Конкретный финский мат вырвал меня из короткого сна, коим удалось забыться , спасаясь от страха перед неизвестностью. Неизвестность началась на ж.д. вокзале г. Йоэнсуу: русский шофер высадил и укатил, до места назначения км 300, в кошельке с цветочком 40 евро, телефон умирает. Последнее, что успела сказать ожидающим меня фермерам – свои приметы: 1,5 м роста и красный рюкзак.

Изловила машиниста, он проводил меня до касс, там вежливо учли просьбу говорить медленнее и вручили билет. 10 евро в кошельке…

Так вот о мате. Поезд Интер-Сити в 2 этажа, под ногами ковролин, об который споткнулся босоногий, волосатый тип и в полный голос…разбудил. Подивившись

способностям сонного мозга (переводит!), ухватила взглядом приметы Варкауса в окне

и это было последим, напоминающим цивилизацию. Пошли чащи, буреломы, даже тучи сдвинулись ближе.

Закончился неблизкий путь с пересадками, меня встретили и узнали без труда и повезли…

еще дальше. А по прибытию начиналась другая история –

 

Чердак

Сквозь пелену моросящего дождя хозяйка разглядела, что у меня маленький багаж

и поинтересовалась: « Руока – ноу?» Пришлось сознаться, что «руока» у меня действительно «ноу». Покачав головой, она пригласила меня на кофе, после чего

повела к домику во дворе определять на покой. Приняв это строение за амбар с застекленными амбразурами, я чуть не прошла мимо. Но меня завели именно в него, перечислив, в каком закутке уже занято и махнули в сторону крутых ступенек, ведущих

куда – то под крышу. Чудом не свалившись, я попала… Я попала!

Уже позже, вынужденная адаптироваться скоростным методом, я утешала следующих

вновь прибывших, впадающих в ступор при виде многолетней груды тюфяков под скатом крыши, паутинного окошка и остальных « прелестей». А в первую минуту, так же, как остальные, я схватила мобильный и отстучала истеричное «где я?!» На призыве сейчас же возвращаться, рассудок заглянул в кошелек, протрезвел и дал обещание потерпеть несколько дней.

А на утро меня разбудили ласточки, спавшие рядом с окном в своих гнездах, и мрачный чердак получил право на существование в моей жизни.

 

Кома

Устав – армейский: подъем в шесть утра, а то и раньше.

Клубничные поля – под стать колхозным в СССР – необъятные. До ближайших кустов, в случае нужды…проще не пить, если бы не обрушившаяся 32 градусная жара.

Эта жара в первый рабочий день сделала меня невменяемой. За полчаса до «звонка»

я двинулась на деревянных ногах в тень, проигнорировав возникшего рядом надсмотрщика, недвусмысленно вещавшего время. Между сумашедшими солнечными зайчиками, маячившими перед глазами, углядела автомобиль с русскими номерами, доставивший новую партию женской рабсилы. Он (автомобиль) уже скрывался за деревьями, торопясь вернуться в Россию.

Последующие мучения известны всем «клубничникам» - палящее солнце, подлые насекомые, игнорирующие средства спасения, неожиданно обрушивающиеся ливни и

назойливая круглосуточная галлюцинация в виде гигантских клубничин.

Делясь впечатлениями между собой, мы пришли к выводу, что состояние, напоминающее

клиническую смерть длиться первые четверо суток. Разница в том, что болевые ощущения

и присутствуют, и увеличиваются. Если бы можно было иметь протезы коленей, поясницы

и заменять плавящийся мозг!..

 

«Мансиканцы»

 

Это такие согбенные фигурки, разбросанные по зеленым полям, судорожно шевелящие верхними конечностями, с атавистически полусогнутыми нижними,на которых они пытаются перебежать с грядки на грядку; во второй половине дня большинство особей

едет на общеизвестной части тела, издавая стоны, кряхтение и, как ни странно, громкий хохот. Все это с целью закинуть как можно больше «мансикки» в корзинки, быстрей других оттащить полную корзинку в машину на дальнем конце поля, вернуться назад и все сначала.

Есть опытные и потому бдительные «мансиканцы»: если чужая ошалевшая от усталости фигурка сунулась на их грядку или схватилась не за ту корзинку, раздается заполошный крик: « Мое, мое, мое!!!»

По счастливому стечению обстоятельств, наша кампания прожила вместе три недели почти без конфликтов. И это несмотря на большую разницу в возрасте – от двадцатилетних девчонок - студенток ППГУ, до женщин лет сорока из разных городов Карелии и разного рода занятий. Панацеей служило чувство юмора, которое и позволило нам вынести все тяжести, огорчения и сблизило между собой.

 

« О, Ма Не , Пад Ме, Хум…»

 

С соседкой по чердаку мне тоже очень повезло. Стройная тоненькая женщина из Сортавала, скорее похожая на мальчика – индуса, приехавшая днем позже, прошла те же стадии реакции на чердак: превратилась в соляной столб с огромными зелеными глазами.

Чуть позже она встряхнулась, вспомнила, что является инструктором по йоге и с честью выдержала все пытки клубникой. Она же научила меня нескольким мантрам и, когда у нас не шевелились губы, чтоб прочесть обязательную православную молитву, с клубничных кущ доносилось заунывное «о, ма не, пад ме…», незаметно превращавшееся в вариант:

«о, мам, подыхам…»

Наш, как бы это выразиться…в общем, надсмотрщик, был весьма колоритным типажом.

Кудлатая голова и топорщащиеся усы неожиданно возникали за спиной. Корзинки он помогал таскать редко и по настроению, выговаривал за длинные «хвостики» на ягодах, а мы, зная его боязнь женского пола, в отместку веселились, превращаясь в Памел в купальниках и наблюдая, как бедняга скачет прочь.

 

Всякая всячина

 

К концу третьей недели усталость перешла во всеобщую изнуренность, но не отразилась на восприятии окружающего мира. В смысле того мира, который окружал во второй половине дня - вне рабочего поля.

У хозяев фермы, помимо клубники, имелась и фауна, состоящая из двух породистых скакунов, двух пони, трех собак: здоровенной «немки» Реи, астматически хрюкающего черного клубка Вики, бывшего когда – то шпицем и пса Пойцо. Пойцо стал для меня именем нарицательным: при немалом росте, с бородой шнауцера, с вечными клещами на косматых бровях он караулил нас под дверями кухни, делал пресловутые брови «домиком» и жалобно моргал, выпрашивая подачку. А по ночам разорял ведро с отходами, наводя бардак у крыльца. При всем этом, он никогда не бывал голоден, но, как говорится, привычка – вторая натура.

Где – то в глубине двора скакали кролики, неслись куры и визжал невидимый поросенок…

Без приобщения к искусству тоже не обошлось – отовсюду доносился осточертевший хит

« Микя кеса», а уж с геройски победившем на Евровидении Лорди мы не просто смирились, а, заслышав, дружно подтверждали Аллилуийю Хард – Року, кто во что горазд.

Когда отошла ягода на нашем месте, мы поездили по соседским фермам, где работали группы по двадцать, пятьдесят человек, восполнили немного потери, возникшие после высчетов налогов и засобирались на вотчину.

На ту самую, где, сколько бы и кто из нас не работал, нет возможности заработать и эти, не такие уж большие деньги и решить насущные проблемы – оплатить предстоящий учебный год, или элементарные коммунальные услуги, или одеть на зиму семью – у каждого были свои проблемы . Кому – то удалось все запланированное, кто – то справился частично, по мере сил, но главное – не было безнадеги, возможность реально существовала.

А уж дождавшись родную маршрутку, мысленно задушив в объятиях земляка – водителя, всей душей неслись навстречу русской нескучной нестабильности, сразу поверив голосу Макаревича:

« Все отболит…»