Иуда быстро шел по извилистым улицам, вслушиваясь в неясный шум, доносившийся с площади, где кипел базар. Побродив по нему, Зеленоглазый встретил несколько знакомых, скользнувших по нему равнодушно-презрительными взглядами – кому могло прийти в голову, что старший сын уважаемого книжника Никодима бродит по улицам, словно нищий, в залатанной рубахе, без гроша в кармане.

Он так и не зашел на родную улицу, не заглянул украдкой в окна своего дома, хотя раньше делал так всегда. Стоя за углом, он видел, как мать в сопровождении рабыни возвращается с базара с полной корзиной, потом едва не столкнулся с братом, идущим с учебы. Эти встречи не вызвали никакого трепета в его душе.

Иуда вдруг ощутил, что в душе оборвалось что-то, умерло, и образовалась черная пустота. Он замер: «Господи, куда же дальше? Что теперь?». Вспомнив, как разбегаются дороги от иерусалимских ворот, Зеленоглазый с ужасом понял, что каждая из них уже пройдена.

- Вот и все! Тупик! Боже правый, слышишь - я дошел до края! Что делать теперь?

Незаметно для себя он пришел к Яффским воротам. Хорошо знакомый аромат из харчевни Киренеянина ударил ему в ноздри, но Иуда не пошел туда: он не хотел, есть, а слушать сейчас болтовню Симона было невозможно. Поспешно протолкавшись сквозь толпу, иудей оказался вне городских стен.

 

Дорога лежала перед ним, бесконечно знакомая и привычная, призывно белевшая в солнечных лучах. Иуда остановился и с печальной улыбкой кивнул старой подруге: «Прости! Но я знаю твои изгибы наизусть, и туда, куда ты ведешь мне не надо!». Постояв некоторое время, он озадаченно присел на придорожный камень, не зная на что решиться.

 

На Иудею пала ночь. Иуда медленно пробирался по россыпи камней, не понимая, куда собственно он идет. Полная луна вызолотила хребты холмов, затенив их подножия глубокими пятнами мрака, от чего пейзаж казался таинственным и волшебным.

Иерусалимлянин остановился и огляделся. «Все прекрасно в мире, созданном тобой, Господи. Но зачем ты сотворил человека с его неумением просто наслаждаться красотой и благом, с вечными вопросами, неуемными желаниями и слабостями?». Он поднял голову, любуясь игрой лунного света в облаках, и почувствовал, что готов завыть от бесконечной тоски, охватившей его.

- Куда же? Что же дальше? – опять спросил он у окружающего безмолвия.

Иудей оглянулся на белесую ленту дороги. Каждый ее изгиб, каждая выбоина были ему знакомы и не манили больше. Закрыв глаза, Иуда попытался собрать разбегающиеся мысли, но в мозгу было одно: «Тупик! Некуда идти… Незачем!..»

- Стоп! – остановил он себя. – Идти мне и раньше было некуда: никто нигде меня не ждал. В чем же теперь дело?

Он сжал кулаки, запрещая чувствам вырваться наружу, и попытался понять собственные ощущения.

- О нет! Только не это… - вырвалось у него после некоторого молчания.

Иуда понял: сегодня, впервые за эти пять лет, ему не хотелось продолжать путь, не звала бесконечная даль, не подгоняло чувство, что там впереди что-то еще произойдет, кто-то нуждается в нем.

- Господи, нет! Значит, конец… Неужели этого Ты хочешь?

Искушение – давний кошмар – снова овладело им. Рука потянулась к рукояти ножа. Он не стал ее останавливать. Но когда пальцы обхватили холодный металл, Иуда встряхнулся.

Медленно вытащив клинок, он внимательно, словно в первый раз, осмотрел его, провел пальцем по лезвию. Им овладело отчаяние.

- Мне ведь ничего не стоит сделать это, Ты знаешь! – с вызовом сказал иудей небу. – Я с радостью сделал бы это тогда давно, когда плакал здесь пред очами Твоими! Ты остановил меня! Ты приказал жить и страдать! А теперь я сам не хочу! Я не хочу, слышишь! Это жалкий конец для того, кто прошел и испытал столько!.. – в тишине голос звучал гулко, разносясь среди камней.

- Ну не молчи же! – отчаянно закричал Иуда. – Хотя бы раз ответь мне, Господи! Неужели я прошу так много? Или нет у Тебя милосердия? Нет жалости ко мне? Да, я великий грешник, и кара Твоя заслуженна! Но лучше смерть, чем такие муки! Боже, не искушай меня! Умереть… одним ударом разрубить все… Как это было бы сладко! Это было бы спасением… для труса и слабака… Но я не могу больше, Господи! Довольно!

Ночь хранила молчание. Иуда сжигал взглядом небеса, но только далекие серебряные звезды дерзко протягивали нити своих лучей, словно сшивая ими безмолвие, нависшее над долиной Святого Города. Иудей ждал. Ни дуновения, ни звука не раздалось в ответ. В бессильной ярости он по самую рукоять всадил нож в ствол одинокой смоковницы, под которой стоял. Дерево жалобно заскрипело. Иуда прижался лбом к холодному металлу.

- Одно только осталось мне, - прошептал он. – Я не хотел,.. но я должен узнать… Слышишь, Боже! Ты не хочешь говорить со мной… может, Твой Пустынник будет милосерднее… Однако если и он не даст мне ответа… тогда!.. - иудей гнал от себя эту мысль, но она не уходила. – Тогда… Что ж, я не прочь буду поговорить с Тобой – у меня много вопросов, Господи.

Постояв еще немного, Иуда вытащил клинок из дерева и ласково провел рукой по глубокой ране.

- Прости, - с невыразимой грустью произнес он, - у меня было две мишени: моя грудь и твой ствол. Я – человек, как я мог выбрать иначе?

Дружески кивнув смоковнице, он вложил нож в ножны и стремительно пошел прочь от города, туда, где лениво поблескивал в лунных лучах Иордан.

 

 

Был примерно пятый час пополудни, когда Иуда почувствовал запах влаги, и скоро по его глазам больно ударили солнечные блики, скользившие по водам реки. Ветер пустыни словно боялся тронуть ее, и коричневая лента лениво и плавно катила свои воды среди угрюмых берегов Иудеи.

Ветер донес до Иуды обрывки фраз, выкрикиваемых охрипшим, яростным голосом:

- Кайтесь!.. Грядет расплата!.. Грешники!.. Гнев Господень!..

«Суров Иоанн! – печально покачал головой Зеленоглазый. – Но разве гневом и страхом излечишь человеческие души?».

Он добрался, наконец, до вершины холма и увидел внизу в тихом затоне, густо поросшем тростником, большую толпу, издававшую толи стон, толи плач, живо напомнивший Иуде крики чаек в Александрийском порту.

Люди бесформенной массой сгрудились у большого валуна, на котором возвышалась длинная темная фигура с вздетыми руками и кричала, перекрывая вопль толпы:

- Покайтесь! Очиститесь от грехов ваших! Грядет День Господень!

Ветер развевал его длинные нечесаные волосы, похожие на львиную гриву, лохмотья едва прикрывали иссохшее тело, глаза горели диким огнем. Он кричал, надрывно, грозно, и люди в страхе валились на колени, били себя в грудь и тянули к нему руки, взывая:

- Спаси! Спаси нас, святой Пустынник! Молись за нас!

Некоторое время Иуда наблюдал эту картину, потом вздохнул и стал неторопливо спускаться.

Он остановился невдалеке, облокотившись на чахлую иву. Шло время. Занятый своими мыслями, Зеленоглазый не слышал слов Иоанна и не заметил, как тот оказался уже на середине Иордана. Только когда толпа с киком хлынула к Крестителю, иудей очнулся от раздумий и стал наблюдать, как Пустынник сурово и безразлично крестит сгрудившееся человеческое стадо.

Люди выходили из воды со светлыми, умиротворенными лицами. А Иуда смотрел на них и думал: «Но ведь завтра же большинство из них будут лгать в глаза, завидовать соседу, вожделеть первую попавшуюся красотку на улице, если не что-нибудь похуже. А потом снова будут жертвы в Храме или этот затон, биение кулаками в грудь и горестные вопли: «Грешен! Прости, Боже правый! Каюсь!». Господи, воистину, создавая нас, ты придумал такую загадку, которая нам не по силам. Просвети меня, Боже! Я не понимаю мира, созданного тобой!»

 

Постепенно берег пустел, и скоро в затоне они остались вдвоем.

Иоанн медленно вышел из воды и остановился перед Иудой, глядя ему прямо в глаза. Иудей уверенно выдержал его взгляд.

- Кто ты, человече? – заговорил Креститель. – Зачем ты здесь? Ты не принес покаяния и не принял крещения.

- Я пришел не за этим. Искреннее покаяние не нуждается в обряде. Оно в душе и сжигает ее.

- Ты говоришь верно. Но тогда для чего ты пришел? Кто ты?

- Мое имя Иуда. Я пришел поговорить с тобой, Пустынник.

- Поговорить? Все, что я должен сказать людям, я говорил сейчас. Остальное предназначается Богу.

- Я слышал тебя. Гнева в моей жизни достаточно. Я пришел искать мудрости и понимания.

Пророк устремил на него внимательный прожигающий взгляд.

- На твоем лице печать скорби и долгих горестных раздумий, - заговорил он после некоторого молчания уже более мягким тоном. – А глаза… какие они странные. Я и не знал, что бывают такие глаза, они таят целую бездну… Да, тебе есть, что сказать. Что ж … говори, я слушаю.

Пустынник опустился на землю. Иуда сел рядом.

- Я слушаю тебя, - повторил пророк.

Иуда опустил голову и закусил губу. Он так долго готовился к этому разговору, но теперь все, придуманные прежде слова, казались нелепыми.

- Мне нужен ответ, Иоанн, - сдавленно выговорил он, наконец.

- Какой ответ?

- Тридцать лет я топчу эту землю, меряю шагами дороги Израиля и окрестных земель и не знаю покоя. Скажи, Креститель, зачем человек приходит в мир? На что дана ему жизнь? Ты знаешь ответ?

- Ты хочешь знать то, что ведомо только Богу, Иуда.

- Хочу! И не раз спрашивал Всевышнего об этом, Он молчит.

- Значит такова Его воля.

- Это все, что ты можешь мне сказать?

- Все.

С тихим стоном Иуда уронил голову, но скоро заговорил снова.

- Поверь, Иоанн, это не любопытство. Я слишком много видел в жизни, и душа моя измучена. Я совершил много ошибок, на мне столько грехов! Она изнемогает по этим бременем. Поверь, если бы я знал, ради чего все это, чего Господь хочет от меня, почему с самого детства нет мне покоя, я бы не роптал. Я покорно склонился бы перед Его волей, как бы сурова она ни была, и исполнил бы все, что назначено. Но я не знаю!..

- Люди иногда всю жизнь ищут свою судьбу, Иуда.

- Жизнь? Нет ее у меня, Креститель. То, что сейчас, жизнью нельзя назвать. Пустота, боль и одиночество, да еще раскаяние – это ли жизнь? Не так давно я вышел за ворота Иерусалима и понял, что больше мне незачем идти и некуда возвращаться. Незадолго до этого я был там, где вырос, недалеко от родного дома, и мне не захотелось пойти туда, увидеть родных, даже краешком глаза. Что же это, Иоанн? Что я за человек? – Иуда умолк, вопрошающе глядя на пророка, но тот молчал.

Он тяжело вздохнул и почти гневно заговорил снова:

- Сколько раз мной овладевало искушение взять этот нож и вонзить его себе прямо в сердце. Я бы сделал это без колебаний, я не боюсь смерти. Но я не хочу! Это слишком похоже на малодушие и слабость, то, что я презираю всей душой. Только я не могу больше, Пустынник! Силы мои на исходе!

- Странна твоя речь, Иуда. Никто еще не говорил со мной так, не спрашивал о таких вещах. Мне жаль, но я не знаю ответов. Вижу, что страданье твое искреннее. Хотел бы помочь – не могу.

- Но ты же… Тогда зачем ты здесь?

- Мне был знак Божий, я услышал Его зов, и с тех пор живу так и этим счастлив. А ты… Я вижу, ты сильный, твердый, как кремень из пустыни. Может, потому Господь так медлит, что испытывает твою силу. Терпи. Могу сказать одно: такие, как ты, зря не рождаются. Слушай, смотри, и ты получишь знак Божий.

- Ты так думаешь? – хриплым от волнения голосом спросил Зеленоглазый.

- Уверен.

- Но когда же? Я так устал!

- Скоро! Я понимаю, очень трудно, но надо терпеть, Иуда.

- Боже … если б только ты оказался прав, Иоанн! И… пусть Господь не медлит.

- Аминь. Но время уже. Помолимся вместе, Иуда.

- Нет! Не молиться нам рядом, Иоанн. Твоя душа чиста, как хрусталь, моя же… Прощай. Спасибо тебе.

- Не уходи, Иуда. Мрак сходит на землю. Ночью пустыня опасна.

- Мне не страшны ее опасности.

- Понимаю. Но все-таки останься. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как живется сейчас на земле Израиля.

- Зачем?

- Я смиренный пустынник, отрекшийся от искушений мира. Но люди приходят ко мне, ждут моего слова. Разве не должно мне знать, чем живет народ Божий?

- Верно. К человеческим душам сложно подобрать ключи, чтобы извлечь на свет их сокровища.

- Ты хорошо сказал, Иуда. У тебя редкий дар смотреть и видеть.

- Если б ты знал, Иоанн, сколько раз я проклинал его!

- Почему?

- В великом знании великая скорбь, Пустынник.

- Понимаю, но оно же дает счастье.

- Счастье?! Никогда не поверю!

- А ты был когда-нибудь счастлив, Иуда?

- Был, - глухо ответил Зеленоглазый после паузы, - но все это исчезло, как дым, разбилось вдребезги.

- Прости, я напомнил о чем-то, о чем вспоминать не стоило.

- Ничего. Такого много в моей жизни, - горько усмехнулся Иуда. - Но я мешаю тебе. Солнце садится.

Иоанн взглянул на небо и проворно поднялся.

- Да. Не уходи, я скоро.

- Жду.

Иоанн исчез за камышами. Иуда некоторое время стоял, глядя на окрасившуюся в пурпур воду, потом упал на колени.

- Боже Правый! Ты, читающий в каждой душе, видишь мою, и знаешь, что вера моя глубока и искренна! Я грешник, Господи, и готов ответить за свои грехи, как бы суров ни был твой приговор. Я приму любую волю Твою. Но молю Тебя, скажи, чего Ты хочешь от меня! Дай мне знак, Господи! Сжалься надо мной! Я измучился! Силы мои иссякают, ибо трачу их без цели! Я все выдержу! Но я устал ждать! Разве я много прошу? Услышь меня, Боже!

Некоторое время Иуда стоял, устремив вопрошающий взгляд в небо. Но ответом ему были только крики птиц, журчание воды и шуршание тростника. Он бессильно опустился на землю и замер, откинувшись на валун и запрокинув голову.

Бесконечная усталость овладела им, глаза сами закрылись, однако не сон, а рой беспорядочных мыслей и видений явился к нему.

Хриплый голос Пустынника вернул его к действительности.

- Я рад, что ты не ушел, Иуда. Вдвоем ночь коротать быстрее.

Зеленоглазый поднял голову. Иоанн стоял над ним, но ничего грозного больше не было в его облике, даже холодные синие глаза в темноте казались более теплыми и ласковыми.

- Я обещал тебе разговор. Спрашивай, если смогу – отвечу.

 

Они проговорили всю ночь, но на утро Иуда не чувствовал себя утомленным. Выкупавшись в Иордане, он разделил с Пустынником его скудную трапезу, но потом решительно поднялся и твердо сказал:

- Мне пора.

- Куда?

- Куда-нибудь.

- Но, если не знаешь своего пути, зачем торопишься?

- Может, впереди меня ждет кто-то, кому нужна помощь.

- Тебя не хватит на всех страждущих.

- Увы! Но кому-то я могу помочь.

- Не знаю, как удержать тебя, но сердце мне говорит, что ты не должен уходить.

- Почему?

- Не могу объяснить. Я не всегда понимаю волю Господа. Не уходи, может быть, именно здесь и сегодня случится то, чего ты так ждешь.

Глаза Иуды вспыхнули.

- Ты думаешь? Если бы ты оказался прав!

- И я желаю этого. Не торопись. Это место осенено Богом. Он часто являет здесь свою волю

- Хорошо, я останусь. Но сейчас к тебе снова придут люди. А я…

- Понимаю. Я ничего не требую. Делай что хочешь.

 

 

Паломники сменяли друг друга. Солнце уже докатилось до зенита, камни раскалились невыносимо, Иоанн слегка охрип, и ничего не происходило.

Иуда ждал, с надеждой всматриваясь в приходящих. Но одни обыденные лица сменялись другими, не оставляя никакого впечатления. Не за кого было даже зацепиться взглядом.

Иуда не двигался. Он был терпелив, но теперь чувствовал подступающее отчаяние. Несколько раз он пытался поймать взгляд Пустынника, но тот не обращал на него внимания.

Тянулись мгновения. Зеленоглазый уже готов был проклинать себя за то, что остался. Ему стало жутко, потому что он почувствовал, что начинает завидовать каждому из этих людей, их простым радостям и печалям, наивной вере и надежде. Он сжигал взглядом небеса, но слов для молитвы не было. «Разве Всевышний услышит меня в таком шуме? Да и все, чего я прошу, Ему давно известно!», - с тоской думал он.

Наконец Иуда не выдержал и поднялся.

«Будь что будет! Еще раз доверюсь дороге!» - решил он, направляясь к вершине холма.

В этот момент на гребне появилась новая группа паломников – человек пятнадцать. Иудей зорко вгляделся в них и … сбился с шага: во главе шел Иисус из Назарета.

Зеленоглазый замер.

Назарянин тоже увидел его. Глаза проповедника радостно сверкнули. Он ускорил шаги.

- Опять мы встретились! – воскликнул он, поравнявшись с иудеем. – Что ты теперь скажешь?

- Что скажу? – изумленно ответил Зеленоглазый. – Ничего. Ты все равно вряд ли поймешь, что означает для меня эта встреча с тобой.

- Я действительно не понимаю. Но я очень рад, Иуда.

- Прости, не могу разделить твою радость.

- Тебе не хотелось, чтобы наши пути пересеклись снова?

- Я не знаю, Иисус. Встретить тебя сейчас … Зачем ты здесь?

- Рано или поздно надо было прийти. Я должен точно знать, чего Господь хочет от меня, что мне делать. А лучше Крестителя это никто не скажет?

- Подожди! А как же раньше - все это время? Ты говорил с людьми, учил их и не был уверен?!

- Был, конечно. Разве я посмел бы иначе? Но я хочу понять, зачем все это… А ты почему здесь?

- Мне нужно было задать Иоанну один вопрос …, - Иуда задумчиво смотрел на Галилеянина, потом овладел собой и сменил тон. – О, ты и всю свою свиту привел! Правильно, пусть хотя бы мир посмотрят.

Он приветливо кивнул ученикам.

- Это не свита. Они – ученики и друзья мне.

- Знаю, я в шутку.

- Может, и ты присоединишься, наконец? Все-таки третий раз нас сводит судьба. Это что-то значит.

- Почему ты так настаиваешь на этом, Назарянин?

- Не знаю. Что-то внутри говорит мне, что мы должны быть вместе. А тебе разве знак не ясен?

Иуда молча смотрел на проповедника. Взгляд его потемнел.

- Бог или Дьявол нашептывают тебе это? – тихо произнес он. – Впрочем …, иди сначала разберись, кто ты, а потом посмотрим…

- Напрасно ты противишься очевидному. Хорошо, я иду. Поговорим после.

 

Иисус медленно направился к затону. Помедлив, Иуда устремился следом.

Назарянин со спутниками влились в толпу и остановились.

Иоанн говорил. Галилеянин с волнением внимал ему, и Иуда чувствовал его трепет – ожидание решения своей судьбы. Спутники Иисуса сгрудились позади него, и тихо переговаривались, одобряя речь пророка.

Иуда услышал. Печальная улыбка осветила его лицо.

«Дети! Чистые дети! – думал он. - Ждут чудес, волшебного царства и золотых гор. И ведь верят же! Каждый день слушают Иисуса, и верят в это!».

Незаметно подойдя к проповеднику, он остановился рядом, не сводя с него испытывающего взгляда.

Почувствовав его, тот резко обернулся, но, встретившись с изумрудным льдом иудиных глаз, отвел взор и потупился.

Они не заметили, как внезапно наступила тишина, и толпа с воплем хлынула в воду. Креститель принялся за дело.

 

Окрещенные проходили мимо них, а Иисус все стоял, заворожено глядя на Пустынника.

- Что же ты? Иди! – подтолкнул его Иуда.

Назарянин несмело пошел вперед. Вошел в воду …

Пророк обернулся к нему. Некоторое время они глядели друг на друга, потом обменялись несколькими репликами, и вдруг Иоанн склонился перед Галилеянином.

Тот подхватил его. Последовал запретный жест, еще один короткий диалог, потом Иисус склонил голову. Креститель зачерпнул воды, поднял руки…

Внезапно настала абсолютная тишина. Стих ветер, замолкли птицы. Стало слышно, как стекает вода с пальцев Пустынника.

Как только ее первые капли коснулись волос Галилеянина, на глади реки ослепительно засверкали солнечные блики, образовав вокруг них с пророком кольцо света, и где-то в невообразимой вышине над затоном пронесся звук – то ли крик, то ли зов, - не понятый никем из присутствующих.

Иисус вскинул голову. Он тоже услышал и теперь вглядывался в высь. Но все смолкло, небо было пустынным и чистым, солнце светило где-то вдалеке, и вода, вновь ставшая медлительной коричневой лентой, лениво журчала меж берегов.

Люди на берегу ошеломленно переводили дух, переглядываясь в попытках понять, что произошло.

Иоанн что-то сказал Назарянину, опустил руки. Иисус медленно пошел к берегу.

К нему бросились, крича многоголосым хором. Но он не отвечал. Лицо его не выражало ничего, только глаза, отрешено глядящие вдаль, загадочно сияли.

Галилеянин вышел из воды. Ученики подхватили его, обступили и заговорили все разом. Он оглядел их, словно видел в первый раз, улыбнулся как-то отстраненно и снова отвел взор.

Его глаза остановились на Иуде, который так и не двинулся с места. Их взгляды встретились. Они долго не отрываясь смотрели друг на друга, потом иудей резко отвернулся и, будто обессилев, медленно опустился на землю.

 

Иуда не подошел к ним. Иисус несколько раз оборачивался, звал его в круг учеников. Потом к ним подошел Иоанн, тоже сделал ему приглашающий жест. Но Зеленоглазый только отрицательно качал головой.

Креститель куда-то увел Иисуса. На землю пала ночь, начал пробирать холод, а Иуда все сидел, отрешенно глядя во тьму.

- Пойдем к нам, ты верно голоден и замерз, - раздался вдруг над ним смутно знакомый голос.

Вздрогнув от неожиданности, Иерусалимлянин поднял голову и увидел Андрея, робкого и смущенного, в том же сером таллифе, с такой же растрепанной шевелюрой как тогда (словно сотню лет назад) в день их первой встречи с Иисусом.

При этом воспоминании по телу Иуды внезапно разлилось тепло.

- Я не помешаю? – мягко спросил он.

- Конечно, нет! У нас жарко горит костер, и что поесть найдется.

- Благодарю! Когда так зовут, грех отказывать.

Он проворно поднялся и пошел вслед за рыбаком.

Его появление было встречено по-разному. Иаков и Петр явно обрадовались, живо усадили его рядом и разделили свой ужин, младший сын Зеведеев в ответ на приветствие смущенно опустил глаза, остальные, кроме Фомы, напряглись, настороженно глядя на него.

Иуда почувствовал это, и первый завел разговор. Сначала отвечали неохотно, но он умел вести беседы. Очень скоро, увлекшись воспоминаниями, ученики наперебой рассказывали ему, что с ними случилось с момента их последней встречи, где они побывали, что видели.

Иуда внимательно слушал и чувствовал, как по телу постепенно расползается озноб.

 

Пустынник появился внезапно, когда солнце уже стояло высоко. Пророк молча подошел к ним и остановился в нескольких шагах, откровенно внимательно их рассматривая.

Ученики притихли. Креститель задержался взглядом на Иоанне и Петре, потом невыносимо долго буравил глазами Иуду, но, так ничего и не сказав, пошел прочь.

Зеленоглазый сам окликнул его.

- Креститель, где ты оставил Иисуса?

Пророк обернулся к нему.

- Мы проговорили с вечера до этого часа, а теперь он ушел.

- Куда?

- Туда, где можно встретить Всевышнего. Ты знаешь, что это за место.

Иуда задумчиво склонил голову.

- Знаю… Да, все так и должно быть…

Иоанн снова прожег его взглядом и пошел прочь.

Ученики не посмели остановить его. Недоуменно переглядываясь, они обратились к иудею.

- Ты понял, о чем он говорил?

- Что произошло?

- Где наш Учитель?

Не слушая их, Иуда вскочил и бросился догонять пророка.

- Иисус удалился в пустыню Вам надо ждать его здесь, - бросил он на ходу.

- А ты куда? – окликнул его Петр.

- Навстречу судьбе. Мы еще увидимся.

 

Иоанн ждал его. Не спрашивая, Зеленоглазый сел рядом.

- Вот ты и получил, что хотел, Иуда, - нарушил пророк повисшее молчание.

- Да, получил, - неопределенно ответил Зеленоглазый.

- Ты в этом не уверен или не рад?

- О! теперь более чем уверен! А рад ли?.. Не знаю…

- Что-то не так, Иуда?

- Все не так! Это совсем не похоже на то, чего я ждал.

- Но это воля Божья. Ты сказал, что примешь ее любую.

- Сказал, и не отказываюсь. Но я не понимаю!

- Чего?

- Ничего, Иоанн! Я не понимаю ничего! Это третья встреча, трижды Иисус звал меня с собой… Теперь все это… Но я совсем запутался!

- Трижды?! – воскликнул пророк. - И ты еще противишься?

- Пустынник, что произошло во время крещения? Иисус – кто он?

Креститель долго молчал.

- Я не могу ответить тебе, - сказал он наконец. – Каждый должен решить это сам, иначе весь путь Назарянина будет бесполезным.

- В каком смысле? – замирая, спросил Иуда.

- В прямом. И еще его приход означает, что время мое кончилось. Пора.

- О чем ты?

- Я сделал все, что должен был, и могу спокойно умереть.

- Почему ты говоришь о смерти?!

- Я ее чувствую. Она близка уже…

- Нет!..

- Молчи. Ты не хуже меня знаешь, что мы не властны в этом, а можем лишь предвидеть и чувствовать. Но я не жалею - мой путь в этом мире завершен.

Опять наступила тишина. Иуда отвернулся, пряча от Пустынника лицо.

- Ты сказал больше, чем я ожидал услышать, - тяжело сказал он. – Но от этого не легче.

- Я не понимаю твоих колебаний! Что еще тебе надо? Ты пришел за ответом и получил его. Чего еще ты хочешь?

- Опять сплошные загадки и недомолвки! Я устал и хочу понять, зачем я нужен ему. Что такому как я делать рядом с Иисусом?

- А почему это тебя смущает?

- Иоанн, ты меня не знаешь! – Иуда встал, заходил по берегу, в волнении расшвыривая носком сандалии мелкие камешки. - Я рядом с ним … - это невозможно… Ему нужно бежать от меня, а не …

- Тебе не дает покоя бремя на душе? Груз грехов и скорби? Но разве Иисуса окружают одни праведники? Посмотри на его учеников – чем ты хуже. Иисус пришел в мир, чтобы нести истину заблудшим душам.

- Ты не понимаешь! Они ... другие. Их души хранят детскую наивность и веру, они открыты свету… Я же…, - Зеленоглазый резко остановился, снова опустился на землю перед ним. Иоанн опять увидел вопрошающий, страждущий взгляд. - Пойми, моя дорога отмечена кровью, грязью, болью и ненавистью, душа раздавлена и измучена. Этого не исправишь… Но я никогда не просил милости! Пустынник, я ищу не прощения, но искупления. Я счастлив был бы заслужить прощение. Но пощады не просил ни у кого, и ни от кого не приму! – почти непроизвольно он гордо выпрямился, вскинул голову, в отвердевших глазах появился вызов.

Креститель некоторое время смотрел на него. В сапфировых глазах пророка удивительно смешались жалость, непонимание и непреклонность.

- А ты уверен, что ваша встреча – знак милости Господа к тебе? – жестко спросил он. - Я нет.

- То есть?

- Я не думаю, что Всевышний провел тебя таким путем, чтобы теперь просто простить. Скорее, он готовил тебя к чему-то.

- К чему?

- Не знаю. Понять это предстоит тебе самому, - тон Крестителя был почти отчужденным. Но Иуда догадался заглянуть ему в глаза и увидел иное – суровую жалость, понятную гордым душам. Он обхватил руками голову, закрыл глаза. Пророк услышал очень тихий судорожный вздох.

- Темны твои слова, Иоанн! Холодно от них на сердце! Но… наверно, ты прав. Только…, - Иуда запнулся и замолчал снова.

- Что еще? – настойчиво спросил Пустынник.

- Как я пойду с ним? Я же никогда не стану ему учеником, никогда не назову его «учитель».

- От чего же?

- Чему он может научить меня? Все, что Господь вложил в его уста, я выстрадал сердцем, его дар – у меня никогда не будет такого, и вера у нас разная.

- Господь свидетель, я не понимаю тебя, Иуда! – изумленно воззрился на него Креститель. - Но на этот вопрос тоже есть ответ: не Иисус тебе, а ты ему должен дать что-то.

- Я?! Что я могу дать ему?

- Твою твердость и силу духа, холодную рассудительность, знание мира и людей, твое верное сердце, точный ум, железную волю. Назарянину предстоит долгий и трудный путь, нужен посох, на который он мог бы опереться. Ты - этот посох, Иуда!

- Я!..

- Разочарован? Ты ожидал другого?

- Теперь я не знаю… Я должен благодарить Бога, но, увы, благодарности нет в мой душе, только хаос и … страх. Я ... я боюсь чего-то, так боюсь, что…, - Иуда осекся, овладевая собой, его лицо стало суровым. - Но я не стану больше противиться. Будь что будет!

Креститель внимательно смотрел на него. Взгляд его смягчился.

- Я сказал все, что мог. Не знаю, чем еще помочь тебе. Будущее мне неведомо. Лишь в одном я уверен: ваши дороги связаны неразрывно, ваши судьбы сплетены в одну. Вы должны быть вместе.

- Господи! Поему же никогда ты не даешь прямого ответа?! – вырвалось у Иуды.

- Успокойся, - почти ласково произнес Пустынник. – Одно ясно, вам вдвоем предстоит сделать то, что никто из вас не смог бы в одиночку. Ты сильный, Иуда, твердый, у тебя воля крепче камня, а сердце полно добротой и горит, словно жертвенный огонь на алтаре. И потому ты выдержишь все, что уготовила вам судьба, и ему поможешь. Иди. Да будет с тобой благословение Господа! Прощай!

Глаза иудея потемнели, губы скорбно сжались. Он порывисто встал. Креститель тоже поднялся.

- Спасибо тебе, Иоанн. Никто кроме тебя не сказал бы мне этого, не ответил бы на такие вопросы. Я не забуду нашей встречи и твоих слов. Прощай. Благослови тебя Бог и в этом мире, и в ином!

- Ты знаешь, куда идти?

- Искать Иисуса. Я должен поговорить с ним наедине.

- Как ты найдешь его?

- Всевышний столь ясно явил свою волю, что мне остается только положиться на Него. Мне нужно объясниться с Назарянином, и теперь я точно знаю, что смогу.

- Что ж … Добрый путь сегодня и каждый день, Иуда.

 

 

Полоска заката медленно разгоралась, окрашивая горизонт в нежный персиковый цвет. Гряда близких холмов четким контуром темнела на ее фоне, словно выписанная на греческой амфоре.

Заканчивался пятый день его одинокого пути без дороги по кромке пустыни. Иуда шел, забыв усталость и голод, подгоняемый стремлением найти Назарянина и покончить с неизвестностью.

Пока не стемнело, он внимательно огляделся, надеясь увидеть где-нибудь хрупкую фигуру Иисуса. Но вокруг все было пустынно.

Зеленоглазый вздохнул, стиснул зубы, приказывая себе забыть о мучавшей его жажде. Однако заходящее солнце, ослепив на мгновение, вынудило остановиться, и он почувствовал, что силы покидают его. Усилием воли Иуда заставил себя продолжить путь к вершине ближайшего холма, с которой он рассчитывал осмотреться как следует.

Солнце все еще было высоко и обжигало, когда иудей, задыхаясь, взобрался на нее. Переводя дух, он огляделся и к своей радости увидел прилепившееся к склону холма маленькое селение.

Словно обретя новые силы, Зеленоглазый устремился вниз.

 

Войдя в деревушку, он осмотрелся опытным взглядом и остановил выбор на окраинном доме, старом и несколько обветшалом, во дворе которого было пусто, а изнутри уютно поднималась ровная струйка дыма.

Зеленоглазый уверенно вошел во двор и постучался.

Ответили скоро. Дверь распахнулась, и на пороге обнаружилась невысокая крепко сбитая девушка с большими серыми чуть печальными глазами. Она настороженно замерла, увидев незнакомого мужчину с ножом на груди, но Иуда не дал ей испугаться. Улыбнувшись самой приветливой своей улыбкой, он заговорил, стараясь смягчить охрипший на ветру голос:

- Прости, добрая девушка, я не хотел напугать тебя. Я просто путник, измученный жаждой, и прошу несколько глотков воды.

Девушка внимательно посмотрела на него, потом отступила назад и распахнула дверь.

- Входи. Как раз поспели лепешки моей сестры. А ты голоден и устал после долгого пути.

- Благодарю. Ты очень добра, - поклонился Зеленоглазый, проходя в дом.

Хозяйка, не ответив, убежала внутрь, и скоро раздался ее голос:

- Мария! Сестрица, принеси воды! Господь послал нам еще одного путника!

Иуда огляделся. Обстановка была убогой, но дом выглядел чисто и ухоженно, радостно плясал огонь в очаге, ноздри ласкал аромат свежеиспеченного хлеба, слышался топот легких женских ног. Из-за занавески выбежала еще одна девушка, моложе, тоньше, изящнее первой, с волной темно-каштановых волос и удивленными темными глазами. Она вынесла таз для умывания, кувшин и полотенце и в смущении остановилась перед незнакомцем. Иудей снова улыбнулся.

- Здравствуй, хозяюшка! Твоя сестра была столь великодушна, что впустила усталого путника в дом. Позволь приветствовать тебя!

Девушка смущено потупилась, но тут же снова подняла на него свои широко распахнутые, дерзко блеснувшие глаза и тоже заулыбалась в ответ.

- Ты весь в дорожной пыли, - приветливо сказала она. - Я принесла тебе умыться. Позволь, помогу.

- Спасибо.

Иуда с наслаждением смыл с лица пыль и грязь, откинул налипшие мокрые пряди. Девушка смотрела на него. Возвращая полотенце, он случайно задел ее руку. Она вздрогнула и покраснела, неловко протягивая ему кувшин.

- Садись к очагу, - заговорила она, когда Зеленоглазый утолил жажду. – Сейчас придут брат и наш вчерашний гость, тогда будем ужинать.

Иерусалимлянин молча кивнул и расположился возле самого огня, с наслаждением впитывая его тепло после пронзительного ветра пустыни.

Мария исчезла. Появилась ее сестра с полными руками снеди.

- Я вижу, ты уже познакомился с Марией. Меня зовут Марфа, я ее старшая сестра. Мы живем втроем с нашим братом Лазарем. А твое имя не тайна?

- Нет - Иуда. А как называется ваше селение?

- Вифания.

- Красиво, - он перехватил недоуменный взгляд Марфы. - Я не слишком знаю эти края, и наткнулся на него случайно.

- А откуда ты сам?

- Родом из Иерусалима.

- Из Иерусалима! – уважительно протянула девушка. – Мы рады такому гостю! Сами мы стараемся каждый год ходить в Святой город на Пасху. Удивительное место.

Иуда не успел ответить. Распахнулась занавеска, из-за нее легко выпорхнула Мария, а вслед за ней степенно появились двое мужчин. Первый из них – худой, нескладный, с вытянутым апатичным лицом – был Лазарь, брат девушек. За ним шел невысокий худощавый человек в белой одежде. Он пропустил хозяина вперед, потом сам вышел на свет. Иуда увидел его лицо и вскочил, как ошпаренный – перед ним стоял Иисус.

 

Оба замерли. Хозяева тоже застыли, изумлено глядя на них.

Иуда первый овладел собой.

- Простите. Мы знакомы, и это очень неожиданная встреча!

- Вот оно что! – впервые заговорил Лазарь. Голос у него был глуховатый, мягкий, излишне высокий. – Пути Господни неисповедимы! Возблагодарим же Его за радость, подаренную вам.

- Да, большая радость! – вступил в разговор Иисус. – Я ждал этого дня!

- Понимаю - вам хочется поговорить друг с другом. Успеете. Давайте сначала поедим. Сестры старались для вас. Кстати, мы еще не познакомились, - обратился он к Зеленоглазому.

- Меня зовут Иуда, я из Иерусалима, а сюда меня привел случай.

- Рад, что он привел тебя к нашему порогу. Я Лазарь, это мои сестры, Марфа и Мария.

- Спасибо вам за гостеприимство и радушие. Далеко не в каждом доме так приветят незнакомого путника.

- Не стоит. Так велит Господь. Да мы и сами рады. Всякий странник – событие для нашего селения.

- Почему? Оно же так удачно расположено – близко и к людям, и к Богу.

Хозяева ответили ему недоуменными взглядами.

- Отсюда меньше дня пути до пустыни, столько же до перекрестка дорог, и два до Иерусалима, - с улыбкой пояснил Иуда.

- А ведь, правда! Надо же! Я никогда не задумывался об этом! – с простодушной радостью воскликнул Лазарь.

 

Не смотря на все уговоры хозяев, они покинули дом, когда безлунная ночь уже полностью вступила в свои права, погасив последний проблеск заката. Слишком яркие колючие звезды пронизали ее ледяным холодом, и Иисус зябко съежился, когда вышел во двор. Иуда молча обернул ему плечи своей накидкой, Назарянин так же молча поблагодарил его взглядом.

Они не торопились, задумчиво шагая по дороге, огибавшей гряду холмов, скрывавших Вифанию от мира.

 

Звезды стали тяжелыми и совсем близкими, когда Иуда решил наконец нарушить безмолвие ночи.

- Ты до странности молчалив сегодня. Но кто-то должен начать разговор.

Иисус остановился.

- Наконец-то! Я долго ждал этого!

- Да? А я – нет. Меньше всего мне бы хотелось говорить тебе то, что собираюсь, но теперь иначе нельзя.

Назарянин молчал, вопросительно глядя на него.

- Нам пора объясниться. Ты, полагаю, понял, что встреча в доме Лазаря – не случайность.

- Нет, - простодушно изумился проповедник. - Мне показалось, что ты был удивлен не меньше меня.

- Конечно. Я не ожидал, что ты попросишь приюта в том же доме, но когда Креститель сказал, где ты, я отправился искать тебя.

- Зачем?

- Я же сказал, чтобы объясниться, поговорить начистоту.

- Но я ничего не требую, Иуда. Мне не нужно твоих признаний. Если ты решил остаться со мной, я приму тебя таким, как есть.

- Как легко ты бросаешься словами, Назарянин! – Иуда внимательно смотрел на него, зеленые глаза по-кошачьи светились в темноте. - Скажи, зачем я тебе так нужен? Ведь ты совсем не знаешь меня.

- Знаю! С нашей первой встречи мне кажется, что мы всегда были знакомы.

- Вот как! И что же ты знаешь? – с явной насмешкой спросил Зеленоглазый.

- Я знаю, что твоя доброта превыше рассудка, что обязан тебе жизнью, что у тебя горячее чуткое сердце, смелое и верное. А еще я вижу страждущую душу, одиночество и страдание.

Усмешка исчезла с лица иудея. Он замер, глядя на проповедника напряженным взглядом глубоких, ставших непроницаемыми глаз.

- Красиво! Но это все слова. Ты не знаешь меня, и, клянусь Богом, лучше бы тебе и не знать, – тихо произнес он уже совсем другим тоном.

- Ты сам сказал, что хочешь объясниться.

- К несчастью, теперь это надо сделать. Хотя… скажи, ты по-прежнему зовешь меня с собой?

- Да, конечно!

- Тогда … Тебе пора услышать правду обо мне.

 

Жестом Иуда предложил Галилеянину сесть, но сам остался стоять, устремив на собеседника тяжелый взгляд.

- Прежде всего, почему я захотел объясниться именно сейчас. Видишь ли, к Иоанну я приходил с тем же вопросом, что и ты…

- Не может быть! – вырвалось у Иисуса.

- Сколько совпадений, правда? Но в отличие от тебя я не получил ответа. Креститель сказал лишь, что мне надо дождаться знамения божьего. Утром я хотел уйти, но он, почувствовав что-то, удержал меня. А потом появился ты… Третья встреча! И то, что случилось во время крещения!..

- Ты видел! – воскликнул Галилеянин.

- Надо быть слепым, чтобы не видеть!

- Но что это было?

- Если ты сам не понял, откуда же мне знать?

- Я не разобрал слов, если это действительно были слова… Но продолжай, прошу тебя!

- Продолжать? – Иуда в волнении стиснул руки. - Иисус, чтобы понять, что уста твои изрекают истину, а путь начертан самим Господом, не надо ждать знака. Я знал это еще после первой встречи и отказывался идти с тобой не от неверия или неприязни. Наоборот! Просто … невозможно таким как мы быть рядом! Меж нами пропасть … Разве можно соединить чистоту с грязью, гордыню со смирением, воду с пламенем, свет с мраком?

- Но из таких сочетаний состоит мир.

- Ты никак не хочешь понять! - горестно воскликнул Зеленоглазый. - Потерпишь ли ты рядом с собой такого грешника, как я?

- Разве меня окружают одни праведники?

- Они! – Иуда улыбнулся печально и ласково. - Где ты только нашел их – настоящие дети! Разве возможно сравнить их грехи и мои. Я, - секунду он помедлил, словно никак не мог выговорить, - … мои руки в крови, Иисус. Я … - убийца.

Назарянин застыл, глядя на него полными страха глазами.

- А, теперь тебе страшно! – тон Иуды стал резким и ледяным, лицо посуровело, словно он выносил себе приговор. - Так слушай дальше. Я не просто убивал, а учился делать это, и был прилежным учеником! Этот клинок прервал с десяток жизней, а на совести моей и того больше. Ну, как, ты все еще хочешь, чтобы я шел с тобой?

- Я не могу поверить! – прошептал Иисус.

- Напрасно, - холодно констатировал иудей, продолжая с пугающим спокойствием. - Все просто: в юности я по своей воле присоединился к зелотам и был с ними пять лет. Они научили меня владеть оружием, произносить пламенные речи, чтобы подбивать людей к бунту, выслеживать и уничтожать врагов. Братство ценило меня, потому что я по привычке прилежно усваивал все уроки и успешно применял их на практике!

- Ты сказал пять лет? Но как же…

- Все правильно. Я вступил в братство в девятнадцать и гордился этим. Вот только я не научился не думать, правильно ли поступаю, вонзая нож в очередную жертву, не понял, как не замечать залитых кровью и заваленных телами улиц и площадей после очередной безумной попытки восстания, не постиг, как это - не считаться с чужими жизнями. Я стал слишком много задавать вопросов и сомневаться. Меня не понимали, не слышали. А я спрашивал и с каждым днем все больше убеждался, что избрал неверный путь, что совершил непоправимое, погубив свою жизнь и душу. И я ушел, получив клеймо труса и предателя.

- Но это же не так! – пылко возразил Иисус. - Ты правильно сделал, что ушел от них!

- Да? Но я же давал клятву верности им и нарушил ее. Я – клятвопреступник.

- Это гораздо меньший грех, чем оставаться с ними! Ты был прав!

- Пусть так. Но что это меняет? Сделанного не вернешь, мои жертвы не восстанут из мертвых, слез, пролитых по моей вине, не избыть. Так как, ты хочешь, чтобы я остался с тобой?

Наступило молчание. Иуда стоял, не сводя глаз с Назарянина, и тут почувствовал, как горячий взгляд проповедника прожег его насквозь, проник в душу…

- Хочу! – твердо произнес Иисус.

- Но почему?

Назарянин лишь секунду помедлил с ответом.

- Потому что ты смог признать свое заблуждение, потому что в твоей душе живут вина и раскаяние, отравляя ее смертельным ядом, потому что ты пытаешься искупить свершенное и потому что, вопреки всему, сердце твое осталось чистым и полным доброты. А ведь большинство твоих былых товарищей до сих пор продолжают убивать и посылать на смерть доверчивых и наивных. При этом они считают себя праведниками только оттого, что отказались от нескольких сомнительных удовольствий.

- Да… это так…

- Конечно! А ты, виновный меньше любого из них, казнишь себя уже многие годы беспощаднее всякого палача. Я никогда еще не видел раскаяния столь горького, искреннего и неизбывного…

- Откуда ты знаешь степень моей вины? – жестко прервал его Иуда. - Как можно определять ее в таких делах!

- Я не знаю, но я уверен, что ты никогда не бросал людей в опасности, как это делают многие зелоты, и убивал, только если не было другого выхода.

Глаза Иуды сверкнули и впились в Галилеянина.

- Это правда… почти, - сдержанно ответил он. – Откуда тебе известно?

- Вспомни, как ты спас Магдалину и меня. Иных доводов не требуется.

- Я помню… Но… - иудей не нашелся с ответом, только уронил голову и замолчал надолго.

Иисус встал, неслышно подошел к нему и положил руки на его плечи. Иуда вздрогнул, но не отстранился.

- Иуда! Поверь, я понимаю тебя! Ты измучен бременем вины, сожжен раскаянием. Ты сделал свою нынешнюю жизнь бесконечным искуплением прошлого, но уверен при этом, что искупление невозможно. Пойми, каждый жизненный путь начертан Господом. И если в юности ты совершил эту ошибку…

- Ошибку?!.

- Да, страшную, но ошибку – значит, так было нужно Богу.

- Что? – отстранился Иуда. - Всевышнему нужны были смерть и страдания всех этих людей! Да ты кощунствуешь, Назарянин!..

- Нет. Просто человеку никогда не понять Его замыслов. Ты ошибся и дорого заплатил за это, но до ты не изменил своей природе, просто тогда много лет назад поступал противно ей.

- О чем ты? – не понял Зеленоглазый.

- Я вижу, что твое сердце полно доброты и жалости, разрывается от чужой боли. Ты готов отдать всего себя ради других. Когда ты рисковал собой, спасая Магдалину и меня…

- Ты сам говоришь, что это искупление.

- Нет! Ведь у тебя мысли не возникло поступить иначе! Ты сделал это, потому что не мог по-другому, потому что не умеешь проходить мимо чужой беды.

- Знаешь, а ты прав, - помедлив, с кривой усмешкой ответил иудей. – Я и к зелотам пришел потому, что во время облавы спас одного из них от легионеров, вывел из города. А он отблагодарил меня…, - его взгляд вспыхнул страданием. - Но это теперь не важно!

- Нет, важно! – с непреклонной твердостью возразил Иисус. - Будь ты иным, нужны были бы тебе эти годы страданий и раскаяния, пришел бы ты к Пустыннику с таким вопросом?

Зеленоглазый резко выпрямился.

- Я говорил Иоанну, повторю тебе – мне не нужно милости.

- Милости? – Галилеянин не удивился, только улыбнулся печально. - Почему ты считаешь веление Господа милостью?

- А что же это?

- Ты сам говорил, что мой путь будет трудным. В чем же здесь милость? Если бы Всевышний хотел покарать тебя, сделал бы это давно. А так Он дает тебе возможность искупить прошлое. Ты хочешь пренебречь таким шансом?

Иуда долго не отвечал. Назарянин смотрел на его склоненную голову, скорбную складку рта, странную на этом суровом лице с такими удивительными глазами, и понимал, что, если он не позволит уйти этому человеку, то обретет не еще одного ученика, наивного и требовательного, а верного друга, на которого можно положиться всегда и во всем.

- Не уверен, что ты прав, Иисус, - тихо ответил, наконец, Зеленоглазый. – Однако кто знает? Если это так, мне надо благодарить Господа! Но я не нахожу слов благодарности в своем сердце.

- Не беда, - мягко ответил проповедник. - Господу важны не слова, а дела. Так ты пойдешь со мной?

- Пойду? Не спеши! – Иуда сел напротив и оказался с Назарянином лицом к лицу. - Теперь моя очередь задавать вопросы.

- Хорошо. Спрашивай.

- Ты говоришь идти. Но куда и зачем? Я не хочу больше идти, не зная цели.

- Цели? Иуда, я не могу ответить! Пойми, здесь не моя воля! Если б я мог, то жил бы сейчас как мои предки, знал бы тихое семенное счастье...

- Почему же ты не захотел этого?

- Я хотел…, - печаль, словно облако, затуманила лицо Назарянина на несколько секунд. - Но что делать, если каждый детский крик, словно нож, вонзается в сердце, каждая слеза прожигает насквозь, а чужое горе я чувствую как свое?

- Понимаю… Но все же?

- Не я выбирал путь! Я и сейчас не знаю его. Я просто иду, потому что Бог так велит и ведет меня.

- Тогда… Что ты узнал у Крестителя? – несколько растерянно спросил Иуда.

- Иоанн…, - Галилеянин говорил задумчиво, словно самому себе, - он дал ясность моим мыслям, излечил от неуверенности. Он стал наставником, которого у меня никогда не было. И теперь я не боюсь ошибиться.

- А в пустыне? ... Он … сказал тебе что-нибудь?

- Бог? Нет. Но я говорил с…, - Иисус осекся, не зная, стоит ли продолжать.

- С кем? – твердо переспросил Зеленоглазый, заранее предполагая ответ.

- С Люцифером…

- О! Эта встреча стоит многих! Что же, он искушал тебя?

- Да. Сулил весь мир.

- Искушение, достойное тебя, Назарянин! – оценивающе кивнул Иуда.

- Нет. Мне не нужен целый мир – это слишком тяжкая ноша.

- Даже если б ты мог изменить его к лучшему? – изумился Зеленоглазый.

- Я? Это дело Бога.

Иуда ответил не сразу, отвернулся, отрешенно рассматривая горизонт. Когда он обернулся снова, его взгляд был наполнен горечью.

- Конечно, - тяжело кивнул он. - Но … я не понимаю этого мира, Иисус! Не могу понять, почему он таков!

- Мы сами виноваты.

- Кто?

- Люди…

- Все?

- Нет, конечно! Есть много праведных, добрых людей... Но мир полон грязи, греха и порока. Он прогнил, как старое дерево.

- Это не твои слова, Иисус!

- Верно. Так сказал Иоанн.

- А что думаешь ты? – беспощадно настаивал Зеленоглазый.

- Я? Я чувствую, Иуда. Мое сердце полно жалости. Мне хочется помочь всем, кто нуждается в этом.

- Тебя не хватит на всех даже за десять жизней, а у тебя всего одна!

Галилеянин опустил голову. Иуда снова увидел перед собой обыкновенного молодого человека, усталого и печального.

- Тогда… я не знаю … Но если я хоть что-то могу сделать, я должен!

В наступившей тишине вздохнул ветер.

Иуда смотрел на Иисуса, никто бы не смог описать выражения его глаз. Но на лице была почти нежность.

- Да благословит тебя Господь, Назарянин!

- Так ты пойдешь со мной?

- Если хочешь. Только должен предупредить: я не стану звать тебя учителем, потому что не хочу лгать – ведь я не ученик тебе, сам знаешь. Согласен ты на это?

- Но кем ты тогда назовешь себя?

- Как тебе нравится – спутник, товарищ, - пожал плечами Иуда, вновь устремляя на проповедника внимательный взгляд. - Ты веришь мне, я вижу, но с детства я привык все решать сам, у меня упрямый и гордый нрав, и смирение мне незнакомо. Ты готов к этому? Потерпишь ли ты, чтобы я делал и говорил что хочу, спорил с тобой, давал советы?

Назарянин молчал, задумчиво глядя на него.

- Неужели это заставило тебя усомниться?!

- Нет… просто я впервые вижу человека, который не хватается за Спасение обеими руками, а готов отвергнуть его во имя чего-то…

Зеленоглазый поднялся, выпрямился гордо

- Не надо, Иисус! Слишком много слов. Я такой, какой есть, и ты можешь принять меня или отвергнуть.

Назарянин в свою очередь встал, с мягкой улыбкой глядя на его напряженное лицо.

- Я согласен, Иуда, и благодарю Отца за эту милость.

- Что ж, ты сказал, Галилеянин. Я иду. Вот моя рука.

Их ладони встретились и соединились в крепком пожатии. Они взглянули друг другу в глаза. Потом Иуда огляделся, и Иисус увидел на его лице светлую улыбку..

- Мы скоротали ночь за разговором. А дорога впереди длинная.

- Ничего, теперь мы пойдем по ней вместе, а вдвоем путь кажется короче. Идем?

- Да, пора. Ученики наверняка совсем заждались тебя.

 

 

С тех пор, как ушел Иисус, прошла неделя. Ученики жили у затона в постоянном ожидании, но день проходил за днем, не принося ничего нового, кроме орд паломников. Они все приняли крещение, но ни один из них не удостоился беседы с Пустынником. С момента ухода Иуды он, казалось, забыл о них и не замечал вовсе.

Вечером седьмого дня они сидели вокруг костра, заслоняясь его пламенем от обступившей мглы. Ожидание становилось тягостным. Они чувствовали себя брошенными и с грустью вспоминали милую Галилею, живописные берега Генисаретского озера, дом, родных. Филипп грустил откровенно:

- Зачем я только сижу здесь и жду неизвестно чего? Бедные мои овцы! Что там с ними!

- Да хватит уже вспоминать своих овец! Золотые они у тебя что ли! – не выдержал Петр. – Теперь у нас другая жизнь, забудь прежнюю.

Филипп смутился и замолчал.

- Оно конечно… Только надоело сидеть здесь как пришитому! Почему Учитель ничего не сказал, уходя? – робко вступился за товарища Варфоломей.

- Разве Учитель должен перед нами отчитываться? Он слушает только Бога, - вступил в беседу Андрей.

- А я что? Только мы все ж ему не чужие, а он бросил нас здесь, - снова заговорил Филипп.

- Что значит «бросил»? Ты думай, что говоришь! – загремел Петр. - Равви услышал повеление Господа и ушел в пустыню, чтобы встретиться с Ним. Может, именно сейчас они там беседуют…

- Наверняка... Всевышний наставляет Учителя на путь, - мечтательно произнес Иоанн.

- Чем гадать, подошли бы к Крестителю и спросили, - подал голос рассудительный Фаддей.

- Ага! Сам бы и подошел! А то хорош советовать! – напустился на приятеля Нафанаил.

- А мне что? Я человек простой, сказано ждать здесь – буду ждать, хоть целый месяц.

- Правильно! Учитель скоро вернется. Надо ждать, - вмешался Андрей.

- А может все-таки спросить Крестителя? – осторожно подал голос Варфоломей.

- Если Креститель не говорит нам ничего, значит, так угодно Богу, - высказался младший сын Зеведеев.

Настало молчание, прерываемое тяжкими вздохами и кряхтением. Они осматривались, с невольной надеждой бросая взгляд на дорогу. Ночь была светлой и яркой, спать не хотелось.

- А долго Пустынник беседовал с Учителем, - задумчиво произнес Фаддей.

- Узнать бы, о чем, - лукаво блеснул глазами Фома.

- Да ты что! Как можно помышлять о таком! – вскинулся на него Петр. – Здесь дело не нашего ума!

- А что я такого сказал? Интересно же, все-таки мы не кто-нибудь, а ученики Иисусу.

- И думать не смей! – продолжал негодовать рыбак. – Кто мы, и кто они! Иоанн – пророк! А Учитель…

- Ну, что ты замолчал? Кто такой Учитель?

- Не знаю! Но вы же видели, что случилось во время крещения.

- Конечно! Вот диво так диво! Только я слов не разобрал! – простодушно поддержал рыбака Филипп.

- И я не разобрал, - подхватил Андрей. – Но это наверняка предназначалось только для Учителя!

- А мне показалось, что я понял. Голос сказал: «Се сын мой возлюбленный!», - значительно произнес Матфей.

Все обернулись к нему. Возникла пауза.

- Ты это слышал, или тебе показалось? – осторожно спросил Петр.

- Не знаю. Я слышал и подумал, что понимаю. Но я могу ошибаться.

- Ты наверняка ошибся, потому что я слышал: «Се царь иудейский», - вмешался Фома.

- А ты-то откуда знаешь? Ты стоял дальше всех.

- Мне так показалось, - пожал плечами торговец. – Но я не настаиваю.

- Вы оба не правы! - звонко произнес Иоанн. – Я стоял у самого берега и все видел и слышал отчетливо: вода засверкала как золото, небеса разверзлись, и оттуда раздался глас Божий: «Вот Мессия, обещанный мной!».

Ученики в изумлении переглянулись.

- Ты понимаешь, что говоришь? – строго спросил Петр.

- А что? Господь обещал Израилю! Чем наш Учитель не Мессия?

- Пожалуй, Иоанн прав! – вмешался Матфей.

- Что? Ты же сам сказал, что слышал другие слова!

- Ну и что? А разве Мессия не должен быть Сыном Божьим?

Опять настала тишина. Они старались не встречаться друг с другом взглядами, но во всех лицах светилась одна и та же надежда.

- Сдается мне, они оба правы! – не выдержал затянувшейся паузы Фома. – Эх! Должно быть, этот проныра Иуда сразу смекнул что-то, и решил не ждать как мы, а разобраться сразу. Вот хитрец!

- Да уж! – подхватил Нафанаил. – А чего еще ждать от человека с такими глазами!

- Точно! Настоящие дьявольские светильники! Разве у человека глаза могут быть такими зелеными? – поддержал их Филипп.

- Да замолчите вы! – не выдержав, вступил в разговор Иаков. – Вот нашли занятие – молоть всякую ерунду!

- Что ж мы такого сказали?

- За глаза обругали хорошего человека. Что Иуда вам сделал?

- Твоя правда, Иаков! – подхватил Петр. – Вспомните, он спас Учителя, когда его чуть не побили камнями.

- Верно…, - смутился Филипп. – Я вообще-то так просто… Уж очень нрав у него…

- Я тоже боюсь его, - тихо произнес Андрей. – Но Учителю он почему-то нравиться. И он – хороший, хотя и странный…

- Да что он вам дался? – в досаде воскликнул Фома. – Ну ладно, я не то сказал. Бог с ним, а мне надоело сидеть здесь!

- А кто тебя держит? Уходи, если не в моготу, - сурово осадил его Петр.

- Чего это ты распоряжаешься?

- А надоело твое нытье и подковырки!

- Да будет вам! – прикрикнул на них Иаков. – Смотрите! Сейчас мы все узнаем.

Ученики разом обернулись, куда он указывал.

 

На дороге появились двое путников. Они шли неторопливо, увлеченные беседой. Лица их покрывала дорожная пыль, но при яркой луне галилеяне узнали их издали – это были Иисус и Иуда.

Все замерли, в молчании взирая на это неожиданное явление.

Собеседники меж тем приближались, словно не чувствуя на себе их взглядов. Лишь оказавшись совсем близко, они прервали разговор. Назарянин огляделся и глазами пересчитал учеников.

- Учитель! – порывисто бросился к нему Иоанн. – Как хорошо, что ты вернулся! Дни без тебя казались бесконечными!

Иисус молча возложил руку ему на голову. Юноша благоговейно склонился.

Остальные тоже несмело подошли. Назарянин еще раз медленно обвел их глазами, потом, не говоря ни слова, пошел вперед.

Иуда держался в стороне, внимательно наблюдая за происходящим. Галилеяне недоуменно переглядывались, словно не узнавая как-то неуловимо изменившегося учителя.

- Равви! Мы заждались тебя! – решился заговорить Петр. – Как радостно видеть тебя снова!

- Мы истосковались по тебе, Учитель!

- Нам было одиноко и страшно! – выпалил Нафанаил. – Без тебя мы словно заблудились!

Иисус еще раз обвел их взглядом.

- Идите за мной! – повелительно произнес он.

Галилеяне замерли.

- Но учитель, куда мы пойдем ночью? Вон какая тьма! – удивился Петр.

- Правда, Учитель, - поддержал его Иаков, - зачем торопиться? Дождемся утра. Вам с Иудой надо отдохнуть, погреться у костра…

Назарянин не слышал их.

- Идите за мной! – повторил он. – Настало время каждому из вас решить, со мной он идет или выберет свой путь.

Ученики изумленно переглядывались. Наступило недолгое замешательство. Потом Иаков, подталкиваемый остальными, выступил вперед.

- Нам нечего решать, Учитель, - веско произнес он. – Мы давно выбрали свой путь: мы идем с тобой, до конца!

- Хорошо! Тогда е спрашивайте ни о чем. Я все вам скажу в свое время.

- Да, Учитель, - склонил голову сын Зеведеев. – Идем, - кивнул он остальным.

Недоуменно переглядываясь, галилеяне побрели следом за стремительно шагавшим Иисусом. Иуда замыкал шествие. Ученики оглядывались на него, но не решались задать вопрос.

Когда они миновали вершину холма, с которого открывался вид на затон, иудей задержался. Обернувшись, он зорко вгляделся в ночь, и ему показалось, что у самой воды он видит одинокую фигуру Крестителя.

- Храни тебя Бог, Иоанн. Не бойся, ты не ошибся во мне: я пройду свой путь до конца, я сделаю то, что Господь потребует от меня, клянусь! – тихо произнес Иуда и поспешил вслед за остальными.