Песнь пятнадцатая. Оттеснение от кораблей С потерей полководца поневоле наметился и в битве перелом: из стен троянцы выбежали в поле и скучились у колесниц за рвом. На Иде в это время Зевс проснулся, театр военных действий оглядел, увидев, что творится, ужаснулся и тут уже вконец рассвирепел: «Ах, вот зачем ты, Гера, приходила?! Да мало, что мне пакостишь сама, ещё и Посейдона подучила, чтоб вытащил ахейцев из дерьма. Никак не бросишь подлые проделки?! Повсюду ходишь по моим следам? Так знай же, что из этой переделки сухой не выйдешь… Я тебе задам! Забыла, как с небесного предела ты с парой наковален на ногах в тот раз на золотой цепи висела?! А ныне молниями избичую в пух и прах! Уж как тогда другие Олимпийцы, усердствуя, буквально сбились с ног, но, как ни тщились за тебя вступиться, а ни один из них помочь не смог. Того, кто под руку мне попадался, единым махом с неба я свергал и он весь день по небу кувыркался, пока чуть жив на землю прилетал. Не допустил над сыном я расправы и в Аргос невредимым возвратил. Легко ещё отделались тогда вы! Теперь докончу, что не довершил… И не помогут в кознях изощрённых, ни слёз притворных мутные ручьи, ни вид призывный персей обнажённых, ни ласки, ни объятия твои!» (Гляди, как кардинально поменялось всё поведение без видимых причин! Давно известно – если в членах вялость, отвердевают души у мужчин. Семейный дом – закрытая обитель… Чтоб заглянуть за уличный фасад, придётся нам от нынешних событий вернуться на полсотни лет назад. Корнями в те года уходит фронда, когда в горниле достославных дней Геракл убил царя Лаомедонта, не отдававшего божественных коней. В одном из вояжей по региону, обозревая скальную гряду, Геракл узрел на оной Гесиону, оставленную на съедение киту. Спасая государство от напасти, царь в жертву дочь решился принести… А вот Геракл не устрашился пасти и подрядился девушку спасти. Ему ведь покровительствовал папа… Задействован был родственный тандем… Когда такая на Олимпе «лапа», то с подвигами никаких проблем! Кита Гераклу победить – цветочки: он и опаснее встречал зверей… Лаомедонт за избавленье дочки отдать сулился Тросовых коней. Киту Геракл не дал и трепыхнуться, а вот Лаомедонт коней «зажал». Геракл за платой обещал вернуться и вскоре обещание сдержал. Те варварские способы воздейства на злостных должников знакомы нам: в живых остались из всего семейства одни лишь Гесиона и Приам. Была чужда Гераклу деликатность: долги с душой он выбивал всегда… Вы видите, к чему приводит жадность?! Сквалыжничать опасно, господа! Расправа, впрочем, Геру возмутила и, постаравшись Зевса усыпить, богиня, злобствуя, Борея побудила Геракла на пути обратном погубить. Бог взялся за решение вопроса, направил сонмы бурь, и корабли тогда прибило к мрачным скалам Коса – для тех времён – почти что край земли. Уж как их расшвырял Борей могучий! А Сон вложил в то дело веский взнос… И Зевс припомнил Гере этот случай и на него же намекал Гипнос.) Как попадёт вожжа под хвост супругу, то лучше не нервировать его – неровен час… И Гера с перепугу решила откреститься от всего. И заявила, не моргнув и глазом: «Среди ахейцев Посейдон с мечом?! Так у него и собственный есть разум… А я здесь, милый, извини – при чём? Ты думаешь, что мы в одной с ним связке? Совет дала бы – не отсох язык… Но всем известно: по твоей указке он изначально действовать привык. Что в сговоре со мной он точно не был я под присягой утверждать берусь: перед Землёй, водою Стикса, Небом, тобой и брачным ложем в том клянусь!» Зевс хохотнул: «Пример достойный жёнам! Когда со мной ты будешь заодно, придётся и строптивцу Посейдону смириться и сойти к себе на дно. Теперь же поспеши покинуть Иду и на Олимп свои стопы направь, а мне оттуда Феба и Ириду сюда незамедлительно отправь. Для них обоих здесь найдётся дело: что дальше будет, я успел решить, обдумал всё, и время подоспело задуманное мной осуществить. Что будет? Объясняю в общем виде: Ахилл ещё возвышен будет мной – давая обещание Фетиде, не зря же помавал я головой. Затем …» (Э, нет – секрет раскрою, книгу на полку можно сразу положить… Речь Зевса изымаю, чтоб интригу как можно дольше в тайне сохранить. Читателей прошу принять на веру – рассеял Зевс над будущим туман, всё разложил по полочкам, и Геру устраивал им высказанный план). Зевс замолчал, и Гера полетела быстрей, чем взглядом можно уследить; чем виденные ранее пределы нам удаётся мыслью посетить. Зарницей пронеслась она и вскоре Олимп мела роскошным подолом, а там все боги (кроме Зевса) в сборе сидели в это время за столом. При виде путешественницы нашей они мгновенно повскакали с мест, и каждый чествовал своею чашей, и приглашал с собою рядом сесть. Но Гера к их призывам не склонилась, а у Фемиды кубок приняла – не потому, что прочих сторонилась, но к ней та просто первой подошла. Фемида тут же, вскользь, осведомилась: «Ты – с Иды? Как охота на живца? Скорее расскажи нам, что случилось – ведь на тебе буквально нет лица!» (Коллизию представьте в полной мере: что каждая здесь чувствовать должна, ведь чашу с питием подносит Гере её супруга бывшая жена. Ох, знают все давно под небесами что в брачном деле при подборе пар в сравнении с тугими телесами природный ум – неходовой товар. И Зевс супругу выбирал по виду; и участи иных не избежал, когда он справедливицу Фемиду на обольстительную Геру променял.) Да, на Олимпе всё уже известно! Но нас – не кто, когда и с кем почил – интересует больше, если честно, кто это всему свету разгласил? А, был! Был на горе один свидетель… А если есть свидетель – тайны нет… Но на лице у Геры добродетель, она лишь улыбается в ответ: «И ты ещё, Фемида, вопрошаешь?! Из вашего совместного житья характер Зевса, думаю, ты знаешь, ничуть не хуже, душенька, чем я! Он до того готов плясать вприсядку, потом приходит время куражу… Садитесь на места, я по порядку вам о событиях последних расскажу… Чем дальше, тем всё больше Зевс чудесит… Противно видеть этот выпендрёж: он просто раздувается от спеси и, вообще, не ставит нас ни в грош. Сам лично боем управляет с Иды и не желает к просьбам снисходить, а мы его заскоки и обиды обязаны безропотно сносить. Перечить бесполезно мракобесу! Карает всех и милует – один! Хочу спросить, известно ли Аресу, что Аскалаф погиб, его любимый сын?» Вскричал Арес: «Я мстить иду за сына, хотя и знаю, что и мне грозит на бранном поле самому кончина и Зевс меня перуном поразит. За сына голову кладу на плаху и лягу трупом посреди людей!» И повелел он Ужасу и Страху скорее в колесницу впрячь коней. Так бог по Аскалафу убивался, по смертному бессмертный горевал, и сам поспешно к бою снаряжался, и светозарные доспехи надевал. Бесспорно, Зевс, в бою увидев чадо, на всех бы гнев обрушил сгоряча, но, устрашившись за богов, Паллада Аресу не дала рубить сплеча. На выходе его перехватила и, зная, что Арес слабей её, щит отняла, шлем с головы стащила, и выхватила из руки копьё: «От Зевса трёпку получить неймётся?! Видать, не понял ты, о чём шла речь: не то беда, что претерпеть тебе придётся – на остальных ведь можешь гнев навлечь! Когда, самих людей оставив драться, Зевс разъярённый явится трикрат, то он навряд ли станет разбираться, кто из бессмертных прав, кто виноват. За сына рвёшься мстить, но разве мало иных там вечный обрело покой? И более достойных много пало… От смерти не спасёшь весь род людской». Пока шум-гвалт, Ириду с Аполлоном украдкой Гера вызвала во двор и сообщила указанье оным – на Иду, к Зевсу, мчать во весь опор. И оба полетели что есть мочи – как мчится парус, бурею гоним… Предстали перед Зевса светлы очи и оба преклонились перед ним. Зевс, глянув на прибывших благосклонно, велел Ириде отправляться в бой и побудить оттуда Посейдона немедленно отправиться домой: «Предупреди – не выполнит веления, сойду и взбучку сам ему задам… Приказ мой выполняй без промедления: одна нога чтоб здесь, другая – там!» Ах, радуги – цветастые тянучки… Ирида мигом выгнулась в дугу и, словно жарким летом снег из тучки, пред Посейдоном пала на лугу: «Бог Посейдон, явиться честь имею я вестницей от Зевса! Он велел отсюда убираться поскорее и возвратиться в собственный удел. В противном случае небесный царь грозится, что сам здесь восстановит статус-кво… Итак, решай – готов ли ты сразиться, чтоб выяснить, сильнее ли его?» Услышав эту речь в горячке боя, эмоций Посейдон сдержать не мог: в его груди взыграло ретивое, и отвечал Ириде гневно бог: «Надменный Зевс, похоже, забывает, что мы с ним по рождению равны! Бессовестно в дела мои встревает, а мне его советы не нужны. Вселенную по жребию делили мы с Зевсом и Аидом на троих; при этом каждый, как тогда решили, царит лишь во владениях своих. Аиду мрак достался; Зевсу – небо; простор морской – объект моих утех; вопрос о суше там поставлен не был – земля осталась общею для всех! Вот рассуди сама, Ирида, здраво: а волен ли расправой Зевс стращать меня, когда он не имеет права в делах моих хоть что-то запрещать? Пусть, прежде чем указывать берётся, сначала Зевс в епархии своей с женою непокорной разберётся и обуздает собственных детей. Ирида, я в дела его не лезу и нечего ему в мои влезать!» Ирида удивилась: «Значит, Зевсу прикажешь это всё и передать? Но много бед несёт ответ бездумный: Эринии блюдут старейшин честь… И, может быть, сейчас благоразумней не возбуждать в душе у Зевса месть?» Да, поворот пикантный и занятный… Смутился непреклонный Посейдон и, поостыв немного, на попятный уже идёт он и меняет тон: «Пожалуй в этом ты права, Ирида… Благодарю за дружеский совет. Хотя меня и мучает обида, сегодня в ссорах надобности нет. Что ж, по нужде я подчинюсь приказу… Но стыдно мне отсюда уходить, подобно псу побитому, и сразу намерен Зевса я предупредить, что если он, в конце концов, нам Трою не даст разрушить полностью, тогда я много неприятностей устрою и разведёт нас вечная вражда». С тем Посейдон потёк по небосклону и срочно погрузился в свой вертеп, а Зевс оборотился к Аполлону: «Пора тебе вступаться в дело, Феб! Вон Гектор умирает над рекою, и кровь струится по его устам… Твоя задача – жизнь вдохнуть в героя и возвратить немедленно к войскам. Пусть ободрит троянцев бравым видом, а то бегут они, как мураши… А ты моим бахромчатым эгидом ахейцев в то же время устраши. Продемонстрируй, сын, на что ты годен! Отгонишь рать ахейскую к судам – и с этого момента ты свободен: я о дальнейшем позабочусь сам». Серебролукий Феб с горы пустился, как ястреб с высоты на голубей, и мигом возле Ксанфа очутился, пред Гектором, исполненным скорбей: «Вставай скорее, царственный воитель! Труба зовёт, ещё не кончен бал. Я – Аполлон! Заоблачный властитель меня к тебе в помощники послал. Рукой сниму контузию, и раны Сейчас, как на собаке, заживут, а Зевса щит послужит для охраны – враги, эгид увидев, побегут. Вставай и вдохнови троянцев к бою, а чтоб им легче ров перемахнуть, я впереди пойду перед тобою и конникам твоим расчищу путь». Он в Гектора вдохнул такую силу, что ожил прямо на глазах герой, уже было собравшийся в могилу, встал на ноги и устремился в бой. Холёный конь, сорвавшись с коновязи, играя раменами, так летит, и брызжут в стороны ошмётки грязи из-под его мелькающих копыт. Завидев кобылиц, он ржёт игриво; он, как Нарцисс, любуется собой; и вьётся на ветру густая грива; и на отлёте хвост стоит трубой. А вот ахейцы Гектора не ждали… Не чаяли, что может он спастись. Ахейские вожди затосковали. У большинства поджилки затряслись. Как если лань по лесу поселяне гоняют, от азарта ошалев, но, потревоженный, пред ними, вместо лани, вдруг среди чащи возникает лев… Мгновение всеобщего испуга… Остолбеневшая охотничья орда… И вот уже ловцы, давя друг друга, несутся врассыпную – кто куда. Искали и ахейцы, как им лучше спастись в беде, но тут возвысил глас царь Калидона, знаменитый лучник, известный красноречием, Фоас: «Друзья! Мы стали, как вещает сердце, свидетелями истинных чудес: ведь Гектор не без воли громовержца из мертвецов, я думаю, воскрес. Он снова свеж, и снова быстр на ноги, и снова нам оружием грозит: уже и прежде поразивший многих, ещё немало он ахейцев поразит. Давайте воинов отправим в стан, а сами, храбрейшие из храбрых, отвратим напасть: глядишь, спасует Гектор перед нами, и на героев не осмелится напасть». Из храбрецов, отмеченных особо, воздвигнулся пред Гектором заслон – Идоменей, Мегес, Аяксы (оба), и с ними также Тевкр и Мерион. Но Феб вниманием троянцев не оставил: весь в космах туч, кишевших у груди, бог воинство троянское возглавил – с эгидом Зевса шёл он впереди. Сверкал эгид бахромчатый, ужасный, сам вид которого сражает наповал: Гефест для Зевса тот эгид прекрасный в небесной кузнице из золота сковал. А следом Гектор в ореоле славы троянцев вёл, и, яростью равны, сошлись они, и вспыхнул бой кровавый на кромке рва, у крепостной стены. И замелькали стрелы, словно осы; и было стрелам острым несть числа; и копий смертоносные занозы вонзались в пропотевшие тела. Отведать плоти жадные хотели… И это очень многим удалось, а те, что проскочили мимо цели, втыкались в землю, источая злость. Крепились воины одни перед другими и пополняли поровну Аид: был равным бой, доколе Феб меж ними держал недвижно пагубный эгид. Но вот перед ахейцами эгидом, в них взгляд вперяя жуткий, он потряс и поразил ахейцев страшным видом; и в трепет их привёл ужасный глас. И зачарованные души их смутились; затрепетали гордые сердца; герои во все тяжкие пустились, спеша избегнуть смертного конца. Уже не в силах вынести кошмара, бросаться, паникуя, стали в ров: от волчьей стаи так бежит отара; в степи так гонит лев стада коров. Троянцы, словно алчущие звери, за ними по пятам буквально шли, разили пиками, и страшные потери ахейские дружины понесли. Ярился Гектор, пса цепного злее, и пали под его копьём в бурьян Аркесилай, друг верный Менесфея, и Стихий, предводитель беотян. И Клоний пал, Агенором убитый; и Мекистей, Полидамасом сбитый, лёг; пал храбрый Эхий от руки Полита; и от руки Париса пал Дейох. И, напоровшись на копьё Энея, здесь встретили, увы, свой смертный час Медон, сын незаконный Оилея, и предводитель афинян Ияс. Пока троянцы трупы обнажали, ахейцы в стан расстроенной толпой бежали полем, ров перелезали и в страхе укрывались за стеной. А Гектор, на четвёрке долгогривых, от мёртвых мародёров отгонял и, плетью обжигая нерадивых, к испуганным соратникам взывал: «Оставьте трупы! В деле непохвальном, кого замечу, уничтожу сам. Не на костре сгорит он погребальном, а будет брошен на поживу псам!» И к берегу помчал… Как волчья стая летит, роняя с губ слюну и слизь, троянцы, воплем воздух оглашая, на колесницах следом понеслись. А перед ними Феб края у рва обрушил и стену совершенно разорил; всё это разровнял без волокуши и путь широкий к берегу открыл. На пляже так, из россыпей зыбучих соорудив подобье городка, малыш, забавой собственной наскучив, растаптывает замки из песка. Так Феб прошёл, и под стопами бога до кораблей открылся торный путь. И большей ширины была дорога, чем человек способен дрот метнуть. Ахейцы, побросав мечи и луки, у кораблей опомнились едва и слёзно, воздевая к небу руки, о помощи молили божества. И каждый Зевсу истово молился; и всякий о спасении просил; с мольбой и Нестор к Зевсу обратился и так царя небесного корил: «Когда мы из Эллады отплывали, под Трою направляясь по морям, тебе всеместно туки возжигали, тельцов и овнов возлагали к алтарям. И если хоть один тогда молился о том, чтобы домой живым прийти, а ты к его мольбе душой склонился, то вспомни и погибель отврати». Зевс внял молитве Нестора, и с Иды сверкнула молния, и гром пророкотал, тем знаменуя, что молитвы не забыты и в просьбе он царю не отказал. Но и троянцы гром тот услыхали; и знамение тут же в свой черёд себе на пользу перетолковали; и с большим жаром бросились вперёд. И в стан ворвались, ужасом объятый, подвигнутые манием вождя, как над бортом взмывает вал девятый, горой на волны волны громоздя. Вот так же среди грохота и воя к судам троянцы гнали лошадей: они дрались, на колесницах стоя; ахейцы отбивались с кораблей. Они сомкнулись вдоль бортов плечами и били с высоты вошедших в раж, их поражая длинными баграми, с которыми идут на абордаж. Но так как в меньшинстве оборонялись, то не могли троянцев отогнать; да и троянцам, как ни напрягались, не удавалось с ними совладать. Уже в ушах от напряжения звенело и в душах не осталось слабины, как у натянутой до крайнего предела, готовой лопнуть под рукой, струны. Обтёсывая кругляки на плоскость, чтоб брусья ровные из брёвен получить, так намелённый шнур натягивает плотник, стремясь прямую линию отбить. И Гектор на корабль Протесилая огонь уже готов был занести, но, сжечь его троянцу не давая, Теламонид встал грудью на пути. Он жертвы находил среди бедлама, и первым свергнуть удалось ему Калетора, племянника Приама, когда тот с факелом взбирался на корму. Оплакав смерть двоюродного брата, ещё азартнее и злее Гектор стал, и, опасаясь, что других смутит утрата, он, обращаясь к прочим, закричал: «Троянцы! Перед Зевсом не срамитесь! Не вздумайте о бегстве помышлять! Вокруг Калетора стеною становитесь – оружие с него не дайте снять!» И быстрый дротик он с руки, как птицу, в Теламонида тотчас запустил, но промахнулся: Ликофрону-киферийцу над самым ухом голову пробил. И повалился Ликофрон без стона… Аякс смешался: «Тевкр! Стряслась беда: убил проклятый Гектор Ликофрона, который за отца нам был всегда. Неужто он умрёт неотомщённым?! Останется позором для семьи?! Где грозный лук, дарёный Аполлоном? Где стрелы смертоносные твои?» И Тевкр услышал сказанное братом; немедленно на помощь полетел; и встал на поприще с Аяксом рядом он с луком и с колчаном, полным стрел. Вот первую стрелу пустил и сразу на землю с колесницы Клита сбил – клеврета, что вождю Полидамасу и близким другом, и возницей был. Пустою колесницей громыхая, помчались кони к Трое во всю прыть, всех встречных дышлом на пути сминая. Едва Полидамас их смог перехватить. Он, обротав надёжною уздою, привёл коней обратно за собой, доверил колесницу Астиною и поспешил вернуться снова в бой. А Тевкр тем временем стрелу другую уже на лук надёжный наложил и напрягать стал тетиву тугую, сплетённую им из воловьих жил. Стрелой калёной в Гектора он метил, но верный лук успел напрячь едва, как Зевс его движение заметил – и лопнула у лука тетива. Ведь Гектора убить не мог, вестимо, никто из смертных Зевсу вопреки: калёная стрела промчалась мимо и выпал лук у Тевкра из руки… Тевкр удивлённый к брату обратился: «Убить мне демон Гектора не дал! Ты видишь, лук мой в рухлядь превратился, хоть я сегодня тетиву менял!» И отвечал Аякс: «Оставь в покое стрелы и верный лук на время отложи… Бери копьё и щит… Доколе целы отстаивать здесь будем рубежи. Дадим отпор достойный душегубам, чтоб всею ратью с места не могли подвинуть нас, и лишь по нашим трупам удастся им взойти на корабли». Но Гектор тоже видел, что случилось, и закричал: «Троянцы! С нами бог! Ахейцы впали у него в немилость, а мне в живых остаться Зевс помог. Сам видел, и глаза тому порука, как Тевкра бог оружия лишил – лишь тот в меня прицелился из лука, лук у ахейца громовержец сокрушил. К судам! На приступ! Если кто у края, ахейцами израненный, падёт, то раненый пусть знает, умирая, что не напрасно он в Аид сойдёт. Когда в минуты роковые эти врага прогоним из краёв родных, дома их уцелеют, жёны их и дети, наверняка, останутся в живых». Но так же и ахейские дружины усовещал Аякс Теламонид: «Ахейцы, вспомните, что вы мужчины! Былую славу вспомните и стыд! У нас остались два пути на выбор: лишь два пути – победа или смерть… Из лагеря троянцев надо выбить… Сдадимся – на всю жизнь ярмо и плеть! Вы слышите, что Гектор возглашает?! Вы чувствуете, что нас вскоре ждёт? Троянцев не на пир он созывает, троянцев он на смертный бой зовёт! Другого ничего не остаётся, как только насмерть у судов стоять, ведь если до судов он доберётся, на родину пешком не дошагать. Не доводите дело до конфуза: готовьтесь защищаться до конца и помните, что смерть находит труса и убегает прочь от храбреца!» (Любой готов был жертвовать душой и телом; и каждый насмерть у судов стоял… Но только что могли они поделать, когда сам Зевс троянцев устремлял.) И так врагов заклятых побудили Аякс и Гектор биться до конца; отвагу в души воинов вселили и мужеством наполнили сердца. Немало предстояло здесь трагедий… И Гектор первый счёт им открывал: вождь фокеян, сын Перимеда, Схедий, его копьём поверженный, упал. Но и Аякс ему ответил скоро: мгновенно пикой к днищу пригвоздил Лаодамаса, сына Антенора, того, что пешим войском предводил. Сразил Полидамас килленца Ота, и тут же, друг последнего, Мегес, отмщая за килленца, к воеводе помчался с пикою наперевес. Бил точно в цель, но всё же промахнулся: (Феб не позволил на любимца посягнуть) Полидамас от пики увернулся – её удар пришёлся Крезму в грудь. Но лишь Мегес снимать стал с Крезма латы, как на него, прокравшись стороной, напал Долопс, отважный отпрыск Лампа. (А Ламп царя Приама брат родной.) На этот раз не повезло троянцу: на пику он всем телом приналёг и щит пробил; однако, медный панцирь от гибели Мегеса уберёг. Эвфет Филею панцирь тот в Эфире, давным-давно по дружбе подарил: отцу служил он верно в этом мире и сыну жизнь теперь вот сохранил. Один лишь миг Мегесу был потребен… Герой копьё в противника послал – в гривастый шлем попал, под самый гребень, и шлем на землю, окровавленный, упал. Тут Менелай приспел и сзади пикой плечо Долопсу сквозь броню пронзил – тот повалился навзничь и от боли дикой навечно жизненных лишился сил. К нему герои подскочили оба и стали с тела совлекать доспех, но душу Гектора объяла злоба и с бранью он набросился на всех… Оставившим Долопса без заботы, он родственникам мёртвого пенял и брата Меланиппа из Перкоты в бездействии преступном укорял: «Гикетаонов сын! Тебе не стыдно смотреть, как брат поверженный лежит?! За брата, неужели, не обидно? Неужто сердце вовсе не болит?! О боги, одного не понимаю – как можно наблюдать издалека, что с брата при тебе доспех снимают, и мстить не поднимается рука! Ужели чувство долга чуждо людям, и в душах пламень мщения угас? Иди за мной, и бить ахейцев будем, пока они не истребили нас». Увидев, кто явился на подмогу – что и погибнуть можно невзначай, – струхнул и постарался Антилоха на подвиг подзадорить Менелай. Он говорил: «Из нас ты всех моложе; умён, силён, сметлив, на ноги скор; тебе стоять в бездействии негоже – яви-ка удаль, выйди на простор!» Вот так он Антилоха подзадорил и выйти Гектору навстречу вдохновил, а чтобы самому не встретиться с ним вскоре, подальше от греха ретировался в тыл. И Антилох на поле устремился, увидел, что подходит Меланипп, метнул в него копьё, и повалился на землю тот, издав предсмертный всхлип. И Антилох к нему метнулся тенью, как борзый пёс, стремящийся в прыжке застичь врасплох беспечного оленя, пасущегося мирно на лужке. Он с Меланиппа снять доспех пытался, но не успел и к делу приступить, как Гектора увидел, испугался и посчитал за благо отступить. Так, толком не успев наполнить чрева, хоть перед тем держал великий пост, при виде ловчих волк бежит из хлева, ушами прядая, и поджимая хвост. К судам троянцы грозно подступали, как львы, алкающие стадо истребить: они ведь волю Зевса исполняли и их никто не мог остановить. Исполнить громовержцу не терпелось Фетиде данный некогда обет и ждал он, чтобы судно загорелось, как предусматривал задуманный сюжет. Он уготовил Гектору кончину, но умереть со славой обрекал и потому его, едва не в спину, на корабли ахейские толкал. Подобный безрассудному Аресу, тот вихрем перед воинством летал, как с диким рёвом в летний зной по лесу, всё сожигая, пролетает пал. И клубы пены с губ его слетали; и жгли его слова как суховей; и будто языки огня метали глаза из-под насупленных бровей. Но то была недолгая отрада – над ним витала скорой смерти тень: герою Тритогения Паллада назначила уже последний день. Пока же, удалой и бесшабашный, погибельный огонь к судам он нёс, его ахейцы, выстроившись «башней», встречали, как береговой утёс. Враги везде на пики натыкались, как на скалу гранитную, точь-в-точь; их толпы, словно волны, разбивались, откатываясь мелкой пеной прочь. Так, небеса летучей мглою хмуря, в просторах моря за волной волну на утлый чёлн обрушивает буря, стремясь пустить судёнышко ко дну. Над палубой валы встают, как стены; у мореходов стынет в жилах кровь, но схлынет гребень – поплавком из пены промокший парус возникает вновь. Но, словно лев, устроивший засаду, смекает, как из зарослей глухих ему способней подобраться к стаду, так Гектор выбирал удобный миг. Пока пастух неопытный, скотину сгоняя, мечется вокруг молодняка, матёрый хищник мчится в середину и режет перво-наперво быка. Всего-то истребителю и надо нагнать как можно больше страхоты, чтоб с пастбища напуганное стадо бежало до села, задрав хвосты. Так Гектор брешь выискивал в заслоне, и хоть то было сделать мудрено, он наконец в ахейской обороне нащупал-таки слабое звено. Пал Перифет, сын вестника Копрея, отважный сын ничтожного отца, того, что все приказы Еврисфея, передавал Гераклу от его лица. Но, не в пример отцу, известному кощунством, был доблестей исполнен Перифет: и бегом славился, и воинским искусством; и старикам мог дельный дать совет. Но случай несчастливый подвернулся… Когда он, пятясь задом, отступал, ногой о щит свой собственный запнулся и навзничь перед Гектором упал. Никто помочь микенцу не решился, никто доспехи снять не помешал, поскольку всяк за жизнь свою страшился и перед мощным Гектором дрожал. Исполнившись боязни и печали, расстроив «башни» стройные ряды, ахейцы к первым кораблям бежали, тем, что стояли дальше от воды. Но Гектор оттеснил их и оттуда… И, сгрудившись, как стадо, при шатрах, они, бежать не смея, ждали чуда. А вместе их держали стыд и страх… Их умолял не разбегаться Нестор: «Ахейцы! Памятью о мёртвых и живых вас заклинаю: не сходите с места, не посрамите предков удалых! Родительские вспомните седины! Детей стыдитесь и людской молвы! Ахейцы, вспомните, что вы мужчины, иначе не сносить вам головы!» Отвагу в души те слова вдохнули; вернули многим силы для борьбы; они врагам навстречу повернули, чтобы позорной избежать судьбы. Свет воссиял и осветил все грани... Мрак согнала Афина с их очей: увидели они и поле брани, и чёрные громады кораблей. И Гектора ужасного узрели, троянцев – тех, что бились впереди; увидели и тех, что не хотели сражаться и толпились позади. Аяксу в тесноте быть надоело, он на один из кораблей взбежал, и на ту битву, что внизу кипела, уже с помостов кормовых взирал. С помоста на помост перебирался он, верхом пролетая над толпой, и, прыгая, в полёте опирался на шест двадцати двух локтей длиной. Лихой наездник так коней соединяет и, тройку запасных ведя на поводу, одну их за другой переменяет, перелетая прямо на ходу. Дорожный люд на ухаря дивится, а он несётся посреди полей и, приближаясь к жёнам и девицам, лишь пуще погоняет лошадей. Но Гектор не бездействовал. Как беркут бросается на выводок гусей, так и огонь неугомонный Гектор стремился донести до кораблей. И с новой силой битва закипела… Корабль горящий Зевс узреть алкал, и Гектора с небесного предела к судам он силой взгляда продвигал. Все словно об усталости забыли… Казалось, это свежие войска между собой в смертельный бой вступили, и чья-либо победа далека. Надежд ахейцы на спасение лишились, и некуда им было отступать, и все от безысходности решились как можно подороже жизнь отдать. Троянцы же, напротив, напирали, готовые врагов повергнуть в прах, и в гордых душах радость ощущали и сладкий вкус победы – на губах. Дойдя до корабля Протесилая, рукою Гектор ухватился за корму, взглянул окрест себя, и сеча злая во всей красе представилась ему. Оставив копья бесполезные и луки, лишь с помощью ножей и топоров, под душераздирающие звуки, враги рубились в свалке меж судов. Рубились лабрисами, тыкали мечами, и всё пространство возле корабля залито было кровью, и ножами была вокруг усеяна земля. Но Зевс героя гнал напропалую… И Гектор волю Зевса распознал… Держась руками за верхушку кормовую, счастливый, он соратникам кричал: «Где факелы?! Сюда! Сюда несите! Победу отдал громовержец нам! Скорее корабли ахейские сожгите, чтоб путь забыли к здешним берегам! От них мы столько натерпелись худа, а всё сразиться было не с руки: я их давно бы вышвырнул отсюда, да в городе держали старики. Уже в ушах звенит от их погудок про то, что Зевс добро нам не даёт! Но если раньше он мрачил рассудок, то уж теперь сам Зевс нас в бой ведёт!» Троянцев пуще подхлестнуло слово! Сдержать их натиск не имея сил, Теламонид с помоста кормового до сходни семистопной отступил. И, отбиваясь там от своры дикой, огонь на судно бросить не давал; и, факельщиков сбрасывая пикой, к соратникам отчаянно взывал: «Ахейцы! Вам пора остановиться! Нет позади ни башен крепостных, куда бы можно от врагов укрыться; нет сзади и защитников иных. Куда бы вы отсюда ни бежали, повсюду вас настигнет лютый враг… Теперь, когда нас к берегу прижали, спасение лишь в собственных руках!» Так он кричал и пикой отбивался; троянцев бил, как бьёт гусей орёл, и тех, кто с факелами приближался, своей рукой двенадцать заколол. Пока ещё в бою затишье было и Гектор за стеною бушевал, Патрокл сидел в шатре у Эврипила, беседовал и рану врачевал. Но лишь увидел, что вокруг творится, немедленно собрался уходить с надеждою, что всё же в бой вступиться сумеет он Ахилла убедить: «Покинуть, Эврипил, тебя придётся… Прости, остаться дольше не могу: теперь тобою пусть клеврет займётся, а я немедленно к Ахиллу побегу!» | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
