". Так и жил меж двух государств.

Дома в семье тоже установилась некая трудноуловимая двойственность. Папа Женечку привечал вроде, улыбался ей, комплименты говорил, но во время трапез семейных, сразу после второго блюда (сладкого он не ел никогда), вставал и уходил к себе. Он и раньше это делал, правда, в доженечкину эру, поев, давал себе обычно четверть часа расслабления. Это было традиционное время, когда решались многие семейные проблемы: от покупки брюк, до летнего отдыха. Сейчас, в те дни, когда молодые приходили на семейные обеды к Гранитам, этих священных минут не стало. "Ну, спасибо! – говорил отец, едва проглотив последний кусок. – Вы тут заканчивайте, гости дорогие. Мы всегда рады вас видеть". И уходил в кабинет. Выходил оттуда, в лучшем случае, только попрощаться, а иногда и этого не было.

Мама в компенсацию за мужа подкладывала Женечке лучшие кусочки, называла невестушкой и доченькой. В общем, облизывала, как могла. Да и приветы женечкиным родителям не забывала никогда передавать. Но замечал Евгений, что иногда, когда никто не видел, бросала она на него грустные взгляды. Не мог он понять, чем маме то не угодила Женечка. И хорошенькая, и образованная, и уважительная, в конце концов. Что им всем нужно?

Только Дашка всем сердцем приняла Женечку. Это было странно, потому что именно младшие сестры обычно ревниво травят жен своих старших братьев. Здесь все было не так. У них сразу появились свои девичьи секреты, они шептались иногда подолгу и на телефоне висели часами. Женя не вмешивался в их отношения, считая, что Дашке это пойдет только на пользу.

В мае Женечка и Евгений вселились в новую кооперативную квартиру, подаренную тестем, и Женя начал посещать курсы вождения. Те, кто помнит советские времена, знают, что и то, и другое было не из реальной жизни, а из сказки. А летом, в аккурат на первую годовщину их свадьбы, Женечку стало тошнить по утрам. Начинался новый этап жизни.

На семейном совете решено было, что Женечка отучится осенний семестр, сдаст сессию, затем оформит академический отпуск на год сначала, а там видно будет. Но, как говорится, человек предполагает... К осени начались какие-то нелады с беременностью. Женечка загремела в больницу, потом снова. Академотпуск пришлось оформлять сразу. Забегая вперед, скажу, что на ВТ она больше не вернулась.

Стало ясно, что ближайшие два-три года жизнь Евгения сверх головы будет заполнена бытовыми проблемами и. Но нужно пояснить, что речь шла не тех проблемах, которыми маялись остальные советские люди. Не существовало для Жени и Женечки, да и для ребенка их тоже, ни дефицитов, ни бюрократии, ни подсиживаний где бы то ни было. Эти проблемы полностью взял на себя тесть. Можно говорить и думать о нем все что угодно, но семью свою в обиду он не давал. Но есть в жизни мелочи зловредные, которые нельзя преодолеть связями и деньгами. Их, нравится тебе или не нравится, решать нужно самому. А существует таких мелочей неимоверное количество: в аптеку там нужно сбегать, в булочную, врача вызвать, с ребенком погулять и так далее, и тому подобное. А это время, время, время! А скоро очередной экзамен... Или еще что-то... Но это все потом, в будущем, а той осенью семьдесят первого был еще один разговор, запомнившейся Евгению. Он не понял его тогда, но запомнил хорошо.

Как-то в октябре у Жени было незапланированное "окно" в занятиях, то есть, вдруг, оказались свободными два часа. Он вышел из института и столкнулся неожиданно с другом своим – Димой. Радость встрече была искренней и обоюдной. Дима тоже был свободен, и они решили сходить в близлежащее кафе, выпить кофе.

- Ну, как твои дела? – спросил Женя. – Что новенького?

- Все в порядке, - ответил Дима, разглядывая друга. – А у тебя?

- Жена в больнице на сохранении, а так – нормально.

- Ясно, - сказал Дима, - сочувствую. А как вообще?

- Брось, друг-Дима! – сорвался, вдруг, Женя. – Ты друг мне, или нет? Объясни, что происходит! Почему мы с тобой разлетелись? Что ты имеешь против моей жены? Я же чувствую, что причина нашего разрыва – моя женитьба. Но это же чушь! Я не виноват перед тобой ни в чем! И почему ты не с Тамарой? Она же тебе нравилась! Я не понимаю ничего! Что, в конце концов, произошло?

- Много вопросов, - хмыкнул Дима. – Отвечать нужно либо по порядку, либо вообще не отвечать. Я предпочел бы второе, но, друг-Жека, я тебя по-прежнему люблю, поэтому объяснение, чувствую, неизбежно. Ничего, уверяю тебя, нет у меня против твоей жены. Ты ее выбрал – тебе жить.

- Постой, на что ты намекаешь? – закричал Женя.

- Да ни на что я не намекаю, остынь, - точно так же закричал Дима. – Ты выбрал свой путь, и ты вправе был это сделать. Теперь пути наши разные, так чего ты хочешь?

- Да не выбирал я никакого пути! – опять закричал Женя и потом сказал уже тише. – Мне понравилась девушка. Я влюбился. Мы же вместе тогда пошли на тот вечер.

- Ты утверждаешь, - с ледяным спокойствием спросил Дима, - что ты не знал кто она и кто ее родители?

- Ты же, как никто, знаешь, что не знал! – тихо сказал Евгений. – И вообще, я не понимаю, какое это имеет значение?

Дима долго смотрел на Женю и сказал потом:

- Да, пожалуй, никакого. Прости!

- Ладно, - сказал Женя, - ты меня тоже прости. Так что у тебя все-таки произошло с Тамарой? Она ведь классная девчонка.

Дима опять долго задумчиво смотрел на друга своего Жеку, потом спросил медленно, выбирая правильные слова:

- А ты не понял? Ты и этого не понял?

- Нет! – удивленно ответил Женя. – А что я должен был понять?

Друг-Дима на этот раз молчал очень долго. Уже остыл их недопитый кофе. И время свободное подходило к концу. Он все молчал, глядя в окно, потом сказал тихо:

- Знаешь, Женя, я всегда думал, что ты умнее меня, начитаннее, образованнее, интеллигентнее. Я хотел быть таким, как ты. Тянулся к твоему уровню. Но..., - он опять помолчал, потом продолжил. – Я скажу тебе только одно: если ты ничего не понял, то и понимать тебе не нужно. У меня все в порядке. Я встречаюсь с девушкой из института культуры. Хочешь, посидим как-нибудь вместе. У нас, похоже, все серьезно. А Тамара... У нее тоже все в порядке. Я знаком с ее парнем. Иногда мы ходим вчетвером... Я очень ее уважаю. Она особенная. Но ты... Ладно, друг-Жека, пора нам. Идти нужно...

- Постой, Дима! – опять закричал Евгений. – Ты же так и не ответил ни на один вопрос. Я не понял, что ты хотел сказать.

- Есть вещи, которые невозможно объяснить и нельзя объяснять, - твердо сказал Дима. Кто бы мог предположить, что немногословный и простоватый друг-Дима будет так запросто изъясняться афоризмами. Что творится в Датском королевстве?

- Но мы же друзья, - возразил ему Женя, - если я чего-то не понимаю или ошибаюсь в чем-то – помоги мне!

- Да, мы друзья детства, - Дима подчеркнул интонацией слово "детства", - и нас многое связывает. Но, друг-Жека, ты не понял, что детство окончилось. Началась настоящая жизнь. И мы с тобой оказались на разных ее этажах, в разных подразделениях, в разных цехах, если хочешь. Ты остался мне другом. Если завтра ты прибежишь ко мне за помощью – я сделаю все, что будет в моих силах. Но объясняться с тобой о твоей же жизни! Уволь!

Он похлопал Женю по плечу и заторопился в институт. Евгений остался в кафе один. Черт с ним, с семинаром! Но как изменился друг-Дима! Как рассуждает! Никогда Женя не мог представить себе, что Дима может стать философом. Или это влияние той девочки из института культуры, о которой он говорил? А на что он намекал по-поводу Тамары? Что произошло в ту новогоднюю ночь? Была совершена какая-то ошибка? Какая? "Объяснятся с тобой о твоей же жизни? Уволь!" – так он, кажется, сказал? Лучше бы он на х... послал!

Выпитый кофе с булочкой камнем легли на желудок. Женю подташнивало, и кружилась голова. "К черту занятия! – решил он, - поеду я, пожалуй, домой".

Зайдя в свою новую, необжитую еще до конца квартиру, он первым делом позвонил к теще, получить последнюю сводку о Женечке.

- Ей хуже немного, - сообщила теща. Она никогда не говорила, что дочери лучше. К этой ее особенности Женя уже привык. – Я достала новые лекарства, их нужно отвести в отделение.

- Хорошо, - покорно сказал Женя, - я сейчас заеду.

Он принял душ, переоделся, постоял немного возле открытого холодильника. Есть совсем не хотелось. Он вспомнил, как подташнивало его в кафе, и решил, что поголодать ему будет полезно.

В гинекологическом отделении, где лечилась Женечка, Евгений отчаянно стеснялся. Они сидели в коридорчике, а мимо прохаживались женщины в больничных халатах, с большим интересом разглядывающие Женю. Женечка видела эту реакцию мужа и потешалась, как могла. Была она бледной, но, в общем, выглядела неплохо. Женя так ей и сказал, на что супруга ответила с неожиданным раздражением. Такие перепады настроения случались теперь нередко. "Надоело мне здесь, - заявила она, - смертельно. Хоть бы уже выкидыш случился что ли. А то так – ни туда, ни сюда. Другие вон с животом по курортам ездят, а я на койке вонючей валяюсь. Домой хочу!"

Женя покорно пошел к лечащему врачу. Немолодая тетка с усталыми злыми глазами, уже подмазанная, впрочем, тестем, вполне согласилась с Женечкой.

- Это будет действительно лучше, я считаю. Со дня на день ожидается вспышка гриппа, мало ли что! А дома и стены помогают. Состояние у нее сейчас неплохое. Из лекарств – раз в день принимать одну таблетку и один укол. Сумеете организовать?

- Да, - ответил Женя. – Это без проблем. Так когда вы ее выпишите.

- Если вы настаиваете – завтра.

- А сегодня нельзя? – спросил Женя.

Врачиха посмотрела на него задумчиво, взвешивая видимо все факторы, и ответила:

- Нет, завтра. Сегодня пронаблюдаем реакцию на новые лекарства, а завтра, если все будет в порядке, выписка.

- А почему не сегодня? – спросила Женечка требовательно, когда он вышел из ординаторской и рассказал ей все. – Ты сказал ей, что я хорошо себя чувствую и хочу уйти сейчас. Нужно было очень попросить, уговорить.

- Я просил, - объяснил Женя, - нельзя! Нужно понаблюдать, как действуют новые лекарства. Если все будет в порядке, то завтра поедем домой.

Женечка на удивление покорно согласилась. Видимо рисковать своим здоровьем ей совсем не хотелось. Потом она долго объясняла, какой костюм привезти ей из дома. Женя никак не мог сообразить, о чем речь, и где его брать. Супруга сердилась, обзывала его олухом царя небесного и даже вознамерилась было всплакнуть немного, но Евгений обнял ее, поцеловал в щеку и пообещал клятвенно, что привезет все правильно, и она успокоилась. Потом он, естественно, все перепутал, но это была уже завтрашняя история, а радость возвращения домой смыла с него все грехи.

В общем, о разговоре том с Димой он так Женечке и не рассказал. А может быть оно и к лучшему. Вечером, почувствовав сильный голод, он вспомнил, что почти ничего не ел с утра и устроил себе пир возле холодильника. В результате ночью снились кошмары. Содержания он не запомнил, кроме того, что он всю ночь выбирался из каких-то вонючих подвалов. Именно вонючих, потому что он задыхался от затхлых испарений и рвался на свежий воздух – к солнцу, лесу, зелени. Утром Женя был разбитым, и съеденная на ночь пища колом стояла в животе. Он собрался и поехал в институт, прихватив с собой сумку женечкиной одежды.

В апреле семьдесят второго на свет благополучно появился Костик – здоровенький, голубоглазый и в меру крикливый ребенок. Обеими семьями маленький наследник был воспринят с восторгом. Даже Гранит старший смягчился и сказал, целуя молодую маму в обе щеки:

- Ну, спасибо, невестушка дорогая, угодила! Богатыря родила! Гранита! Будет кому фамилию нашу продлевать.

Женечка полностью ушла в ребенка, что, в общем-то, естественно, а Женя усиленно готовился к очередной сессии. Как я уже говорил, следующие годы были заполнены тысячами неотложных каждодневных забот, которые слились в памяти в единую череду дней, недель и месяцев. В семьдесят четвертом, когда Костику было уже два года, Евгений не удержался и пошел на защиту дипломов своей первой институтской группы. Ему самому предстояло учиться еще год. Хотя это преувеличение – полгода. Весь весенний семестр запланирована была преддипломная практика в вычислительном центре.

К его удивлению принят он был прежними сотоварищами дружелюбно. Его хлопали по плечам, расспрашивали об учебе, о жизни, о сыне. Потом он вспомнил, правда, что никто не задал вопроса о жене его, с которой они тоже проучились год в одной группе. Ребята и девушки повзрослели очень. Прошедшие годы учебы снесли с их лиц остатки детства, сделали бывших школьников молодыми инженерами, и это очень бросалось в глаза. Многие имели уже семьи, а некоторые и детей. Тамара явно дохаживала последние недели беременности. Увидев Женю, она стрельнула совсем по-прежнему глазами и расцеловала в обе щеки.

- Почему на свадьбу не пригласила, - с некоторой обидой спросил Евгений. Он до сего дня понятия не имел, что Тамара вышла замуж.

- Приглашу на серебряную, - засмеялась она, а потом все-таки объяснилась:

- Свадьба была не в Городе, а в..., - и она назвала областной центр, не то чтобы далекий, но и недостаточно близкий.

- Что так? – удивился Женя.

- Да, неважно, семейные дела, - отмахнулась Тамара, - мама у него болела, не могла ехать.

- Понятно, - протянул Женя. Он рассматривал Тамару и казалось ему, что не было этих лет, что они прежние, что ничего не упущено. "Что упущено? – вдруг мысленно удивился он. – Почему я подумал об упущенном? Я просто рад ее видеть. Я просто очень рад ее видеть!" Она тоже с интересом разглядывала Женю. Под взглядом этим загадочным в его голове неуловимо мелькнуло что-то. Но выражения ее лица он так и не смог понять. Он никогда этого не умел! "Зачем я сюда пришел?" – подумал Женя. В этот момент, очень кстати для него, всех пригласили в аудиторию, и в общей суматохе он тихонько ушел.

Вечером Евгений рассказал Женечке о встрече с Тамарой, о ее беременности.

- А, - сказала она, - понятно, почему я перестала ее встречать. Прекрасно, прекрасно! Ты знаешь, - без всякого перехода продолжила она, - Костик сегодня как-то странно кашлял. Не сводить ли его к врачу? Как ты думаешь?

Евгений смолчал, и следующие полчаса они обсуждали кашель сына.

Последние женины студенческие каникулы чета Гранитов младших провела в санатории в Кисловодске. Евгений частенько последнее время жаловался на желудок. Местные эскулапы не находили никаких заболеваний и в один голос советовали отдохнуть где-нибудь, попить водички целебной, нервы привести в порядок. Всемогущий тесть устроил им две путевки, а теща взяла на себя любимого Костика. Это была их вторая поездка после свадьбы. И второй медовый месяц. Вернулись они веселые, полные энергии и Женечка тут же, как говорится с порога, поставила вопрос о восстановлении в институте.

- Поговорим об этом вечером, - мрачно буркнул тесть.

Вечером в семье разыгралась настоящая баталия. Тесть был с характером, но и дочь его не без оного.

- Я не могу на всю жизнь закопаться в квартире! – кричала Женечка. – Наша первая группа уже продипломировала в этом году! Я одна остаюсь без образования!

- Хорошо, - сказал, наконец, тесть, - но не сейчас. Пусть сыну исполнится хотя бы три года. Еще один год. Потом я не скажу ни слова.

Женечка повоевала еще немного и со вздохом согласилась. Костик действительно был еще очень мал. О яслях речь не возникала, о приходящей няне, даже с рекомендациями, тоже. А вешать на маму с ее повышенным давлением двухлетнего ребенка... Даже если учесть помощь Жениной мамы.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Планы чуть было не пришлось менять. К концу лета Женечку опять затошнило, и в доме начался кошмар.

- Только аборт! – кричала Женечка. – Хватит, надоело! Вы из меня многодетную мать сделать хотите?

Но крики криками, а "закон подлости" действует безотказно. Вердикт лучшего акушера-гинеколога Города был категоричен. Если сейчас сделать аборт, то девяносто восемь шансов из ста, что детей больше не будет. Удивительно еще, что этот проскочил.

- Ну и что? – уже вяло отбивалась Женечка. – Мне и одного хватит.

В конце концов, решили так: Женечка рожает. На следующий год, естественно, к учебе возвратиться она не сможет, но через два года – обязательно!

- Но ему будет только год, - спорила Женечка. – В этом году вы двухлетнего отказались брать на себя. Сейчас обещаете, а потом скажете, подожди еще.

- Нет! – твердо сказал тесть. – Дети это очень важно, но и образование необходимо. Моя дочь должна быть с дипломом. Будем платить няне!

На этом разговор Женечка прекратила. Хотя вообще-то покорность была не самой выраженной чертой ее характера.

Всю дорогу домой она мрачно молчала. Евгений нес на руках засыпающего Костика, и ему тоже было не до разговоров. Всей своей душой чувствовал он, что жена кипит. Предстоял какой-то крупный разговор, но о чем, он не догадывался. Молчала Женечка и пока они укладывали сонного ребенка, и пока переодевались в домашнее. Лишь войдя в кухню, плотно закрыв дверь и поставив чайник, она, ничего хорошего не предвещающим тоном, спросила:

- Ну а ты, супруг мой, что об этом всем думаешь?

Вопрос был несколько неожиданным. Вроде решено все, и Женечка с решением согласилась, так что же еще?

- Ты о чем? – спросил он.

- Все о том же! – бледная от бешенства прошипела Женечка. – О ребенке, об учебе. Что ТЫ по этому поводу думаешь?

- Так решили же все. И правильно решили. Это мое мнение.

- Твое мнение? – грозно спросила супруга полушепотом. – Это твое мнение? А почему же ты свое мнение не высказывал там, у родителей? Почему за весь вечер не сказал ни слова?

Евгений ошеломленно молчал. Это не было правдой, не могло быть правдой. Он участвовал в разговоре, хотя...

- А ведь решалась судьба ТВОЕГО ребенка и ТВОЕЙ жены! – продолжала она. – Ты молчал, делая вид, что это тебя совершенно не касается. Тебе все равно? Скажи! Скажи вслух!

- Ну, в конце концов, - начал Евгений, - их это тоже касается. Без их помощи нам со вторым ребенком не справиться...

- В конце концов! – опять зашипела Женечка. – А в начале начал, о чем ты думал? Тогда это касалось только тебя? А сейчас ты предоставил решать вопрос родителям?

- Но ты же согласилась с ними, - жалко попытался возразить Женя.

- Да потому и согласилась, - уже в полный голос закричала Женечка, - что ожидала от тебя помощи и не дождалась! Ты так и не высказал своего мнения! Ты доверил решение ТАКОГО вопроса моим родителям! Ты ничтожество!

- А что я мог сделать? – вяло защищался Евгений. – Они нас содержат. Вот когда я закончу институт...

- И что? – саркастически засмеялась супруга. – Ты на жалкую зарплату оператора будешь нас содержать? С двумя детьми и учащейся

женой? Ха-ха-ха!

В этот момент захныкал разбуженный ребенок, и Женечка вышла к нему. Евгений задумался. Может быть, впервые задумался. Жизнь поворачивалась к нему какой-то новой гранью.

Вернувшись на кухню через пятнадцать минут, Женечка, еще бледная после скандала, но уже взявшая себя в руки, сказала:

- Ладно! Ты прав. От тебя действительно ничего не зависело. Решать буду я!

- Что ты задумала? – испугано спросил Евгений.

- Это тебя не касается! – решительно ответила Женечка и плотно сжала губы. С этого дня такое выражение стало частым на ее лице.

- Не наделай глупостей, - мрачно произнес Женя.

Она только усмехнулась.

Глупостей Женечке делать не пришлось. Судьба нередко меняет наши решения, и иногда, к сожалению, очень редко, ее вмешательство совпадает с нашими желаниями. Через неделю после описанного разговора, залеченное после прошлой беременности воспаление вновь обострилось. Женечка попала в больницу, и несколько дней находилась в тяжелом состоянии, практически между жизнью и смертью, но в результате возникшая проблема разрешилась сама. То светило от гинекологии было право – надежд на второго ребенка больше не было. "Может быть, если хорошо пролечиться, - в один голос сказали врачи, - тогда, через несколько лет..."

Несмотря на перенесенное тяжелое заболевание, вернулась Женечка из больницы довольная и с хорошим настроением, но отношения между супругами с той поры коренным образом изменились. Стала она теперь жестче, несговорчивей и даже внешне выглядела старше и уверенней в себе. Евгений всей кожей почувствовал отвердевшую начальственную руку, и изменить, к сожалению, ничего уже не смог. Попытку отстоять свои права он предпринял однажды, но получил такой отпор, с криками и битьем посуды, что никакого желания повторять у него больше не возникало. Женю почему-то не оставляло чувство вины перед супругой и он сложил оружие. А, собственно, какой у него был еще выход? Даже всемогущий тесть вынужден был согласиться с тем, что дочь повзрослела, и твердо пообещал ей возвращение к учебе на следующий год.

И, несмотря на все свои семейные обстоятельства, в последний студенческий год Евгений чувствовал себя весьма счастливым. У него был дом, любимая жена, сын. Кроме того, именно весной семьдесят пятого все сухие теоретические выкладки, которые он осваивал последние годы, объединились, вдруг, в целый мир – интересный, яркий и цветной. В рамках преддипломной программы работал он в вычислительном центре одного из предприятий, причем уже не как студент, а как полноценный сотрудник. Коллектив там подобрался эрудированный, продвинутый, как сказали бы сейчас. В воздухе витали новые идеи и веяния. Передавались из уст в уста удивительные вещи о возможностях новых суперсовременных компьютеров, о развивающейся Всемирной сети и о многом другом, о чем в институте или не говорили, или только упоминали, не вдаваясь в подробности. Евгений заразился там энтузиазмом, превратившись в настоящего фаната своего дела.

Защита диплома прошла "на ура", и к концу июня Женя стал, наконец, дипломированным специалистом. К работе нужно было приступать с первого августа. По распределению трудиться ему предстояло в новом только что открытом вычислительном центре на одном из крупнейших заводов Города. Не на том, где руководил производством Гранит старший, но было это предприятие не менее уважаемым и тоже работало на оборону. Распределение организовал, конечно же, всемогущий тесть. Евгений не мог не испытывать благодарности к нему за это, хотя родителей жены последнее время недолюбливал. Причем непонятно откуда взявшаяся неприязнь была явно взаимной. Как бы там ни было, вожделенное место опальный зять получил. Женечкин папа свою семью не обижал.

- Где в этом году отдыхать думаете? – спросил тесть молодых за воскресным семейным обедом. – Опять на воды?

- Нет уж, увольте, - ответила за двоих Женечка. – Для его желудка, - она кивнула на Евгения, - я думаю, полезнее шашлыки будут. И не только для желудка. А я на мужиков полюбуюсь, а не на язвенников с кружечками. В этом году – Сочи! Или Пицунда на крайний случай.

- Ладно, - одобрительно хохотнул папочка. – Сделаем. Можете собирать чемоданы.

В этот день по дороге домой мрачным был уже Евгений. Он молчал, искоса поглядывая на жену, а та, нисколько не смущаясь и не обращая внимания на настроение мужа, щебетала, описывая какие-то сапожки, купленные одной из ее приятельниц. Прежних подруг Женечка давно растеряла. Теперь вертелась среди молодых мамаш их элитного микрорайона – женщин, в основном, обеспеченных и избалованных.

Когда они вошли в квартиру и переодели Костика, Женя спросил, наконец:

- Так что ты там о настоящих мужчинах говорила? Это была шутка такая?

- О-о! – протянула Женечка. – Высказался, наконец! А то я думаю, чего это он набычился? А он приревновал, оказывается! Может быть, скандал закатишь, муженек дорогой?

- Не мешало бы, - вызверился Евгений.

- Напугал! – опять протянула Женечка. Глаза ее потемнели. – А ты, Отелло, в зеркало на себя посмотри. На кого ты похож. Глист в обмороке! И когда ты спал со мной, вспомни! Впрочем, спишь со мной ты каждый день!

Женя растерялся. Такого он не ждал.

- Я, между прочим, дипломировал. Посмотрю на тебя, когда ты будешь дипломировать.

- Посмотришь, посмотришь! – согласилась Женечка. Она потеряла интерес к разговору. С некоторых пор появилась у нее такая манера – внезапно терять интерес к теме разговора. На собеседника действовало это безотказно. – Поставил бы ты лучше чайник. Устала я что-то.

Осадок на душе у Жени остался препаршивый. Всю жизнь впоследствии простая просьба поставить чайник вызывала у него неприятные ассоциации, избавиться от которых он не мог. Ночь он практически не спал. Курил у форточки, пил холодную минеральную и... Нет, не думал он ни о чем. Мыслей не было. Было что-то темное – тоска не тоска, меланхолия не меланхолия, холод какой-то и боль. Болел желудок.

 

Как ни странно, но отдых их в Сочи удался. Тесть организовал им номер в шикарной гостинице с видом на море и завтраком. Обедали и ужинали они в ресторане, а загорать при желании можно было прямо на балконе. Это был их третий выезд на курорт и третий медовый месяц. Может быть, даже самый лучший! Они купались, загорали, пили вино с фруктами, а ночи были отданы любви. Забылись все обиды и недоговоренности. Остались дома проблемы и заботы. Женечка снова стала мягкой и любящей, похожей на милого рыжего котенка. Они переживали настоящий ренессанс своей личной жизни.

В пыльный и жаркий Город Евгений с Женечкой вернулись в последних числах июля. Загорелые, веселые, влюбленные. Женя поправился на несколько килограммов и вернул румянец на лицо. Как ни удивительно, но женечкина терапия оказалась более действенной, чем все лечебные воды. Тесть хмыкнул, увидев их, а мама Евгения не знала, куда усадить ненаглядную невестку.

За годы жизни в отдельной квартире у Гранитов младших сложилась уже традиция – семейные обеды в выходные. Суббота – день родителей Женечки, а в воскресенье обедали у Гранитов старших. Эта традиция не стала, как случается нередко, невыносимым оброком для молодых. Бывает такое в семьях. До разводов доходит иногда. Нет, в их случае был узаконен строгий демократический принцип: у вас, ребята, другие планы на этот день – предупредите заранее. И все. Так что в итоге выходило не так уж много посещений. Не более трех, ну четырех обедов в месяц. Вполне терпимо. Плюс, правда, обязательные праздники семейные: дни рождения и прочее. От этого уж, увы, никуда не денешься.

Через десять дней после возвращения из Сочи Женечка с Женей обедали у ее родителей. Евгений приступил уже к работе и был переполнен щенячьим восторгом и радужными планами. Женечка наслаждалась общением с сыном, за которым слегка соскучилась за месяц. Впрочем, надолго ее обычно не хватало. Она не была особо любвеобильной матерью.

Обед протекал на удивление ровно и гладко. Даже Костик не вертелся и не капризничал зря. Ну, прямо идиллия семейная с немецкой открытки. Пастораль! За сладким, когда, собственно, и решались основные стратегические вопросы, тесть спросил у Женечки:

- Что у тебя с возвращением в институт? Ты решила уже, на какой факультет идешь?

Евгений удивился страшно. Причем поводов для удивления было два: во-первых, ему в голову не приходило, что Женечка может поменять факультет, а во-вторых, вопрос был поставлен так, что становилось ясно – проблему уже обсуждали и весьма обстоятельно. Он же об этом слышал впервые. На душе, внутри, царапнуло что-то острым коготком. Это была даже еще не обида, а так – чувство неприятное.

- Не понял, - встрял он в разговор, - ты собираешься менять специальность? Почему? И почему я об этом не знаю?

- Тебе последнее время было не до этого, - отмахнулась от мужа Женечка, и повернулась к отцу. – А ты, папа, что об этом думаешь? Ты мне обещал высказать свое мнение.

Тесть высказался. Мнение его заключалось в том, что ЭВМ дело хорошее и перспективное, несомненно, и хорошо, что в семье будет специалист такого плана, это работа на будущее, но одного программиста в доме вполне достаточно. Считает он, что впереди грядут новые времена и большие перемены, поэтому Женечке следует переходить на экономический факультет, причем не в политехническом институте, а в университете. Проблемы самого перевода он берет на себя.

Что говорить, умен был тесть! Предвидел катаклизмы за десять лет до перестройки! Вот это уровень! Впрочем, здесь может быть и другое объяснение: информированность. Как в том анекдоте времен развала: пессимист – это очень хорошо информированный оптимист. В семьдесят восьмом, через три года после описываемых событий, довелось мне несколько месяцев жить в Городе. Должен сказать, что именно там я, просоветски воспитанный и вполне благонадежный гражданин, впервые осознал, что не все ладно в "самой лучшей и справедливой" стране. Задуматься меня заставили исчезнувшие, вдруг, молочные продукты, и появившееся на прилавках "Гастрономов" так называемое "бутербродное масло" с явственным привкусом машинной смазки. Сам внезапный дефицит не вызвал бы у меня мыслительной реакции. Я привык к выбрыкам советской экономики и не реагировал на них. Но бутербродное масло меня поразило. Его появление говорило о том, что речь идет не о случайной чьей-то недоработке или ошибке планирования, что дефицит был ожидаемым, государство знало о нем и к нему готовилось. Значит проблема глубже, чем представлялось раньше. Значит проблема с экономикой. И так мысль за мыслью, и пришел я, братцы, к суперкрамольным по тем временам выводам: власть-то советская конечна! Грядут перемены! Только по моим соображениям закончиться все должно было где-то к концу девяностых. Как вы знаете, ошибся я на восемь лет. Неплохо, учитывая, что у меня не было никакой конкретной информации и экономического образования, а выводы все основывались лишь на умозаключениях.

Тесть, несомненно, был человеком информированным и вполне имел возможность прийти к тем же выводам на три года раньше. Он явно предвидел будущие катаклизмы и понимал, что образованные экономисты в будущем балагане имеют больше шансов выплыть. И был он прав на сто процентов, но делиться информацией с "желторотыми" молодыми не мог. Правда, мог бы он, как бы это сказать, - провернуть дело поделикатнее по отношению к зятю. А вот этого он как раз не умел! Или не считал нужным.

Женечка задумалась. Тесть, прихлебывая чай, спокойно ждал.

- О каких переменах ты говоришь? – спросила она.

- Тебе не нужно знать того, чего знать не нужно! – твердо ответил тесть.

Жене вспомнился вдруг его разговор с другом-Димой несколько лет назад. Как он тогда сказал: если ты ничего не понял, то и понимать тебе не нужно. Не раз за прошедшие годы задумывался Женя, а что, собственно, друг его имел в виду. Загадочная фраза мучила его, подчас, бессонными ночами. А может быть просто не нужно копаться в этом? И не имеет это никакого глубокого смысла, никакой мудрости вселенской, а так просто брошенная фраза. Он спохватился, что решается сейчас очень важный вопрос, а он улетел мыслями куда-то далеко.

- Женечка, - сказал он, - ты же ХОТЕЛА быть программистом! О чем ты сейчас думаешь?

- Помолчи, - отмахнулась супруга, - сейчас не до этого. Папа, ты уверен в том, что сказал?

Тесть хмыкнул. На зятя внимания он не обратил.

- Ладно, - сказала Женечка, - ты, наверное, прав. Я согласна.

- Солнышко, что ты делаешь? – почти закричал Женя. – Ты никогда не хотела быть экономистом!

- Не хотела? – хмыкнула Женечка совсем как ее отец. – А сейчас не хочу быть программистом. Решать, в конце концов, мне.

Евгений замолчал. Было ощущение, что он тыкается в стенку. Какой смысл говорить, если тебя не слышат. Ему резко захотелось домой. Теща с тестем показались, вдруг, упырями, подсасывающими кровь. В голове шумело, и съеденная за обедом еда просилась наружу.

- Пошли домой, - сказал он.

- Сейчас, милый, - как ни в чем ни бывало ответила Женечка, - мы тут с папой обсудим кое-что и пойдем. Да и Костик уже устал.

- Костик устал, - подумал Женя, - это конечно важно, а то, что мне плохо никого не волнует. Господи, что же я такого съел сегодня? Почему опять болит желудок? В Сочи переперченное все жрал и хоть бы что! И на что ей этот экономический? Кем она будет-то? Бухгалтером? Куда он ее толкает?

- Что случилось, котик? – с сочувствием спросила Женечка. – Ты себя плохо чувствуешь? Давай собирайся. Пойдем домой.

 

Один мой знакомый, находясь в философской стадии опьянения, сказал как-то: "Вся наша жизнь состоит из нескольких случайностей, нескольких принятых решений, и нескольких переездов. Все остальное так – узоры, расцвечивающие серые будни!" И хотя подобная сентенция за километр отдает пьяными слезами, - это действительно так.

Следующие десять лет очень изменили нашего Евгения. Он достиг возраста Христа, а это время когда пора подводить первые итоги и окончательно определять жизненные приоритеты. Возраст, когда обычно достигают своей вершины, и физической и социальной.

К восемьдесят пятому году Евгения Гранита знали многие, очень многие в Городе. Он руководил крупнейшим вычислительным центром и считался высококлассным специалистом, компьютерным гением. Обратиться к Граниту в сложном случае, означало почти с гарантией решить свой вопрос. Казалось, что чем сложнее становятся компьютеры, тем лучше в них разбирается Евгений Михайлович. Он чувствовал их, относился к ним, как к живым разумным существам, и они с радостью отвечали ему взаимностью.

Десять лет не украсили Женю, теперь напоминал он типичный киноштамп рассеянного профессора, увлеченного только своей наукой. Впечатление усиливала худоба, граничащая с болезненной, желтовато-бледный цвет лица и намечающаяся сутулость. Хроническая язва желудка, не поддающаяся никакой терапии, регулярно, не менее двух раз в год укладывала Евгения в больницу, но и там он умудрялся консультировать всех, кто обращался к нему со своими проблемами. Евгений Гранит не имел привычки кому бы то ни было отказывать в помощи. За это его любили и уважали в Городе.

Женечка к восемьдесят пятому году уже пять лет благополучно трудилась под крылом своего отца. Мудрый папа до мелочей просчитал ее карьеру и, как обычно, не ошибся ни в чем. После окончания он устроил дочь в один из подведомственных ему ОРСов экономистом. Через два года главного экономиста оттуда с почестями проводили на заслуженный отдых, а на теплое место это села, естественно Евгения Сергеевна Гранит, молодая, но "очень компетентная". А еще через два года, неожиданно слег начальник, и снова "компетентный кадр" пересел в неостывшее кресло вчерашнего своего босса. Папочка смеялся за обедом: "Ты, дочь, сходи на досуге в мой кабинет, осмотрись там, пообвыкнись!"

К своим тридцати трем, Женечка превратилась в ухоженную обворожительную женщину, которой с первого взгляда нельзя было дать больше двадцати пяти. Только глаза ее, голубые раньше, сейчас стали стальными. Со второго взгляда было ясно видно, что перед вами не игривая молоденькая кошечка, а хищник – опасный и беспощадный.

Костик как раз вошел в свое отрочество со всеми возрастными проблемами. Отца своего он ни во что не ставил, стесняясь его непрезентабельной внешности, уважал лишь деда, чувствуя, видимо, кто именно обладает настоящей властью в семье. Такие проблемы случаются у подростков и с годами, обычно, благополучно проходят, но в данном случае, учитывая влияние Тестя, рассчитывать на это не приходилось. Евгений же был весь в своих компьютерах.

Еще одно событие произошло весной восемьдесят пятого. Отец Евгения – Михаил Сергеевич Гранит, вышел на пенсию. Знакомые в Городе шутили еще: два, мол, Михаил Сергеича было в Союзе, и у обоих повышение – один на пенсию, другой в Кремль.

Гранит старший, не глупее свата своего, тоже почувствовал, что грядут новые времена, только выводы сделал другие: не было душевных сил у него, устал он, изработался. Не мог уже осилить наступающие перемены. Лет бы на двадцать раньше... Вот тогда бы! Ведь не дурак же он! Всегда понимал, что к чему! Но сейчас! В шестьдесят пять! Поздно! Забегая вперед, скажу, что не дожил Гранит старший до полного развала. Умер от инфаркта в восемьдесят восьмом. А может быть, для него и к лучшему?

Совершенно неожиданно для Евгения на место его отца был назначен друг-Дима. Вообще, если подумать, это не было неожиданностью. Слышал Женя, что Диму ценят на заводе, уважают и за квалификацию, и за умение с людьми ладить. Как-то, зайдя случайно к родителям своим, Евгений застал там друга своего бывшего. Они с Гранитом старшим обсуждали дела заводские. Царапнуло тогда Женю внутри что-то, хоть и не завистливый он был по натуре. Отец называл гостя Димочкой и улыбался по-молодому. Самому Евгению Михаил Сергеевич уже давно так не улыбался. И мама привечала друга-Диму так, что ясно было – нередкий он здесь гость. А Дашка, ожидавшая тогда своего первенца, и вообще вела себя с ним по-домашнему. Ревность – вот что царапнуло душу Жени, а это чувство иррациональное и разуму не подвластное. Его можно прикрутить, но справиться совсем – невозможно!

Отношения же между Женей и супругой его установились и стали привычно ровными. Женечка по-своему любила мужа. Вот отец ее с самого начала зятя не уважал. Не было в Жене, по его мнению, ни вальяжности, ни хватки. Не такого мужа желал он для дочери своей, которая мощностью характера и повадками хищника полностью пошла в него. И не поощрял этот брак. Разбил бы его с удовольствием превеликим и без всякого сожаления, но Женечка по какой-то причине упрямо стояла на своем, и отец, в конце концов, махнул рукой. Вреда от Евгения никакого не было, так почему бы не оставить единственной дочери игрушку, которую она хочет.

Страну в тот год лихорадило. Новое руководство рьяно взялось перестраивать сложившийся уклад, не понимая еще, что рубит сук, на котором сидит. Экономика умирала понемногу, но время шумных митингов еще не пришло.

А вот для Тестя и его дочери время как раз было нелегким. Домой Женечка попадала только поздно вечером, если вообще попадала. Случалось нередко, что, уйдя утром на работу, она, забежав в середине дня домой на полчаса за вещичками, укатывала куда-нибудь в командировку на несколько дней. Домашние, подчас, даже не знали, куда на этот раз уехала их мама и жена. Такой образ жизни стал в то лето настолько привычным, что уже не удивлял и не удручал никого. А редкие вечера, когда Женечка находилась дома, проходили, как правило, с телефонной трубкой в руках: ежевечерние совещания с отцом стали для Женечки обязательными.

Евгений ни во что не вникал. Несмотря на язву, диетами себя никогда не утруждал, откуда все берется в холодильнике - просто не задумывался, общественные потрясения и дефициты проходили мимо его сознания. Слышал он, конечно, разговоры в курилке, но сам в них никогда не участвовал. Кому-нибудь другому, да еще мужу и зятю торговых руководителей Города, сотрудники не простили бы подобной молчанки, но Гранита любили и уважали. Так и жил бы он в гипнозе своей работы, если бы не тот случай...

Началось все обыденно и просто. На исходе лета Евгения Михайловича попросили помочь запустить компьютерную систему в одной из центральных гостиниц Города. Эпопея эта тянулась уже несколько недель. Не ладилось у них что-то. Сотрудники Гранита ездили туда не раз, но, как это иногда бывает с новой техникой, пока они там были – все работало, а стоило уехать... Наконец директор гостиницы позвонил лично Евгению и попросил его разобраться.

- Ладно, - сказал Женя, - пусть ваш программист ровно в два будет на месте.

О точности Гранита ходили легенды. Если он говорил в два – это значило в два. Не в пять минут третьего, не без пяти, а именно в два. И хотя никто и никогда не слышал, чтобы Женя наказал кого-либо за опоздание, его сотрудники никогда не посмели бы задержаться, скажем, с перерыва, или проспать на работу. Ровно в два Евгений Михайлович вошел в гостиницу. Мальчик-программист, только год назад окончивший институт, провел его к компьютеру. Пять минут потребовалось Жене, чтобы понять проблему и двадцать – чтобы объяснить ее программисту. Рутина! Когда они покончили с делом, в комнату зашел директор гостиницы и пригласил Гранита пообедать. Женя стал отказываться, но тот настаивал, и, попрепиравшись немного, они пошли в гостиничный ресторан. Спорь не спорь, - эту русскую традицию не перешибешь. С директором Евгений был знаком раньше. Приходилось сталкиваться. Был тот мужиком умным и интеллигентным. Увлекался очень новинками техническими и на почве этой Евгения Михайловича уважал. Так что не в благодарность даже Женю он в ресторан потащил, – поговорить ему хотелось. Обедали час почти, вышли в вестибюль гостиницы в половине четвертого, и сразу в полупустом зале Евгений увидел... Женечку, спускающуюся по лестнице вместе с высоким мужчиной в элегантном, явно импортном костюме. Это не могла быть она! Женечка уехала вчера в командировку и должна была вернуться только через три дня! Но это была она!.. Женя резко повернулся и стал спиной к лестнице, поблагодарил директора гостиницы за обед и быстро ушел. Описывать все, что передумал Женя в тот день нужды, думаю, нет. Как там у Тютчева: "Мысль изреченная, - есть ложь!" Вряд ли можно выразить словами мысли человека в такой ситуации! Думается мне, что это что-то вроде смерти: полет и вся жизнь перед глазами. И вопросы! Много вопросов. От: "За что?", до: "И как мне теперь поступить?". Вопросы бессмысленные совершенно, как и хитроумные планы мести, придуманные в полубреду бессонной ночи.

А ведут себя люди по-разному. Кто-то пускается в запой, кто-то в загул. Кто-то ищет примирения, а кто-то требует развод. Некоторые скандалят, а другие молчат и держат все в себе...

Никаких сомнений в увиденном не было. И все же через пару часов выскочила откуда-то из подсознания целительная вроде для психики мыслишка: "А, может быть, мне это показалось? Может быть, не она это была? А не ошибся ли я?" Целительность мысли этой, увы, мнимая и временная, потому что сразу почти наступает следующая стадия: мучительные, раздирающие сердце сомнения. Это еще вопрос, не они ли бросили несчастного Отелло на убийство? О, эти сомнения! О, эта неуверенность! Когда достигает она своего апогея, не хочется уже никакого успокоения, - хочется только правды и нечего кроме правды! Даже если она будет неприятной! Мучительная ноющая боль, не проходящая ни на минуту, не дающая уснуть по ночам. Одна и та же мысль, постоянно, как старая заезженная пластинка крутящаяся в голове. Сводящее с ума, разъедающее психику состояние. Избавиться от этого можно только одним способом: поставить точки над "i", но на это нужна решимость, храбрость нужна. Большинство пострадавших, в конце концов, идут на это. Устраивают своим благоверным грандиозный скандал, а дальше, либо в ЗАГС за разводом, либо в ресторан за примирением. Так поступают многие, но не Женя! И постарайтесь его понять сейчас. Не оправдать, нет! Оправдать такую тактику трудно. Не вызывает она уважения. Понять постарайтесь, как поняли бы скулящего зареванного ребенка, потерявшегося рядом с домом. Когда через три дня Женечка вернулась из "командировки", дома все было тихо. Муж сидел в кресле и читал свой компьютерный журнал, сын у себя в комнате терзал магнитофон, а на плите не остыл еще приготовленный приходящей домработницей обед. Жизнь текла в прежнем русле.

Все было точно так же, как раньше. Не стал Женя ни устраивать скандалов, ни вопросов задавать. Понаблюдать решил, разобраться в ситуации. Жизнь, мол, покажет. Люди, идущие по такому пути, искренне считают себя мужественными, сдержанными и сильными. Но не так это! Это слабость, нерешительность и мазохизм, наконец! Как правило, тактика подобная не заканчивается ничем хорошим. Первые симптомы неблагополучия появились недели через две. Причем, как это часто бывает, ни сам Евгений, ни окружающие не поняли сразу, что случилось...

В один из первых дней сентября к Граниту позвонил старинный знакомый еще по первой учебной группе, теперь инженер одного из заводов Города.

- Евгений, - сказал он, - мы тут у себя пытаемся компьютеры организовать, но что-то у мальчиков не ладится. Не подъедешь по старой памяти?

Просьба была обыкновенной. К Жене нередко обращались за помощью из разных организаций. Как правило, он посылал своих ребят, но частенько ездил и сам. Ему нравился сам процесс запуска новой компьютерной точки. Это напоминало ему рождение ребенка или высаживание дерева – вот теперь тут будет зелень, жизнь будет.

- Ладно, - сказал Женя, - подъеду завтра.

Назавтра он сел в свою красную "Ладу" и поехал. День был чудесный. Осень еще совершенно не ощущалась в воздухе. Солнце светило по-летнему. На курортах этот сезон называют "бархатным". Женя любил такие дни. Но в этом году он не замечал ничего. Мрачное настроение не покидало его. На проходной завода Гранита встретил бывший сокурсник, и они вдвоем пошли к административному зданию. Все было хорошо, пока не подошли они к компьютерной комнате. Уже у самой двери Женя почувствовал, вдруг, острую боль в верхней части живота. Боль была такой сильной, что Женя вынужден был согнуться и присесть на корточки. Перепуганный приятель вызвал фельдшера из медпункта, та "Скорую" и через пятнадцать минут Гранит уже лежал на носилках в машине и ему делали кардиограмму. Но едва он оказался там, как приступ так же неожиданно прошел. Женю отвезли все-таки в больницу, продержали там сутки и выписали. Никаких отклонений в состоянии здоровья, кроме застарелой язвы желудка не было найдено.

- Возможно, - сказал на прощание лечащий врач, - это был просто спазм. Может быть на нервной почве. Вы давно были в отпуске?

Женя вернулся на работу, но через несколько дней приступ повторился. На этот раз Гранита пригласили на консультацию в один из крупных вычислительных центров Города, там внезапно "зависли" и отказались работать все компьютеры, но Женя не дошел до них. Его скрутило в коридоре. Сценарий повторился полностью. Уже в машине "Скорой" приступ прошел, анализы были в полном порядке, и тот же доктор опять посоветовал Евгению Михайловичу отдохнуть.

Третий приступ захватил Гранита в компьютерном центре горисполкома. В этот раз доктора отнеслись к больному серьезнее, и он провалялся в терапевтическом отделении три дня, затем его перевели в неврологию. Дело в том, что очередной приступ случился прямо в больнице. В палату к Евгению зашел главный врач и попросил посмотреть только что приобретенный им компьютер. Прекрасно чувствующий себя Женя, естественно, согласился и спустя несколько минут валялся на полу в приемной. На этот раз у медиков была возможность обследовать больного прямо во время приступа, но, как и в предыдущих случаях, ничего найдено не было. Кстати, боли прошли, как только больного доставили в палату. Невропатологи также не обнаружили никаких заболеваний и выписали Гранита с рекомендацией обратиться к психотерапевту.

Психотерапии в Советском Союзе официально как бы не было, и профессии такой в штатном расписании больниц не предусматривалось, но были, как это часто случается и исключения. Две-три кафедры на всю страну, три-четыре отделения в психиатрических больницах. Естественно, обычные больные в эти островки цивилизации не попадали, но все равно – это лучше, чем ничего. Так вот, в Городе находилась одна из немногих кафедр психотерапии страны. Официально занималась она психологической подготовкой спортсменов, но и больных лечили тоже, ибо собрались там отнюдь не глупые ребята. У них там, на базе клиники железнодорожной, имелся даже сексопатолог, что в советские времена вообще было полной экзотикой. Секса-то в Союзе, как вы помните, не было!

Психотерапевт, к которому попал Евгений Михайлович был хорошим специалистом, умным и вдумчивым, но в данном случае даже он оплошал немного. Никто ведь не гарантирован от ошибок. Тем более что нам-то легко рассуждать, зная подробно все обстоятельства жизни Евгения. Доктор четко уловил связь заболевания с работой, но природы этой связи понять не смог, а об обстоятельствах своей семейной жизни Женя, естественно, ничего ему не рассказал, так как сам не понимал многого.

Психотерапевт посоветовал взять отпуск без содержания на пару недель, провел успокоительный курс гипноза, убедительнейшим образом уверил больного в выздоровлении и отпустил восвояси. Женя с большим удовольствием вернулся в свой кабинет. Домашняя обстановка с некоторых пор его тяготила, хотя Женечка в эти недели заботливо ухаживала за ним, доставала новые импортные таблетки, кормила вкусненьким, в общем, окружила любовью и вниманием. Но не пробивала она своим теплом возникшую уже ледяную корочку. Засыпая, видел Женя две фигуры на лестнице. А накануне выхода его на работу Женечка собралась в очередную командировку. Евгений тут же предложил отвести ее на вокзал.

- Не нужно, - твердо сказала супруга, - тебе лучше отдохнуть. Не хочу я, чтобы ты в таком состоянии за руль садился.

- Ладно, - охотно согласился Евгений. – Когда хоть вернешься?

- Как всегда, через три дня.

- Как всегда, как всегда! – пробормотал Женя и снова почувствовал, как начинает болеть желудок. – Мне действительно что-то нехорошо. Видимо, таблеток этих переглотался.

- Иди, ляг, - заботливо сказала Женечка и уехала на вокзал.

Евгений быстро собрался и поехал следом. Всю дорогу его трясло. Он сам не знал, чего ждет от этой авантюры и хочет ли по настоящему узнать правду. Но, увы, поездка ничего не дала. То ли из Евгения получился плохой сыщик, то ли вокзал в Городе был слишком большим, то ли действительно Женечки там не было, но он ее не нашел. Так что проверка не ответила ни на один вопрос.

Назавтра Женя вышел в свой офис и с удовольствием погрузился в работу. Здесь все было привычным и ничего не раздражало. Здесь ему было хорошо. Да и чувствовал Евгений себя прекрасно. Сотрудники искренне радовались возвращению шефа. Женю в центре и любили, и уважали. Два дня он просидел в кабинете, разбирая накопившиеся за время болезни завалы, а на третий пригласили его на небольшой сабантуйчик по поводу открытия нового компьютерного центра одного из исполкомовских учреждений Города. Не пойти было нельзя. Да и почему, собственно, не идти? Собиралась там элита Города, потусоваться с ними было отнюдь не лишним.

Гранит приехал вовремя, припарковался у хорошо знакомого здания, приветственно махнул, двоим-троим знакомым городским чиновникам, прибывшим одновременно с ним и вошел в массивные двери. Прошло всего четверть часа, и его вынесли через эти же двери на носилках. Он упал, скорчившись, у входа в помещение компьютерного центра. Сценарий приступа ничем не отличался от предыдущих. Лечение не помогло.

После этого Женя серьезно задумался. Он не был психологом. Он не знал законов психики и особенностей неврозов. Он не был, даже, волевым человеком, но он был программистом и умел выстраивать логические цепочки! Евгений решил сам разобраться в своей болезни. Ему это удалось. Почти! Проанализировав все свои загадочные приступы, он верно уловил систему. Каждый раз боли начинались у входа в помещение с компьютерами, причем это касалось всех подобных помещений, кроме собственного вычислительного центра. Причины таких реакций остались для Жени непонятными, но закономерность была настолько неоспоримой, что никаких сомнений не возникало. Жаль, Евгений был всего в одном шаге от ответа, но неопытность его в этой сфере не позволила сделать этот шаг. Вопрос для него состоял в другом: что же теперь с этим делать? Перестать ездить в другие центры? А как же консультировать коллег? Как жить дальше? Такое ограничение вынуждало его полностью изменить стиль работы. Сделай он тот последний шаг в анализе своего заболевания, возможно, нашелся бы и путь выхода из кризиса, но увязать проблему со своими семейными делами он так и не сумел.

Женечка вернулась, как и обещала, через три дня и нашла своего мужа в жесточайшей депрессии. Он сидел небритым в гостиной их квартиры, тупо глядя в экран телевизора, не отреагировав даже на ее приход. В первую минуту Женечке показалось, что супруг пьян, хотя раньше никогда в подобных поползновениях он замечен не был. Пил Женя весьма умеренно. Она подошла к нему поближе, но запаха спиртного не уловила.

- Что случилось? – спросила она. – Почему ты не на работе? Ты заболел?

- А какая разница? – глухо ответил Евгений. – Я больше не могу работать. У меня опять был тот приступ.

Женечка вздохнула и отошла от мужа. Ей явно нужно было собраться с мыслями. Она прошла в ванную, приняла душ, переоделась в домашнюю одежду. Чувствовала Женечка, что назревает какой-то разговор, но вот в каком ключе он пойдет, не догадывалась. Первым начал Евгений.

- Скажи мне, - спросил он, - где ты была эти три дня? Только не нужно сказок о командировке. Ты уезжала из Города?

Женечка оторопела. Такого конкретного начала она никак не ожидала. Знала, конечно, что рано или поздно это произойдет, ничего тайное никогда надолго не остается таковым. Но так, вдруг!

- Нет, - спокойным тоном ответила Женечка, - раз уж ты об этом знаешь, то незачем скрывать. Я была в городе.

- В какой гостинице?

- А какое это имеет значение? – так же спокойно спросила Женечка.

- С кем ты была, тоже не имеет значения? – глухо спросил Женя.

Супруга не ответила, и в комнате повисло молчание.

- Ладно, - продолжил Евгений, - у меня один вопрос: а я что здесь делаю? Моя роль какова?

- Ты сам выбираешь свою роль, - без тени смущения ответила Женечка. – Ты в зеркало глянь на себя. Выглядишь, как бомж.

- А что ты мне прикажешь делать? – закричал Женя. – Работать я не могу! Жена у меня..., - он замолчал. В верхней части живота появился маленький, но очень острый гвоздик.

- И что у тебя жена? – с насмешкой спросила Женечка. – Продолжай!

Но продолжать Женя уже не мог. Раскаленный стальной кинжал вонзился в его живот, не позволяя ни вздохнуть, ни пошевелиться. Он побледнел и скорчился в кресле.

- Что с тобой? – совсем уже другим тоном спросила Женечка. – Женя, что? Тебе плохо? Сейчас, я "Скорую" вызову...

 

На этот раз не обошлось. Прямо из дома "Скорая помощь" отвезла Гранита в ургентную хирургию с диагнозом: прободная язва желудка. Через сутки Женя лежал в послеоперационной палате, утыканный резиновыми трубочками, не отошедший еще от общего наркоза и бледный до синевы.

Женечка старательно и с любовью выхаживала мужа. Когда ему разрешили есть, она сама, не доверяя никому, кормила его бульоном из ложечки, собственноручно перестилала ему постель и обтирала его еще больше похудевшее тело влажными салфетками. К тому незаконченному разговору они больше не вернулись.

Только через месяц Евгений Михайлович Гранит снова появился в своем кабинете заведующего Вычислительным центром. Прошел всего месяц, но на работу вернулся совсем другой человек. Евгений и до операции выглядел не Бог весть как, а сейчас он и вовсе постарел не по годам. Заметно поредели волосы, на висках появилась седина, вокруг рта четко определились две дугообразные складки. Усилилась его и без того болезненная худоба, а намечающаяся ранее сутулость превратилась в сутулость оформленную, почти что старческую. Желтоватая бледность довершала картину, делая из тридцатитрехлетнего мужчины минимум пятидесятипятилетнего и очень нездорового человека. Среди сотрудников поползли слухи, что, мол, не язву оперировал шеф, а кое-что похуже, и что, мол, следует ждать перемен. Карьеристы зашевелились, активизировались за спиной начальства. Вся эта мышиная возня, естественно, доходила до Евгения Михайловича, но он на нее никак не реагировал, чем только раздувал слухи. Работал Гранит теперь без прежнего запала с равнодушинкой какой-то, а на консультации вне своего центра выезжал вообще неохотно. Кстати, те приступы непонятные после операции исчезли, и ничто не мешало Евгению Михайловичу снова посещать коллег из других предприятий. Но не любил он теперь это делать, предпочитал работать у себя хотя по-прежнему в помощи никому не отказывал.

С Женечкой они старательно обходили все острые углы, изображая прежние отношения. Только всеведающий Тесть, обмануть которого не удавалось никому, с еще большим презрением поглядывал на зятя, не давая ему за столом и рта открыть. Правда, Евгений и не пытался: во время семейных трапез больше молчал, думая о чем-то своем. Молчал по обыкновению он и дома. Вечера, за редкими исключениями, проводились либо в кресле со специальным журналом в руках, либо за домашним компьютером, где Евгений продолжал свои дневные дела. О делах семейных он думать перестал, а если иногда и приходила в голову "крамольная" мысль о том, что же он тут делает, в этой гостиной, то он гнал ее прочь. Эта тема была запретной.

Жизнь текла своим чередом. Страна все быстрее скатывалась к обрыву, хотя народ пока еще молчал. Это было затишье перед взрывом. Никто, правда, этого не знал, доживая последние месяцы в привычном мире. Через полгода грянул Чернобыль, еще через четыре месяца затонул круизный "Адмирал Нахимов". Эти два события восемьдесят шестого года, не связанные между собой и не имеющие вроде никакого отношения ни к политике, ни к экономике, окончательно сдвинули дремлющее сознание людей, и Великая Империя весело покатилась к своему концу. Мир вокруг задышал, задвигался, пробуя свои застоявшиеся мышцы. Все, вдруг, захотели делать деньги, каждый по-своему, каждый на своем месте. Народ напоминал того цепного пса, которого неожиданно освободили от ошейника, и он бегает, бегает, радуясь приобретенной свободе, не задумываясь, а принесут ли завтра привычную миску с похлебкой. Не суетились лишь две категории людей – это те, кто по должности своей имел доступ к распределению благ, и собственно осуществлял это распределение, и те, кто по характеру своему настолько ушли в свою работу, что просто ничего не видели и не понимали.

К первой категории относился Тесть и дочь его Женечка – Евгения Сергеевна Гранит. Тесть не суетился. Наоборот, он упоенно работал, осуществляя, наконец, тайную мечту жизни своей: создание семейного капитала, который должен обеспечить внуков и правнуков его. И, надо сказать, преуспел он в своих радениях, хотя и не сразу, но к нашему повествованию это имеет лишь косвенное отношение. И дочь его, помощница и наследница, шла в этом ратном бою плечом к плечу с отцом, активно участвуя во всех начинаниях. Да и сама тоже не дремала. Задолго еще до полного развала, умело манипулируя кадрами, она умудрилась взять под личный контроль чуть ли не половину подведомственных ей торговых точек, создала несколько кооперативов и полулегально организовала линию доставки продукции кавказских виноградников. Тесть с полным правом мог гордиться своей дочерью!

С мужем Женечка поддерживала ровные отношения, внимательно следила за режимом, при малейших жалобах отвозила на консультации к лучшим специалистам. В общем – мать родная! Об интимных отношениях они вспоминали теперь редко, и Женя иногда задавался крамольным вопросом: а зачем, собственно, я ей вообще нужен? По этому поводу много можно было бы порассуждать, но не наша это задача. Да и информации у нас недостаточно. Известно лишь, что после выписки Евгения из хирургии регулярные командировки Женечки прекратились. Не ездила она больше никуда. Так что разговоров на эту тему возобновлять и на вокзал ездить, вроде бы и причин больше не было. В семье теперь царили "мир и порядок".

 

Следующие шесть лет прошли для Евгения Михайловича как в полудреме. Нет, поймите меня правильно, не спал он, естественно. Страна бурлила и все эти события, митинги, забастовки не могли пройти мимо сознания даже такого увлеченного трудоголика, каким был Гранит. Интересовался он, конечно, событиями, слушал, как и все, дебаты на пленумах, в коллективе даже высказывал мнение свое. Но все это было для него, как бы это сказать поточнее: на втором плане, что ли. Не интересовала вся эта мишура его по-настоящему. То, что завод потихоньку умирал, - его волновало, а митинги...

Несколько раз деятельные сотрудники подходили к боссу с проектами, как с выгодой отделиться от завода и стать самостоятельными, гарантировали заказы и деньги немалые, но Евгений отказывался неизменно. Не хотел он никаких перемен. И свободы он не хотел. Сотрудники уходили в вольное плавание. Он отпускал их, иногда неохотно, так как уходили, как правило, лучшие. Но удержать тоже не мог. Мало того, нередко и помогал еще, если была возможность. За это его продолжали любить и уважать. А когда на заводе стало совсем плохо – звали под свое крыло. Евгений Михайлович всегда отказывался. Шутил с улыбкой, что умрет вместе с заводом. Друзья втайне уважали его за это, а недруги (у кого их нет) утверждали, что ложь все это, что есть у Гранита дело свое неофициальное, оформленное под чужой фамилией, и даже адреса указывали, но каждый раз разные.

К своему сорокалетию стал Евгений Михайлович человеком без возраста, которому с одинаковой уверенностью можно было дать и тридцать пять и пятьдесят пять, но при ближайшем рассмотрении все скорее склонялись где-то к пятидесяти, или около того. Был он, как правило, мрачным, оживляясь немного только во время работы. Его детище – вычислительный центр его, выпестованный так любовно, давно уже агонировал вместе с заводом. А после того как три русских богатыря собрались осенью девяносто первого в Беловежской пуще и вбили последний кол в сердце умирающего гиганта, кончина завода тоже казалась неизбежной. Гранит ничего не видел. Он вроде и не заметил, что Москва, вдруг, стала заграницей, что из сотрудников осталась едва ли треть, что были дни, когда им на работе нечего было делать. Впрочем, длилось это недолго, потому что, слава Богу, не все на заводе находились в летаргии. Нашлись люди, которые не растерялись, активизировали цех сопутствующих товаров, и, в отсутствии военных заказов, погнали в мир бытовую продукцию: телефоны, приемники и даже кастрюли и чайники.

Дней за десять до своего сорокалетия, в теплый весенний день, произошел с Евгением Михайловичем случай, пробудивший неожиданно его от душевного ступора. В новом платном диагностическом центре ожидал Евгений своей очереди на модное компьютерное исследование, в связи с весенним обострением язвы. К болезни Женя настолько уже привык, что сам и не пошел бы на прием, а тем более на обследование, если бы не супруга. Она настаивала, а спорить с ней он и не пытался. Надо, значит надо! Зная уже на собственно опыте, что хоть центр и платный, но посидеть в коридоре придется, Евгений взял с собой журнальчик непрочитанный и приготовился не без пользы провести время. Но перед тем как открыть его, огляделся вокруг и вдруг столкнулся взглядом с сидящей напротив девочкой-подростком, лет этак одиннадцати-двенадцати. Она только начинала входить в женственную пору свою - угловатая с совершенно еще детским лицом и чуть наметившимися формами. В таком возрасте девочки редко бывают красивыми: детская прелесть ушла, а взрослая еще не оформилась, но это при мимолетном взгляде. Присмотревшись внимательней, всегда можно увидеть в таком гадком утенке будущую обворожительную женщину. Но не о том речь. Сидела она не одна, а с отцом – мужчиной лет сорока, своей худобой напоминающего самого Евгения Михайловича, с палочкой в руках. Ясно было, что пациентом здесь является, конечно же, не девочка, а ее отец, она лишь сопровождает его, чтобы ему не было скучно и страшно в этой больнице. И еще понятно было, что папа болен и весьма серьезно, это написано было на его лице. На это указывала и палочка в руках, и общий вид. Евгений не подумал в тот момент, что сам он выглядит не намного лучше. Девочка явно скучала в ожидании обследования, но поглядывала на отца не с досадой, как делали бы многие ее сверстники в подобной ситуации, а с огромной любовью и обожанием. Женя позавидовал даже, что незнакомый ему мужик воспитал так дочь, и в этот момент девочка взглянула вдруг в его сторону, взглянула, как стрельнула из-под ресниц взглядом-выстрелом, так, что душа его сжалась и ухнула куда-то вниз...

Евгений сразу не вспомнил даже, где он видел такой взгляд-выстрел. Сердце отреагировало раньше, чем память. "Вам плохо? – с участием спросил одышливый мужчина, сидящий рядом с ним. – Может медсестру позвать?" Женя отказался вежливо и стал потихоньку рассматривать пару, сидящую напротив. Это была дочь Тамары, он в этом уже не сомневался нисколько, потому что она не могла быть дочерью кого-нибудь другого! Те же волосы, те же глаза, та же манера вскидывать ресницы, да и лицо... Нет, несомненно! Но не могла она быть и тем ребенком, которым Тамара была беременной во время защиты диплома. Тому ребенку сейчас должно быть..., сколько? Евгений посчитал в уме – восемнадцать? К стыду своему, он вспомнил, что не только не поздравил Тамару с рождением, но и не знает, даже, кто там родился: мальчик или девочка. А это ее младшая дочь, стало быть. Хотя, кто его знает, сколько у нее детей. Сколько они наклепали с этим... Он с неприязнью уже посмотрел на сидящего рядом с девочкой мужчину. Значит, вот он какой – муж Тамары! Вроде иногородний был, и доходили сведения от того же Димы, что уезжали они в его город и жили там. А теперь, стало быть, вернулись. "А я почему об этом не знал? – подумал Женя. – А о чем я вообще знал? Чем интересовался?" Раздражение теперь уже на самого себя вдруг поднялось такое, что невольно он застонал. Мужчина-сердечник с опаской посмотрел на него и, уже не говоря ни слова, начал высматривать в коридоре медсестру. "Не нужно, - тихо сказал ему Евгений, - все в порядке. Я просто старую знакомую случайно увидел. Очень старинную". "Ну, смотрите, - буркнул мужик. – Дело ваше".

В этот момент отца девочки позвали, и он скрылся за дверью с загадочной табличкой "Доплер". А еще через минуту вызвали и Евгения Михайловича, а когда он вышел после обследования – ни девочки, ни ее отца в коридоре не было.

Ночью Евгению впервые приснился сон, который в последующие месяцы не раз еще посещал его. Вообще, это был счастливый сон. Сон-отдушина. Сон-праздник. И чем хуже было на душе, тем чаще приходил этот сон. Но радость он приносил только ночью. Утром после него всегда болела голова, и настроение было мрачнее обычного.

Приснился Жене лес зимний, с заснеженными елками, ветками рябины с красными ягодами, небом голубым. И идут они втроем: он сам, Тамара и кто-то еще. Молодые они, хмельные от воздуха и радости их распирающей, счастливые и вольные. И все! Ничего больше не было в этом сне! Хотя нет, было еще то что-то или кто-то, - темное и неприятное, но было оно где-то там, за деревьями, но к счастью оно не делало ничего, хотя и присутствовало неизменно. Непонятно было, что радовало их в этом лесу, но чувство было неподдельным и очень ярким. Оно оставалось и после пробуждения, но самым парадоксальным образом утром не радовало больше, а наоборот - вгоняло в черную тоскливую меланхолию. Он прекрасно понимал, что это всего лишь сон, но необъяснимость реакции на него раздражала. В конце концов, сновидение тоже должно быть хоть немного логичным.

Впервые приснилось это Евгению Михайловичу в первую ночь после той нечаянной встречи в диагностическом центре. Твердой уверенности, что видел он именно дочь Тамары и мужа ее, у него не было. Само по себе это не имело никакого значения, но в результате встречи этой нечаянной, нахлынули вдруг воспоминания. Не только о Тамаре конкретно – по сути, и знакомы-то они с ней были мало. Сдвинула встреча эта застарелые пласты памяти, то, что запрятано было куда-то глубоко, без надежды быть извлеченным до глубокой старости с ее склерозом и пережевыванием прошлого. Начал вспоминать вдруг Евгений Михайлович о юности своей, о друге-Диме, о сокурсниках, с которыми так и не сошелся близко, о мечтах и энергии бьющей через край. И Тамару, конечно, тоже вспоминал, но мысли о ней почему-то неизменно вызывали у Евгения внутренний дискомфорт, с которым он не мог ни справиться, ни понять его.

Сотрудники вряд ли заметили перемену в своем начальнике: был он мрачным раньше, мрачным и остался. Раньше не отрываясь сидел за компьютером и сейчас сидит. Только мало работал в те дни Евгений Михайлович. Сидел он, тупо глядя в экран. Может быть, впервые в жизни случилось такое с ним. Работать не хотелось! Не интересовали ни задачи, ни программы, ни прочая каждодневная дребедень. Несомненно, состояние это было болезненным, или почти болезненным, но ни за какие блага мира не согласился бы Евгений излечиться от этой болезни, вернуться в прежнее свое дремотное состояние. Он опять сейчас сбежал от действительности, но на этот раз не в работу, а в свой внутренний мир. Это было уже совсем другое. Внутри его сознания происходили какие-то процессы, вызревало что-то новое или, скорее, восстанавливалось старое, потерянное и забытое когда-то. Причину этого Евгений не понимал совершенно, но он и не задумывался о причинах. Просто плыл по течению. В этом и выражалась вся натура Гранита!

Сорокалетие Евгения Михайловича праздновали пышно. Стараниями Женечки был снят самый большой ресторан в Городе, и гостей собралось человек двести. Сам юбиляр хотел бы отметить все это попроще и поскромнее, лучше всего в семейной обстановке. Не любил он помпезности и шума вокруг своей особы. Но супруга была неумолимой. "Ты вспомни о своем положении, - сказала она железным тоном, когда он попытался что-то возразить. - Ты просто обязан устроить банкет. Иначе нас перестанут принимать порядочные люди". "Порядочные? – переспросил Женя. – А кто там среди твоего окружения порядочный?" " Ты не язви! – отрезала Женечка. – Тоже мне, взял манеру! Ты лучше садись и составляй список гостей от твоей работы. Я потом проверю. Остальных - беру на себя!" На этом обсуждение было закончено.

Евгений просидел почти целый день, составляя список, и вышло у него тридцать семь человек. Глядя на листок с фамилиями, задумался он с грустью, много ли это? За сорок лет жизни – всего тридцать семь человек. И это все? Из них трое – это мама и Дашка с мужем. Из них десятка полтора "нужных" людей, которых глаза бы не видели. Осталось двадцать, или около того, - и это, как оказалось, была самая трудная часть списка. Над ней он и просидел весь этот день. Такие мысли еще недавно даже не пришли бы ему в голову, но сейчас Гранит уже был не тот.

Женечка, просмотрев плоды его дневных трудов, хмыкнула и начала читать внимательней. Ну, родственников, понятное дело, оставила, "нужников" – тоже, вписав туда еще пару-тройку фамилий, а вот с остальными устроила форменный допрос: кто это, что и зачем? Причем вымарывала оттуда беззастенчиво, даже не выслушивая возражений. Только против фамилии друга-Димы задержалась на несколько секунд, ухмыльнулась иронично и оставила. В общем, остались от этой части списка только сотрудники центра и Дима...

Когда прошла первая волна панегириков, зачитываний адресов и тостов, и, слегка опьяневшим первым хмелем, гостям потребовалось размяться, Евгений подошел к другу своему Диме – Дмитрию Сергеевичу, главному инженеру Завода. Тот стоял в сторонке с сигаретой в руках. Скромно стоял, как будто он был тут вообще человеком случайным.

- Привет, - сказал он, - как жизнь? Мы с тобой не разговаривали уже сто лет.

- Да уж, - ответил Дмитрий Сергеевич, - все дела. Жизнь заездила. Работа, проблемы. Время сейчас такое. А у тебя как?

- Точно так же. Вот на пятый десяток замахнулся. Стареем, брат.

- Тут я с тобой в компанию не лезу, - засмеялся Дима, - я еще до августа в четвертом десятке поживу.

- Не забудь на банкет позвать!

- Это уж обязательно. Только какие у нас банкеты? Размах не тот!

- Не прибедняйся, - хмыкнул Евгений и повернулся было уйти, но вдруг остановился, неожиданно для самого себя. – Дима, - сказал он, - Что с нами происходит? О чем мы говорим? Мы же были друзьями! Что случилось?

- Не нужно патетики и трагедий, - поморщился Дмитрий, - не люблю я этого. Почитай двадцать лет почти не общались, и ты был вполне счастлив. И вдруг столько эмоций! Ты вспомни, когда мы с тобой последний раз виделись? Напомню! На похоронах твоего отца! Четыре года назад! И с тех пор ни-ни! И ты не скучал! Чего вдруг такой взрыв любви?

- Мало ли, - ощетинился Женя, - А может быть, эти четыре года я ждал, что ты появишься. А может быть случилось у меня что-то?..

- Брось! – перебил его друг-Дима. – Будь честным, хотя бы перед самим собой. Признайся другу, какой скандал ты выдержал, чтобы пригласить меня на банкет? Только честно!

- О чем ты говоришь? – возмутился Женя, и понял вдруг, что Дима прав. На сто процентов прав! Скандала, правда, не было, была лишь улыбка ехидная.

- Вот-вот, - понял его замешательство Дмитрий Сергеевич. - Давай прекратим пьяную истерику. У тебя своя сложившаяся жизнь, и ты ею доволен, и не нужно играть в ностальгию.

- А если не доволен? – тихо спросил Женя. – А если мне нужна помощь? – Так и проси ее не на пьяную голову! – разозлился Дима. – Разнюнился, понимаешь ли! Назвал торгашей пару сотен. На банкет бросил целое состояние! А теперь тебе еще жалости захотелось? Бедненький! Да пошел ты! – зло бросил Дмитрий Сергеевич. – Я ухожу!

Он решительно повернулся к выходу.

- Подожди! – громко сказал Евгений. – У меня есть к тебе дело. Подожди!

Дмитрий остановился.

- Слушаю, - сказал он.

- Ну, не здесь же разговаривать. Что если мы встретимся на днях?

- На днях – это когда? – ехидно поинтересовался друг-Дима. – Года через два, или четыре? Чтобы договориться о встрече, не нужно было ждать юбилея. Достаточно было снять трубку. Или ты не помнишь моего номера телефона?

- Не язви, - сказал Женя. – Знаю я твой номер. И виноват я перед тобой, хотя, ей Богу, Дима, не понимаю, в чем. А ты прав во всем. Но не забывай при этом, что на банкет я тебя позвал. Значит, хотел тебя видеть! А дело у меня к тебе... Да нет у меня никакого дела. Просто поговорить нужно.

- Ладно, - сказал друг-Дима, - звони на днях, встретимся. Да и не виноват ты ни в чем. Просто мы с тобой выбрали разные дороги и разошлись. Иди к гостям, заждались!

- Только не уходи сейчас. Побудь еще. У меня здесь всего один мой личный гость – это ты! Кстати, - вспомнил Евгений вдруг, - а почему ты без жены?

- Вот об этом я тебе и толковал сейчас! – со странной интонацией сказал Дима. – Иди уже... Я останусь.

Через два дня, в понедельник, Евгений Михайлович набрал номер главного инженера Завода. Он знал уже, что у Димы полтора года назад умерла жена, - "сгорела", как говорили, от рака за несколько недель. Остались две дочери двенадцати и шестнадцати лет. Что мать его тоже умерла, примерно тогда же, когда и Гранит старший, а отец после инсульта с трудом передвигается по квартире, хорошо хоть голова осталась в порядке. Что живет друг-Дима в той же самой квартире на окраине Города. Что когда-то престижный район давно превратился в настоящие трущобы, куда не добраться, и откуда не выбраться. Благо еще, что у главного инженера была все-таки старая "Волжанка", и ждать городского автобуса ему не приходилось. Все это Женя уже знал, набирая номер старого друга.

- Привет, Дима! – сказал он. – Это Гранит.

- Привет, привет. Позвонил все-таки? А я, честно говоря, думал, что это пьяная болтовня.

- Обижа-аешь!

- Тебя обидишь, как же! Так что ты хочешь, говори быстрее, а то у меня люди собираются.

- Дима, поговорить нужно. Разговор не телефонный, да и, боюсь, не короткий. Нам бы посидеть где-нибудь в спокойной обстановке.

- Смотри, Женя, вечера у меня заняты все! Семейные дела. У меня не посидишь. У тебя, как я понимаю, тоже.

- И откуда ты все знаешь?

- Это элементарно, Ватсон! Иначе ты бы не звонил! – засмеялся Дмитрий Сергеевич. – Иначе, друг-Женя, ты бы меня сразу домой пригласил.

- Умный ты стал, друг-Дима. Так что ты предлагаешь?

- Я хотел у тебя спросить, что ты предлагаешь? А если уж у тебя предложений нет, то завтра в три тебя устраивает? У меня два часа свободных будет, а если повезет чуть-чуть, то и три.

- Меня устраивает. А где?

- Ты же на машине, я думаю. Подъезжай..., - и он назвал адрес. – Там ресторанчик один частный. Хозяин – наш парень. Из нашей группы. Ты его тоже знаешь. Лады? Я говорить больше не могу. До завтра?

- Я буду, - сказал Женя.

Ресторанчик оказался весьма даже уютным. Видал Евгений подобные заведения за границей. Этот рангом попроще был, конечно, но ничего, тоже неплохо. Хозяин был действительно свой, знакомый. Евгений хорошо помнил его по первой своей группе, правда никогда не общался с ним и с трудом даже вспомнил имя – Коля. Изменился внешне Николай мало, только слегка поредели и поседели на висках волосы, да юношеские пушковые усики превратились в пышные кавалергардские усы. Историю его превращения в ресторатора Дима изложил уже позже. Предприятие, где работал Николай, закрылось, остался инженер без работы, хорошо, что жена его, повар по профессии, была еще при деле. Она и выдала идею: открыть свой ресторан. Колебался Николай недолго. Без дела-то сидеть тошно. Продал все, что смог продать, нашел пустующее помещение бывшего книжного магазина, отремонтировал его, почти в одиночку и начал свою новую жизнь. Жену поставил к плите, нанял девочку-официантку, помогавшую при необходимости на кухне, а остальное взял на себя. Проблем было много, незачем их перечислять, но преуспел Коля! Так что, когда Дима, случайно зайдя пообедать, увидел Николая в этом качестве и предложил работу по специальности у себя, тот решительно отказался. Ничего менять он уже не хотел. Зато пригласил однокашника захаживать на огонек, обещая всегда что-нибудь особенное. Дмитрий Сергеевич нередко теперь обедал здесь, да и сотрудников приводил не раз.

Николай искренне обрадовался, увидев Диму, но Женю, узнав, поприветствовал почему-то с холодком. Руку пожал, конечно, но говорить предпочитал с Дмитрием. По-хозяйски усадил друзей за удобный столик в углу, чтобы не мешал никто, замахал руками, когда те попытались сделать заказ, мол, сам все знаю. Уточнил только, они просто пообедать пришли, или им поговорить нужно. Кивнул удовлетворенно, принял к сведению, что Женя не ест острого совсем, и исчез.

- Ну, - сказал Дмитрий Сергеевич, - устраивайся поудобнее. Ресторан, конечно частный, но подождать придется. Потом, обещаю, ожидание компенсируется. Так зачем ты меня вызывал? Зачем поднимаешь из могилы старых призраков? Или спрошу по-свойски, пользуясь старой дружбой: что тебе от меня нужно?

- Да, - подумал Женя, - вырос друг-Дима! Какие фразы закручивает! Что время с людьми делает?

Он жалел уже немного, что затеял эту встречу. Зачем, действительно, позвал он старого друга? О чем можно разговаривать, если он сам не знает, чего хочет и что его мучает. Но дело сделано, они уже здесь.

- Во-первых, - сказал он тихо, - прими мои соболезнования по поводу жены. Извини, что так поздно. Не знал я. Честно не знал! Рассказали мне только сегодня.

Дима молчал, поверчивая в руках вилку.

- Как это случилось? – спросил Женя.

- А как это обычно случается? Неожиданно. От момента, когда она начала жаловаться, до момента, когда..., - он запнулся, подбирая слова, - жаловаться перестала, прошло всего полтора месяца! И ничего нельзя было сделать! Ну да ладно, - встряхнулся он, - извинения приняты. Так что за дело у тебя ко мне? Что случилось? Зачем-то ты же меня звал.

- Звал, - сказал Женя, криво улыбаясь, - а теперь не знаю с чего начать.

- Ну, это просто, - ухмыльнулся друг-Дима, - начало я и сам знаю. Давай-ка ты с конца!

- Ну, я и начну с конца, - невесело улыбнулся в ответ Евгений, - а потом перейду к середине. – Он помолчал. – Понимаешь, плохо мне, Дима. Со всех сторон плохо. Семьи как-будто бы нет. Дома тоже нет, так – место проживания. Друзей нет. Здоровье..., - лучше промолчим.

- Ты у меня слезу хочешь выдавить? – резко спросил Дима. – Вот уж не думал!

- А ты помолчи, дай сказать! – разозлился Женя. – Не пытайся меня обидеть! Сам знаю, что виноват. Вот только последнее время все задумываюсь: в чем, собственно, я виноват? И перед кем? Где я ошибку сделал? Нет, не так даже: какую ошибку я сделал? Ведь не грабил, не убивал, не насиловал. За что же меня жизнь наказывает?

В этот момент к столику подошла официантка, принесла салаты, хлеб, масло, графинчик коньяка и минеральную воду. Когда она ушла, Женя продолжил:

- Помнишь, когда мы еще студентами были, разговор тот в кафе на свободной паре?

- Эка, вспомнил! – засмеялся Дима. – Ну, помню! Так что?

- А ты не перебивай! Я и так уже понял, что дружба наша умерла давно, и пути наши разошлись. Но есть вопрос один, он меня до сих пор мучает. А сейчас особенно! Помоги мне, по старой памяти. Плохо мне, Дима!

- А я разве отказываюсь?

- Так не перебивай! – резко сказал Женя. – Дай сказать. Или я уйду сейчас.

- Напугал, - хмыкнул Дима. – Ну, ладно, ладно! – сказал он примирительно, видя, что Женя поднимается. – Говори, я слушаю. Мало того, скажу я тебе, что хоть ты и дурак, но я тебя все-равно люблю.

Женя налил себе рюмку коньяка, выпил одним глотком. Давно он не решался делать такие вещи, но сегодня, он был уверен, ему все сойдет.

- Так я продолжу? – спросил он. – Ты мне сказал тогда фразу одну. Я до сих пор пытаюсь понять, что ты имел в виду? Ты сказал тогда: "Если ты ничего не понял, то и понимать тебе не нужно!" Что я должен был понять?

- А не поздно уже понимать? – удивленно поднял брови Дима. – Жизнь, почитай, уже к закату клонится, а ты все старое ворошишь! Зачем тебе это? Ведь не изменишь и не исправишь уже ничего. Зачем это нужно?

- Ты прав, сто раз прав! – почти горячечно забормотал Женя. – Это никому не нужно! Это мне нужно! Я хочу понять!

- Тебе лечиться нужно, друг-Женя. Зачем трогать былое? Я не понимаю.

- А ты и не понимай! – продолжал Евгений. – Расскажи просто. Что я пропустил тогда?

- Сомневаюсь, что тебе от этого станет лучше! – сухо сказал Дмитрий Сергеевич. Его растерянность от жениной горячности прошла. Он снова превратился в главного инженера – уверенного в себе и привыкшего принимать решения. – Дела это старые. Ты уверен, что хочешь знать?

- Да! – сказал Женя.

- Учти, - предупредил друг-Дима, - будет несколько неприятных для тебя моментов. Чтоб ты в драку не полез со старым другом. Сам же просишь рассказать!

- Весовые категории у нас сейчас разные! – ухмыльнулся одними губами Женя. – Так что не бойся.

- Одно только условие, - сказал Дмитрий, - потом ты мне расскажешь, что, собственно случилось, и зачем это тебе нужно? И еще, - он помолчал, раздумывая, - не ожидай услышать какие-нибудь тайны мадридского двора. Все это так – глупость мальчишеская!

Им принесли отбивные с картошкой жареной и зеленью, но ни один, ни другой к еде не притронулись. Они даже не заметили ее.

Слушай, - начал Дима. – Я не понимаю. Ты же всегда из нас двоих считался умным...

- Хватит вступлений, - сказал Женя. – Так что же произошло?

- Да ничего, черт тебя дери, не произошло! – почти закричал Дима. – Глупость одна! Мы с тобой, два молодых идиота, как девушек на тот дурацкий вечер выбирали? Наугад! И чтобы две подружки были! Что мы о них знали? А ничего не знали! Ты помнишь, как мы решали, кто с кем будет? Кретины! Мы понятия не имели, с кем связываемся! Хоть бы спросили кого! Все ведь вокруг знали! Но помнишь, какими мы были? Все сами! Ни с кем в контакт не вступали! Ну и попали пескари щуке на зуб!

- О чем ты говоришь? – тихо спросил Женя.

- А я пока ни о чем не говорю! – ответил друг-Дима и тоже хлопнул рюмку коньяка. – Это так – введение в действие. Вступление! А вот теперь к основе подойду. Чья дочь твоя нынешняя жена, я надеюсь, ты сейчас знаешь? Не отвечай, - это понятно! А чьей дочерью была Тамара? Не знаешь, конечно! Дочкой секретарши заместителя твоего тестя! Разницу чуешь? Даже в том "бесклассовом" обществе. А учти еще к этому характер твоего тестя! У него заместители собачонками бегали! Ну, квартиру им в престижном районе сделали, а в остальном... Девочки дружили со школы, и на равных вроде были. Так, во всяком случае, Тамара считала. Тайнами своими девичьими делились. Но, по сути, была Тамара, как бы это сказать, тенью Евгении, наперсницей, бедной родственницей при богатой барыне. Супруга твоя нынешняя, ты уж меня извини, сам напросился на рассказ, к моменту нашего знакомства с ней, уже богатое прошлое имела. К мальчикам из нашей группы ко всем подъезжала, кроме нас с тобой. Уж больно мы независимо держались! Это они думали, что независимо, а мы просто дураками были! Так вот, когда мы подошли к ним с тем предложением, а они согласились, Тамара, на правах подруги, призналась Жене, что запала на тебя крепко. И попросила отдать тебя ей. Та согласилась, сказала, что ей, мол, все равно, а друг твой, то есть я, еще покрасивей будет. В общем, бери – дарю! На том и договорились. Мы тоже договаривались, если помнишь. Я на Тамару запал, ты тоже. Только ты не понимал тогда этого. И я не понимал, но чувствовал. Помнишь, просил тебя не мешать мне?

Дмитрий Сергеевич замолчал на несколько минут, выпил еще коньяка, поковырял на тарелке и продолжил:

- Дураками мы были желторотыми! Не понимали тогда, что в таких делах обычно женщины решают. Ну, это философия! В этом случае факты были гораздо проще и приземленнее. На заднем плане встала тень тестя твоего нынешнего. С одной стороны, узнав, где дочь собирается встречать Новый год, он проинспектировал готовящееся мероприятие и обеспечил все по высшему разряду. Ты что же думаешь, что там всегда подавали коньяк и хорошее шампанское? Я не удивлюсь, кстати, что за другими столами их и не было. Мы были на особом обслуживании! Это раз! Второе: он навел справки, что за оболтусы пригласили его дочь на встречу Нового года. И остался доволен. Особенно тобой! Должность отца и все прочее. Я в расчет не принимался, - уровень не тот! Ну, вызвал он дочь, поставил перед своими ясными очами и высказался примерно в том духе, что хватит, дочь моя, шалить, пора тебе определяться. Вот вышел на тебя парень подходящий, давай, мол, действуй, чтоб к лету под венец! Она попыталась возразить: папа, мол, рано мне, я еще погулять хочу! А он: ты, дочка за двоих уже нагулялась! Это по неполным данным!

- Откуда ты это знаешь? – помертвелыми губами спросил Женя.

- А мне Тамара рассказала позже, а ей рассказывала сама Евгения. Так вот, в новогоднюю ночь расклад был такой: Тамаре нравишься ты, и она считает, что заручилась поддержкой подруги. Тебе нравится Тамара, но ты дал слово другу, то бишь мне, ее не трогать. Евгении на самом деле все равно, но она дала слово подруге не трогать тебя, а отцу – женить тебя на себе. Как тебе клубочек? Как в романе! Да, остался еще я, которому нравится Тамара, но, в принципе, не настолько, чтобы делать из всего трагедию. Я глуп был тогда неимоверно! Поумнел уже после Нового года. Слушай, давай выпьем еще по рюмочке и поедим. Ты плохо выглядишь. Зачем тебе это нужно было? Выпей!

Женя выпил, поел немного. Еда действительно была вкусной. Коньяк огнем прошел по желудку, но боли не было.

- А дальше что? – спросил он.

- А дальше все ясно. Ты сам все помнишь. Я под утро попытался полезть к Тамаре и схлопотал по морде, и еще сказала она, что ты ей нравишься очень. Плакала. С меня даже хмель соскочил. Вернулись мы, - вы, как голубки воркуете. Ну, поехали мы домой, а вы с Евгенией, будто бы уже не с нами! Позже хотел я поговорить с тобой, да не знал, как подступиться. Ты же помнишь меня тогдашнего? Весь в комплексах, двух слов связать не мог.

Женя мысленно усмехнулся: он то думал, что друг-Дима просто от природы косноязычен. И тут просмотрел!

- А когда узнал уже всю подноготную – поздно было! У вас такая любовь разыгралась! Как в кино! А роль злодея-разоблачителя мне никак не импонировала. Порядочность, видите ли! Ну, супруге твоей, понятное дело, свидетели все равно рядом не нужны были. Оторвала она тебя от меня. И от подруги своей отказалась полностью. И даже на факультет другой тебя перетащила.

- Так это со стороны выглядело?

- А ты как это все видел?

Женя промолчал. Дима подождал немного и сказал:

- Вот-вот! Какие уж тут разоблачители? Все по согласию, сознательно. Да и в чем разоблачать-то? Кто злодей? Ты, - который увлекся, влюбился и женился. Дело обычное, жизненное. Евгения твоя, отбившая парня у подруги, - так и это на каждом шагу! То, что от холостых друзей отошли после свадьбы, - обидно, конечно, но тоже бывает. Тесть твой? Он о дочери радел! Не обвинишь ни в чем! И хоть вся история в целом за километр дерьмом попахивает, так и это дело субъективное. В конечном итоге, в обиженных осталась одна только Тамара, но и это, как я уже говорил, дело каждодневное. Переживала она очень. И из-за подруги вероломной. Она-то Евгению искренне подругой считала. И из-за тебя. Но тут я ей помог. Ты знаешь, чем ближе узнавал ее, тем лучше она казалась. Любви у нас не вышло, тень твоя между нами маячила постоянно, а вот друзьями стали! Потом, когда она со своим мужем будущим встречаться стала, а я со своей Светой, - мы часто вчетвером ходили. Такая компания сбилась! Вспомнить приятно. Ну, вот и все. Я рассказал.

- А дальше-то, дальше, что с ней было? – нетерпеливо спросил Женя.

- С ней? – переспросил Дима. – Э-э, чувствовал, что расспросы эти неспроста. Я думал, у тебя самого проблемы какие-то, а вопросы-то о ней, о Тамаре. А зачем она тебе? Ну-ка, милостивый государь, выкладывайте все начистоту. Когда речь о тебе идет, или обо мне – это одно, а Тамару я в обиду не дам! Выкладывай, сукин сын!

- Да нечего мне выкладывать! – озверился Женя. – Хреново мне просто. Мне! – подчеркнул он. – Мне хреново, а почему, сам не знаю. – И уже спокойнее добавил, - о ней спрашиваю, потому что дней десять назад мне показалось, что видел дочку ее. Во всяком случае, девочку очень на нее похожую. А теперь все успокоиться не могу. Ты просто скажи, не померещилось мне? Она в Городе?

- Да все я скажу, - устало произнес Дмитрий Сергеевич и отрезал себе большой кусок отбивной. – Это не тайна вовсе. Она с семьей в Городе уже больше двух лет. Еще до смерти моей жены перебрались. Там оба остались без работы. Позвонили ко мне, ну я их и позвал. Квартиру обменяли удачно. Он у меня в КБ. Она на другом заводе. Что еще хочешь знать?

- Дети у них есть?

- Есть, конечно. Сын – студент. По твоей специальности пошел. Дочке двенадцать лет. Школьница еще.

- Точно, - сказал Женя.

- Да где ты видел ее?

- В больнице. Сидела с отцом. Он болеет?

- Да. Там с сосудами в ногах что-то. Он в областной больнице сейчас. В аккурат завтра оперировать должны.

- Да, это они были. Он с палочкой сидел.

- Хорошо, друг-Женя, разобрались. И что из этого? Что ты собираешься делать? Пойдешь ей голову морочить со своими переживаниями запоздалыми? Так у нее и без тебя хлопот хватает. Врачи, между прочим, мужу ее ничего хорошего не обещают. Может без ноги остаться, с перспективой через полгода и вторую потерять, а может и совсем... из больницы не выйти. Скажи мне, что тебе неймется?

Женя молчал.

- Жил ты двадцать лет, как у Бога за пазухой, ни в ком из нас не нуждался нисколько, а тут, вдруг, воспоминаниями начал маяться. Или это дурь эгоистичная, или... Чего тебе нужно?

- Выслушал я тебя, Дмитрий Сергеевич, - сказал Женя спокойно, - а теперь ты меня послушай. Я не каяться сейчас собираюсь, а объяснить кое-что. Как ты мне объяснил только что, каким дураком я был.

- Почему был? – буркнул Дима.

- А ты не перебивай. И оскорблений тоже не нужно. Ты, между прочим, тоже не светлая личность в истории этой. Был у тебя друг, видел ты, что он в дерьмо лезет, но не вмешался, замараться не хотел, совесть свою белоснежную берег. А ведь неверную тактику ты выбрал. Вот если бы ты попытался вытащить меня оттуда, а я бы уперся и послал тебя на три буквы, вот тогда бы ты чистым остался. А так выходит, что друга своего ты одного бросил! Разбирайся, мол, сам! Не тебе, дружок, мне нотации читать!

Дима засопел угрюмо, но промолчал.

- И как я жил, - продолжил Женя, - не тебе судить, и что там за пазухой у этого бога делается, ты тоже не знаешь. Плохо мне там стало очень, а почему я сам не знаю. Друзей-то, как я уже сказал, рядом нет. А тут встреча эта разбередила все, вспоминать я начал. Понять пытался, когда же все так стало. Тебя вспомнил. У меня ведь, по-правде, после тебя друзей-то и не было.

- Знаю, - мрачно сказал Дима, - только ты слезу-то не выжимай у меня, и обвинять в своих проблемах не смей. Не ищи виноватых! Со своими ошибками самому разбираться надо. Фокус не в том, чтобы этих ошибок не наделать, а в том, чтобы исправить их вовремя. Ты, друг мой, позволил себе расслабиться и всю жизнь плыл по течению, а сейчас, когда оно вынесло тебя в озеро с крокодилами, вдруг вопрошать начал: ах, как я сюда попал, да кто мне позволил, кто недоглядел, а где друзья были? А ты сам, о чем думал эти двадцать лет? Где ты был? Где витал? Нет, друг-Женя, не прав ты. Ни с одной стороны не прав. Ну, как ты реально представляешь вмешательство мое? Особенно, если учесть, что тебя сразу от меня отводить в сторону стали. Ты ведь ничем не показал, что это тебя не устраивает. О чем ты тогда думал? Ты сам позволил разбить нашу дружбу! Оставь, хватит об этом. Давай лучше выпьем еще по одной за упокой души нашей юности. Стареем мы, брат. Вон встретились в кои-то веки, а говорим о чем? Так что у тебя дома-то стряслось?

- Ничего.

- Как ничего? Ты же говорил...

- Ничего у меня не стряслось! – почти закричал Женя. Потом, оглянувшись, продолжил уже тише, - у меня дома всегда все одинаково. С самого начала! Случилось не дома, - в голове у меня случилось. Задумываться я начал, понимать кое-что. Лучше позже, чем... Сам вон говоришь – стареем мы! Будем надеяться, что это мудрость, наконец, пришла с возрастом, - он улыбнулся горько, - только непонятно, какая от мудрости польза в старости? Вот вопрос!

Женя доел свой остывший гарнир, выпил стакан минеральной воды и сказал, поднимаясь:

- Пора. Спасибо, что привел сюда. Спасибо, что рассказал все. – Он сделал паузу и добавил, - одна только просьба к тебе: держи меня в курсе, что у мужа ее будет.

Имен называть необходимости не было. Они прекрасно друг друга поняли.

 

Муж Тамары умер через месяц. Уже на второй день после операции начались осложнения всякие, которые остановить так и не удалось. Резали мужика по частям, пытаясь спасти, но только мучили, продлевая страдания. Женя легализовался в больнице вскоре после первой операции, когда исход еще не был ясен никому, и была надежда на успех. Приехал Женя с передачей и для больного, и для Тамары. Понятно ведь, - для себя готовить в такой ситуации, как правило, некогда и некому. И потом приезжал часто, так что имел возможность наблюдать все этапы этой трагедии. Сначала возил продукты из дома, затем подумал и привлек к этому Колю-однокашника. Тогда появились судки с супами и котлетами, так, чтобы хватало всем – и Тамаре, и детям. Женечка поездкам супруга не препятствовала нисколько, но сама интереса к проблемам подруги бывшей не проявила.

- Если считаешь, что тебе пора о душе подумать, - сказала она с кривой усмешкой, - дерзай! Не обеднеем! Но меня – уволь!

Евгений другого ответа и не ждал. И мораль читать супруге не находил возможным. В тот день, поговорив с другом-Димой, закрылся он в своем кабинете надолго и запретил всем тревожить себя. Все разобраться пытался в полученной информации. А сделал таки выводы для себя! Как ни крути, получалось, что действительно никто и ни в чем не виноват. Некого обвинять, да и не в чем! Вспоминал он встречи их в ту весну первую, ночи любви с супругой своей молоденькой, радости их и тайные знаки, как выхаживала она его после операции совсем ослабевшего, праздники семейные. И о Тесте подумал Евгений Михайлович: ведь по сути ничего плохого ему мужик этот не сделал. Ни одной подлости! Наоборот! Помогал всю жизнь! И квартиру подарил первую, и машину, и распределение организовал. А что о дочери беспокоился, так это же естественно! Наоборот, даже хорошо характеризует! Ну, хамит иногда, - так характер такой у человека! Черт с ним! Слава Богу, не под одной крышей живем! Другой кто-то разбираться бы начал, кто жизнь ему испортил. Так и тут вопрос напрашивался сразу: а чем жизнь испорчена-то? Супруга не бросила, терпела все годы и болезни его, и слабости. Любит, значит! И живет он действительно, как у Бога за пазухой, не зная ни дефицитов, ни бедности. Это как раз он, Гранит, неблагодарным оказался! Копаться полез в делах старых. Такой вот вердикт вынес Евгений Михайлович. Но вердикт от разума, от головы. Вердикт всегда на логике замешан. А вот в душе у Жени все равно мира не настало. Два червячка зловредных так и не ушли оттуда, - сомнением и обидой зовутся. Они, проклятые неподвластны ни уму, ни логике оказались. И сильнее, червячки эти, подчас, ума нашего бывают. Внешне-то вроде ничего не изменилось. Евгений витал, как и раньше, в своих компьютерах, не вникая в окружающее. Но трещина болезненная разделила его личность на два полюса. Один – это разум, готовый забыть все глупости детские. Другой – не принимал никаких объяснений и требовал отмщения. Разум спрашивал, кому, мол, мстить и за что? А обида отвечала, мол, за жизнь твою испорченную. "Да, чем она испорчена-то?" – вопрошал разум. "Как чем? – удивлялась обида. – Неужели не ясно? Всю жизнь тебя обманывали, помыкали тобой! А ты терпел! Вынужден был терпеть! Сколько можно?" И спор этот внутренний не имел конца, и справиться с ним Евгений был не в силах.

Женечка, несомненно, почувствовала перемены в муже, хотя причин, естественно, сразу не поняла. Вначале подозревала она Женю в измене, но криминала, понятное дело, обнаружить не смогла, так как не было его. Потом махнула рукой: ну бесится мужик, возраст у него критический, куда он денется с его здоровьем! А денется – так, в конце концов, пусть! Ведь и ее терпению предел есть! Ну, сменит она декорации в своей жизни! Сорок лет – не старость еще! В какой-то момент ей захотелось даже уличить мужа в неверности и остаться обиженной стороной. Поэтому и Тамаре помогать не мешала. Вдруг выплывет что-нибудь криминальное с бывшей подругой. Но выяснилось, что не один Евгений крутится там, а вся почти их группа первая. Вот и оставила его в покое. Хочет муж в благотворительность поиграть? Зачем мешать. Ведь для развода, если уж станет вопрос, причину всегда можно найти! Но кому она нужна – эта причина! Да и развод кому нужен? Супруг Евгений давно уже никакой. Но не разводилась Женечка до сих пор не из щепетильности, ею она обременена не была никогда. Не хотела она развода! Для нее Гранит был свой – привычный и дорогой сердцу. И связано с ним немало хорошего. Был он частью жизни, и не маленькой частью, как тапочки старые: и заношенные, вроде, но в то же время удобные и теплые. Любила она его! Так почему бы не сохранить все по-прежнему?

 

Поминали Тамариного мужа в заводской столовой. Народа собралось не так уж и мало: сотрудники КБ, где последние два года работал покойный, почти вся студенческая группа Тамары, да товарищи институтские самого ее мужа, да еще знакомых набралось человек пятнадцать. Только родственников было не густо: Тамара да дети – сын и дочь. Вот и вся родня!

Распоряжался на поминках Дмитрий Сергеевич. Это не такое простое дело, организовать все на должном уровне. Ему-то проще было. Главный инженер, все-таки. Он и приказать может. В общем, помянули. А когда народ расходиться начал, подошел Дима к Граниту. За последний месяц отношения их изменились. Похоже, возрождаться начала дружба старая.

- Если тебе не трудно, - сказал друг-Дима, - захвати детей и отвези домой. А мы с Тамарой тут закончим все и тоже подъедем. Там я женщин организовал наших заводских, убрать в квартире, проверь и отпусти их. Чтобы к нашему возвращению никого посторонних в доме не было.

Женя не сообразил сразу, зачем это нужно, только, приехав с детьми к ним на квартиру, понял. Дима организовал все так, чтобы после похорон Тамара могла приехать в приведенный в порядок дом и отдохнуть там спокойно. Правильно рассчитал друг верный, что расстроенная хозяйка и не задумается о том, кто и когда убирал. Ей просто не до того будет, и вопрос оплаты вообще не возникнет, а если возникнет позже, когда все утрясется, то дело это уже будет старое и неактуальное. Друг-Дима и здесь, несомненно, оказался на высоте. Женя даже с некоторой грустью подумал, что в свое время не оценил до конца товарища своего.

Квартира была большой трехкомнатной, в довольно таки приличном состоянии и, главное, в самом центре. Прежде, судя по всему, это была коммуналка, так как все три комнаты не были проходными, а кухня отличалась небывалыми размерами, кладовками и большим количеством шкафов и шкафчиков. Покойный муж Тамары имел, видимо, золотые руки. Все было аккуратно обклеено, почищено, приверчено. Явно чувствовалась крепкая и умелая мужская рука. Жене еще не приходилось бывать здесь, хотя успел за последний месяц подружиться и с остроязыкой непоседливой Ликой, которую впервые увидел тогда в поликлинике, и с немногословным, излишне серьезным Евгением. Он только крякнул, когда услышал, как зовут старшего сына Тамары. Евгений перешел на второй курс того же факультета, который закончил в свое время Гранит, и так же точно увлечен был будущей своей специальностью.

Квартира была убрана, посуда вымыта, вещи расставлены по местам. Гранит поблагодарил женщин, предложил было им деньги от себя, но те твердо отказались и ушли. Дети разбрелись по своим комнатам, а Евгений Михайлович присел к столу, закурил и стал дожидаться возвращения Тамары. Курил он вообще немного, но в этот день это была уже пятая или шестая сигарета. "А как они дальше выживать будут? – подумал он. - Цены растут, зарплаты мизерные". Он вздохнул. Из комнаты вышел Евгений младший, присел рядом, тоже закурил.

- Устал? – спросил Гранит.

- Да нет, я в порядке. Вон Лика свалилась. Спит уже, наверное. На нее сегодня очень много упало. Она у нас молодец!

- Это я давно заметил, – улыбнулся Евгений Михайлович. – Как вы дальше жить собираетесь?

- Не знаю, выживем как-нибудь. Я работать пойду.

- Куда?

- Не знаю еще. Посмотрим. – Он замялся, посмотрел на своего тезку нерешительно и спросил, - Евгений Михайлович, а можно я в ваш вычислительный центр буду приходить, на компьютерах заниматься.

- А что ты умеешь делать? – спросил Гранит.

Женя младший начал увлеченно рассказывать, а старший вполуха слушал и думал о том, что этот мальчик, после первого курса института, знает о компьютерах, пожалуй, больше, чем он, Гранит, в свое время после окончания. Прошло каких-то двадцать лет, а в специальности их, да и вообще в мире все переменилось настолько, что остается только удивляться. Что пройдет еще несколько лет и его поколение начнет вымирать, как динозавры, потому что просто не сможет угнаться за дальнейшим прогрессом. Сейчас уже, и он знал это точно, некоторые из его однокашников начинают постепенно отставать, не поспевая за новейшими разработками, так что близок день, когда эти сегодняшние мальчики жизнерадостно придут им на смену.

Размышления его прервали вернувшиеся Тамара с Димой. Дима тащил две объемистые сумки. Тамара огляделась в квартире, взглянула на Диму и промолчала. Потом заметила Евгения.

- Ты тоже здесь, - сказала она. – Не уехал? Сейчас я вас покормлю, ребята...

И она беззвучно заплакала.

- Ты сядь, - приказал ей Дима, делая вид, что не замечает слез. – Мы тоже посидим еще немного. Совсем немного, а потом поедем. А насчет еды – так это мы тоже сами... Женя, - спросил он Евгения младшего, - а где Лика?

- Спит, по-моему.

- Ну, пусть спит. Тогда ты мне помоги, - и он начал доставать из сумок еду. Много еды. Там были пирожки из заводской столовой, жареное мясо в пластмассовой коробке, знакомые уже судки из Колиного ресторана. Там был свежий хлеб, ветчина, яйца, консервы какие-то. Извлек друг-Дима из сумок своих необъятных с полдюжины бутылок водки, разноцветные напитки газированные в пластиковых бутылках. Как только дотащил все это, непонятно.

- Давай, - сказал он Евгению младшему, - разложим все это по местам. Еду - в холодильник, бутылки – по шкафам. Оставим только немного. Помянем напоследок еще раз папу твоего.

Женя захлопотал, растыкивая принесенное и извлекая откуда-то тарелки и рюмки. Когда Тамара с усталой и заплаканной Ликой вышли из комнаты, на столе уже была выставлена ветчина, пирожки, сыр, нарезанный хлеб. Стояла бутылка водки.

- Мальчики мои, - сказала Тамара, - что бы я без вас делала?

- Давайте, - сказал Дмитрий Сергеевич, - помянем еще раз Костю в тесном кругу. Здесь сейчас собрались самые близкие ему люди...

Евгений Михайлович подумал, что тут друг-Дима несколько преувеличил в отношении него, Гранита. Он-то едва знал покойного. И вообще, он, если задуматься, здесь случайно. Если бы не та нечаянная встреча в диагностическом центре, он бы и понятия не имел ни о похоронах этих, ни даже о том, что Тамара с детьми в Городе.

- Там, в столовой, - продолжал Дмитрий Сергеевич, когда водка уже была разлита по рюмкам, - говорили много теплых слов о нем. Правильных слов! Но только мы, близкие ему люди, знаем насколько верными были эти слова.

Они выпили. Даже Лике добавили в ситро несколько капель водки.

- Тамара, - сказал Дима, когда они сели, - ты обязательно подумай над моим предложением. Я не понимаю, что тебя смущает?

- Не понимаешь? А то что сплетни поползут, тебя не волнует. Любая баба на заводе будет языком трепать, что я твоя...

- О чем речь? – спросил Гранит.

- Дима зовет меня к себе на работу сменным инженером.

- Да пойми ты, - сказал Дмитрий Сергеевич, - там, конечно ночные смены бывают, но зато работа живая и зарплата почти в два раза выше. А сплетни... Черт с ними, со сплетнями! Ты же современный человек! А там и Женю твоего пристроим.

- Женю вы не пристроите, - встрял в разговор Гранит.

Все с удивлением посмотрели на него.

- Почему? – спросил Дима.

- Женю я забираю к себе. Мы с ним уже почти договорились. Зарплату большую, сразу говорю, дать не могу. Не все от меня зависит. Да и диплома у него пока нет. Но кое-что будет.

Краем глаза он видел одурелое от счастья и удивления лицо Евгения младшего, поэтому специально не смотрел в его сторону.

- Тем более! – уже слабо сопротивлялась Тамара. – Я буду посменно, Женька работать будет и учиться, а кто с Ликой останется?

- Во-первых, - твердо сказал Гранит, - Лика взрослый и самостоятельный человек. Сегодня она это уже доказала. – Теперь уже Лика раскраснелась и с обожанием на него смотрела. – А во-вторых, работать на компьютере можно и дома. Все равно поначалу сложных заданий никто ему не доверит.

- Но у меня нет компьютера! – закричал Евгений младший.

- Это не проблема, - отмахнулся Гранит, - компьютер мы тебе организуем от Центра. Не самый новейший, это уж не обессудь, но вполне соответствующий. А запустить его я тебе помогу. Интернет тоже сразу не обещаю. Подождать придется...

- Спасибо, дядя Женя! Я буду стараться!

- Знаю, - махнул рукой Евгений Михайлович, - и не сомневаюсь. Ты запиши мой номер прямой и позвони... ну, дня через три. Я сейчас занят буду очень.

- Ну, вот, - сказал Дима, - все и решилось. Ты, Тамара, завтра же подавай заявление и рассчитывайся.

- Я в отпуске еще, - возразила Тамара.

- Все равно подавай! И приезжай ко мне с заявлением на работу. Все! Ты едешь, Женя? – повернулся он к Граниту.

- Ты правда можешь все это организовать для Евгения? – спросил Дима, когда они вышли на улицу.

- А что, - Женя пожал плечами, - оформлю его на ставку стажера, а компьютер... Я как раз свой домашний поменять задумал. Он хороший, только уже чуть-чуть устарел. Для стажера в самый раз. У нас в Центре программисты на худших работают.

- Ну, молоток! – сказал друг-Дима. На том и расстались.

 

Через две недели все более-менее утряслось. Тамара осваивалась в новой должности. Евгений-младший тоже оформился на первую в своей жизни работу. Они с Евгением Михайловичем просидели целый вечер, устанавливая и запуская компьютер. Лика тоже крутилась с ними, прислушиваясь к разговорам. Гранит подумал еще, что вот подрастает тоже кадр, которому жить в двадцать первом веке, и для которого компьютер будет так же обычен, как для них, скажем, будильник. Ему хорошо было в этом доме. Дети спокойно и ровно любили друг друга. Это было видно и по взгляду, которым смотрела Лика на своего брата, и по снисходительной строгости Евгения к младшей сестре. Даже когда они ссорились, не было между ними злости, даже на мгновение, как это иногда бывает у детей. Не было соперничества. Они просто любили и знали, что их любят. Глядя на это, Гранит с грустью сравнивал детей Тамары с собственным сыном. Нет, тот тоже не был чудовищем. Не получилось из него избалованного барчука, не терпящего отказа ни в чем. Хотя и мог бы получиться. Видимо был он в чем-то Гранитом все-таки. Но основной чертой характера Костика был все-таки эгоизм. Но не в той форме, где наплевать мне на всех вас, а в более специфической: наплевать мне на ваши интересы, если у меня есть свои. Психология хищника, уверенного в своем праве на безжалостность. Это уже был дед – Тесть! Они все были хищниками – и Тесть, и Женечка, и выросший уже Костик. Жить среди хищников, конечно, можно, но при условии, что, как Маугли, станешь с ними одной крови, станешь таким же, как они и примешь правила игры. Иначе, согласитесь, существовать придется в постоянном напряжении, не расслабляясь ни на минуту. Самому большому недругу не пожелаю я такой жизни. Или, что еще хуже, стать тенью, незаметной и бессловесной, с которой никто не считается и которая, по сути, никому не нужна. Тоже можно выжить, если помнить, что когда придет полдень – ты, возможно, исчезнешь, растворишься в лучах яркого солнца. То есть, по сути, есть только два пути для спасения: либо самому стать хищником, либо найти свой собственный уголок, куда можно спрятаться от полуденного света. Это действительно спасение, но беда-то в том, что спасение какое-то жалкое.

Дом Тамары воспринимался Гранитом, как тихая заводь. Под видом помощи тезке своему он стал приходить туда все чаще. Чтобы не обременять и без того куцый бюджет семьи приходил не с пустыми руками. Всегда тащил продукты какие-нибудь. Да не сладостями ограничивался для детей, - старался принести поосновательней что-то. Сначала Тамара благодарила за помощь, но потом стала смотреть на подарки хмуро. Евгений же упивался новыми для него чувствами, в которых не пытался даже разбираться. Впервые, после детства и юности, у него появилось ощущение семьи, и Тамарины дети воспринимались им, как свои собственные. Он полюбил их и по настоящему отдыхал с ними. Ничего плохого в этом не было, кроме одного – это был не его дом! А этого нюанса Евгений Гранит по своему обыкновению не понял! Он как всегда продолжал жить своей внутренней жизнью, не замечая жизненных реалий.

Не замечал Евгений и хмурого лица Тамары. Он с удовольствием приходил, обедал, вел умные разговоры с детьми, занимался с тезкой своим. В общем, вжился в семью. Тамара вопросов не задавала.

Говорят в народе, что старая любовь не забывается. Это действительно так, но в то же время это вовсе не означает, что любовь не может умереть. Хотя конечно человек, которого ты любил когда-то, никогда уже не будет тебе безразличен. Ты можешь его ненавидеть, или презирать через годы, но всегда будешь выделять среди остальных. Случаются, конечно, исключения, но речь не о них. А здесь случай был и вовсе другой. Не было у них любви в прошлой жизни. Могла бы быть. Это так. Ну, не успела она родиться! Обида была. И то больше не на него, а на подругу, предавшую и унизившую ее так явно. Нравился ей Женя – это правда. И подушку она, как говорится, омывала слезами. И сердце еще долго екало при случайных встречах. С кем такого не случается в восемнадцать лет! Но это все давно умерло. И нынешнюю Тамару совсем не радовало, что он зачастил в ее дом и начал влюблять в себя детей. Может быть, и мелькала иногда мстительная мыслишка, что, мол, ага, плохо тебе там, ко мне все-таки прибежал. Но, даже если и мелькала, не она определяла отношение к происходящему. Не до того ей было в тот период. Не забывайте, у нее только что умер муж. Возможно, поведи себя в дальнейшем Женя несколько иначе, у них и получилось бы что-нибудь со временем. Но... Молчала она пока. Уже хотя бы потому, что ее детям, недавно потерявшим отца, присутствие в доме доброжелательного к ним мужчины, сгладило боль от потери.

Лика была еще слишком молода, хотя и пыжилась на взрослость. Ей нравился дядя Женя. С ним было интересно, и он не говорил с ней, как с ребенком. Ей и в голову не приходило сравнивать Гранита с папой, или представлять его на папином месте. Вполне возможно, заметь Лика хоть намек на прямую попытку каких-то отношений с мамой, она бы сделала все, чтобы выдворить его из дома. "Предать" папу она бы не позволила. Но попыток таких не было, хотя, несомненно, своим созревающим женским чутьем она сразу поняла его особое отношение к ним. Не к матери, заметьте, - к семье! Продолжаться бесконечно так не могло. Что-то должно было произойти.

Игру в молчанку сломал Евгений младший. Он вроде и был взрослым, но какая взрослость в восемнадцать лет? Так, тонкая корочка, через которую то и дело вырываются гейзеры детства. Выдержки уж точно не хватает в этом благословенном возрасте. Но чего нередко в избытке, так это способности чувствовать окружающее. Он быстро и безошибочно ощутил неестественность сложившейся ситуации и попытался в ней разобраться. Выводы, правда, сделал совершенно глупые, хотя логика в его рассуждениях, несомненно, была. А что еще мог придумать только начинающий жить восемнадцатилетний мальчик?

- Евгений Михайлович, - обратился однажды Женя младший, - можно вас спросить об одной вещи?

Было начало сентября. Лика в своей комнате делала уроки. Тамара была на работе и должна была прийти поздно, так что они были вдвоем.

- Спрашивай, - сказал Евгений, щелкая "мышкой" и внимательно глядя в монитор.

- Евгений Михайлович, почему вы нам помогаете?

- Что ты имеешь в виду? – удивленно спросил Гранит. Такого вопроса он не ждал.

- Ничего, кроме того, что спросил, - угрюмо ответил Женя младший. Он явно уже тяготился им самим начатым разговором. Но остановиться видимо не мог, так как вынашивал его давно, ждал только удобного случая. – Почему вы нам помогаете? В общем-то, посторонний человек, вдруг приходит и начинает нам помогать. Вы думаете, я не знаю, что компьютеры в вашем Центре стажерам не выдают? Ведь это ваш собственный компьютер! А уж Интернет и подавно бесплатно не подключают! Я не хочу вас обидеть! Наоборот, я вам очень благодарен. Я хочу знать! Дядя Дима рассказывал, что в молодости вы с ним и с моей мамой дружили. Это понятно. Он тоже нам помогает. Но там просто помощь, а тут, похоже, что-то большее! Скажите честно, Евгений Михайлович!

Женя младший замолчал и напряженно ждал ответа. Молчал и Гранит. Разговор был лишний! Ненужный был разговор!

- Я не совсем понимаю, что ты хочешь знать, - наконец сказал он. – Ты, по-моему, и так знаешь все. Даже лишнее! То, что знать тебе и не нужно было. Объясни, сформулируй свой вопрос яснее.

- Я объясню, - уже почти жалобно сказал Женя младший. – Только вы не обижайтесь на меня! Ладно?

- Обижаться я на тебя не буду ни в коем случае, - устало сказал Евгений, - ты можешь спрашивать все что угодно. Только, кажется мне, что в голове твоей глупость какая-то крутится.

- Скажите честно, Евгений Михайлович, - решился, наконец, Женя младший, - у вас с мамой что-то было в юности? Вы мой отец?

- Наглец, какой! – внутренне ахнул Гранит. – Да как он смеет! Так прямо! Попробовал бы я!.. Пацан желторотый!

Ну, что делать с глупыми мальчишками? Они все сейчас раскованные и немного беспардонные. Мы были совсем другими. Такой вопрос поставит в тупик кого угодно. Ведь, что не ответишь – все плохо будет! Скажи, что да, я твой отец (если бы, конечно, это было так) – это целая революция для сопляка, которая скажется потом на всей его жизни. Скажи, нет – и это плохо, потому что останутся сомнения, не открещиваешься ли ты от него, такого умного и проницательного. И не ответить тоже нельзя – тогда уж не будет тебе веры никогда. Где они только такого понабрались?

- Ты фантазер, Женя, - сказал, улыбнувшись, Гранит, - или слюнявых романов перечитался. Предположить простую порядочность тебе в голову не пришло? Хорошо еще, что к маме своей с этими вопросами не полез. Расстроил бы ее очень. Но на прямой вопрос я дам прямой ответ: твой отец – это твой отец. Ты не мой сын, хотя иногда я об этом жалею...

Облегчение, отразившееся на лице Жени младшего, больно кольнуло Евгения. Негодный мальчишка мог бы лучше скрыть свои чувства. Впрочем, что с него взять!

- Твоего отца, - продолжил Евгений, - я совершенно не знал. Видел его пару раз. Не считая, конечно, последнего месяца в больнице. И вообще узнал, что вы живете в Городе, буквально накануне его первой операции. От дяди Димы, кстати, узнал.

- Но с моей мамой у вас что-то было?

- Порядочные люди, Женя, таких вопросов не задают. А порядочные мужики на такие вопросы не отвечают. Тем более, запомни это хорошенько, для нормальных людей это не имеет никакого значения. Но и сейчас я отвечу! Потому что ты молодой еще и дурак! Потому что иначе ты напридумываешь еще Бог знает чего! Так вот, ничего у меня с твоей мамой не было! В том смысле, какой ты имел в виду. Была молодость. Была глупость. Были две подружки: она и моя нынешняя жена. Я сделал выбор. Сейчас мне иногда кажется, что неверный... И все!

Они довольно долго молчали. Каждый по своей причине. Женя младший переваривал услышанное. Он, столкнувшись впервые с "взрослыми" отношениями, должен был подумать и сделать свои выводы. Гранит же чувствовал себя как шарик с выпущенным воздухом. Этот неожиданный разговор высосал из него все силы. Мальчишка своими расспросами неуместными напрочь разрушил уютный внутренний комфорт, который только что вновь установился в душе. Страшен был не сам разговор. Это еще ничего! Доконало то, что Евгений неожиданно сказал то, о чем не позволял себе не только говорить, но и думать даже не позволял, потому что мысли на эту тему ломали все, чем он жил эти годы. А сейчас из-за вопросов не в меру любопытного юнца он, совершенно неожиданно, позволил себе осознать и сказать вслух об ошибке, сделанной много лет назад и повернувшей его жизнь не на те рельсы. Не собирался Женя признаваться в этом себе, а уж сыну Тамары и подавно!

- Я, пожалуй, пойду, - сказал он Жене младшему. – Извини, мне что-то нехорошо.

Он видел виноватые глаза шкодливого мальчишки, но не сделал ничего, чтобы уменьшить его чувство вины. Черт возьми, пусть учится отвечать за свои поступки!

Евгений поднялся, сложил в "дипломат" принесенные записи, надел, повешенный на спинку стула пиджак, и тяжелым шагом двинулся к двери. Из комнаты своей выскочила Лика, как почувствовала, егоза, что гость уходит.

- Куда вы? – закричала она. – Сейчас будем ужинать.

- Другой раз, - ответил Евгений Михайлович, - мне нужно идти. Ты уж извини, Анжелика.

Он закрыл за собой входную дверь и сразу же услышал высокий Ликин голос:

- Что ты ему сказал? – спросила она громко.

- Бу-бу-бу, - забасил в ответ Женя младший.

- Женька, ты болван! – закричала Лика. – Какой ты болван!

Больше Гранит слушать не стал. Он ушел пешком по лестнице, не дожидаясь лифта. Его бил озноб. Подальше, подальше от этой двери! Подальше от унижения, от места, где девочка-подросток защищает его от мальчишки, где его мысли и чувства понятны всем больше, чем ему самому.

- Нет, - подумал Евгений, - сюда нужно приходить, как можно реже.

Эта мысль расстроила его окончательно, и он почувствовал себя совсем больным.

 

В народе говорят: беда не приходит одна. Ученые же эту закономерность назвали обтекаемо: законы подлости и парности редких событий. А если это все объединить с народной убежденностью, что Бог любит троицу и широко известными всем законами Мерфи, один из которых гласит: если что-то может сломаться, - оно сломается обязательно, то напрашивается невеселый для нашей жизни вывод: если уж что-то случилось, то жди – случится еще что-нибудь.

Когда Гранит пришел домой, он совершенно неожиданно для себя увидел там Женечку. Никогда за последние два, а то и три года не бывала она дома в этот час. Этого мало – в любимом Женином кресле вольготно сидел и отхлебывал из массивной керамической кружки крутозаваренный чай многоуважаемый и невозмутимый Тесть. Он редко последние годы удостаивал своим посещением гранитовские хоромы. Нужно же было, чтобы именно сегодня, когда у Евгения на душе было так паршиво, женечкиному папаше пришла в голову блажь лично посетить дочь! Вот они – благословенные законы Мерфи в действии! Чего еще, спрашивается, можно было ждать от этого дня?

- Привет, зятек, - благодушно сказал Тесть. – Как дела? Что так поздно сегодня? Случилось что-то?

- Ничего у него не случилось, - ответила за мужа Женечка, выходя из кухни. – Это сейчас в порядке вещей. Он, видите ли, завел себе местечко, куда регулярно ходит по вечерам. И, по-моему, искренне считает, что никто об этом не знает. Оставь его, папа!

В ее голосе явственно прозвучало раздражение.

- Ну-ну, зятек, - глаза Тестя сузились почти до щелочек, - ты меня удивляешь.

- Оставь, папа, - опять сказала Женечка, - мы с ним сами разберемся. Иди, муженек, там тебе ужин оставлен. Или ты ел уже?

Выходя из комнаты, Женя сообразил, что так и не сказал ни слова. А когда понял, что этот факт никого не удивил, - на душе его стало совсем противно. Закрыв дверь в гостиную, он услышал голос Тестя:

- Ты что, дочь, серьезно по поводу супруга своего? Загулял?

- Папа, я сказала тебе: сама разберусь! Не вмешивайся! Давай лучше делом займемся...

- Ладно, - согласился Тесть недобро, - давай займемся делами.

- Папа, - опять сказала Женечка, - я прошу, не лезь в это!

Евгений тихонько ушел на кухню. Второй раз в этот несчастливый день он невольно подслушивал под дверью разговоры о себе. Вот уж, воистину, парность редких событий!

Ушел Тесть примерно в половине одиннадцатого. Чтобы не попадаться ему на глаза, Женя устроился себе на кухне с новой книгой по программированию, попивал чаек с травами. Ничего хорошего от завершения этого дня он не ждал. Наконец, глуховатый голос Тестя послышался в коридоре. Он настойчиво спрашивал что-то у дочери, потом опять говорил, говорил...

- Нет, папа, не нужно, - твердо ответила та. - Все будет в порядке.

Входная дверь хлопнула. С зятем попрощаться Тесть не удосужился. Женечка вошла в кухню. Вопреки ожиданию, лицо ее было весьма добродушным.

- Включи там чайник, - сказала она, усаживаясь напротив. – Ну, муженек, устроил ты мне вечер! Прийти не вовремя при папе! Удружил! Ты же его знаешь! Он же подозрительный, как..., - она потрясла пальцами в поисках сравнения, но не нашла и продолжила. – Он рвался проверить все. Еле его сдержала!

- Да, что я сделал-то? – чуть ли не закричал Евгений. – И эти намеки твои! И откуда мне было знать, что он сегодня придет?

- Ну, насчет намеков, ты, котик, мозги мне не пудри! – прищурилась точно как Тесть Женечка. – Я не только знаю все, я знаю больше, чем ты. Так что уверток и объяснений от тебя не требуется. Расслабься, муженек! А по поводу прихода папы, я лично сегодня утром тебе об этом сообщила. Где в это время витали твои мысли? У Тамары?

Добродушия в ее лице в этот момент было не больше, чем у ротвейлера. Впрочем, через несколько секунд лицо ее разгладилось. Это был знак-предупреждение: будь осторожен! Но Женя знак проигнорировал.

- Говори прямо, - сказал он, - в чем ты меня обвиняешь?

- Я уже сообщила тебе, - прошипела Женечка, - что можешь не крутить. Я все знаю. И про Тамару, и про детей ее, и про компьютер твой гребаный, и про то, что сидишь ты там чуть ли не через день.

- Да не было у нас с Тамарой ничего!

- И это знаю, - уже спокойно сказала Женечка, наливая себе чай. – Мало того, я знаю даже, что тебе и не обломится там ничего. Так что зря ты стараешься, продукты таскаешь.

Она протянула руку, взяла кусочек хлеба, намазала маслом и начала есть. Евгений молчал, и Женечка продолжила:

- У них с Димой твоим роман начинается. Я и это знаю.

- Не верю, - сказал Женя. – Это сплетни.

- Как хочешь, - равнодушно ответила Женечка, отодвинула, пустую чашку и, поднимаясь, добавила. – Ты, муженек дорогой, определись уж как-нибудь. Не живи на два дома. А то, как бы вообще без дома не остаться! – И в дверях уже обернулась вдруг и сказала тоненько с самым заботливым видом. - Котик, будь поосторожней сейчас...

С такой интонацией говорят обычно: "Будь осторожнее, не сиди на сквозняке. Продует!"

- ...я папочку попросила, конечно, не вмешиваться, но ты же его знаешь! Ни в чем нельзя быть уверенным. Пойду-ка спать, - зевнула она, - я, дорогой, в отличие от тебя, работаю...

 

Ночи не было! Бывают такие моменты в жизни, когда ночи нет. Это не бессонница, нет! Бессонница – это когда невозможно уснуть. Когда хочешь спать, но не можешь. Мысли, скажем, одолевают. Это тяжело, неприятно, мучительно даже, но с этим можно бороться: таблетку, например, принять или две. В конце концов – три! И сон придет! Пусть тяжелый, наркотический, после которого утром голова не только не свежая, а наоборот, как тяжелое чугунное ядро. И качается на шее, вроде маятника из стороны в сторону. А кое-кто говорит, что ее, бессонницы, вообще не бывает. Что это просто сновидение такое, где снится больному всю ночь, что не спит он. Очень даже может быть, между прочим, потому что попробуй-ка, полежи днем на кровати без сна часов восемь. Одуреешь ведь к вечеру! С ума сойдешь! А ночью, при "бессоннице" лежишь, маешься, но лежишь! Но с другой стороны, какая уже разница, не спишь ты на самом деле или сон смотришь, как не спишь? Все равно потом тяжко на работу подниматься...

А вот когда ночи нет – это гораздо хуже! Ты не заснуть не можешь. Ты лечь в постель не в состоянии! Нет в тебе сна! Не нужен он тебе! Бродишь ты по квартире, как привидение, мысли свои думаешь. О чем мысли эти, значения не имеет, потому как уйти ночь может и при счастье неземном, и при горе непоправимом. А иногда уходит она просто в момент трудный, когда не знаешь ты, как поступить, в какую сторону двинуться. Бродишь в смятении по квартире своей и бормочешь под нос: "Направо пойдешь..., налево пойдешь..., а вот если прямо пойдешь..." А жизнь не сказка волшебная! У нее свои законы, ни в одной сказке не предусмотренные. Побродишь так, без ночи, раз, побродишь другой, и поневоле придешь к выводу спасительному, что не нужно идти ни направо, ни налево. Лучше остаться здесь, устроиться на развилке и жить себе дальше. А там, глядишь, дороги эти, правая да левая, сами травой зарастут, и думать больше не о чем будет. Но ошибка это – никуда не двигаться, потому что с этого момента возвращается ночь, но с ней приходит бессонница.

Утром, собираясь на работу, Женечка ни слова не сказала о вчерашнем разговоре. Вела себя естественно и спокойно, как будто ничего не произошло. Евгений в эту ночь не ложился. До самого утра сидел он на кухне, курил у открытого окна, благо осень не вступила еще в свои права, и ночи были теплыми, как летом. В самый раз сказать сейчас, что одолевали Гранита мысли о жизни его, но это было бы неправдой. Ни о чем не думал Евгений Михайлович этой ночью. Мыслей не было вообще. Ничего не было. Когда такое случается с компьютером, вы говорим, что он "завис". Точно так "завис" и Гранит теплой сентябрьской ночью девяносто второго года. Во всяком случае, он решительно не помнил, о чем думал и к каким выводам пришел. Интересно, что спать Жене утром совершенно не хотелось, да и чувствовал он себя хорошо. Спокойно себя чувствовал, и настроение было хорошим, как ни странно. Придя на работу, он с удовольствием окунулся в рутину множества дел, ежедневно одолевавших его, и начисто забыл обо всем. Жизнь очередной раз входила в свою колею.

Недели через две или три в пятницу в конце рабочего дня в кабинет Гранита постучали. Это был Женя младший.

- Можно? – спросил он своего начальника. – Я на минутку.

- Входи, входи, Евгений, - ответил Гранит добродушно. – Я свободен. Собственно, уже домой собирался. А ты, как я понимаю, только на работу.

- Да, я с шести сегодня.

Женя младший топтался у двери, явно не зная с чего начать. Вид был понурый, полинялый какой-то.

- Ну что ты мнешься? – подбодрил его Гранит. – Тебе непонятно что-то? Так спрашивай. Но сначала садись. Я слушаю тебя.

- Евгений Михайлович, - начал Женя младший, - я спросить хотел. – Он опять замялся, не зная с чего начать. – Вы на меня обиделись тогда?

- С чего ты взял? – искренне удивился Евгений. – Нет, конечно.

- А почему вы к нам больше не приходите? Лика все спрашивает. Говорит, будто бы я вас обидел.

- Глупости, - засмеялся Гранит. – Все в порядке. Занят я был очень. Так Лике и скажи.

- Я ведь тогда ничего плохого сказать не хотел. Вы извините меня.

- Да и не сказал ты ничего плохого. Не за что тебе извиняться. А я к вам зайду на днях. Тебе помощь какая-нибудь нужна? Проблем, я надеюсь, нет?

- Да все в порядке у меня, - отмахнулся Женя младший. – Так, когда вас ждать, Евгений Михайлович?

- Да вот на той неделе и забегу, - сказал Гранит улыбаясь. Он сам в этот момент верил в то, что говорил.

- Да, - подумал Евгений старший, когда за Тамариным сыном закрылась дверь, - нехорошо получилось! Нужно действительно зайти к ним в ближайшее время.

Но на следующей неделе ничего не получилось, потому что старенький автомобиль Гранита окончательно стал. Давно уже барахлил, кашлял и жаловался. Именно так воспринимал Евгений шумы и постукивания в моторе. Но он, менявший компьютеры не задумываясь, едва только появлялась новая, чуть усовершенствованная модель, оставался верен своей "Ладе". Супруга два года уже ездила на "Мерседесе". А Женя не замечал ни потертых сидений, ни запаха бензина в салоне, ни дребезжания при езде, не устраняемого уже никакими регулировками. Он был привязан к своей машине. Теперь же она скончалась.

- Слава Богу! – отрезала Женечка. - Рядом с твоей рухлядью неудобно уже было свою машину парковать. Купи себе что-нибудь приличное. Не старые времена, чай! Вон японских машин сейчас полно. Их хвалят очень.

- Я хочу что-то поскромнее, - отбивался Евгений.

- Поскромнее? – поморщилась Женечка. – Ну, так возьми небольшую, только ради Бога, не смеши людей, не бери отечественную!

- А какую брать? – растерянно спросил Женя. – Я понятия не имею.

- А мне откуда знать! – рявкнула супруга. – Возьми кого-нибудь, кто понимает.

- Где?

- Что, где?

- Где мне взять кого-то, кто понимает, и где покупать?

В таких бессмысленных разговорах прошла неделя. Евгений добирался на работу в такси, а с работы просил кого-нибудь подвести его. Это было неудобно очень, да и в течение дня нередко возникала необходимость съездить куда-нибудь, а своей машины не было. Наконец, Женечка решительно взяла проблему в свои руки. Пригласила начальника исполкомовского гаража, строго настрого приказала поехать с утра с Гранитом и без машины домой не возвращаться.

- Купите ему машину приличную, с учетом пожеланий, сразу оформите все, чтобы к вечеру с этим вопросом было покончено. К вечеру, конечно не получилось. Оформление затянулось на неделю почти, зато через неделю Евгений стал хозяином вишневой "Митсубиши". С "Ладой" новая машина не шла ни в какое сравнение, но Женя испытывал к ней двойственное чувство. Нужно было время, чтобы привыкнуть. Ездил по улицам он теперь медленно и с напряжением, так как не чувствовал еще свой новый автомобиль и побаивался его. Это утомляло, и поездки на работу и с работы превратились в мучение.

Со всеми этими заботами Евгений и думать забыл о данном Жене младшему обещании. Вспомнил только через месяц, когда однажды в его кабинете раздался телефонный звонок и голос Лики пригласил его на свой день рождения.

- Мы, вообще, не празднуем, - сказала она. – Из-за папы, вы же понимаете! Будут только свои: дядя Дима и вы.

- Когда? – уточнил Гранит и сделал пометку в своем календаре. Идти ему не хотелось, но обидеть девочку никак нельзя было. Евгений Михайлович пообещал Лике, что придет обязательно, потом час примерно размышлял над подарком. Ну что можно подарить четырнадцатилетней девочке? Опыта в подарках такого рода у него не было никакого. Приходилось бывать, конечно, на днях рождения дочерей знакомых. Но там подарками занималась естественно Женечка, а он, честно говоря, не вникал, что было в тех ярких коробках, которые они вручали на входе. Но обращаться к супруге с подобными вопросами он не пытался даже. В один из дней, в обеденный перерыв Евгений прошелся по магазинам, в надежде придумать что-нибудь, и был поражен пустоте, которая царила там. Это было для него открытием. Сто лет он уже не ходил по магазинам. Слышал, конечно, о развале и всеобщем дефиците, но такого и представить себе не мог. В магазинах не было даже мыла, не говоря уже о чем-нибудь для подарка. Была вторая половина осени девяносто второго. Год всего после распада Советского Союза. Экономика страны была не рыночной, она была базарной. Купить что-либо можно было только на многочисленных стихийных базарчиках. Уже стали, правда, появляться будки, киоски, магазинчики частные - зародыши будущего изобилия, но было их еще очень мало, да и ассортимент там явно оставлял желать лучшего. Но Граниту то откуда было знать об этом? Раздраженный на всех и вся вернулся он в свой кабинет. Вот забота еще упала на голову! Что делать? Было два варианта решения возникшей проблемы: первый – обратиться за помощью к кому-нибудь из женщин, работающих в Центре. Но вспомнил Евгений, как супруга его оказалась в подробностях осведомлена о его "тайных" передвижениях. Тут просто не могло обойтись без сотрудников или, что скорее, сотрудниц. Нет, это не выход. Есть еще Тамара, но этот вариант он тоже отмел сразу. Был еще один путь: посоветоваться с Димой. Во-первых, у него дочери, а, следовательно, есть опыт в таких делах. Во-вторых, он наверняка знает, чего именно хочет сама Анжелика.

И к Диме звонить не хотелось, и это тоже вызвало приступ раздражения. Природы его Женя не понимал. Еще каких-нибудь полтора-два месяца назад он готов был вывернуться ради этих детей, а сейчас злился, сам не зная почему. Время поджимало, через два дня день рождения. Нужно было решать, и во второй половине дня Гранит набрал знакомый с детства номер главного инженера Завода.

- Главный инженер на проводе, - ответил незнакомый мужской голос.

- Простите, - сказал Евгений, - мне Дмитрия Сергеевича.

- К Дмитрию Сергеевичу теперь нужно звонить по другому номеру.

- Он сменил телефон? – удивился Женя.

- Он сменил кабинет, - весело ответил голос. Судя по тембру обладателю его было не более тридцати. Во всяком случае, солидности в нем не было. – Но если вы к главному инженеру, то это ко мне.

- Спасибо, - растеряно сказал Гранит, - но у меня личный разговор. Как мне связаться с Дмитрием Сергеевичем? Кем он у вас там сейчас?

- Он уже неделю, как директор. Пишите номер...

Положив трубку, Евгений задумался. Такую информацию следовало сначала переварить. Друг-Дима уже неделю директор Завода! Хоть бы сообщил! "А еще друг!" – с внезапной обидой подумал он. Какое-то неясное чувство царапнуло душу Евгения. Было уже такое когда-то давно. Он даже вспомнил когда. В те благословенные времена, когда был жив еще отец, и Женя случайно застал друга-Диму в гостях у родителей своих. Папа смеялся тогда, как молодой. С ним, с Женей, он так не смеялся. И мама Диме радовалась, и Дашка...

- Ладно, замнем, - подумал Евгений Михайлович, - еще не хватало ревновать к старому другу. Радоваться за него нужно.

Он решительно набрал записанный номер.

- Приемная директора, - ответил знакомый женский голос. Это был голос из прошлого.

Когда-то давно, очень давно, в школьные еще времена, у них в прихожей висели аккуратно выписанные отцом номера телефонов Завода, по которым в экстренном случае Гранита старшего можно найти. Был там и номер приемной директора. Пару раз Жене приходилось звонить сюда, а однажды он просидел в приемной добрых два часа, ожидая окончания затянувшегося совещания. Евгений хорошо запомнил ее, секретаршу директора, - ухоженную красивую женщину. Тогда ей было лет тридцать, наверное. И она до сих пор работает! Сколько же ей сейчас?

- Вы можете соединить меня с Дмитрием Сергеевичем? – спросил Женя.

- Кто его спрашивает? – спросила бессменная секретарша директора.

- Скажите, Гранит, - ответил Евгений.

- Как, Гранит? – пискнула она. – Гранит же... Постойте, вы, наверное, Женя? Евгений Михайлович?

- Да, Татьяна Ефремовна. – Женя улыбнулся в трубку. – Я ваш голос узнал сразу.

- А я вот твой, нет, - огорченно сказала она. – Старею, наверное.

- Ну-ну, - успокоил ее Женя, - как же вы могли меня узнать, если мы не разговаривали почитай четверть века. Я мальчишкой тогда еще был.

- Не напоминай мне о возрасте! – по голосу было слышно, что она улыбается. – Так вы хотели директора? По какому вопросу? – в ней снова проснулась вышколенная профессиональная секретарша. Знакомство знакомством, а к директору просто так она не пропустит.

- Татьяна Ефремовна, как секретаря директора официально ставлю вас в известность, что с Димой, то есть с Дмитрием Сергеевичем мы учились в одном классе в школе и, можно так сказать, являемся стариннейшими товарищами. По личному, по личному вопросу.

- Сейчас доложу, - строгим тоном сказала она. В трубке что-то защелкало, и через несколько секунд он услышал голос друга-Димы.

- Привет, - сказал он, - какими судьбами?

- Привет, - ответил Гранит, - поздравляю с назначением. А ты скрываешь! И обмывал уже, наверное, без старого друга.

- Да нет, не до обмываний пока было. Это, понимаешь, случилось так неожиданно, что я еще сам не осознал до конца. Всю неделю дела принимал.

- А что произошло со старым директором?

- Долго рассказывать. В общем, по состоянию здоровья... Так чего ты звонишь? Я так понимаю, что не с назначением поздравлять.

Евгения задели его слова, но он изложил коротко свою проблему.

- Так, - сказал Дима холодно, - насколько я понял, ты собираешься туда идти?

Женя почувствовал, что начинает злиться.

- Ты что-то имеешь против? – сухо спросил он.

- Это твое дело, - буркнул Дмитрий. – Просто надеялся, что ты уже излечился. Потешился немного и забыл.

- Вообще-то он прав, - подумал Евгений, - но не слишком ли он умный?

- Ты не прав, - сказал он. – И я не понимаю, почему ты все время стараешься меня достать?

- Я не стараюсь тебя достать. Стараются достать тогда, когда хотят чего-нибудь добиться. Я от тебя ничего не добиваюсь. И не хочу от тебя ничего.

- Что так? – ехидно спросил Женя. – Мордой не вышел?

Он решил уже, что разговор сейчас закончит. Зря он сюда позвонил. Не получалось разговора с другом-Димой. Самое интересное, что он опять не понимал, почему.

- Не нравишься ты мне, - с неожиданным раздражением сказал Дмитрий Сергеевич. – Ты уж прости за откровенность.

- А ты у нас кто? – ехидно спросил Евгений. – Начальник жюри на конкурсе красоты? Я тебе не нравлюсь? А кто тебе нравится? Тамара?

Сказав это, Женя сразу понял, что фраза о Тамаре – лишняя. Не следовало ее говорить. Тамара-то совсем не причем! Получилась двусмысленность. С душком.

- Ты Тамару оставь в покое! - заревел Дима в полный голос. – За нее и схлопотать можешь!

- Да, - засмеялся Женя, вспомнив фразу, сказанную им полгода назад, - воспользуешься разницей в весовых категориях и набьешь мне морду? – Он помолчал и сказал примирительно, - почему мы с тобой соримся? За Тамару извини. Я не то имел в виду, что получилось. Но по реакции твоей понял: у вас с ней что-то есть! Правда, ведь?

- Много будешь знать – скоро состаришься! – мрачно ответил Дмитрий.

- И все-таки ты мне скажи честно, почему ты против моего присутствия на Ликином дне рождения?

- Скажу, - уже спокойно пообещал Дима. – Но сначала ответь на один вопрос. Может быть, тогда легче объяснить будет. Почему ты перестал к ним ходить?

- Да нет тут никакого криминала! – искренне сказал Женя. – Проблемы у меня были!

- Какие? – терпеливо продолжил расспросы Дима.

- Машина у меня сломалась, поменять нужно было.

Уже произнеся эту фразу, Женя понял, что опять сказал не то. "Плохо, - подумал он, - я начинаю терять чутье и реакцию. Нельзя было этого говорить!" Вот бывает же так: есть простое, убедительное объяснение чему-то, а скажешь его вслух и понимаешь вдруг, что совсем оно не убедительное и ничего не объясняет.

- Ну, - сказал Дима, - и это все?

Евгений молчал.

- Да, - грустно сказал Дмитрий Сергеевич, - Зажрался ты, друг-Женя.

Он молчал почти минуту. Женя уже подумал, что линия разъединилась. Хотел было трубку положить и перезвонить, но тут голос друга его старого снова продолжил:

- Там, понимаешь ли, в семье полный разброд получился, война почти что. Лика с Евгением месяц, почитай, не разговаривают из-за тебя. Лика утверждает, что тот обидел тебя чем-то. А чем, не говорит. И парень молчит. А ты машину менял? А позвонить нельзя было?

Дима опять замолчал. Не говорил ничего и Женя.

- Хоть что случилось на самом деле, ты можешь сказать? – спросил, наконец, Дмитрий Сергеевич.

- Да ничего не случилось на самом деле, - подавлено ответил Женя.

- А точнее?

- Действительно ничего не случилось. Когда я там был последний раз, Евгений расспрашивал меня о нас с тобой, обо мне с матерью его. Он там нафантазировал себе глупостей всяких.

- И после такого разговора ты исчез? Ну, Евгений Михайлович, этого я даже от тебя не ожидал! Ты же подлец, друг-Женя!

- Ты, братец, выбирай выражения, - угрюмо сказал Женя, - я же и ответить могу.

- Ты хоть понимаешь, кретин, - проигнорировав слова Евгения, сказал Дима, - что они дети! Ты же им в душу наплевал! Они же иначе чем в превосходной степени о тебе не говорили, а теперь молчат!

- Тебе-то какое дело? – огрызнулся Женя.

- Мне-то, как раз, дело есть, - спокойно ответил Дима. – Ты вот что, друг мой, запретить тебе там появляться я, естественно, не могу, но хочу чтобы ты знал мое мнение. Я считаю, что тебе не хрен делать в этом доме и прошу, во имя бывшей дружбы не появляться там...

- Но ты же сам говорил..., - попытался сказать Евгений.

- Хуже уже не будет! – отрезал Дмитрий. – Решай сейчас, чтобы я знал!

- Я приду, - подавлено сказал Женя. – Ты прав во всем. Извини меня.

- Передо мной, как раз, извиняться не нужно. Да и перед детьми лучше не извиняйся. Еще хуже сделаешь.

- А что насчет подарка? – спросил Женя.

- Да, подарок, - задумался Дима. – Я знаю, что она о плеере мечтает с наушниками. На батарейках.

- А где его купить можно? Я тут сегодня по магазинам прошелся...

- Ты что, с Луны свалился? – удивился Дмитрий Сергеевич. – По магазинам?.. Я же говорю, зажрался! Совсем от простых смертных оторвался! Ты хоть иногда на улицу выходишь?

- Так, где его покупать?

- На рынок сходи с утра, идиот! Или со своей супругой поговори, если не слабо тебе! Да, к плееру подкупи пару-тройку кассет с музыкой. Так солиднее будет.

- А что она любит из музыки?

- Не знаю, - растерялся Дима. – По-моему она говорила что-то о нанайцах.

- О ком? – переспросил Женя.

- О нанайцах! – рявкнул друг-Дима. – У продавца спросишь! В общем, - сказал он уже тише, - я так понимаю, что ты придешь.

- Да, - сказал Евгений.

- Ну, смотри, Женька, если ты и на этот раз отколешь что-то!.. Обижены они на тебя крепко. Так что готовься! Там, кстати, и мои дочери будут. Если они объединятся... Берегись! Девчата – это девчата. – Он хмыкнул. - Ну, бывай! До встречи.

- Пока, - сказал Женя и положил трубку.

Плеер он купил на следующий день утром, кассеты тоже. А вот на день рождения к Лике так и не попал...

В тот день утром во время завтрака Женечка сказала:

- Котик, не забудь сегодня вернуться пораньше.

- О чем речь? – удивился Евгений.

- Ну вот! Хорошо, что заговорила об этом! Ты, конечно же, забыл! Я тебе неделю об этом толкую! Сегодня вечером очень важная для меня презентация. Я должна присутствовать там с мужем. Я сто раз тебе рассказывала. Где ты витаешь? – Она надула губы. Как-будто обижена.

Евгений мог бы поклясться, что первый раз об этом слышит, но все может быть. Возможно, он действительно пропустил что-то. Были прецеденты.

- Так что там за презентация? Расскажи еще раз. Я забыл уже.

Женечка фыркнула. У нее явно было с утра прекрасное настроение.

- Делегация из Франции. Мы подписываем с ними серьезный договор о поставках. Утром подписываем, а вечером прием. Мы должны быть там в семь. – Женечка внимательно смотрела в лицо мужу. - Сейчас ты меня услышал, я надеюсь?

- Да, - подавлено ответил Евгений. На семь часов вечера он был приглашен к Лике...

Это была суббота. День вообще-то нерабочий, но так уж повелось, что в субботу он неизменно выходил на работу. Это стало правилом так давно, что никто уже не удивлялся, увидев субботним утром Евгения в его кабинете в Центре. И Женечка по субботам была занята. К работе в их семье относились серьезно. Это не было рисовкой, - это было действительно так. Жене вообще нравилось в Центре в выходные. Когда сотрудников нет, или почти нет, там бывала особая атмосфера. Можно было спокойно поработать. Можно было доделать без нервотрепки, то, до чего не доходили руки в течение недели.

А еще было у Евгения одно тайная страсть, которой он предавался только в субботу. Делать это в рабочие дни ему не приходило в голову. Он "гулял" по Интернету! Официально Женя не считал это серьезным занятием и морщился, обычно, если заставал кого-нибудь из сотрудников за подобными "прогулками". Нет, не подумайте, никаких наказаний или даже замечаний! Боже упаси! Но это выглядело в его глазах так, как если бы он застал своего солидного и уважаемого специалиста за игрой в салочки, например, или в подкидного дурака. Просто, смотреть неудобно! Подчиненные знали это его отношение и старались днем пользоваться Интернетом только для работы. А в субботу, подальше от посторонних глаз, Евгений позволял себе такое развлечение. Как смутился бы он, застань его кто-нибудь из подчиненных за подобным "криминалом", но это было особое ощущение: быть подключенным к Мировому Разуму. Именно так Женя воспринимал Всемирную Сеть. Он просто упивался возможностью протянуть руку и взять любую информацию, какая придет ему в голову. И делал это, наслаждаясь своим могуществом. В такие мгновения ему казалось, что он бог. Мало того, не раскрывая своего инкогнито, Женя создал несколько сайтов, в которых делился с коллегами своим опытом и позволял делиться другим. Потом радовался, наблюдая со стороны за самостоятельной жизнью своего детища. А особенно приятно было, когда кто-нибудь из сотрудников в своей работе ссылался на информацию почерпнутую оттуда. Женя в таком случае чувствовал себя гордым и счастливым, как был бы горд за своего ребенка, получившего высшую оценку на очень сложном экзамене. И эта игра не надоедала ему никогда.

Но в эту субботу было не до игр. Евгений мучительно раздумывал, как выйти из создавшегося положения. Звонить и объяснять, почему он не может приехать? Будет не так воспринято! Это совершенно понятно. Просто не приехать? Еще хуже! Остается только одно: приехать раньше, вручить подарок и уехать. Тоже ничего хорошего! Жалкая попытка сохранить лицо – вот как это будет выглядеть! Никто его объяснениям, конечно, не поверит!

Впрочем, рассуждения, которыми он маялся все утро, носили чисто схоластический характер. Выбора у него не было. Подарок, так или иначе, вручать нужно. Перепоручить это можно было только Диме, но встречаться со старым другом после того разговора не хотелось. Осадок остался препаршивый. Вариант опоздания на эту чертову презентацию с последующим объяснением с супругой он даже не рассматривал. Значит, ехать нужно было самому и сейчас.

Евгений Михайлович нехотя поднялся из-за своего стола и двинулся к выходу. Было одиннадцать часов утра. Ехать он не хотел. Наверняка ведь нарвешься на неприятный разговор. Неожиданно для самого себя он разозлился. Взяли ведь манеру, читать ему нотации! Все по очереди! Умники!

- Какого черта я должен туда ехать? – думал Женя, но внезапно в его душе шевельнулось чувство вины. Девочка-то уж точно ни в чем не виновата. Он вспомнил, как кричала Лика брату своему, когда думала, что тот его обидел: "Болван, какой ты болван, Женька!" Она ведь его, Гранита, защищала!

- Нет, - подумал Евгений, - съезжу, вручу подарок. А если не застану – передам через Тамару.

Потом он подумал, что неплохо бы позвонить сначала, чтобы не поцеловать запертую дверь, но для этого нужно было возвращаться в кабинет. А этого как раз не хотелось. Плохая это примета, да и боялся, что выйти во второй раз решимости у него не хватит.

Подойдя к знакомой двери, Евгений сразу понял, что дома кто-то есть, и еще из квартиры доносились запахи пирога и праздничной еды. Он позвонил. Дверь открыла Тамара.

- Ага, это ты, - сказала она, - входи.

Выдав ему домашние тапочки, пригласила на кухню:

- Ты уж извини, принимать тебя буду здесь. Дел у меня невпроворот. И пирог доходит. Боюсь упустить. Обидно будет. – Тамара глянула на него хмуро и спросила. - Ты голодный? Давай я тебя покормлю. У меня салат уже готов, и рыба. За мясное, правда, я еще не бралась. – Она показала на стоящие на подоконнике разнокалиберные кастрюли.

- Да нет, спасибо, - ответил Гранит, усаживаясь на табуретку к столу, - я сыт. Кофе, пожалуй, выпил бы, но боюсь отрывать тебя от дел. Я, собственно, на минутку.

- Сейчас сделаю, - отозвалась Тамара и достала из шкафчика банку растворимого кофе. – Это ничего, что растворимый? Другого у меня нет.

- Нормально, - ответил Евгений, - я тоже пью растворимый. Заваривать лень, да и времени нет. И вообще, я не такой большой знаток кофе.

Несмотря ни на что, ему приятно было сидеть на этой кухне. Здесь пахло праздником и домом. Стол, уставленный мисочками, тарелками, пакетиками непонятными, Тамарино раскрасневшееся у плиты лицо, запахи вкусные напоминали ему детство. Мама точно так же священнодействовала в праздники, то и дело, смеясь, засовывала детям в рот то кусочки, отвалившиеся от испеченного пирога, то пару "лишних" по ее словам изюмин, то крема ложечку. Это было частью праздничного ритуала, создающего атмосферу радости и уюта. Только вот лицо у Тамары было хмурым. Цель его прихода была для нее совершенно очевидной. Конечно же, она должна была обидеться! Вспомнив о неприятной миссии своей, Евгений тоже нахмурился. Праздничное настроение исчезло куда-то.

- Ну, рассказывай, с чем пришел? – спросила Тамара, подавая чашку с кофе и подвигая сахарницу. – Я так понимаю, что вечером тебя не будет?

- Не могу я, - угрюмо сказал Гранит.

- А почему? – спокойно спросила она. – В том смысле, что именно я должна сказать Лике?

- Занят я этим вечером.

- Занят, так занят, - внешне спокойно сказала она. – Спасибо, что предупредил. Можно было и по телефону сообщить.

- Я хотел подарок отдать.

- Пода-арок, - протянула Тамара и взглянула на него своим взглядом. Только сегодня от взгляда этого Жене почему-то стало зябко. Кто знает, что было в нем, но дружелюбия там не было точно. – Давай. Я передам. Хотя было бы гораздо лучше, если бы ты сделал это сам?

- Передай, - сказал Евгений и протянул коробку.

- Ладно, - легко согласилась Тамара и улыбнулась одними губами, - как хочешь. Давай я тебя все-таки покормлю.

Евгений отказался. На душе было препаршиво. Вот ведь какие парадоксы живут в нашей психике! Он ехал сюда в напряжении, что придется много оправдываться, объяснять, может быть и обидеться придется на непонимание, а когда его всего этого лишили – это и оказалось самой большой обидой! Не придешь, мол? Дела у тебя? Ну и не надо! Даже, мол, лучше!

- А где сама именинница? – из вежливости спросил Евгений.

- В школе, - ответила Тамара. – Да ты не сомневайся, я все передам.

- Я не сомневаюсь, - буркнул он мрачно. – Извини, что так вышло.

- Не извиняйся, Женя, - засмеялась она. – Я догадывалась, что ты не придешь. Мы все знали...

- Это еще почему? – резко спросил Гранит. Обида опять поднялась в его душе. – Все обо мне все знают! Знатоки! Телепаты! Все вокруг умные, один я дурак!

- Ты не обижайся, Женя. – Она погладила его по плечу. – Ты не дурак вовсе, тебя просто легко предсказать.

- Ну, спасибо тебе на добром слове, - ехидно ответил он. – А это не одно и то же? А может, вы ошибаетесь в вашем самомнении? И что вы, вообще, обо мне знаете?

- Да все мы о тебе знаем! – спокойно ответила Тамара. – Не заводись. Никто тебя воспитывать не собирается.

- Воспитывать? – окончательно взъярился Евгений. – Чем же я вам так нехорош, что меня еще и воспитывать нужно?

- А чем ты собственно хорош? – вдруг тоже разозлилась Тамара. – Тоже мне, светлая личность нашлась! Пришел в дом, понимаете ли, влюбил в себя детей, которые только что потеряли отца, потешился, а когда наигрался вволю – исчез восвояси! Подарок он принес! Я не знаю, что там. Знаю, что раскрыть его мне ее уговаривать придется. Они же живые люди, и они дети! Ты забыл об этом? Почему от тебя всегда одни неприятности? Ты же хороший человек, я знаю! И ты не злой... – Она всхлипнула. – Но почему от тебя одни неприятности?

Тамара промокнула лицо кухонным полотенцем, села напротив него и сказала уже спокойно:

- Извини, Женя. Я не хотела с тобой сориться. Я очень тебе благодарна за все, что ты для нас сделал. Ты очень помог нам в трудную минуту. И до..., и после, - она вздохнула. – Я не хочу быть неблагодарной. Ты иди, Женя.

- Скажи мне, Тамара, - тоже уже спокойным тоном спросил Гранит, - чего вы все на меня взъелись? Что я сделал-то плохого?

- Да, по сути, ничего плохого ты, Женя, не сделал. И обвинять тебя никто не собирается. Ты такой, какой ты есть. И другим быть все равно не можешь. Так зачем разговор этот ненужный? Иди лучше, дела ведь у тебя.

- Нет, не торопись меня выгонять. Я понять, наконец, хочу. Если я ошибаюсь в чем-то – объясните. В чем я не такой? – Евгений опять начал горячиться. - Вот и Димка кроет меня, на чем свет стоит, и ты сегодня... Чего я не понимаю? Чем я вас обидел?

- Последний раз прошу..., - ледяным тоном сказала Тамара. Если бы Гранит был бы чуть повнимательнее, он заметил бы, что ее трясет. Но он не умел этого видеть! - ... прекрати этот разговор и перестань скулить. Где твое мужское достоинство?

- Но ты объясни..., - продолжил было Евгений, но Тамара прервала его.

- Уходи отсюда, - тихо сказала она. – И больше не появляйся в этом доме!

Женя осекся, посидел несколько секунд молча. Потом поднялся и пошел к двери. Тамара не произнесла вслед ни слова.

 

Прошло еще два года. Декабрь девяносто четвертого выдался теплым и дождливым. Примерно числа пятнадцатого Евгений Михайлович сообразил, вдруг, что именно в этом году исполняется двадцать пять лет с той исторической встречи Нового года, определившей его дальнейшую жизнь. Четверть века!

Последнее время появилась в Граните склонность к этакой мозговой эквилибристике. Полюбил он разбирать цепочки своих мыслей, выяснять, каким образом пришел он к тому или иному выводу. Занятие, в общем-то, бесполезное, сродни умственно жвачке, и предвестник старческой занудливости, но Евгению нравилось восстанавливать ход своих ассоциаций. Если бы спросили его, зачем он это делает, Женя не знал бы, что ответить. Но, слава Богу, телепатии никто еще не придумал, и поймать Гранита на мудрствованиях никто не мог. Вот и сейчас, вспомнив о двадцатипятилетии знакомства с Женечкой, задумался он, каким путем дошел до осознания этого факта. Здесь, правда, не было в выводах изящества и красоты, ради которых он и начинал эти упражнения: нескончаемый дождь всего-навсего, слишком теплый для этого времени года, и одновременно широкая торговля новогодними товарами, а дальше простая-простая мысль: "Это сколько же прошло с тех пор?" И все! Правда, отсюда потянулись другие уже вопросы: философские! И почему, интересно, люди придают такое значение определенным датам. Ну, год – это понятно! Тут астрономический цикл планеты не может не сказываться на психике людей. А десять лет? Двадцать пять? Почему не тринадцать, например, или там двадцать семь. Женя поразмышлял над этим и пришел к выводу, что это чистая психология, условность, навязанная принятой десятичной системой исчисления. Ничего по настоящему оно не значит. Вывод тоже был скучным, но из него вовсе не следовало, что "юбилей" не нужно отмечать. С принятыми условностями тоже нужно считаться. Дальше мысли потекли в чисто практическом направлении: напоминать ли об этом супруге, искать ли подарок? А если искать, то какой?

Евгений изменился за последние два года. Он еще больше поблек внешне, и взгляд его, казалось, стал постоянно обращенным куда-то внутрь. Люди, знавшие Женю до этого, покачивали головами с недоумением. Сорок два года, вообще-то, не старость вовсе. Для многих наоборот – самый взлет и ренессанс молодости. А Гранит постарел и отгородился от внешнего мира. Даже волосы его потеряли свой естественный цвет, превратившись в серые. И не седина вроде, но и шатеном, как раньше, Женю назвать уже было нельзя. Хорошо хоть не выпали вовсе. В общем, не смотрелся Евгений на сорок два года!

Женечка наоборот прочно держала позиции в лиге тридцатилетних, кокетничая умело с мужчинами всех возрастов. Она много и активно работала. Своими изящными и ухоженными ручками создала несколько торговых фирм с поставщиками из многих стран, и под ее руководством фирмы эти явно процветали, обещая через два-три года вывести Гранитов в разряд самых богатых людей Города. Тесть строил свою отдельную империю, мечтая со временем передать ее внуку. Было очень удобно, что двум крупным конкурентам не приходилось враждовать между собой (любая вражда – это в первую очередь потери). При необходимости они объединялись негласно, и единым фронтом боролись с трудностями. Далеко не все ведь знали об их родственных связях.

В отличие от зятя своего, Тесть как раз помолодел за прошедшие два года. Посещал два раза в неделю спортивный комплекс, и никакие дела не могли заставить его пропустить тренировки. По слухам, была у Тестя молодая любовница, которой он купил квартиру в самом центре Города, обставив ее наимоднейшей мебелью. Слухи конечно непроверенные, но выглядел женечкин папа действительно бодрым и энергичным.

Тамара с Димой в девяносто третьем объединили свои семьи в одно целое и поселились вместе. Димину квартиру на окраине продали. Тут подвернулась возможность купить вторую квартиру на одной лестничной клетке с тамариной. Они поднатужились, бросили клич по друзьям и знакомым, подзаняли кое-что и, в результате получили огромные апартаменты, где не только всем хватило места, но и спокойно можно было дожидаться внуков. Внуки в таком возрасте дело, конечно, будущее, но не такое уж и отдаленное.

Отношения Евгения со старым другом восстановились, хотя и в ограниченном объеме. На новоселье, во всяком случае, чета Гранитов была официально приглашена. Они не поехали. Но Женечка достала где-то бутылку французского "Шампанского" фантастических размеров и шесть богемского хрусталя бокалов, упаковала все вместе и послала друзьям с нарочным. Назавтра Тамара позвонила своей старой подруге, и они мило поболтали с полчаса. Закончили разговор клятвенными обещаниями с обеих сторон обязательно встретиться в ближайшее же время. Протокол был соблюден, и дело благополучно кануло в лету. Дима с Женей, пошли чуть дальше – встретились как-то в том же ресторанчике у Коли, отменно пообедали, ни о чем, правда, кроме общих тем, не разговаривая.

Женя-младший продолжал работать у Гранита, но... Не было больше взлелеянного Евгением Центра! Как ни сопротивлялся Гранит новым веяниям, а Вычислительный Центр его отделился таки от родного завода и стал самостоятельным. На самом деле самостоятельность эта очень быстро закончилась: одна из гигантских мировых компьютерных корпораций наложила лапу на гранитово детище и сделала его своим придатком, из которого за минимальную цену можно было выкачивать новые идеи. Этим можно было возмущаться, или бороться с неприкрытой "кражей мозгов", но общее положение сложилось в стране такое, что изменить что-либо было совершенно невозможно! Увы, старая империя распалась, а осколки пытались выжить. Зарплаты сотрудников в результате выросли в несколько раз, и это для людей имело большое значение. Директором официально остался Гранит, но занимался он только техническими вопросами. Коммерческие и финансовые проблемы решал другой человек. Женю-младшего Евгений Михайлович отстоял и оставил в штате, хотя в период преобразований сделать это было нелегко. До окончания института тому оставался год, но работал он не хуже дипломированных специалистов, а может быть и лучше. Гранит думал уже над тем, что следует обратить внимание на перспективного парня и потихоньку готовить его в преемники.

Да, Евгений Михайлович Гранит начал размышлять о преемнике. В сорок два года, когда многие мужики только жить по настоящему начинают, он ощущал себя стариком, доживающим свой век. Если бы это чувство шло "от головы", с ним можно было бы справится. Ну, в депрессии человек, с каждым может случиться. Это лечить нужно и можно. Есть, слава Богу, таблетки разные, есть психотерапевты, наконец. Но состояние Гранита шло изнутри. Это нельзя было назвать даже депрессией, это имело другую природу. Так смиренно угасают старики, понимающие, что время их заканчивается и им пора. Женя не стремился что-либо изменить. Вот-вот, это и было самым страшным: он вообще ни к чему не стремился. Единственное что желал Гранит - это чтобы сохранился его Центр. Все остальное Женю совершенно не интересовало. Но, увы, каким бы забором ты не отгораживался от окружающего, жизнь всегда находит способ подсунуть тебе что-нибудь новенькое. Так уж устроено все в нашем подлунном мире.

- Ты помнишь, - сказал Женя супруге своей утром, - что в этом году исполняется двадцать пять лет с той нашей встречи Нового года?

- Правда? - удивилась Женечка. - А я забыла! Вот время летит! Слушай, это ведь нужно отметить! Есть какие-нибудь идеи?

У нее с утра было прекрасное настроение, и жажда деятельности переполняла ее.

- Нужно подумать, нужно подумать! – пропела Женечка. Евгений с удивлением посмотрел на нее. Давно он ее такой не видел.

- А может быть, - сказал он, - встретим Новый год в театре?

- Шутишь? – оторопела супруга.

- Шучу, шучу, - успокоил ее Женя, - но других идей у меня все равно нет.

Женечка рассмеялась:

- Ну, развеселил, супруг дорогой, - сказала она, - ты подумай! Вечером выскажешь свои соображения. А я тоже подумаю.

Женечка жизнерадостно поцеловала Евгения в щеку, что тоже случалось сейчас крайне редко, и, захватив ключи от машины, убежала. На кухне остался запах духов и праздника.

Спустя четверть часа Евгений Михайлович тоже вышел во двор, потоптался около своей машины в раздумье. Почему-то сегодня очень хотелось пройтись пешком. Такого желания не возникало у него уже много лет, да и погода вроде не способствовала прогулкам. Моросил мелкий неутихающий дождик. Капало с голых деревьев и кустов, капало с крыш, на тротуарах в малейших выбоинах и углублениях собралась вода, и все-таки смертельно не хотелось садиться в машину и отгораживаться от улицы. Тем более что до Центра идти пешком было минут двадцать, не больше. Даже не торопясь.

- Была, не была, - подумал Женя, - в крайнем случае, если днем понадобится машина, пошлю за ней кого-нибудь из ребят.

Он поднял воротник плаща, натянул поглубже на голову шляпу и пошел по улице. Давно уже, очень давно не гулял Гранит под дождем. Это полузабытое ощущение дождя на лице, сырой прохладный воздух неожиданно показались ему бальзамом, омывающим душу. Да, именно так он и назвал это чувство – бальзам. Это была еще одна новая черта Евгения, приобретенная в последние два года: любовь к высокому штилю. "Бальзам на душу, бальзам на душу" – повторял он и вдруг эти слова, им же произнесенные, показались Жене смешными. Господи, как же ему в голову пришло назвать дождь бальзамом! Это просто дождь, от которого он отвык. Внезапно появилось острое чувство дежа вю. Хорошее чувство! Обычно оно связывалось у Евгения с чем-то светлым и приятным. Гранит даже не заметил, что уже размашисто и энергично, как когда-то в молодости шагает по улице в своем промокшем, не приспособленном для прогулок под дождем плаще, мокрой шляпе, а на лице его сияет счастливая улыбка. Даже плечи Евгения распрямились сегодня. В душе почему-то играло солнце, и звонили колокола. Декабрьский дождь только оттенял их.

И весь этот день у Гранита было прекрасное настроение. До Нового года оставалось без малого две недели, а Женю почему-то преследовали запахи елки и мандаринов – чисто новогодние вкусные праздничные запахи. Он по-детски не мог избавиться от ожидания чудес и прекрасной сказки. Коллектив, конечно же, заметил настроение начальника, и сотруднички дружелюбно посмеивались за его спиной, гадая о причине такой метаморфозы. Что бы там ни было, но Гранита в Центре любили.

О полушутливом задании супруги Евгений и думать забыл. Не о чем было думать. Вариантов встречи Нового года на самом деле имелось всего два. Рассчитывать на "семейную" вечеринку было просто нелепо, так как Костик, например, ни за какие деньги не согласился бы праздновать в компании со "стариками", да и Тесть с женечкиной мамой вовсе не стремились провести праздничную ночь в компании с Евгением. Вслух такого не говорилось, но это было так! У Дашки с ее третьим мужем имелась своя компания, и весьма интересная. Жене это было прекрасно известно. И мама имела и друзей, и свои новогодние традиции. Не говоря уже о том, что Женечка сегодняшняя терпеть не могла семейных посиделок, а о встрече Нового года в своей квартире и слышать не хотела. "Все, - говорила она, - советское кугутство закончилось! Я хочу после застолья прийти домой в чистую квартиру и отдыхать, а не отмывать за...й унитаз. Представляешь, - продолжала Женечка, - первого января уборщицу ни за какие деньги не пригласишь. Значит, я должна буду в праздничный день или жить в затоптанной и прокуренной квартире среди объедков, или с тряпкой в руке драить все до вечера. Нет уж! Спасибо!" Не согласиться с ней было трудно. Много лет уборкой и готовкой в доме Гранитов занималась приходящая домработница. Даже представить себе супругу с половой тряпкой Женя уже не мог. Нет, встреча Нового года дома отпадала полностью. Оставался ресторан. Вопрос был лишь в том, какой именно, и кто будет с ними за столом. А вот это традиционно решала Женечка. Единолично! У Евгения, как правило, не было даже совещательного голоса. В крайнем случае, позволялось добавить к списку одного-двоих "своих" гостей. Так что организационные вопросы Гранита не касались, и, несмотря на это, было у Жени какое-то совершенно иррациональное предчувствие, связанное с этим праздником.

Тридцать первого декабря с утра все еще моросил мелкий дождик, хотя, совсем как четверть века назад, синоптики обещали в ближайшее время резкое похолодание. Была суббота. День нерабочий. С наступающим Новым годом сотрудников своих Евгений поздравил еще вчера. Выходить на работу в предпраздничный день смысла никакого не было, а вот дел как раз - множество. Во-первых, поздравить маму, затем тещу, потом Дашку. Позже позвонить другу-Диме с семейством. Давайте считать: мама, теща, Дашка – не менее сорока минут на каждую, - уже два часа! Звонок к Диме – минут тридцать. Нужно же соблюсти приличия! Потом покупки праздничные. Нет-нет, в доме все к празднику было заранее заготовлено. Это не его, Женина, забота, но традиционно он в этот день приносил что-то в дом. Глупая, нелогичная традиция, особенно учитывая дефицит и полную непрактичность Евгения, но все годы выполнялась она неукоснительно, и не было причин менять что-либо. Как правило, это были не подарки даже. Подарки, конечно же, давно припрятанными, лежали дома! Приносил Женя в этот день или коробку конфет, или торт, купленный по дороге, или, на худой конец, вазочку какую-нибудь. Иногда было смешно, нередко подарок вышучивался потом очень долго, но ритуал повторялся ежегодно, и без него уже и не хватало бы чего-то. Каждый раз Женя давал себе слово, в следующем году подготовить сюрприз заранее, но потом опять забывал и оставлял все на последний день.

В общем, дел у Евгения хватало и, окунувшись в них, он не заметил, как полетело время. Вернулся домой часа в три усталый, но довольный. Даже с подарком новогодним повезло сегодня. Купил Женя в ларьке у "челноков" шесть чашек для кухни. Невзрачные такие чашки: и без рисунка вовсе, и формы самой обычной, но зато необыкновенно толстого фарфора. Гостям такие, конечно же, не подашь, а вот неторопливо чаю выпить вечерком из подобной массивной кружки очень даже приятно. И не остынет он в ней быстро, и не будет горячим чрезмерно. Так, в самый раз. А уж если травки какие заварить в случае нездоровья – так это вообще незаменимая вещь! Забегая вперед, скажу, что Женечка, увидев покупку праздничную, иронично хмыкнула и спросила: "А зачем шесть взял? Купил бы три..., или две..., или..., - она посмотрела на Евгения, потом на чашки, вздохнула и добавила, - главное такую на ногу не уронить!" Но это потом, а сейчас Женя, весьма довольный собой, взялся за телефон, чтобы поздравить друга-Диму с наступающим Новым годом.

Дима был дома. На заднем плане из трубки доносились женские голоса и смех. Семейство активно готовилось к празднику. Надо сказать, что у Дмитрия Сергеевича были свои проблемы. После смерти отца год назад (не выдержал Сергей Николаевич переезда из привычной своей квартиры) остались они с Евгением в абсолютном меньшинстве перед женской половиной семьи. Двое против четверых, согласитесь, расклад неравноценный, хотя с другой стороны и имеет свои преимущества. Если, конечно, девчонки войну какую-нибудь не затеют. Всякое ведь случается! В таком случае – хоть из дома беги! Сегодня там явно все было мирно.

- Спасибо! И тебя тоже! – благодушно ответил друг-Дима в ответ на поздравление. – Как там жизнь?

- Нормально, - сказал Женя. – Все в порядке. – И добавил, - ты знаешь, я тут сообразил недавно, что сегодня двадцать пять лет с той нашей встречи Нового года.

- Серьезно? – удивился он. – Ну-ну! И правда! Господи! Какими мы молодыми были! Какими дурными! И все как вчера! Слушай, - сообразил Дима вдруг, - а ведь сегодня и погода точно такая же, как тогда, - он засмеялся. – Ну, ты даешь! Такое вспомнить!

- Да! – сказал Женя. – А ведь все по-твоему вышло. Как договаривались. Ты с Тамарой, а я с Женечкой.

- Точно, - хохотнул друг-Дима. – Все, как тогда раскладывали! – И серьезно уже спросил, - а у тебя как в этом плане? Кризис закончился?

В голосе старого друга слышалась искренняя забота, и Женя, подумав немного, сказал:

- Да, пожалуй, в порядке все. Живем нормально. – И уверенно уже повторил, - все в порядке! Ты где Новый год встречаешь?

- Ты знаешь, дома, - довольно ответил Дима, - с семейством. Женька наш девушку свою пригласил к нам. Первый раз.

- Ну! – заинтересовался Женя. – И кто она?

- С ним учится. Она из..., - он назвал город, из которого был муж Тамары. – Они в детстве еще были знакомы, а здесь опять случайно встретились.

- Ну, дай Бог! – искренне сказал Евгений.

- А сейчас у нас дома полный балаган. Женщины мои, - он с такой любовью это сказал это "женщины мои", что Женя позавидовал, - из кожи вон лезут, квартиру драят, как сумасшедшие, а Женька им помогает. Заметь, добровольно!

Дима довольно засмеялся.

- А у меня такое чувство, - сказал Евгений, - что сегодня повторяется тот Новый год.

- Это мы стареем, - сказал друг-Дима. – Ностальгия по молодости. А я, знаешь, как лечусь от этого? Смотрю на молодежь, на девок своих, например. И помогает, представь себе! Они другие, конечно, но все равно такие же.

- Хорошо тебе! – засмеялся Женя. – Набил полную квартиру молодежью и наслаждаешься.

- Смеешься! – довольно ответил Дима. Ну и, слава Богу! А то я уже боялся, что ты опять в меланхолию ударишься. Значит с тобой порядок! Ну, бывай! Еще раз с Новым годом тебя! И семье передай! Пойду я своих проверю, что-то там подозрительно тихо стало. Как бы не затишье перед бурей. – И он опять добродушно засмеялся.

Женя положил трубку, потянулся, глянул на часы. Было без четверти четыре. Рано! Вспомнилось, как в тот год мама уговаривала его лечь поспать перед новогодней ночью. Он улыбнулся воспоминанию. Настроение было прекрасным. Давно не было такого настроения. И хотелось есть. Женя побрел на кухню, открыл холодильник, постоял в раздумье. Сто лет уже не позволял себе хулиганить с диетой, но сейчас хотелось чего-нибудь пикантного. Он взял на тарелку немного печеночного паштета, несколько листочков розовой французской ветчины, подумав, приготовил бутерброд с черной икрой и с этим набором вернулся к столу. Потом достал из буфета большую рюмку на ножке, налил до краев армянским коньяком. Замер, любуясь натюрмортом. Выпил залпом смолистую огненную жидкость и вонзил зубы в бутерброд. К черту диету! Сегодня ему сойдет все!

Когда Евгений проснулся, на часах было почти семь часов вечера.

- Выспался? - спросила его супруга. – Иди, умывайся. Скоро сядем, проводим Старый год. Ты не забыл, что Костику нужно уйти пораньше? Ему же еще ехать.

Женя не забыл. Костик учился на юридическом. Четыре года назад дальновидный Тесть принял решение, что в семье сейчас не хватает своего юрисконсульта и, как главнокомандующий, послал резерв на этот фланг. Прошлым летом Костик подрабатывал уже в дедовой фирме, приводя в порядок старые отчеты. Тесть хвастался потом, что внук хватает все на лету. Сегодня их студенческая группа собиралась на чьей-то даче в лесу, километрах в семидесяти от Города. Евгений от этой идеи в восторге не был, но сын вырос и стал взрослым. Он и раньше-то не очень прислушивался к мнению отца, а сейчас... Хотя, нужно сказать, что последнее время отношения с Костиком у Евгения стали значительно теплее.

В половине восьмого они сели за празднично сервированный на троих стол, открыли "Шампанское" и пожелали друг другу счастья в новом году. Женечка подкладывала сыну еду в тарелку. Тот отнекивался, но ел. Женя наблюдал эту картину и вспоминал тот вечер у них дома четверть века назад, как мама кормила его перед уходом. Господи, он ведь помнил каждый жест ее, каждое слово. Как-будто это было вчера.

Когда Костик ушел, Женечка посоветовала мужу включить телевизор, или заняться чем-нибудь, а главное не попадаться ей под руку в ближайший час. Она будет собираться. Евгений по опыту знал, что это святое и послушно ушел в гостиную. По московскому каналу крутили знакомую до последней реплики "Иронию судьбы". Женя любил этот фильм и с удовольствием погрузился в него, наблюдая за перипетиями пробуждения чувств у героев. Рязанов гениально сумел это показать! В конце, правда, герои едва не совершили ошибку и все-таки не сделали ее! Как тонко схвачено это автором!

Фильм закончился около десяти. Женя встал и прошел в спальню.

- Я уже почти готова, - сказала Женечка, - а через полчаса буду готова совсем. Так что времени с запасом. Мы никуда не опаздываем. Ты можешь начинать собираться. И не нервничай!

- Я не нервничаю, - мирно ответил Женя. – Я зашел узнать, как дела? Как я понимаю, раньше одиннадцати там нечего делать, а езды тут...

- Вот именно! – сказала Женечка. – Иди, не мешай!

Вышли из дома они без пяти одиннадцать, и через пятнадцать минут входили в обширный вестибюль ресторана.

Там царило предпраздничное возбуждение. Женщины крутились у гигантских зеркал, поправляя свои туалеты. Мужчины курили группками, поглядывая на дам. Все напоминало фойе театра перед премьерой. Где-то выстрелила хлопушка, кто-то засмеялся громко, какая-то компания, не дожидаясь входа в зал, прямо здесь откупорила "Шампанское", поливая пол пенящимся напитком.

Женечка была хороша! Светло-серое платье из неизвестной Евгению ткани, на вид бархатистое и переливающееся, великолепно оттеняло ее золотистую кожу и гармонировало с голубыми глазами. Жемчужное ожерелье подчеркивало стройность шеи, а крохотные, почти девичьи серьги в ушах вообще превращали в молоденькую девушку.

Понимающий человек сразу видел, что вся эта показная скромность стоит целое состояние. На таких знатоков наряд и был рассчитан. Наш Евгений ничего не заметил! Он отметил только, что жена выглядит очень молодо, и это еще раз вызвало приступ дежа вю. Женя вспоминал вестибюль театра, как тогда, двадцать пять лет назад девочки вышли из дамской комнаты и свой восторг при виде их. Картина перед глазами была такой яркой, что Женя инстинктивно поискал глазами Тамару, потом, правда, быстро очнулся и взял под руку свою жену.

В обширном зале ресторана одновременно гуляло четыре больших компании. За их столом сидело человек сорок, из которых половину примерно Евгений не знал. Он вспомнил, вдруг, как говорила та хамовитая крашеная администраторша: нет ничего хуже, чем встречать Новый год с незнакомыми людьми.

- Какого черта мы сюда пришли? – с внезапной злостью подумал он. – И что будем делать здесь всю ночь?

Правда, чувство это вспыхнуло лишь на мгновение, затем так же быстро погасло, оставив после себя небольшое чувство раздражения.

А Женечка чувствовала себя среди ресторанной суеты, как рыба в воде: сияла улыбкой, раскланивалась со всеми. Ее тоже приветствовали, звали присесть рядом, поздравляли. Обстановка была самой непринужденной. Женя усилием воли заставил себя улыбаться, пожимать чьи-то руки, поздравлять и принимать поздравления. Без двадцати двенадцать откуда-то сбоку появился Дед Мороз и начал говорить что-то густым басом, но его никто не слушал и не собирался слушать. На него вообще не обратили внимания. Он занимался своим делом, а остальные – своим. Угощение на столах стояло великолепное, и напитки отборные. Ничто в этом зале не напоминало о развале и всеобщих дефицитах, но и публика явно не была изголодавшейся и не набрасывалась жадно на выставленные деликатесы. Все разговаривали, смеялись, наливали бокалы, готовясь проводить Старый год. А как только проводили – начали бить куранты. Совершенно ясно было, что они записаны на магнитофон, потому что в Москве Новый год наступил час назад, но об этом никто даже не вспомнил. Со смехом разлили "Шампанское" и подняли полные бокалы.

- С Новым годом, дорогой! – сказала Женечка и поцеловала Евгения в губы, так что он ощутил вкус помады.

- С Новым годом, - ответил он, - будь всегда такой же молодой, как сегодня! И счастливого настроения весь год!

Гранит явно впал в сентиментальность. С ним частенько такое случалось последнее время. Воспоминания и дежа вю не покидали его ни на секунду.

- Передай мне вон тот салат, милый, - попросила Женечка.

Евгений положил ей в тарелку оливье, налил в бокал минеральной воды, при этом случайно коснулся теплых пальцев супруги, и это неожиданно отдалось в нем легким головокружением, но в это время боковым зрением справа за соседним столом вдруг увидел смотрящую на него Тамару. Ее не могло быть здесь! Это он знал точно! Сейчас Тамара у себя дома принимает девушку Жени младшего, тем не менее, он голову мог дать на отсечение, что видел ее только что. Евгений повернулся туда, но как раз там, где зрение зафиксировало лицо Тамары, стоял уже плечистый мужик с бокалом в руке и говорил что-то, нужно полагать тост, потому что остальные захлопали вдруг, а сам тамада залихватски опрокинул бокал себе в рот. "Глюки начинаются что ли?" – подумал Женя.

- Кого ты там высматриваешь? – спросила Женечка.

- Показалось, за тем столом знакомого увидел, - ответил Евгений и налил себе полную рюмку коньяка.

- Ты, по-моему, слишком торопишься, - она кивнула на рюмку и усмехнулась.

- Слушай, давай сегодня упьемся в честь Нового года. Раз в жизни живем!

- Смотри, чтобы тебе потом плохо не было, - сказала Женечка с иронией, а потом вдруг добавила, - а впрочем, налей и мне. С Новым годом!

Они выпили по рюмке, и Женя сразу налил им еще по одной.

- Так кого ты там увидел? – спросила она.

- Привидение, - ответил Евгений. В голове у него слегка зашумело. Долгое отсутствие практики сказывалось все-таки. – Ты знаешь, - продолжил он, - мне сегодня все время тот Новый год вспоминается.

- Ну, так кого ты там увидел в таком случае? - снова спросила она. – Не Тамарку ли свою? – Женечка засмеялась недобро и сделала глоток из рюмки. – Нет ее здесь, успокойся.

- Да я спокоен, - с досадой сказал Женя. – Просто воспоминания. Ведь четверть века! Ты осознаешь?

- Осознаю, осознаю! Нечего мне возраст мой напоминать. А, между прочим, нам в этом году серебряную свадьбу отмечать! Это ты, котик, осознаешь? Так что, муженек, нечего на других женщин засматриваться. Давай лучше еще выпьем.

Она допила свою рюмку. Евгений выпил свою.

- Идем, потанцуем, - сказала она.

Оказывается, уже вовсю играла музыка, и народ давно танцевал. Женя и не заметил, когда это началось. Они вышли в зал в самую гущу. Танцуя, Женечка прижалась к нему. Совсем как тогда. И так же, как тогда она была теплой и мягкой. Ее тело излучало и манило, обещая что-то. Они протанцевали два танца подряд, причем, второй был совсем уж какого-то безумного темпа, и народ прыгал не в такт музыке, хватаясь друг за друга и хохоча. "Совсем я отстал!" - подумал Женя и вспомнил, как морщился отец, когда они включали свои твисты и шейки. Запыхавшиеся они вернулись за стол. Женечка попросила минеральной воды. Он налил ей и снова, вдруг, боковым зрением справа увидел ее, Тамару. Евгений повернулся туда, всматриваясь.

- Это не она, - сказала Женечка, - но что-то общее есть. Похожа.

Гранит повернулся к супруге. Она смотрела совершенно трезвым взглядом. На губах играла ироничная улыбка.

- Ну, налей нам еще по рюмке, - приказала она, - я хочу выпить. – Женечка подняла полную рюмку, чокнулась с Евгением и сказала:

- Давай выпьем за тебя, за то, что, несмотря на годы, ты не меняешься! – Она отпила чуть и добавила. – И ничего не меняется. За победу!

Женя выпил. Он не понял, что она хотела сказать своим тостом, но это его не волновало сейчас. Он "поплыл" от выпитого, и происходящее, вдруг, ускорило свой ход. Мысли не путались, все было четко и ясно. Во всяком случае, ему так казалось, но события воспринимались выборочно, остальные ушли за край горизонта. Эта метафора пришла к нему в голову и засела там, прокручиваясь еще и еще. Настроение было великолепным.

К ним подошел кто-то из сотрудников Женечки с поздравлениями. Они смеялись, говорили о чем-то. Опять смеялись. Суть разговора совершенно потерялась, она была за горизонтом, но, видимо, Евгений сумел таки не выпасть из темы, потому что, когда этот кто-то отошел, Женечка наклонилась к нему и сказала одобрительно:

- Ты молодец, котик! Умеешь быть обаятельным! И выпить пока еще можешь!

Это рассмешило Евгения, но там, за горизонтом. Он сумел сдержать смех, и сказал с шутливым хвастовством:

- А как ты думала? Я еще о-го-го! Давай лучше еще по рюмочке!

Женечка с сомнением посмотрела на него, потом решилась и протянула свою рюмку. Женя налил до краев ей и себе и сказал торжественно:

- Давай выпьем за нас с тобой! Чтобы мы всегда понимали друг друга! Чтобы у нас всегда все было хорошо!

- Да! – каким-то неестественно тоненьким голосом сказала Женечка.

Евгений посмотрел на супругу, и она показалась ему совсем молоденькой, хрупкой и незащищенной. И глаза странно блестели. Но ощущение это тоже быстро уплыло за горизонт. Они выпили. Женечка встала, сказала, что ей нужно привести себя в порядок. Женя проводил ее к туалетным комнатам, а сам вышел в фойе покурить. Удивительно, но последняя рюмка самым парадоксальным образом отрезвила его. Или организм, вспомнив былые навыки, справился с алкоголем. Во всяком случае, достав сигареты, Евгений был уже совершенно трезв.

- Привет, привет! С Новым годом! А я смотрю издали и гадаю: ты, или не ты? – К Граниту подошел мужчина, неуловимо знакомый, и в то же время Женя понятия не имел, кто это.

- С Новым годом! – осторожно сказал он.

- Вижу, вижу: не узнал! Не смущайся! Немудрено! Мы с тобой не виделись почитай двадцать лет. Может чуть меньше. Нет, после выпускного вечера точно не виделись. Не мучайся – я Сергей Рогозин. Мы вместе заканчивали ВТ. Ну, а теперь вспоминай!

- Точно, - обрадовался Евгений, - Серега! Ты после выпускного исчез куда-то. Никто не знал, куда.

- Да, кое-кто знал. Не болтали просто. Времена, помнишь, такие были. Я ведь за бугор свалил почти сразу.

- Ну! – удивился Женя. – В семидесятых? Как тебе это удалось?

- Да, в общем-то, просто, - жизнерадостно засмеялся Сергей. – Слышал анекдот? Он появился позже, но точность от этого не изменилась. Жена еврейка – не роскошь, а средство передвижения. Женился удачно!

- А здесь сейчас какими судьбами?

- Надоело, понимаешь ли! Я ведь за двадцать лет, где только не жил. И в Израиле, и в Канаде, и в США. Даже в Японии полгода кантовался! В Австралии год!

- Неужели так плохо было, - иронично спросил Евгений, - что решил вернуться?

- Да нет, - легко отреагировал Сергей, - хорошо было. Везде хорошо жил. Только вот корней нигде не пускал. Не растут у меня корни. Порода видимо цыганская.

- Подожди, а семья?

- А что семья? С женой я развелся еще в Израиле, почти сразу. Она и сейчас там с сыном. И устроена неплохо. Во всяком случае, в помощи не нуждается. – Он засмеялся. – Мы общаемся регулярно.

К ним подошла Женечка.

- Привет, Сережа, - сказала она, - слыхала я, что ты вернулся. Здесь увидеть не ожидала.

- Ты знала? – удивленно спросил Евгений. – Откуда?

- Я, котик мой, много чего знаю. Тебе и не снилось!

- Так вы до сих пор вместе? – весело спросил Сергей. – Вот уж не думал!

- Что за намеки! – надменно сказала Женечка. – Конечно вместе! И можешь быть уверен, что он, - она кивнула на мужа, - никуда от меня не денется. Хоть и пытается иногда. Мы, Сережа, в наступившем году серебряную свадьбу собираемся праздновать.

- Ну, молодцы! – захохотал Сергей. – Представьте себе, вы единственные среди моих знакомых...

- Это ты таких знакомых себе завел, - отпарировала Женечка, - своей породы.

- А вот, кстати, познакомьтесь, - весело сказал Сережа, - моя нынешняя пассия, Наталья.

К ним подошла молодая женщина в ярко-красном платье. Это была та самая, из соседней компании, на которую мозг Жени подсознательно реагировал. Вблизи она совсем не походила на Тамару. Ни лицо, ни фигура, ни мимика. Разве что волосы темные, забранные сзади. Прическа, может быть, устаревшая чуть-чуть, но именно ей, этой молодой женщине, она удивительно подходила.

- Наташа, - сказала она, улыбаясь. - А ты, Сережа, мог бы правильнее подобрать слово. Пассия, пассия! Скажи проще: любовница! Жениться на мне ты все равно не собираешься. Вы Гранит? – спросила она Евгения. – Мы не знакомы, но мне вас показывали издали. Вы, по слухам, легендарная личность! Сергей вон все уши мне прожужжал: пойди к Граниту, пойди к Граниту! Он поможет!

- Да, он поможет, - странным тоном сказала Женечка. – Давайте знакомиться. Я Евгения, - жена этой легендарной личности. Она, личность эта, не догадается представить свою даму.

- Очень приятно, - сказала та, кивнув, и сразу же снова обратилась к Евгению Михайловичу, - так вы не будете против, если я к вам обращусь за помощью.

- Ну, не здесь же, - развел руками Гранит.

- Конечно! – широко улыбнулась Наталья. – Я вам позвоню после праздников, если не возражаете.

- Я о чем, собственно идет речь?

- Да я там программу одну делаю. В общем и целом все уже написано, но некоторые нюансы никак не вырисовываются. Так я вам позвоню? Хорошо?

У Евгения, вдруг, закружилась голова. Две пары женских глаз с совершенно одинаковым ожиданием смотрели на него сейчас. Он потерял нить разговора и совершенно забыл, чего ждут от него. А, Наталья эта ждет обещания помочь ей с программой. А Женечка? Что он ей обещал? Нет, если уж не пьешь много лет, то и начинать, пожалуй, не стоит. Перебрал он сегодня маленько! И Серега еще этот! На кой он ему нужен? Откуда он взялся в новогоднюю ночь. Вот уж воистину подарок Деда Мороза!

- Звоните, - сказал Евгений, и все вокруг задвигалось снова, зазвучала музыка из зала и голоса подвыпивших и веселых людей, неизвестно почему собравшихся здесь.

Женечка повернулась и пошла в зал. Евгений, махнув рукой Наталье с Сергеем, двинулся за ней.

- Пойдем, потанцуем, - предложил он, догоняя супругу.

- Хорошо, - согласилась Женечка, и они влились в толпу мнущихся под музыку пар.

Евгений глянул на часы. Было четверть второго. Как быстро пролетело время! С другой стороны, для новогодней ночи веселье еще только начинается.

- Давай уйдем отсюда, - сказал он.

- Почему? – резко спросила Женечка, поднимая голову. – Почему мы должны уходить так рано? Потому что ты среагировал на эту сучку? Причем с первой минуты, как мы пришли сюда. Ты разбрасываешься обещаниями, готов стелиться перед ней. Не беспокойся, она тебя отблагодарит!

Женечка отвернула лицо и замолчала.

- Что за глупости ты говоришь? – рассердился Евгений. – Мы с тобой познакомились с ней одновременно. До этого я в глаза ее не видел.

- Да? – подняла брови Женечка. – А почему ты высматривал ее в зале с самого начала?

- Ничего я не высматривал! Я спутал ее с..., - он осекся.

- Продолжай, продолжай, котик, - насмешливо сказала Женечка. – С... Ну! С Та-ма-рой! Так я говорю?

Женя подавлено молчал.

- Не отвечаешь? Значит я права!

Танец закончился, и хотя народ в ожидании следующей мелодии оставался на месте, они вернулись к своему столу.

- Налей мне еще! – приказала Женечка. – Себе тоже налей. Я хочу выпить за наших старых друзей, - она подняла вверх полную рюмку. – Чтоб они провалились!

Женечка залпом, по-мужски, опрокинула рюмку себе в рот и стала жадно закусывать.

- Пей! – приказала она Евгению. – За это ты обязательно должен выпить.

Женя задумчиво смотрел на свою жену, держа в руках полную рюмку. Он обратил внимание вдруг, что вилка у нее в руках дрожит, а по вискам стекают капли пота.

- Я не совсем понимаю, - спокойным тоном сказал Евгений, - чем вызвана подобная реакция. Что я сделал предосудительного? Чем тебя обидел? Я не хочу никаких объяснений сегодня. Я готов извиниться в любом случае, но я не понимаю!

- Знаешь, в чем между нами разница? – спросила Женечка – Конечно же, нет! – сама ответила она. – А разница, котик, в том, что мы по-разному относимся к сегодняшней дате. Для меня – это годовщина начала отношений с ТОБОЙ! Это наш с тобой вечер! А для тебя – годовщина вечеринки с компанией. С Тамарой этой! Ты так и не определился еще, с кем ты? Пора, пора, милый определяться. Уж старость на пороге! А ты, как на горизонте блядь какая появится, чуть смахивающая мордой на Тамарочку, готов уже руки ей целовать.

- Да, что ты говоришь? – попытался возразить Женя. – Она о помощи просила по работе...

- Кстати, о помощи! – резко сказала Женечка. – Ты спроси у нее, где она работает? Если вместе с Сергеем, то за программу свою она немалую сумму отхватит. Чем она расплачиваться думает за помощь? И еще, в дополнение к этому: фирма их – ваши конкуренты. Если ты ей поможешь, то, с гарантией, в наступившем году вы получите, как минимум, на один заказ меньше, что не может не сказаться на зарплате твоей и твоих сотрудников. Так-то, дорогой дед Мазай совковый!

Гранит подавлено молчал. Женечка протянула руку, взяла уже почти пустую бутылку, снова налила себе полную рюмку.

- Господи! – сказала она. – Почему ты такой дурак? Ведь ты с самого начала такой! И зачем ты мне нужен был?

Евгения выпила коньяк, взяла с блюдца дольку лимона, пососала ее. На Женю она не смотрела.

В Граните медленно начала закипать злость.

- Кстати, - вполголоса сказал он, - а действительно, зачем я тебе нужен был? И нужен ли я был тебе? Или твой отец меня выбрал?

- О-о! – спокойно сказала Женечка. – Ты, оказывается, не так прост, как я думала. Ну, раз в честь юбилея мы начинаем вечер воспоминаний, давай еще выпьем.

Она встала и твердым, совершенно трезвым шагом пошла вдоль стола, нашла среди разоренных блюд почти полную бутылку коньяка, вернулась, налила себе и, посмотрев на не выпитую рюмку мужа, приказала:

- Не сачковать! Пей!

Женя выпил. К ним с широкой улыбкой на лице подошел кто-то из сотрудников Евгении и пригласил ее танцевать.

- Вали отсюда, - тихо сказала Женечка, - мне нужно поговорить с мужем.

Тот отошел. Женя проводил ошарашенного мужика взглядом, сочувствуя ему. Потом вспомнил, что его самого сейчас ждет, возможно, что-нибудь похуже.

- Итак, - начала Женечка, - что же тебе еще известно? Что вообще тебе понарассказали. И кто, интересно, тебе рассказывал? Тамара? Или нет, слабо ей, это, скорее, был Дима! Она, конечно, ему изложила свою версию...

- А что, это неправда? – встрепенулся Женя.

- Правда, правда, - подтвердила Женечка, - только неполная и несколько искаженная. Ну, давай, котик, рассказывай. Объявляй обвинительный акт супруге. Праздник все равно уже испорчен.

- Нечего мне рассказывать, - угрюмо сказал Евгений, - да и смысла никакого нет.

- Ты, муженек, удивительно непоследователен и противоречишь сам себе. "Нечего рассказывать" и "смысла нет" – это совершенно разные категории. Почти взаимоисключающие. Ну, не хочешь говорить и не говори. Я и так знаю все, что тебе рассказано.

- Откуда ты можешь знать, - ехидно поинтересовался Женя, - если это неправда?

- Я разве утверждала, что это неправда? – искренне удивилась она. – Я говорила...

Женечка опять взяла бутылку, налила себе полную рюмку, потом задумчиво посмотрела на нее и, вздохнув, отодвинула.

- Я говорила, что это правда неполная и несколько искаженная. Ты же программист и должен понимать лучше других, что неполная информация может привести к совершенно неправильным выводам. А в жизни можно еще и не так расставить акценты. А еще там присутствует и откровенная ложь.

- Вот, - встрепенулся Евгений, - теперь ты скажешь, что Тамара лгала Диме, придумывала что-то.

- Нет, - невозмутимо усмехнулась Женечка, - лгала я. Но лгала я ей, и на это у меня были причины. Во всяком случае, тогда они мне казались достаточно серьезными. Я же не знала, что через четверть века мне придется объясняться на эту тему с собственным мужем. Тамара как раз до сих пор понятия не имеет о том, что я солгала ей. Если бы она это знала, то бесилась бы еще больше.

- Я ничего не понимаю, - признался Женя.

- Естественно, - кивнула Евгения. – Тебе и не нужно было понимать ничего. Есть некоторые деликатные вещи, которые мужикам вообще лучше не знать. Это все не для ваших с Димой умов предназначалось. А еще, - с досадой добавила Женечка, - на самом деле мы говорим сейчас о таких мелочах, из которых только ты с твоим болезненным самокопанием умудряешься делать мировые трагедии. Это девичьи подростковые игрища! Зря ты их раздуваешь до глобальных проблем! Зря выискиваешь криминал уже четверть века!

Она отпила из своей рюмки, поморщилась, опять отодвинула ее от себя.

- И зря, - продолжила Женечка, - мы затеяли этот разговор. Да еще сегодня. Хотя тут, боюсь, мы не были властны, - она улыбнулась горько, - сегодня в честь нашего юбилея действительно призраки витают в воздухе. Я не знала, что для тебя это до сих пор актуально. Думала, перегорело все два года назад.

- Оно и перегорело, - пробормотал Евгений, - просто сегодня вспомнилось почему-то. Но не так, как ты думаешь, - уже уверенней сказал он.

Женя механически налил себе в рюмку коньяка, отпил, поморщился, точно так же как супруга, и поставил на стол. Пить больше не хотелось. Выполнил он уже сегодняшнюю норму.

- На самом деле, - сказал Гранит совершенно трезвым голосом, - это действительно уже не имеет для меня никакого значения. Ну, дежа вю появилось в честь годовщины! Ну, вспомнилась молодость!

- Больше всего, - усмехнулась Женечка, - в твоих речах мне нравится слово "уже"! Значит, раньше имело значение!

Да и раньше, по-правде, не имело, - спокойно ответил Женя. – Иначе затеял бы этот разговор на несколько лет раньше. А я и сегодня не собирался его затевать. Само получилось. Выпили мы с тобой, солнышко мое, слишком много. Вот и занесло нас не в те дебри. Давай заканчивать!

- Нет! – сказала Женечка и покачала указательным пальцем. Только по этому жесту Евгений понял вдруг, что супруга его пьяна, причем до такой степени, что спорить с ней не только бесполезно, но и опасно. В таком состоянии ему еще не приходилось ее видеть.

- Нет! – повторила она. – То есть, да! Давай заканчивать! Давай заканчивать сейчас! Я не хочу привозить этот разговор домой. Хочу сейчас, здесь поставить все точки над "i".

- Я не уверен, - сказал Женя, - что это лучшее место для такого разговора. Здесь люди...

- А начхать мне на этот сброд! Эти люди едят из моих рук. Весь этот стол, - она взмахнула рукой, - практически оплачен мной. А вот до тебя, котик, мне дело пока еще есть! Я двадцать пять лет живу, имея за спиной тень Тамары, только потому, что ей, этой кухаркиной дочери, показалось, что я у нее отбила парня. А ведь я не отбивала! – Она снова покачала пальцем перед своим носом. – Выбор, котик, был за тобой! И ты его сделал сам! Так что же ты всю жизнь маешься? Мы разве плохо жили? И живем, - добавила она.

- А твой отец? – сухо спросил Евгений. – Какова его роль в этом деле?

- Во-от! – протянула Женечка. – В этом-то и суть проблемы! Хочешь, расскажу, как все было на самом деле?

- Нет, - сказал Гранит.

- А почему, собственно, - ехидно спросила она. – Боишься, вдруг, залечить свои болячки? Лелеял, лелеял их всю жизнь, а тут ра-аз, и не станет их! Что же ты делать тогда будешь? Бе-едненький!

Женечка снова отпила слегка из рюмки и продолжила:

- Нет, я расскажу все-таки. Должен же ты узнать, наконец, какая у тебя жена идиотка! Так вот, слушай!

Женя молчал. В ресторанном зале к этому времени стало потише. Народу поубавилось. Молодежи в этом недешевом ресторане практически не было, а люди после тридцати далеко не всегда способны "гудеть" до утра. Гранитов оставили в покое. Прошел, видимо, слух в зале, что Евгения не в духе, что разговор у нее серьезный с мужем и лучше ее не трогать. Их как бы не замечали, будто они вдвоем стали невидимками в этом нарядном и душном зале.

- Так вот, слушай, - сказала Женечка, глядя в пространство. – Мы с Тамарой дружили с пятого класса. Она умная девка была. Отличница. Я то отличницей никогда не была. Перебивалась с тройки на четверку, и не потому что не тянула, - скучно мне было учиться. Знаешь, как это бывает в детстве? Почитать, скажем, что-то по физике или истории в "Детской энциклопедии" – интересно, а в учебнике – с души воротит. Вот и приклеилась ко мне репутация троечницы. А Тамарка, она другая была! Она все что задано, от начала до конца учила! Всегда сама все знала, да и меня не раз вытаскивала. У меня-то благодаря папочке в любом случае проблем в школе не было бы, но и совсем идиоткой выглядеть мне тоже не хотелось. Благодарна я ей была очень, и уважала искренне. Прислушивалась к мнению по каждому вопросу. Когда мы были в девятом классе, в новом районе исполкомовские дома сдавались по улучшенным проектам. Мы квартиру должны были там получать, так я папочке своему буквально ультиматум поставила: пусть Тамарина мама там же квартиру получит. Они с мамой до этого вдвоем жили в однокомнатной малогабаритке. Отца Тамара и не видела никогда. А мамаша ее в одной конторе с моим отцом работала.

- Я знаю, - сказал Женя, - секретаршей его заместителя.

- Тебя хорошо проинформировали, - сухо прорезюмировала Женечка, - подробно! Так вот, - продолжила она, - квартиру мой папа им сделал. Сам чуть не слетел из-за этого, но сделал. Я радовалась, что мы опять в одной школе будем! А Тамара изменилась с этого момента. Я даже не осознала сразу. А если точнее, так поняла все уже потом, когда мы с тобой закрутились. Злилась она, все превосходство старалась показать. Я думаю от зависти. И еще оттого, что благодарной нам должна была быть. Знаешь, от благодарности ведь, как и от любви, до ненависти один шаг! Но, еще раз говорю, я этого не понимала тогда, все старалась хорошей подругой быть. Мне туфельки дарят, так Тамарочке платьице нужно сделать импортное. Папуля поскрипывал, но делал. Подруга все-таки. Он, папа мой, вообще-то мужик жесткий, ты знаешь, но снобизма в нем никогда не было. Как-никак в советские времена воспитывался. Это я сейчас позволяю себе по Булгакову "не любить пролетариат". И то, я думаю, что в немалой степени благодаря подружке своей. Она поспособствовала. Тамарочка!

Женечка постепенно сникала. Опьянение переходило в следующую стадию. Ей трудно было говорить уже, и с каждой минутой становилось все труднее.

- Поехали домой, - мрачно предложил Евгений. – Ты устала. Потом доскажешь.

- Сиди! – рявкнула супруга. Потом поймала за подол проходящую мимо официантку с тележкой, на которой громоздились грязные тарелки, и так же коротко приказала:

- Кофе и пирожное. Кофе покрепче!

Официантка мгновенно исчезла, а Женечка повернулась к мужу и сказала:

- Разговор мы закончим сегодня, и дома продолжать его не будем. Хоть до утра здесь просидим. Отметим сейчас свои первые четверть века и сразу решим, как нам жить в следующих.

Принесли горячий кофе и пирожное. Женечка глянула на крохотную кофейную чашечку и приказала: "Кофе повторить!"

Гранит сидел молча, наблюдая как супруга маленькими глотками пьет кофе, и думал о том, что Женечка сейчас совсем не такая, какой была в начале этой ночи. Не было молоденькой кокетливой женщины. Возраст проступил на лице. Что послужило причиной этому: алкоголь ли в непривычных дозах, или разговор этот идиотский. В любом случае виноват в этом он. Как он мог допустить такое? Ведь она была счастлива вначале! Все шло так хорошо! Это он снова углубился в свои никому не нужные ностальгические переживания и забыл о настоящем. Тамара ему, видите ли, вдруг, привиделась! Сергей еще этот со своей бабенкой, как ее там? Наталья? Это он, Гранит, приучил всех, что он по первому зову прибежит на помощь. А кто ему сейчас поможет, когда его собственная семейная жизнь висит на волоске? Кто вообще ему помогал хоть раз за все эти годы, кроме жены и Тестя ненавистного?

- Так вот, слушай дальше сказку мою страшную. – Женечка допила первую чашку кофе и взялась за вторую. Лицо ее приобретало уже нормальную окраску, взгляд стал осмысленным, а движения более точными. – Я не хотела идти в политехнический. Я с самого начала мечтала об экономическом.

Женя удивленно поднял голову.

- Да, да, муженек! Не было у меня склонности к технике. Папа, кстати, прекрасно знал это. Уговорила меня Тамара. А я послушалась ее. Она казалась мне умной очень, гораздо умнее родителей. Бывает так в юности. Так оказалась я в Политехе. Первый семестр мы занимались с Тамарой вместе, а дальше ты знаешь сам. Не до занятий нам было. Но это отступление. Возвращаюсь к сути. Ты нам понравился с первого дня. Обеим! Тамарка прямо бредила тобой. Да и я тоже. Разница была лишь в том, что она говорила об этом не переставая, а я помалкивала. И не из-за непорядочности какой-то, а наоборот. Неудобно мне было подругу лучшую расстраивать. Боялась, что кошка черная между нами пробежит. Тем более что ты-то на нас никакого внимания не обращал. Вот и получалось, будто и не лгу я вовсе. Вы с Димой ходили только вдвоем. Сейчас все подумали бы, что вы геи, так это выглядело, но тогда времена были другими. В культе была дружба мужская. Грязных мыслей не возникало ни у кого. В общем ситуация сложилась такая, что Тамара влюблена в тебя, а я вроде бы и нет. Она делилась переживаниями своими, страданиями, а я помалкивала в тряпочку. Берегла дружбу! Наперсницей работала.

Женечка открыла сумочку, припудрилась, подкрасила губы, защелкнула косметичку, а затем достала длинную дамскую сигарету. Курила она крайне редко, но сигареты дорогие в сумочке имела всегда. Евгений протянул ей зажигалку. Затянувшись, она разогнала дым перед своим лицом и допила кофе. Женя молчал. Разговор ему не нравился и казался нереальным.

- Когда вы пригласили нас на встречу Нового года, Тамара была счастлива и говорила об этом не останавливаясь. Я тоже радовалась. Только молча. Жизнь, вернее я сама, поставила мне капкан. Ты же знаешь, я никогда этого не скрывала, что "играть в любовь" я начала лет с тринадцати. Влюбленностей и мальчиков у меня было много. А это не имело ничего общего с прошлым. Может быть, ты сам своим невниманием и разжег это пламя. Не знаю. Да и не имеет уже значения, как это произошло. Я прекрасно понимала, что влюбилась по настоящему, но получалось, что сама же, своими руками отдаю тебя другой. Впервые в жизни я не спала несколько ночей, выбирая между дружбой и любовью. А, в конце концов, пришла к выводу: "А какого черта я мучаюсь, если понятия не имею, что ты сам по этому поводу думаешь!" И приняла я решение. Если, мол, ты на Тамару клюнешь – уйду в сторону. Не буду мешать подруге. Ну, а если уж мне счастливый билет выпадет... Кто скажет, что я не права была в данной ситуации? Ну, а как повернулись события в тот вечер, ты знаешь. Не скрываю, смотрела на тебя призывно, тут уж сдержаться не могла. Но во всем остальном выбирал ты. Назавтра Тамара закатила мне истерику. Как, мол, я могла, что, мол, подруги так не поступают. В общем, вызвала таки у меня угрызения совести, даже радость от любви поуменьшила. Не знала я, что сказать ей и не нашла ничего лучшего, как на родителей свалить поступок свой, на папочку. Что, мол, он заставил. Лучше от моей детской уловки не стало. Тамара обиделась крепко за предательство мое. Какое-то время, как ты помнишь, мы общались еще. Потом узнала я случайно, что подружка лучшая за моей спиной грязью меня поливает, что, мол, проститутка я законченная, что парня у нее отбила из-за должности папаши его. А кто отец твой все знали, поэтому и поверили Тамарочке. Помнишь, какой вакуум вокруг нас образовался? Я после каникул зимних сразу поняла, что не учиться нам в этой группе. А когда ты о переводе на ВТ заговорил, очень обрадовалась. На все была согласна, только бы от Тамарочки подальше. Достала она меня обидами своими.

- Так ты хочешь сказать, - спросил Евгений, - что твой отец на самом деле не знал изначально, чей я сын? – Ответ его не интересовал. Не актуально все это уже стало. Может быть, вчера вечером и имело значение, а сегодня уже нет. Почему-то он верил каждому женечкиному слову. Такое нельзя было придумать. Но разговор нужно было заканчивать, а этого нельзя сделать, не показывая своей реакции.

- Конечно не знал! – ответила Женечка. – Откуда же он мог знать? Я знала. Тамара знала. Вся группа знала. А он..., - она пожала плечами, - откуда?

- Это голословно, - сказал Гранит, - этого уже никто не может знать.

- Ты знаешь! И подтвердить можешь! – засмеялась Женечка. Она, похоже, была уже совсем трезвой. Только под глазами лежали синеватые тени.

- Откуда я могу это знать? – удивился Евгений.

- А ты вспомни, котик, разговор ваш с папой, когда ты первый раз у нас в доме был. Вспомни, как расспрашивал он, откуда ты, да кто твои родители. Как обрадовался, когда услышал фамилию твою и кто твой папаша.

Женя вспомнил. Это была правда.

- Но уж очень обрадовался! – не сдержался он от ехидства.

- Естественно, - спокойно отпарировала Женечка. – А ты, мой дорогой, когда наш Костик соизволит привести к нам в дом свою девушку, не будешь расспрашивать ее, кто она и откуда? Не обрадуешься, узнав, что у нее порядочные родители, а не пьянь подзаборная? Конечно обрадовался. Тем более, он знаком был с отцом твоим и уважал его очень.

Женя подумал, что отец его Тестя как раз не уважал. Но какое это сейчас имело значение?

- Все эти годы, - продолжила Евгения, - мне казалось, что Тамара стоит между нами, и когда две недели назад ты сказал, что помнишь о годовщине, - я обрадовалась. Значит, никакой стены нет! Значит, все хорошо! А пришли сюда, и снова появилась она... – Она помолчала немного, потом всхлипнула. – У тебя правильная фамилия. Она хорошо характеризует твою натуру гребанную. Ты же непробиваемый! Ни к душе твоей пробиться, ни согреть тебя невозможно! Ты – гранит! Холодный, упрямый гранит! – Женечка высморкалась в свой скомканный носовой платочек, подняла покрасневшие глаза на мужа и продолжила. - Женя, ты ведь не был хорошим мужем. Никогда. Ты жил сам по себе. А ты соизволил задуматься хоть раз, почему я тебя не бросила?

Она взяла кофейную чашку, понюхала ее, обвела взглядом полупустой ресторанный зал. Какая-то компания продолжала праздновать в углу. Кроме них, еще с десяток человек по двое, по трое сидели за столами. Усталые официантки убирали грязную посуду. Праздник заканчивался. Было почти четыре часа утра первого января тысяча девятьсот девяносто пятого года. Пора было начинать новый год, и их следующее двадцатипятилетие.

- Пойдем, Женечка, - сказал Гранит, - пора домой. Все уже закончилось.

- Ты думаешь, все закончилось? – переспросила она. – И мы идем домой?

- Идем готовиться к золотой свадьбе.

- А ты не торопишься, котик? – уже нормальным своим голосом спросила Женечка.

- Не думаю, - ответил Женя, и они пошли через затоптанный зал и прокуренный вестибюль. Краем глаза, заметил Гранит в углу, или это ему только померещилось, стоящую Наталью с сигаретой в руке, но головы в ту сторону не повернул. Получил свое и Женечкино пальто, и они вдвоем вышли на воздух. На улице шел снег, и было так же холодно как двадцать пять лет назад. Чувство дежа вю опять мелькнуло у Евгения, но он тут же прогнал его. Пора было забывать прошлое и начинать что-то новое. Их машина была присыпана снегом. Женя рукой обтер ветровое стекло, открыл двери. Женечка забралась на заднее сидение и сразу свернулась там калачиком. Гранит включил "печку" и перед тем, как взяться за руль оглянулся на свою жену. "Какой же я был идиот!" – подумал он, включая зажигание. Новогодняя ночь с ее чудесами и подарками подходила к концу, и, несмотря на усталость, он чувствовал себя совершенно свежим, хотя и гораздо более мудрым, чем несколько часов назад.

18 ноября 2006г. Конец.