… Ничто уже не могло ей помочь – ни двухмиллионное состояние, ни лучшие врачи, специально выписанные из-за границы, ни новейшие лекарства, ни тибетская магия популярного в Петербурге целителя Бадмаева, лечившего самого Распутина, ни поистине жертвенная преданность мужа, давшего ей свою кровь для переливания, ни восторженная любовь тысяч ее почитателей по всей России. Роскошный дом на Мойке, стильно отделанный и любовно обставленный по последнему слову моды – ведь она могла позволить себе любую прихоть – терял свою хозяйку. На всех газетных киосках ежедневно вывешивались сводки о состоянии ее здоровья. Ее силы непоправимо таяли. С каждым днем больной становилось все хуже и хуже. А ведь ей исполнилось только сорок два!

Несравненная Анастасия Вяльцева, звезда и царица русской эстрады серебряного века, королева цыганского романса, угасала от неизлечимой болезни крови. Она знала, что умирает, но держалась с редким спокойствием и мужеством. Составила завещание, выбрала прическу, заказала платье для похорон – белое, с розовыми лентами, высказалась относительно убранства комнаты, в которой с ней будут прощаться, исповедалась. Она отдавала последние распоряжения, как будто готовилась в очередной раз выйти на сцену к обожающей ее публике, в своем роскошном белом платье, расшитом бриллиантами и украшенном кружевом, с большим цветком белой гортензии, приколотом у выреза.

«Все говорят, что я ветрена бываю…» – пела Вяльцева в одном из своих «коронных» романсов. А в жизни она была серьезной и обстоятельной, скромной и трудолюбивой, сердечной и простой в обхождении, деловитой и практичной, так же как и ее мама, неустанно дежурившая у постели дочери, добропорядочной христианкой, не поверившей гороскопу, предсказавшему ей болезнь и смерть в 1913 году. К несчастью, все именно так и случилось. Она уже давно неважно себя чувствовала, но, по собственному признанию, не могла сидеть без дела. «Я – слуга публики», – говорила о себе певица.

Вопреки предписаниям врачей она все же отправилась в длительное турне по российским городам, где ее с нетерпением ждали. Предстояло дать сорок сольных концертов. Ей стало плохо на гастролях в Курске, прямо на сцене, во время выступления. Она всегда была хрупкая, тоненькая и бледная, с каким-то болезненным надломом, и эти модные черты эпохи декаданса, черты, роднившие ее с загадочной блоковской «Незнакомкой» и нервными томными красавицами с портретов Сомова, как оказалось, таили в себе зловещие признаки смертельного недуга. Перед ее глазами проносилась вся ее короткая, яркая жизнь. Последним городом, где она пела, стал Воронеж. Да, это был Воронеж, когда публике, как всегда до отказа заполнившей зал, пришлось ждать до десяти вечера, а занавес никак не открывали, потому что Анастасия Дмитриевна, вконец обессиленная, все не могла подняться с дивана… Недаром ее постоянный аккомпаниатор, бессменный спутник всех ее гастрольных поездок, знаменитый Алексей Владимирович Таскин назвал этот концерт «панихидой». Опираясь то на рояль, то на пианиста, пытаясь превозмочь страдания, силясь скрыть пробегавшую по ее лицу болезненную гримасу, Вяльцева пела в последний раз, еще не зная об этом. Не знала этого, не хотела в это верить и публика…

Какой была она, Анастасия Дмитриевна Вяльцева?

Тонкое бледное лицо, озарявшееся загадочной, неповторимой, обворожительной улыбкой. Вяльцевская улыбка волновала и обещала, сводила с ума, усмиряла бушующую толпу поклонников, ее запомнили все современники этой выдающейся артистки.

Тонкие нежные руки с изысканным абрисом кистей. Когда во время концерта она протягивала их к зрителям, каждый сидящий в зале ощущал, что она обращается именно к нему, что только ему она посылает свою чарующую ласку…

Капризный излом и мечтательный взлет бровей. Пышные пепельные волосы, сияющие серо-зеленые глаза. Магические флюиды призывной женственности, распространявшиеся вокруг нее, как некое благоухание, где бы она ни находилась, перетекавшие через рампу и долетавшие до самой галерки.

Голос необыкновенной красоты и фразировки, редкого диапазона – больше двух октав, обволакивавший мягким бархатом грудного звука, звеневший хрусталиками и рассыпавшийся дивным серебром на высоких нотах.

«Вяльцева … покоряла своим низким, грудным голосом мягкого тембра», – вспоминал старейший русский певец Митрофан Иванович Днепров. «Она поет романсы, неимоверно затягивая красивые верхи своим звонким голоском», – а это впечатление рецензента газеты «Слово». В ее голосе было столько красок, столько разнообразных интонаций, столько выразительности, что, услышав пластинку Вяльцевой – только лишь пластинку! – Илья Репин в восторге воскликнул «Вот что значит истинный талант! Вот где душа гения, озаренная божественным отражением». Поэтическое описание голоса Вяльцевой оставил навсегда очарованный ею Александр Блок.

Дивный голос твой, низкий и странный,

Славит бурю цыганских страстей.

Дивный, страстный, низкий, странный, проникающий в самое сердце слушателей…

Ее называли «художницей слова, чаровницей улыбки, творцом оригинальной, ей одной присущей мелодекламации». В ней было что-то необъяснимое, колдовское. Когда она пела, публика буквально погружалась в транс. От Вяльцевой невозможно было отвести глаз. Подай она знак – и зрители, не задумываясь о последствиях, тотчас прыгнули бы с галерки прямо на сцену. Эмоциональный накал на ее выступлениях достигал такой высоты, публика была наэлектризована настолько, что сломанные стулья и бурные потасовки с вмешательством полиции не были редкостью.

Чары, гипноз, магнетизм… Без сомнения, это была роковая женщина. Она звала, манила, притягивала. В ней мерцала таинственная прелесть русалки, загадочная красота сирены, зачаровывавшей своим волшебным пением. Она заставляла забыть о времени – концерты, длившиеся иной раз по четыре-пять часов, проносились как одно мгновение. А что творилось в зале во время бисирований! Невероятно, но Вяльцева пела на бис до двадцати пяти произведений. По сути, это был концерт после концерта. Она покорно выполняла бесконечные просьбы зрителей, срывавшихся со своих мест поближе к сцене, забивавших все проходы и наперебой выкрикивавших названия полюбившихся романсов и песен – «Ветерочек», «Шалишь», «Цыганка», «Уголок», «Ночи безумные»… По выражению ее импресарио, Вяльцева «бросала себя беспощадной публике полными горстями». Надолго ли ее могло хватить при такой безудержной трате сил и эмоций? Ослепительно красивая, она вся была мечта о далеком нездешнем счастье, о какой-то иной, необыкновенной жизни, полной красивых переживаний и пылких страстей. Загадочная русская душа устремлялась вслед за певицей в «очарованную даль» романса, забыв обо всем.

Любовь, любовь, пусть ты одно мгновенье.

Любовь, любовь, пусть ты сплошной мираж.

Любовь, любовь, хоть ты мне наслажденье,

Любовь, любовь, ты мне вечность дашь!

( Из репертуара Анастасии Вяльцевой).

«Я дебютировала на сцене тринадцати лет, – вспоминала Вяльцева, – и этот день считаю самым счастливым днем не только моего детства, но и всей моей жизни». Это произошло в Киеве, куда после смерти отца переехала семья Вяльцевых, и где маленькая Настя сначала трудилась в вышивальной мастерской, на всю жизнь сохранив любовь к этому рукоделию, а затем подгорничной в гостинице на Крещатике. Возможно, кто-то из именитых постояльцев, останавливавшихся там, и посоветовал одаренной девочке заняться пением… Разве могла думать Настя, выходя на сцену театра «Бергонье» И.Сетова и А.Блюменталь-Тамарина в «немой» роли пажа и получая двенадцать рублей в месяц, что ей предстоит стать одной из самых богатых и знаменитых женщин России, что она будет блистать роскошными нарядами и бриллиантами, что ее еженедельные гонорары составят двадцать тысяч рублей, а гастроли по российской провинции принесут ей и вовсе неслыханные суммы – до ста тысяч рублей, что она, дочь крестьянина-бедняка из Орловской губернии, сможет купить у графа Игнатьева его великолепное имение «Каменка», приобрести недвижимость в Петербурге и разъезжать в собственном салон-вагоне, убранству и комфортабельности которого можно было только позавидовать? Думала ли она, совершив свое первое гастрольное турне с труппой киевского товарищества опереточных артистов А.Здановича-Борейко, что наездит по России в общей сложности 175 тысяч верст, и что не останется, наверное, ни одного уголка в российской глубинке, не говоря уже о столицах, где бы не гремел знаменитый вальс «Гай-да тройка», исполняемый ею с таким бравурным шиком? Разве представляла себе малозаметная хористка вильненского сада «Аркадия», а затем опереточной труппы С.Пальма в Петербурге, что ее голосом будут восхищаться и в великосветских гостиных, и в модных салонах дворянской знати, что ее поклонниками станут и блестящие офицеры, и купцы, и студенты, и курсистки, и выдающиеся деятели российской и мировой культуры, такие, как Немирович-Данченко, Шаляпин, Савина, Кшесинская, Блок, Репин, Айседора Дункан, что огромными тиражами разойдутся по всей России ее граммофонные записи, и что именно пластинки Вяльцевой возьмет с собой на японский фронт командующий русской армией генерал А.Куропаткин во время русско-японской войны 1904 года?

Анастасия Дмитриевна проснулась знаменитой после дебюта в роли Кати в музыкальном обозрении «Цыганские песни в лицах» на сцене Петербургского Малого театра. В этом шикарном ревю принимали участие тогдашние любимцы публики – знаменитый Саша Давыдов, Юрий Морфесси, Валентина Зорина, Катя Сорокина… Романс «Захочу – полюблю», исполненный ею с неподражаемой интонацией, превратился в целую поэму любви. Публика разразилась восторженной овацией, а юная Вяльцева – слезами счастья.

Потом была Москва, театр «Эрмитаж», множество героинь оперетты и музыкальных спектаклей – «Цыганский барон», «Бокаччо», «Синяя Борода», «Прекрасная Елена», «Дочь мадам Анго», все атрибуты небывалого и заслуженного успеха: аншлаги, аплодисменты, цветы… «Большой актрисой» назвал Вяльцеву Владимир Иванович Немирович-Данченко, и это мнение великого режиссера дорогого стоит. Затем снова Петербург и множество российских городов. Когда певицу спрашивали, почему она не гастролирует за рубежом, Вяльцева отвечала: «За границу едут искать славы. Я нашла ее в России». Русский самородок, она действительно «запела на всю Россию»! И вся Россия любила ее, свою чудо-певицу, необыкновенную красавицу.

Страсти вокруг имени Вяльцевой разгорелись с новой силой, когда она решила выступить на оперных подмостках. Это был настоящий гвоздь сезона! Афиши, извещавшие о том, что Анастасия Дмитриевна будет петь главные партии в операх «Кармен», «Миньон», «Пиковая дама», «Самсон и Далила», всколыхнули публику, валом повалившую на спектакли с участием Вяльцевой. Среди критиков вспыхнули бурные споры. Мнения разделились. Одни упрекали певицу в несоответствии классическим канонам, другие, напротив, отмечали, что она оказалась не хуже многих оперных артисток. Как бы то ни было, вокальное мастерство Вяльцевой явно росло, и надо отдать должное творческой смелости певицы.

Анастасии Дмитриевне, как, пожалуй, больше никому, было посвящено огромное количество романсов. Многие композиторы, вдохновленные Вяльцевой, создали поистине великолепные образцы этого жанра. Чернявский, Пригожий, Зубов… Николай Владимирович Зубов, околдованный голосом обожаемой им певицы, написал для нее более двадцати романсов. Среди них ставшие классикой «Не уходи, побудь со мною», «Под чарующей лаской твоею», «Я тебя бесконечно люблю». Когда певица уехала на японский фронт к раненому мужу, конногвардейскому офицеру, полковнику Василию Викторовичу Бискупскому, Зубов откликнулся романсом «Я бы хотел тебя забыть». Но разве Анастасию Дмитриевну можно было забыть …

Со своим мужем Анастасия Дмитриевна познакомилась на одном из концертов. Василий Викторович, сын губернатора Томска, красавец, умница, влюбленный до безумия, носил ее на руках. Они прожили вместе девять лет, и более счастливой пары, наверно, трудно было отыскать.

«Певицей радости жизни» называли Вяльцеву современники. Она так любила жизнь! Любить не значило для нее страдать. Любить – значит испытывать восторг и упоение, наслаждаться тонкой причудливой игрой чувств. Она не хотела замечать тоски, грусти, слез и в жизни, и в своих романсах. Она старалась избегать упоминаний о муках, страданиях и тем более смерти. Но смерть все же настигла ее. Настигла неожиданно, в расцвете славы, на вершине личного счастья…

…Улицы Петербурга затопили толпы людей, провожавших своего «цыганского кумира» в последний путь до Никольского кладбища Александро-Невской лавры. Не было рядом с Анастасией Дмитриевной лишь ее любимого Васеньки. Он, так до конца и не оправившись после тяжелого ранения, полученного на японской войне, находился в больнице – в горячке, в бреду, на грани жизни и смерти…

«Все кончается, только музыка не умирает», – писал Александр Блок. И быть может, в этой музыке, что не умирает и не кончается, продолжает жить Анастасия Дмитриевна Вяльцева, божественная, несравненная, незабвенная …

Коль, печалию томимый,

Услышишь песнь цыган порой,

Образ мой, тобой любимый,

Снова встанет пред тобой.

(Из репертуара Анастасии Вяльцевой).

 

Опубликовано в сборнике "Русские богини", Аст-Пресс Книга, 2007.