В. Собковский.

ИГРУШКА

Отрывок из романа "СВЕТ"

Я не очень любил бывать в бабушкином доме. Почему? Тогда я просто не задумывался над этим. Тем более что есть разница между "не очень любил" и "очень не любил". Дети редко анализируют свои чувства и причины, вызывающие их.

Бабушку и дедушку я любил. Их дом, так отличающийся от нашего, тоже любил, но повинность на каникулах несколько дней жить там меня никогда не радовала. Через несколько лет, повзрослев, я понял, что мы, дети их дочери и пришлого отца-инородца, по сравнению с детьми сына, были как бы второго сорта. Ну, Света – старшая все-таки внучка, первенькая, – еще так-сяк, а вот я и Наташка… Не то чтобы нас игнорировали. Нет. Нас любили, принимали, радовались нашему приезду, но каждый раз на подсознательном уровне проскальзывало чувство: "Как хорошо, что ты приехал! А вот если бы приехал Вовка!" Вовка – мой кузен-одногодок жил с родителями в Средней Азии. Наши встречи с ним, пожалуй, по пальцам можно перечесть. Может быть, поэтому, из-за редкости встреч, мы так и не подружились по настоящему. Он всегда мне нравился, несмотря на то, что мне постоянно приводили его в пример, хотя, я думаю, что он был не менее шелапутный, чем я. Последний раз я видел Вовку лет двадцать пять назад, когда он, будучи уже главным инженером шахты где-то в Узбекистане, приезжал в Донецк в командировку. Мы славно посидели тогда! Работа, семьи, развал Союза не способствовали общению и встречам. Где он сейчас? Даже не знаю. Жаль!

Но вернемся назад. И было мне тогда лет одиннадцать-двенадцать. Не помню точно. Начало летних каникул ознаменовалось традиционным переездом к бабушке. На пару недель. Зачем это делалось? Я думаю, что родители просто уставали. Трое детей - не шутка. Свете было лет четырнадцать. Трудный возраст! А покладистым характером она не отличалась ни до этого, ни после. Опять же, – экзамены у нее в школе. У меня-то этих проблем еще не было. Наташка – мала еще: пять лет. Тоже возраст не подарок! На бабушку не особенно повесишь. В общем, поездка выпала мне. Я не был в восторге, но кое-что хорошее мной ожидалось. Во-первых: смена обстановки – всегда радость. Во-вторых: бабушкин ухоженный и плодоносящий сад – не чета нашему убогому. В-третьих: чердак!

В доме моих родителей чердак был свалкой, где без всякого порядка и системы, без ящиков и мешков валялись книги, старая одежда и обувь, и даже стройматериалы после прошлых ремонтов. Там было интересно. Никогда нельзя было предвидеть, что ценного найдешь в этих завалах: папины солдатские ботинки с отставшими от старости каблуками, дамскую театральную сумочку из нежной-нежной кожи и золотыми застежками, неизвестно откуда там взявшуюся, или журнал на немецком языке с фантастической цветной фотографией обнаженной девушки на берегу моря. Была однажды такая находка!

На бабушкином чердаке был Порядок. Не порядок, который, в конце концов, можно навести, где угодно, хотя бы на время, а именно Порядок. С большой буквы! Там даже пыли не было! По бокам от входа стояли два длинных деревянных ящика-контейнера почти в рост человека. В них дядя Витя (мамин брат и Вовкин отец) прислал вещи из Германии, где работал несколько лет после института. За коридором между контейнерами на свободной площадке стояли аккуратные пирамиды ящиков и картонных коробок с неизвестно чем. Мне категорически запрещалось туда заглядывать. Я и не заглядывал. Почти. Ничего интересного там не было! Яркие тряпки, посуда. Ерунда! А вот в конце, за всем этим, стояли два больших фанерных ящика без верхних крышек, наполненные сокровищами – немецкими игрушками. И там, среди кукол, мишек, детской посуды и машинок лежала объемная коробка с главным! Детская железная дорога! Ничего более прекрасного я не видел в жизни. Я о ней мечтал вечерами, а по ночам она мне снилась. Если бы тогда мне представилась возможность продать душу дьяволу, я, не задумываясь, обменял бы ее на эту железную дорогу и искренне считал бы, что глупый дьявол прогадал. Вещь действительно была уникальной. Паровоз – точная копия настоящего локомотива со всеми трубками, поршнями, рычагами, ступеньками к будке машиниста и массивными колесами. Так же идеально были скопированы вагоны (и пассажирские и грузовые), домики вокзалов, будки путевых обходчиков, много-много секций рельсового пути со стрелками, пересечениями, мостиками, позволяющими прокладывать самые причудливые трассы между ущельями ящиков и чемоданов. Я подозреваю, что первоначально все это великолепие приводилось в движение электричеством, но никогда, никогда я не видел его в действии. У меня составы по чердачным путям двигались с помощью мускульной силы, сдобренной фантазией. За пару лет до этого дня я как-то обратился к родителям с просьбой перевести железную дорогу к нам. Что она, мол, зря пылится на бабушкином чердаке. В ответ папа замялся и пообещал, что поговорит с бабушкой. На этом все заглохло. Я услышал в папином голосе что-то такое, что просьбу больше не повторял. Впрочем, я не задумывался над этим.

В общем, не торопясь, смакуя удовольствие от будущей игры, я достал из ящика все части сокровища, раздвинул слегка сложенные ящики и коробки, проложил между ними железнодорожную трассу из рельсовых секций. Потом построил симпатичные вокзалы: с одной стороны - синий, а с другой - желтый. Составил пассажирский поезд с локомотивом у синего вокзала. Полюбовался на творение рук своих. И…

Не знаю, что случилось. Игрушечный поезд с игрушечным паровозиком стоял на рельсах, проложенных на чердаке между коробками и чемоданами. Паровоз и вагоны были красивые, яркие. Слишком яркие! И пыль там все-таки была! И руки у меня были грязные. Очень грязные! Как я раньше этого не замечал! И почему до сих пор мне это не мешало?

Мне стало муторно. Я не мог понять, что изменилось. Как, каким злым волшебством яркое, желанное чудо превратилось в пыльную, не новую скучную игрушку, в принципе, ничем не отличающуюся от старых Наташкиных погремушек, валяющихся на захламленном чердаке нашего дома…

Тем летом я открыл для себя в бабушкином доме библиотеку…