ВНАЧАЛЕ БЫЛО

(фэнтези)

 

«…Ветер попутный

и нам, и смерти.

Чей парус лучше?»

(руны)

 

Уж скоро, проникшийся благим уважением к вере константинопольской, Владимир проведет крещение Киева, введя жителей его в воды Днепра. Уж скоро…

В земле же северян, легшей между реками Сулой и Супой, еще долго будет храниться власть над душами и судьбами людей издревле почитаемых ими богов – Мокоши и Волоса.

Не переча друг другу, первый избрал себе народ, осевший в лесах и промышлявший добычей лесного зверя и птицы, а второй взял под себя народ, занявшийся землепашеством и скотоводством на лугах приречных.

Мокоша предпочел для своего обитания огромные дупла вековых дубов, а Волос взирал на полян с высоты своего могучего древесного тела, высеченного когда-то умельцами прошлого.

По воле богов, народы, их почитавшие, жили в мире и братской дружбе, помогая друг другу в тяжкие годины кровавых набегов степного врага, а порой, и смешивая кровь в брачном единении молодых. Главным поводом общения этих родов была торговля – мена промыслов лесных на товары трудов пашенных.

Казалось; так будет всегда. Ибо, сила богов безгранична и вечна!

 

Часть первая.

ТАК БЫЛО

 

Глава первая. ОБОЗ

 

На исходе месяца изока*, в разгар весеннего цветения, небольшой обоз из пяти повозок въехал в полянское поселение. Яркое солнце слепило путникам глаза. Они жмурились, прикрывая лица ладонями.

- Добрались… - Для себя только, или для окружающих тоже пробасил идущий впереди обоза громадный мужик, запустив широкую пятерню в густую русую бороду. – Вона, и Ярково жилище. Там станем.

Указанная мужиком деревянная домовина стояла особняком. С подходом обоза за частоколом на несколько голосов забрехали псы.

Тут же властно зазвенел женский голос:

- Цыц, горластые! Чего разбрехались?! – В ответ на строгий оклик хозяйки лай постепенно стих. За ограду выплыла дородная баба. – Здоров будь, Молох! Рады гостю желанному. Въезжайте во двор. Места хватит. – Хозяйка с гордостью развела руки. – Вскоре и Ярок с сынами пожалует. Боярин ныне мужиков собрал. Праздник Волоса подоспел. Будем вместе пировать.

Пока женщина скороговоркой общалась с прибывшими, мужики успели распорядиться возами с поклажей, разместив все в указанном месте у ограды.

- К празднику и норовили поспеть. – С хитринкой в голосе пробасил Молох. – У нас не только дела торговые… С Ярком толковать буду.

Между тем, хозяйка с двумя своими дочками, приобщив и жену Молоха, начала хлопотать, готовя приезжим угощение. Уже вскоре пряный запах мясного отвара и вызреващей просяной каши заполнил подворье и приятно защекотал ноздри обозников.

Младший сын Молоха, Вышата, покончив с выгрузкой и солидно подбоченившись, о чем-то перекликался с другими обозниками, не обращая внимания на суету старших, но, не упуская случая бросить взгляд на двух хозяйских дочек, которые, с видом полного безразличия к происходящему, о чем-то тихо между собой перешептывались. Тем же занимались и трое его братьев.

В это время и появился во дворе, одетый в долгополую, шитую на груди цветными узорами рубаху, кряжистый мужик. Светлые глаза его светились явным удовольствием от всего увиденного. Радостная улыбка запечатлелась на его устах. Шел он медленной, но твердой поступью, направляясь по двору

_____________________

* месяц - май

 

к Молоху. За его спиной, подражая походкой отцу, гуськом следовали

три его сына.

Подойдя к гостям, Ярок в пояс склонился перед Молохом:

- Здрав будь!

- И ты будь здрав, Ярок! – Тоже отвесив низкий поклон, отозвался глава обозников.

Мужики стиснули друг друга в объятии. Следуя примеру Молоха, и другие стали подходить к хозяину с приветствием.

- Легок ли путь был? Ладно ли хозяйка без меня гостей приветила?

- Путь, знамо, нахоженный и не тяжкий. От восходу тронулись, к полудню добрались. Хозяйку же твою, Вестушку, корить не в чем. Она завсегда приветлива и добра. Аль не знаешь того?

- То и ладно! – Довольный ответом гостя, Ярок покашлял в мозолистый кулак. Кормить-то гостей будем, хозяйка?

Веста давно ждала этого вопроса, как сигнала к действию.

- Просим гостей дорогих и желанных разделить с нами все, что послал нам Волос от щедрот своих за труды наши.

Обождав, когда все насытятся щедро подаваемой хозяйкой пищей, Молох подошел к Ярку и Весте. Отвесив трехкратный земной поклон, загудел своим зычным голосом:

- Приехали мы к тебе, Ярок, по делу важному. Не тем заездом торговым, что ранее свершали. Распорядился так Макоша, что на дворе моем только мужики уродились. Малка совсем с нами намучилась, а подмоги - ждать не откуда. Не хватает у нее уж силенок одной хозяйство вести. Помощница нужна. Ее помощница в твоем доме зажилась и, до время, схоронилась. Влас, старший мой сынок, ране нас, ее разглядел. В сердце она к нему прочно засела. Зиму всю меня тоской своей одолевал. Стоит на том, чтобы я в ноги вам с женой поклонился, да дочь твою, Даню, для него в жены выпросил. Вот… стою перед вами. Судите, как быть.

Ярок важно напыжился, грудь надул.

- Влас, знамо, парень видный. Но, такой ли умелый и надежный, как отец его?

- Таков! – Гордо отозвался Молох. – Вот и подарки, его руками добытые, к ногам твоим кладу. – С этими словами он загреб с воза заранее приготовленный ворох ценных шкурок и положил их к ногам Ярка. – А еще – иссохнет он без дочери твоей. Жизни без нее не видит и будет верность ей держать до конца дней своих. До последнего вздоха.

Закончив говорить, отец подтолкнул Власа в спину. Тот опустился на колени перед родителями девушки.

- Все ли верно ответил отец твой? – Вопросил Ярок.

- Все верно! Не могу без нее!

Не взглянув боле на Власа, Ярок обратился к Молоху:

- Поутру ответ мой будет. Чай, не скотину со двора свести решил, чтобы враз по рукам! Пока меду твоего лесного отведаем. Может, омягчаю. Да и с бабами загодя потолковать бы надо. Чтоб напраслину не нести.

К полуночи, напившись крепкого меду да насытившись обильными яствами, все в подворье погрузились в сон. Только одиноко маячившая фигура Власа долго еще дразнила горящие глаза дворовых псов.

 

Отшумели дела торговые, отводились хороводы у капища Великому Волосу, утих шумный говор гостей на подворье Ярковом и наступил день прощания. Вместе с зарей провожать гостей и отъезжавшую с ними дочь и сестру, Даню, высыпало все семейство полян. И соседи тоже не удержались в доминах – сюда же сошлись. Шутки мужиков мешались со слезами женщин. Обоз, сопровождаемый полянами, двинулся к холму. На вершине холма, из своего уединенного капища, Великий Волос грозно взирал на прибывших.

- Не обидели ли тебя чем, Волос могучий?! – Обратился Ярок. – Не против ли воли твоей отпускаю дочь из родного двора? Прими от нас в дар плоды земли нашей, чтобы легок был путь Дани к очагу Власову.

С этими словами Ярок передал тщедушному старцу, служителю Волосову, заготовленные для того дары. Старец утащил их куда-то в угол капища и, воротясь, писклявым голосом простонал:

- Могуч Волос! Подарки ваши принял. Дело ваше одобрил. Живите миром…

Встав лицом к Волосу, он воздел руки вверх и что-то зашептал себе под нос. Отъезжающие и провожающие обняли друг друга поочередно, и обоз тронулся в путь.

Городище полян еще не успело скрыться, когда набежавшая тучка окропила их мелким дождем.

- Добрым будет путь домой! – Радостно известил всех Молох. Привычно шагая твердой поступью во главе обоза.

Вскоре весеннее солнце вновь ласкало их теплом. Стена родного леса все приближалась. Можно уже было различить отдельные крупные ветви деревьев. Каких-то две-три сотни шагов и прохлада леса примет их в свои нежные объятья. Но…

Гулким эхом донесся до обозников стук копыт. Из-за ближайшего холма, наперерез обозу, вылетело пара десятков гикающих всадников на мелких лохматых лошадках.

- Печенеги! – Взревел Молох. - Малка! Бери невестку и Вышату, бегите в лес! Мы их тут встренем!

Похватав с возов луки со стрелами, мужики изготовились к схватке, а женщины и малец, что есть духу, припустили к лесу. Печенежские стрелы запели им вдогонку.

Пробежав несколько шагов, первой припала к земле молодая невестка. Вот они! Вот они – родные кусты! Они скроют от зоркого взгляда узких глаз и защитят от жалящих стрел.

Мать, крепко державшая за руку Вышату, зачем-то остановилась, присела. Разжав ладонь, выдавила с хрипом:

- Беги. Беги же…

Раздвинув ветви кустарника, Вышата нырнул под их защиту. И тут острая боль резанула его в плечо, бросила к корневищам. Крик застыл, не сумев вырваться наружу. Белый день обратился в какую-то черную круговерть. Затем не стало ничего.

 

Глава вторая. ДОЗОР

 

Легким шелестом долетел до слуха нежный материнский голос:

- Открой глазки. Открой. Пора уж…

Липкая чернота не давала разомкнуть веки. Видно, отец уже готовился в лес, ловушки проверять. Они вместе их на малого зверя снаряжали.

- Очнись, милый. Ты должен…

Конечно, должен. Только навязчивый сон не уходит, все машет своими черными крыльями. Оперся обо что-то лохматое. Подумалось: «Отец шкурой укрыл. Зачем? Весна на дворе. Душно как!» А шкура под рукой, вдруг, ожила, задвигалась и ласково лизнула щеку шершавым языком. Глаза сами открылись. Взгляду предстала огромная голова матерого волка, с приоткрытой пастью, из которой свисал влажный язык. Захотелось вскочить. Только, резкое движение руки, на которую хотел опереться, вызвало боль. Слабость снова сомкнула веки.

- Не пугайся. – Незнакомый ласковый голос еще более встревожил. – Он – спаситель твой. Без него не быть бы тебе здесь. Сейчас я тебе отварчику подам. Вмиг боль снимет!

Отхлебнув из деревянной плошки несколько глотков горького пахучего отвара, почувствовал спокойствие и прилив сил. Глаза открылись с первой попытки.

Увиденное удивило его. Находился он в жилище, напоминающем медвежью берлогу. Только присутствие в ней убеленного сединой, длиннобородого старца подтверждало, что он в гостях у человека.

- Где я? – Нерешительно попробовал обратиться к незнакомцу.

- В берлоге и есть. Ее прежний жилец другую присмотрел. Я и поселился на обжитом месте. А потом и побратима пригрел, чтобы одиночество скрасить. Вдвоем-то веселее.

- Как кличут-то его?

- Побратимом и зову. Ранее вдвоем жили. Теперь - ты с нами.

- Как я очутился здесь?

- Побратим тебя отыскал. Рану зализал, кровь остановил. Потом и мне путь указал. Так вдвоем тебя и спасали.

- А мои… где?

- Один ты теперь. – С горечью сообщил старец. – Побили всех печенеги. Правда, половину своих горлопанов тоже там оставили. Храбрецами были родичи твои. Тебя тоже стрела догнала. Да, видно, лес твердость глаза печенегу нарушил. Выходили мы с Побратимом тебя.

Вышата проглотил горький комок. Хотелось завыть по-волчьи. Но отвар делал свое доброе дело. Не дал сорваться в рыдания.

- Кто ты, дедушка?

- Не дед я тебе. Наставник скорей. Дозором кличь. Приставлен в этом лесу за порядком зрить. Потому – Дозор.

- Кто же приставил? Старейшины?

- Ни старейшины, ни бояре мне не указ. Для того и княжьей воли маловато.

- Княжьей?! Такого быть не может!

- А свершилось. Поверь. Спи пока, сил набирайся.

Старец строгим взглядом выцветших полупрозрачных глаз глянул в глаза Вышате. Все вокруг ушло в белый густой туман. Погулял немного в ушах шум ветра лесного, но и он стих.

 

- Вставай. Полдничать пора. – теребил старец Вышату за здоровое плечо. – Здоров поспать!

Вышата, сам того не ожидая, легко вскочил на ноги и потянулся. Далекая боль в левом плече напомнила о стреле. Он огляделся. Глубокая пещера была оборудована двумя лежанками из зеленых еловых лап, аккуратно уложенных в ровные стопки и прикрытых толстым слоем сухого мха. Стены неровным сводом сходились в потолке. На них тоже отдельными полянками примостился мох. «Коли бы, отец попытался выпрямиться во весь рост, наверняка бы шишку набил!» Что-то кольнуло в груди и горькие слезы саамы вырвались наружу. Парнишка зарыдал.

- Теперь поплачь. Теперь можно. – Дозор ласково гладил по голове. Со слезами и горечь выходит. Поплачь.

Когда Вышата успокоился, старец позвал его наружу. Ноги окунулись в мягкий ковер травы. Шагая следом за Дозором, Вышата оказался на обрывистом берегу довольно широкого ручья. Он бросил взгляд назад, на покинутое жилище. Поляна, завершившаяся обрывистым берегом, с обратной стороны была отделена от мира высоким холмом, густо поросшим дубами. В подножье холма врос громадный ветвистый дуб с раздвоенным стволом. Толстенные корневища, которым, видно, стало мало места в земле, громадными змеями выползли наружу. В основании дуба зияло большое дупло, образовавшее естественный ход в пещеру, которую они только что покинули.

И тут память выдала знакомую картинку.

 

Прошлым летом, когда забрели они с отцом далеко в лес в поисках свежих следов, видел он дуб подобный этому. Не могло в лесу быть другого такого великана. Хотел тогда поближе к могучему дереву подойти, но отец не допустил.

- Запретен нам ход туда. Путь не всякому открывается. Может, побываешь. Мокоша там живет. К его жилищу зазря приближаться недопустимо. – Разъяснил отец.

Вышата знал: Мокоша – Великий Хозяин Лесной. Его чтили все лесовики. Благодарили за удачи. Ссылались на него при неудачах. Для него всегда отдельную снедь при трапезах ставили, а затем сжигали в огне домашнего очага, чтоб добр был.

- Позволь, хотя поближе приступить. – Пытался уговорить отца.

- Сказал уже свое решение. Огорчим Мокошу, большого лиха хлебнем.

 

Теперь же, вона! Не только глядел, но и спасение нашел в жилище его. Может встретить доведется! Будет, чем похвастать.

- Выбрось мысли эти. Ни одна душа знать не должна о том, что побывал здесь. Запомни и слово дай!

- Добро… Так и будет.

- Много увидишь, много узнаешь. Память твоя все хранить будет. О том – никому! Запомни. Слово дал. А слово воя неколебимо.

- Какой я вой? Подранок…

- Раны заживают. Не шипом куста укололся. Чужая стрела ядовитая рану нанесла. Пройдет. Раны воя красят. А тебе воинские дела наперед прописаны. О том еще потолкуем, как время придет.

Старец пригладил вихры Вышаты и закончил речь, улыбаясь недоумению начертанному на лице мальца.

- Вот и Побратимка прибежал. Ишь, как твоему оздоровлению рад!

Глянул бы кто со стороны! Глазам бы своим не поверил. Громадный матерый волк с широкой черной полосой вздыбленных на хребте в ложной угрозе волос щенком прыгал вокруг старца и подростка. Да еще хвостом вилял!

- Коль все собрались, примем купель водой студеной в ручье. Много полезно купание такое для всех. Кровь разгорячит и разум укрепит. – Старец потянул за собой Вышату по узкой тропинке к воде.

У Вышаты дух в воде перехватило. Стрелой на берег выметнулся.

- Во второй раз полегшее будет. Иди, не бойся.

Вышата осторожно ступил в воду.

- Кунайся с ходу! Таг легшее воду принять.

Зажмурив глаза, Вышата, враз плюхнулся в ручей. Не было прежнего ощущения невыносимого холода. Вроде теплее она стала.

- Хватит на первый раз. – Старец знаком руки предложил Вышате выбираться на берег. – Пора дела править. Зрить будем, что в лесу делается. И запоминать.

- Чего тут запоминать? – Важно выложил Вышата. – Сколько уж по лесу хаживал. Мы – лесовики! Нам лес – родитель наш. – И гордо глянул на Дозора.

- Хорошо сказано! – Одобрил старец. – Только, с отцом и мамкой своей ты тоже всю жизнь знакомился. Каждый день они разными бывали. Все с одного взгляда усвоить никто не может. Разве только боги. Но они живут поболе всех. Бессмертные. Коли уж ловкач такой, то скажи: почему по эту сторону ствола сучьев много, а по ту мало?

- Чтобы дорогу к домовищу легше отыскивать было! – Ответил Вышата. – Такому меня уже отец обучил.

- Вот и дурень! Там, где тепла боле и света солнечного, сучьев всегда поболе. Та сторона теплее. В ту сторону и птицы по осени летят от морозов. Помни… А вона, пичуга шумит, бьется, а не летит от нас. Почему так?

-Заплутала в кустах. Не знает, как выбраться.

- Пустой сказ. Она гнездо бережет, а нас спугнуть хочет, чтобы не навредили ненароком. Помни, малых да слабых забижать, то большая вина. Им помогать надобно…

Дни текли за днями. Солнце множество раз проколесило от горизонта до горизонта. А Дозор все водил по лесу Вышату и лохматого попутчика. Объяснял каждую мелочь. Ранее на многое Вышата и глаз бы не положил. После каждого похода освоенное проверялось. Пища изобиловала растениями да рыбой. Только Побратиму охота не запрещалась.

- Для того волк в лесу, чтобы здоровье его жителям сохранять. Он, словно знахарь лесной. – И на это дал пояснение Дозор. – Ему для жизни только кровь и нужна. Так устроен. А человек не зверь Он достаток и в иных яствах

имеет.

Обязательным было питье настоев и отваров.

- Для тела нужно. Силу ему набирать положено. Пей, витязем ствнешь. Силу большую заимеешь. Болезни тебя обегать будут. – Любил повторять старец.

Впрямь, креп парень на глазах, как молодой дубок. В рост вытянулся и в плечах раздался.

Выпал первый снег. Лег новый. Затем ударили морозы. Метели кружили. Дни совсем окоротились. Но долгие вечера у согревающего костра располагали к беседам о разных разностях. Много полезного для Вышаты те вечера принесли. К радости Дозора все впитывал в себя, как песок воду. Без остатка.

 

Буйная весна растопила снега, яркой зеленью окрасила лес. Жаркое лето готовило жителей лесных к новому зимовью. И пришла разноцветьем чудным хмурящаяся осень. Время летело.

Как-то, воротясь в жилище, Дозор грустно объявил:

- Пришло время прощаться. Мил ты мне премного. Мало кого любил так. Но, всему конец бывает. Завтра до солнца встанем. Путь тебе к твоим сродственникам укажу. Много трав помяли, вместе хаживая. Много ума и силушки набрал. Не трать зря… Вот одежонка твоя новая. Прикинь. По нраву ли? Примут тебя. Рады друг другу будете. Помни все, чему учил. Долог твой путь по жизни. Время придет – призовет тебя Мокоша. Зрел ты его, да не узнал. После узнаешь. Свидишься. Земля, как не велика, но тесна. Помни слово свое, мне данное. Коли спросят, где был, ответствуй, что гридни княжеские тебя из плену вызволили да в родные края проводили с другими вместе. Поверят. Побратимушка всегда поблизости от тебя будет, пока жив. Ты о нем всегда помни. В лес заглядывай, гостинцев приноси. Радость ему давай. Он отплатит. Меня не ищи. Сам найду, когда нужным сочту. Воеводой станешь, не забывай: люди все одной земли дети. Равными на нее приходят. Только разными тропками идут по одному пути. В трудах всякий ровня. Только труды разные. Хорошо запомнишь, любим людьми будешь и справедлив. Добром долгую память, а, значит, и жизнь долгую обретешь. Славен станешь, не возносись! Каждый человек – птичка над гнездом родным. Запало виденное? Вот и добро. А теперь спать. Устал я…

 

Глава третья. Возвращение.

 

Поднявшись на холм, вершину которого венчала фигура Великого Волоса, Вышата оцепенел. Глазам его открылась картина, которую он ранее не наблюдал. От подножья холма и до самого берега реки возвышался земляной вал, обставленный по верху плотно подогнанными между собой ошкуренными бревнами с заостренными вершинами. Перед валом широким ручьем пролег ров с водой. В стене виднелся узкий проем. Два воза не разъедутся. К проему вел от противоположного берега бревенчатый мостик. Створы ворот были распахнуты внутрь. С обеих сторон проема стояло по воину. Вышата такого снаряжения никогда ранее не видел. Лица воинов украшали длинные усы, каких не нашивали мужики в этих краях. Парень насторожился. Новые враги подмяли под себя городище? Идти ли далее.

Но долго размышлять ему не дали.

- Кто таков?! Поди сюда! – Окликнувший воин говорил на знакомом Вышате языке, но с каким-то странным выговором. – Чей будешь?

- Ярков сродственник я. Знаешь такого?

- Это какой Ярок? С кожемятного ряду?

- Жену его Малкой кличут… Сынов у него трое.

- Тот Ярок. Сам-то кто? Откуда взялся?

- Из плену печенежского люди князя вызволили. Вышатой кличут. Хотел повидать сродственников.

- Долго у печенега был?

- Два лета ушло…

- Как там печенег? Встряхнулся от нашей взбучки? Ладно мы ему хребтину расчесали! – Вступил в разговор второй страж. – Надолго князя запомнит.

- Пусть шагает парен к своим. Передох ему нужон. – И первый воин жестом позволил Вышате пройти за стену.

 

Снаружи Ярков двор никак не изменился. Все было прежним. И тот же лай собак встретил. Тот же Малкин голос пресек собачий брех . Словно вчера был здесь. Но, к изгороди пристроились новые ограды, определив длинную улицу. Дома за оградами также новые, в отличии от полянских сработанные, отливали желтизной свежих бревен.

Дверка в воротах распахнулась и он предстал перед Малкой. Женщина вначале изучающее оглядывала незнакомца, а затем, опознав, уткнулась в его грудь лицом и сквозь слезы залепетала:

- Вышатушка… Кручинушка моя… Жив! Чаяла ли! То-то радость! Где же тебя, родимого, носило? Вырос-то как. Возмужал. Отца бы уж в росте обогнал. Жаль, что не может он взглянуть на тебя. Радости бы было! – Затем, спохватившись, заголосила. – Кто явился-то! Глядите! Вышатка воротился!

Домочадцы, и без того уже высыпавшие в удивлении от материнских слез на улицу, дружно набросились на гостя и стали поочередно сжимать его в своих объятьях. Тут, пришедшая в себя Малка, с напущенной строгостью прикрикнула на них.

- В дом зовите! Аль до заката гость во дворе стоять будет?! За отцом бегите кто-то! Пусть домой поторапливается! Гость-то, какой!

Спустя некоторое время, принеся с собой запах кислой кожи, в дом ввалили все четверо мужиков.

- Где наша пропажа? У, каков! Худ, но в кости широк. Мясо наростим. Меня еще догонишь. – Ярок важно похлопал по своему выпяченному животу.

- Откормим. – Поддакнула Малка. – Только и сейчас вкусить чего-нибудь не мешало бы. Кто его в пути кормил-то сытно? Быстро все к застолью!

 

Застолье всегда располагает к беседе. Так уж повелось во всех краях. В разговорах и узнал Вышата обо всем, что произошло в городище за время его отсутствия.

Обоз отцовский, как думалось, натолкнулся на конный передовой разъезд. Основной стан печенежский был разбит за день пути от этого места. Шли половцы на Киев. Думали хазарский каганат от Киева взять, заодно и земли иные прихватить да под оброк подвести. Большой силой печенеги через Сулу перешли. А малые отряды только путь войску определяли. По дороги малые набеги вершили. Как и тот…

Не чаяла вражья сила, что Владимир-князь готов отпор дать. Его полки уже по северянским землям шли. Во главе полков князь сам стал и тысяцкого* Добрыню поставил. Вышел Владимир печенегам в лоб, а Добрыню в обход тайными дорогами отправил, чтобы в назначенный час врагу в спину ударил

_________________________

* - главный воевода

и легко отступить не дал. Бросил печенег свои силы на князя, все, без остатку, считая, что на его стороне перевес. Сеча пошла страшная, кровавая.

Вскоре и Добрыня приспел. Да сходу своим полком навалился. От такого оборота печенег смешался, в бега ударился. Но воинство княжье било его и в водах Суллы, и на противном ее берегу. Два дня Сулла кровью текла. Тела павших запруды учиняли. Звон металла оружейного далеко в округе разносился. Много с обеих сторон полегло. Бежали остатки врага. Тогда князь и тризну по погибшим справить повелел. А чтобы впредь печенегу неповадно было на полян набегать, указал новое городище возвести с надежными раскатами.*

На городище поставил князь своего боярина – варяга Свенельда. Воеводу почетного, славного. Храбрости человек, как сказывают, не обыкновенной, характера твердого и волевого. Из иных мест прислал на подселение разного народу много. Первыми новгородские мастеровые мужи наехали. Полными семьями. Они-то и начали новую жизнь налаживать. Потом вятичи, муромы, мещери и прочие потянулись.

В городище ныне ряды уложились промысловые, торжище большое. Земли новой немало припахали. Кроме привычных: проса да гречихи, рожь с овсом на поля пришли.

Воевода с дружиной своей, где большинством неразговорчивые варяжские вои, отдельным двором расположился. Там и суд вершит и дела решает.

Яркова семья за кожевенным рядом приписана. Головой ряда новгородец Доброслав стоит. Ярок же – рука его правая. Дела торговые от ряда на нем по опыту его.

Столько новостей на Вышату выплеснулось, что враз и не переваришь все, в толк не возьмешь. До звезд досиделись.

 

Поутру Ярок осторожно разбудил Вышату и поманил за собой во двор.

- Мы тут с Малкой вот до чего дотолковались… - Непривычно робким для него голосом начал Ярок. – Один ты. Одинокая жизнь завсегда в тягость. Тепло душе нужно. Решили просить тебя… Будь нам за сына! Где трое, там и четверо. – Замер и неотрывно в глаза Вышате глядит. А у того слова где-то застряли от неожиданно пролитого на него тепла. – Неужто, нет согласия в душе твоей? – Со вздохом закончил Ярок.

Вышата, молча, бросился в объятия к Ярку. Ощутил, что по щеке пробежала горячая слеза. Незаметно смахнул ее.

- Сын и брат я вам теперь. Нет никого ближе вас. Примите, каков есть.

У входа в дом тихо всхлипывала Малка.

Слава тебе, Великий Волос. – Тихо шептали ее уста.

 

Лето – горячая пора. И не только по сути своей, но и по работе, которую свершить надобно. Вышата сошелся с кожевниками, он им приглянулся своей неутомимой и недюжинной силой., которая все ярче проявлялась в нем. Легкий пушок на верхней губе сменился порослью. Прав был Ярок, когда обещал, что мясо на широкую кость скоро нарастет. Любовался приемным сыном, когда тот, оголившись по пояс, напрягал мышцы, катающиеся под кожей твердыми комками. Легко, без особого напряга переносил он сырую кожу, словно не ощущал тяжести. Не каждый мужик взялся бы за такое в одиночку! Доброславу он тоже глянулся. От Ярка не ускользнуло и то, что дочь Доброслава уж очень зачастила батюшку проведывать. Видел, какие взгляды из-под бровей на парня кидает. Искала случая, чтобы и Вышатин взор на ней тормозился. А тот, словно идол каменный, сам себе на уме. Только с домашними-то и общается. Молчун. Все думы какие-то в голове носит. Не делится ни с кем.

С братьями своими прост и весел. К Ярку с Малкаой уважителен. Во всех делах помощник. Только такое чувство, что льдинку какую-то в себе носит, которая совсем оттаять не дает.

Однажды, крепко обидели Вышату. Тащил он на торжище вместе с братьями вязки кож для отца. Увлеченный разговором с братьями, не заметил встречного парня с двумя сопровождавшими его варягами. Одет парень был по большому чину. Когда проходил его Вышата без приветствия, отвернув голову в сторону, подставил ему ногу в мягком сапоге. Вышата споткнулся о сапог и, не удержавшись, пал к ногам Ярка.

Вскочил и бросился на обидчика. Так в грудь толкнул, что тот отлетел на несколько шагов. Коли бы не попутчики его, не устоял бы на ногах. Всякая беда могла приключиться. А беда и тут на порог. Варяги молча мечи выхватили и к Вышате бросились. Хорошо Ярок меж ними стал.

- Простите сына. Не знал еще, с кем встретился. Не доводилось ему ранее.

- Меня простить?! Взревел Вышата. Д он…

- Отцу перечить?! – Гаркнул на него Ярок.

Не мог Вышата отца ослушаться. Отступил. Чтобы излить на чем-то обиду свою, схватил с земли кожу, пополам сложенную, да и разорвал надвое. Только треск прошел.

- Не твоя бы воля, отец! Поучил бы их маленько.

Окружающие замерли в удивлении перед силой увиденной. А обидчик только:

- Должок за тобой будет! – Повернулся и дальше зашагал со своими попутчиками. Будто не произошло ничего.

- Кто таков? – Спросил Вышата Ярка.

- Улеб. Сын Свенельдов. Коль оцтцу все отскажет, хлебнем горя через край.

Время прошло, но никто Ярка с Вышатой к ответу не призвал. Получалось, что больно горд Улеб. За собой долг приписал.

 

Как-то, спозаранок, человек со двора Свенельдова весть принес, что народ к себе собирает. На Вышату особо указал. Занервничали домочадцы. Вдруг, старое Улеб помянул! Оказалось, ватажка в лес нужна. Смолокуренное дело налаживать. Попал Вышата в ватажку ту. В этот раз Свинельда впервой узрел. Сидел перед ним стареющий витязь со шрамом во все лицо. Из-за глубокого рубца казалось, что одного глаза лишен навовсе.

Только взгляд, устремленный на народ из-под этого рубца, убеждал своей силой в ошибочности первого впечатления.

- Дело понятно? – Резким голосом, привыкшим к безоговорочному повиновению, вопросил он. – Ладно сработаете, получите награду. Худо сделаете, спрошу как надо.

Махнул рукой, разрешая удалиться.

- Позволь слово молвить. – Обратился к нему Вышата.

- Что у тебя?

- Видится мне, хворь старая в тебе сидит, воевода…

- Ты кто таков? Знахарь? У меня свой есть!

- Твой в другой земле рос. Силу наших трав и кореньев может и не знать.

- Ты знаешь?!

- Знаю, воевода. Учен тому…

- Кем же? – Уже без строгости спросил воевода.

- Одним добрым человеком. Ныне в лес нашу ватажку отправляешь, так через несколько деньков пришли знахаря своего ко мне. Дам ему снадобья какие. Выгонят они болезнь твою. Тогда и определишь, чья сила в знаниях будет.

- Ладно говоришь. Ступай уж. – И жестом показал, что разговор окончен.

 

Как хотелось попасть в жилище родное, как тревожила все это время мысль о встрече с ним! Представился случай. Разбередились новой болью не заживающие раны душевные. Встретили его только груды углей горелых.

Здесь, возле прежнего жилища своего, и предложил он ватажникам стан разбить. Пока обустраивала шалаши, да лежанки готовили, Вышата, по лесу бродя, обещание свое исполнил и нужных растений насобирал для леченья воеводы. А когда лекарь объявился, посадил его на пенек с собой рядом и подробно стал разъяснять правильное пользование. Во время этой беседы, над ними молнией пронеслась большая серая тень.

- А-а-а! – Крик нестерпимой боли пронесся по лесу. Вышата вскочил. Прямо перед ним стояли два мужика с дубинками в руках. Угрожающий вид их сразу объяснил цель их прихода. Одеты мужики были как-то странно, не по-здешнему. Третий визитер уже лежал на траве, корчась под серой лохматой грудой.

Не размышляя, Вышата остановил на лету движение пущенной в ход дубины, рванул ее на себя и встретил хозяина страшным ударом в лоб. Мужик безмолвно свалился к ногам. Второго достал выхваченной дубиной. Больше никого рядом не было.

Вышата осмотрелся. Громадный матерый волк сидел верхом на бездыханном теле, сдавив кровоточащую глотку мощными челюстями.

Прибежали ватажники.

- По одежке – кривичи. Как их сюда занесло? Видать, погибели искали. Вышата-то каков?! Не хотелось бы с ним в злобе встретиться.!

Слушая мужиков, Вышата крепко прижимал к груди голову волка и ласково гладил по шерсти.

- Что за зверь? – Удивленно спросил знахарь.

- Побратимушка. Друг мой лесной. – И продолжил ласкать зверя. - Родной мой. Спас ты нас, смерть упредив. – И уже про себя добавил. – Так Дозором и обещано было. Крепко слово держит.

После узнают ватажники, что кривичи на бунт против князя решились. Своим уделом жить захотелось. Но Добрыня-воевода, по воле князя Владимира, с большой дружиной тех бунтарей усмирил жестоко. Порубил их воинство нещадно. Тогда-то и бросились многие из кривичей в бега. Трое, их навестившие, свой побег неудачно завершили. Набрели на Вышату на свою беду.

В благодарность за помощь ватажники позволили Вышате Побратима в стане оставить. Для большего спокойствия. Волк провел с ними все лето, поступая по своему усмотрению: то исчезал куда-то ненадолго, то неотрывно следовал рядом с ними на порубки и кострища.

 

Часть вторая

СВЕНЕЛЬД

 

Глава первая У меня есть сын

В последний путь к Одину уносил Рыжего медведя черный дракар*. В последний раз сжал он рукоять меча и укрылся щитом. Теперь его путь лежал туда, где жду его старые друзья и все другие славные воины его рода, ушедшие ранее его.

Имя его запомнят оставшиеся на берегу. Так звали его и те, кто в страхе ожидал визита грозного воина и спутников его на рубежах своих.

В последний путь провожала его верная хранительница очага. Она родила ему трех сынов, трех воинов. Она нянчила его внуков. Она всегда была верна ему. И они не расстались. Разгоревшееся пламя погребального костра, сложенного на палубе освещало их покой. Корабль медленно удалялся от берега, уносимый отливом. На берегу соратники его мечами о щиты отбивали такт прощальной песни, сложенной для последнего свободного хевдинга** из рода Ярлсонов. У большинства его земляков еще деды пришли на эти земли с тогда еще молодым хевдингом. Рюрик позвал их под свои знамена. Пришли на Ладогу. Обосновались в Новгороде. По зову этого странного народа, который принял их, как своих родственников, пришел Рюрик на княженье. Так осели Ярлсоны на этой земле, служа ей верно.

Теперь уходит приведший их. Как и полагается настоящему мужу, он оставил вместо себя достойного приемника. Не раз доказал это старший сын Рыжего Медведя, Свенельд. Он продолжит подвиги отца. Воины верят ему. Слава Одину!

Свенельд, обняв за плечи братьев своих, грустно смотрел вслед удаляющемуся дракару. Хоть и должен гордиться, что настоящим воином, с мечом в руке и длинным списком побед предстанет Рыжий Медведь перед Великим Одином, горечь расставания пересиливала.

Чуть в отдалении стояли две женщины в окружении детишек. Это дети Орлофа и Эрлинга, сыновей уходящего. Его внуки. Братья опередили Свенельда. Отец ласкал их детей, мать кормила их из рук своих.

Свенельд не разжег собственного очага. Сначала был рядом с отцом. А потом по его воле много лет провел в походах, славя меч свой. Ткпкь, играя с племянниками ощущал какое-то сокровенное сердечное щемление от неполной устроенности судьбы своей. Но…

 

Однажды завладела сердцем Свинельда красивая пленница. Досталась она отцу после похода на жмудь***. Рослая, статная. Окутала Свенельда теплом впервые испытанных ощущений. Всю зиму их сердца грели друг друга. Кто-то проведал про эти дела. Разгневанный отец свез девушку в Новгород. В чьи __________________

* корабль варягов

** вождь

*** прибалтийское племя

руки отдал, не сказал. Поиски, организованные Свенельдом, были безрезультатны.

А потом не до того было. Князь киевский призвал варягов, как звали их местные русичи, ко двору своему. Из одного похода не воротясь, новый мыслил. Сколько земель разных кровушкой варягов полил.

В последний поход ушел отец на ногах своих, а привезли его назад на возу лежащим. От осени до весны еле дотянул и угас. Теперь ему, Свенельду, все решать в своем роду назначено. Не за себя только, но и за людей всех. Таково наследство.

Затишье в делах воинских у князя киевского поворотилось бесконечными застольями и пирами. Дружина все более кубки дареные в руках стала держать, а не мечи.

Пользуясь временем таким, Свенельд снова пустился на розыски пропавшей любви своей. Долго искал след. Сразу не нашел, а теперь время еще память подтерло. Но нашел нужный двор новгородский.

- Сколь прошло-то. – Лохматый после сна мужик запустил пятерню в нечесаные волосы. И зачесал затылок. – Верно. Брал у варяга девку дворовую. Токма, получил бабу на сносях. Еще и хворую. Мне лишний рот не нужон. А кто возьмет чахлую да с подарком? По доброму решил. Просто, со двора прогнал.

- Не довелось ли слышать, где объявилась?

- Мне надо? Дворню поспрашай, коли любопытствуешь. Я не супротив того. Эй, кто там? Быстро сюда. Ответствуйте дружиннику княжьему!

Получил-таки весть нужную. Нашел дворик на окраине. Постучал в ветхую дверь. Мальчонка открыл. Жалкая убогость написана была на нем, в одежде его.

-Тебе кого, дядька?

- Бабку твою видеть хочу.

- Кого принесло? – К двери подступила сухонькая старушонка в заношенной одежонке. – С чем пожаловал?

Свенельд выложил всю свою историю с любовью первой.

- Где же ты ране был?

- Всяко было.

- Не сказывали тебе люди добрые, сколь годков одна ее выродка пестую? Сама-то покой обрела. Не спросясь, оставила.

- Откуда сын-то у нее не сказывала ли?

- Ужель сам не зришь? Зачем отец твой со двора ее свез? Выходит, знал.

- Выходит…

- Все тут выходит! – Перебила его старуха. - Сынок перед тобой. Улебом мать-покойница нарекла его.

Бросил Свенельд в ладони старухи кошель с серебром.

- За все откуп! В накладе не будешь! – Сгреб мальчонку в охапку и вон из чахлой избенки. Поднял лицо к белым облакам, плывущим по ясному небу. – Один! Слава тебе за дела твои! У меня есть теперь сын!

 

Глава вторая. Нет меж нами долгов

 

Святослав – Великий князь киевский, замыслил поход на греков. Больно хотелось побить противника сильного для возвеличивания славы своей, без того великой. Еще больше хотелось взять под себя область Херсонскую.

Вот тогда-то и были вновь призваны ко двору воины варяжские из разных уголков княжества великого. Умение воинов тех равно биться и на воде, и на суше большим подспорьем в его деле было. Так и Свенельд при дворе княжьем оказался. Там его Святослав и определил по знатности рода тысяцким варяжским.

Долгим, но бесславным был поход тот. Последним стал для Святослава. С греками мир унизительный подписал. Истрепанное войско тяжело осиливало путь в родные края, когда на порогах днепровских встретил его хан печенежский – Куря. С большими силами встретил. Путь преградил. Но в битву не вступил. Выжидал чего-то.

- Как мыслите? – Обратился к собранным к нему воеводам князь великий.

- Утомлено и малолюдно войско твое, княже. Не осилить Курю. – Предостерегали одни.

- Продолжим путь на ладьях. Печенег на воде – младенец беспомощный. Не набросится. – Мыслили вслух другие.

- Ты чего молчишь, варяг? – В завершение совета князь к Свенельду обратился.

- Слышал многих, но думаю своим умом. Бросать ладьи надо. Они – помеха великая воинству. Не подмога! Посуху пройти надо. До зимы. Пройдем, печенег погоню учинять не будет. Помощи киевской побоится.

Но князь свое решение высказал. Верное или не верное, все одно слово князя!

- Решил! Зимуем в Белобережье. За стенами укроемся. Гонцов в Киев пошлем за подмогой. Будет помощь, побьем печенега!

 

Весну войско княжье встретило во власти лютого голода. Измученные вконец люди едва покинули крепость, как попали под мечи и стрелы печенежские. Пал Святослав.

Собрав вокруг себя воинов варяжских и остатки тех, кто пожелал пробиться, пошел Свенельд на прорыв. Пробились. Но горстку людей увидел вокруг себя Свенельд, когда оторвались от врага. Малым этим числом и прибыли они, спустя время, в Киев. Памятью о походе этом и был шрам на лице воина. Да вылазила из глубин жгучая боль в груди вокруг того места, куда стрела ужалила. Такова награда за поход была.

Улеб встретил со слезами.

- Что с тобой сделали?

- Рана – воину краса! Заживет. Тебе тоже воином быть. Мы иного не умеем.

- Больно, поди?

- Больно не телом. Душою больно. Сколько друзей полегло. И князь… А пользы?

- Все славят вас!

- Не поход славят, а людей через то прошедших.

- Зачем же бились?

- То Святославу вестимо. Возгордился, видать. А ты тут чему без меня обучился? – Перевел разговор Свенельд.

- Мечом владеть! В войско возьмешь? – Улеб гордо выпятил грудь.

- Пойдем во двор. Гляну, готов ли к делам воинов.

Азарт мальчика все время натыкался на твердость руки и опыт отца. Это злило его. Потому еще больше ошибок допускал. Но атаковал упорно.

- Славно обучился! Трудно биться с тобой! Устал уж. – Похвалил отец. – А злости не держи. Злоба в бою слабым делает. Если уж не можешь сдержаться, то с умом бой веди. Тогда всякого одолеешь. Рука должна твердой быть, а мысль быстрой, как стрелы полет, и холодной, как вода в ручье. Точно, устал уж.

Стоявшие вокруг дружинники тоже стали хвалить Улеба.

- Лихо ты его. Ничего, что воевода. Ратник, чистый ратник!

- Видишь, Улеб, тебя подбадривают, а сами со мной биться не решатся.

- Я их тоже скоро одолевать буду. Дай срок! – Гордо заверил Улеб.

Свенельд не серчал на вольные высказывания дружинников. Сам им потеху устроил.

 

Смерть Святослава положила надолго конец созданному им великому княжеству Киевскому. Каждый из сынов его, наделенный отцовским уделом, хотел величать себя великим. В Киеве Ярополк сел. Олег и Владимир – князья древлянский и новгородский, власти его не признали. Имей Ярополк большей отваги в душе свой, может и сумел бы подчинить братьев столу отцовскому. Но… малодушен был князь. А потому, как это обычно водится, коварен и мстителен.

Так распорядился Рок, что Свенельд с дружиной своей остался воеводой у Ярополка.

Однажды ночной сон Свенельда прерван был явлением в дом брата его, Эрлинга.

- Славно, братец! Проходи! Рад! – Обнимал вошедшего брата Свенельд. – Давно не виделись.

- Не больно- то радости с собой принес. Вести дурные.

- Что?! Говори. Не тяни.

- Орлоф убит…

- Как?! Где?! Мира на дворе!

- Объезжали мы за податью владения Владимировы. У него на службе стоим…

- И что?

- Свежатинки испробовать захотелось. Оленинкой побаловаться. Тут людишки Олега наехали. Повязали нас. Твердили, что в их землях зверя забили…

- Так ли?

- Кто про то знает? Вроде, по своим лесам шастали. Межу там никто не клал.

- Далее что?! – Взревел Свенельд.

- А далее… по уложению: за проделки на земле чужой ответ держи перед ее хозяином. Единоборством правоту свою отстоять насудил Олег брату нашему. Дружинника выставил. Там и пал брат наш.

- Зверь! Не мог откупом обойтись? Аль не чаял, чьего брата судил?

- Назвались. Нет веры княжеской мужику варяжскому, ответствовал.

- Мужику?! Род наш князьям не зазорен. Помнилось то от Рюрика. Припомнит князь слова свои. Ох, примонит!

 

Случай сам представился. Свенельд часто рассказывал Ярополку, как отец его, мудрый Святослав, сильной рукой своей княжество великое собрал и возглавил его. Сам правил, потому силен был во власти.

- Как думаешь, сможем ли мы княжество отцовское снова поставить так, каковым оно при нем было? – Однажды невзначай, как бы между делом, спросил его Ярополк.

- Отпиши брату своему, Олегу, приглашение. Вместе порешаете, как дела поправить. Владимир, он младший. Поневоле к вам прислушается, когда силу старших почует. Долго ли сидеть со своим дядькой-простолюдином за новгородскими стенами будет? Вы с Олегом одной матери дети. А он от ключницы в дом вошел.

- И он брат наш!

- Так-то оно! Только мать вашу на Малушей звали. Кабы не дядька его Добрыня, любимец отца вашего, не сидеть бы ему в Новгороде. Аль забыл смуту новгородскую?

- Помню. Все помню. Справедливы слова твои. Готовь гонца к Олегу!

Дело закрутилось. Олег насмеялся над Ярополком. От объединения отказался.

- Коль наскучило тебе, брат, в одиночку на княженье сидеть, кликни младшого. Он тебя под свою руку и возьмет. А мне одному хорошо!

Оставшись один, Ярополк призвал к себе Свенельда.

- Младший старшего в смех? Такого при отце твоем и быть не могло! И при деде тоже не было.

- Не было, говоришь? И впредь не будет! Готовь ратников. В гости к Олегу идем!

Никогда Свенельд еще не испытывал такой радости от похода. Свершилось! Олег на рубежах их встретил. Думал – числом возьмет. Только не учел он того, кто во главе войска Ярополка поставлен. Смятро было войско Олега. Бежал и сам князь в древлянский Овруч. Только малый городок не готов был принять столько люду. Узкий мосток крепостной препон большой создал. Начала дружина путь Олегу в городок прокладывать, сталкивая всех подряд с моста. И проложила бы, верно. Только Свенельд со своими всадниками за спинами их возник…

Нашел Ярополк тело брата своего во рву, между прочих воинов.

Не такой встречи хотел! Прямо с колен повернул лицо, багровое от злости, к Свенельду, стоявшему тут же.

- Того ли хотелось тебе?!

Свенельд молчал, стоя с каменным лицом. Его брат тоже лежал когда-то у ног Олега, ласкаемый горестным Эрлингом. Одно понимал: кончена служба Ярополку. «Нет меж нами долгов, князь.» Так думал он. В ту же ночь с сыном своим и верными воинами покинул опасный Киев. Думалось, навсегда.

 

Глава третья. Будь рядом

 

Рогволод-варяг посажен был Святославом в Полоцк. Поразило князя великого мужество людей, прибывших из-за моря. Вместе много битв прошли. Захотел отметить заслуги воина. Да и опаски никакой – на княженье не позарится. Служить же верно станет. Подать, частично перепадающая в его казну, порукой тому станет. Кривичи под новым посадником присмирели. Грозен был норов у воеводы княжьего.

В Полоцк и привела дорога Свенельда . Посадником сразу же принят был. Не узнал бы его! Толи, обильное питание на посадских хлебах, толи, долгое сидение без тревог, походов и ночевок под открытым небом, толи, иное что, но стал он неповоротлив, погрузнел добро. Брюхо обогнало грудь богатырскую. Говорил с отдышкою.

- Чего к нам? Службу просишь? Сам бы… под твое начало… Слыхал подвиги твои. Знатный воевода…

- Был славен и знатен, когда Святослав-батюшка жив был. Много мы с ним ратных дел совершили. Отважен был необычайно. Тебе ли, воевода, не занть о том? Сам сколько мечом намахался?

- А теперь что? – Рогволод откинулся спиной на бревенчатую стену. – Слыхал, Ярополк к тебе милость возимел? В почете ходишь.

- Было такое, но все былью поросло. Не все разумом взять могу. Брат на брата кровной сечей! Того Святослав желал?

- О чем ты? - Засопел Рогволод.

- О том, что есть. Ярополк с Олегом за великое княжество бился. И побил… Насмерть! Что у них с Владимиром будет, не знаю. Знаю, что поход ужо собирает.

- Чего? – Неожиданно резво вскинул на ноги Рогволод свое тело. – На Владимира?

- Так. И в счет не берет, что брат младшой. – С поддельной горечью ответил Свенельд. – Миром все решить бы старался. А не так!

- И поход готовит?

- Так. Говаривал, в Киев воротится, дружину подкрепит да и двинет. Скоро уж свидятся.

- Ну, дела! Упредить бы Владимира весточкой!

- Как?

- А тебя попрошу! Сынов своих с тобой. Людишек в дружину малую дам. Поутру и двигайте! Коней лучших дам. Тут все из первых уст надобно! А мы тут тоже покумекаем. Как бы меж двух огней… Соглашайся, брат!

 

Не задержался в Новгороде Свенельд. Напуганный Владимир бросил княжество брату в обмен на жизнь.

- Ты меня упредил, тебе и заступником быть в скитаниях с дружиной твоей. – Заявил Владимир. – Не всяк, как ты, когда Ярополк в силе великой за меня себя и дите свое под месть ставить.

Решили к варягам идти.

- Всегда подле меня ближайшим будешь. Я добро не забываю. И сыну твоему место найдем на дворе княжьем. Пусть потерпит немного. Я обиды не прощу!

- С тобой я, князь! – Ответил, а в мыслях: Не отступишь ли в хорошие времена от слов своих?»

Два года водил Свенельд Владимира по землям варяжским. Войско сколачивали. Сами в делах воинских варягам помогали.

Настал день, когда несколько тысяч воинов привели на земли новгородские. Согнали посадника киевского. Без большой крови по трусости того все обошлось. Чтит по-прежнему народ новгородский дядьку князя – Добрыню. Объявил тот народу, что Владимир свое берет, а не на чужое зарится. Поверили ему новгородцы. Зали его правдивость и верность слову.

Короткое время спустя предложил Владимир Свенельду поездку в Полоцк.

- Следовало бы Рогволода навестить За службу его отблагодарить.

- Верно, княже. Хорошее дело затеваешь. – Согласился Свенельд. «Коли лишний раз расхвалит толстяк дела мои, вреда от того не видно».

Не каждый день посадникам князей в своих дворах встречать приходится. Такая радость на долю Рогволода впервые выпала. Все, кто на ногах стоять мог, за ворота высыпали. У ворот посадник с женой, сыновьями и дочерью-красавицей, Рогнедой. Князь приветствовал воеводу, отдельно сыновей его за службу верную. После того проследовали в терем посадника. Когда уже пир начаться готовился, осмелился Рогволод спросить князя:

- С чем навестил нас, недостойных, княже?

- Чего таиться? - Нашелся Владимир, горящими глазами глядя на Рогнеду. – Породниться хочу, коль не в обиду тебе желание мое.

- О чем сказ? – На лбу Рогволода заблестели капельки.

- Дочь твоя мне по нраву. Беру за себя!

- Князь… - Залепетал Рогволод. – Прежде бы… Рад бы был…

Владимир знал через людей своих, что Рогнеда обещана уже Ярополку, брату его. Но удивился неподдельно:

- Не ровня я, чай, дочери твоей?

- Что ты, княже! Мы достойны ли?

- Тогда что?

- Другому слово дал…

- Кто из женихов выше князя станет?

- Князю и обещана.

- Богат ты. Двум князьям служишь?

- Ярополк первым засватал. Слово дано.

- Ловок ты, посадник. Ох, как ловок! То спасаешь! То дочь обидчику обещаешь! Как понимать тебя? Глумишься, смерд?!

Этого оскорбления сыновья Рогволода вынести не смогли. Опрокинув скамью, схватились за мечи. Бросились к отцу с обнаженным оружием. Стали меж ним и князем.

Владимир ткнул рукой в сторону Рогволода:

- Князю оружием грозят! К ответу их!

Это был сигнал Свенельду.

- Защиту князю! Руби злодеев! – Гаркнул дружинникам. – Девку вяжите! С собой возьмем!

На пороге князь остановился. Окинул взглядом горницу. Остановил взгляд на жене посадника, склоненной над телами мужчин порубленных. Крикнул ей:

- Зятю желанному весть пошли: иду на него!

 

Глава четвертая. Отвергнут.

 

Повел свои полки Владимир на Ярополка. Сдержал слово, долго не мешкая.

Впереди дружину варяжскую во главе со Свенельдом двинул. Следом за ним и сам с новгородцами, подкрепленными ратниками из чуди и кривичей выступил. Три дня пути разделили передовых от войска основного. Задачей Свенельда было вышибание признания княжества Владимирова у тех, кто еще сомневался, к кому примкнуть. Чтобы в спину, сговорясь, не ударили.

Заодно и сделал так, что путь его дружины прямо в стены Кривца уперся. Хорошо помнил Свенельд, где и по чьей подсказке брат его, Орлоф, голову сложил. А чтобы месть свою благим делом прикрыть, придумал хитрость воинскую.

До подхода своего к стенам Кривца, направил туда несколько дружинников своих в поселян одетых, прибывших товары свои в городе разменять. Одно лишь отличало их от прочих участников торжища, что в повозках под ворохами разной поклажи припрятаны были до поры мечи и луки. Смешавшись с горожанами, вышли в толпе встречать Свенельда с дружиной.

Как полагается в таких случаях, шел навстречу боярину улыбающийся Свенельд в сопровождении всего лишь десятка воинов своих. Уже почти сошлись, когда пропели свои свистящие песни стрелы и несколько воинов, что шли со Свенельдом приникли к земле, на которой только что ногами стояли.

- Так-то ты встречаешь дружинников княжьих?! – Зычно прокричал Свенельд и дал знак оставшимся в прилеске воинам своим.

Не успел боярин в город метнуться и ворота закрыть. Варяги сходу в город ворвались. Всех, кто сопротивляться возжелал, побили, а боярина, как собаку, на веревке к Свенельду притащили.

Рухнул боярин в ноги Свенельду:

- Не моя на то воля была! Верь! Подвох кем-то учинен. Не вели казнить! Дознайся виноватых…

По жесту Свенельда воины отошли и они остались наедине. Боярин просиял размышляя: «Не смог варяжина руку на боярина княжеского поднять! Чай, в одном ряду у князя стоим.» Рано ликовал.

- Не виновен говоришь? Вспомнил силу мою перед князем? Сегодня я, по его воле, решаю как кому ответ держать! Знаешь меня, вражина?

- Как не знать… Слава твоя впереди бежит.

- Когда брата моего под суд княжий наветами подвел, тогда моя слава до тебя еще не забегала?

Почернел боярин. Его людишки поганого варяга на суд свезли.

- Воинов моих побил. Это тебе не оленя забить! Рознь чуешь? На княжьих людей руку поднял!

В ответ боярин только вздыхал глубоко, понимая безнадежность своего положения. Свенельд выхватил меч и умелым ударом рассек боярина до пояса.

- Бросьте эту падаль куда-то. Смердит. – Указал рукой подбежавшим ратникам на развалившееся на две части тело боярина.

Когда остался один, гордо поднял взгляд к небу.

- Орлоф! Ты отомщен! Слава Одину!

 

Ярополк открытого боя не принял. Спрятался за стенами Киева. Заперся там со всей силой своей. Владимир город обложил плотно, но на приступ не пошел. Жаль было воевать стольный город отца, уродуя его пожарами и разрушениями. Решил хитростью брать.

Свенельда вызвал в первый же вечер к себе в шатер.

- Кажется мне, воевода, знаком тебе тысяцкий Ярополков. Блудом его, вроде, кличут? Не за блудливость ли его? – Засмеялся князь своей шутке.

- Знаком. То верно. Вместе службу править довелось. Иль запамятовал, откуда я к тебе прибежал?

- Ладно. – Примирительно продолжил князь. – Не в упрек сказывал.

- Прости. – На всякий случай оборонился Свенельд.

- Как думаешь, сможем его на свою сторону переманить? Иль тверд он верностью своей?

- Опытный зело воевода. Он всегда предугадывал ход ратных событий. Думаю, здесь тоже конец дел определил. За шкуру свою, однако, беспокоиться должон. А еще, ежели посулами сдобрим! Думаю, покладист будет!

- Так ли, воевода?

- Так, княже!

- Коли веришь в успех, возьмись его к нашему берегу прибить!

- Исполню, княже. Верю, пригоден нам будет.

Сумел Свенельд склонить Блуда ко встрече тайной.

- Дело большое Владимир-князь поручить тебе велел. Примешь ли его?

- Поясни. Коль стоящее дело, то завсегда помыслить можно. Может, приму. – Сразу же проявил интерес Блуд.

- Есть сомнение, что побит будет Ярополк? – Напрямик повел разговор Свенельд.

- Может и будет… - Заюлил Блуд.

- Кому, как не тебе то более других ясно? И ты бит будешь, тысяцкий Ярополков!

- Как дело повернет…

- Все оглобли стерлись, невмочь повернуть. Измором возьмем, коли не в бою. Людишек жалко. Зазря многих мор возьмет.

- И мне людишек жаль!

- Думает Владимир тебя на службу определить. Заслужишь коль. Прощен будешь навечно за верность Ярополку.

- Чего учинить надобно?

- Пугни Ярополка и воевод иных силой нашей. Про недовольство горожан намекни. Предательство, мол, можно не уследить, когда ворота кто невзначай откроет. Брату, мол, выдать хотят. Сам о сговоре узнал от верных людей. Пусть уйдет из Киева. Владимир перечить не станет. Не в нем интерес. Стол великокняжеский нужон!

- Быть по-твоему! – Заверил Блуд.

Заговорщики, каждый довольный собой, расстались.

Вступил Ярополк в переговоры и променял у Владимира Киев стольный град на слабую Родню. Владимир же сел в Киеве на великое княжество. Как отец его, Святослав! Только и Родню Ярополку оставить не захотел. В осаду взял. Голодом морил. Всю живность в городе истребили. Блуд и тут Владимиру послужил выгодно. Побежал к Ярополку.

- Князь! Брат твой известил через людишек своих: коль добром город и себя на милость его отдашь, то не будешь в обиде. Удел даст под слово твое отречься от княжества великого.

- Верно ли?

- Верно. Владимир гонцов к тебе готовит.

Задумался Ярополк. Как бы сам поступил? Ведь, пошел он на Олега из-за княжества великого. Не без хитрости побил его. Жизни лишил. Жалел потом, а, сперва, воевал. А куда деться? Город взбунтоваться готов от голода. Когда ворота горожане откроют, тогда на милость надежды совсем не станет.

- Возьму то, что брат обещает! – Заявил Ярополк Блуду.

Покорно, по слову Владимира прибыл Ярополк в Киев. Прием ему Владимир учинил в тереме Стослава. Ведомый Блудом и в окружении гридней своих, вошел в терем. Ступили с Блудом в горницу. Только брата там не оказалось. Вместо него встретили Ярополка Два воина-варяга. Повернуть назад хотел. Блуд на пути стал. Улыбаясь князю, Свенельд, а одним из варягов был он, прошипел:

- Милости хотел братоубийца? Получи…

Два меча пронзили грудь Ярополка.

 

Два года томил Владимир дружину варяжскую ожиданием выплаты обещанной награды за службу воинскую в покорении Ярополка. Почести мелкие оказывал, а обещанных гривен на душу никто не видел. Свенельда подолгу держал при себе. Подчеркивая особое уважение к воеводе.

- Ты и дружина твоя большую службу сослужили. Не забуду! Слово князя! – Обещал Свенельду, войдя в Киев. Но, запамятовал. Теперь Блуд по его слову воинство на землях киевских собирал. Стало при князе два тысяцких. Две дружины. Боялся Блуд варяга, а то бы давно оболгал и единственным стал или, на край, первым. Но ждал случая. И дождался

- Князь-батюшка! - Влетел в горницу, где князь с ближними своими очередной пир вершил. – Вели слово молвить!

- Коль вошел, говори!

- Совсем сдурели чужеземцы! Ранее в кулачки сходились. А ныне двух моих дружинников мечами в споре побили. До смерти! Защиты у тебя прошу и правды!

- Говори складней!

- Мои людишки с шутками, а они за мечи.

- Зови Свенельда!

Войдя в горницу, Свенельд сразу понял, что труден разговор будет. Все это на лице Владимира написалось. И уж слишком горели глаза Блуда.

- Звал, князь?

- Звал! Ответ держи!

- Пошто так?

- Людишки твои учинили бой смертный. Двух у Блуда положилди.

- Тут смотреть надо, кто все зачинал. – Стал возражать Свенельд. – Не впервой моих задирают. Обиды чинят.

- Ты, воевода, не заговаривай! Перед князем великим стоишь! – Взъерепенился Блуд.

- Учини, князь, сыск да суд строгий. Тогда увидим правду.

- Учиню! Тяжко будет виноватому! Только, и люд киевский на твоих варягов челом бьет. Вознеслись они! Шалить зачали! Постудить надобно. Дружина твоя отдельным посадом ныне же под город сядет. Тогда-то под твой присмотр дружинники твои и попадут. Что молчишь? Али против того? Сказать ничего не хочешь?

- Как велишь! Только просьба одна к тебе…

- Говори!

- Людишки мои в скудности проживают. Плата обещанная до сей поры к ним не дошла. У Блуда все иначе. Его дружина все вовремя получает.

- Сочтемся! – Рявкнул раздраженно князь.

Все понял Свенельд. Слава его на закат повернула. Сам умел интриги плести, потому чужие нутром за версту чуял.

- Гордыня взяла! – Продолжил Владимир, когда дверь за варягом закрылась. – Должником держат. Твое воинство теперь, чай, посильнее будет? От опаски сберегут. Делами воинскими поболе занимайся! Шутников развел! Варяги – чужеродцы. Мечом на живот себе где угодно заработают. У нас же отцы и деды тут. Нам тут жить. И детям нашим. Варягов расселю у ворот крепостных. Помоги им отстроиться.

А совет дружины варяжской в это время отправлял гонцов в землю греческую службу воинскую искать. Такое их решение поддержал Свенельд.

Прибыл в Киев дядька Владимира, Добрыня. Сразу же Свенельд вызван к князю был.

- Вот, Добрыню из Новгорода призвал. Утомили меня споры твои с Блудом. Ставлю его единым тысяцким над войском всем. Он с собой и дружину мою новгородскую привел. Хвор я ныне. Добрыня за меня все дела воинские вершить будет!

Добрыня и решал. Сначала двух военачальников варяжских в малые приграничные городки воеводить отправил с силами малыми.

- Крепить рубежи сильными да доблестными людьми надо. Не чаем, отколь гроза грянет. На вас князь надежду имеет. Уменье ваше воинское большую службу сослужит земле киевской. Рубежи твердо держите! Прежние воеводы больно леность проявляли. Вам в управу отдаются. Вот грамоты! – Так напутствовал Добрыня первых выселенцев-варягов.

Свенельд тоже с прочими вровень поставлен был.

- Пойдешь с воинством в пять сотен душ. Северянские рубежи больно слабы. А за ними печенег. Враг наш извечный и хитрый. Обоим нам его коварства отведать довелось. За все заслуги твои, князь тебе только это дело доверить соизволил. Особо чтит: посадником его в тех местах будешь. Крепостишку отстрой. Ратников набери и подготовь. Первым грудь подставлять, коли что… Воля княжья к тебе добро ласковая: половину сбора подати на свои дела пускай. Половину только в казну княжью. Боярином становишься с потомством своим. Велико к тебе добро Владимира. Помни то!

Остальному люду варяжскому согласие было дано уйти на службу к царю греческому. А греков известили, что с возвратом варягов в Киев их никто не торопит. Свершил Владимир план свой хитрый. Обидел, правда, варягов, не обижая вроде. Одна только беда его насторожила: Блуд пропал. Отправлен был с посольством к грекам, а назад не возвратился. Был слушок, что с печенегами его дорожка пересеклась Правда ли то? А Свенельд понимал, что не прощен князем за кровь братьев двух, им пролитую. Не хотел иметь рядом укор живой делам своим. Один Улеб очень гордился, милостью княжьей к отцу. Сыном боярским стал!

 

Часть третья.

Вам быть после меня.

 

Глава первая. Друзья

 

Не помнил Улеб ласки женской. Материнской же и вовсе не познал. Старуха, которой волею судьбы был матерью оставлен, через него жалости у людей добивалась и на провиант промышляла. Просто держались друг друга у жизни на задворках. Необходимость была. После встречи с отцом няньками стали ему воины суровые. С измальства пылью походной надышался. И забавы его иные, чем у прочих были. Рано к оружию руки приучил. Отца все дела и заботы одолевали разные. Его ласка Улебу перепадала невзначай, по случаю. Недосуг воеводе было с сынком ластиться.

- Сделаю тебя на Руси боярином важным! Для тебя все чаянья мои. Ты же меня не посрами! – Изредка общаясь с сыном, наставлял того Свенельд.

Видел Улеб, как близок отец был к князьям. Видел глубокое почтение дружинников, с которыми вместе переносил все тяготы походные. Никогда шатра не ставил. Думалось: везуч отец, высоко взлетел! Сам князем почти к северянам пошел. Даже с собственным наделом податным. А Улеб – наследник его. Кто еще таким отцом похвастать может? Для себя решил твердо: буду таков, как отец мой! Буду! Когда мысли свои отцу приносил, тот все больше отмалчивался да улыбался лукавой улыбкой.

С первых дней, с приходом к селянам, Свенельд с головой в заботы ушел. Крепил городок прирубежный. Много крепостей в жизни своей видывал. Многие пали пред ним. Эту крепость, сложив весь опыт свой, устраивал. Нагнал люда работного. Полян обязал. За короткий срок и вышло то, что воротившегося Вышату в восторг привело.

Суд вершил Свенельд справедливый. Ему ли не знать, что справедливость из себя кажет. Дружинникам забота особая была. Подбирал крепких молодцев полянских в обучение делам ратным. Улеба всегда при себе держал. Пусть видит и слышит, как дело вершить надо. Ему все дела передавать. Тайно мыслил, что скоро уж. Сильно раны ожившие тревожить стали. До стону в груди. Жизни не давали. Лекарь глаза прятал, обещая поправу скорую. Но придерживал его зачем-то Один на земле. Вот, Вышату, неведомо откуда взявшегося, с его знахарством прислал. А тот на ноги поставил. Не забыть бы, когда из лесу воротится, воздать должно! Как он лекаря ученого обошел! Диковинный народ – славяне эти. Другой бы на его месте достоинствами своими всем расхвастался, а этот ненароком, к слову, помощь предложил.

- И мне встреча надобна. Обидел я его как-то. Тебе не сказал. Боялся спрос напрасный с парня учинишь. Теперь повиниться хочу. Не обидно ли то сыну боярскому?

А Свенельд вдруг почувствовал то, что никогда не ощущал ранее. Теплый комок к горлу подступил. Захотелось обнять сына. Таковым и хотел видеть его. Гордым и честным! Сам когда-то себя сделать таким хотел. Судьба посылками своими иначе распорядилась да в грязные дела ненароком ввергла. А что поделать возможно было, когда сына сберечь надобно?

- Славно решил. – Тихо похвалил сына. – Славно…

 

Свенельд встретил гостей у крыльца, преступив должное положение по чину. Малка от важности раскраснелась. Пусть видит народ, какова семья Яркова! Сам боярин-воевода привечает. Во двор почти вышел!

Принял боярин поклоны гостей. Сам головой кивнул. Затем и вовсе, как с ровней зашутил. Обхватил Вышату, помять попытался. Ан – нет! Стоит дубок молодой, не колыхнется. Дворня, рты разинув, кругом собралась. Стоят два богатыря, один другому не уступит.

- Слабы, видать, снадобья твои, коли силушкой поиграть боишься? – Подзадорил Свенельд.

- Нет, боярин. Зла на тебя не держу, потому и не с руки ломать тебя. На снадобья не греши. Все от души сделал! Сам не зришь, как могуч стал?

- А коль обиду держал бы?

- Тогда бы помял.

- Боярина?!

- А хоть! Справедливый не обидит. Злой ответ найдет.

- Здорово говоришь. Молод, а разумен. В дружину ко мне пойдешь?

- Науку воинскую принял бы. Только… отца в делах бросить не могу. Не молод он уж.

- И то славно! – Повернулся к Ярку. – Отдашь сына в обучение делам ратным? Славный из него дружинник получится. Гордость семье твоей будет.

- Как повелишь, боярин.

- Повелевать не буду. Сам таков был. – Какая-то картинка памяти чуть приостановила разговор. – Потом мне меч всех заменил… Надолго! Хорошо – не навсегда!

- Уважь боярину, Ярок. А я ему помощником в освоении науки буду. – Вступил в разговор Улеб. – Тем проказничество свое перед ним оправдаю.

- Быть так! – Ярок гордо обозрел окружающих. Знал, что уже сегодня весь городок говорить о том будет, как сам боярин уговаривал сына отдать. Мог ведь и спроса не учинять!

 

Весной Свенельд снарядил дружину малую подать в землях, на которых посажен был, собрать. Улеб ту дружину возглавил.

- Всему обучиться должон. Не вечен я. Когда-то все тяготы дел боярских на себя примешь. Народец наш славный, спокойный. Порядок любит. Два десятка воинов не для угроз дал. Охранять обозец будут от людей лихих. Всяко на дорогах бывает. На обратном пути задержись с двумя-тремя у жителей лесных. Может, понадобятся их места укромные. Дошло до меня, что печенег опять в нашу сторону глаз ложит. Выберет час удобный, да и наскочит. Готовыми надо быть. Владимира я известил обо всем. Помощь обещана. А как скоро – не знаю. Верней всего первыми удар примем и в осаде посидим. А бабы с детьми? В лес и отправим. Договорись там. Мне ли не знать, чем осада страшна. Всяко быть может.

- Понятно, отец. Только Вышату для лесных дел мне отряди, когда обоз возвращаться будет. Он лес с закрытыми глазами пройдет. Вырос там.

- Как знаешь. Толк был бы – то главное.

- Тогда уж толк будет!

Поступил, как обещал. Отправил в указанное время Вышату к Улебу.

- Ждет тебя сын мой. Ждет, что много пользы принесешь. Дело важное. Все понял?

- Не волнуйся, воевода! Все сделаем, как велено!

Нашел Улеба в землянке, где провела лето ватажка смолокуров. Не сразу поиски результат открыли. Несколько дней побродили без результата. То одно не так, то другое. Людей ведь прятать! Далеко от крепости – народу трудно добраться. Близко – лазутчики найдут схорон.

- Вечером расстроенный Вышата с горечью заявил Улебу:

- Видать плохо Дозорушку слушал. Бестолочь. Он-то уж давно бы место нужное сыскал.

- Кто таков Дозорушка твой?

- Есть таковой. – Ласково прозвучал из-за спины Вышаты дорогой для него голос. – Коль во мне надежда – помогу. Как не помочь? Все ладно будет.

- Дозор, ты ли? – Вышата шагнул навстречу идущему к костру старцу.

- Кому еще в лесу глухом Вышата нужон?

- Кто таков! – Насторожился Улеб.

- Наставник мой добрый. Ранее про него не сказывал по его велению. Он и спаситель мой.

- Похвальбу на потом оставь. Меня слушайте. По утру веди друга своего, Вышата, к дубу старому. Помнишь?

- Пройдем ли? Прошлым летом пытался, но болото не осилил.

- Нужды большой в том не было. Теперь пройдете. Знакомец твой старый тебя поведет. Ждать будет. Угадал кто? С ним и пройдете. Там встретимся и все разрешим. Недосуг мне сейчас долго задерживаться. Вам спать ужо надо. Мне же к дому своему пробираться, чтобы гостей встретить. – Старец махнул прощально рукой и, сделав, пару шагов, растворился в вечерней мгле.

- Странный он какой-то… - Начал Улеб.

- Не странный, мудрый. Он такое может! – Перебил его Вышата. – Увидишь.

Утром, сказавшись попутчикам, что на охоту, пошли к старому дубу. В указанном Дозором месте их поджидал лежавший в траве Побратим.

- За нами держись. – Предупредил Улеба Вышата. Трясиной пойдем. Сам бы дорогу эту не отыскал. А теперь вновь все в памяти знакомым становится.

Вон за тем бугром ручей появится. Вот и дуб уж видать. Издали не так смотрится. И хозяин здесь.

- Как диковинно тут! – Улеб с возрастающим интересом оглядывал все вокруг. – И зимуешь здесь? – Обратился к старцу, встречавшему их на поляне.

- Где же еще? Тут жизнь моя.

- Говорил, что путь больно труден. Зверя в провожатые определил. А мы сюда безо всяких препонов и явились. – С укором проговорил Улеб. – Сюда всякий легко проберется!

- Так? – С улыбкой спросил старец.

- Так!

- Тогда, ступай обратно! Не нужон ты мен здесь!

- Прощевай. Зря время тратил да ноги бил.

- Вышата тебя после нагонит. У меня к нему дела есть разные.

- Только ждать долго не понуждайте!

Хотел Вышата удержать Улеба от промашки, но Дозор взглядом остановил его прыть.

- Пускай попотеет. Далеко не уйдет. Побратим присмотрит, чтоб в беду не попал. Гордыню собьет. С лесом нельзя так. Он гордыню не любит. Умом до того дойдет, навсегда запомнит.

Вернувшийся Улеб признал свое поражение.

- Хитер ты, Дозор! Ох – хитер! Хорошую науку дал. Вышло – нет дороги назад. Как же сюда попал?

- Допер? Сюда шел дорогою, а обратно она от тебя спряталась. А каково тому, кто здесь не хаживал? Вот тут люд ваш и скроем при беде. Не добыть его печенегу. Напрасно ли ноги бил?

- прости великодушно! – Улеб низко склонил голову. Шутейно выпалил. – Не вели казнить! Признал я дурь свою.

- Полдела пока. Вкусите, други, угощений моих. Вижу дружбу вашу долгую. На годы многие. Обоим полезна будет. При мне клчтву дайте, что один за другого живот положить готов будет, спасти чтобы. Вот и ладно. Помните слова свои! Не шутку пошутили! Строг спрос. Духом теперь едины. Всегда рядом держитесь. Верю обоим, хотя и разным богам уважение отдаете. Может зовете всех по-разному, а думаете об одном. Слуг его только знать доводится. Верных и преданных. Испейте настою и отдохните малость.

Настой погрузил их в какой-то теплый, красивый сон.

… Солнце выкатило в центр небесной голубизны большим золотым диском. Белые облачка прильнули к нему. А то уже и не диск вовсе! Лик грозный с кудрями белых волос на голове и в бороде. Большие синие глаза смотрят не в лицо, а в душу. Как свиток читают.

- Смотрите и запоминайте!

Облачные видения забегали перед глазами.

Вот, два богатыря в схватке смертной. Один другого наземь бездыханного бросает. Вот, городище родное по кому-то тризну справляет. Холм высокий насыпая. Слезы из глаз наружу просятся. Сердце рвется на части. Плывут видения, чередуясь. Чего только не увидели. Потом пропало все враз. Только малые искорки в уголочках памяти отметили те картинки. Когда-то покажется каждому, что видели ранее, то что ныне перед глазами ихними. Тут-то голос Дозора и воротил их назад.

- Видели? Сам Хозяин Великий решил вашу дорогу вам показать. Во благо вам награда та. От бед лишних уберечь захотел. Не сделал различия меж вами. Что я говорил? Выдумки людишек темных поделили вас. Поймется все в урочный час. Не скоро еще. А вы любите рядом идущего. Всяк одинаково в мир приходит. Только дорога каждому своя отведена. Коли бы одна на всех была, не люди, а стадо по ней шло бы. Пока не поймешь того, не берись судьбы чужие вершить. Матери все одинаковы. Чужие они или свои. Каждая поросль на жизнь право имеет. Коль надобность становится жизни ее лишить, ищи оправдание великое. Помните о том, воины!

Дозор умолк. Каждому в глаза глянул. Морозец в душу от взглядов тех.

- Пора вам. Заждались попутчики. Беду почуют, переполох подымут. Нам то ни к чему. Идите ужо.. Я завсегда от вас недалече буду.

Улеб и Вышата старцу в пояс поклонились. В болото пошли. Легко и быстро путь осилили снова. Словно не трясиной, тропой каменной шли.

 

Глава вторая. Слава

 

Нутром чуял Свенельд беду большую. Хорошо знал повадки печенега. Побежали гонцы к Киеву и обратно. Все предугадать надобно. Так и вышло, что оборону первому принять придется, пока полки подойдут. Не спешил князь с решениями. А тут время ожиданок не терпит. По берегам засеки* стали. В оружейном ряду мастеровые от уроков** боярских с ног валились. Оружия много надобно. Большая сила грянет, потому всяк, кто в силах меч держать, должон его иметь.

К осени первые отряды печенежские начали творить набеги на землях между Сулой и Днепром. Разоряли, грабили, убивали, уводили в полон народ земель киевских. Стон народный пробудил Владимира от пиршеств непрерывных. Киев от похмелья очнулся. Велено было Добрыне на весну с полками к Суле выйти. Зима – защитница. Придержит Курю в Заречье.

Обозы пошли. Оружие, пропитание воинское. Народу работного в крепостях порубежных поприбавилось. Много дел разных свершить перед битвами надобно.

Ранней весной, снега сойти не успели, пошел Владимир с войском своим к Суле. Встретить ворога на берегах и в брани определить чей верх. Но припоздал… Куря совсем не хотел ожидать его руки сложивши. Перешел Сулу.

Вот когда чаяния Свенельда подтверждение нашли. Успел он народ свой из крепости в тайник лесной отправить. С теми, кто на защиту остался, твердо печенегу путь перегородил крепостными стенами. Не смог Куря слету сопротивление порушить, как кичился, кликунов своих под стены посылая. Как и думал Сывенельд, осадой обложил городок. Так обложил, что и мышь не проскочит за стену.

- Что делать будем, други? – Свенельд присел возле Улеба с Вышатой. – Не пришла подмога. Сломит нас Куря. Стоять-то твердо будем. Но силы не равны.

- Не хочется верить, что побиты все будем… - Произнес Вышата в ответ.

- И не верь! Рано еще! – Заверил его неизвестно как подошедший к ним старец. – Не торопи того, что обождать может!

- Кто таков?! – Вскочил Свенельд.

- Знакомец наш. – Упокоил Улеб. – Это он тайником лесным люду подсобил.

- Вона кто! Благодарен тебе за помощь твою! – Склонил голову перед старцем.

- Не за тем пришел. Воинов твоих из крепости вывести надобно. Время не терпит.

- Куда вести? – Развел руками Свенельд. – Нет пути!

- А я откуда здесь, если пути нет?

- И впрямь?

- Есть дорога. Пока есть. Собирай воинов своих. Раненых на руки. Лошадей тут бросайте. С лошадьми шуму много и неудобств разных.

 

Глубокой ночью покинул отряд защитников крепость и, ведомый Дозором, растворился во тьме. Обозленный Куря велел стереть городок с лица земли.

Трубеж-река, сломав изначально планы Владимира, теперь стала естественным рубежом между его полками и силами печенега. Оба князя понимали, что настал тот момент, когда кровушка людская перекрасит реку в другой цвет. Много воинов навсегда полягут здесь. Тогда и предложил Куря встречу Владимиру. Сошлись на плотах.

- Впервой вижу тебя, сын Святослава, вблизи. В отца пошел видом своим воинским. И духом, поди? Бит был мной отец твой. Не боишься повторить его судьбу?

- Страху не ведаю! Но ведаю иное. И ты отцом бывал бит. И я тебя немного поучил. Однако пришел?

- Талисман имею против тебя! Славный талисман. Кубок в память отцу твоему сотворенный. Богато золотом покрыт. Ведаешь о таком? – Намекал Куря на кубок, который по его велению сделан был из черепа Святослава.

Вскипела кровь Владимира, но усмирил себя. Пока. Князь не может слабость перед врагом проявлять. Не по званью ему!

- Обидеть хочешь, обозлить? Только, обиды наши чужими жизнями платятся. Жаль, но всегда так было.

- Единоборство? Хорошая мысль, князь! Будет так! Малой кровью спор решим. Каждый из нас по воину выставит. Чей верх возьмет, тому и победа достанется общая. Идет?

- Что потом?

- Коли твой победит, даю слово, что ни одна нога печенега не ступит на земли твои целых три года. Коли мой победит, то волен я буду три года вместо тебя брать оброк с земель твоих. Согласен?

- Три дня даю, Владимир. Подыщи единоборца достойного. Трудно тебе будет для моего противника у себя отыскать. Ты уж постарайся! Добрыня-то твой по старости не возьмется за дело это, я думаю. Замены ему в стане твоем не ведаю. Поищи хорошенько. Коли не найдешь, скажу своему богатырю, чтобы не очень дядьку твоего мял. Так и быть.

- Глянул бы я на единоборца твоего, если позволишь. Может легче мне будет дело решать, чем тебе кажется.

Куря дал знак и на берегу всадники поскакали в лагерь. Вскоре доставили к князьям верзилу, словно из глыбы каменной высеченного.

- К берегу бы причалить надобно, чтобы силу его посмотреть. – Предложил Куря. – Слово даю, никто на твоих воинов не нападет. Чтобы не сомневался, я с тобой среди твоих дружинников стоять буду.

- Добро. Причалим. – Согласился Владимир.

- Потешь русичей! – Скомандовал Куря так, что вместо «потешь» явно слышалось «попугай».

Встал воин на открытом месте и тут же к нему пара всадников подлетела. Через седло у одного из них был перекинут баран круторогий. Спешились. Тут же единоборец взял из рук у одного из всадников повод его коня и подвел ближе к князьям. Затем подлез под него, поднатужился и выпрямился во весь рост. Забил ногами оторванный от земли конь Сделал печенег несколько шагов с этой ношей на плечах и поставил коня наземь. Гул радостных воплей соплеменников прокатился от края и до края. А силач не остановился на том. Взял с седла притороченного барана , ухватил в каждую ладонь по паре ног, вскинул животное над собой и легко развел руки в стороны. В каждой из них болталась кровоточащая половинка барана. Вновь взревели печенеги.

- Видел теперь? - Лицо Кури расплылось в довольной улыбке. – потому три дня и даю. Подыщи уж кого в супротивники!

 

- Видали?! – Владимир так начал тревожный разговор с военачальниками. – Ищите! Сраму нам ни печенег, ни народ наш не простит! Найдите того, кто не посрамит землю нашу. Обещайте: кто побьет печенега, большую милость от меня получит. А от нас всех – славу навечно!

На исходе второго дня ввели гридни княжьи Свенельда в его шатер.

- Жив, воевода!

- Жив, княже. Пробился к тебе и воинов своих привел. Хотя и с потерями не малыми. Не сдержать мне было врага стенами крепости своей. Прости…

Слышал. Сказывали уж. Себя не вини. Народ спас от разора печенежского. В том доброе дело твое. Крепость? Много мы их построим еще! Здесь бы дело завершить. Слыхал мой сговор с Курей?

- Потому и явился спешно. Есть со мной человек один, что сможет силушку проявить во славу земле нашей. Несколько годов тому, когда юн совсем был, обидел его сын мой, шутил неудачно. Отец обидчику ответ давать запретил. Тогда, во зле, кожу бычью, в четыре ряда сложенную, у всех на глазах надвое разорвал. Одним махом! До сей поры никто равным в силе себя выставить не может. Не встречал таких. Вели ему с печенегом биться!

- Сперва пусть воинам себя покажет. Моим и печенега. Сраму не прощу!

Наутро князья съехались вновь.

- Нашел кого, Владимир? – Куря лукаво прищурил и без того узкие, заплывшие жиром глазки.

- Потешит он ныне нас у всех на виду. Как твой в прошлый раз.

- Вели.

Владимир дал знак. Теперь уже из его стана вышел к князю, склоняясь в глубоком поклоне.

- Вышатко! Повесели нас удалью своей. Пусть народ потешится!

- Воля твоя, княже!

Несколько воинов, еле сдерживая рывки, подвели к нему дикого быка и сняли веревки. Бык, неожиданно встал, как вкопанный. Замер намертво.

- Братцы! Копьями его пощекотать надобно! Стоит, как телок!

Быку тут же было нанесено несколько легких ран. Тут он и рассвирепел.

Грозное мычание громом потрясло воздух. И бык попер на нахала, осмелившегося стать поперек его дороги.

- Прости Молоша! Для забавы живое уродую, но во спасение людей! – Прокричал Вышата.

А зверь подлетел, норовя сходу насадить на рога смельчака, боль и гнев сои на него излить. Вот уже, кажется, неминуемо рога вспорют живот парня. Но Вышата сделал незаметный шаг в сторону, в самый последний момент пропуская быка мимо себя, а затем ухватил его за бок. Пролетела грозная туша мимо цели. А затем споткнулся зверь. С ревом мордой в землю ткнулся. Тогда и обнаружилась причина. Стоит Вышата, воздев верх руку, а в руке его большой клок бычьего бока остался. Теперь уже русское воинство в восторге загудело. Вскочил бык. Бросился, как молния, на обидчика смертным броском. А тот, расставив ноги, стал на пути летящего на него зверя. Не увернулся, не отскочил. Вложена быком в смертный удар вся мощь его была. Но, словно в стену каменную ткнулся. Сильные руки поймали его рога, крутнули шею, останавливая. Затем, сложенные во един, два кулака парня ударили в лоб быка, ломая кости и вышибая мозг. Смяк зверь, завалился набок и затих.

- Прости, князь, коль, что не так! Может, зверь слабоват был? Склонился перед князем Вышата. А одобрительный гул воинства русичей прервал их разговор.

- Добро, парень! – Только и долетел ответ Владимира. После чего тот обратился к Куре. Тебе, князь, все ли глянулось? Не было ли подвоху какого?

 

Свенельд пробился к Вышате, которого каждый из ближних дружинников хотел обязательно обнять.

- Цел, парень?

- Цел. А чего тут? Потеха одна!

- Послушай, что ты потехой назвал! Как тебе воины рады! Уважение это! – И тихо прошептал. – Князю такие почести не завсегда/

Не спалось Вышате. На нем ныне судьба воинов и земли киевской замкнулась. Три года лиходейства вражеского? Князь с дружиной за стенами городскими отсидится. Люду как? Ему ли не довелось черпнуть полный ковш горя от набега печенежского? Всех враз потерял!

Нынешний день Свенельд с Улебом все рядом с ним быть старались. По любому случаю. Разговорами отвлекалиЮ шутками дух поднимали. Сами, поди, не меньше его волнуются. Вона, уснули уж.

- Верно волнуешься. Только, зазря. Быть супротивнику битым. Не достает его сила твоей! – Склонившийся к изголовью Дозор ласково трепал Вышате кудри. – Вот, испей. Теперь снадобьями оботру. Лес силу свою прибавит. На ветру нагой постой. Пусть он твою силу укрепит. А супротивника своего тем быком разъяренным представь, которому ты черепушку расколол. Верь, зверь он, а не человек. Легче будет. Совершенное тобой против тебя не обернется. Одной жизнью многие откупаешь. Подвиг то, не погрешение! Помни то. А теперь уже и поспать не вред. Дело тяжкое…

И снова Вышата остался один. Сон тут же сомкнул его веки.

 

С утра ряды воинские стали напротив друг друга, на большом поле с небольшим холмом в центре. В обоих станах волнение тишиной нависло. Будто не стало тут людей в железа закованных.

В урочный час выехали на холм князья. Стали конно по обе стороны площадки, образовавшейся на верхушке холма. Вызвали единоборцев. Выразили воины свое почтение князьям, каждый своему. Сошлись в ожидании. По воину от каждой стороны стало меж ними. Звоном мечи скрестили и отошли, дав сигнал. Начало схватке рукопашной, как князья решили. Пошкл печенег кругом, силой похваляясь и редким наскоком оборону Вышаты проверяя. Раз увернулся Вышата, другой, третий… Поймали его тиски страшные. Грудь сминать стали. Но порвал Вышата оковы цепких рук. Затем сам врага с земли подхватил, помял и наземь бросил. Отошел, чтобы поднялся тот. Не дело лежачего ломать! Вновь пошел печенег кругами, мороча голову Вышате своими резкими неожиданными выпадами, отвлекая внимание от чего-то: главного, страшного.

Вот он, бросок готовившийся. Ахнули воины киевские, завизжали печенежские в восторге. Но, что это? Не Вышата у печенега в тисках, а тот у него, с хрустом кости грудной, очутился. Но извернулся, зажал в кулаке глотку Вышаты, душить стал.

- Так порешил? – Прохрипел Вышата. – Быть по-твоему.

Опрокинул печенега, к земле прижал и шею ему свернул.

- Хотел – получил. Прости уж. – Во вновь нависшей полной тишине распрямился во весь рост. Повернулся к Куре. – Славен воин был. Помяни по заслугам.

 

Сдержал Куря слово данное, увел войско свое.

Вышата в шатер княжий с великим почетом введен дружинниками был. Обнял князь, расцеловал

- Объявите всем! Такова воля государя вашего! С сего дня становится Вышата боярином поместным. Землю, на коей подвиг совершил, ему передаю в вечное владение. На месте, где стоим, город ему заложит! Переяславль прозван будет! Здесь сила русская печенега пересилила! В честь того! Всей град и сядет боярин Вышата с воеводством своим! – Затем обратился к Свенельду с Улебом. – Живите соседями добрыми. Рядом земли ваши. Великая надежда на вас! Берегите рубежи земель родных!