Песнь двадцатая. Битва богов

 

Пока ахейцы собирались всем народом,

чтоб сообща на недругов напасть,

троянцы ждали в поле их прихода,

заняв заранее возвышенную часть.

Начнись сражение немедленно и точно

троянцам бы тогда несдобровать,

но в это время Зевс Фемиде срочно

велит к нему все божества созвать.

 

На зов его от устьев и истоков,

со всех сторон, где только мир стоит,

сошлись и нимфы рек, и божества потоков,

и тьмы орестиад и альсеид.

Явились нереиды и лимнады;

океанид приплёлся караван;

сбежались даже смертные дриады…

Отлынил только дряхлый Океан…

 

Олимп доселе скопища такого

не видел, сколько существует он…

Туда за прочими со дна морского

явился и смущённый Посейдон…

Промежду Олимпийцами уселся

черноволосый бог, властитель вод,

и тут же стал выспрашивать у Зевса,

какое дело замышляет тот:

«О смертных, громовержец, рассуждаешь?

И как распорядишься их судьбой?

Но торопись, не то ведь опоздаешь:

с минуты на минуту грянет бой!»

 

Зевс брату отвечал: «Как будто в воду

ты, прозорливый Посейдон, глядел:

хочу на помощь вас послать к народам

и отдохнуть здесь в одиночестве от дел.

Мне кажется, троянцам не под силу

с ахейцами сегодня совладать;

к тому же и не хочется Ахиллу

их на расправу просто так отдать.

Все ниц ложатся перед этим хватом!

Ему и Троя сдастся – одному!

Но Ахиллес тогда преступит фатум:

ведь город предназначен не ему…

Сегодня ночью, поразмыслив здраво,

решил я, чтоб сражались наравне,

богам всем прочим предоставить право

помочь – какой кто хочет стороне».

 

Объятые соперничеством вечным,

и действуя друг другу вопреки,

прямым путём с Олимпа к подопечным

пустились боги наперегонки.

И прояснилась общая картина,

кому какая ближе из сторон:

отправились к ахейцам Гера и Афина,

Гермес, хромой Гефест и Посейдон.

К троянцам – Ксанф, Арес и Афродита,

а также матушка с двумя детьми:

то были – Лето, Аполлон и Артемида,

на Геру обозлённые вельми.

 

Пока под Трою боги добирались,

ахейцам уже грезился успех,

а у троянцев ноги подгибались –

приход Ахилла в ступор их поверг.

Но вот явились боги, и Эрида

восстала, разжигая в смертных злость;

Афина крикнула; завыл Арес сердито…

И эхо по долине понеслось.

Как в горне, где чуть уголья чадили,

мехами раздувают кузнецы огни,

так боги в людях лютость возбудили,

и убивать друг друга бросились они…

 

А Зевс с Олимпа разразился громом.

В ответ из недр раздался страшный гул:

то Посейдон вдруг море вздыбил комом

и землю беспредельную встряхнул.

Заснеженные горы закачались,

и с якорей сорвало корабли;

цунами к дальним берегам помчались

и тысячи селений погребли.

 

Волна дошла и до земного лона…

Казалось, свод над Тартаром дрожит…

Тряхнуло так, что в преисподней с трона

вскочил и криком закричал Аид.

Он испугался, что над бездной мрака

разверзнется сейчас земной покров

и перед смертными откроется клоака,

пугающая и самих богов.

 

Так ходуном ходила вся округа;

утёсы рушились; дома тряслись,

когда попарно, друг напротив друга,

бессмертные в сражении сошлись.

 

Но Ахиллес, одну мечту лелея,

лишь Гектора искал, чтобы убить…

Однако Феб против него Энея,

коварствуя, решил восстановить.

Под видом Ликаона бог явился

и, каверзный, спросил: «Эней, ведь ты

расправиться с Ахиллом на пиру грозился,

а как дошло до дела, так – в кусты?»

 

Эней вспылил: «Зачем ты понуждаешь

меня с Ахиллом драться, Ликаон,

когда о том и сам прекрасно знаешь,

как гнал меня от самой Иды он.

Мне с ним встречаться снова нет резона…

Он разорил и Лирнесс, и Педас,

а я лишь при поддержке Аполлона

позорной смерти избежал в тот раз.

За ним повсюду следует Паллада,

а спорить с ней, милок, напрасный труд:

того, кому она подпора и ограда,

копьё неймёт, и стрелы не берут.

Ещё бы перед ним мы не робели,

бросок завидев дальний, локтевой:

где видано такое, чтоб до цели

огромное копьё летело по прямой!

Чем следовать твоим советам, умник,

дождаться надо помощи богов –

отыщется достойный мне заступник

и я с Ахиллом встретиться готов!»

 

Феб возразил: «У матери защиты

ты почему не просишь? Ведь прикинь:

Фетида много ниже Афродиты

по рангу в иерархии богинь!

С такою матерью грешно бояться

Ахилловых насмешек и угроз –

иди смелее! Надо в бой ввязаться,

а кто там победит – ещё вопрос!»

 

Феб не напрасно всё-таки трудился…

Надеясь, что Ахиллу нос утрёт,

Эней на поединок с ним решился

и сквозь толпу отправился вперёд.

 

Но не укрылось это всё от Геры

и молвила она другим богам:

«Глядите, боги, Феб ретив сверх меры!

Пришла пора вмешаться в дело нам.

И действовать должны мы адекватно –

подать сигнал из них кому-нибудь:

или Энея развернуть обратно,

или в Ахилла мужество вдохнуть.

Пусть знает, что ему ещё бояться

пока что нечего – в руках у Клото нить,

а мы сильнее тех, кто за троянцев,

и не дадим её укоротить…

Не то Ахилл, возможно, убоится,

решив, что послан от богов Эней…

Но как проявимся, ведь наши лица

невыносимо видеть для людей?!»

 

Тут Посейдон заспорил: «Не хватало,

чтоб мы передрались между собой!

Богам такое, Гера, не пристало –

пускай герои всё же вступят в бой.

А мы воссядем на высокой сопке

и, если встрянут Феб или Арес,

тогда уже и зададим им трёпку –

как ветром сдует их из этих мест!»

 

И боги разместились на кургане,

где от кита Геракл спасался встарь:

им было видно всё, а их в тумане

не зрела ни одна земная тварь.

Себе Калликолонские вершины

приспешники противной стороны

облюбовали, но ни те, ни те дружины

не понуждали к продолжению войны.

 

Войска заполонили всё пространство

и замерли… Но Зевс их торопил.

И вот, сверкая воинским убранством,

Эней на середину из рядов ступил.

Он шёл, с Ахиллом встречи вожделея;

броня звенела на его груди;

светился медью тяжкий шлем Энея,

и лёгкий щит держал он впереди.

Но не замедлил и Ахилл явиться!

Так легкораненый свирепый лев

на удалых обидчиков ярится

и к ним идёт, опасности презрев.

Стрела его движения стесняет;

струится кровь по морде и усам;

и лев себя всё время распаляет,

хвостом стегая по крутым бокам.

 

Спросил Ахилл: «Эней, куда ты лезешь?

Решил удачи попытать, энтузиаст?

Надеешься, что если одолеешь,

Приам тебе корону передаст?

Пустые чаяния! Всяк тебе ответит –

короны не увидишь, как своих ушей!

Тебе царём троянским быть – не светит:

хватает у Приама сыновей…

Или тебе троянцы посулили

поля под хлеб и выпасы для стад?

Посул достойный разве простофили!

Коль хочешь жить, так осади назад…

Надел в два метра как бы не достался!

Или уже успел ты позабыть,

как в Лирнессе от моего копья спасался

и удирал от Иды во всю прыть?!

Но стены Лирнесса я разметал по полю,

хоть Феб и подвизался среди вас;

детей и женщин всех увёл в неволю

и только Зевс тебя от смерти спас.

Зря думаешь, что чудо повторится!

Один лишь мой удар и ты – мертвец.

Спеши в толпе скорее раствориться,

не жди пока беда придёт, глупец!»

 

Эней вспылил: «Не задавайся слишком!

Не думай, что останусь я в долгу.

Стращать пытаешься, как малого мальчишку?!

Я сам любого напугать могу!

И о родстве далёком мне известно!

Все сходятся концы, куда ни кинь:

и оба мы с тобой потомки Зевса;

к тому же оба – сыновья богинь.

 

От Зевса род ведёт Дардан, мой предок…

Он царство Дарданию основал,

когда о Трое и никто не ведал,

никто ещё и слыхом не слыхал!

А Эрихтоний, славный сын Дардана,

в благословенном граде стал царём –

заботам предавался неустанно:

край цвёл и благоденствовал при нём.

У Эрихтония богатств несчётно было;

паслись на склонах табуны коней;

и в табуны, к резвящимся кобылам,

повадился захаживать Борей.

От ветра жеребят пошло немало…

Дивился тем коням честной народ:

Бореево потомство над землёй летало,

трав не топча и не касаясь вод.

 

Оставил Эрихтоний сына Троса,

а Трос уже троих сынов родил:

мой прадед Ассарак из этой тройки

и прадед Гектора, строитель Трои, Ил…

Их брата третьего, красавца Ганимеда,

Зевс виночерпием забрал на небеса –

богам он кубки наполняет за обедом

и видом нежным услаждает очеса.

И был у Ассарака Капис, сын законный,

и сына одного имел – Анхиза – он.

А Лампа, Клития, Приама и Тифона *

сын Ила породил – Лаомедон.

 

*Среди потомства Лаомедона фигурирует и «сын Ареса» Гикетаон.

 

Я смертный сын богини Афродиты;

моим отцом является Анхиз;

как видишь, мы не меньше родовиты!

Не жди, чтобы от похвальбы я скис!

Но что-то заболтались мы с тобою,

как гости на пороге, у дверей…

Друг друга тешим трепотнёй пустою –

язык, он, как известно, без костей.

Намелет столько говорун изрядный,

кому богами красноречие дано,

что и стовёсельный корабль громадный

под тяжестью словес пойдёт на дно.

Хула и оскорбления, как эхо:

влетело в ухо, рот вернул назад…

Но препираться – женская утеха:

базарить могут много дней подряд.

Наш разговор – мужской, а это значит,

что дело не решает болтовня

и одного родители оплачут,

но всё-таки надеюсь, не меня!

Вот это будет на весь мир потеха,

когда копьём тебя пощекочу

и гордеца не только что от смеха,

а то и от зазнайства излечу!»

 

Эней внезапно в щит копьём ударил,

и от удара содрогнулся щит.

Непроизвольно дальше щит отставил

Ахилл, боясь, что будет он пробит.

Но то была напрасная тревога!

Хотя и бил Эней наверняка,

но он не знал, что сделанное богом

пробить не может смертного рука.

Ковал Гефест изделие чудное:

накладывая плотно слой на слой,

два слоя оловянных и два медных слоя

он разделил пластиной золотой.

Лишь оловянные листы пробило жало;

но в золотой упёрлось дальше слой

и золото червонное сдержало

удар, направленный могучею рукой.

Тут дротик Ахиллес метнул в Энея…

Его удар настолько был силён,

что там, где кожа тоньше, медь слабее,

двухслойный щит прорвался как хитон.

Щит треснул и в лохмотья превратился…

Едва успел Эней припасть к груди земной,

как дротик, просвистев над ним, вонзился

стоймя в сухую землю за спиной.

 

Ахилл мгновенно вырвал меч из ножен

и бросился к дарданцу, но Эней

огромный камень подхватил и тоже

врага намерился отправить в мир теней.

Но Ахиллеса от его удара

надёжно защищали щит и шлем,

а вот Энея тут бы не минула кара –

ведь защититься он не мог ничем!

Дарданец шёл на верную погибель:

глаза Энею застилала ночь;

уже в Аиде ожидалась прибыль,

но Посейдон решил ему помочь.

 

Воззвал он: «Олимпийцы! Сожалею,

что гибель невиновному грозит:

уже через мгновение Энею

с земли придётся низойти в Аид.

Он за грехи чужие пострадает…

А ведь богам послушен был во всём

и жертвами нас часто ублажает…

Давайте, боги, мы его спасём!

Увы! Нет сыновей других средь клана,

и надо бы Энея поберечь,

чтоб эту ветвь блаженного Дардана

нам против воли Зевса не пресечь.

Предотвратить нам надлежит злодейство –

Эней один лишь громовержцу люб:

ведь только на Приамово семейство,

как мне известно, Зевс имеет зуб».

 

Ему на это отвечала Гера:

«Не буду я ни помогать, ни возбранять…

Ты, Посейдон, какие хочешь, меры,

такие сам и волен предпринять.

Когда считаешь жертвою невинной

Энея, так спасай, коли не лень,

а мы сто раз клялись уже с Афиной –

троянцев не щадить и в судный день!»

 

И поле Посейдон завесил тьмою;

И воспарил над поединком сам:

рывком Энея выхватил из боя,

а дрот Ахиллу положил к ногам.

 

Творятся чудеса по божьей воле:

над лесом пик и толпами людей

до самой кромки рокового поля

пронёсся вверх тормашками Эней.

И божий глас он тут услышал: «Сдуру

с Ахиллом драться ты, Эней, рискнул!

Какой безумец в эту авантюру

тебя по праздной прихоти втянул?!

Пока он жив, беги ты встреч с Ахиллом

и не вступай в неравную борьбу:

запомни, что тебе он – не по силам

и лишний раз не искушай судьбу!

Единственный твой шанс в живых остаться –

ему не попадаться на пути;

погибнет – больше некого бояться,

с любым на поединок выходи!»

 

И тучи Посейдон прогнал оттуда,

где оставался победитель наш…

Ахилл опешил: «Боги, что за чудо –

противник растворился как мираж?!

Копьё лежит… И щит Энея – тоже!

Но нет передо мною – самого!

Я у богов любимец, но, похоже,

что боги опекают и его…

Презренный трус! Воздать бы по заслугам!

Ведь точно мной он был бы здесь сражён…

Да, пусть живёт! Он до смерти напуган

и больше не полезет на рожон».

И развернулся в сторону другую,

крича: «Ахейцы! Где же ваш задор –

на всём пространстве я один воюю,

а вы стоите праздно до сих пор!

Как понимать мне вашу проволочку?

Такое воинство, как ни хотеть,

не то что мне осилить в одиночку,

и боги не способны одолеть».

 

И Гектор к бою побуждал троянцев:

«Вперёд, друзья! Пусть будет твёрже шаг!

Угроз Ахилла нечего бояться –

геройствует он больше на словах!

Когда он заявляет громогласно,

что Зевса самого за бороду схватил,

не верьте – и ему не всё подвластно:

против богов спасует и Ахилл!

Пусть говорит, что он сродни граниту;

пусть даже машет огненым мечом,

против него я в поле вскоре выйду

и мы тогда узнаем что почём!»

И ободрённые троянцы осмелели,

подняли копья, и под грозный рёв

троянские фаланги полетели,

надеясь в порошок стереть врагов.

 

Но молвил Феб: «С Ахиллом не дерзай схлестнуться!

Укройся, Гектор, в воинстве своём,

чтоб ни мечом не мог он дотянуться

и не добросил до тебя копьём».

И поражённый страхом несусветным,

мгновенно Гектор спрятался в толпе;

и сразу стал таким же незаметным,

как просяное зёрнышко в снопе.

Меж тем в ряды троянские вломился,

повсюду щедро сея смерть, Ахилл:

он, как орёл, на поприще носился;

копьём направо и налево бил.

Троянцы побежали, словно стадо.

И пал здесь первой жертвою орла

Ифитион, которого наяда

царю ликийскому Оринту родила.

Ахилл вскричал: «Ифитион, наверно,

от смерти в Трою убежать спешил,

но смерть нашла его вдали от Герма

и Тмола дикого заснеженных вершин».

 

А кони среди визга, рёва, стона

неслись по трупам, шлемам и щитам…

Сразил тут Ахиллес Демолеона,

а вслед за ним погиб и Гипподам.

Пытаясь от руки разящей скрыться

и понадеявшись на резвость ног,

он соскочил на землю с колесницы,

но от Ахилла убежать не смог.

Едва копьё в хребет его вонзилось,

как Гипподам утробно застонал,

сознание от боли помутилось

и он на землю замертво упал.

При Геликийском храме Посейдона

так, не имея сил избавиться от пут,

волы окрестность оглашают стоном,

когда их в жертву богу волокут.

 

В другую сторону Ахилл рванулся;

ворвался в гущу вражеских дружин;

и под руку ему тут подвернулся

мальчишка Полидор, Приама младший сын.

У взрослых между ног шнырял мальчонка,

да в играх позабылся чересчур…

Ахилл поддел его на пику, как цыплёнка

насаживает повар на шампур.

И муки умирающег брата

увидел Гектор – свет померк в очах…

И эта невозвратная утрата

его толкнула на запретный шаг.

Всем существом скорбя о брате милом,

жестокосердый Гектор зарыдал,

метнулся сквозь толпу и пред Ахиллом

герой во всеоружии предстал.

 

Ахилл воскликнул: «Наконец-то вижу

достойного врага перед собой!

А, ну-ка, Гектор, подходи поближе –

на роковой черте проверим жребий твой!»

Но Гектор не смутился: «Зря словами,

Ахилл, меня стремишься устрашить!

Не на того напал – и сами мы с усами:

кого угодно можем подкузьмить.

На острие копья – сражения итоги…

И нам с тобой известно лишь одно:

“всё в будущем”, а там уже как боги

решат, кому погибнуть суждено».

 

И острое копьё метнул в Ахилла.

Но только цели он достичь не мог:

Афина встречным дуновеньем возвратила

его назад и бросила у ног.

Но и Ахилл пытался безуспешно

копьём доспехи Гектора проткнуть:

перед его глазами мрак кромешный

мгновенно Феб разлил и застил путь.

И трижды Ахиллес копьё впустую,

за разом раз, вонзал в густой туман

и лишь потом, расстроенный вчистую,

он, наконец-то, распознал обман.

И закричал: «Ты, Гектор, трус! Без Феба

боишься выйти на открытый бой,

но ведь и я не без поддержки неба…

И скоро я разделаюсь с тобой!

Пока же хватит дел на поле битвы –

еще я многих в землю положу»…

И в бой пошёл… (Весь перечень убитых

им в этой схватке ниже привожу:

Дриоп, Демух, Лаогон, Дардан, Мумий,

Эхекл, Девкалион, Ригм, Арейфой, Трос)

 

Последний – Трос, его колени обнял

и о пощаде, весь в слезах, молил,

надеясь уцелеть на месте лобном,

но и его мольбе не внял Ахилл.

 

Когда пожар охватывает гору,

бушует пламя, полыхает лес,

трава пылает. Так и в эту пору

свирепствовал на поле Ахиллес.

Кровавым месивом залитая, округа

напоминала вскорости гумно,

где грузные волы, идя по кругу,

вытаптывают из снопов зерно.

Но гнал и гнал вперёд коней возница,

и шла по трупам из последних сил

по ось забрызганная кровью колесница,

и, весь в крови, стоял на ней Ахилл.