Что хочет автор. Литературные конкурсы

Вся жизнь Оскара протекала под монотонный шум падающего за стеной водопада. Грязные ручейки вода сквозь щели в стене то и дело просачивались в его комнату. Под ногами беспрерывно чавкала грязь. С потолка капало. Углы комнаты были затянуты вонючей зеленой плесенью. Оскар жил в этой сырости уже продолжительное время и потому постоянно чихал и кашлял.

Когда Оскар открывал дверь, ведущую в коридор, в лицо ему ударял острый малярийный болотный туман, клубящийся за дверью его комнаты подобно облаку. Другие обитатели дома, как бесплотные тени, бродили в этом тумане. Вдоль стен в гулких коридорах протекали настоящие ручьи, густо поросшие по берегам камышом и осокой. Громко квакали испуганные лягушки, да изредка плескалась мелкая рыбешка.

Однажды Оскар увидел на берегу одного из этих ручьев стройную молодую женщину. Видел он ее со спины и лицо женщины оставалось скрыто от Оскара, но всё остальное он видел отчетливо. Женщина брела по коридору, высоко поднимая правой рукой подол юбки, чтобы не замочить ее. Другой рукой женщина раздвигала камыш, вздрагивающий своими коричневыми султанами как гусарская конница.

Оскар залюбовался молодой женщиной, сделал шаг в ее сторону и не заметил, как провалился в какую-то глубокую яму или шахту водопроводного люка.

Он долго летел вниз в кромешной темноте и непременно разбился бы, если бы не упал на что-то мягкое, брызнувшее из-под него с громким звериным визгом. Оскар, ничего не видя, ощупал вокруг себя пол. Пол был мягкий, шевелящийся, пищащий и больно кусающий его за пальцы. Оскар все понял и в ужасе отдернул руки. Это были, без сомнения, крысы. Много крыс. Весь пол был усеян крысами. Крупные, влажные от подвальной сырости животные ворочались под его телом, продолжавшим находиться в полулежащем состоянии. Несколько крыс уже карабкались, цепляясь лапками за штанины брюк, по его ногам.

Оскар закричал и, вскочив на ноги, с гадливой гримасой стряхнул мерзких зверьков со своего тела. Упавшие в самую гущу своих собратьев, крысы злобно завизжали и еще быстрее забегали под ногами Оскара. Подвал напоминал потревоженный муравейник. Оставаться на месте было невозможно, и Оскар поспешно пошел прочь от проклятого места, вытянув перед собой руки как слепой.

Крысы продолжали суетиться под его ногами. Некоторые, изловчившись, больно кусали его за лодыжки. Света впереди так и не было. С потолка то и дело срывались шумные потоки воды, вместе с которыми на пол что-то тяжело с визгом шлепалось. Наверное, тоже крысы. Оскар обезумел от ужаса и побежал, не разбирая дороги. Руки он все время держал вытянутыми перед собой, чтобы невзначай не наткнуться на какое-нибудь непредвиденное препятствие. Вода под ногами, кишащая потревоженными крысами, с остервенением хлюпала. Она постепенно прибывала и вскоре дошла Оскару до колен. Помимо подвальных крыс в воде еще что-то плавало крупными зловонными комками.

Оскар бежал и бежал по узкому, выложенному слизистым камнем, проходу и вода под его ногами все прибывала и прибывала. Она уже доходила Оскару до пояса. То и дело встречавшиеся на пути крысы мешали движению. Оскар руками брезгливо отшвыривал их толстые, с длинными хвостами, туши. Вода превратилась уже в зловонную липкую жижу и Оскар, чтобы не вырвать, вынужден был зажимать себе пальцами нос.

Вскоре Оскар обессилел и не смог уже быстро бежать по проходу. Да и вода не давала ему это делать. Она дошла уже до шеи Оскара. А проклятому тоннелю, или что это было такое, все еще не было конца.

Поняв, что силы его на исходе и что он, возможно, никогда отсюда не выберется, Оскар похолодел и чуть не лишился чувств от липкого животного ужаса. Одна только мысль, что ему предстоит утонуть в этой грязной смердящей канализации вгоняла его в столбняк. Оскар моментально утратил все человеческие чувства и привычки, приобретенные человеческим обществом за тысячи лет развития цивилизации и ощутил себя всего-навсего малой, ничтожной частицей этого огромного животного мира, яростно борющегося тысячи лет за свое существование.

Он враз позабыл, что он человек, что он разумен, что когда-то стремился к наслаждениям, отчаянно ища в них смысл своей жизни. Как же он был глуп в том прошлом, нормальном человеческом существовании. Смысл жизни оказывается - в самом факте жизни! И больше ни в чем другом. Без жизни нет и смысла. Смысл - в том, чтобы не утонуть в этих отвратительных нечистотах, - не быть съеденным мерзкими крысами. В чем еще смысл жизни, и какой еще смысл тебе нужен, жалкий человечишко?

У Оскара мелькнула сумасшедшая мысль покончить все разом - самому нырнуть в нечистоты, чтобы прервать мучения. Но как бы не так! Оскар ужаснулся подобной мысли и, отогнав ее как уличную собаку, решительно продолжил свой нелегкий путь. Видеть он по-прежнему ничего не мог. Смешанная с канализацией жижа доставала до подбородка, но о том, чтобы вернуться назад к крысам, не могло быть и речи. Лучше уж утонуть в нечистотах!

Оскар медленно побрел дальше, балансируя разведенными в стороны руками, как канатоходец, и осторожно ощупывая ногами неровное дно подземелья. Под ногами то и дело попадались какие-то громоздкие предметы типа камней, старых ведер и сломанных табуреток. Оскар спотыкался об эти предметы и еле удерживал равновесие, чтобы не окунуться в канализацию с головой. Вдоль стен подвала тянулись широкие трубы, в которых что-то с шипением клокотало и всхлипывало. Над головой Оскара по потолку что-то стучало и металлически скрежетало. С гулом захлопывались какие-то двери. Раздавался чей-то истерический потусторонний хохот, как будто черти веселились, наказывая в Аду грешников. Да это и был самый натуральный ад. Оскар даже грешным делом решил, что уже умер и все, что с ним происходит - наказание за грехи. Что еще можно было подумать?

К концу этого сумасшедшего дня, а может быть и не дня - кто его знает, Оскар вконец обессилел и проголодался. Чтобы хоть немного отдохнуть, он взобрался, цепляясь за выступы и неровности, вверх по стене подземелья и расположился на трубах. Вода сюда не доставала и Оскар с наслаждением вытянулся на мокром железе, ощупывая затекшие от долгого хождения ноги. С одежды потоками стекала грязная вода, в карманах и в башмаках отвратительно хлюпало. За пазухой что-то яростно барахталось. Оскар сунул руку и вытащил за хвост случайно попавшую туда крысу. Животное кувыркалось в воздухе, пищало и норовило вырваться из его рук, но не тут-то было. Оскар был дьявольски голоден. Голод пересиливал даже отвращение и Оскар съел бы сейчас не то что крысу, но, наверное, и змею. Он быстро сдавил пальцами толстую шею зверька, так что там что-то хрустнуло, дождался пока тело крысы перестало биться в предсмертных судорогах и, зажмурив для чего-то глаза, хоть в подвале и без того ничего не было видно, впился зубами в тело своей жертвы. То и дело, гадливо сплевывая и тут же блюя, Оскар рвал зубами тугую, мокрую шкуру дохлой крысы, помогая себе руками. Очистив крысу от шкуры, - ел кровавое, приторно воняющее дохлятиной, калом и болотом, мясо животного. Уже не сплевывал и не рыгал. Крепился. Иначе для чего было есть крысу? В мгновение ока обглодал все косточки, перепачкав и без того грязные руки в кровь и крысиные внутренности.

Наевшись, сыто икнул. Бросил остатки трапезы вниз, в воды канализации, на съедение живым крысам и попытался уснуть.

Сколько он проспал, Оскар не помнил. Может, десять часов, а может, и все двадцать четыре. Проснулся от острой боли в правой ноге. В ужасе тряхнул ногой, сбрасывая вниз вцепившихся в брючную штанину трех здоровенных голодных крыс. С криком обхватил раненую ногу руками, но, увы, было уже поздно. Порвав обувь, мерзкие длиннохвостые твари отгрызли ему большой палец на правой ноге и начали есть остальные. Кровь вытекала из поврежденной ноги ручьем, и Оскар, разорвав рубашку, крепко перевязал рану.

Нужно было подумать о дальнейших действиях. Но о том, чтобы продолжать идти по воде, из-за полученного от крыс увечья, не могло быть и речи. Оскар решил ползти дальше по трубам. Так он и поступил, благо трубы тянулись вдоль всего подземелья и нигде не касались поверхности сточной воды.

Превозмогая невыносимую боль в покалеченной проклятыми крысами ноге, Оскар пополз по трубам. Но он не учел одного обстоятельства. Вкусившие человеческой крови крысы, уже не могли оставить его в покое. Вынырнув из канализационных нечистот куда их стряхнул с ноги Оскар, крысы взобрались по осклизлой стене на трубу и поползли следом за своей жертвой. Они знали, что существо с таким вкусным, сахарным мясом и дурманящей мозг кровью не выдержит продолжительного преследования и обессиленное попадет им в лапы. Нужно было только выжидать и не терять существо из вида.

Это была царская добыча. За долгое полуголодное существование в подвале, крысы еще не видели такой крупной и такой беспомощной дичи. Дичь, правда, была живучая - крысы преследовали ее с того самого момента, как она свалилась в их подвал, - но и желание наконец-то, за столько голодных лет, полакомиться свежим, не крысиным мясом было велико и подстегивало хвостатых разбойников к дальнейшему преследованию жертвы. Ей некуда было уйти - крысы хорошо это знали и потому сильно не торопились. Да и торопиться к тому же было небезопасно. Подтверждением этого была печальная участь крысы, съеденной перед тем Оскаром.

Оскар скоро почувствовал за собой погоню. Именно почувствовал, так как видеть в кромешной темноте подвала ничего не мог. За время своих бесплодных скитаний по подземелью он, видимо, начинал приобретать некоторые чисто интуитивные качества, обостряющие во много раз все чувства. Почти как у животного. Это заговорила в нем воля к жизни.

Оскар понимал, что пока он в состоянии двигаться, крысы ему не страшны. И он медленно полз по скользким чугунным трубам, на которые с потолка что-то непрерывно капало. Видимых причин для беспокойства не было. Пока он двигался - он жил. Он жил потому что двигался. И он будет двигаться пока хватит сил или пока не выберется из подземелья. Но Оскар не знал выберется ли он из этого подземелья, зато точно знал, что силы его рано или поздно иссякнут и тогда, если не восстановить их, неминуемо последует смерть. Ужасная мучительная смерть от зубов проклятых животных. Одна только мысль об этом приводила его в дикий трепет, толкала на грань помешательства, парализуя волю к сопротивлению.

Вот в чем было его человеческое проклятие! Будущее, фактически не существующее зло убивало в нем зачатки настоящего сущего добра, - чего нет, не было и не могло быть в голове ни одного животного. Не раздумывающее о смысле своей жизни, животное медленно, но неуклонно прогрессировало из века в веж, в то время как человек, объятый вечными сомнениями, стремительно деградировал.

Ни одна корова не стала бы давать молока и ни одна курица не стала бы нести яйца, знай для какой роковой цели они предназначены человеком. За минуту до смерти, даже видя собственными глазами печальную участь своих собратьев, безжалостно забитых на бойне человеком разумным, животное ведет себя точно так же, как и в любую другую минуту своей в общем-то бессмысленной жизни. Между тем как человек с младенчества поражен неизлечимым вирусом стража перед смертью. Страх этот изначально заложен в человеческом подсознании. Он не дает человеку жить, нормально развиваться. Воистину, страх перед смертью породил - разум. Разум породил человека. Человека породил страх!

Крысы медленно ползли по трубам за Оскаром. По пути к ним присоединялись все новые и новые животные, выползавшие из заплесневелых трещин в стене подземелья иди выныривавшие из зловонной канализационной жижи. Их было уже бесчисленное множество как и раньше, когда Оскар попал в это страшное место.

Он торопился, кожей затылка, чувствуя за спиной погоню хвостатых хищников. Оскар почти обезумел от ужаса и не чаял выбраться из проклятого подземелья. Под ним с шумом плескалась грязная подвальная вода, словно в ней барахтались какие-то невидимые твари. Над его головой раздавались зловещие удары и стуки, как будто там, наверху, кто-то ходил, громко гремя подкованными сапогами. И Оскару казалось, что это его топчут какие-то скрытые от глаз противники. Он даже пожалел, что он человек, а не крыса, - тогда бы ему ничего не грозило, и не было бы так жутко.

Оскар изнемогал. Голова раскалывалась от страшной боли. Его мутило от удушья - следствие поднимающихся с поверхности канализации ядовитых паров. Ноги и руки еле передвигались по поверхности трубы. Ныла начавшая гноиться рана на ноге. Но Оскар почти не замечая боли, не думал, что от грязи может случиться гангрена. Все помыслы человека были устремлены только в одно русло: во что бы то ни стало выбраться из проклятого подземелья. Выбраться - даже если в уплату за это нужно будет отдать на съедение крысам собственную ногу! Большого пальца на ноге он уже лишился, - не страшно было отдать и саму ногу. Отдать часть, чтобы сохранить целое! Как человек, порой, опрометчиво забывает о таком варианте, вместе с частью лишаясь целого.

Оскар начал думать, как реализовать этот замысел. Крысы, без сомнения, ни за что не оставят его в покое, пока не получат желаемого вознаграждения. То есть - всего Оскара. Силы у него заканчивались. Есть хотелось невыносимо. У Оскара даже мелькнула сумасшедшая мысль: съесть часть собственной ноги самому, а остальное оставить крысам. Вот только каким образом отделить ногу от туловища? Ножа, или какого-либо острого предмета у него не было. Ничего подобного не могло быть и на трубах. Оставался единственный выход - искать что-нибудь режущее на дне кишащей голодными крысами канализации. Там он без сомнения найдет, что ему требуется.

Это был, конечно, не лучший вариант, но и не худший. Это был, вообще, единственный вариант. Других просто не существовало. Чтобы спасти свою жизнь, нужно было нырять в зловонную канализационную жижу и искать на дне какой-нибудь острый режущий предмет, чтобы отрезать себе ногу. Там, на дне, непременно должен быть навален всяческий хлам, и Оскар раздобудет себе необходимое орудие.

Думая так, он сел на трубе, свесив вниз ноги, так что они коснулись поверхности плескавшихся там нечистот. Собрался с духом, зажмурился, почувствовал острую боль в щиколотке левой ноги от укуса, изловчившегося хвостатого хищника, и - бросился вниз, с головою нырнув в грязную воду. Плававшие в воде крысы с визгом подались в разные стороны. Некоторые пошли вместе с ним на дно, но тут же вынырнули. Сдерживая в груди воздух, Оскар опустился на четвереньки и принялся шарить по дну руками. Ему попадались какие-то лохмотья, куски проволоки, старые кастрюли, утюги и чайники. Режущих предметов не было. Оскар нащупал что-то неподвижное, покрытое волосами и мягкое, по-видимому, дохлую крысу, с отвращением отдернул руку и вынырнул на поверхность канализации. По лицу потоками текла грязная вонючая жижа, попадая в глаза, ноздри, рот. Вода доставала Оскару до подбородка, и он моментально почувствовал возле своего лица какое-то движение, а затем довольно ощутимый толчок чего-то сопящего, влажного и усатого в щеку. «Крыса!» - мелькнуло в голове бедного пленника подземелья и он попытался ухватить руками наглую хищницу. Плененная крыса яростно забилась в его ослабевших пальцах и, больно укусив за руку, вырвалась на свободу. Да, он уже не в состоянии был удержать в ослабевших руках сильное увертливое животное, а тем более задушить его. Оскар очень ослаб и еле передвигался. Он снова нырнул, набрав в легкие побольше насыщенного углеродом, смрадного подвального воздуха. На этот раз ему сопутствовала удача и Оскар нащупал на дне крупный осколок бутылочного стекла. Спрятав стекло за пазуху и поминутно отгоняя снующих туда-сюда по поверхности воды крыс, он медленно приблизился к стене подземелья и попытался снова взобраться на трубы. Это ему, однако, не удалось по причине ужасной слабости и истощения. Оскар сделал еще несколько попыток, поминутно оскальзываясь и с проклятиями падая в воду. Крысы на трубах и в воде, почуяв его критическое положение, засуетились еще сильнее, предвкушая скорый обильный ужин. О том, чтобы залезть на трубу не могло быть и речи. На это не было уже ни сил, ни времени. Еще минута-другая и крысы просто-напросто разорвали бы его как собаки. Оскар быстро выхватил из-за пазухи найденный осколок стекла и стал решительно резать им кисть своей левой руки.

Острая нечеловеческая боль пронзила все его тело. Оскар взревел как раненый зверь и все равно, впившись глубоко зубами в собственное плечо, едва не потеряв сознание от нестерпимой муки, которой он добровольно сам себя подвергал, - резал и резал, рвал стеклом неподдающиеся сухожилия и хрустящие под его орудием кости. Он знал, что как бы не велика была боль в разрезаемой стеклом руке, эта боль - ничто по сравнению с болью предсмертной, после которой неминуемо наступает самое страшное - небытие! Оскар не понимал, что небытие приносит конец страданию, что предсмертная боль порою длится какие-нибудь доли секунды, в отличие от боли не предсмертной, которая иной раз продолжается всю жизнь. И стоит ли называть жизнью постоянную мучительную боль, предпочитая ее смерти, то есть фактическому избавлению от беспрерывных мук и страданий? И не лучше ли, чем отпиливать себе руку, - перерезать горло?

Но нет, человек будет барахтаться до последнего, любыми способами цепляясь за жизнь. Впрочем, как и все сущее на планете, полноправной частью которого и является человек. Для него нет вопроса: быть или не быть? Этот вопрос придумали полусумасшедшие фантазеры для доверчивых дураков. Пока есть движение - есть жизнь. Когда не будет жизни - не будет движения. Человек не может сказать: двигаться или не двигаться? так как прекратить движение не в его власти. Он всего лишь - жалкая шестеренка в сложном механизме мироздания. «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно!» Но ни одна звезда не может потухнуть по своему желанию.

Отрезав наконец-то кисть своей левой руки, Оскар с искаженным гримасой ужасной боли лицом, покрытым крупными каплями холодного пота, бросил ее на съедение крысам и, прижимая брызжущую кровью рану ко рту, поспешно пошел дальше по подземелью. Он слышал за спиной плеск воды и шумную возню крыс, дерущихся за добычу, и ужас от крысиного кровавого пиршества придавал ему силы. К тому же, его несколько подкрепила кровь, которую он выпил, прижимая ко рту культю левой руки. У него было теперь немного времени, пока крысы будут пожирать свою добычу, и за это время ему необходимо отыскать выход из мрачного подземелья. Выход, без сомнения, был где-то рядом, так как грязная вода в проходе заметно пошла на убыль и по лицу его несколько раз уже робко скользнул невесть откуда взявшийся ветерок. Приободренный надеждой на возможное скорое избавление, Оскар перестал думать о плохом, случившемся с ним в этом проклятом месте. А из хорошего на память приходила только виденная перед тем как он свалился в подвал сказочная женщина. Она высоко поднимала рукой подол юбки, обнажая выше колен свои молочно-белые ноги, и шла по коридору вдоль ручья с нечистотами. Она как будто указывала путь Оскару и не ее вина, что на этом пути оказалась яма. Ведь, если копают ямы, значит, они тоже кому-нибудь нужны? Иначе, разве бы мы ценили ровное место, если бы ям не было?..

Оскар просветленно приближался к своей цели, хоть она все еще была скрыта от его глаз густой темнотою. Оскар шел и думал о той женщине, которую, возможно, никогда уже не увидит в этой жизни, как и кисть своей левой руки, отданную на съедение крысам. Пожертвовав часть, он сохранил целое. Целое было важнее части. У него еще было много других частей, из которых и состоит целое. Важно только не пропустить момент, когда отдаваемые одна за другой части, собственно, и превращаются в само целое, а целое, теряя одну свою часть за другой, в конце концов, становится частью.

1990 г.

ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 19.11.2008 10:03

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.