На покосе гуляли тени, Сутулые, прозрачно-липкие. Облака пестрели над лесом. Казались угрюмыми, зыбкими. И кипела работа спорно, Слаженно, в боевом строю. Двигалась полоса скошенная К алому горизонта краю. Наступила прохлада сумерек. Вытирают травой косы. Небо болью тревожной выцвело, Роняет на землю слезы… …Двое остались одни. Двое хотят рисовать. Лампу отцову зажгли. Огонек начинает мерцать. Двое лежат на полу. Двое рисуют небо. А лампа бушует в углу, Уткнувшись в стену нелепо… Плачет небо дождем, надрывается- Помогает обезумевшим людям. Крик животный с лица срывается Разрывает пожарища студень… Стоял разбитый горем человек на берегу Шагалки, Сжимал в руках нетронутые смертью образа, Кричал и рвал остервенело на груди рубаху: «Зачем ты Господи детей моих забрал?!» Он бросил в воду перепачканные сажей, Обернутые в белую холщу Иконы, под которыми лежали Вера с Машей И прошептал вдогонку «Не прощу»… И сердце помнит боль, Хотя прошло не меньше полувека. И помнит белые средь сажи образа. Так изгнан был Господь из сердца человека, Чьи до сих пор слезой наполнены глаза. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
